Последняя надежда найти Грейнджер — подземелья.
Я боюсь того, в чьи руки она могла здесь попасть, и что с ней могли сделать.
Прохожу мимо класса Магловедения, там тихо. Возле лестницы, ведущей в слизеринскую гостиную, какое-то движение. Различаю две тёмные фигуры, но не могу понять, кто это.
Использую Люмос, и мои опасения оправдываются. На полу лежит истерзанная Грейнджер, а над ней нависает Кэрроу и зловеще улыбается.
Она поднимает на неё палочку и визжит:
— Если этот слабак не может убить тебя, то это сделаю я! Авад…
— Экспеллиармус, — Красный луч вылетает из моей палочки и обезоруживает Кэрроу.
Надеюсь, я успел.
— Ничего не выйдет, Алекто!
— Ах ты, мерзкий крысёныш… Я говорила Лорду, что тебе нельзя доверять.
Перед глазами пролетают моменты истязания Грейнджер на Магловедении, её возвращение после наказания, когда она была на грани смерти…
Дежавю. Гриффиндорка неподвижно лежит на полу, и мне хочется залезть на стену, грызть кирпичи зубами от мысли, что она может быть мертва. Кэрроу тянется за палочкой, игнорируя моё присутствие.
Я не готов принять гибель Грейнджер, как должное; не могу спокойно на всё это смотреть и позволить Кэрроу завершить начатое. Лучше умру сам.
— Нет, Кэрроу! Больше ты не тронешь её! Это тебе за всё, что ты сделала с ней! Авада Кедавра!
Пожирательница не успевает увернуться, и изумрудный луч врезается ей в плечо. Нескладное низкорослое тело падает на каменный пол и застывает в неестественной позе.
Я стал убийцей. Но не палачом. Жертва поставила неприятелей на колени. Жертва
довольна, победила посмертно. Потянула всех за собой в могилу.
Земля разверзлась. Всё пылает. Мир провалился в ад. И я совершенно точно мёртв.
Жертва заставляет чертей водить вокруг себя хороводы.
Факелы. Факелы. Факелы. Тухнут целым рядом и оставляют меня в нескончаемом туннеле мрака. Несколько метров до
тела Грейнджер победившей жертвы.
Я будто попал в небытие. Между небом и землёй, добром и злом, тьмой и светом.
Тело цепенеет, палочка выпадает из рук и скатывается в расщелину, отделяющую меня от адовой пропасти.
Мне хочется убежать, закопать себя заживо, исчезнуть.
Утонуть в пустоте.
Мрак проникает глубоко внутрь, глаза мертвеют, капли пота скользят по телу, как ядовитые змеи, а под ногами пляшут бесы и привязывают меня к земле.
Я не могу поверить в то, что стал убийцей, и не могу подобрать название своему поступку.
Преступление? Грех? Предательство?
Туман. Бездна. Пропасть. Я падаю на колени и с головой ныряю в ад.
Пусть жертва воскреснет и оценит результат своих действий.
— Мистер Малфой! Мистер Малфой! Вы слышите?
Кто-то трясёт меня за плечи. Воздух густой и пропитан смертью. Моя душа в дырах. Насквозь.
— Драко! Это ты убил Алекто?
Я кривлюсь, будто собираюсь разрыдаться, и нервно киваю головой.
— Она… Она п-пыталась убить… Г-грейнджер.
— И ты помешал ей?
Мне нечего ответить. Я окончательно съехал с катушек и убил своего союзника, спасая врага.
Заберите меня, черти. Как же я жалок.
Снейп говорит спокойно и холодно:
— Значит так. Отправляйся в свою спальню. Ты ничего не видел и не слышал, понятно?
— А Гре…
Моя душа превращается в лаву, но я продолжаю думать о
Грейнджер жертве.
— Замолчи и делай то, что я говорю, — голос директора звучит грубее.
Трясущимися руками я поднимаю палочку с пола и ухожу прочь.
Подо мной дрожит земля. Душит запах крови. Меня окружает занавес боли и ненависти. Момент нервного срыва близок.
