Жребий

— Крам… — сверлю выпускника Дурмстранга недобрым взглядом. За три года его облик мало изменился — в каждой черте всё та же каменная строгость. — Виктор? — изумлённо восклицает Грейнджер и бросается в объятия старого знакомого. Фу. Отвратительно. Невозможно смотреть на эти обжимания. — Привет, Гермиона! Не против, если мы составим вам компанию? — Разумеется, нет. Присаживайтесь, — улыбается гриффиндорка. Никого не интересует моё мнение, но я категорически против. — Я так рад, что ты стала финалисткой фестиваля. Как только узнал об этом — отложил срочные дела в шотландском министерстве и приехал сюда. Кстати, знакомьтесь, это Николь, — болгарин указывает на пришедшую с ним девушку, очень яркую внешне. Крам не придавал никакого значения её присутствию, пока разговаривал с Грейнджер. Как по-свински. — Очень приятно, Николь! Я — Гермиона, — кивает гриффиндорка и пинает меня ногой под столом, чтобы я хоть что-нибудь сказал или хотя бы избавил физиономию от неприязненного выражения. Но мне плевать. Не собираюсь заводить здесь новые знакомства. — А Вы, должно быть, Драко, напарник Гермионы? — пытается разбавить обстановку Крам, протянув мне руку. — Верно. А ты, надо сказать, неплохо подтянул английский, — с долей издёвки отмечаю я и уверенно пожимаю руку болгарину. — Последние два года я работаю в Шотландии и постоянно говорю по-английски. Навык, — спокойно отвечает Крам, не желая разжигать конфликт. Какой же он скучный… Не думал, что Грейнджер такие нравятся. Мне нужен бунт на корабле. Тогда устрою его сам. — Ко всему можно привыкнуть, — едко поясняю, сделав акцент на последнем слове, и перевожу насмешливый взгляд на Грейнджер. Её шпилька предостерегающе приближается к моей ноге и вынуждает попридержать язык. Праздничная музыка замолкает, и на пустых столах появляется что-то вроде закуски. Уверен, нам преподнесли очередную сладкую гадость, но всё же рискну попробовать. Весьма терпимое мясное блюдо. Но, чёрт возьми, зачем раскладывать колбасу дурацкими цветочками. Кому это вообще надо? Как раз в этот момент подружка Крама решается отведать французскую закуску, отметив «симпатичность сервировки». Какой бред… Морщусь уже в который раз за этот вечер. Гермиона Разноцветные огни зала гаснут, оставляя публику в кромешной тьме. Поднимется шум, люди начинают паниковать. Никакого сбоя в системе не произошло — это лишь обманный приём, и через несколько секунд яркие струйки света, дополняемые оркестровой музыкой, разлетаются по залу. — Да уж, Грейнджер… Вроде ты ещё ничего не пила, а уже отмахиваешься от обычных световых полосок… Окинув Малфоя презрительным взглядом, опускаю руки, рефлекторно среагировавшие на начало светового шоу. От обилия цветовых гамм и внезапного изменения фигур, которые к тому же беспрерывно перемещаются, рябит в глазах. Я не успеваю фокусировать взгляд на чём-то одном. Как и большинство зрителей, бестолково верчу головой во все стороны. Николь сидит, открыв рот, Малфой щурится, закинув ногу на ногу, и делает вид, что успевает следить за всеми лучами сразу. Один только Виктор наслаждается общей картиной, будто сам организовал всё это действие. Последовательность чарующих звуков и световых фигур завершается объединением всех цветов и музыкальных инструментов в унисон и фонтаном перерастает в праздничный фейерверк, заполонивший весь зал. За ним следует шквал восторженных криков и аплодисментов. Неловко смахиваю с платья и вытаскиваю из причёски конфетти. Малфой пренебрежительно наблюдает за светловолосой девчушкой с двумя огромными розовыми бантами, ползающей у него под ногами, пытаясь сгрести как можно больше разноцветных бумажек. Николь, как