Жребий

Гермиона Где-Малфой-где-Малфой-где-Малфой. Мой мозг не способен воспринимать никакую информацию, поскольку беспомощно зациклился на этом вопросе. Краем глаза я замечаю беспорядочно летящие в студентов красные лучи Круциатуса, и на мгновение задумываюсь, почему ни один из них не поразил меня. А может и поразил… Тело невыносимо ломит, во рту ощущается неприятная горечь, но с чем это связано, я понять не в состоянии. Каждая минута тянется бесконечно, и мне хочется бежать из этого проклятого класса, чтобы выяснить, наконец, куда исчез Малфой. Я выйду отсюда и немедленно пойду его искать. Мне просто нужно увидеть его, мне его нужно увидеть. Мне. Нужно. Увидеть. И мне неизвестен источник этого нездорового любопытства. Капельки пота стекают по лбу и вискам, меня лихорадит, и я перестаю понимать, что вообще со мной происходит. В подземелье почти минусовая температура, значит у меня жар, и я заболеваю. Я-не-знаю-где-его-искать. Даже предположить не могу, куда мог пойти этот слизеринский негодяй, и с каждой секундой мне становится хуже. Ещё немного, и я не смогу ровно стоять на ногах и передвигаться без посторонней помощи, но моё жуткое состояние не притупляет желания убедиться, что Малфой в Хогвартсе и что с ним ничего не произошло. Замок настолько огромен… Я делаю вывод, что главное не стоять на месте; ноги волочатся сами, правда со скоростью черепахи, но и на том спасибо. Даже не пытаюсь понять, куда иду, но наивно предполагаю встретить слизеринца где-нибудь по дороге. Вокруг ни души, будто весь замок вымер. И я вместе с ним. Мне настолько плохо, что я просто-напросто ослепла, вот и не вижу никого. Достаю волшебную палочку из кармана и кручу в руке. Как бы мне хотелось одним заклинанием: «Акцио Малфой» избавиться от своей проблемы, но есть вещи, перед которыми даже магия бессильна. Издаю нервный смешок и опираюсь на стену, потому что не могу идти дальше. Если попытаюсь — просто упаду и разобью себе голову, вместо того чтобы разбить её Малфою. Пелена слёз застилает глаза, и теперь я не вижу вообще ничего. Из груди вырываются приглушённые всхлипы отчаяния, потому что я не знаю, где искать его, я не могу идти дальше, я не могу так жить, понимая, что идиотское любопытство разрушает меня. Внезапно стена под моими руками начинает отъезжать, и я отступаю на полшага назад. Горько усмехаюсь. Совсем уже чокнулась. Должно быть, это врата ада открываются предо мной. Лучше бы я потеряла сознание или меня сожрал, чёртов василиск. Но происходит обратное. Я будто вышла из комы или заново научилась дышать после того, как четверо спасателей вытащили меня, утопающую, из штормящего моря. Я люблю заплывать за буйки, но на этот раз меня сбросил туда Малфой, причём с огромной высоты. Астрономическая башня, а под ней море, море, море… Которое после непродолжительного полёта утянет тебя в воронку смерти. Я снова жива, дышу, и даже зрение вернулось ко мне. Лишь бы всё это не было иллюзией. Я нахожусь в гостиной старост, а на диване лежит Малфой, закрыв глаза. Возможно, спит. Его одежда влажная от ночного дождя. Я снова чувствую свои конечности и осторожно направляюсь в его сторону, сажусь на край дивана и вглядываюсь в его лицо. Правильное, красивое до того, что я снова на миг теряю способность дышать, но бледное, как никогда. Малфой как тень, будто неживой. Мне страшно. Хочется верить, что он просто спит. Я сажусь поближе и касаюсь его лба. Обжигаюсь. Малфой весь горит. О какой своей болезни я рассуждала минуту назад? Спешу отдёрнуть руку, но не успеваю — её крепко хватает внезапно пробудившийся слизеринец. — Какого дементора ты делаешь, Грейнджер?! — шипит он сквозь зубы. По его лицу скатываются капельки пота. — Малфой, ты весь горишь. Тебе нужно к мадам Пом… — Это тебе не нужно совать свой длинный нос, куда не надо! — грубо перебивает блондин и встряхивает меня, схватив крепче. — Вообще-то, он не длинный… — звучит нелепо, но я по привычке отрицаю. — Да мне плевать, какой у тебя нос, Грейнджер! — Пусти мою руку сейчас же! Малфой рывком притягивает меня к себе. Я чувствую его горячее дыхание на своей щеке и смотрю в обезумевшие от гнева глаза. Малфой будто борется с собой, выбирает между чувствами и разумом. Чувствами? Чувствами? Чувствами? Но я тут же вспоминаю, что такой человек, как он, не способен чувствовать. Его губы проходятся по моей скуле и останавливаются возле уха. Меня снова начинает трясти мелкой дрожью, я хочу послать эту болезнь куда подальше и затолкать её в самый дальний, потайной уголок души, но сейчас я безоружна. Под его попытками чувствовать. Малфой шепчет ледяным тоном, и я вздрагиваю. — Не подходи ко мне… Никогда не прикасайся и не разговаривай со мной, Грейнджер. Иначе будет плохо. Я шумно выдыхаю. Его чёртов одеколон не позволяет здраво мыслить. — Отпусти, Малфой… Отпусти уже меня! — упрашиваю дрожащим голосом, пытаясь отдёрнуть руку, мне уже плевать, что я выгляжу жалко. Он отталкивает меня так резко, что я едва ли не падаю. Мне срочно нужно уходить, как всегда, я оказалась не в то время и не в том месте. Выбегаю в коридор и слышу, как Малфой ударил по столу. Этот сумасшедший нерв, связывающий нас, поистине уничтожителен. Я чувствую его до сих пор. Быть экспериментом хорька — последнее дело. Он не умеет чувствовать. И я тоже отключаю всё, кроме ненависти, когда он оказывается в поле зрения. Я вру-вру-вру, пытаюсь внушить себе это. Что же делать? Я со всех ног мчусь в подземелья. Бесконечные тёмные узкие коридоры, огни фонарей… Всё в голове перемешивается. Среди всего этого сумбура мелькает лишь одна ясная мысль: так продолжаться не может. Терпению наступил конец. Я иду к директору, чтобы отказаться от всего, что мне поручили, чтобы выжить и не утонуть в ненавистном