Я дохожу до второго этажа и заворачиваю в заброшенный женский туалет. Жаль, что Поттер убил Василиска. Лишил меня лёгкого способа избавиться от всего этого кошмара — взглянуть в глаза огромному змею.
Ад на земле — это страшно.
Заберите меня, черти. Ангелы уже на своих местах.
Смотрю на себя в зеркало и вижу жалкое зрелище. Убийца, несостоявшийся палач, предатель. Я ничтожество.
Таким сделала меня
Грейнджер жертва.
Ненавижу её. Пусть прикажет своим чертям забрать меня.
Умываюсь ледяной водой, разбрызгав её на одежду, на пол, и вновь поднимаю глаза к зеркалу.
Жертва стоит позади и смотрит на меня с лёгкой ухмылкой.
Вот она и пришла посмотреть на результат своих действий, привела танцующих чертей, живущих в её глазах.
Я убил, и она взамен подыскала мне вакантное место в аду. Отрекаюсь от себя. В мою душу вселился дьявол, но я сам позвал его.
Поздно… Поздно… Поздно… Раскаиваться.
Я словно еду по встречной на дикой скорости, и это лишь первый удар, не проходящая боль и падение в никуда.
Никто и никогда на свете не сумеет возненавидеть кого-либо так, как я ненавижу Грейнджер. Её черти пришли за мной. И выжгли дотла остатки моей души.
Ненавижу.
Бью по запотевшему зеркалу кулаком. Один из осколков глубоко вонзается в ладонь.
Моя кровь — нектар её чертям. Пусть обольют ею всех, кого она так любила, и кто оставил её здесь умирать.
***
Я сажусь на кресло и закрываю глаза. Умоляю, скажите, что ад мне только почудился, и вскоре я проснусь в своей шикарной спальне, надену форму старосты и пойду на завтрак с друзьями.
Почему же вы молчите?
О штанину начинает тереться что-то пушистое. Толстый рыжий кот устроился возле моей ноги и ласково мурлычет. Я пинаю невинное животное, и оно отскакивает на два метра.
— Жаль, дружище, что твоя хозяйка забрала с собой только бесов.
Комната пропитана запахом корицы и мёда. На спинке кресла висит красно-золотой шарф, на столе лежит магловская штука, с помощью которой Грейнджер слушала дурацкие магловские песни. А теперь ещё и этот жирный кот.
Всё здесь напоминает о ней, любая мелочь врезается гвоздём в мозг.
Рана от пореза раскрашивает рубашку в алый цвет. Вспоминаю слова Грейнджер, сказанные ею уже несколько лет назад:
«Твоя кровь вовсе не голубая, как ты думаешь, и даже не фиолетовая. А точно такая же, как моя».
Она была права. Грязная кровь, в луже которой лежала гриффиндорка, ничем не отличается от моей.
***
На каждом метре замка только и слышно: «Гермиона Грейнджер, Гермиона Грейнджер, Гермиона Грейнджер». Это давит мне на психику. Какого чёрта все о ней говорят?
Малявку-Уизли нигде не видно. Предполагаю, что она с ней. Но это абсурд. Мне даже не известно, жива Грейнджер, или нет.
— Драко, я соскучилась… — мурлычет Паркинсон, касаясь моих плеч. Она посчитала этот момент подходящим, но даже не предполагает, насколько заблуждается. Меня тошнит от её нежностей.
Грейнджер. Грейнджер. Грейнджер.
Я знал, что ссора не продлится долго. Но ей самой ещё не надоело?
— Прости меня за вчера, какая я дура…
О, Мерлин. За что она извиняется? Я не сдерживаю раздражения и закатываю глаза.
— Драко?
— Пэнс, мне плохо. Прости.
Я выпрямляюсь, чтобы убрать её руки с плеч, поднимаюсь из-за стола и быстрым шагом направляюсь к выходу из Большого зала.
Мне мерзко. Противно от всего вокруг. От Пэнси, Крэбба и Гойла, Забини, Лонгботтома, глазеющего по сторонам. Их присутствие меня неимоверно бесит.
Я не знаю, жива ли Грейнджер. И они не знают. Но в отличие от меня продолжают веселиться, и лопать пирожные в Большом зале.
