Время несется стрелой, курица несется яйцами. (Граучо Маркс)
Юноша сидел, приоткрыв рот. Девушка засмеялась, когда болгарин вновь закружил ее в танце. Край ее голубой парадной мантии взметнулся волнами. В этот момент она выглядела такой счастливой. На юношу же жалко было смотреть. Он то неотрывно и с болью в глазах глядел на девушку, то, когда смотреть уже не оставалось сил, переводил взгляд на когтевранку, танцующую с чемпионом из Пуффендуя. С тем, кому уже недолго оставалось ходить по земле. Рядом с юношей в углу залы находился его рыжеволосый друг, который без остановки трепался о гигантах. Юноша, удрученный донельзя душевными страданиями, выглядел так, будто готов был в любую минуту вскочить на ноги и начать метать поджигающие заклинания по всему залу. Тем временем, Пожиратель смерти в обличие одного из профессоров стоял, опершись о стену и держа в руках флягу. Он неуклюже покачивался в такт музыке и хрипло подпевал себе под нос, и танцующие школьники предпочитали держаться от него на приличном расстоянии. Его взгляд то и дело скользил по залу — ни дать, ни взять, сопровождающий при исполнении. Но если знать, что искать, то можно было заметить, как его голубые глаза раз за разом останавливались на юноше. ЕЙ пришлось потратить немало времени, чтобы придумать, как передвигаться по залу так, чтобы самозванец не заметил ЕЕ. Сейчас в его распоряжении был глаз старого аврора, и он мог с легкостью увидеть ЕЕ даже под мантией-невидимкой и, без сомнения, учинить допрос с пристрастием. Он явно не оставил бы в живых того, кому известно о его планах касательно юноши. Но сегодняшний вечер подарил ЕЙ единственную возможность оказаться рядом с девушкой и ее другом без помощи мантии. Конечно, пришлось потратить немало времени и произвести сложные расчеты, но все же ЕЙ удалось собрать волосы разных людей и сварить Оборотное зелье. В результате, наколдовав себе парадную мантию в стиле шармбатонских учениц, ОНА выглядела как одна из них, но при этом не была полностью похожа на одного определенного человека. ЕЙ совсем не улыбалось встретиться с тем, чью личину ОНА бы носила в случае чего. Как только ОНА была уверена, что сварила достаточно зелья для целой ночи, то без стеснений подошла к ближайшему дурмстрангцу и пригласила его на бал. Пробравшись на торжество, ОНА тут же бросила своего спутника и соглашалась танцевать лишь для того, чтобы незаметно подобраться поближе к юноше и девушке. Прямо сейчас ее партнером был приземистый и пухленький пуффендуец с ужасным запахом изо рта. Она специально выбрала неброскую мантию, чтобы не привлекать к себе внимание. Простое белое платье могла одеть девушка из любой школы — ученики Хогвартса примут ее за волшебницу Шармбатона, а шармбатонцы — за ученицу Хогвартса. Какими бы сильными чарами не обладал волшебный глаз старого аврора, в таком обличье ОНА спрячется прямо у него под носом, как это делал и сам Пожиратель смерти. Ирония данной ситуации ЕЙ определенно нравилась. На другом конце залы рыжеволосый парень поднялся на ноги и направился в сторону выхода. ОНА предположила, что ОН пошел в уборную. Из-за плеча пуффендуйца ОНА следила за юношей, чей взгляд был полон решимости, а лицо — залито ярким румянцем. Он не отводил взгляда от девушки, которая в данный момент танцевала с болгарином, положив голову тому на плечо. Любому было очевидно, что юноша ревновал. «Он сейчас выглядит очень мило», — подумала ОНА. Конечно же, болгарин был хорош собой и учтив, и он был первым мужчиной, проявившим к девушке интерес. Но, сказать по правде, особых причин для ревности у юноши не было. Ее отношения с болгарином блекли в сравнении с узами между ней и юношей. К тому же, именно он обладал теми качествами, которые нравились девушке: его поразительно гибкий ум и любознательность, его преданность и доброта, отважное сердце и его зеленые пронзительные глаза… Если бы парень только пригласил девушку на бал, то она бы и не взглянула в сторону болгарина. «Ведуньи» допели очередную песню, когда юноша одним махом опрокинул в горло остатки сливочного пива и решительным шагом через весь танцзал