Жребий

— О, Великий Мерлин! Нам никогда это не сыграть… — я ною уже порядка пяти минут, сминая в руках ноты. — Успокойся уже, ради всего святого! И так тошно, — Малфой закатывает глаза. — И прекрати мять листы, сама потом Боллингтон будешь объяснять, зачем тебе новый экземпляр. — Ты спокоен, как удав, меня это пугает. Неужели тебе действительно совсем не страшно? Не понимаю, как можно быть таким пофигистом. Ведь у нас совсем мало времени для изучения двух непростых произведений. Если даже Малфой переживает, то очень тщательно скрывает это. Ноктюрн Ференца Листа: "Грёзы любви", вот что нам прислали. — Она знает про наши напряжённые отношения и даёт такую программу? Либо мир сошёл с ума, либо я. Малфой, пойдём разбираться! — Грейнджер, расслабься. Это же всего лишь музыка. Любить тебя меня никто не заставляет, если только я сам… немножко, — слизеринец подмигивает мне. — Меня начинает бесить твой юмор, ты можешь относиться серьёзно хоть к чему-нибудь? — Нет, — откровенно отвечает Драко и смеётся опять. — Да ну тебя, Малфой… — ворчу я и, бросив свои ноты ему в лицо, убегаю в спальню. А в ответ слизеринец кричит: — Не опускай руки, из нас должен получиться необыкновенный ансамбль, даже если сейчас это кажется чем-то странным! Надо же, как внимательно он слушал Боллингтон... А в моей голове возникает бесшабашный, смелый и не поддающийся логике ответ: «Не опущу, Малфой, будет сложно, но я справлюсь. Мы справимся».

***

Эта мысль начинает воплощаться в реальность уже на следующий день. Придя с уроков, сразу сажусь за инструмент. Благодарю Мерлина за то, что Малфой ещё не вернулся с Травологии, разбирать новый текст невероятно трудно. Я настолько сосредоточена, что не замечаю: он в гостиной. Стоит у двери, прислушиваясь, а затем не сдерживает смешка, что и заставляет меня обратить на него внимание. — Что смешного? — огрызаюсь, недобро взглянув на слизеринца. — Смешная ты, как ребёнок разучиваешь — каждую ноту отдельно. — Есть другие предложения, товарищ профессионал? Пожалуйста, учи. — Серьёзно? Не слишком ли унизительно для самой Гермионы Грейнджер, чтобы я её учил. — Нам вместе играть. Не хочу подводить ни себя, ни тебя. — С каких это пор ты обо мне думаешь? — интересуется Драко с лёгкой улыбкой на губах. — Всегда думаю, — отвечаю, не задумываясь, но, заметив выражение лица Малфоя, тут же жалею об этом. — Не смотри на меня так, а. Лучше помоги. Я правда хочу научиться. — Ну, раз ты настаиваешь… Слизеринец подходит к роялю, я освобождаю для него своё место и сажусь рядом. Малфою потребовалось около пятнадцати секунд всмотреться в текст, чтобы потом сыграть всю фортепианную партию без запинок. Остановился он лишь в одном месте, когда я, заслушавшись, не перевернула вовремя страницу. Чувствую себя ничтожеством. — Вот так нужно разбирать. На самом деле, здесь ничего трудного, просто мысли шире. Не понимаю, как он это делает, и не знаю, как сказать об этом, чтобы не выглядеть совсем уж глупо. — Я никогда так не смогу, Малфой… — беспомощное оправдание. — Сможешь лучше. Сядь и попробуй. Он что, в меня верит? Неуверенно сажусь за рояль и начинаю играть заново. Моё исполнение скучное и несвязное. — Да нет же, Грейнджер. Не думай отдельными нотами, как бы тебе объяснить… Смотри на пару тактов вперёд! — Сомневаюсь, что это поможет… Сомневаюсь, что мне вообще что-либо поможет. — А ты попробуй. Перед тем как начать играть — просмотри первую строку, а дальше думай вперёд. Целую минуту я готовлюсь к вступлению, но сбиваюсь на втором же такте, посмотрев не туда. — Ясно. Такой вариант тебе не подходит. Этим способом будешь репетировать, когда текст более-менее закрепится в голове. Играй по строчкам, повторяя их несколько раз, до тех пор, пока не запомнишь. Только внимательно смотри в ноты, а то выучишь не то, — Малфой тяжело вздыхает. — И вообще, скучно тут с тобой сидеть, мне надо и свою партию разучивать. — Вот и иди. Я не держу. Грублю ему из-за злости на саму себя. Как же никчёмно я выгляжу. Сложно поверить, что у нас хоть что-нибудь получится. Жду, когда же Малфой наконец уйдёт отсюда. Слизеринец направляется на верхний этаж и, как только я начинаю ковыряться, добавляет: — Завтра вечером проверю. Высовываю язык и корчу рожицу. В общем-то говоря, кривляюсь в ответ. Я безобразная ученица. Терпения хватает лишь на ближайшие минут пятьдесят, а после — убегаю в спальню с возгласами: «К чертям эту музыку». Как бы Малфою скучно жилось без меня.