Что за чёртова забота? Мне надо как можно скорее забыть о ней. Грейнджер умерла. А всех бесов оставила мне. Щедрая.
Сегодня собрание Лорда, и Снейп ждёт меня в своём кабинете. Там мы встретимся с
близнецами Амикусом Кэрроу и трансгрессируем в Малфой-мэнор. Сами они не могут этого сделать.
***
— Вижу, кого-то у нас здесь не хватает… — шипит Волан-де-Морт, оглядывая присутствующих. — Аа, знаю, Алекто…
Тёмный маг поворачивается к Амикусу, далее к Снейпу, затем ко мне.
— Северус, скажи, куда запропастилась наша прекрасная бестия?
А жива ли Грейнджер?
— Простите, мой Лорд… Произошёл несчастный случай, — Снейп опускает глаза, косо взглянув на меня. — Драко пытался убить грязнокровку, а на пути оказалась Алекто. Ничего нельзя было сделать.
Тёмный Лорд смотрит на Снейпа с подозрением, будто пытается использовать Легилименцию. Но тот и сам прекрасно владеет ею и может запросто перепутать мысли в голове так, как ему нужно.
— Что ж, ладно, — улыбается Волан-де-Морт. — В таком случае нам не нужны лишние уши. Авада Кедавра!
Амникус, брат Алекто, рухнул без чувств.
Слишком много смертей. Где бы я ни оказался — повсюду пахнет кровью. Меня сейчас вырвет.
От подобного не застрахован никто из нас. Лорд часто убивает своих для разминки, просто так.
Было бы справедливо, если бы на месте Кэрроу оказался я. Но, благо, Снейп оказался рядом и, как обычно, спас мою шкуру.
— Итак, задание меняется. Смерть грязнокровки нам не выгодна, нужно тщательно за ней проследить. Девчонка явно попытается связаться с Поттером, и через неё мы сможем отловить мальчишку.
Как же быстро Грейнджер трансформировалась из жертвы в ценный фарфор. Жаль, что беречь его поздно. Кукла уже разбилась, а её осколки вонзились мне в душу.
Я вышел сухим из болота, но на мне запеклось такое количество крови, что отмыть её не удастся до конца жизни.
Только если вырвать
Из своей груди
С мясом.
***
Не знаю, сколько прошло дней, но о судьбе Грейнджер мне до сих пор ничего не известно. Как только я краем уха слышу её фамилию — меня раздирает такая нестерпимая боль, будто Круциатусы всего мира вонзаются прямо в сердце. Я проклят и не позволяю себе ничего о ней слышать. Ведь только имя её сжигает буквы всех языков мира.
Каждое патрулирование — самая настоящая пытка, я всячески избегаю подземелий, потому что воспоминания о той ужасной ночи — целое испытание.
На этот раз патрулирую первый этаж. В одиночестве плетусь мимо Большого зала, а в ушах звенит хохот Кэрроу, отчаянный визг Грейнджер. Она умерла. Погибла в мучениях. Я сам видел её неподвижное тело в луже крови. Я попытался спасти её, но опоздал.
Единственная мысль, пусть и нездоровая, — пойти в больничное крыло и увидеть её труп. Ничто иное не заставит меня смириться.
Здесь тоже пахнет смертью. Или это самовнушение. По крайней мере, больница совсем не похожа на ад, и гроб сюда не притащили.
Все кровати пусты, кроме одной.
Ноги тут же наливаются свинцом, но взгляд чётко сфокусирован на цели прихода сюда. Она совсем не похожа на дьявола.
«Ангелы уже на своих местах», а чертей я позвал сам.
Её каштановые волосы аккуратно лежат на подушке, губы бледные и сухие, на лице много ссадин, на руках синяки.
У меня сжимается сердце. Я оцениваю, сколько страданий причинила ей Кэрроу, и мне хочется убить профессоршу ещё хотя бы раз пять.
При взгляде на её увечья мои внутренности завязываются в узлы, сердцу невыносимо больно биться, а грудная клетка настолько сдавлена, что моё дыхание превращается в хрип.
Она умерла. Она умерла. Она умерла.
И мне так жаль, что я больше не могу стоять на месте.
