***
Тони просыпался медленно. Голова казалась тяжёлой, во рту чувствовался вкус залежавшегося чеснока и алкоголя, но он чувствовал себя таким отдохнувшим, каким не был уже несколько лет. Он делает глубокий вдох и замирает. Он знает этот запах. Пульс учащается, и он не уверен, от страха это или от возбуждения. Какого черта он делает в кровати Адама Джонса? Краем сознания он отмечает, что полностью одет. С облегчением? Вряд ли. Последнее, что он помнит это… — Агррх. Ричард. Хрено-еда, хрено-парень, хрено-мудак этот Ричард. — Доброе утро, солнышко. — Отвали, — Тони зарывается глубже в подушку. Он вновь делает глубокий вдох и, снова ощущая запах Адама, не обращает внимания на его болтовню. — Теперь я понимаю, что ты сказал бы «нет» завтраку, но тебе действительно надо съесть это, или сегодня превратится в сущий кошмар. Не хочу рисковать собственным рекордом в этом ощущении, так что поднимайся, соберись и съешь всё на этом подносе. Жизнерадостная болтовня Адама эхом отдаётся в больной с похмелья голове Тони, но, даже несмотря на это, он почти тронут такой заботой, но не настолько, чтобы покинуть уютный кокон, который он создал на кровати. Адам, несомненно, садистский ублюдок. — Подъём! — командует он, стаскивая покрывало резким движением и позволяя солнечным лучам добраться до лица Тони. — За что? — недовольно, почти хныча, произносит Тони, безуспешно пытаясь спастись от солнечного света. — Потому что я никогда не позволю тебе так поступить со мной. Внезапная неоднозначность заставляет отступить похмелье, и он садится, правда, слишком быстро, слишком (грёбанный Ричард, мудила), и пытается поймать взгляд Адама. — Я… Их взгляды встречаются на полсекунды. — Нет, — он качает головой. Адам протягивает Тони кружку кофе и кивает в сторону подноса с едой на столике. — Мне нужно идти, но у тебя ещё есть время. Примерно час, пока не придёт горничная для дневной уборки. — Адам… — Не беспокойся об этом, — он останавливается у двери с совершенно нечитаемым выражением лица. — Я увижу тебя сегодня? Тони делает глоток кофе, прежде чем ответить: — Зная мою везучесть. — Ещё один интернет-парень? — Адам не выглядит таким веселым, как обычно, когда Тони рассказывает ему о своих неудачных встречах. Тони кивает. — Удачи, — но во взгляде нет улыбки. Тони съедает большую часть завтрака, который Адам приготовил для него, но не чувствует вкуса. Он слишком занят, стараясь не думать о перспективе одинокого будущего или о безрадостном взгляде Адама.Глава 6
22 марта 2016 г. в 16:27
Адам не мог припомнить, когда последний раз видел Тони пьяным. Не считая лёгкого опьянения, когда отпускают пьяные остроты и чувствуется путаница в произнесённых фразах. Это даже приятно, видеть детский восторг на лице Тони, когда он пробует спагетти и понимает, что они настолько же хороши, насколько было обещано, но это так же и немного надрывает сердце. Адам не сентиментален, но он не может не почувствовать боль Тони и сильный гнев по отношению к любому человеку, который решит использовать его в своих интересах.
Конечно, с запозданием Адам понимает, что он гнусно лицемерит, ведь он сам использовал Тони, чтобы быть здесь, стать трехзвёздочным шефом, главой ресторана «Adam Jones at the Langham».
Он забирает пустую тарелку и протягивает ему очередной стакан воды:
— Пей.
Тони соглашается гораздо быстрее теперь, видимо, получив больше доверия после тарелки вкусной пасты. Он выпивает всё в несколько глотков и решительно опускает стакан на столешницу. Несмотря на щедрую порцию спагетти и три стакана воды, Тони всё ещё покачивается, сидя на табурете.