***

На следующий день новоиспечённый учитель, как и обещал, пришёл проверять результат моих страдальческих трудов. — Ну давай, Грейнджер, я весь во внимании. Долго не могу собраться, в голову лезут посторонние мысли и мешают концентрации внимания. Играя вступление, начинаю понимать, что не помню ничего из выученного за вчерашний вечер и сегодняшнее утро — Ты вся аж дрожишь, расслабься. Я тебя не съем, — успокаивает меня Малфой. Мне будто что-то мешает играть, и я пытаюсь отыскать этот злободневный источник. — Малфой, ты можешь отойти подальше? — Буду отходить от тебя, а ты скажешь «стоп», когда я окажусь на комфортном для тебя расстоянии. — Перестань, а, — холодно отвечаю. — Сядь на диван, и всё. Малфой покорно занимает ближайшее кресло и ловит на себе мой недовольный взгляд. Я по-прежнему не могу избавиться от напряжения. — Что опять не так? — вздыхает он. — Не смотри на меня, пожалуйста. — Грейнджер, ей-богу, ты ведёшь себя как малое дитя. Такими темпами мы никогда не начнём репетировать вдвоём. Да, я сама вижу, что наглею. — Всё, всё. Играю. С грехом пополам, мне удаётся доиграть до конца, и для меня это уже огромное достижение. Малфой улыбается - мило и нелепо. Превосходная улыбка. Ненавижу себя за то, что ничего не могу сыграть. Максимализм негодует. — Ужасно, да? — спрашиваю его в грустью а глазах. — Пока да, — честно признётся Драко. — Но для этого я и есть, чтобы исправить это. Малфой действительно может помочь мне, хочет избавить меня от больших проблем. Разве я когда-нибудь могла предположить, что этот человек бывает таким? — Поиграй отдельно каждой рукой, должно помочь. — И сколько раз сыграть, чтобы начало получаться? — Раз десять-пятнадцать, не меньше. — Пятнадцать, не меньше? — повторяю я эхом, — Ты мне предлагаешь сутками сидеть за роялем? Я в шоке. Он хочет сделать из меня музыканта мирового уровня? — Окей, не занимайся вообще. Думаешь, мне оно больно нужно? — Тогда лучше сразу пойти отказаться, чтобы на нас не рассчитывали, — отчаиваюсь окончательно. — Я тебя, совершенно не понимаю, Грейнджер. То ты берёшься за ум и просишь у меня помощи, то ненормально реагируешь на конструктивную критику и говоришь, что тебе всё надоело. Если хочешь, чтобы у нас вышло хоть что-то — оставь свои психи за вон той дверью, — блондин указывает на выход из гостиной старост, — или же скажи сразу, что не готова работать, и не дёргай меня вообще! Вот что делает с людьми стресс. — Ладно, ладно, извини. Я спокойна. — Вот и славно. Значит так. Разделим весь материал на части, так проще заучивать. Драко берёт перо и старательно проставляет в нотах цифры - от одного до двадцати четырёх. Не совсем понимаю, зачем он это делает, но стараюсь вникнуть во всё, что он говорит далее: — То, что я сейчас нарисовал здесь — это фразы. Промежуток от одной цифры до следующей — одна фраза. Так вот, чтобы за пару дней всё запомнить, нужно тренироваться несколькими способами. Отдельно каждой рукой целиком, можно три раза в день, думаю, будет достаточно. Далее, отдельно каждую фразу по несколько раз, или совмещай их по тройкам. Играй по цифрам с конца. Ну, и последний способ — очевидней некуда — целиком двумя руками. Не старайся играть быстро, это только навредит. И не отвлекайся. — Поверь, Малфой, единственная вещь, которая может меня отвлечь от чего-то или повернуть ум не в ту сторону — это ты. Слизеринец усмехается и, слегка похлопав меня по плечу, добавляет: — Дерзай. Почему-то я не могу отойти от этого прикосновения, хотя понимаю, что это сущая мелочь. Удивительно, как быстро мои мысли отвлеклись от музыки. Малфой ещё не успел уйти, а я уже думаю о постороннем — о нём. У него просто дар засорять мне мозг.

