October and April

Короткое прикосновение губ к шее, от которого по спине пробегает волна мурашек. Между нами негласная договоренность. Ничего, кроме поцелуев сегодня. Ничего, кроме укусов. Никого кроме нас двоих в этом мире. Целую влажные дорожки слез на щеках, пока Мико изо всех сил прижимается ко мне. Это ведь я расстроил тебя, верно, Мико? Он осторожно обвивает мою талию ногами, сидя на моих коленях, и продолжает плакать. Слезы все катятся и катятся одна за другой, капая на мой свитер. Все как тогда. Он тихо плачет, а я лишь могу обнимать его. — Я напугал тебя? — тихо шепчу ему на ухо. В ответ лишь громкий всхлип. Это похоже на грозу, так и продолжающую идти за окном. Соленые слезы, капающие с подбородка — это маленькие капли дождя, стучащие в окно. Всхлипы одновременно похожи на молнию, рассекающую небо и на гром, нарушающий тишину. Эта гроза скоро закончится. Аккуратно приподнимаю голову юноши за подбородок и касаюсь его губ. Немного соленые и влажные из-за слез. Мико сжимает мою футболку и, разомкнув губы, неуверенно отвечает на поцелуй. Его губы, нежные прикосновения, то, насколько он близок ко мне… все это потихоньку сводит с ума, заставляя забыть обо всем на свете. — Давай сделаем пару снимков, — тихо просит он, нехотя разрывая поцелуй. — Все, что угодно, только не плачь, — отвечаю ему, аккуратно вытирая слезы с его лица. Мико сползает с моих колен и подходит к шкафу в углу, в котором спрятанно все, что нужно для создания и проявления фотографии. Осторожно установив фотоаппарат на штатив, Мико, сжав в руке фотопульт, вновь опускается на мои колени. Снова его ноги обвивают мою талию. Он снова обнимает меня за шею. И снова сводит с ума маленьким, почти потухшим огоньком в глазах. — Не беспокойся ни о чем, — тихо шепчет он и я слышу тихий щелчок. Первая фотография. Один кадр из двенадцати. Одно счастливое воспоминание. Внезапно этот тусклый свет начинает потухать, пропуская вперед слезы. Я знаю, что это повторится еще несколько раз, прежде чем буря в его душе начнет утихать. Целую его, пытаясь отдать всю ту нежность, которая есть во мне. Снова почти слышный щелчок. Еще один. Осталось еще девять кадров. Проскальзываю рукой под синюю майку парня, из-за чего тот немного приподнимается и, прикусив мою губу, нажимает кнопку на пульте. — Я уже говорил тебе, что у тебя руки, как лед? — спрашивает он, отрываясь от моих губ. — Да, сегодня утром, — говорю я, и проведя пальцами по лопаткам парня, начинаю покрывать его шею нежными поцелуями. Мико шумно выдыхает, закрывая глаза. Слышу тихий щелчок. Останавливаюсь на маленьком участке шеи и, целуя, начинаю легонько посасывать нежную кожу, оставляя маленький засос. Тихий, длинный стон. Мико откидывает голову назад, запуская руку в мои волосы, и нажимает на кнопку два раза подряд. — Саму, я люблю тебя, — выдыхает он мне в губы и, сжав мои волосы, целует. Снова два тихих щелчка. Проскользнув языком сквозь мои приоткрытые губы, он начинает осторожно играть с моим языком, перебирая пальцами волосы. Последние три кадра и пульт выпадает с его руки. Довольно теплые пальцы проползают под мою футболку и начинают выводить замысловатые узоры. Такие нежные и легкие, еле заметные прикосновения. Кажется, он все еще не верит в то, что происходящее реально. Вдруг парень останавливается и, заглядывая мне в глаза, спрашивает: — Почему ты не сказал мне раньше? — Боялся все испортить, — отвечаю я, обнимая его под футболкой, —, а ты? — Ну, — тихо говорит Мико, опуская голову, — ты всегда был таким недостижимым. Вот я, такой слабый и депрессивный Мико Кисса, а вот ты — сильный и веселый Саму Котти, который не боится ничего, — вздохнув, он снова снова заглядывает мне в глаза и продолжает: — Я каждый день думал, что ты скажешь, что больше не хочешь со мной общаться, поэтому