Адам не слишком представляет, что с ним делать, но он понимает, что Тони не хотел бы, чтобы работники узнали об этом. Отвратительное свидание, это само по себе плохо — Адам до сих пор не может поверить, что можно быть таким ублюдком, — но ещё хуже, это сплетни персонала в отеле, о том, как тебя сажает в кэб шеф-повар в два часа ночи. Поэтому, домывая последнюю тарелку за сегодня, Адам принимает решение.
Он вытирает руки о фартук и затем подходит к Тони:
— Ну что, мой друг, давай найдём тебе подходящее место, чтобы поспать. Хорошо?
— Ммм? — Тони наклоняет голову набок, тем самым нарушая своё и без того шаткое равновесие на табурете.
Адам едва успевает ухватить Тони за плечи, прежде чем тот приложился бы головой о столешницу.
— Да… Тебе определённо необходимо принять горизонтальное положение.
Тони упрямо качает головой.
— Давай, Тони, пойдём.
Это немного неудобно, подталкивать сопротивляющегося Тони к лифту и при этом не привлекать внимания персонала из ночной смены. У Тони и равновесия действительно сложные отношения. Каждый раз, когда Адам прилагает все усилия, чтобы удержать его прямо, ноги Тони превращаются в желе.
— Это не улица, — заявляет Тони, когда двери лифта полностью открываются.
— Я не буду сажать тебя в кэб в таком состоянии, — отвечает Адам, запихивая Тони в кабину лифта. — Поверь мне, ты не хочешь быть тем пьяным парнем, который спит на ступенях подъезда, потому что он слишком плохо соображает, чтобы открыть дверь. Я был таким парнем. Похмелье — это ад.
Тони поворачивается так, что прижимается грудью к боку Адама. Его взгляд расфокусирован, но подбородок напряжен.
— Я думал, что ты умер. Ты знаешь.
На секунду кажется, что мир остановился. Адам медленно моргает и делает вздох. Он знает, что причинил боль Тони своим исчезновением. Причинил боль всем. Он эгоистичный мудак. Но что это…?
Двери лифта открываются с характерным звуком, до того, как Адам находит, что ответить. Тони продолжает смотреть на него с этим потрясённым, обеспокоенным выражением.
— Тони…
— Это не улица, — Тони отстраняется от Адама и, пошатываясь, выходит из лифта. — Здесь будет непросто поймать кэб, — замечает он, оглядывая коридор.
Двери лифта начинают закрываться, и Адам хватается за них руками, чтобы остановить.
— Никаких кэбов, Тони. Только мягкая уютная кровать.
Он проводит Тони по коридору, открывая дверь одной рукой, а второй не давая Тони увернуться и уйти обратно к лифту. Тони останавливается в номере на полпути. Он прищуривает глаза, когда оказывается в захламлённой, неубранной комнате.
— Ты хочешь воспользоваться ситуацией и соблазнить меня, Адам Джонс?
— А должен?
Тони хмурится.
— Нет, — он проходит в комнату и до Адама доносится тихое, — к сожалению.
И это ещё один удар в грудь. Адам хочет извиниться. Но за что? За то, что не влюблён в Тони? Это всё, за что он может извиниться? Наркотики, всё то дерьмо, что он творил из-за них или из-за того, что был обдолбан, за исчезновение, за то, что был тем ещё придурком. Да, за это он может попросить прощения. Но он никогда не влюблялся за всю свою жизнь, поэтому кажется странным чувствовать вину за то, что он не влюблён в Тони. Он не может извиниться за это. И даже если бы мог, то Тони ничего не вспомнил бы на утро.
— Пора спать, — говорит он, кивнув в сторону кровати. — Утро вечера мудренее.
Тони стягивает свои ботинки и затем падает на кровать. Он зарывается в подушку носом и что-то бормочет.
Адам приносит пустое ведёрко для льда и пристраивает его у локтя Тони.
— На всякий случай, — произносит он мягко.
В ответ раздаётся очередной неразборчивый бубнёж. И это может быть как «спасибо», так и «отвали». Адам улыбается:
— Спокойной ночи.