Пташка и Змей

      Напрочь забыв о Оберине, Яре, и переговорах, Санса отправилась с Джоном. Она знала, что может положиться на Оберина, и это давало чувство всемогущества — знать, что за тобой стоит сильный мужчина, который, слово рыцарь из сказок, готов всегда защищать свою леди. Сансе это придавало смелости, той смелости, которой раньше ей не хватало. Поэтому она, мысленно восхищаясь Оберином, побрела с Джоном во двор. Все, кто находились во дворе, кто видели одного из Старков, пусть даже бастарда, были удивлены, но всё же рады. Джону стало непривычно, что на него все смотрят не так, как раньше — не было в глазах людей презрения, нет, теперь они смотрели на него с надеждой. Санса посмотрела на растерянного Джона, который явно чувствовал себя явно не в своей тарелке, и легко усмехнулась. Они шли в сад молча, не проронив ни слова, Санса просто сказала ему «пойдем», и он, кивнув, пошел за ней, вдыхая оставленный шлейф смешанных ароматов: запах силы, севера, привлекательности, стойкости, боли и чего-то пошлого, Джон знал, что все эти запахи превращаются в один аромат — аромат женщины. Взрослой северной женщины. Бесстрашной, словно лютоволк, беспощадной, словно зима в их краях, неостановимой, словно лавина, и чертовски опасной, словно меч из валирийской стали. Это то, что Джон не учуял, не увидел, увидел на самом дне сапфировых глаз, покрытых толстой корочкой льда, как у истинной северянки, ледяных глаз, что пустые и лютые, смотрят так, словно это Иные на тебя глядят. Он словно не на дно ледяных глаз заглянул, а в душу. И увидел северную леди, увидел Кейтилин с примесью Эддарда, почувствовал Робба и каплю Арьи, увидел в ней лучших из Старков, и только горячее золото волос, переливающееся впереди, отдающее ландышами, кричало о примеси Талли. Джон был удивлен и в глубине души боялся, что Санса изменилась, боялась, что сейчас эти пустые северно-холодные глаза посмотрят на него тем же презренно-отчужденно ледяным взглядом Кейтилин. Боялся, что Санса начнет смотреть него — смотреть его точно так же, как и смотрела её мать. И тем не менее, восхитился, увидев прекрасную женщину, достойную звания королевы Севера, вместо той летней девочки, что он видел. Он вспомнил объятия Сансы, что она подарила ему десять минут назад и легонько улыбнулся: да, это не та же Санса, что раньше, это другая девушка, она сильнее той Сансы Старк, что он помнит, но объятия её показали, что эта женщина, обнимавшая его, ближе ему, нежели прошлая Санса. Та и прикоснуться к себе не позволила.  — Наконец-то! Двое Старков в замке, теперь Винтерфелл в безопасности! — Воскликнул какой-то мужчина, выходящий из конюшни. Люди рядом начали улыбаться, счастливо перешептываясь и кланяться, приветливо улыбаясь проходящим мимо потомкам волков. Санса переглянулась с Джоном и засмеялась в том ему: совсем не так, как полагается леди, не тихо в кулак, а вслух, коротко, но громковато для леди. Когда они дошли до Богорощи, Санса присела на заснеженное бревно возле ручья. Джон стоял возле нее, оглядываясь вокруг, сложив руки за спиной.  — Зимой это место еще красивее… — Прошептал он. Санса подняла голову вверх, ловя снежинок лицом.  — Да… — Слабо прошептала она, легко улыбаясь. Джон посмотрел на неё, и улыбнулся, вспоминая Игритт — её волосы так же красиво контрастировали с белым снегом. — Что, лорд командующий, даже не не удостоите простую леди Винтерфелла чести сидеть с вами на одном бревне? — Шутливо ухмыльнулась Санса, понимая, что эту привычку она взяла от Оберина. Джон усмехнулся и сел рядом с ней. — Почему мы никогда раньше не общались так близко? Почему не сидели вместе в Богороще, не общались?  — Это ты у меня спрашиваешь или задаешь вопрос сама себе? — понимая её риторический вопрос, спросил Джон, скорее для продолжения разговора, нежели для хоть какого-то ответа. Санса усмехнулась.  — Прости меня, Джон… — Прошептала она, без опаски, положив голову ему на плечо. Джон опешил.  — Санса, не стоит. Ты не должна…  — Нет, должна. Та Санса, что была раньше — не стоит даже медняка. Я была такой самовлюбленной, эгоистичной и глупой… Я вообще могу долго перечислять, но касаемо тебя — я не должна была слушать мать, вести себя как высокомерная принцесса, презирать тебя…. Мне стыдно, Джон, — Сана посмотрела на него, и Сноу готов был глотку себе перегрызть за то, что смел подумать, что Санса — летняя и нежная Санса, — может относиться к нему так, как Кейтилин.  — Оставим прошлое в прошлом, — он приобнял её, и Санса опять положила голову ему на плечо.  — Тебе отдадут комнату Робба, — Джон вздрогнул и убрал руки с её плеч. Санса выпрямилась и посмотрела на брата. — Я ждала тебя три дня, Джон, комната давно готова, ворон задержался. Я знаю, что ты думаешь, но, чтобы успокоить твою совесть, скажу, что будь здесь Бран или Рикон, я бы отдала кому-то из них комнату Робба, но их нет, так что комната моего любимого брата достается тебе. — Но ведь… — У меня великие планы, Джон, мне нужна твоя поддержка. Скажи, — Санса вмиг стала серьезной, сжав руку Джона, — как далеко ты можешь пойти ради Севера?  — До конца.

***

      Санса летящей походкой вошла в свои покои, где её уже ожидал Оберин. Закутанный в меха, громадный и широкоплечий, он выглядел нелепо. В своих легких, откровенных нарядах, он выглядел намного лучше, да и признаться честно, чувствовал себя в них он куда более комфортно. Санса тихонько захлопнула дверь, и на носочках, изящной кошачьей походкой, начала медленно подкрадываться к Оберину, который что-то рассматривал на её столе. Она достала из-под платья привязанный к коленке кинжал и резко приставила его к шее Мартелла, но не успел клинок коснутся его шеи, как девушка уже была плотно прижата спиной к нему, а холодная сталь касалась её синей вены, что так заманчиво пульсировала под алебастровой кожей. Оберин хрипло рассмеялся ей в плечо и провел языком по венке.  — Ты и правда думала, что сможешь это сделать? Я услышал твои шаги еще за дверью.  — Тогда почему сделал вид, что не заметил меня? — прикрыв глаза, прошептала Санса, наслаждаясь горячим дыханием на своей коже.  — Было любопытно, что ты будешь делать дальше, — прошептал он ей в висок, сжав скулы. — Вы меня всё больше удивляете, леди Санса… — улыбнулся он. Санса, не выдержав пытки, развернулась к нему, и жадно, словно изголодавшийся волк, впилась в любимые, жаркие, приносящие удовольствие губы, жадно целуя мужчину, умеющего сводить с ума одним лишь прикосновением. Демоны распирали её изнутри, заставляя самодовольно ухмыляться и плевать в лицо всем женщинам мира, потому что самый лучший мужчина во всех мирах — её. Он сейчас с ней, хочет только её, принадлежит только ей, так что горит самодовольная Серсея в седьмом пекле, потому что Оберин, её Оберин, её Змей, лучше подбитого льва. Джейме, даже с десятью руками, не может сравниться с этим мужчиной. И раз уж он пренебрег Серсеей, самодовольной львицей, считающей себя самой красивой, то Санса смело может считать себя самой желанной женщиной Вестероса, и не только. Это Оберин хотел ей доказать — это он ей и доказал. Только сможет ли Старк доказать, что эта «самая желанная» принадлежит Мартеллу? Об этом Санса думать не хотела, потому что как только эта мысль промелькнула — поцелуй из сладкого превратился в горький.       А Оберин не сомневался, что Санса принадлежит только ему, и никто не сможет её отнять. Только вот, леди не может принадлежать сразу двоим, а Север — не привык делиться.       