Четыре любви Талии Грейс

      Я в состоянии войны со всем миром,       Который пытается затащить меня во тьму.       Я борюсь, чтобы найти свою веру,       И постепенно выскальзываю из твоих объятий.       Всё труднее сохранять бдительность,       Мои силы быстро убывают,       Наконец, ты вдыхаешь в меня жизнь...       Познакомились благодаря божественному знаку. О, да, звучит таинственно-романтично. Но не спешите ахать и томно вздыхать. Этим знаком была коза. Волшебная коза, посланная отцом. И она давала не только молоко и нектар, но и пепси со льдом. Ну что, прочувствовали? Да, верх романтики.       Да и плевать, в общем-то. Это все равно круто. Потому что уникально. Кто еще может похвастаться такой необычной историей знакомства с любовью всей своей жизни? Ну и что, что при этом над ними двоими нависла еще большая угроза из-за усилившегося запаха? Разве не на войне и в сражениях рождается настоящее чувство? Ведь там-то и видно, на что способен человек, кто он на деле. Это уже тысячелетия подряд успешно доказывают Арес с Афродитой. И сын Гермеса проявил в постоянной гонке на выживание всю свою смекалку и находчивость. А эти Его штучки по вскрыванию всяких замков и головоломок были просто сногсшибательно крутыми! И преданность команде, конечно. Как напарник в олимпийских «голодных играх» Он был незаменим.       Хм… она, кажется, упоминала про любовь всей жизни? Что ж, наверное, так и есть. Но об этом никто не узнает. Даже она сама себе не признается. Пока не потеряет… Да, прямо как в той поговорке. Спасибо, что напомнили. Прям десять очков вам за остроумие!       Пожертвовать собой, когда Он был в шаге от неминуемой гибели, было настолько правильным и естественным, что она, даже не задумываясь, пошла на врага. Этот свирепый глаз в темноте, сильные грубые ручищи, сгорающее в жуткой агонии тело, которое медленно покидают жизненные силы, отчаянный крик девочки, зовущий ее по имени… Затем тучи расходятся, открывая ей звезды, но полные беззвучных слез глаза ослепляет вспышка молнии.       Наконец, ужасный сон кончился. Но за ним пришел кошмар наяву. И даже не потому, что она выпала из реальности на пять лет. Да, мягко говоря, странно было видеть перед собой не маленькую девочку, а почти что ровесницу. Это могло буквально с ума свести. Но это все ерунда, укус комара, по сравнению со второй главной новостью. Он стал предателем. И именно это заявление вбило нож в сердце. А под конец Он еще и провернул.       Поначалу она не хотела верить ни самой близкой подруге, ни новому другу, ни даже бессмертному кентавру. В глубине души она тешила себя, что это все преувеличения. Мальчишки ведь всегда ведут себя странно. Порой, отчаянно и глупо. И она понимала, что есть предпосылки – борьба за лидерство. Когда трое детей-бродяг перебивались, чем Зевс пошлет, лидером среди них должен был быть сын Гермеса. Формально, для смертных, Он таковым и являлся (купить продукты, чтобы на кассе не заподозрили, или еще что). Но вектором всегда была она. Старшая по званию (ладно уж, по божественно-родительскому званию) направляла их маленькую команду, следуя своей интуиции, которая никогда не подводила. Дочь Громовержца часто брала на себя инициативу, но Он почти никогда не возражал. Лишь ворчал, и то – больше для вида. А так, тихонько улыбался, если ей что-то взбредало в голову, и покорно шел следом, прикрывая тыл. Для нее это были идеальные отношения.       А как преданно Он на нее смотрел в минуты опасности! Никто и никогда так больше не заглядывал в ее душу. Не отрываясь, будто боясь, что вот-вот оборвется нить понимания. Вбирая черты гордого и упрямого лица, не в силах отвести взгляд. Это, фактически, были поцелуи без касания. Вызывали тот же разряд в мозгу, те же мурашки. Спросите, откуда ей известно про поцелуи? Оттуда же, откуда и то, что от солнца появляются веснушки на лице. Да, сын Гермеса был порасторопнее прочих парней своего возраста в понимании того, как выжить на улице среди монстров, но по части дел сердечных это был такой лопух! Инициатива так и осталась за девушкой, когда в приступе эйфории над поверженным Им монстром, она притянула Его к себе и сильно прижалась к губам оторопевшего мальчишки. Неумело, но от всего выпрыгивающего из груди сердца. Правда, после они глупо улыбались и краснели, бросая друг на друга несмелые взгляды. Но тогда по ощущениям это была просто вершина Олимпа со всеми созвездиями, которые сосредоточились на одном человеке… И главное, ведь, не в том, что они были с ног до головы в пыли и слизи от монстров, и не в том, что от голода валились с ног. Важно в тот момент было лишь то, что Он ответил на поцелуй! Он не только был с ней на одной волне, но и разделял чувства девушки. А что еще нужно двум подросткам?       