океане по имени Драко Малфой. Его присутствие успокоило моё любопытство на один короткий миг. А потом снова разрушило. Вдребезги. Каждый раз. Меня бесит всё то, что сейчас творится. Сейчас я открою директорскую дверь, и вся эта ерунда кончится навсегда. — Мисс Грейнджер? Что-то случилось? — звучит безликий голос Снейпа. — Да, профессор. Я прошу вас снять меня с должности старосты школы в связи с тем, что я не справляюсь со своими обязанностями, — мой голос звучит на удивление спокойно. Смело протягиваю директору значок старосты, но он не спешит его забирать. — Что у вас происходит с мистером Малфоем? — едко спрашивает профессор. — Или это совпадение такое, что Драко посреди ночи явился ко мне в кабинет с просьбой об отставке, твердя «не-справляюсь-не-успеваю», а теперь Вы делаете то же самое. Что это за детские фокусы? Только не это… Всё начинает идти не по плану, и у меня моментально перемешиваются мысли. — Не знаю, что толкнуло Мал… Драко на такой шаг, но к моему решению он никакого отношения не имеет. В последнее время я вынуждена много врать, но выбора у меня нет. — Мисс Грейнджер, лучше скажите правду, ведь Вы же сами прекрасно знаете, что если потребуется — я могу применить Легилименцию. Нет, только не это! Чтобы Снейп узнал о наших позорных скандалах — нет уж, ни за что. Я в панике подыскиваю ответ. — Профессор, мы никогда не ладили. А теперь… Это обострилось, — У меня действительно в последнее время обострение неизвестного происхождения, а у Малфоя оно просто пожизненно. — Мы априори не можем быть напарниками, понимаете? Мы никак не уживёмся вместе, — я практически умоляю Снейпа. Никогда бы не подумала, что мне придётся пытаться убедить его в чём-то. И в глубине души я понимаю, что это бесполезное занятие. — Довольно. Забирайте свой значок и возвращайтесь в гостиную. Моё решение окончательно, и оно не изменится. Смиритесь. Другого ответа я не ждала. Почему я веду себя так глупо? — Но профессор… — Оставьте детский лепет другому профессору, Грейнджер. Не тратьте моё и своё время попусту. Можете идти. Снейп непреклонен. Такое ощущение, что весь мир обрушился на меня и раздавил последнюю надежду, а теперь прижимает к земле, перекрывает кислород и насмехается над моей беспомощностью. Это чья-то злая шутка. Ведь всё происходящее слишком неправильно, так не должно быть. Я сжимаю кулаки, пытаясь отыскать в себе силы хоть на что-нибудь, мне нужно сообразить, куда идти и что делать дальше, но слёзы предательски скатываются по щекам, обжигая царапины от пережитого Круцио. Теперь я точно уверена, что Кэрроу всё же зацепила меня, новые раны ощущаются физически. Но никакая физическая боль не сравнится с тем пламенем, что разгорается у меня внутри. Я сейчас просто взорвусь. Своим отказом Снейп раздавил меня, подписал смертельный приговор, и для Малфоя это решение равносильно. Мы с ним как марионетки. Остаётся ждать, кто первый сдастся или проиграет. Нас настигло то, от чего нельзя убежать или спрятаться. То, что подготовила судьба. Это наш жребий. Разрушительное пересечение судеб двух врагов. Ничем хорошим это не кончится. Сейчас я вообще с трудом верю, что этот кошмар когда-нибудь прекратится. — Феликс Фелицис. Я возвращаюсь в гостиную старост, потому что больше мне идти некуда. Малфой бессознательно лежит на диване, из камина доносится треск дров… И тут до меня доходит, где пробыл этот идиот всю ночь. На Астрономической башне. Сидеть там часами — его привычка с пятого курса. Не знаю, откуда мне известен этот факт, но это точно не плод моего воображения. Ночью было холодно, шёл ливень, вот он и простыл. Я пытаюсь воссоздать в своей голове полную картину прошедшей ночи, и мне на помощь приходят всплывающие в памяти обрывки разговоров с Паркинсон, со Снейпом. Пэнси была в таком жутком состоянии, между ними явно что-то произошло. Совсем нехорошее. Неужели они, наконец, расстались? Не знаю почему, но эта мысль греет мне душу. Я просто не могу радоваться «счастливой любви» девушек, которых какое-то время используют как своих ручных зверьков, а в один прекрасный день, как ни в чём не бывало, выбрасывают на помойку. Хорошо, что это случилось с Паркинсон сейчас, а не когда она ступила на порог супружеской жизни с таким страшным человеком, как Малфой. Мои мысли переступают этот сложный барьер и спускаются в подземелья. И вот, воображаемый Малфой отправляется к Снейпу с просьбой об отстранении от должности. И получает удар, который спустя несколько часов довелось испытать мне. Теперь всё прояснилось. Ход мыслей Малфоя более чем понятен, он примитивный и прозрачный. Хорёк предпринял попытку отступить, избавиться от всего сразу. Очень жаль, но так не бывает. — Аспиринус прочихалис, — монотонно бубню я, направив волшебную палочку на своего злосчастного соседа, и тороплюсь подняться в спальню, иначе он успеет очнуться и обязательно съязвит. В голове звучит его голос, произносящий фразочки в стиле «давно в Помфри заделалась?», и меня тут же начинает тошнить. Малфой не может рассчитывать на хорошее отношение к себе. И мне его безумно жаль. Потому что все думают о Малфое так же, как я. Его фальшивые дружки, пустышка-Паркисон, да и все остальные. Просто я этого не скрываю. Я уже на предпоследней ступеньке, и слышу, как Малфой прокашлялся, затем скрипнул диван. Значит слизеринец пришёл в себя. Мне не всё равно, я рада, что он очнулся. Я пытаюсь собраться с мыслями и понять причину своих поступков. Зачем я помогла ему? Должно быть, для грейнджеровского инстинкта приходить на помощь не существует разницы между Драко Малфоем и эльфами-домовиками. Да и, в конце концов, чего мне стоило поднять палочку и произнести заклинание? Хотя слизеринец, окажись он на моём месте, вряд ли поступил бы так же.

