FLASHBACK
-Анна Сергеевна, а почему Миша никогда не общается с нами? — девочка моего возраста потянула воспитателя детского дома за длинную юбку, потому что хотела услышать ответ на свой вопрос. -Ну, как тебе сказать… — дамочка лет тридцати поправила свои очки и посмотрела в мою сторону. Я, в свою очередь, сидел около окна и всматривался в мрачный пейзаж. — Понимаешь, Миша — не такой ребенок, как ты и твои друзья. Вот ты веселая, добрая, жизнерадостная, поэтому и такая красивая, а он — злой и угрюмый. Когда всем людям приятно играть под ярким солнышком, он хочет, чтобы пошел дождь, понимаешь? -Кажется, что да, — маленькая блондинка похлопала своими зелеными глазами. – Он, получается, злодей? -Можно и так сказать, — женщина потеребила светлую макушку ребенка, а затем презрительно посмотрела в мою сторону. — Лучше дружи с другими ребятами, хорошо? А то станешь, как он. Дитя в розовом потрепанном платьице одобрительно кивнула, странно обвела меня взглядом и побежала к своим друзьям. Я смотрю на мою «любимую» воспитательницу. Зачем она это делает? За что? Что я им сделал? Я живу и никого не трогаю. Я лишь хочу сбежать из этого места. Почему она сказала той девочке, что я злой? Ведь это далеко не так. Просто я не такой, как остальные дети. Да, я люблю дождь, но я не навязываю другим ребятам любить его так же, как и я. Но почему бы им просто не принять такое явление, как дождь? Ведь это нормально так же, как и любимое всеми детьми солнце. Просто мне нравится сидеть под струями природной воды и думать. Никто из детей моего окружения так не делает, поэтому они считают это ненормальным. Но неужели воспитатели меня ненавидят лишь за это? Не может такого быть.REALITY
Мысли настолько затянули меня, что я и не заметил, как мы уже сидели в летней беседке. Я нашел ответ на вопрос, который волновал меня весь детский дом. Нет, воспитатели презирали меня не из-за того, что я люблю дождь. Черт, как же это глупо звучит, хотя, возможно, можно перевести эти мысли и выводы в реальную жизнь, связать их с настоящими проблемами этого гребанного мира, но сейчас не об этом. Ведь когда я был маленьким мальчиком, моя жизненная позиция была совершенно не характерна для такого возраста. Видимо, что взрослые люди поняли, что я с самого детства понял свое жизненное положение, что все происходящее вокруг никогда не повлияет на мое будущее с положительной стороны. Я принимал этот мир таким, какой он есть, в отличии от тех детей, которые жили сказкой. Возможно, нет, именно из-за этого у меня не было детства. Я сам виноват. Слезы вновь накатываются на глаза, но я вовремя сдерживаюсь. Даня делает вид, что не заметил этого, но я знаю правду. -Я понимаю тебя, — его голос прозвучал так же неожиданно, как и очередная вспышка молнии в небе. -Ты не можешь меня понимать, — я отвечаю на автомате. — Ты не перенес всего того, что пережил я. -Возможно, что ты прав, но я тоже переживал большие потери в своей жизни, — он грустно усмехнулся. — Мне было семь лет, когда я потерял свою мать. Она была стюардессой, но в один ужасный день самолет, на котором она работала, разбился. Она прожила в больнице две ночи, после чего скончалась. Мы с отцом очень ее любили, ведь она была прекрасной женой и любящей матерью, — парень достал одну сигарету, поджег ее и сделал глубокую затяжку. — После ее смерти я очень много плакал, а отец стал пить. Много и крепко. Он принялся продавать золотые вещи, а затем даже технику ради того, чтобы купить очередную бутылку водки. Он перестал замечать меня, и я, можно сказать, проживал каждый день с одной только мыслью: «Хоть бы не сдохнуть». Знаю, что звучит жестко, но так оно и было. Но не смотря на все мое безысходное положение, я продолжал стараться хорошо учиться, пускай учителя и относились ко мне с презрением. Я помню, как я пришел домой, а вместо привычно дрыхнущего пьяного тела на диване я увидел… ничего? Папа не приходил первую ночь, вторую, третью… Да, первые дни одиночества для меня были шоком. Пускай он ничего не делал для меня, буквально не замечал, но ощущение того, что в этой конченой квартире кроме меня кто-то есть, навевало какое-то спокойствие. А тут на тебе — я один. Объявился он через семь лет, когда я начал сам зарабатывать. Знаешь, что я