Жребий

Вокруг мрак. У распахнутого окна стоит Кэрроу. Я вижу её силуэт в чёрной мантии до пола. Холодный ветер проникает в помещение, от него не спрятаться. Едва заметно съёживаюсь от холода, пытаясь отыскать в себе смелость. Спустя несколько секунд Алекто поворачивается ко мне и расплывается в улыбке — злой и жуткой. Два зелёных глаза-огонька зловеще горят и прожигают мою душу. Я останавливаюсь возле стены, а Кэрроу движется в мою сторону и велит достать волшебную палочку. — Простите? — шепчу с недоумением. Кэрроу подходит ко мне так близко, что я чувствую её тяжёлое дыхание, затем протягивает грубую руку. Мне ясно её требование, поэтому незамедлительно достаю палочку и отдаю её. Руки дрожат, и это бесспорно придаёт пожирательнице уверенности. Короткие пальцы направляют палочку на мою левую руку, и тёмная волшебница произносит заклинание: — Круэро Бон. Кости хрустнули изнутри, и действие заклинания отозвалось сильной болью. Я стискиваю зубы, пытаясь собраться с силами. Единственный выход — терпеть до конца. В центре класса стоит одинокая парта. Кэрроу указывает на неё, после чего я покорно занимаю место, стул неприятно скрипит. На столе лежит чистый лист бумаги и чёрное перо. Гарри рассказывал о подобном в позапрошлом году, а теперь, по всей видимости, мне предстоит испытать это на себе. Кэрроу беспрерывно ухмыляется и мерит класс широкими шагами — от стены до стены. Её хриплый голос захлёстывает эхо, исходящее от каменных стен. — Твоя задача — писать на листе «Я — грязнокровка» до тех пор, пока не остановлю. Требование кажется мне странным, но я знаю, что за ним кроется подвох, поэтому заранее собираю всю волю в кулак. Крепко взяв перо, я пытаюсь представить, что сижу на обычном уроке, вывожу нужную фразу аккуратным почерком. Почти сразу у меня начинает неприятно чесаться рука. Спустя пару минут, на ней появляются небольшие царапинки. Кэрроу недовольна, она велит усилить нажатие. Теперь ясно, в чём подвох. «Я — грязнокровка». Через час на коже появляется красная надпись. Алые капельки пачкают пыльную парту. Ещё полчаса написания оскорбительной, гнусной фразы, и всё. Как говорится, отделалась малой кровью. Боюсь думать о том, что ждёт меня дальше. Драко Синяк от пощечины всё ещё ноет, но причина бессонницы таится не в этом. Я пообещал себе дождаться, убедиться, что Грейнджер жива, что её не убили в этом проклятом классе, не скинули с Астрономической башни. Не знаю, почему для меня это важно, но я не могу спать, не могу не думать об этом. Уничтожить дерзкую грязнокровку — моя задача, никто не вправе сделать это вместо меня. Я специально погасил свет — в темноте слух обостряется, от каждого шороха сердце начинает биться чаще, любой звук подаёт надежду, что Грейнджер идёт сюда. Не знаю, сколько прошло времени, за окнами практически ничего не видно. Всё на миг затихает, слышу её голос, произносящий пароль. Надеюсь, мне не показалось, иначе сорвусь и пойду туда выяснять, жива ли она вообще. Но дверь открывается, и заходит Грейнджер, живая. Главное — молчать и не шевелиться, она должна думать, что я сплю. Гермиона Свет в гостиной выключен, Малфой спит. — Иммобулус, — я направляю волшебную палочку на левое запястье. На месте перелома появляется тугая шина, и тянущая боль мгновенно пропадает. А с омерзительными царапинами от букв сделать ничего нельзя. Всему причиной тёмная и сложная магия, от которой не способны излечить ни одни известные магические чары. До этого дня я была убеждена, что чёрное перо — персональное изобретение Долорес Амбридж, часть её пыточного инвентаря. Но сегодняшнее наказание опровергло мою теорию. Я невольно вспоминаю, как мучился Гарри на пятом курсе с не менее гнусной фразой: «Я не должен лгать». Шрамы у него не прошли до сих пор и вряд ли когда-нибудь сойдут полностью. У меня сжимается сердце. Я — грязнокровка. Остаётся одно «но»: Кэрроу — не Амбридж, которая работает под маской Министерства. Она одна из пожирателей смерти. И всё, что случилось со мной этим вечером — только начало.