Хочу оказаться там, где Грейнджер жива.
Спрошу у неё, каково это умирать. И как она вообще могла оставить всё и погибнуть? Вот так. Запросто.
Я помню её живую. Выразительные черты лица, яркие, искрящиеся жизнью глаза, чувственные губы, вкус которых ощущается до сих пор, бархатистая кожа. Всё это принадлежало ей. И могло принадлежать мне.
Но она умерла, и это худшее в моей жизни предательство.
Я наивно думал, что смирюсь, но всё во мне по-прежнему протестует и отрицает очевидное.
«Грейнджер! Как ты могла?!» — хочу закричать, но даже дышать не могу.
Сметаю слёзы, подхожу и хватаю Грейнджер за руки.
Я думал, смерть высасывает из человека всё тепло, но её руки были такой же температуры, когда обнимали меня.
— Мистер Малфой! Мистер Малфой! — Помфри в ужасе. Она тут же подлетает и оттаскивает меня от тела Грейнджер.
Я кричу что-то в ответ и яростно машу руками. Лекарша смотрит на меня, как на сбежавшего из дурдома. Вскоре мой голос срывается, и я беспомощно оседаю на пол.
Пожалуйста, обеспечьте мне смертельную инъекцию и положите рядом с Грейнджер.
— Мисс Грейнджер жива, — повествует Помфри и подносит мне какое-то варево. — Взгляните, она дышит.
Жива.
Дышит.
А мои лёгкие на грани разрыва.
И сам я живой труп.
Она мне всю душу наизнанку вывернула.
***
На должность старосты временно поставили Паркинсон. Я сам попросил об этом Снейпа, с условием, что она будет жить в гостиной факультета. Пэнс так безжалостно снимает очки с Гриффиндора, что я сбился со счёта. Они уже ушли в минус.
Дежурство сближает нас, и отношения постепенно начинают налаживаться. Но это не меняет моих поверхностных чувств к ней. Это ничего не меняет.
Это какое-то наваждение. Я брежу Грейнджер. И думаю о ней куда чаще, чем раньше. Она снится мне каждую ночь.
Пэнси слишком обыкновенна, чтобы изменить это и залечить душевные раны, нанесённые грязнокровкой.
Её одной слишком мало, чтобы забыть.
Да, я похотливый козёл и завожу беспорядочные связи со всеми студентками без разбора. Они с разных курсов и абсолютно разных типажей: блондинки, брюнетки, рыженькие; светлокожие и мулатки; болезненно-худые и в теле. Но ни одна, ни одна из них даже отдалённо не похожа на Грейнджер. Таких здесь просто нет.
Я беспардонно затаскиваю их в постель и думаю о Грейнджер, а не следующее утро не помню их имён. В моей голове только одно имя. Девушки, которая не хочет меня, знать, которую я ненавижу изо всех сил.
Я дико виноват перед
ГрейнджерПэнс. Но мне её недостаточно.
Маклагген подбивает клинья к Патил, и мне смешно смотреть, насколько быстро он позабыл излюбленную Грейнджер.
Мы опять поругались с Паркинсон. Надоело издеваться над её чувствами. Я не пишу родителям, не общаюсь с друзьями, получаю «Слабо» на контрольных и «Тролль» за невыполненное д/з. То, что со мной происходит — катастрофа. Но то, как я выгляжу — сущая мелочь по сравнению с апокалипсисом, развернувшимся у меня внутри… Меня ломает нечто более страшное, чем наркотик.
Я скатился до такой степени, что стал слабым звеном не только седьмого курса, но и всего Хогвартса.
Никто не может заставить меня взять себя в руки, пока Грейнджер при смерти. Даже Снейп.
Я ничего не ем и не хожу на уроки. Меня постоянно шатает и лихорадит. Последние три дня я не выходил из комнаты и не впускал никого.
На четвёртый день решаюсь выйти в пустую гостиную, но опять вижу вещи Грейнджер. С той ночи прошёл двадцать один день. Я считаю. Считаю и беспомощно зачёркиваю числа на календаре собственной кровью. Вся моя жизнь — это боль и отчаяние. Существование.