я даже не мечтал о взаимности. — И поэтому ты начал… — и, недоговорив, перевожу взгляд на его руку. — Да, — шепотом произносит он, понимая, о чем я. — А вчера? — спрашиваю его. — Вчера… — Мико останавливается, собираясь с мыслями, и через минуту начинает говорить: — Знаешь, я подумал… Он слишком много думает и из-за этого страдает. Я должен это исправить. — Мы уже выросли, и скоро у тебя появится девушка. У тебя будет семья, работа. И ты будешь совсем мало времени проводить со мною. Тебе будет не до меня и вскоре, — Мико закрывает глаза, — ты забудешь обо мне совсем. Глупый. Ужасно глупый Мико. Но чертовски милый и по-детски, что ли, наивный. — Но ты ведь не забудешь меня? — еле слышно спрашивает он. — Мико, — тихо говорю я, пытаясь вложить в это привычное для меня имя как можно больше нежности, — я тебя никогда не забуду. Этот голубоглазый парень всегда был похож на ребенка. На одинокого юного мальчишку, который потерялся в этом огромном мире. Юного, но размышляющего, как довольно взрослый, проживший жизнь, человек. Милая улыбка, которой улыбался счастливый ребенок, и рыжие солнечные кудри, но чертовски грустные глаза. Теплые руки, но бледная, почти белая кожа. Ему как-то удавалось быть ужасно грустным подростком, сохраняя в себе черты беззаботного, веселого ребенка, которого я знал когда-то. — Маленький, глупый Мико, — произношу я, касаясь губами его щеки. Соленая и влажная. Как и губы. Его кожа такая же нежная, как и он сам. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты чертовски милый? — спрашиваю я, улыбаясь ему. Он смущенно прячет лицо в моих волосах. Я должен заставить его улыбнуться. — Ну же, самый милый парень в мире, посмотри не меня, — говорю я, касаясь пальцами живота парня. — Нет, — тихо говорит он. — Ну что же ты такой стеснительный, Мико? — провожу пальцами ниже и останавливаюсь на пряжке ремня. — Саму, пожалуйста, — тихо говорит он, — пожалуйста, остановись. Его учащенное дыхание, обжигающее мою шею. Его губы, случайно касающиеся моего плеча. Его руки под моей футболкой. Его ноги, обвивающие мою талию. Одна только мысль о том, что он рядом, сводила с ума. И я совершенно не хочу останавливаться, но он просит. Я понимаю все. Он боится. И он еще не готов. Тихое «прости», после того, как я убираю руки. Такой же тихий всхлип. — Я не игрушка, Саму, — тихо говорит он дрожащим голосом. Он прижимается ко мне. Сжимает в руках мою футболку. Сильно плачет. Кажется, он разбивается на осколки. — Я не игрушка! — уже кричит он. Милый, мой милый Мико… пожалуйста, не разбивайся. — Тише, — шепчу ему на ухо, — я люблю тебя. Он начинает повторять одну и ту же фразу. — Ты не игрушка, — говорю я, слушая его всхлипы, — Ты не игрушка. Ты мой. Слышишь? Мой маленький милый депрессивный парень. Мой вечно плачущий парень. Мой парень, который много думает. Который рушит себя. Мико поднимает голову, заглядывая мне в глаза. — Ты тот, которого я люблю довольно долго. Ты тот, кто заставлял меня ревновать. Тот, о ком я хотел заботится. Тот, с кем я хотел прожить жизнь. Мико, ты… Он не дает мне договорить, касаясь моих губ своими и сразу же отстраняясь. Такой нежный, как всегда. Все так же плачет. — Мико, — тихо зову его, — Мико, ты ведь мой? Он кивает. Кивает, не глядя на меня. Он не хочет, чтобы я видел совсем потухшие глаза. Не хочет расстраивать меня. Провожу пальцами по его щеке. Одна за другой катятся слезы, оставляя миллионы влажных дорожек на бледной коже. Он осторожно кладет свою ладонь на мою руку. Прижимается щекой к моей ладони. Закрывает глаза. Ему не нужны слова — лишь моя холодная рука на его теплой щеке. Просто ощущение того, что я рядом. Слезы медленно прекращают катится по его щекам. Он успокаивается. — Саму, я устал, — тихо говорит он, продолжая прижиматься к моей руке.