***

Хогвартс пуст. Ночь. Я спускаюсь вниз по каменным ступеням. Поворачиваю ручку, дверь со скрипом открывается. Пустой пыльный класс, как всегда холодный… Одинокая парта в углу. Рыжие волосы, завязанные в тугой пучок, пара зелёных глаз, наполненных ненавистью и презрением. И вдруг всё уходит на задний план. — Авада Кедавра! Зелёный луч вонзается прямо в грудь. Я кричу и падаю на ледяной пол. Хрупкое тело застывает в неестественной позе. Глаза открыты, но они неживые, будто стеклянные. Эхо дразнит злобный ликующий смех пожирательницы. Она берёт моё безжизненное тело на руки, поднимается на высочайшую башню замка и скидывает труп вниз. Вспышка.

***

— Грейнджер!!! Мать твою, Грейнджер!!! Какого дементора ты вопишь как чёртова Мандрагора??? Я просыпаюсь в холодном поту. Рядом сидит Малфой, кажется, он напуган не меньше меня. Я смотрю на него с ужасом, меня трясёт, и я не в состоянии скрыть своё состояние. Выстреливаю какими-то несвязными обрывками фраз, сама не могу понять, о чём думаю и что пытаюсь сказать, и Малфой тоже в замешательстве. — Грейнджер, ты магловских мультиков насмотрелась? Или так ненавидишь Кэрроу, что убила её во сне? Я замолкаю, глядя куда-то в сторону, ногти впиваются в ладони. Блондин резко хватает меня за плечи и буравит взглядом. — Грейнджер, посмотри на меня и ответь. Что тебе приснилось? Я поднимаю глаза на Малфоя и только теперь замечаю, что плачу. Не могу ясно рассмотреть его лицо и не успела бы, даже если бы возникло такое желание. Потому что в следующий миг он заключает меня в свои объятия и бережно проводит рукой по волне моих волос. И снова в его крепких руках я чувствую себя защищённой от этого страшного мира. Я -заблудший корабль, нашедший свою пристань… И мне плевать, что это разрушает меня, мне плевать, что буквально вчера Малфой попросил меня не лезть в его жизнь, не смотреть, не говорить, не прикасаться. Мне плевать, ведь он сам нарушил дистанцию, проиграл игру, которую затеял. Я принимаю его правила и прижимаюсь к своему врагу, как маленькая девочка, заливая слезами его рубашку. Я-ни-с-кем-не-позволяла-себе-такого-даже-с-Роном. Драко Я сам не свой. Вычеркните этот позор эпизод из моей жизни, потому что сейчас мною движет неизведанная сила: дикая, нездоровая и не поддающееся никаким законам. Грязнокровка уничтожит меня, но я хочу спасти её от всех, кому что-то от неё надо. Эти люди действуют мне на нервы. Я смотрю на её рыдания, в нос врезается аромат корицы с мёдом, хрупкое тело дрожит в моих руках, и моё холодное сердце готово расколоться на миллион мельчайших частиц, растаять, словно маленькая льдинка. Внутри что-то болезненно сжимается. И это «что-то» люди называют душой. В объятиях друг друга, без лишней лжи. Я на мгновение забываю, кто я такой, и кто мне Грейнджер. — Почему ты здесь? Ты же меня ненавидишь, — напоминает себе и мне гриффиндорка, когда её слёзы начинают стихать. Я тут же отпускаю её и, как ошпаренный, поднимаюсь. Слова Грейнджер окунают меня в котёл с кипящим зельем и возвращают в реальность. Она напомнила о самом важном: мы враги. — Знаешь, если учесть то, что ты орала на весь Хогвартс и разбудила меня этим, — огрызаюсь я, оправдывая себя перед несдержанным обещанием. — Мне всё ясно, Малфой. Отправляйся спать, — произносит Грейнджер неестественным тоном. Что. Ей. Ясно. Вот что ей может быть ясно? Да ничего ей не ясно! Меня не меньше чем её раздражает, что каждый наш разговор заканчивается ложью. В данном случае вынужденной. Я ухожу в свою спальню, ругая себя за то, что явился к ней и не выдержал дистанцию. Скоро я начну впадать истерики, как Грейнджер, и тогда ко мне никто не придёт. Потому что Паркинсон больше не моя игрушка, а остальные, молча, ждут моей смерти. А ещё один человек меня успешно к ней подталкивает. Хватает за руку и ведёт в могилу, как на прогулку.