***

Рука сильно ноет от порезов, но надписи не видно. Сегодня воскресение, выходной. Я проснулась около семи утра, слышала, как ушёл Малфой, но потом отключилась опять. День выдался тёплый и солнечный, вспоминаю вчерашнюю грозу и вздрагиваю. Надеваю перчатки, чтобы порезанная рука не вызывала лишних вопросов у однокурсников. Выхожу на улицу и отправляюсь на поле для квиддича, по воскресеньям тренировки у Гриффиндора. Заняв место на трибуне, изучаю новый состав команды. Джинни заняла место ловца, а вратарём, вместо Рона, поставили Кормака Маклаггена. Издаю нервный смешок, вспомнив, как он ухлёстывал за мной в прошлом году. Некий Дон Жуан. Кормак окончил курс обучения и сдал «ЖАБА» в прошлом году, но по неизвестным мне причинам решил пройти седьмой курс ещё раз. Тренировка длилась полчаса. Я пришла сюда не просто так. Нужно поговорить с Джинни. Последняя наша встреча, если её можно так назвать, прошла не самым лучшим образом, до сих пор в душе неприятный осадок. Я была не права и поступила глупо, поддалась секундной эмоции. Джинни бежит ко мне сама и начинает разговор с извинений. Я вижу, что она чувствует за собой вину, и улыбаюсь в ответ, давая понять, что всё в порядке. — Не волнуйся, ты ни при чём. Это я сорвалась. Просто не могу быть спокойной, пока Гарри и Рон в опасности. — Поэтому мы должны действовать. Соберём ОД, начнём тренироваться, нужно быть готовыми ко всему. Джинни права. С этим Малфоем, дежурством и Кэрроу забываю о главном. Я здесь, чтобы защитить своих товарищей, помочь им победить в этой войне. — Я слышала, что ты отбываешь наказание у Кэрроу. Всё прошло нормально? Я мешкаюсь. Чувствую, что не готова правдиво ответить на этот вопрос. — Ничего особенного. Снова читала лекции о ничтожности маглов. Ну, ты понимаешь… Джинни смотрит на меня с недоверием, но спорить и допытываться правды не решается, за что я ей безмерно благодарна. Мы возвращаемся к первоначальной теме. — Мы с Невиллом составили списки членов ОД, все готовы к тренировкам. Я довольна этой новостью. Занятия ОД всегда отвлекают меня от всего постороннего, придают сил и уверенности в себе. — Может, проведём первую тренировку прямо сегодня? — Джинни горит энтузиазмом, заряжает им меня. — Хорошо! Тогда собирай ребят в выручай-комнате, мне нужно подготовить всё необходимое. Присутствие Джинни для меня крайне важно. В этом рыжеволосом нескончаемом источнике энергии всегда чувствовалось что-то родное. Возможно, потому что она сестра Рона, а с ним мы действительно близки. Направо, наверх по лестнице, прямо. Кажется, я уже запомнила дорогу и иду, не задумываясь. Нет, только не это. Кормак. Идёт мне навстречу и улыбается во все тридцать два. Иногда я даже не могу ответить себе на вопрос, кто раздражает меня больше: Малфой или Маклагген. Хотя испытываю к ним противоположные чувства, и сами они не имеют ничего общего. — Здравствуй, Гермиона! — окликнул меня радостный голос. Я подыскиваю ответ, который поможет мне поскорее от него отвязаться. — Кормак, мне жаль, но у меня сейчас совершенно нет времени, — банально, но зато, правда, ведь я совершенно не умею врать. — Я просто поздоровался. Не смею вас задерживать, прекрасная леди, — с манерным поклоном протянул гриффиндорец. Меня сейчас стошнит. Я хочу поскорее уйти и не знаю, как реагировать на его поведение. И всё же, Малфой… Определённо, Малфой. В нём ещё большая концентрация фальши. — Не льсти мне, — отвечаю с усмешкой и беззаботно направляюсь дальше, в комнату старост. Взгляд Маклаггена