направился в сторону девушки и ее партнера. — Вы позволите? — чопорно спросил он, когда заиграла новая песня. Болгарин выглядел так, будто проглотил лимон, но, учитывая ситуацию, отказать в просьбе не мог. — Гонешно, — хмуро кивнул он и имел наглость поцеловать руку девушки прямо перед лицом незваного просителя. — Уфидимзя пошше, — сказал он своей партнерше, но его взгляд то и дело возвращался к юноше, пока он шел в сторону столика с напитками. ОНА направила пуффендуйца в обход нескольких пар, чтобы лучше видеть. С широко распахнутыми глазами девушка шагнула навстречу юноше. Она положила руки ему на плечи, а в это время ладони парня уютно утроились на ее бедрах. Казалось, юношу вот-вот накроет паника, когда он понял, что следующий танец будет медленным. ОНА коснулась рукой бедра и обхватила палочку сквозь ткань мантии, шепча слова заклиная Сверхчувствительности. Шум вокруг сначала оглушил ЕЕ, но закрыв глаза и сконцентрировавшись, ОНА смогла отстраниться от большей его части и расслышать то, о чем говорили двое друзей. У обоих сердца бились, как сумасшедшие. У девушки — потому, что она наконец-то оказалась в его объятиях, у паренька — потому что он… чувствовал тоже самое? Или этот момент наступит немного позже? — Мне нравятся твои зубы, — прошептал юноша ей на ухо. — Они отлично смотрятся. Поверить не могу, что не заметил этого раньше. — Спасибо, — пробормотала девушка, заливаясь ярким румянцем. Невольная улыбка скользнула по ЕЕ лицу. Закрыв глаза, ОНА закружилась в танце с пуффендуйцем, пока тот не наступил ЕЙ на ногу. Одарив своего партнера тяжелым взглядом, ОНА, дабы избежать повторения подобного, продолжила слушать разговор юноши и его подруги уже с открытыми глазами. — Мне жаль, что Рон вел себя, как последний придурок, — сказал парень достаточно громко, чтобы его слова можно было расслышать поверх музыки. — Просто сегодня ты сразила его наповал своим видом. Ты была такой… такой… — Какой же? — с любопытством в голосе спросила девушка, слегка наклонив голову набок. — Красивой, — прямо ответил он. Его партнерша склонила голову ему на плечо, не желая, чтобы юноша видел ее лицо в эту самую минуту. Но своим улучшенным зрением ОНА-то прекрасно видела, как густой румянец покрыл щеки девушки, как ее глаза сверкали невыразимым счастьем, а губы сами собой растянулись в безудержной улыбке… «Ее зубы, и правда, выглядят лучше», — подумала ОНА. Тут девушка встряхнула головой и подняла глаза на своего кавалера. Стараясь выглядеть бесстрастной, она произнесла голосом в лучших традициях профессора Макгонагалл: — Сам виноват, что не решился пригласить меня раньше. А удивился он лишь потому, что не верил, будто и я могу выглядеть хорошо! Тут уже юноша зарделся и отвел глаза в сторону: — Ты права, что он сам виноват. Но по части сюрпризов… Знаешь, Миона, Рона легко можно понять. Девушка одарила его тяжелым взглядом, на что парень лишь улыбнулся. — Ты всегда была красивой, — сказал он ей с таким серьезным тоном, что она тут же поверила его словам. — Но сегодня… Даже мне с трудом верится в то, как прекрасна ты в этот вечер. Словами и не передать. Девушка ничего не ответила, лишь снова уткнулась лицом ему в плечо, прячась от взгляда юноши. Она пыталась осознать все, что он ей только что сказал, и сомневалась, не ослышалась ли она из-за громкой музыки. ОНА знала, что сейчас в жизни девушки наступает трудный период в отношениях с ее двумя близкими друзьями. И с годами эта ситуация лишь еще больше осложнится. Ее смущали собственные чувства к юноше, порой — причиняли боль, но она не решалась заговорить с ним об этом, страшась того, что он не чувствует к ней того же. В то же время, девушка стала замечать индивидуальность их рыжеволосого друга и уже не воспринимала его просто как дополнение к их трио. Юноша нес на своих плечах огромную ношу — куда ей до него со своими проблемами. Она корила себя за те чувства, что испытывала к нему, когда он так нуждался в ее дружбе и поддержке. А рыжеволосый… был веселым, до невозможности честным, очаровательно бестолковым и милым, когда не вызывал в ней желания накричать