***

Несмотря на практически полное отсутствие веры в себя, я делаю серьёзные сдвиги, а Малфой старается не вмешиваться в этот процесс и лишь наблюдает со стороны. Если бы не моё прирождённое упрямство — всем было бы намного проще жить. Сегодня я освободилась пораньше — отменили Древние руны. У меня хорошее настроение, причём абсолютно беспричинно. Направляюсь в Южную башню, улыбаясь каждому человеку, призраку, живому портрету, встречавшемуся на пути. В каком же я должна быть расположении духа, чтобы задорно помахать рукой Забини, держащему путь на тренировку по квиддичу? Драко — Малфой, слышишь? — Блейз подталкивает меня плечом, — Ты чем там подружку свою обрабатываешь? — Ты о чём? — недоуменно бубню в ответ. — Встретил по дороге Грейнджер, а она лыбится во все свои барсучьи зубы и рукой мне машет. Я немного офигел, если честно. — У самого барсучьи… — бурчу, нахмурившись. Из-за таких мелочей склонен вскипать Уизли. Видимо, теперь я вместо него. — Ну, ну, комплименты оставь для своей девчонки. Чего она счастливая такая? — Думаешь, я знаю? Вряд ли это имеет ко мне отношение, из-за меня она только рыдает и истерит. — А про оргазм ты забыл? — Заткнись, Блейз. Я ведь могу и врезать. — Ладно, ладно, старина, — Забини затыкается, — Но ты всё же поинтересуйся, что так обрадовало Грейнджер. — Я разберусь. Скажи там Блэку, Вейзи и остальным, чтобы сворачивались. На сегодня достаточно. — Тебе не кажется, что в этом году у нас халявные тренировки? Не особо хочется провалиться на чемпионате школы… Раздражают эти предъявы. — Ты сам предложил пойти узнать, что с Грейнджер, я собираюсь это сделать. А теперь говоришь, что я не так провожу тренировки. Где логика, Блейз? Кого, кстати, ловцом Гриффиндора назначили, вместо мелкой Уизли? — Маклаггена, ты не знал? Он же сейчас капитан гриффиндорской команды.  Салазар, сбереги мой несчастный мозг… Лучше бы я не спрашивал.

***

— Феликс Фелицис, — тараторю поднадоевший за полгода пароль. Мне кажется, что его уже знает вся школа. Но это чисто моя вина, я приводил сюда слишком многих. Слышу голос своей скрипки. Странно... Нет, мне показалось. Грейнджер нет в гостиной, и это странно. Я слышал, что у Гриффиндора сегодня отменили руны. Наверное, сидит у себя. Странно, что не занимается, завтра ансамбль… И снова скрипичный звук. Вряд ли можно спутать голос родного инструмента, поэтому в голове рождается предположение, что я совсем уже рехнулся и дожил до слуховых галлюцинаций. Ну не может никто на ней играть. Но когда та же самая писклявая нота раздаётся в третий раз, я уже не могу спокойно сидеть на месте и поднимаюсь наверх. Источник неприятного звука доносится из моей комнаты, что удивляет ещё больше. Кто додумался пробраться в мою комнату и взять скрипку? Что?? Взять мою скрипку??? Я откушу голову этому человеку, возомнившему себя бессмертным. То, что кто-то забрал мой инструмент без разрешения - самый страшный кошмар. Я лишь позволяю взглянуть на неё с расстояния полутора метров, но ни в коем случае не прикасаться, а уж тем более играть. Дерзкого нарушителя ждут неприятности. Мало ему не покажется. Торопливо открываю дверь и вижу... — Грейнджер!!! Сожри тебя гриндилоу! Думай, что творишь! От моего крика гриффиндорка едва не роняет бесценный инструмент. — Ты чего разорался? Нервы не в порядке? — Это ты не в порядке. Знаешь же, что я запрещаю трогать мою скрипку! Или ты выучила свою партию настолько идеально, что принялась за мою?! И для начала хотелось бы узнать, что ты забыла в моей комнате? — Совесть забыла… Так ты думаешь, да? И партию свою я не знаю ни черта. Гермиона Я как всегда на дне Годриковой впадины… Не могу подобрать другого комментария происходящему. Аккуратно укладываю скрипку со смычком в футляр, ругая себя всеми грубыми словами, которые мне известны, и ещё столько же придумываю на ходу. Спешу покинуть это помещение, но меня останавливают. Его руки, на мгновение потеплевшие, и смягчившийся, добрый взгляд. — Прости. — В который раз ты извиняешься… — в моём голосе отчаяние. Знаю, Малфой прав.— По моей вине, замечаешь? Каждый раз тебе приходится просить прощения из-за моих глупых выходок. Это я сею хаос, я убийца душ, а не ты. Я - убийца душ. А не он. Я - дьявол, и семи смертных грехов мне оказалось мало. Поэтому я придумала себе восьмой и назвала его Малфой. — Ой, вот только не надо строить из себя вселенское зло, — закатывает глаза Малфой. — А что надо, свалить? Я собиралась. Дёргаюсь, пытаясь высвободиться. Что-то бесовское внутри меня срывается с цепи. Слизеринец наклоняется ко мне, но я отворачиваюсь. Он понимает: сейчас лучше отпустить. — Завтра в десять, Малфой, около класса ансамбля. Не проспи, — отрезаю я холодно и, резко захлопнув дверь, отправляюсь спать.