***

Грейнджер вечно где-то пропадает. А если я вижу её, то только в обществе этого урода Маклаггена. Они вместе. Постоянно. Сидят в Большом зале на завтраках, обедах и ужинах, занимаются совместной работой по Трансфигурации, он стал её первым помощником в ОД, об этом все говорят. Они-постоянно-вместе-они-потоянно-вместе-они-постоянно… И я даже не хочу думать, чем они ещё занимаются помимо того, о чём мне известно. На очередном заседании Клуба Слизней, где они тоже оказались вместе, самовлюбленный индюк позвал её на танец. Грейнджер согласилась, это ещё можно было стерпеть. Но когда он сделал попытку положить свои грязные руки ниже её талии… это омерзительно. Меня будто подожгли, и я сейчас взорву, весь этот чёртов кабинет. «Грязнокровая шлюха», — крутится у меня голове. Всё начинается сначала. Моё терпение снова на исходе, нервы конкретно сдают. В такие моменты мне хочется раскромсать кого-нибудь на мелкие кусочки. И теперь я точно знаю кого. Гермиона Джинни так долго уговаривала меня пойти на тренировку по квиддичу, что отказать ей было нельзя. Я уже выучила составы команд наизусть, а на сам квиддич насмотрелась за шесть лет, поэтому не жду от своего пребывания здесь чего-то необычного, но в глубине души чувствую неприятное волнение. У меня дурное предчувствие, и я не знаю, с чем это можно связать. Гриффиндорская команда в сборе и ожидает своих соперников. Джинни предупредила, что тренировка сдвоенная, но не уточнила с каким конкретно факультетом. О Слизерине я и думать не хочу, Равенкловцы всегда пунктуальны, остаётся Пуффендуй. «Пуффендуй, Пуффендуй…», — мысленно повторяю я много раз, будто это поможет пуффендуйской команде не задерживаться так сильно. Джинни нервничает и велит команде размяться, Кормак о чём-то толкует, активно жестикулируя. И тут на поле появляются игроки в серебристо-зелёных формах. Их костюмы практически сливаются с травой, и я начинаю ненавидеть своё отличное зрение, когда встречаюсь взглядом с Малфоем, возглавляющим колонну слизеринцев. Нужно переубедить себя, будто он вообще не поворачивался в мою сторону, но я зачем-то продолжаю смотреть на него и замечаю не только привычную ухмылку, но и безупречную форму ловца, подчёркивающую его рост и фигуру, и то, как робко и послушно выстроились за ним остальные. Как Пожиратели за Волан-де-Мортом. Малфой мой враг. Но я всё ещё смотрю на него и не могу ничего с этим сделать. Волнение только усиливается, и теперь мне ясна его причина. Мадам Трюк выходит на поле, игра начинается, и для меня это прекрасная возможность переключить внимание с Малфоя на кого-то другого. Кормак, как всегда, выделывается, наворачивая всевозможные сальто в воздухе, от чего пропускает несколько квоффлов за первые пять минут игры. Я едва сдерживаю смех. Рон точно не худший вратарь. У слизеринских колец вертится Забини, причём успешно, он пропустил всего один мяч. Слизеринцы сегодня интересуют меня куда больше родной команды. Крэбб и Гойл старательно орудуют битами, но они такие неуклюжие, что запускают бладжеры друг в друга. Я открыто хохочу, наблюдая за их незаурядными «способностями». Кто вообще принял их в команду? Хотя, странный вопрос… Джинни, кажется, потерялась в пространстве. Она выглядит растерянной и мечется по полю. Я начинаю беспокоиться за неё. Быть ловцом — очень непростая задача. Я помню, сколько времени уходило на тренировки у Гарри, а он лучший ловец в Хогвартсе. И лучший капитан команды. Мимо меня ловко пролетает Малфой, потом обратно, будто напоминая о себе. Его задача поймать снитч, а не мельтешить у меня перед носом. Видимо я слишком высокого о себе мнения, потому что теперь чётко вижу: Малфой несётся за крошечным золотым мячиком, грациозно преодолевая все препятствия на своём пути. Джинни приняла соперника за ориентир и теперь прытко мчится за ним. Но уже поздно. Без особых усилий Малфой приподнимается на метле и ловит снитч. Да уж… Такими темпами мы никогда на завоюем кубок школы по квиддичу. Я ни в коем случае не виню Джинни, меня злит, что безупречен Малфой. Вспоминаю его обворожительную импровизацию на рояле, параллельно вижу, как он уверенно покидает поле в сопровождении своей команды и опять оборачивается на меня. Малфой раскрывается с самых разнообразных сторон, и назвать его хорьком у меня больше не поворачивается язык. Я не хочу принимать тот факт, что он талантливый ловец и попал в команду не только потому, что у его отца толстый кошелёк. Никакой Маклагген даже рядом не лежит, мне тошно их сравнивать. Он хорош. Во всём. Кроме того, что он фальшивый эгоист Малфой. Драко Маклагген обсуждает с Томасом варианты подката к Грейнджер. Он твердит, что она пришла сюда ради него. Я пытаюсь заткнуть уши и не обращать внимания на их болтовню, но сама идея разговора пожирает мой мозг. Я слишком долго копил ненависть к гриффиндорской выскочке, и такие беседы о ней — последняя капля для моего терпения. Маклаггена нужно проучить, и я буду ждать, пока мне не предоставится такая возможность. Вскоре гриффиндорец cобрался