Рука тянется к карману за волшебной палочкой, и я приставляю её кончик к собственной шее. Другого выхода нет. Всякая воля перестала существовать с тех пор, когда грязнокровка загремела в больницу, а теперь всё умерло, сгнило внутри. Нет смысла терпеть эти муки. Жертва победила. Я сдаюсь.
Ослабевшая рука немного дрожит, закрываю воспалённые от недосыпа глаза. У меня даже нет сил на то, чтобы произнести убивающее заклятие, но я найду в себе их. Я не трус. Сильные люди тоже ломаются.
— Ав…
— Ты совсем что ли сдурел, Малфой?!
Кто-то выдёргивает у меня палочку из рук.
Я оборачиваюсь и не верю своим глазам. Скорее всего, меня опять глючит. Но нет, на этот раз всё абсолютно реально.
Передо мной стоит Грейнджер. Немного похудевшая, с небольшим шрамиком на левом виске. Но это ничуть не портит её, она всё та же. Бросает мою волшебную палочку на пол, сжимает кулаки и смотрит на меня с гневом и непониманием.
— Какого дементора, я спрашиваю, Малфой?!
— Грейнджер, ты…
Салазар, помоги. Она спасла мне жизнь, которую сама же едва не погубила.
Грейнджер плачет. Секунду колеблется, а затем подходит и крепко обнимает меня.
Я замираю. Я умираю. Я чувствую её. Ощущаю её тепло и невероятную энергию. Она такая живая, что я теряю способность дышать.
— Мерлин, какой ты идиот, Малфой, какой же ты глупый…
Гермиона
— Мадам Помфри, по-моему, Гермиона уже неплохо выглядит, а главное — чувствует себя отлично, — Джинни сверкает улыбкой.
Я допиваю микстуру и радужно улыбаюсь в подтверждение её слов.
— Да, мадам Помфри. Я чувствую себя прекрасно, не пора ли мне выписаться?
Мне кажется, я пробыла в больничном крыле целую вечность, на каждую просьбу о выписке отвечают отказом, поэтому теперь остаётся надеяться только на чудо.
— Я очень соскучилась по урокам, учителям, друзьям… — давлю на жалость и подмигиваю сидящей рядом Джинни.
— Ну, пожалуйста… — умоляет она.
— Ладно, ладно.
Лекарша сдалась. Ес! Наша взяла!
За время «отпуска» в больничном крыле я забыла, что такое свобода. Это чувство, когда идёшь по огромному замку, вдыхая полной грудью. И все радостно машут, изумляясь твоему возвращению, портреты приветливо кивают и смотрят с восхищением.
Свобода — это счастье.
Прохожу мимо Большого зала, гордо вскинув голову. На пути встречаю Пэнси, и она застывает на месте с глупым выражением лица.
Вижу Маклаггена, идущего за руку с Падмой Патил.
— Привет, Кормак! — приветствую его и улыбаюсь. Я нахожусь на таком эмоциональном подъеме, что рада видеть даже Маклаггена.
— Здравствуй, Гермиона. С выздоровлением, — отвечает он без особого энтузиазма, торопливо отводя глаза и почёсывая затылок.
— Эмм… Спасибо, — мешкаюсь, не понимая причину его странного поведения.
— Любимый, пойдём? Нам нужно поторапливаться, — проговаривает сквозь зубы темноволосая равенкловка и дёргает Кормака за руку. Кажется, моё присутствие напрягает её, и мне очень неловко.
— Герм, ты прости, просто мы немного торопимся… — начинает оправдываться Маклагген.
— Да, конечно, я понимаю. Удачи, — отвечаю поникшим голосом, беру под локоть Джинни, и мы движемся дальше.
Я не ревную Маклаггена. Но обидно осознавать, насколько быстро мне нашли замену.
— Любимый, значит? — озвучиваю мысли и усмехаюсь.
— Они типа встречаются, — коротко отвечает Джинни. Она боится задеть меня, но отношения Маклаггена далёки от того, что может меня расстроить.