***

Иду по коридору третьего этажа, придерживая шлейф праздничного платья, и нервно смотрю под ноги, боясь запнуться на высоких каблуках. Сердце колотится необъяснимой тревогой, и мне становится трудно дышать. Слышу множество голосов, доносящихся с лестничных пролётов. Хаотичная толпа выносит меня вверх по лестнице, бежать не мешают даже сломанные каблуки. Поглощаюсь в атмосферу паники и ужаса и машинально достаю палочку, блокируя летящие со всех сторон заклинания. Где-то я уже это видела, только сейчас всё намного страшнее. Мне негде спрятаться. Лестница, кажется, не имеет конца, но лучше бы она не заканчивалось, потому что, поднявшись на Астрономическую башню, я понимаю, что загнана в тупик. Бежать некуда. А Малфой сидит здесь, на своём любимом месте, поначалу совершенно отстранённый от происходящего вокруг. До тех пор, когда здесь не появляются пожиратели. Шумная паникующая толпа испаряется, остаюсь только я, дрожащая то ли от страха, то ли от пронизывающего ветра, Драко, не до конца сообразивший, что происходит, но уже приготовивший палочку, и они — служители тьмы. Один миг - и в меня летит убивающее заклятие. Роняю палочку и зажмуриваюсь. Я ещё не готова взглянуть в глаза смерти. Не понимаю, что происходит, и вдруг кто-то отталкивает меня в сторону, закрыв собой. Открываю глаза, а передо мной жизнь — всё те же пожиратели, их злобный оскал, переломанные каблуки на трясущихся ногах, лезущие в лицо волосы, а чего-то не хватает. Живой души, Его жизни. Вовсе не мрачной и не холодной. Драко падает вниз в свободном полёте, под моим взглядом, полным ужаса и боли. Будто я сама умираю, и в моих глазах навсегда угасает свет. Долго кричу что-то несвязное, не жалея голоса. Мне больше не о чем жалеть. Нечего терять. И я теперь в состоянии ответить, что мне нужно больше всего на свете - ничего. Потому что, потеряв его, я потеряла всё.

***

— Грейнджер!!! Меня обдаёт жаром. — Какого дементора ты так вопишь? Тебя будто сам Волдеморт на куски резал! — Почти так и было… — чувствую, как сложно говорить. Я действительно кричала во сне так, что напрочь сорвала голосовые связки. — Пожиратели тебя четвертовали? — Не меня. — А кого? Меня? — Драко усмехается. Только мне совсем не смешно. Боль. Пустота и не выносимая боль разрубает сердце. Мой самый большой страх - потерять Малфоя. И неважно, кто он мне. — Который час? — перевожу тему. — Без пятнадцати четыре. Ещё дрыхнуть и дрыхнуть. Надо же. Люди умеют спать. А я могу только кричать до срыва связок и дрожать, как осиновый лист. — Грейнджер, точно всё в порядке? Тебя опять мучают кошмары? Помощь не нужна? Вопросы... И самые жуткие кошмары преследуют меня в реальности. Каждый из них связан с моим восьмым грехом. — На, выпей. Легче станет, — Малфой протягивает мне стакан воды, беру его и выпиваю залпом. Из горла вылетает глухая усмешка. Обычная вода режет горло, как огневиски. — Спасибо, Малфой. Прости, что в очередной раз разбудила тебя. Прости, что влезла в твою жизнь. Прости, что ты теперь смысл моей никчёмной жизни. Прости-прости-прости. Я хочу извиниться перед ним сто тысяч раз. Но не могу сказать ни слова, и он уходит. Оставляет меня наедине с фобией, доводящей слабых людей до шизофрении. Бросаю стакан на пол. Пытаюсь закричать, но голос не поддаётся. Лишь слёзы бегут по омертвевшему лицу самыми причудливыми дорожками. Моя кожа - хрупкий фарфор. Я - сломанная кукла. Малфой, Господи… Мой Мерлин… Он разбил меня... Убил. Благодарю его за эту невыносимую боль.