уходить, но я остановил его на выходе, грубо задев плечом. Он повернулся ко мне лицом и кинул взгляд «что за фигня?», в воздухе запахло жареным. Но я подожгу здесь всё к мерлиновой бабушке, если мне это будет нужно. — Что это с тобой, Малфой? — покосился гриффиндорец. — Прекрати к ней лезть, Маклагген, — сухо отвечаю я, не собираясь отступать от темы. — И не надо мне рассказывать о том, что ты не понял, о ком идёт речь, — сразу предупреждаю индюка, заметив туман в его взгляде. Любой бы на месте Маклаггена унёс ноги в страхе, но он слишком горд и самолюбив. В этом мы похожи. — Неужели о Гермионе? Она мне нравится, и тебя это никак не касается, Малфой. Ещё вопросы? — шатен высокомерно дёргает головой, а затем добавляет с усмешкой: — Или тебе Паркинсон надоела? Теперь претендуешь на Грейнджер? — Ещё чего, — Его слова заставляют меня скривиться, — А Паркинсон не трогай. — Тебе ещё есть, что сказать? — зевает Маклагген, — Если нет, то извиняй, дружище, мне некогда. Мы с Гермионой собирались прогуляться. Такого ответа я не ожидал, своей болтливостью Маклагген разрушил последнюю нить между мной и попытками сдерживать злость. Я, как следует, замахнувшись, бью его по лицу. Послышался неприятный хруст, из носа Маклаггена хлынула кровь, тот небрежно вытер её кулаком и бросил на меня грозный взгляд. — Если ты ещё не понял, ублюдок, я не шучу. Не подходи к Грейнджер! Оставь её, — я выплёвываю каждое слово. Но, как оказалось, Маклагген и не думал складывать лапки, поэтому не растерялся и врезал мне по лицу в ответ. — Я не нуждаюсь ни в чьих советах, Малфой. Ты мне не указ, — гнусавит Маклагген и направляется к выходу из раздевалки, держась за сломанный нос. Я надменно наблюдаю за трусливо удаляющимся индюком и не собираюсь догонять его. Мне плевать, что у самого рассечена бровь. Мне плевать на реакцию остальных, всё равно никто не поверит, что Драко Малфой подрался из-за грязнокровки. Рассказав о произошедшем, Маклагген лишь выставит себя на посмешище. Мне плевать, что я сейчас выгляжу полным идиотом. Внутри меня что-то постоянно твердит: Грейнджер не должна принадлежать никому. Будь то шрамованный Поттер, нищеброд-Уизли или нарцисс-Маклагген. Никому. И если кто-то настолько туп, что не способен это понять, пускай расплачивается. На первый раз сломанным носом. Уничтожу. Гермиона — Эпиксеи! — раздражённо произношу я, направив волшебную палочку на сломанный нос Кормака. — Вот скажи мне, что вы с Малфоем могли не поделить? У меня ведь было предчувствие, я знала, непременно что-то произойдёт. — Неважно, Гермиона. — Нет, важно! — я настаиваю. Не знаю, что там между ними произошло, но должна поговорить об этом с обоими. Кормак мешкается. — Ну же! — моё терпение на исходе. — Тебя, — неуверенно мямлит Кормак. Ему совсем не нравится то, что он сказал. И мне тоже. — Ты хоть слышишь, что говоришь?! Мы с ним враги, а с тобой друзья! — мой голос сбивается. Я опять ничего не понимаю. — Ну если… — Если ты не хочешь, чтобы я сломала тебе нос сама — не неси больше такую чушь никогда! Всё, Кормак, не хочу ничего об этом слышать! — Гермиона, я… Не злись… Я отвечаю молчанием. Мне жутко интересно, что скажет по этому поводу Малфой. Но я не знаю, готова ли к тому разговору, я не уверена, что готова поговорить, я совершенно не готова и даже боюсь с ним разговаривать. Драко Уроки закончились полчаса назад, и Грейнджер уже должна была вернуться. Я уверен, её задержал Маклагген, чтобы нажаловаться, ведь он трус и при первой возможности спрячется за юбкой девчонки, а потом залезет под неё. Лучше бы она была здесь и орала на меня, чем слушала его жалкое нытьё. — Малфой, что ты творишь? Какого дементора ты напал на Кормака?! — Грейнджер как вихрь влетела в гостиную, я даже не успел сообразить. Она впервые исполнила моё желание. — А какого акромантула он тебя домогается? Ты ещё и защищаешь… — Мне становится противно от того, что она пытается оправдать это жалкое существо. — Малфой, да ты… Ты чертов эгоист, у которого не существует в мире ничего, кроме я, я, и ещё раз я! Все мои мысли переворачиваются вверх тормашками. Хочется ответить, что это «я, я, я» в последнее время трансформировалось в «Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер», но я не готов к такому откровению. — Поэтому я пытаюсь отпугнуть от тебя всяких самовлюблённых ублюдков? Из-за эгоизма?! — А я просила тебя об этом? Какая же она глупая… Думает, что все должны рассуждать, как она. — Запомни, Грейнджер, я не Уизли, чтобы потакать всем твоим прихотям. Буду делать всё, что надо мне. То, что я считаю нужным, ясно? — мой голос звучит очень холодно. Но так надо, нужно напомнить Грейнджер, с кем она имеет дело. — Всё, Малфой. Не хочу ничего слышать! Я устала от вас обоих. Делайте всё, что вам вздумается, но меня в это не вмешивайте! Вы так поубиваете, друг друга, а я окажусь крайней. Дура. Дура. Дура. Я поворачиваюсь к ней и качаю головой. — Я диву даюсь, Грейнджер. Все называют тебя самой умной студенткой в школе, но оказывается, ты такая тупая… — мой