чувствуется спиной, но я не придаю этому никакого значения. Малфой ещё не вернулся, и это хорошо. Не имею никакого желания пересекаться с ним слишком часто. Драко Малфой-мэнор стал штаб-квартирой пожирателей. Я смотрю на него новыми глазами. Не верится, что я здесь жил и вырос, это абсурд. В трапезной по-прежнему располагается большой мраморный стол, рядом — чёрные стулья с кожаной обивкой. Многие годы здесь собирались гости семьи, родственники, половину из которых я не знаю, но это не имеет значения. Мэнор больше не мой дом. Я не готов принять его таким, хотя моего мнения никто не спрашивает, да и никогда не спрашивал. Родовое поместье стало пунктом для планирования новых злодеяний. В подземельях, где прежде отец хранил тёмные артефакты, теперь находятся камеры для заключённых. Пленные подвергаются жестоким пыткам, а за попытки сбежать умирают мучительной смертью. В конце августа, буквально перед отъездом в Хогвартс, я стал свидетелем убийства Чарити Бербидж — бывшего преподавателя Магловедения в Хогвартсе. Убил её сам Лорд. Я не такой, как они, и считаю это дикостью. Волан-де-Морт находится в поисках новой палочки, его собственная непригодна для убийства Поттера — сердцевины совпадают. Выбор Лорда пал на отца. Не могу понять, как он терпит это унижение. Волшебник без палочки — всё равно, что магл без рук. Отец с каждым разом платит всё большую цену за былые осечки. В прошлый раз ценой вопроса был я. И тогда я стал одним из них. Никогда не забуду тот день. Презираю Лорда за ту идеологию, которой он отравил моего отца. Все ждут, что я буду вести себя как Люциус. Но я не он, никогда не буду таким, как мой отец. Брату и сестре Кэрроу велено издеваться над грязнокровками. Я вновь думаю о Грейнджер и её жалкой участи. Она в дерьме, пусть тонет, ведь это мне и надо, не так ли? По её мнению я один из них, а она для меня — ошибка природы. Так было и будет всегда. Отец остался без палочки, фамильное поместье превратили в гостиницу для пожирателей, на уроках будут истязать грязнокровок. Я не думал, что всё так изменится. Гермиона — Где ты пропадал? Малфоя не было весь день. Я настолько привыкла к одиночеству, что не удержалась и завела разговор, когда он, наконец, вернулся. Мне любопытно, где он мог проторчать до вечера. — Тебе какое дело? Я же не спрашиваю, где ты шлялась, — грубо отрезает слизеринец, наливая себе огневиски. Каждый раз не могу понять, чем вызываю такую агрессию. Этот грубиян просто не умеет разговаривать нормальным тоном. — Не хочешь — не отвечай. Просто я вижу, что дело-дрянь. Можешь рассказать мне. — Ты давно в советчики подалась, Грейнджер? — Малфой делает большой глоток и ставит бокал в сторону. Он явно удивлён. — А я могу помочь? — говорю тихо, чтобы не спугнуть. Удивляюсь себе и не понимаю, зачем всё это говорю. С чего я взяла, что Малфой должен мне что-то рассказывать, и какую помощь я ему могу оказать, если за все семь лет, что мы знакомы, причиняли друг другу только вред? Мне должно быть всё равно на его странное поведение и проблемы, о существовании которых я лишь подозреваю. Дальнейшие действия Малфоя и вовсе вводят меня в ступор. Он разрывает левый рукав рубашки и кидается ко мне, демонстрируя предплечье, где даже издалека виднеется уродливый череп с выползающей изо рта змеёй — Чёрная метка. Слизеринец подходит ближе и начинает трясти рукой перед моим носом. Теперь я точно уверена, с ним что-то не так. Смотрю на уродливую метку с неприязнью и отхожу назад, к стене. — Ну, что ты молчишь, нечего