***

Трёх часов мне хватает только на то, чтобы кое-как взять себя в руки. Ни о каком сне не может идти и речи. Валюсь с ног от слабости и головокружения, не могу заставить себя поесть. Мысли о предстоящем уроке куда-то улетучились, ушли на двадцатый план. А на первых девятнадцати - тот дурацкий сон, породивший фобию, и, что теперь характерно, Малфой. На этот раз слизеринец подходит к красно-золотому столу сам. — Нам пора, Грейнджер. Смотрю на него затуманенным взглядом и коротко отвечаю: — Да, сейчас. Пойдём. Драко помогает мне подняться и, держа за руку, ведёт в класс. — Ноты… Я забыла их на пюпитре. — Я всё взял, — Малфой улыбается, демонстрируя два экземпляра нот. Тяжело моргаю. Такое ощущение, что вот-вот усну, прямо на ходу. — Ты так и не спала. Грейнджер, что опять случилось? — Я уже объясняла тебе. Не надо, пожалуйста. Не надо меня допрашивать. Зачем вечно резать по больному? — Не верю, что из-за дурного сна может быть так плохо. Такое чувство, что ты за ночь вылакала годовую норму огневиски. — Как видишь, может. Если в нём участвуют определённые люди. Хватит. Хватит задавать вопросы. — И кто же входит в число "определённых"? Поттер? Уизли? Маклагген? Криви? — губы слизеринца кривятся в усмешке. — Замолчи! Волан-де-Морт и все его крысы! — Ясно, речь обо мне… О тебе. Все кошмары о тебе превратились в огромный-преогромных панический страх. — Прости, я переборщил. Малфой пытается обнять меня, но я уклоняюсь. — Соберись, нам сейчас играть. А с тобой и твоими, хм… «определёнными» всё будет в порядке, обещаю. Ну что, готова? — Пойдём уже. Перед смертью не надышишься. Малфой хмыкает и поворачивает дверную ручку. В просторном музыкальном классе сидят два профессора и приветливо улыбаются нам. Я знала, что этот момент наступит. Но чтобы так скоро… Мы с Малфоем даже не пытаемся изобразить на лице подобие улыбки, особенно я. — Говард, встречай моих любимых учеников и по совместительству старост школы. Брюнет довольно кивает. — Здравствуйте, — холодно приветствует Малфой своего наставника. — Оч-чень приятно, — дрожащим голосом поддерживаю знакомство. — Вижу, вы принесли ноты. Что ж, давайте поиграем. Господи, я только сейчас начинаю понимать - мы с Малфоем ни разу не играли вместе. Чувствую, как начинает дрожать нижняя челюсть, а кончики пальцев - леденеть. «Какой ужас, я опозорюсь перед новым педагогом..." — почему-то других вариантов исхода этой отчаянной попытки я не вижу. И как в воду глядела. Сначала я проспала своё вступление, не говоря о том, как безобразно сыграла остальной текст. Из-за полной каши в голове я останавливалась через каждые два такта. Боллингтон и Бартли разочарованно вздыхали на протяжении нашего позорного выступления. — Вот увидишь, она сможет, — шепчет пианистка обнадёживающе, но скрипачу, кажется, слабо верится. — А мальчик-то какой перспективный, настоящий профессионал! Но даже профессионализма Драко недостаточно, чтобы вытянуть наш дуэт. Он не может прикрыть мои бестолковые ошибки, как бы ни старался. Как же мне стыдно... Дорогой паркет, провались подо мной, будь признателен. — Гермиона, что с тобой сегодня? Ты так сильно переживаешь? — Простите, я немного не в форме. Пальцы не слушаются… — пытаюсь оправдаться, стирая слёзы с глаз. — У Гермионы психологическая травма, — вмешивается Малфой. — Получила «тролль» по Астрономии. Не узнала созвездие… кажется, льва. Сами понимаете, как тяжело такое перенести отличнице. Я настолько обескуражена выдумкой Малфоя, что боюсь открыть рот и сказать что-то не соответствующее его версии. С одной стороны, я терпеть не могу лгать, а с другой — очень благодарна Драко. — Я вас уверяю, она только вчера играла мне свою партию просто прекрасно, нет смысла волноваться. Авторитетная личность отмазывает меня. Не понимаю, зачем ему это нужно. — Мы можем отпустить мисс Грейнджер, но с одним условием, — вклинивается в разговор профессор Бартли, — Вы, Драко. Именно вы поможете мисс Грейнджер и доведёте ваше выступление до такого уровня, чтобы мы с миссис Боллингтон не нашли к чему придраться. — Согласен. Тогда, если вы не против, я останусь и поиграю вам свою партию. — Очень хорошая идея, — одобряет миссис Боллингтон, — Я подыграю Драко партию фортепиано. Ты свободна, дорогая. Поспи, отдохни, а то бледна как смерть. Наконец-то Боллингтон вспомнила о моём присутствии. Она ласково улыбается и выводит меня в коридор. Через минут двадцать Драко выходит из кабинета. Он хмурится. — Больше чувств, больше эмоций, ты же харизматичный парень, бла-бла-бла… — бормочет слизеринец, закатывая глаза. Я так понимаю, речь о замечаниях профессоров. — За семь лет так и не научился нормально воспринимать критику? — Грейнджер! Чёрт подери, напугала… Какого акромантула ты не ушла спать? Я сочинял всю эту ересь про созвездия и сломленную репутацию отличницы просто так? — Нет, не просто… Мне хотелось дождаться тебя. Спасибо, Драко, — я уже почти привыкла называть его по имени. — Пожалуйста, но не жди, что я от тебя отстану. С завтрашнего дня будем репетировать каждый день. У нас неделя, Грейнджер. Не-де-ля. На всё и про всё. Вот это новости... — Неделя?! — Спустись с небес на землю, начало фестиваля в следующий четверг. В последний месяц я вообще потеряла счёт времени. — Думаешь, выступать дуэтом будут все? — Конечно же нет, но какова вероятность, что это окажемся не мы? Советую отправиться спать, ибо завтра с утра я подниму тебя репетировать. И не посмотрю на «тролль» по Астрономии, ночные кошмары и прочую чушь. — И ты готовься. Знаешь же, какая я ученица. — Сам это придумал, значит знаю, на что иду. Мы справимся.