и подавляющая часть гостей, громко аплодирует и смеётся. На привычно-строгом лице Виктора прослеживается довольная улыбка. На столах появляются всё новые и новые блюда. Предугадать их смену так же непросто, как уследить за озорными огоньками, положившими начало шоу. Всё здесь проходит в непривычном для нас темпе presto. Придётся с ним свыкнуться. Приветственный вечер только начинает набирать обороты. Теперь на сцене происходит невероятное ледовое шоу, включающее в себя и сумасшедшую беготню огоньков, и зажигательную музыку, к которой постепенно привыкают мои уши, а также участие студентов Шармбатона. Они так ловко выполняют различные трюки… Чтобы этому научиться, нужно с рождения кататься на коньках. Мне становится стыдно при воспоминании о своей нулевой подготовке к открытию первого тура в Хогвартсе. — Это тебе не два раза сходить на репетицию по хору, да, Грейнджер? — подкалывает слизеринец, будто прочтя мои мысли. — Я, всё же, не первая скрипка в оркестре и даже не солистка того самого хора, — Нахожу достойный ответ и перевожу недовольный взгляд с Малфоя на сцену, где разворачивается следующий номер программы. Несколько пар, конкретно — пять, танцуют вальс. Световое безумие прекращается. Лишь нежный серебристый свет прожекторов направлен на выступающих, позволяя детально рассмотреть каждое их движение —осмысленное и отрепетированное. Мы с Николь восторженно наблюдаем за происходящим на сцене и, сами того не замечая, пританцовываем, погрузившись в плавную ритмику вальса. Драко — Какие милые танцульки, — внимательно наблюдаю за особо интересной парой, плавно перескальзывающей через остальные. Крам отстукивает ногой сильные доли и бесцеремонно пялится на Грейнджер. Держу пари, он вспоминает о Святочном балу, который принёс им обоим шквал незабываемых эмоций. У этого наглого типа явно не пропал интерес к Грейнджер. Надеюсь, это скоро изменится, так как не хочу повторения истории с Маклаггеном. Надоело строить из себя героя-завоевателя. Поднимаю бокал наконец-то появившегося на столе алкогольного напитка. Чёртовы французы, гурманы до мозга костей, опять испортили его лошадиной долей какой-то сладости. Возможно, если смешать все эти кулинарные «шедевры» — они будут казаться не такими отвратительными. С трудом дожёвываю перчёный сухарь и запиваю его недовиски. Тем временем на сцене происходит очередной трюк со светом. Мгновение полной темноты — и исчезают танцующие пары. Жаль, я не успел свистнуть им на прощание. Классные ребята. Огоньки, располагающиеся над сценой, загораются тусклым светом, а на месте десятерых выступающих оказываются двое: та самая парочка, которая мне сразу приглянулась. Не пойму, как они успели переодеться за считанные секунды. Музыкальное сопровождение номера начинается с хора вейл, которые растягивают одну высокую ноту на несколько тактов, затем их магические голоса подхватывают скрипки. Танцовщики стоят в противоположных сторонах зала, отвернувшись друг от друга. — Мне кажется, или на ней надета голубая простыня? — пытаюсь съязвить, но тут же прикусываю язык в прямом смысле этого слова. Зал аплодирует, скрипки и виолончели играют основную — тягучую и печальную тему танца, вейлы не замолкают… Танцор направляется в сторону своей партнёрши, но застывает в неуверенности, словно боясь разбудить её после долгого сна. Совершив несколько пируэтов, он всё же касается неподвижной девушки, оживляя её руки, пальцы, открывая глаза, как на рассвете. В то же время вступает лирический баритон солиста. Поёт он, конечно же, по-французски. «Ожившая» красавица плавно проводит руками по всему телу, проверяя его способность к движению, и вторит действия