ответить да, Грейнджер?! Я закрываю глаза, чтобы не видеть гнева Малфоя. Он шагает в мою сторону. Ближе и ближе. Мне страшно, я наедине с пожирателем смерти. Он жесток и беспощаден. Он один из них. — Вот видишь, ты ничего не можешь на это сказать и помочь ничем не можешь! — Малфой переходит на крик. Он ударит меня, или сразу убьет. Отходить некуда. Я стою возле стены, как кол проглотила, а слизеринец— неподалёку. Меня переполняют смешанные чувства. Ненавижу этого человека, ведь он пожиратель, враг моих друзей. Но от него веет такой безысходностью, что, несомненно, вызывает во мне сочувствие и жалость. А может, что-то ещё… Нет, это именно жалость. Чувствую влагу на ресницах. Губы дрожат и горят так, будто я уже получила удар от Малфоя. Но он ударил ниже. В душу. Я пообещала себе, что больше не пожалею его, но не сдержала обещание. Малфой уже так близко, что может рассмотреть каждый миллиметр моего лица. Бархатистую кожу, курносый носик, веснушки на щеках, тонкий изгиб тёмных бровей… — Смотри на меня, Грейнджер, — произносит он тихо и низко. Я зажмуриваюсь сильнее, не ощущая расстояния между нами, и панически боюсь поднять глаза. — Посмотри, я говорю, — в его голосе слышится мольба. Что-то внутри меня безвозвратно ломается. Я смотрю на Малфоя, встречаюсь с ним взглядом и утопаю… В глубине его глаз, где нет ни Волан-де-Морта, ни Кэрроу, ни Паркинсон… Падаю в бездну, далёкую от реального мира. Я так боюсь, что перестаю дышать, но чего боюсь — не знаю. Его взгляд плавно переходит с моих глаз на губы. Они по-прежнему дрожат. Всё как в тумане. Малфой так близко, от него исходит столь странная энергия, что я не могу соображать. Этот момент невыносимо неправильный. В глазах мелькает страх, должно быть, он чего-то опасается, рискует поступить не по-малфоевски. Он отбрасывает руки от стены, резко разворачивается ко мне спиной и отходит на несколько метров. Я выдыхаю: теперь всё в порядке, мы снова на безопасном расстоянии друг от друга. — Он отнял у отца палочку, — глухо сообщает Малфой. Я думала, разговор закончен. Пытаюсь прийти в себя. — Но… Но зачем? Малфой ухмыляется. Терпеть не могу его типичное выражение лица, буквально минуту назад оно было иным. Но пусть лучше будет так, сейчас я хотя бы могу спокойно дышать и думать. — Убить Поттера, разумеется. Своей он, видите ли, не может. — Как так можно? Лишить волшебника палочки, которая выбрала его много лет назад. Ведь он мог взять палочку у любой своей жертвы. Для нас с Малфоем это кажется дикостью, но точно не для Волан-де-Морта. — Этому есть два объяснения. Первое — это ниже его достоинства — забирать палочку у грязнокровок; а второе, что более вероятно, — Лорду хотелось унизить моего отца в присутствии остальных. Показать, что он ничего не стоит, и к нему давно нет доверия. Удивляюсь, что не у меня забрал. Я ведь так и не смог убить Дамблдора. Слабак… Теперь мне более чем понятно, где был Малфой. Он сам заметил, что проговорился? Кажется, нет. — Какая теперь разница? Профессор Дамблдор убит… — затихаю и хмурюсь. — Это должен был сделать я. Понимаешь?! Я! Но не смог! Я качаю головой. Снова примыкаю к стене, а Малфой сидит на краю дивана. Его состояние вызывает сочувствие, мне искренне жаль, что он один из них. Не знаю, что движет мной, но я тихонько подхожу и сажусь рядом. — Должен… Почему мы вечно кому-то должны? — почти перехожу на шёпот, — Подумай, перед кем этот долг, Драко? Драко Услышав своё имя из её уст, я вздрагиваю. Прежде Грейнджер никогда не называла