***

— Молодец, Грейнджер. Хорошо играешь, но маловато эмоций. Музыка должна передавать атмосферу любви, у тебя выходит немного примитивно, старайся больше прислушиваться ко мне, мы ансамбль, а не два отдельных исполнителя. Наполни свою музыку жизнью, чувством. Любовью… Когда играешь, представь того, кого любишь. Что за научный тон? Да Малфой просто копирует то, что сказали ему педагоги на последнем занятии. — Семью? — уточняю я. — Парня, дурочка. Если не учитывать подвиды сексуальных отклонений типа инцеста и прочих извращений. Но ты же у нас поклонница классики, надеюсь? Представь Уизли, Поттера, Маклаггена, Лонгботтома, не знаю, по кому ты там сохнешь. Не знаю, обо что нужно периодически биться головой, чтобы нести такую чушь. Малфой иногда поражает меня своими острыми репликами. — Ни по кому я не сохну, идиот. Мы с ними друзья. Слизеринец самодовольно улыбается, будто прочтя мои мысли. — Прекрасно. Ты влюблена в меня и пытаешься признаться в этом через музыку. А я отвечу взаимностью, — Малфой подмигивает, а меня как минимум смущает его своеобразная методика. Кручу пальцем у виска и закатываю глаза. — Ладно, ладно… Твой прогресс за неделю — это что-то на грани фантастики, правда. Говорю без преувеличений. Не знаю, что скажут Боллингтон и Бартли, но лично для меня это близко к совершенству. Горжусь тобой, птичка. Зачем льстить и придумывать мне сомнительные клички? — Ладно, пойдём уже, — отрезаю я, игнорируя выпады Малфоя. — Мы всё равно первые в расписании. — Такой настрой меня радует, у тебя даже коленки не трясутся. — Не вечно же только тебе проявлять смелость, — усмехаюсь я, открывая дверь, ведущую в класс ансамбля.