сделал после его прихода? Можешь называть меня ублюдком, но у меня не было выбора. Я, с пачкой макарон в руках, смотрел на его пропитую рожу, а он, еле держась из-за опьянения на ногах, смотрел на меня взглядом, а-ля: «его можно продать и купить бухла». Я тихо сказал: «Уходи». Тогда он переспросил меня, на что я лишь повторил и кинул в него пятисотрублевой купюрой, которую заработал я своим трудом. Он пошатнулся, икнул, поднял бумажку с пола и, сжав ее в руках, вывалился из квартиры. Меня переполняли чувства ненависти и сожаления. Я упал на колени и заплакал. Я знал, что нужно выживать дальше, но мне было морально сложно все это принять. Черт. Светловолосый кинул бычок, который сразу же потух, на землю, а затем притоптал его ногой. Я хотел было спросить, почему он не рассказывал мне об этом раньше, но потом опешил. Не стоит. -Почему ты до сих пор не нашел себе девушку? Когда у тебя есть любящий человек, легче жить, разве нет? — мне показалось, что я сболтнул лишнего, ибо парень буквально почернел. Взгляд застыл на одной точке, щеки, покрасневшие до этого от небольшого холода, жутко побледнели, а рот остался в приоткрытом положении. -У меня была девушка, — голубоглазый все еще не перестраивал взгляд на меня. — Я любил ее так же сильно, как и она меня. Когда я понял, что она мне нравится, я узнал, что такое настоящая любовь. Мы были счастливы. Мне было тепло даже тогда, когда я находился рядом с ней. Мы могли часами сидеть и обнимать друг друга, не говоря ни слова. Возможно, что она была не идеальна, возможно, что ее внешность нельзя было назвать шикарной, но она была безумно красива только для меня, ведь когда ты любишь человека, то тебе начинает нравиться в нем все: от неординарных качеств до глупых привычек. И даже в этих привычках ты находишь что-то умиленное, по-детски глупое, но все это становится таким родным. А еще я знал, что она неизлечимо больна. Я знал, что она безумно любит аттракционы, но я категорически запрещал ей их посещение. Она часто просила меня сводить ее туда, но я вновь и вновь говорил «нет». В день ее рождения она в который раз попросила ее сводить туда. Я подумал: «Ладно. Сегодня ее День Рождения, сделаю исключение. Пожалуйста, пусть все будет хорошо». Но нет. Она потащила меня на «Американские горки», где впоследствии ее астма дала о себе знать. Видимо, аттракцион слишком сильно захватил ее дух. Я ведь знал, что ей противопоказаны такие вещи. Почему она оставила этот чертов баллончик дома?! Почему именно в тот день?! Почему я пустил ее туда?! Почему я такой тупой?! Блять! Я смотрел в сторону Дани, которого буквально разрывала ненависть к самому себе. Он руками сжимал волосы на своей голове. Мне казалось, что он кричит, но я был оглушен его мыслями. Уже несложно догадаться, почему он ничего не хотел мне рассказывать. Я нашел ответ на вопрос, кто была та девушка с фотографии, почему он живет один, почему он не бросил меня. Он просто не хотел причинить мне ту боль, которую испытал на себе. Это была защитная реакция, вот и все. Я вижу, как по его щекам стекают слезы. Он все еще тянет себя за волосы и кричит, но я до сих пор не слышу его. -Я помню, как она начала задыхаться, и я не мог ничего сделать. Я помню, как я старался громко кричать и махать руками в надежде на помощь. Я помню, как наша вагонетка остановилась. Я помню, как на нас смотрели десятки шокированных глаз. Я помню, как я держал на руках ее мертвое тело. Я помню ее бледную кожу и закрытые глаза, — он улыбался улыбкой отчаянного маньяка, а с глаз самопроизвольно потекли слезы. — Я помню, как я сказал ей «спокойной ночи» перед тем, как гроб с бледным телом засыпали килограммами земли. Он начал смеяться. Я понимал, что это отчаянный смех. Он был похож на маньяка, но страшно мне не было, ведь я мог засмеяться так же в любую минуту, если бы промотал свою жизнь с начала до сегодняшнего момента. -Какая нелепая смерть, — опять смешок с его стороны. — В этом виноват я. Твою мать. Объятия — лучший способ успокоить встревоженную душу. Прислоняюсь к парню всем туловищем, обхватывая руками его тело, пытаюсь успокоить его. Просто. Не нужно слов, мы и так уже выговорились друг другу. Он перестает плакать, и я клянусь, что заметил мимолетную улыбку на его лице.