меня по имени, собственно, как и я её. Какого вообще хрена я всё это ей рассказываю, открываю грязнокровке душу? Опомнился. Но отступать поздно. — Ты всё ещё воспринимаешь меня как безвольного отпрыска своего отца-неудачника, который не в состоянии самостоятельно определиться, на чьей он стороне, — окидываю комнату тяжёлым взглядом. Жалею о сказанном. Ведь то, как я себя охарактеризовал, является правдой. — Драко, я не это имела в виду… Имя вновь режет по ушам и заставляет меня вздрогнуть. Грейнджер меня жалеет, а чья-то жалость мне не нужна. Я вынужден сказать то, что поставит её на место. — Молчи, не перебивай. Ты даже не представляешь насколько заблуждаешься, думая так, Грейнджер. Я видел столько смертей, сколько тебе в жизни не увидеть, до полусмерти калечил таких, как ты. Таких, как она… Нет. Приходится врать. Грейнджер поворачивается ко мне лицом и встречает на себе потемневший взгляд холодных серых глаз. Уверен, от моего взгляда ей холодно. Пусть замерзает до тех пор, пока это не погубит её. — Ты убивал, Малфой? — её чуткий взгляд и вкрадчивый тон имеют слишком много смысла, это вызывает странные ощущения. Я опускаю взгляд и отвечаю ничего не выражающим тоном: — Да. Отвожу взгляд, опасаясь, что Грейнджер прочтёт правду в моих глазах. Она обязана верить тому, что я сказал, должна бояться меня. Считать не за ребёнка, а за безжалостного убийцу. — Мы все уже давно не дети, Малфой. И то, что оказались в этой войне по разные стороны, не из-за того, что у нас был выбор, и даже не из-за своих семей. Судьба за нас решила. Грейнджер сказала то, с чем нельзя поспорить. За нас всё решил Жребий Судьбы. Опять не могу уснуть. Такое ощущение, будто в голове копается Волан-де-Морт. Меня преследуют странные звуки, видения, бесконечному потоку мыслей нет конца и края. Всему виной чёртова Грейнжер, спящая за стеной. Гермиона На завтраке ко мне подсаживается Маклагген. Не ожидала увидеть его. — Кормак, привет! Рада тебе. И зачем только я это сказала, теперь ведь не отстанет… — И я рад, Гермиона, — отвечает гриффиндорец со своей фирменной открытой улыбкой. Меня начинает раздражать его присутствие. Смотрю вокруг и вижу Джинни, а она глядит на Кормака и чуть не проливает какао, не сумев сдержать смешок. Пытаюсь успокоить её взглядом, а после этого младшая Уизли с ироничной улыбочкой выходит из Большого зала. — Кхе-кхе… — напоминает о своём присутствии навязчивый Маклагген. Его излишнее внимание к моей персоне вызывает вопросы. — Эм… Да, Кормак. Прости, я задумалась. Что-то произошло, или ты, как в тот раз, поздороваться? — Я по важному вопросу. Наш разговор удивляет меня всё больше и больше, я вопросительно смотрю на Кормака, призывая его изложить суть дела. — Ты же сейчас руководишь этим, как его, АД или ОД? — Да, я. Пока нет Гарри и Рона, помогаю ребятам осваивать новые заклинания. А почему ты спрашиваешь? Не помню, чтобы тебя особо интересовала эта организация. — В этом году всё поменялось. С нынешними профессорами кроме «Круцио» и «Авада Кедавра» ничему не научишься, а знать заклинания нужно. Экзамены я сдал в прошлом году, а если придётся воевать? В общем, думаю, будет полезно поупражняться. А тем более учиться у такой симпатичной ведьмы… — Маклагген сверкает ослепительной улыбкой и подсаживается ближе. Я впадаю в недоумение. Не привыкла к таким «заездам» со стороны противоположного пола. Этот тип настораживает меня, не хочу повторения прошлогодней истории. Кажется, ОД нужен ему только для того, чтобы почаще видеться