— Джин, а ну-ка рассказывай, что здесь успело произойти в моё отсутствие? А то я вообще ничего не помню с того момента… С того момента, когда Кэрроу пустила в меня Сектумсемпру…
Невольно вспоминаю пережитое, и тело начинает неприятно колоть. Я заметила, как Джинни дёрнулась, услышав фамилию «Кэрроу».
— Гермиона… Кэрроу… Она мертва.
У меня отвисает челюсть.
— Погоди, погоди. Как это «мертва»? Почему она умерла?
Джинни нервничает. Её глаза бегают в разные стороны.
— Я не знаю, правда. Нам сказали, несчастный случай, но что именно случилось…
У меня возникает неприятное предчувствие на этот счёт. Очень неприятное. Лучше перевести тему.
Я киваю и жду от Джинни продолжения рассказа.
— С ОД все хорошо. Ребята говорят, мы с Невиллом неплохо справляемся.
— В этом я не сомневалась. Вы большие молодцы! Есть что-нибудь ещё важное?
— ЗоТИ теперь ведет Снейп.
— Что? Как? А где брат Кэрроу? — Новость за новостью. Я не ожидала такого обилия перемен.
— Нам сказали, что он подал в отставку, но как-то слабо верится. Так внезапно… Только в пятницу вёл урок, а в понедельник исчез.
Чудеса, да и только. Пролежала в больнице три недели, а тут от близнецов-Кэрроу и след простыл. И это замечательно. Проблема решилась сама собой.
— Понятно…
Я была уверена, что на этом всё, но Джинни продолжает:
— Малфой…
Я вздрагиваю. Никак не думала, что Джинни заговорит о нём.
Мне не хочется ничего знать о Малфое.
— Что с ним? — Нет. Мне интересно это узнать. Я помню это беспомощное любопытство, и оно опять захлёстывает меня.
— Не знаю, с чем это связано, но он как с цепи сорвался. Сам не свой с тех пор, как ты попала в больницу. Паркинсон назначили тебя замещать, так она сняла все очки с Гриффиндора, потому что у неё вечно плохое настроение из-за ругани с ним.
— Его личная жизнь меня не колышет, — мой голос звучит грубо, хотя я и не собиралась повышать тон.
— За это время он поимел половину студенток.
— Его спальня меня тоже ничуть не интересует, — Кажется, Джинни меня не слышит, и я начинаю злиться.
— Подожди, дослушай. Суть не в том. Он ходит, как призрак, не общается ни с кем, игнорирует учёбу. Не знаю, права ли, но такое ощущение, что он безумно втюрился в кого-то и теперь судорожно пытается выкинуть эту девушку из головы.
На этот раз я не сдерживаю нервный смешок. Выстроить логическую цепочку и прийти к подобному выводу может только Джинни.
— Умоляю, не смеши! Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Скорее Волдеморт станет мракоборцем, чем Малфой полюбит кого-то, — закатываю глаза и радуюсь тому, как убедительно прозвучали мои слова.
— В общем-то, ты права… Короче говоря, не знаю в чём причина, но с ним творится что-то непонятное. Ходит растрёпанный, не выспавшийся, бледный, будто каждый день ездит в Азкабан и встречается с дементорами, почти не выходит из комнаты…
Не удивительно, что ему некогда спать и ходить на учёбу, если у него в спальне каждый день новая девушка.
Слишком. Много. Малфою. Внимания.
Не могу понять, зачем Джинни рассказывает всё это.
Но эта ситуация меня интересует.
— Никто даже представить не мог, что Малфой вот так рассыплется.
Так значит он рассыпался… Хочу узнать, кто этот человек, проломивший бетонные стены, содравший с Малфоя маску мнимой силы, и с гордостью пожать ему руку. Потому что он совершил невозможное.
Я обязательно узнаю, что с ним произошло. Хочу увидеть, какой он, Драко Малфой, без стен и без масок.
***
Мы долго стоим вот так, обнявшись.
Его холодные руки… Глаза цвета туманных айсбергов… Я хочу согреть ледяного человека, даже если придётся для этого утонуть. Я скучала. Я невыносимо скучала по Малфою, но сейчас должна отпустить его, иначе он растает.
— Скажи мне, зачем? — я говорю мягко. Не понимаю, что привело его к попытке наложить на себя руки.