партнёра, взяв на себя роль ведомой. Неслучайные прикосновения выглядят случайными, нежность почти осязаема, чересчур правдоподобна для постановочного элемента. Музыкальное развитие не останавливается, с ним происходит усложнение танцевальных элементов, нарастает чувственность и эмоциональность номера. Голос певца звучит мягко под ненавязчивый аккомпанемент арфы, скрипок и хора. Все восторженно наблюдают за танцем, а мне он кажется слишком интимным, чтобы выставлять его на всеобщее обозрение. Возможно, я больной, но как всегда нахожу чем «украсить» происходящее. — Твою мать. Мне одному кажется, что они вот-вот отдадутся друг другу при всех, прямо на этом паркете? Нет, нет, шпилька Грейнджер и на этот раз не находит себе оборонительное применение, но гриффиндорка делает мне большую гадость, «случайно» смахнув бутылку мартини со стола. А сама, как ни в чём не бывало, отвечает: — Это румба, Малфой. Танец глубокого содержания, выражающий одиночество и несчастную любовь. Отличительной особенностью являются эротические плавные движения… — Я заметил, — ухмыляюсь, не дослушав её. — Соединённые с широкими шагами, дурья ты башка! — срывается Грейнджер и со злостью отодвигается от меня. Тем временем танец завершается несколькими минорными аккордами, а стройная танцовщица снова «засыпает» в объятиях партнёра. Девушка всё никак не выходит из образа, вызвав обеспокоенность публики, ожидающей её выход на поклон. Но переживать не о чем, ведь всё это отрепетированная постановка, всего лишь часть выдуманного шоу, пусть и столь схожего с реальностью… Пока зал увлечён бурной реакцией на танец, завожу разговор с обозлившейся гриффиндоркой: — Как думаешь, Грейнджер, смогли бы мы так? — Отдаться друг другу на паркете? — огрызается она. — По-моему, эти французы не просто так здесь всё это выплясывали, тебе не кажется? — Мне кажется, тебе нужно прекратить злоупотреблять алкоголем, Малфой. — Да не лезь ты мне в глотку. Я буду пить то, что захочу и столько, сколько захочу. — Поверь, твоя глотка меня совершенно не интересует. Мне нужен твой мозг в адекватном состоянии, а не плавающий среди огневиски и прочей гадости. Гермиона Малфою категорически нельзя пить. Я предупредила его об этом ещё в поезде, но он не поддаётся никакому контролю. — Я очень извиняюсь, но вас вызывают на сцену, — подталкивает меня Николь, а Виктор подтверждает её слова кивком. Мне становится стыдно за свою несобранность. Злюсь на себя за то, что устроила ругань так не вовремя, ещё и на людях. Подмигнув Николь, Малфой поднимается с места и берёт меня за руку. — Ничего не замечаешь вокруг, когда я рядом, да, Грейнджер? — с наигранной досадой спрашивает он. К чему весь этот спектакль? — Ещё одно слово, и моя шпилька вонзится в твою ногу, клянусь, —угрожаю, глядя перед собой. Если взгляну на Малфоя — ему несдобровать. Остальные четверо финалистов уже стоят на сцене, и все ждут нас. По пути мы несколько раз сметаем со столов неудачно расставленную посуду, постоянно что-то бренчит и звякает. Очень узкие проходы и обилие препятствий затрудняют наше передвижение. Как назло, всё стихло — никакой музыки, болтовни; всё вокруг насмехается над ними и подчёркивает ничтожность ситуации. Как всегда, Малфою плевать на всех ожидающих, поэтому он уверенно и гордо направляется к сцене, в отличие от меня. Я спотыкаюсь через каждые два метра и готова провалиться сквозь землю от стыда. Поднимаясь на сцену, мне приходится держаться за Драко обеими руками, потому что без дополнительной опоры я не способна переступить две высокие ступени в этих сумасшедших туфлях. Цепляюсь за его рубашку так сильно, что отрываю пуговицу на одном из