со мной. А может, я преувеличиваю, и это просто манеры самовлюблённого смазливого парня. Размышления прерывает упавший на паркет бокал. Вряд ли случайное падение могло вызвать такой оглушительный звон. Складывается ощущение, что кто-то не на шутку разозлился и выместил злобу на неодушевлённом предмете. И тот самый «герой» не заставил искать себя долго. Малфой. На его дорогой мантии видны брызги кофе, галстук висит наперекосяк. И вот он, в завершение драматического спектакля, быстрой походкой шагает прочь из зала, а за ним трусит Паркинсон и пищит что-то вслед удаляющейся высокой фигуре. Что могло его так разозлить? Неужели внезапно появившийся на завтраке Кормак? Я не сдерживаю смеха. Всё это выглядит слишком комично. Непробиваемый, вечно холодный Драко по непонятной причине вспылил не на шутку, причём сделал это на глазах у сотни студентов. Моя очередь совершать непонятые вещи, и я торопливо целую в щёку сидевшего рядом Маклаггена, который уже успел положить руку мне на талию. Резко поднимаюсь и иду в сторону слизеринского стола. Надменно посмотрев на сидевших, как два здоровых пня, Крэбба и Гойла, достаю из кармана волшебную палочку и таким равнодушным тоном, соответствующим моему внешнему облику, произношу: «Репаро». Осколки быстро соединяются между собой, и разбившийся бокал приходит в первоначальный вид. Телохранители Малфоя, разинув рты, пытаются переварить, что здесь только что произошло. Я довольна собой. Драко Ненавижу Грейнджер. Она делает из меня полного идиота. Беспокоюсь о её проклятой шкуре, а она ведёт себя как последняя шалава. — Ради Салазара, остановись! Стой, Драко! — вопит Пэнси, из последних сил мчась следом. Но мне плевать на её просьбы. Останавливаюсь возле двери в гостиную и сбивчиво выкрикиваю пароль. Даже портрет старика смотрит на меня как на двинутого. Оборачиваюсь и вижу Пэнси. Она остановилась возле почти закрывшейся двери и бьёт кулачками портрет стража, но спустя несколько минут всё затихает: Паркинсон ушла. — Гриффиндорская проститутка! — вырывается у меня глубоко изнутри. Это не раздражение, я просто в бешенстве. Не ожидал от себя такой реакции, но тормозить не собираюсь. Разбитого бокала мне мало. Сметаю со стола тарелку с фруктами, и она разбивается вдребезги, виноградины слетают с ветки, как бисер, и катятся в разные стороны. Точно так же я хочу разбить Грейнджер. На куски. — Проклятая грязнокровка! — продолжаю кидать оскорбления в воздух, надеясь, что меня услышат. И услышали. В мою сторону с непониманием таращится домашний эльф, не понимаю, откуда он взялся, но не завидую тем, кто попадает под горячую руку. — Мистер Драко Малфой… — робко пищит домовик. Я опускаю голову и перевожу на него суровый взгляд. — Проваливай отсюда! От моего крика жалкое создание вздрагивает, а затем с быстрым щелчком исчезает из гостиной. Люблю тех, кто понимает с первого раза. В отличие от Грейнджер. Я никак не могу успокоиться. Какого чёрта все это происходит? Ещё и Пэнс постоянно зудит под ухом… А Грейнджер хоть бы что. Она с каждым днём всё смелее, мудрее и… и красивее. Мне страшно от последней мысли, но так и есть. Это вовсе не Паркинсон с её примитивными чертами. Я рисую в голове образ Грейнджер: глубокие глаза шоколадного цвета, испуганные и широко распахнутые, маленький курносый носик, манящие губы, которые мне до смерти хочется попробовать на вкус, идиотские веснушки, которые мне тоже почему-то нравятся, и чёртово гнездо на голове. Но последнее, скорее — воспоминание из прошлого. В