Оберин разглядывал Сансу с довольной улыбкой на губах и отмечал про себя, что такая она ему нравиться еще больше: нагая, лежащая на мехах, с блестящей от пота кожей, с влажными прядями волос, что прилипли к её лбу и скулам, слегка прикрытыми глазами и ресничками, а губы слегка приоткрыты — заманчиво алые, влажные и слегка припухшие от поцелуев. Она прекрасна: такая голая и готовая принять его в любую минуту, хоть в сотый раз. Между её ног вытекало его семя, а на теле, словно змеиные укусы, красовались отметины Мартелла, и Санса, воистину трепетно, прикасалась к этим отметины. Понимая что ей нравится это, нравится принадлежать ему, будучи при этом абсолютно свободной. — Ммм… почему ты на меня так смотришь? — вяло улыбнувшись, со вздохом спросила Санса. Оберин провел мозолистыми, грубыми, но горячими ладонями по бедрам, нависая над ней, и ласково поцеловал её шею, убирая пряди с лица. Санса открыла глаза и встретилась с черными омутами, которые она так любила: любила лукавинки и огоньки, что видела в них, детский задор и мужской азарт, любила солнце Дорна, что отображалось не столь в глазах, сколько в самом образе мужчины, в его имени, в его жестах, в самом нем.        Хочу запомнить тебя такой,  подумал Мартелл, а затем отбросил эти мысли, уступив горькую реальность характеру собственника.  — Санса, — прошептал он ей так, словно знает секреты мира всего, — я люблю тебя, Санса, помни это. Когда принимаешь какие-то решения, когда думаешь о чем-то или о ком-то, когда тебе трудно, когда ты стоишь перед каким-либо выбором, когда ты в чем-либо сомневаешься…. Всегда —просыпаясь и засыпая, помни: я люблю тебя… — Нижняя губа девушки задрожала, и она закусила её, чтобы не выдать своих чувств, но то, с какой серьезностью на неё смотрел Оберин, запрещало ей мыслить здраво, словно она напилась до потери сознания.  — Я тоже люблю тебя… — словно в дурмане, прошептала она. Прошептала так интимно, тихо и парадоксально: нежно и в то же время грязно. Так вульгарно, по-блядски, с горечью на губах и похотью во вздохе.  — И это тоже помни… — Мартел погладил её скулу большим пальцем, царапая нежную кожу острым перстнем. — Помни, что мы любим друг-друга. Истина в наших чувствах, всегда… — Оберин поцеловал её, и поцелуй выдал Сансу, Мартелл понял, что у Старк совсем иные мысли на этот счет.       Истина в справедливости, Оберин. А справедливость чувств не знает…

***

— Истина в вине, — пробормотал Тирион, приподнимая бокал, — в вине, моя дорогая Яра.  — Ну давай же проверим дорнийскую истину на вкус, — ухмыльнулась женщина, чокаясь с пьяным Тирионом. Вот уже третий час они спорят кто кого перепьет, и пока честная ничья: оба одинаково пьяны, оба опустошают запасы алкоголя Винтерфелла, оба несут чепуху, но никто не спешит покидать компанию друг друга — то ли дело в желании победить то ли им нравиться общество друг друга, но всё же, их не смущает ни полумрак с потухшими свечами, и не особо радостные пыхтения Теона и Шаи.  — Ну, был бы у меня член, то и я бы с радостью поссала на стене, — ухмыльнулась Яра, на что Тирион самодовольно оскалился.  — Пока таким похвастаться могу только я. Ну, дозорные не в счет. А вообще ощущения своеобразные, с одной стороны — дух захватывает, поссать с такой высоты, смотря на такой вид, но с другой стороны — я пока ссал — думал, что член себе отморожу. Должен сказать, что ощущение не из приятных… — Яра рассмеялась, подставляя кубок Тириону, который доливал еще вина.  — Ну и как? Не отморозил своего червячка, полумуж?  — Возможно я и муж только наполовину, но уверяю тебя, что вторая моя пловина больше всех, что ты видела вместе взятых, — усмехнулся Тирион, поднимая бокал. — Если хочешь проверить, только скажи. — Шая, стоявшая позади них, в конце зала, около окна, нервно сжала пустой графин из-под вина, а челюсти стиснулись так, словно она зубы раздробить хотела, а она хотела, только вот не себе, а этой Грейджой, а заодно и Тириону.  — Что же, давай выпьем за твоего червячка, — ухмыльнулась женщина, чокаясь кубками. Она вытерла губы рукавом свей черной жилетки, покрытой металлическими вставками и с вызовом посмотрела на Тириона. — Вот когда твоя сестрица-львица упадет на колени перед драконьей королевой, я посмотрю на размеры твоего червячка, а заодно и отыграюсь, — подмигнула она, отставляя недопитый кубок в сторону и поднимаясь с своего места. Грубой, без намека не женственность, немного резкой походкой, Яра вышла из зала, а Теон побрел за ней следом. Не успела дверь за ней закрыться, как на Ланнистера, точно бешеная кошка, налетела Шая. Любовница схватила его за края меховой шубы и притянула к себе, свирепо всматриваясь в глаза с дикой ревностью и присущей только любящей женщине яростью.  — Что это значит?!  — Ты уезжаешь, Шая, — промолвил Тирион, даже не взглянув на женщину, — завтра ты отправишься домой, или куда захочешь. Тебе дадут коня, золото и прощение — как награду за то, что ты верой и правдой служила Сансе… до недавних пор.  — Ч…ч-что? — Шая замерла. Руки её дрогнули, а пальцы ослабели. Тирион легко отстранил от себя её руки, посмотрев на неё так, словно она — его самое большое разочарование.  — Ты не Сансу предала, Шая, ты меня предала… — Шая посмотрела на Тириона, всё еще пытаясь понять — шутка ли это, но невольно вспомнились слова Меллисандры, её хитрый взгляд и лукавая ухмылка. А Тирион вспомнил безжизненный, пустой и даже стеклянный взгляд Сансы, на дне которого, за сталью, льдом и напускной холодностью таилась боль и разочарование. Но Север настолько охладил её кровь, что и боль по венам протекает не так, и вовсе не так неприятно уже. И как Санса, смотря на него этим самым отрешенным взглядом приняла своё решение… В голове всплыли воспоминания… — Теперь ты не будешь отрицать её вину? Теперь тебе достаточно доказательств? — лукаво спросила Меллисандра, предоставляя ему неоспоримые доказательства вины Шаи.  — Меллисандра, оставь нас, — сказала Санса, видя взгляд Тириона; такой же взгляд был у неё, только в душе, наверное: неверящий в происходящее, нежелающий принимать реальность, взгляд человека, который разочаровался в ком-то, кому доверял.  — Санса…  — Я знаю, — как-то резко перебила она, — я всё знаю. — Воцарилось некое молчание, которое никто не смел прервать. Санса дала ему время, чтобы обдумать всё происходящее, чтобы осознать реальность, она знала, что ему нужно, ведь она знала каково это — пережить предательство.  — Что ты будешь делать, Санса? — Старк подошла к нему и положила руку на плечо.  — Как Санса Старк, хранительница Севера, я хочу казнить её, но как женщина, я понимаю мотивы её поступка и почему она согласилась на предложение Тиреллов. Как человек, который её понимает и которому она была готова посвятить жизнь, я готова даровать её жизнь и изгнать её. Но её жизнь принадлежит не мне… — Она многозначительно посмотрела на Тириона. Тот, смотря на Сансу снизу вверх, разочаровано помотал головой, моля о пощаде.  — Нет, Санса… Не заставляй меня…  — Тирион, — перебила его Старк, — ты примешь решение. Как твоя жена — я буду согласна с ним. Потому что я должна тебе. Должна за доброту, что ты мне даровал. Но как хранительница Севера — я даю тебе некое испытание. Сам решай, что сделаешь с ней. — Старк резко развернулась, и, блеснув отрешенным взглядом, совсем не таким, как был минуту назад — понимающим, пронзительным, ушла, тряхнув золотавой гривой. Двери с шумом захлопнулись. Он остался один на один со своими мыслями, со своей болью…  — Как же так, Шая… Как же ты могла…  — Тирион, — Шая опустилась на колени, — прошу…  — Прощай, Шая… — Тирион поднялся с места, и, заставив себя бросить на неё брезгливый взгляд, чтобы она не пошла за ним, вышел из зала.  — Тирион… — прошептала она, царапая холодный, каменный мол под ладоням.— Тирион! — И лишь отрешенное эхо, переполненное боли, донеслось до стен, которые впитали в себя очередную человеческую боль. Север помнит всё. И замок помнит. Каждая стена. Каждый камень. Но стены построены, чтобы защищать северян. А предательница южанка получила по заслугам, и холодные станы старого замка будут такими же холодными и молчаливыми, словно в насмешку южанке…