рукавов, и при этом едва не теряю равновесие. Буркнув что-то нецензурное, Малфой упрашивает меня взглядом потерпеть ещё несколько метров, и я стараюсь взять себя в руки. Добираемся до центра сцены, но не могу сказать, что с минимальными потерями. Мадам Максим начинает долгую приветственную речь на ломаном английском, от которой у всех, кроме боготворивших гламурную полувеликаншу шармбатонцев, тут же вянут уши. Начинаю прислушиваться лишь когда речь заходит непосредственно о втором этапе конкурса. — Итак, вторым туром конкурса объявляется танцевальное искусство! Ваши выступления состоятся через неделю, семнадцатого апреля, в Главном зале. Тренировки начнутся завтра утром. Вся необходимая информация находится на табло в холле. Надеюсь, сегодняшнее шоу вам понравилось. Удачного вечера и до скорой встречи! В зале поднимается шум и начинается толкотня. Я планировала вернуться к столику, чтобы перекинуться парой слов с Виктором и его спутницей, но эта идея тут же отпадает, когда я на мгновение упускаю сладкую парочку из вида, а после этого её уже не представляется возможным отыскать в толпе. — Вот видишь, Грейнджер. Похоже, тебе и вправду придётся отдаться мне через несколько дней на той чёртовой сцене, а перед этим ежедневно это репетировать — горько усмехается Малфой. — Никаких приставаний, Малфой. Только попробуй полезть ко мне, сразу накормлю тебя жалящим заклинанием. И не говори потом, что я не предупреждала, — предостерегаю слизеринца, который по-царски устроился в нашей, увы, общей постели и напевает приевшуюся мелодию вальса. С серьёзным видом он размахивает руками, пытаясь изобразить дирижёра. Мы так и не решили жилищный вопрос, но сейчас это наименьшее из зол. Довольствуемся тем, что есть. Скромно ложусь на край кровати и кладу подушку поверх головы, надеясь, что Малфой поймёт, что пора бы уже заткнуться.

***

Мне снится странный сон, необычайно точно отражающий содержание книги «Девушка в синем. Школа танцев». И прерывает его, конечно же, Малфой. На самом интересном моменте. Пробудившись, кидаюсь на Драко с проклятиями, ибо убеждена, что продолжением сна должно было стать нечто важное. Слизеринец отвечает так, как поступил бы любой адекватный человек на его месте — объясняет, что я совсем уже помешалась на своей бесполезной книжонке, и при этом крутит указательным пальцем у виска. В ответ на откровенную насмешку перехожу к реальным действиям. Едва продрав глаза, начинаю судорожно выискивать нужную страницу книги. — Конечно, если ты хочешь остаться без завтрака или вовсе добиться дисквалификации из конкурса, можешь сидеть здесь хоть до вечера, уткнувшись в эту ванильную бредятину, но поскольку мне казалось… — Но это правда очень важно! — восклицаю я. Будто не замечая моего выпада, слизеринец продолжает говорить по делу: — Я уже всё разузнал. Десять утра, а это через полчаса, Зеркальный зал, Дансальный этаж, да, да, Грейнджер, представляешь, у них здесь существует специальный этаж для танцулек, где искусству «грации и ритма» обучается каждый шармбатонский слизняк — с первого по последний курсы. А у них их десять. Чёрт подери, ты осознаёшь, что две внезапно свалившиеся с вершины сказочного замка принцессы: Делакур и Гонтьер, ещё не научились разговаривать, а уже всё знали о танцах. У нас есть против них хоть малейший шанс?! — Шанс есть всегда, — философским тоном подмечаю я, сама не заметив, насколько уместно цитирую только что прочтённую реплику главной героини. — Я, конечно, понимаю, что всё в жизни возможно, но за неделю достичь большего результата, чем те, кто добились его за несколько лет, даже для меня перебор. — Не понимаю твоей паники, Драко. Кто