Грейнджер мне нравится всё. Её своеобразность и неизведанная притягательность. Мне страшно потеряться среди всего этого, она губит во мне Малфоя, холодного, равнодушного, отстранённого от окружающей мелочности аристократа. Порой мелочи способны сгубить быстрее любого стихийного бедствия. Всё не должно быть так, ситуация выходит из-под контроля. Нужно сейчас же остановить это безумие, пока оно не поглотило меня полностью. Хочу стереть себе память, забыть, убежать отсюда и больше не видеть Грейнджер никогда. Но это невозможно. И самое страшное — она сейчас здесь. Стоит у входа, глядя на разбившуюся тарелку с фруктами, её взгляд поднимается и встречает на своём пути меня: растрёпанного, запутавшегося в себе, разбитого. Борюсь с собой, уговариваю себя игнорировать её присутствие, но всё без толку. Безотрывно смотрю на грязнокровку, и внутри всё закипает с новой силой. — Репаро, — спокойно произносит Грейнджер, ловко взмахнув волшебной палочкой. Тарелка вновь цела. Но один из её осколков словно врезался в меня, и смертельная рана болезненно кровоточит. Просыпается желание мести. Я хочу нарушить её спокойствие, разрушить всё, что создано ею. Поднимаю волшебную палочку и запускаю сноп искр «редукто» прямо над головой Грейнджер, но она успевает увернуться. Хрустальная декоративная ваза падает с полки и в следующий миг разлетается на сотни осколков. Я рассыпаюсь вместе с ними. Никогда не признаю, что Грейнджер сильнее. Она опять поднимает палочку, строя из себя созидателя-миротворца, но я не позволяю ей произнести заклинание: — Экспеллиармус, — волшебная палочка вылетает из рук гриффиндорки, а её саму откидывает к стене. Она сильно ударяется головой и корчится от боли. Я уже не могу остановиться и иду в её сторону, держа палочку перед собой. «Она ответит за всё!» — твердит мой внутренний голос. Вижу своё отражение в её глазах, хотя я ещё довольно далеко; злость повышает восприимчивость. — Драко, прошу… Грейнджер умоляет, зовёт меня по имени. Её слабость и беспомощность как мёд на душу. Грязнокровка шевелится, пытаясь отойти от стены, но от сильного удара головой у неё нарушилась координация. Сил хватает лишь на полшага, и её попытка убежать безнадёжно срывается. Грубо хватаю Грейнджер за локоть и прижимаю своим весом к холодной стене. Убираю палочку в карман, чтобы ничего не отвлекало меня от «жертвы». Она, словно пойманная бабочка, трепыхается, пытаясь вырваться из моих крепких рук. Всё напрасно, Грейнджер. У тебя ничего не выйдет. — Отпусти. Я ничего не сделала! — Из последних сил умоляет девушка. Её голос полон горечи и отчаяния. — Грязная шлюха! — опять повышаю голос и крепко хватаю ладонями её тонкую шею. Горячая нежная кожа обжигает ледяные руки, я усиливаю хватку. — Малфой, мне больно! Отпусти… — шепчет гриффиндорка, жадно глотая воздух. Но я не собираюсь отпускать, чувствуя превосходство над ней. Мне ничего не стоит раздавить её, как маленькую букашку. Но убить Грейнджер прямо сейчас было бы слишком просто. Мне нужно не это. — Почему, Грейнджер?! Почему ты так бесишь меня, почему волнуешь? Заставляешь думать о тебе, хотя я этого делать не должен! Почему мне так хочется прикоснуться к тебе, оказаться рядом? Тебе нравится убивать? Любуйся, всё это ты со мной сделала! Гермиона Я ничего не чувствую, не слышу и не вижу; плачу, не замечая этого. Не могу дышать, не пытаюсь ответить. Сомневаюсь, что до сих пор жива. Ещё мгновение — и сердце остановится. Последнее, что я увижу в этом мире — взгляд его серых ледяных глаз.