Клетка для души

Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Яркий, алый огнецвет На барьере, словно кровь. Что же хочешь ты в ответ? Взять – а с ним твою любовь? Тем - подставить под удар… Не принять – обидеть зря. Обижайся, этот дар Слишком ценен для меня. И скомкались лепестки, Запятнав ладонь руки. *** Материк Камия. Страна Тариния. Небольшой городок на границе с Хёльдом. Ольгерда в этом месте раздражало все. Сотни людей, яркий свет, шум громких разговоров. Он всегда с успехом избегал этого, но не сегодня. Сегодня нужно было сидеть тут, чтобы его все видели. Соглядатаи Харальда, наверняка, уже здесь. Чужие взгляды словно давили на Ольгерда - любопытные, бесцеремонные, лезущие в душу. Люди пялились и в то же время боялись. В переполненном цирке вокруг хельдингов образовалось пустое пространство... словно стена страха и ненависти. Так было всегда. Так почему же сегодня это так задевает его? Просто сегодня не проехать мимо, и все труднее делать вид, что ему все равно. Он хотел уйти отсюда, сбежать, закрыться одному в номере трактира, в его тишине, и не слышать этого шепота за спиной: достаточно тихого, чтобы открыто бросить говорившему вызов, но достаточно громкого, чтобы понять, что обсуждают они именно его – Ольгерда. Всего-то и хотелось - просто уйти. Раздражение поднималось волной. И чем громче был шепот, тем труднее было сдерживаться. Ольгерд закрыл глаза, не желая видеть все взгляды, направленные на него, но они липкой паутиной скользили по телу... Оставьте меня! Пальцы судорожно сжали подлокотники кресла. Сидевший рядом гвардеец быстро поднялся и, подойдя к Мориону, что-то стал говорить ему. И вот, наконец, свет погас. Хельдинг незаметно перевел дыхание. Представление началось. Ольгерду казалось, что он будет в раздражении ждать окончания, чтобы уйти, но действие затянуло и его. В темноте, когда освещена была только арена и ему не нужно было больше «держать лицо», он смог расслабиться и, как ни странно, увлечься тем, что видел. Музыка, блестки, смех и маски... Тоже маски, но безобидные, веселые... Как не похоже это было на все, что он видел до сих пор... Как давно он не слышал смеха... Он почти забыл, как это здóрово... Как давно он не видел просто улыбающихся людей. Пальцы, вцепившиеся в подлокотники, постепенно разжимались; напряженные до боли мышцы расслаблялись, и впервые за семь лет ему не надо было контролировать каждый свой взгляд, жест, шаг - можно было забыть обо всем и просто отвлечься. А на арене акробаты сменяли жонглеров, высокий орк заставлял карнов выделывать чудеса. Ольгерд про себя усмехнулся: похоже было на двор его величества... когда каждый улыбается в лицо, но дрессировщику настойчиво не рекомендуется поворачиваться спиной ко всей этой своре. Хотя здесь, на арене, все было честно: карны глазки не строили, да и орк... видно, что он просто играл с ними - ни разу кнут не коснулся серой шкуры, он просто бил по арене, щелчком показывая большим кошкам, куда надо прыгать. Удивительно. Орк оберегал своих зверей. Здесь, в цирке, к диким кошкам относились бережнее, чем в его родной стране – к людям: в Хёльде жизнь не стоила ничего. Когда-то он и сам жил в стране, где ценились жизнь и благополучие человека, пока на трон Хёльда не сел Харальд. Ольгерд задумался и пропустил окончание очередного номера, очнулся только от аплодисментов. Орк ушел, а люди не переставали хлопать, но теперь они как-то умудрились попадать в такт друг с другом, и скоро шатёр заполнили дружные овации, от которых, казалось, дрожал воздух. Ольгерд поморщился - непривычный шум бил по ушам. Когда крики и хлопки стали совсем невыносимы для него, на арену вышел юноша и просто остановился на ее середине. Зал заорал еще громче. Сайшес вышел на арену, как всегда ступая радостно и легко, словно впитывая в себя ликование и овации зрителей. Теплая волна счастья накрыла его с головой, даря опьяняющее чувство азарта и раскрепощенности. И он улыбался, возвращая людям отсветы их собственных улыбок. Улыбался - и вдруг наткнулся на хмурое лицо в первом ряду. «Вот ведь... хорошо хоть, проснулся...» Ольгерд