голос стихает. — Замолчи, Малфой. Перестань действовать мне на нервы, — её глаза потемнели от злости. — Так отправляйся отсюда, никто не держит. Избавь, наконец, меня от своего присутствия, — я закатываю глаза, и меня начинает тошнить от собственной лжи. — Вот и уйду. На этом всё. Разговор окончен. Грейнджер выходит из гостиной с таким, видом, будто открыла Америку. А меня только сейчас осенило — сегодня суббота. Чёртова пыточная суббота отбытия наказания у Кэрроу. И Грейнджер пошла туда. В прошлый раз мне не удалось выяснить, что там с ней творят. Попытаюсь в этот раз. Интересно, кого из нас она ненавидит больше — меня или Кэрроу? Гермиона Я спускаюсь по лестнице, и с каждой ступенью становится всё холоднее. Никакие свитера не способны выработать иммунитет к этому неприятному месту. Перед глазами пролетают кадры из сна, как из фильма ужасов. Теперь это случается со мной каждый раз, стоит лишь оказаться в подземельях. Я застёгиваю пуговицы на алой кофте — все до единой, и глубоко вздыхаю, прежде чем толкнуть тяжёлую дверь от себя. Здесь как всегда темно и пахнет сыростью, ветер сквозит из открытого настежь окна. Кэрроу стоит ко мне спиной. — Палочку, — звучит её грубый голос. Я вздрагиваю каждый раз, когда он нарушает призрачную тишину и погружает помещение в вакуум эха. Я уже привыкла к этой процедуре, поэтому без возражений подхожу и отдаю свою волшебную палочку. Кэрроу со злобным оскалом сгибает её пополам. На моих глазах. Сломанная палочка для меня большая потеря, чем сломанная кость. — Зачем вы?.. — Такие, как ты, недостойны, творить магию. Хочу, чтобы ты усвоила этот урок, — Алекто хохочет, оголив верхний ряд гнилых зубов. Я ненавижу её и не могу промолчать. — А вы достойны хоть чего-нибудь, кроме как издеваться над слабыми и носить уродливое клеймо на левом предплечье?! — Да как ты смеешь? — рявкнула пожирательница. — Круцио! Сгибаюсь пополам от первой порции непростительного заклятия. Я должна бороться. Я не слабая. — Где сейчас Поттер и его дружок? — гаркнула ведьма, отведя от меня заклинание. Я вздыхаю с облегчением и отвечаю честно, что не знаю. — Круцио! — вновь завопила Алекто. Новая волна боли проносится по всему телу, в ушах звон, и я не могу определить, закричала или нет. — Отвечай, грязнокровка, я жду! — Я… не знаю!!! Честное слово, не знаю! — выкрикиваю, корчась от боли. Мне очень больно. Невыносимо больно. Нестерпимо. — Лгунья. Проклятая Лгунья! Круцио!!! Я бьюсь в судорогах. И долго кричу во всё горло. А Кэрроу всё мало. Наступает момент, когда я уже не чувствую боли. Всё тело будто парализовало. Перед глазами мелькают вспышки света, а после — я погружаюсь в вечную тьму. Придя в сознание, тянусь в карман за палочкой. Но потом вижу две её половинки, лежащие неподалёку. Из-за перенесённых Круциатусов из памяти стёрлись события последних нескольких часов. На этом наказание не закончилось. — Жива? Признаюсь, я удивлена. Ты крепче, чем я предполагала. Что ж, напомним тебе, кто ты есть. Отправляйся за парту и пиши: «Я — грязнокровка». Я грязнокровка, я грязнокровка, я грязнокровка, ненавижу этот мир. Гнусная фраза разливается по венам и отравляет весь мой организм. Нет сил подняться и дойти до парты, я едва могу пошевельнуться. Нового «Круцио» мне не пережить, поэтому попытаюсь сделать то, что мне приказывают, только тогда есть шанс выжить. Я доползаю до парты и хватаюсь за её края, затем через боль подтягиваюсь и сажусь. Всё это сопровождается громким смехом Кэрроу. Ненавижу её. Выживу назло. Дрожащими руками беру чёрное перо и тут же приступаю к своей «работе». Надпись получается неровной, но сейчас это не имеет никакого значения. «Я — грязнокровка», «я — грязнокровка». Наступает сотый раз написания этой фразы. Кровавые буквы чётко просматриваются на руке, Кэрроу видит это и она довольна результатом. Она никак не может насытиться моей беспомощностью. В отчаянии нажимаю на перо сильнее. Даже если станет больнее, останутся шрамы, даже если мне придётся умереть этим вечером — уже всё равно. Я потеряла надежду на спасение. В глубине моего сознания разрастается нечеловеческая, сумасшедшая злость, способная разрушить здесь всё. Я прожигаю Кэрроу взглядом и бросаю злосчастное перо, изуродовавшее мою руку, на пол. — Вы когда-нибудь утонете в пролитой крови, обещаю! Потому что вам чуждо всё, что связано с человеческими чувствами! У вас нет ни души, ни сердца! Вы продали их ему — Волан-де-Морту! И я не боюсь называть его имя, потому что умру в любом случае! Но хотя бы с гордостью и достоинством, так как мне есть за что умирать, в отличие от вас! — я выкрикиваю фразу за фразой. И сама не знаю зачем. Наверное, таким бы я хотела видеть своё последнее слово. — Да как ты смеешь, поганая грязнокровка?! Ты заплатишь за своё кощунство! Круцио! Я падаю. Застываю на ледяном пыльном полу, моля Мерлина о том, чтобы скорее потерять сознание, умереть. Только бы не чувствовать этой невыносимой боли. — Круцио!!! Я не помню, сколько раз услышала это, прежде чем снова отключиться.