***

— Рада вас видеть. Гермиона, смотрю, ты вся светишься. — Да, у нас всё хорошо, — отвечаю, всё так же улыбаясь. Профессор Бартли не торопился с выводами. — Сыграем, —не вижу смысла тянуть и сразу перехожу к делу. Ставлю ноты на пюпитр и ожидаю готовности Драко. Он настраивает инструмент, глубоко вздыхает и шепчет одними губами: «Не волнуйся, играй, как сегодня утром». Профессора переглядываются. Слизеринец кивает, и я играю вступление. Пока мы играем "Грёзы любви", профессора активно перешёптываются, и это очень напрягает. Не могу понять — хорошее впечатление производит наша игра или нет. На втором же произведении - «Испанском танце» - в классе воцаряется тишина, что помогает концентрации, но также вызывает негативные мысли. Вдруг им настолько не нравится, что даже нечего сказать? Программа сыграна, и теперь профессора довольно улыбаются. Не уверена, что они в восторге, но не разочарованы точно. — Вы большие молодцы, усердная работа видна невооружённым глазом. Но мы хотели бы, чтобы ваше «хорошо» прекратилось в «ах», — комментирует наставница пианистов, — Мы сейчас дадим вам пару указаний, но играть нам вы больше не будете. — Не будем? Вообще? — я не ожидала такого поворота событий. — Да, это последнее занятие перед фестивалем, — рассеивает мои надежды Боллингтон, — у вас будет ещё время на самостоятельные занятия. При условии, что именно вы станете участниками основных прослушиваний. — А кто это решает? — холодно интересуется Драко. Оказывается, всё это время он внимательно следил за ходом нашего разговора. — Ни одна жеребьёвка не проходит без волшебного Жребия. Вы уже знакомы с этим устройством. А что, если этот Жребий выберет нас? Боюсь допускать такую возможность. — Он выберет самых талантливых? — Самых ярких. У вас все шансы. «Надеюсь, что нет, — думается мне, — лучше сидеть в зрительном зале и хлопать в ладоши, чем ещё три месяца бесконечных репетиций». Драко Ловлю себя на мысли, что хочу в этом поучаствовать. Мда… Похоже, я совсем съехал с катушек. Почему бы и нет? В конце концов, не пропадать же просто так нервным клеткам и многочасовым занятиям…