Но вот она вынужденно оставила свою семью. Все считали ее мертвой. Но Он верил в обратное. Даже не верил, а знал.       Когда подруга после ее… кхм… пробуждения поведала о событиях двух последних лет, то ей стало многое понятно. С ее утратой сын Гермеса лишился своей направляющей, отчего пришлось тянуть лямку лидерства на себе. А потом случилось так, что первенство по рискованности, глупости, любопытству и опасным приключениям взял на себя какой-то неоперившийся птенец, и это переполнило Его чашу терпения. Старому матерому вожаку утерли нос. Естественно, Он ушел. Но не правильно, отпустив, а отчаявшись и лелея мысли о мести. Ей помнились их разговоры наедине у костра во время скитаний по стране, когда каждый зализывал свои раны и жаловался на «дражайших родственничков». О, как они тогда проклинали своих божественных предков! Она даже сильнее бесилась, выплескивая своим бунтарством жгучее желание все изменить под корень. Он же, видимо, держал больше внутри себя, но на деле оказался куда опаснее. Он был скрытым подрывником, тем, кто обычно начинает всякую революцию. Бомбой замедленного действия, но большего радиуса поражения. Вот новичок Его фитиль и подпалил…       Она хотела с ним встретиться и самой убедиться в чудовищной правде. Потому как никакие истории, подтверждающие его подлые поступки, не могли окончательно сломить ее веру. Так же, как Он верил в ее возвращение к жизни, так и она продолжала верить в Него. Помутнение рассудка, злость, взращенная годами суровых скитаний обида на весь Олимп, его бедная брошенная и безумная мать… И то, что любимая девушка превратилась в дерево. Как простой смертный коматозник, но те хотя бы внешность не меняют, когда становятся «овощем». Ох, все это могло выбить почву из-под даже самых стойких ног.       Самая долгожданная встреча на окаянной горе и самое большое разочарование в жизни. Пытаясь прочесть по глазам, она с ужасом видела все то, о чем уже знала. Но не верила. Упрямо не верила, не хотела верить. Она помнила светлого и доброжелательного Человека, который вызывал улыбку одним только взглядом, одним присутствием. Но перед ней стоял совсем другой человек. В замену ей Парень нашел себе новый вектор, которому доверился. Она его не знала.       В тот день она перестала жить одной частью своего сердца. Выжгла, когда непреднамеренно столкнула его со скалы в завязавшейся яростной схватке. Она уже не раз умирала, но тогда не было так больно. Тогда кислота яда уже не из Тартара, а щедро дарованная Афродитой, разъедала изнутри. Один отсек сердца почернел от копоти сожженной там фотографии. Он не исчез, но стал безжизненным.       Она снова умирала. Но уже от преданной любви.       В ночь его смерти девушка была вместе с ним на Олимпе. Не рядом, но ощутимо. И где-то в глубине души она была благодарна Гере за вовремя упавшую статую. Сломанные ноги – сущий пустяк по сравнению с тем, что, по рассказам друзей, развернулось в тронном зале. Можно сказать, отделалась легким испугом. А иначе бы сорвалась? Почти наверняка. Ведь у нее не было такого мощного якоря, как у светловолосой дочери Афины. Было служение Артемиде, но не настоящий якорь. И она бы не выдержала, увидев последнюю победу сына Гермеса. Она не вынесла, если бы увидела Его настоящего – вернувшиеся в норму глаза, легкая кривоватая улыбка, последние благо-лживые заверения, что все в порядке. А особенно было бы тяжело при этом осознать, что не она послужила причиной этого изменения. Такая ситуация взорвала бы к Аиду болезненно пульсирующий орган несчастной охотницы и разметала остатки по Тартару. Нет, лучше было не видеть, а смириться с потерей. Легче. У всех есть свой предел чувственности, как болевой порог. И в таком случае была вероятность отказа чувств. Статуя Геры будто взглядом Артемиды безмолвно приказала «не нагнетать». И она послушалась.       На следующий день после победы над Кроносом главная охотница жила уже без одной части своего сердца. Теперь эта частичка с сожженной фотографией переехала в Элизиум. Но ненадолго. Он ведь никогда не выбирал легких путей.       Да, не всякому она могла признаться в том, что чувствовала к сыну Гермеса. Только близким, кому доверяла как себе. Только друзьям. А настоящих друзей, как известно, не много.