тут из нас максималист? — Ты, — прямо отвечает слизеринец, боясь нарваться на очередной конфликт. Я озадачена, но нахожу, что ответить: — Раз я, то прошу прислушаться ко мне и покинуть эту комнату на пять минут, дабы я смогла начать свершение великих дел не в ночной сорочке и розовых тапочках-зайчиках. — Да я уже ухожу, госпожа, — издевается слизеринец, — в твоём распоряжении двадцать восемь минут. Напоминаю: Дансальный этаж, Зеркальный зал. Бурчу злобное «сгинь» в ответ на его свалившуюся с неба ответственность. Нехотя откладываю книгу и плетусь на завтрак. Заметив Николь и Виктора, спешу составить им компанию, надеясь на то, что они хоть немного взбодрят моё мутное состояние. Но вместо этого я оказываюсь свидетелем их скандала. Болгарин хмурится и яро пытается убедить в чём-то Николь, периодически заменяя английскую речь явно не лестными выражениями на родном языке. Николь хватается за голову от безысходности, а потом и вовсе срывается и уходит прочь из зала, по дороге наткнувшись на высокого улыбчивого официанта, нёсшего мне кофе. Круассан почему-то без начинки, не могу заставить себя прожевать его всухомятку. Разговор с Виктором не вяжется после произошедшей ссоры. Надетая наскоро мантия жутко неудобная, и я не имею понятия, как буду в ней танцевать. Время поджимает, и я уже не успею вернуться в комнату, чтобы переодеться. Прощаюсь с Виктором, уверив его в том, что в отношениях с Николь всё в скором времени образуется, и поспешно отправляюсь на поиски Зеркального зала и Денса… Дансаль… — никак не могу вспомнить название нужного этажа. На пути, как назло, ни единой души. Осознав, что всё равно опоздаю, возвращаюсь в холл, в надежде отыскать на табло хоть какую-то информацию о местонахождении злополучного класса. Ещё большую панику вызывает знакомый женский голос, оповещающий всю академию о том, что Гермиону Грейнджер ожидают на занятии танцами. Но в этом есть и плюс: после трёхкратного повторения позорной фразы о моём опоздании, голос подробно описывает путь от Главного зала к Дансальному этажу. Бью себя по голове. Как можно было забыть такое элементарное слово? Ковыляю до места, и по прибытию меня встречают две пары презрительно-сщурившихся глаз танцевальных педагогов, а также высокомерная гримаса Драко. — Прошу прощения, — неуверенно начинаю оправдываться, стыдливо опустив взгляд и растирая в руках до невозможности нелепую чёрную мантию. На её месте даже мешок картошки выглядел бы приличнее. — Драко, Ваша партнёрша по природе склонна к опозданиям, или же это единичный случай? — ангельским голосом обращается к слизеринцу новоиспечённая наставница, не желая говорить со мной. Хотя вид её далеко не ангельский, скорее раздражённый. — Что Вы, что Вы… — с нарочитой учтивостью протягивает Малфой, — Моя партнёрша всегда пунктуальна. Нынешняя ситуация является нелепой случайностью или результатом воздействия на её чувствительную натуру магии этого… необычайного места, — распевает блондин, просверливая меня недобрым взглядом. Я знаю, что он не даст мне права на новую оплошность, не позволит сравнять с пустой болтовнёй его умелые попытки вытащить меня из дерьма. — Что ж, раз так, то прошу Вас лично, мистер Малфой, проконтролировать возвращение навыка мисс Грейнджер приходить вовремя… Прямо как в Хогварте на первом туре. Всё на Малфое. Жизнь ничему не учит меня, и все мои проблемы заслужены. — Конечно, конечно, — угодливо поддакивает Драко, не сводя с меня глаз. — А также конфискуете всю прабабушкину одежду из её гардероба, — добавляет наставница, с неприязнью взглянув на мой по истине неудачный наряд. А в последующую секунду, по щелчку её пальцев, ужасная