***

Придя в сознание, я понимаю, что одна. Лежу на ледяном пыльном полу под открытым окном, а сломанная палочка валяется рядом. Пытаюсь собраться с силами. Не физическими, так как после пыток их остаться не могло, а моральными. Дотягиваюсь до волшебной палочки и забираю её. Путь до Южной башни — новая пытка. Я не чувствую ни рук, ни ног, ни биения сердца. Ничего. Наверное, у меня сломаны все кости, разорваны связки… А посреди ночи помощи ждать не от кого. — Феликс Фелицис… — Голоса нет, я лишь шевелю губами, которых тоже не чувствую. — Мерлинова борода! Что с тобой такое? — Из-под густых бровей показались маленькие ясно-голубые глазки старого волшебника. Я вспоминаю Дамблдора и улыбаюсь, дверь передо мной тут же открывается. Перед глазами туман. Посреди комнаты вижу силуэт Малфоя, сидящего на диване. Даже успеваю отметить, что он озадачен. А в следующий миг он срывается с места, подлетает ко мне и берёт за плечи, помогая сохранить равновесие. Моё тело полностью расслабленно, я не в состоянии контролировать реальность, мир уплывает из-под моих ног… Драко Я хочу забрать хоть каплю той боли, которую испытывает Грейнджер. Надеюсь, она не видит моего лица, ведь такого страха за другого человека я не испытывал никогда. Никто ещё не умирал на моих руках. — Грейнджер! Смотри на меня! Не теряй сознание, слышишь? — Я… — Грейнджер, твою мать, Грейнджер! — я кричу, пытаюсь встряхнуть её, но все мои попытки проходят даром. Я не знаю, что делать. Не знаю, как помочь ей, и что со мной будет, если она умрёт. Беру её на руки и кладу на диван. Не пытаюсь больше дозваться, лишь смотрю на неподвижное тело. Даже изувеченное многочисленными ссадинами, её лицо остаётся красивым. Левый рукав закатан, и на руке «красуется» кровавая надпись: «Я — грязнокровка». Я с трудом сглатываю и сжимаю зубы, чтобы не закричать. Не могу оставить Грейнджер здесь, не могу допустить, чтобы она умерла. Я в такой растерянности, что и сам сейчас погибну вместе с ней, от безысходности. — Гермиона, умоляю, очнись, ради Мерлина! Грейнджер! Она ни на что не реагирует. Мне так плохо, что я не нахожу иного выхода, кроме как убраться прочь из этой гостиной, чтобы не видеть её мёртвое тело. Спускаюсь по лестнице, перехожу на бег и вдруг вижу, что навстречу мне идёт Снейп. Святой Салазар, какой же я идиот! Почему я сразу не додумался… Снейп — единственный человек, который мог бы спасти Грейнджер. А что, если ещё не поздно? — Драко, добрый вечер. Я как раз направлялся к вам, — директор начинает разговор сам, будничным тоном. — Профессор, Грейнджер! Она умирает, или уже умерла! — Мне вовсе не до приветствий. Я не могу думать ни о чём, кроме как о её переломанном, истекающем кровью теле. Сломанная кукла, так и не ставшая моей. — Умоляю, спасите её, сделайте что-нибудь! Снейп как-то странно улыбается, с подозрением, и я уже готов упасть перед ним на колени, лишь бы он нашёл способ вернуть её к жизни. А в следующий миг Снейп и вовсе исчезает. Я бью себя по лбу, потому что окончательно сошёл с ума. Никакого Снейпа здесь и в помине не было, и вообще всё это мне лишь почудилось. А вдруг появление Грейнджер — тоже иллюзия? И она по-прежнему жива. Слепая надежда вытаскивает меня из лужи отчаяния, и я возвращаюсь назад, чтобы убедиться в своём предположении: я просто чокнутый, и ничего этого в реальности не происходило. Чёрта с два. Картина слабо изменилась: Снейп колдует над бездыханным телом Грейнджер, а я боюсь подходить и разговаривать с ним. Потому что не хочу услышать два слова, которые растопчут меня, раздавят, как жалкую букашку: Она умерла. Она умерла. Она умерла. — Она жива, — рассеивает мою панику Снейп. Но в мозгу тут же назревают новые страхи. В глазах директора читается открытая усмешка, и создаётся впечатление, что всё это было спланировано заранее, и в следующий раз он сам положит труп Грейнджер на порог нашей общей гостиной и посыплет его корицей, которую она так любит. — Остановите это, — непривычно мёртвым голосом произношу я. Этой ночью из меня вырвали какой-то жизненно-важный орган, я чувствую это физически. — Вы же видели, что Кэрроу сделала с ней. Мне не хочется посреди ночи обнаружить труп Грейнджер на пороге гостиной. Мне не хочется посреди ночи обнаружить труп Грейнджер на пороге гостиной. Мне не хочется посреди ночи обнаружить труп Грейнджер на пороге гостиной. Я запрограммирован на эту мысль, а Снейп выглядит так, будто зашёл выпить чаю со старым приятелем. Ни одна мышца на его лице не выражает тревогу, да он почти улыбается. — Я поговорю с Алекто. Не думай об этом, Драко. Отправляйся спать. — Она… — я кидаю короткий взгляд в сторону Грейнджер. — Мисс Грейнджер скоро придёт в себя. Я сделал всё необходимое. Снейп опять улыбается, и мне хочется врезать ему по лицу. Сегодня он спас её, но я почему-то уверен, что он не будет разговаривать с Кэрроу, я знаю, что каждую секунду своей жизни Грейнджер рискует умереть. И не могу ничего с этим сделать. Ничего не изменится. Они сильнее. — И не забудь о завтра, — добавляет Снейп, уже подойдя к двери. Я действительно забыл, что завтра воскресение, и мне снова придётся отправиться на заседание Лорда в Малфой-мэноре. Я чувствую себя мочалкой, которую безжалостно выжимают, а затем снова бросают в воду и не вытаскивают оттуда, пока она не впитает всю грязь, которую сама же смыла. Я не несу ничего хорошего, и пользы от меня