От синиц до спиц

1.1       Шарф на шее утянут почти до невозможного. Она оттягивает его, царапая кожу ногтём, и морщится. Голова кружится достаточно раздражающе, и в комнате тоже достаточно холодно, чтобы нервно оглянуться и уставиться на красный, мигающий огонёк.       — Какого… — растерянно шепчет девушка. Секунды тянутся долго-вязко, терпение и самообладание разбиваются о непривычный страх. Она подскакивает с кровати, неуклюже пошатываясь, и бросается к двери. Её — нараспашку, и все свои эмоции — тоже нараспашку перед неизвестным зрителем по ту сторону камер.       Второй этаж угрожающе-тих и погружен в темноту. Лестница длинная и покатая, девушка ступает по ней неаккуратно и чересчур спешно, едва ли не спотыкаясь и не падая, но вовремя хватается за перила.       Первый этаж остаётся безбожной глупостью и пустым местом, потому что железная дверь, увешенная замками, выглядит предостаточно омерзительно и ненормально.       — Какого чёрта, — шипит она, испуганно отступая на шаг и в панике хватаясь за голову.       Дом отвечает ей будоражащим молчанием. 1.2       — Так твоё имя?.. — растягивает Дженни вопрос, вытирая руки о фартук.       Девушка сидит на кухне за столом и совершенно не вписывается в серую обстановку выцветшего дерева и пыли. Впрочем, не одна. Но сильнее всего. Потому что руки подрагивают, глаз едва не дёргается, кричать хочется прямо в стены и закинуть что-нибудь в камеру необходимо прямо сейчас, а у неё, у рыжей-доброй Дженни, совершенное спокойствие на лице и даже какое-то умиротворение.       Чайник закипает, и под его свист она отвечает:       — Черри.       — Перо, — перебивает её голос из динамиков.       Точно не вписывается. Ни собой, ни проклятым-подозрительным вниманием к себе. 1.3       — Пополнение в доме? Надеюсь, у тебя нет никаких ушибов или ранений. Не думаю, что Кукловод обязательно аккуратен со своими… гостями.       Джим забавно причитает, складывая бинты в аптечку, и иногда поглядывает на девушку, которая спокойно развалилась в кресле и устало наблюдала за его движениями. В доме всё ещё тихо, но она почти привыкла к этой тишине. Теперь, скорее, приходится вздрагивать от резких шумов, чем от поскрипывания половиц.       Там, где ничего не звучит, становишься внимательнее и осознаннее. Не так загнан в угол и потерян, как в мегаполисе. Она-то точно знает, как сильно можно застрять в громогласных звучаниях людей и мира. А тут спокойно. И каждый — как на ладони, беззащитен, безобиден.       Черри вяло тянется, хватает дока за руку и ведёт пальцем по венам.       Джим забавно вздрагивает. 1.4       Ей двадцать три. И месяцев в году для неё тоже всегда было двадцать три, потому что жизнь сложна, растянута, распахнута и затянута. Необходим конец.       В доме время тянется совсем иначе, точнее, совершенно не тянется, не льётся и не ползёт — его нет, и Черри задумывается: как бы следить за счётом своих годов, если незаметна даже смена дня и ночи.       Джек, отпивая из кружки, доверительно ей шепчет:       — А я тоже столкнулся с этой проблемой — и завёл дневник.       Она долго думает, вперив взгляд в стену, поступить ли так же, потому что всё это для неё вовсе не проблема.       И отчаянно старается не искать дневник Джека. 1.5       Как позже выясняется — время теряла не одна она и не только Джек, но и прошлые жители дома. Маленький мальчик, загнанный в угол, выписывал доказательства своей не-придуманной жизни на жёсткие листы. Черри так не могла и не хотела.       Но зачитывалась дневниками донельзя.       — Джек, знаешь, я всё чаще думаю об этом… — говорит она в пустоту комнаты, думая, что подпольщик где-то поблизости (он всегда оказывается рядом даже тогда, когда этого не хочется).       — Не говори вслух, девочка, пока не осмотришься. Серьёзно, не стоит, — отвечает ей хриплый незнакомый голос.       Черри поднимает голову от дневника и удивлённо смотрит на старика, затянувшегося сигаретой.       — Билл Гордон, рад знакомству. Перо? — аккуратно спрашивает он, склоняя голову набок.       Она хмурится, мотает головой из стороны в сторону и раздражённо рявкает:       — Черри. Не надо называть меня выдуманной личностью, тем более вам — я ещё не на столько потерялась.       — На «ты», — обрывает её Билл, делая непонятный взмах рукой. — Не надо обращаться ко мне формально в этой ситуации — я ещё не на столько стар.       — В какой ситуации?       — В вынужденной запредельно-близкой.       И взглядом — прямо сквозь неё, позволяя почувствовать всё умело скрываемое отчаяние. 1.6       Т-э-н.       В её имени так мало букв, что его не составляет труда запомнить, но, пожалуй, это и бесит больше всего. Черри нравится сочетание звуков — тихого, глухого и звенящего, бесконечно-тянущегося в конце, — но человек — нет, она ей точно не нравится. Ни голосом, ни своим стальным спокойствием. И детская комната, в которой Тэн нашлась, лишь сделала хуже первое впечатление: тусклый свет, маленькая кровать, игрушки и галлюцинации. Черри не любит детей. И тусклый свет.       И галлюцинации — особенно.       Тэн она тоже не любит. Назвать определённую причину не может, но эта женщина — не созвучна с ней, сколько бы раз она ни пыталась завести разговор с Перо. С Перо, она, похоже, очень хорошо звучит — внутри что-то аж надрывается завистью и восхищением, но с Черри, уставшей, потерянной и бьющейся в стены, как бабочка в окно, ей, Тэн, воспитанной и всегда сдержанной, не сравниться.       Точнее, Черри с ней не сравниться. Вот что бесит сильнее и невыносимее.       — Перо… — тихо и неуверенно — вот уж удивительно! — зовёт Тэн, останавливаясь на ступенях и не решаясь пойти вслед. Черри тоже останавливается, оборачивается, смотрит радушно, хорошо скрывает ярость и взвинченность, так хорошо, что даже думает разрешить себе пойти и выпить бутылочку вина с Элизабет, но Тэн стоит сзади, молчит, тянет, не отпускает взглядом, присутствием держит и буквально заставляет уйти, не дождавшись ответа.       — Да какого чёрта! — кричит Черри. — Скажи уже, чего тебе нужно! 1.7       Читать в доме было почти нечего. Пусть они все, жители старинного поместья, стали живыми легендами, слагать о них сказки Черри не хотелось, а у Пера было слишком много дел, чтобы думать о чём-то таком — и о книгах тоже, разве что только тогда, когда появлялась необходимость найти в них что-то нужное кому-то ещё.       Присутствие библиотеки в доме сначала обрадовало её, потом — нет, потому что с ней появился кое-кто настолько же раздражающий, насколько успокаивало чтение. Алиса. Алиса была живым, огнедышащим драконом, посверкивающим в своём красном одеянии посреди пыльной и просторной комнаты, усеянной книжками — она с торжествующим видом охраняла все эти сокровища от порывистой и сквернословящей Черри, не упуская возможности сказать, что её прогнившие мозги уже ничто не спасёт.       А Черри нравилось бегать от неё — что ещё делать? Особенно когда Джим почти слышно пыхтит за спиной, буравя спину прямым взглядом. Особенно когда Джек всегда готов поддержать, но Билл, снующий туда-сюда мимо двери как бы невзначай, в противовес ему всегда настороже: чуть что — кинуться разнимать. И тогда бы Черри, с первого же дня завербовавшую себя, как отчаянного борца ни за что, ожидала лекция сразу от трёх людей: от Джима — в первую очередь, от Билла, напоминавшего ей, что уж лучше спуститься вниз и стать крысой, и Дженни, которая всегда появляется в подходящий момент там, где нужно.       Ну, в общем, дела с Алисой и с библиотекой — с расслаблением — обстояли как-то так, и Черри с подозрительным наслаждением оттягивала момент, когда она бы разумно отнесла «расслабление» к одному из пунктов — к Алисе или к библиотеке.       Даже тогда, когда Черри всё-таки врезала ей — она, почти признавшись, что Алиса — наслаждение, — напившись, поцеловала дока — чтоб совсем дополнить список бездумного и безумного.       И всё забыла на следующее утро.       Алиса хорошо отличила, где правда, а где ложь, потому что правды не было нигде: голова у Черри не болела, и она помнила всё в потрясающих деталях. Как узнала? Достаточным оказалось спросить, насколько сладким вышел поцелуй с Джимом — и по быстрой дрожи, прошедшей по телу девушки, можно было определить не только ложь и правду.       Дела с Алисой обстояли не очень.       Общие дела — тоже.       Но всё равно с ней, с не-ручным драконом, всё оказалось гораздо проще, чем с кем-либо ещё.