старомодная мантия преобразуется в лёгкий танцевальный купальник насыщенного синего цвета, который открывает больше, чем нужно. А по мнению Драко — всё, что нужно. Для наших педагогов — Марцио и Аннабель — подобный внешний вид является нормальным и просто необходимым для работы. Ко многому мне придётся привыкать. — И последнее. Мисс Грейнджер, дорогая, раз и навсегда запомните, что в наш танцевальный класс никогда не приходят в кроссовках… — жалостливо поясняет танцовщица, наколдовав мне аккуратные танцевальные туфельки на небольшом каблуке. Нити уверенности подрываются во мне окончательно. Морально подготавливаю себя к худшему и пытаюсь собраться с мыслями. Но у меня это совсем не получается… То ли я стесняюсь вожделенного взгляда Малфоя, бегающего по моему телу — снизу вверх и обратно, то ли меня напрягают странные просьбы педагогов на подобие: медленно поднять руку, затем другую, изображая скорбь и безысходность. Единственное, с чем я справляюсь — это повторить определённый ритм, который задали Марцио и Аннабель. Итоги недолгого совещания озвучивает вторая: — Итак, посоветовавшись с месье Марцио, мы пришли к общему мнению: в вас обоих присутствует хорошее чувство ритма, и, чтобы поработать над художественной составляющей, в качестве эксперимента идеально подойдёт аргентинское танго — один из прекраснейших парных танцев Латиноамериканской программы. Эксперимента? Она серьёзно? Разве сейчас время для экспериментов, если до выступления семь дней? — Будем считать сегодняшнее занятие неким тестированием. С завтрашнего дня начнём серьёзную подготовку, так как шесть дней— катастрофически маленький срок для изучения всех тонкостей танцевального искусства. Да неужели? — В качестве небольшого домашнего задания прошу вас прочесть любую информацию о танго, чтобы вы имели представление, с чем нам предстоит работать. На этом всё, — улыбается Аннабель, трансформировав мою «рабочую» одежду в повседневный наряд. Марцио прощается с Малфоем рукопожатием. Так странно, это первые педагоги, попросившие называть их по имени… Очень непривычно. Мы с Малфоем выходим в коридор и снова переглядываемся. В воздухе повисает неприятная пауза. Уверена, мы сейчас думаем об одном: эта неделя будет самой «весёлой» в нашей жизни. — Ты это видела, Грейнджер? Я в шоке. Тошнотворно идеальная блондиночка-вейла и её смазливый итальянский партнёр, который не понятно какого хрена забыл во Франции. Те двое, что вчера устроили прилюдную оргию на сцене, теперь будут готовить нас ко второму туру. Ты только подумай, чему они могут нас научить? Не стесняясь, лапать друг друга при тысячной публике? Спасибо, сам справлюсь. — А я не справлюсь, — шиплю я, озадачившись не меньше слизеринца, но разыскиваю возможные пути выхода из столь тяжёлого положения. — То есть ты не против всего этого? — удивлённо изогнув бровь, интересуется Драко, — Кстати, твоя книжка… В её названии было что-то про танцы. Из неё можно извлечь хоть что-то путное, или же всюду затрагивается тема, хм… интимного характера? — К твоему сведению, из трёхсот двадцати трёх страниц текста, «интимного» там от силы строк десять. Можно подумать, что я какая-то извращенка, чтобы такое читать. — Знаешь, Грейнджер, не хочу рушить твои фаталистические взгляды на жизнь о том, что эта книга оказалась в твоих руках велением судьбы, и всё такое… Но я своими глазами видел, как Макгонагалл принесла её в библиотеку. Вряд ли старушка подсунула бы её тебе просто так, поэтому будь добра пересказать мне краткое содержание на досуге. Эта книга… Я знала, что она рано или поздно пригодится. Теперь это наш единственный помощник при подготовке ко второму этапу конкурса.