никакой. Пожалуйста, отправьте меня на свалку поскорее. Иначе я утону. — Моя палочка… Я оборачиваюсь и вижу, что Грейнджер засовывает руку в карман и достаёт оттуда две половинки того, что раньше называлось волшебной палочкой. — Эту идиотскую грейнджеровскую породу даже Круциатусом не выбьешь. Тебя чуть не убили, а ты по сломанной палочке скорбишь, — Я схожу с лестницы и встречаюсь с ней взглядом. Грейнджер смотрит на меня с непониманием, вряд ли она помнит, что происходило с ней вчера, да и слава Мерлину. Мне не нужна её благодарность. — Ладно, мне пора, — сухо заключаю я, так и не дождавшись ответа. Мне страшно оставлять её одну, не смотря на то, что пожирателей ближайший час не будет в замке. Здесь и без них чертей хватает. Гермиона Я не помню, как возвращалась в гостиную, и что было потом. И вряд ли мне когда-нибудь удастся это узнать. Малфой какой-то напряжённый, надеюсь, это никак со мной не связано. И куда это он намылился в воскресное утро? Я спросила бы у него, но мне больно говорить, и двигаться тоже. Но эта боль ничто по сравнению с пытками, которые я перенесла вчера. Пожиратели… В прошлое воскресенье Малфой покинул Хогвартс в это же время. Я знаю, куда он отправился. Драко Скоро я начну ненавидеть мэнор. Презираю людей, сидящих рядом, и то, что они сотворили с моим домом. Прошлая ночь заставила задуматься, на чьей же я стороне. Но это слишком сложный вопрос, я скитаюсь между двумя параллелями. И уже никогда не буду принадлежать одной из них. — Так-так, Снейп. Кого привели? Аа, Малфой-младший. Помню эту смазливую юную мордашку, — Тёмный Лорд усмехается. — Нам поступила информация насчёт одной грязнокровки, — Волан-де-Морт переводит взгляд в сторону близнецов-Кэрроу. — Говорят, от неё слишком несёт грязью. Пожиратели дружно захохотали. А мне думается, что её запах способен уничтожить всех этих помешанных садистов, думающих одним мозгом на всех, потому что из-за него я вынужден отказаться от всего, что связывает меня с тёмными силами, отречься от самого себя. Моя тёмная душа… Моя тёмная-тёмная душа. Я всегда хотел, чтобы она видела её такой, но Грейнджер решила, что я бездушный. Да от меня самого, выходит, сейчас несёт этой «грязью», ведь она постоянно оказывается рядом и преграждает мне путь. Тягучий голос Волан-де-Морта заставляет опомниться: — Поэтому эту мелкую проблему необходимо устранить. Тёмный Лорд передвигается подобно змее, плавно перескальзывая, что вполне соответствует его нечеловеческому внешнему виду. А самые верные слуги с каждым днём всё больше походят на своего хозяина. Я заметил, как меняется Беллатриса. Она становится совсем дикой. Я не хочу быть таким. Я не хочу быть похожим на них. Я не такой, как они. Осматриваюсь, одно из мест свободно: отца на заседании не было. Волан-де-Морт обходит вокруг стола и время от времени притормаживает за спиной кого-то из пожирателей. На этот раз он остановился возле меня. Все замерли. Его длинные тонкие пальцы погладили лакированную спинку стула, совсем рядом с моим плечом. — Грязнокровка — не Дамблдор, правда, Драко? Думаю, её убийство можно поручить и тебе. Нет. Нет. Нет. Лорд издевательски посмеялся, озвучив задание, а затем опустился и прошипел мне на ухо: — Ты должен доказать всем, что ты сильнее и смелее своего отца. Всегда. Всегда, мальчик мой, дети лучше своих родителей. От этих слов меня буквально перекосило. Я должен убить Грейнджер собственными руками. Вчера спас, сегодня должен убить. Замечательно! Просто прекрасно! Это конец. Это. Просто. Конец. Я в полном дерьме.

***

Я сижу на подоконнике в гостиной старост, а в ушах приговором звучит змеиный голос: «Убить грязнокровку, твоя миссия, ты должен доказать всем, что дети лучше своих родителей». Внутренности переворачиваются наизнанку, от бессилия мне хочется кричать. И никто не поможет мне. Мной овладевает боль, которая мощнее любого Круцио. Убить Грейнджер. Взять палочку и произнести смертельное заклятие. А потом сойти с ума, сидя возле её бездыханного тела и качаясь из стороны в сторону. Убить и кричать о том, как я счастлив и как я её ненавижу. Лгать, лгать, лгать. И самому сдохнуть от этой лжи. А вот и она, собственной персоной. Явилась. Глаза горят, улыбается. Такая живая и настоящая… Явно ходила гулять с мерзким павлином-Маклагенном. Дура. Убить бы её прямо сейчас и избавиться от непосильно тяжкой ноши на плечах. Мои мысли на миг рассеиваются, затем перемешиваются, и всё, что я чувствую — это поток хаотичной энергии, и я не могу определиться, куда его направить. Она взглянула на меня, и что-то в её удивительных карих глазах моментально потухло, померкло, как последняя звезда, приземляющаяся на землю во время звездопада. Будто она знает, в чём дело, будто уже смирилась и ни в чём меня не винит. Это невыносимо, чёрт возьми. Её нужно убить, а хочется видеть живой, её следует ненавидеть, но каждый раз внутри что-то ломается. И я уже не уверен, действительно ли ненавижу её, и стоит ли мне её убивать. Проклятье. Лучше бы меня разодрал оборотень. Она проходит в центр гостиной, плюхается на мягкое кожаное кресло и теперь глядит на меня, как на личинку соплохвоста. — Паршиво выглядишь Малфой, — её тон — воплощение беззаботности, а во взгляде читается детская наивность. — Нет, Грейнджер, всё отлично, — я встречаюсь с ней взглядом и развожу руками, нервно усмехнувшись. — Я просто должен убить тебя. А так всё прекрасно.