смотрел, изучая. На первый взгляд, ничего особенного: строен, как все акробаты, высок ростом, длинные черные волосы собраны в хвост, одет во все черное, и только на лице ярким пятном маска, украшенная голубовато-белыми перьями. Действительно, ничего особенного. И тут кулисы за его спиной разошлись, раздвинутые телом большого животного... Моран! Ольгерд сразу узнал этого зверя: давно, еще при жизни отца, такой же, вырвавшись из зверинца, загрыз шесть человек, пока его не убили... Он еще и ядовитый - одной царапины зубами хватало, чтобы не дожить до утра. Ольгерд напрягся: магический барьер защитит зрителей, но парень, он-то там один, и даже хлыста нет в его руках... А на арене творилось что-то странное. Человек обернулся к зверю, и номер начался. Он умудрялся командовать мораном, словно карном, заставляя его прыгать с тумбы на тумбу. При этом сумасшедший дрессировщик стоял между тумбами, раскинув руки и абсолютно игнорируя мелькавшие в воздухе, перед самым его лицом, острейшие когти. А потом и вовсе запрыгнул к морану на тумбу и когда тот уже начал прыгать, оттолкнувшись передними лапами, ухватил зверя за шею, распластавшись по его спине, в прыжке преодолев вместе с ним расстояние до другой тумбы, кувыркнулся, спрыгивая на землю. Моран раздраженно рявкнул, скалясь, а сумасбродный дрессировщик, весело смеясь, кланялся публике. Двое помощников в это время выкатили большой, с человеческий рост, мяч на арену и быстро убежали. - Ап... Сайшес постучал ладонью по круглому боку. Моран раздраженно рыкнул и попытался ударить лапой... Зрители притихли, но зверь, спрыгнув с тумбы, нехотя подошел и легко запрыгнул на мяч. Вот только тот не остался неподвижным, крутился под разъезжающимися лапами, но вскоре движения зверя стали более уверенными, равновесие – найденным, и моран, раскрыв полностью крылья, застыл незабываемым изваянием и стоял так, пока не стихли аплодисменты. - Иди сюда, - моран, сложив крылья, спрыгнул, приземляясь рядом с человеком, - хороший мой, - и дрессировщик обнял опаснейшего зверя. Минуту беззащитная человеческая шея находилась рядом с острейшими ядовитыми зубами... Народ, затаив дыхание, наблюдал... Но циркач отпрыгнул, рассмеявшись, а довольный зверь развалился на манеже. - А теперь иди на место, мне пора на канат, - Сайшес показал морану на кулисы, отсылая; не оборачиваясь, подошел к веревочной лестнице и начал подниматься на канат. Моран в раздражении фыркнул и, взмахнув крыльями, уже через секунду сидел на площадке перед канатом. - Помочь мне решил, - улыбнулся Сайшес, - ну, сиди тут. Свет начал гаснуть, выхватывая только стройную фигуру в вышине... Ольгерд, затаив дыхание, наблюдал, как высоко под куполом цирка человек спокойно шел по канату. Никакой страховки, только тренированное тело, которое знает, чем ему может грозить неверный шаг. День за днем Ольгерд так же на ощупь выбирал для себя дорогу... А канатоходец уже вслепую возвращался вперед спиной. Моран встретил его радостным рыком, но дрессировщик вновь вступил на канат и, дойдя до середины, остановился. Ольгерд наблюдал, как стройная фигура в пятне света двигалась все дальше и на самой середине начала опускаться на одно колено. Зачем? Чтобы, взявшись за канат, медленно встать на руки... теперь балансировать разведенными ногами было значительно тяжелее... Зал замер... Ольгерд видел, как подрагивают руки, удерживая равновесие. - Ап... – раздалось над залом, и моран сорвался с места, уже в прыжке раскрывая крылья. Циркачу пришлось развести ноги почти на шпагат, чтобы зверь не задел их, а тот, пролетев над юношей, приземлился на противоположную платформу. Канат дрогнул, циркач закачался, удерживая равновесие, зал ахнул... Но он устоял и под громкие крики уже встал на канат ногами. Ольгерд вдруг поймал себя на том, что тоже хлопает и... убрав руки, вцепился в подлокотники кресла. Мрак тебя забери! Так забыться. Но хорош... Каждое движение, каждый поворот и взмах рук, эта кажущаяся легкость... Ольгерд знал цену такой легкости, знал цену изнуряющим тренировкам, когда перед глазами уже не просто темно, а то и дело эту черноту прорезают яркие