— Зачем что? Зачем я убил Кэрроу?
Я опускаюсь на ближайшее кресло и смотрю на Малфоя так, будто мои глаза вот-вот вылезут наружу.
— Либо я её, либо она тебя, — в его низком голосе отчаяние. Я ничего не понимаю.
— Зачем ты сделал это? Чтобы потом заводить шлюх, оставить учёбу и потерять человеческий вид? Для этого ты меня спасал? — я настолько вникаю в суть своего вопроса, что не замечаю, каким тоном его задала.
— Мне так паршиво не из-за того, что я убил, Грейнджер. А потому что боялся, что убил напрасно.
— Её брата тоже убил ты?! Поэтому Амникус столь внезапно исчез? — мой тон леденеет. А сама я злюсь. Злюсь. Злюсь. И даже не пытаюсь найти оправдание его поступку.
— Нет, не я. Лорд. Посчитал его лишними ушами.
Как же он омерзительно спокоен.
— В таком случае, каким образом жив ты, Малфой?
— Мне помог Снейп. Никто, кроме тебя и него, не знает правду.
Малфой действительно считает, что от его слов мне станет легче? Что я поглажу его по головке за убийство человека?
— А жаль. Ты не заслужил этого совершенно. Потому что ты слабак! Убийство, бабы… Ради чего всё это? — говорю с надрывом в голосе. Моя злость явно вышла из берегов.
— Это всё из-за тебя, Грейнджер! Из-за тебя, понимаешь? Ты довела меня до этого помешательства! Мне ничего без тебя не было нужно, понимаешь? Ни-че-го!
— Ты просто идиот, который не может разобраться в самом себе и не в состоянии решить, на чьей стороне играть. В этом и есть все твои проблемы. И дело не в Паркинсон, не во мне, даже не в Волан-де-Морте. А в тебе, потому что ты такой!
Мы оба ищем причину друг в друге, но только не в себе.
Я взбешена и бегу наверх прямо в обуви. Одна ступенька не выдержала и треснула, но я игнорирую это.
Сборы заняли полчаса. Я спускаюсь в гостиную с чемоданом в руках. Малфой смотрит на меня с недоумением.
— Далеко собралась, Грейнджер?
Мне очень хочется проигнорировать его, но я отвечаю.
— Я не могу больше, Малфой. Не хочу трепать нервы ни тебе, ни себе. Мы слишком негативно друг на друга влияем. Я очень устала от этого и постараюсь найти себе место в гостиной Гриффиндора. А ты царствуй тут! Поставь себе изумрудный трон, убивай, кого хочешь, приводи своих шлюх, но я в этом не участвую. Не стану здесь больше жить.
Я уверена, что поступаю правильно. Не могу оставаться с Малфоем. Подарите мне хотя бы денёк изоляции. Я даже согласна вернуться в больницу, только бы не видеть его.
Панически боюсь сломаться, повторить то, что произошло с ним с моё отсутствие.
— Ты такая злая, потому что тебя кинул Маклагген, да? — слизеринец самодовольно ухмыляется и следит за моей реакцией.
— Что за дурь ты несёшь? Между нами ничего не было. И вообще… Не лезь не в своё дело, Малфой. Или хочешь, чтобы я напомнила тебе о твоей личной жизни?
— Ну, я хоть кого-то интересую, Грейнджер, в отличие от тебя, — он широко улыбается, заметив, как я покраснела от злости.
— Замолчи.
Я ненавижу его. Я так. Его. Ненавижу.
— Правда больно колет, да?
Что-либо сама сейчас взорвусь, либо размажу его по стене.
Второе мне нравится больше. Инстинкт самосохранения, знаете ли?
Бросаю чемодан на пол, подлетаю к Малфою и крепкой рукой ударяю его по бледной щеке.
Пока он не успел осознать произошедшее, беру вещи, быстро оглядываюсь и выхожу из гостиной.
Это происходит в третий раз.
Я пользуюсь порывом смелости и выставляю его проигравшим. События по чёткому алгоритму.
Только в этот раз я не чувствую себя победителем и не получаю вслед привычное «ненавижу».