***

Сегодня Хогвартс похож на сумасшедший дом. Приехавшие из других магических школ волшебники толпятся в коридорах, создают шум, обсуждая грандиозность предстоящего вечера, и просто раздражают своим внезапным появлением. Я не выпускаю из рук инструмент. Как иначе — первая скрипка в оркестре. Мы репетировали с хором лишь раз, и боюсь, что на выступлении меня схватит тот же приступ смеха, который произошёл два дня назад, когда я увидел в толпе девчонок старательно открывающую рот Грейнджер и игнорировавшую указания музыкального руководителя Паркинсон. Дирижёру пришлось переставить гриффиндорку в противоположную сторону хора, чтобы она не мешала рабочему процессу. Грейнджер всё это не особо заботит, она придерживается позиции «народу в хоре много, споют и без меня». Она даже хотела пренебречь посещением приёма гостей, но я уговорил её пойти, ссылаясь на то, что лучшая ученица Хогвартса не должна себя так вести. Гермиона Огни Большого зала горят как никогда ярко. Такого ослепительного света я не видела со времён Дамблдора. Заколдованный потолок по традиции изображает звёздное небо, привлекая к себе изумлённые взгляды прибывших гостей. Факультетские флаги величественно возвышаются над столами, которые буквально ломятся от обилия кулинарных шедевров домашних эльфов. Джекки рассказывала мне, с каким старанием трудились её знакомые, готовясь к открытию фестиваля. В начале торжества звучит ода Бетховена «К радости» в исполнении нашего хора и оркестра. Публика принимает нас на ура, но точно сказать нельзя, такую бурную реакцию вызвало шикарное исполнение оды или общая атмосфера праздника. За столом почётных гостей сидят уже знакомые мне Игорь Каркаров и Мадам Максим. К трибуне выходит Снейп. — Дорогие друзья! Гости из школ Шармбатон и Дурмстранг и студенты Хогвартса! Мы рады приветствовать вас здесь — на открытии первого этапа двадцать первого Фестиваля искусств среди волшебников! Им является игра на музыкальных инструментах. Зал восторженно вопит, и Снейп вынужден прерваться. — Прежде всего хотелось бы отметить, что конкурсные прослушивания будут проходить в этом зале. Через неделю, двадцать первого марта. Зал снова воет единым голосом. — Теперь нам необходимо выбрать три пары финалистов. Именно они будут представлять свои школы на конкурсных состязаниях! Вопли повторяются в троекратной громкости. У меня звенит в ушах. — Обратимся к волшебному Жребию — заколдованному устройству, которое, по легенде, никогда не ошибается и выбирает самых ярких и талантливых учеников. — По легенде, — передразнивает Малфой, сидящий рядом, — кто только придумал эту чушь. Все начинают активно перешёптываться, и мы с Драко переглядываемся впервые за этот вечер. В его глазах подозрительная хитринка. — Эй, — толкаю Малфоя локтем. — Ты же не хочешь, чтобы этот… Жребий выбрал нас? — Не знаю, Грейнджер. По-моему, было бы прикольно. — Ты спятил. Слизеринец устремляет довольный взгляд на сцену, куда уже притащили хрустальный сосуд, однажды наванговавший нам крайне весёлые будни. Давлюсь сэндвичем и запиваю его водой. — Малфой, у меня плохое предчувствие. Может, я пойду в гостиную, а ты потом придёшь и скажешь, кого там выбрала эта штуковина, ладно? — Нет, сиди, — уверенно отвечает Драко, откусывая яблоко. — Ты должна сама услышать. — Мерлин, что ты сегодня несёшь? Яблок переел? Давно заметила, что они на тебя негативно влияют. Что-то неприятно скребёт изнутри, и я не могу вести себя спокойно. — Не хочешь слушать, не мешай хотя бы мне. Собрался слушать, как крутятся в хрустальном сосуде пластмассовые шарики? Ясно. Малфою больше не наливать. Спустя две минуты этого забавного действа, прямо в руки Снейпу вылетает три маленьких шарика: красный с золотым драконом, голубой с золотыми скрещёнными палочками и самый знакомый для нас - с изображением герба Хогвартса. — Грейнджер, спорим, там наши имена, — слизеринец полон азарта, и это расшатывает мои нервы. — В тебе не вовремя проснулся идиот. — На что спорим? — Малфой, я такой ерундой не занимаюсь… Не пойму, откуда в нём эта уверенность? — Боишься, что я прав? Поспорим на зелёное платье, идёт? Если я побеждаю, то ты его надеваешь. А если нет… — Я не собираюсь с тобой спорить! — хочется врезать Малфою как следует, чтобы он перестал бесить меня своим дурацким поведением. — Значит, идёт. — Дай послушать, — бурчу в ответ, пытаясь прислушаться к речи Снейпа. — Начнём объявление имён финалистов со школ гостей. Уступим юным леди из Шармбатона. Милые дамы, если услышите своё имя — сразу поднимайтесь на сцену. Итак, школу Шармбатон представят... Зал стихает. — Жаклин Гонтьер и Габриэль Делакур! Ахая и охая, шармбатонские лебёдушки плывут к сцене. Финалистками оказались высокая кучерявая брюнетка и хрупкая обаятельная блондинка. Я сразу замечаю, насколько Габриэль похожа на свою сестру Флёр, и не могу воздержаться от комментария: — Жизнь прожита не зря. Младшая сестра Флёр Делакур представит их школу на фестивале искусств. — Хорошенькая, даже очень, — ляпает Малфой и наблюдает за моей реакцией. Складываю руки на груди и закатываю глаза. Слизеринский принц в своём репертуаре. — Но ты намного симпатичнее, ласточка. Вот увидишь, скоро назовут твоё имя. Мне очень хочется воткнуть вилку ему в ладонь. Или в ногу, или ещё куда-нибудь. Но я лишь кидаю на Малфоя предостерегающий взгляд. — Финалистами Дурмстранга объявляются… Петар Дичов и Ян Ивайлов. Стол Дурмстранга ревёт в овациях, и рядом с двумя прекрасными дамами занимают места крепкие юноши серьёзного вида. Оба темноглазые брюнеты. — Как тебе они, Грейнджер? Крам был лучше? — спрашивает Малфой, изогнув бровь. Он точно нарывается… — Ты сегодня заткнёшься или нет? — рычу я чуть громче чем ожидала, возможно, хоть так до него дойдёт. — Значит, был лучше. Готовься, нам сейчас выходить. Если надо, держи меня за руку, а то ещё упадёшь по дороге, Салазар упаси. Игнорирую его очередную глупость. — И, наконец, чемпионами Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс объявляются… Как бы смешно это не звучало, Снейп никак не может открыть шар. Две половинки приклеились друг к другу намертво. Зал негодует, интрига нарастает. Директору приходится использовать заклинание, чтобы расцепить спаянные части шара. Только представьте, каково всеобщее удивление и разочарование, когда он оказывается пуст. Довольна только я. Слава Мерлину, никому не придётся испытывать эти муки.