всполохи света, перевозбуждение долго не отпускает, не давая уснуть. - Ап… - и моран, сорвавшись с платформы вверх, подлетел туда, где на крюке висели яркие, сверкающие на свету кольца. Минута - и зверь завис над канатоходцем, удерживая в пасти пару колец, и бросил их вниз, прямо в руки Сайшесу. Тот покачнулся под напором ветра, поднятого огромными крыльями, но поймал их. Люди замерли, а на канате, высоко над головами зрителей, Сайшес уже подбрасывал кольца в воздух, жонглируя ими. Зал взорвался аплодисментами, а моран слетал еще раз и опять сбросил два кольца… Он так и летал рядом, добавляя и добавляя все новые, пока они не кончились. Теперь Сайшес жонглировал восемью кольцами. Довольный моран уселся на площадку перед канатом. Постепенно Сайшес стал по одному бросать кольца в сторону морана, который теперь ловил их раскрытой пастью и кидал вниз. Зал аплодировал уже стоя, а Сайшес, подойдя к морану, легко перемахнул через зверя, оказавшись у самой мачты, и выпихнул его на канат. Зверь медленно пошел по нему, расправив в разные стороны крылья для баланса. - Ап... – прозвучало, когда циркач догнал его на канате. Моран рывком поднялся на задние лапы и, не удержавшись, стал заваливаться на бок, но канатоходцу хватило мгновения, чтобы ухватиться обеими руками за мощную шею и вдвоем с мораном упасть вниз, тут же взлетая вместе со зверем и медленно опускаясь на арену. Все! Номер закончен. Моран ушел, магическое ограждение снято, и теперь можно в упоении ловить руками цветы и смеяться от восторга и возбуждения, еще бурлящего в крови. Вот только этот тип, в первом ряду... Эти странные глаза... холодные. Неужели ему не понравилось? Сайшес, не думая, подошел почти к самому барьеру и, встав напротив хельдингов, вопросительно вскинул голову. Незнакомец, казалось, вечность вглядывался в него, а затем склонил голову на мгновение… в знак признательности. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, губы не улыбнулись, глаза были по-прежнему холодны, но если уж даже эта ледышка его удостоила кивком… Сайшесу показалось, что именно сейчас он получил какую-то высшую, запредельную похвалу, к которой так стремился... Когда циркач подошел к барьеру, Ольгерд смог разглядеть его получше. Совсем еще юный, задиристый, он вызывающе встал перед ним. Действительно хорош - ему не показалось. И во всем дерзость и нахальство. Строгий черный костюм и легкомысленные перья маски, из всех украшений – сережка, где вместо подвески два ярких перышка зарянки. А в сверкающих за маской глазах – вызов. Но я не принимаю твой вызов, мальчик. Ты прав, ты достоин похвалы... И Ольгерд склонил голову - только так он мог выразить свою благодарность за то, что забыл на время обо всем. На несколько бесценных мгновений он словно вырвался из той клетки, в которую превратилась его жизнь... а это стоило многого. Циркач улыбнулся в ответ и положил на барьер перед ним один из цветов, которые поймал. Яркий, алый огнецвет... Ольгерд напрягся - взять его означало поставить парня под удар, а не взять – обидеть... Алый, словно залитый кровью цветок... Пусть лучше обижается... Ольгерд встал и, не обращая ни на кого внимания, пошел на выход. Мрак! Впервые Сайшес подошел к барьеру, впервые захотел поделиться своей радостью не просто со всеми зрителями, а с одним человеком... Мрак! Мрак!! Мрак!!! Сайшес подхватил оставленный цветок и сжал его в кулаке, комкая лепестки. Красный, словно кровь, сок показался между пальцами. Если он думает, что можно вот так просто наплевать в душу и уйти... Морион наверняка знает, кто он такой, ведь не зря эльф так стелился перед ним, даже кресло велел принести... Вот и узнаем... - Это Пепел, - Морион хмурился, кусая губы, - и лучше тебе им не интересоваться. Сайшес задумался: две картинки совсем не складывались. Одна картинка, давно нарисованная им в своем воображении - для нелюдя, называемого Пепел, и другая картинка - для незнакомца из лавки, просящего непременно привести врача... Так вот: картинки не складывались в одно целое, как ни приставляй... и Пепел стал тайной, навязчивой загадкой, которую хотелось разгадать...