на него за то, что ведет себя как последний придурок… Девушка всегда считала, что юноша никогда не ответит ей взаимностью, когда любая волшебница, которую он выберет, за милую душу согласится быть с ним. И часто ей казалось, что лишь их рыжеволосый друг оказывает ей хоть какие-то знаки внимания. Но временами, как сейчас, юноша произносил слова, которые она не могла логически интерпретировать, которые доводили ее до грани нервного срыва… В танце они прижались совсем близко друг к другу. Благодаря чарам Сверхчувствительности ОНА заметила, как ноздри юноши вздрогнули, вдыхая аромат его партнерши в сантиметре от ее волос. Смотреть на них было куда приятнее, чем на ЕЕ собственного кавалера, чьи поры на лице сейчас казались устрашающе огромными из-за ЕЕ улучшенного зрения… Девушка все никак не решалась поднять лицо, которое прятала на плече у юноши. Она боялась, что если он взглянет на нее, то тут же догадается о ее чувствах к нему. Юноша же выглядел до невозможного смущенным, будто сожалел о тех словах, что произнес. Песня все продолжала играть, и пара медленно кружилась в такт музыке. Расстояние между ними все сокращалось, пока не осталось и миллиметра свободного пространства, а их тела не прижались друг к другу вплотную. С ЕЕ места обзора это выглядело так, будто они оба действовали интуитивно. Видимо, на подсознательном уровне они оба желали быть ближе друг к другу, насколько это возможно. Вдруг девушка подняла голову. Теперь их лбы соприкасались, и карие глаза неотрывно глядели в зеленые. «Ей просто нужно было поцеловать его, и дело с концом», — подумала ОНА, игнорируя звук пота, каплями стекающего с шеи и лба пуффендуйца. Улыбка юноши ослепляла. Сейчас, обнимая ее, он выглядел таким… счастливым. Будто бы это единственное, что ему было нужно в жизни. Он и она. Вместе. И больше ничего. Улыбка девушки была полна грусти. Она понимала, что юноша не собирается ее целовать, он всего лишь хотел потанцевать со своей подругой и, возможно, подбодрить ее после недавней ссоры с рыжим. Песня приближалась к концу, и девушке все труднее становилось скрывать разочарование в своем взгляде. Встревоженный, юноша открыл было рот, чтобы спросить, что случилось… — Гермивони? Чертов болгарин вернулся. Ему явно не нравилось, как близко эти двое находились друг к другу. В смущении девушка отскочила от своего партнера, как ошпаренная. Юноша же остался стоять на месте в немом изумлении. Взяв чемпиона Дурмстранга за руку, она повела его прочь, а тем временем «Ведуньи» заиграли первые аккорды новой зажигательной песни. С облегчением ОНА отменила чары Сверхчувствительности и, оставив своего партнера, заняла новую наблюдательную позицию у стены. ОНА вся была покрыта потом и с уверенностью могла сказать, что большая его часть принадлежала пуффендуйцу. Юноша вернулся к своему столику как раз вовремя — рядом показался его рыжеволосый друг. Вдвоем они сидели и разговаривали оставшуюся часть вечера. И если временами рыжий хмурился и кидал в сторону девушки неприкрыто враждебные взгляды, то юноша не мог заставить себя даже поднять на нее глаза и отводил взгляд каждый раз, когда девушка оказывалась в поле его зрения. ОНА заметила, что за оставшийся вечер он также больше ни разу не взглянул на когревранку влюбленными глазами. Да, он обернулся пару раз, услышав, как она рассмеялась какой-то шутке чемпиона Пуффендуя. Но, казалось, его больше не тревожило видеть этих двоих вместе. Но за весь вечер он так и не решился посмотреть на девушку. Группа завершили свое выступление в полночь, и все проводили их громкими аплодисментами и стали потихоньку пробираться к выходу из Большого зала. Многие желали, чтобы бал продолжался и дальше, но юноша и девушка выглядели так, будто были рады, что он наконец-то закончился. ОНА последовала за друзьями, наблюдая за тем, как девушка попрощалась с болгарином и, одарив того лишь поцелуем в щеку, заспешила по лестнице мимо юноши и его рыжеволосого друга. Не смея смотреть ему в лицо, она лишь кинула тяжелый взгляд на рыжего и проскользнула в гостиную. ОНА же осталась снаружи и услышала разговор юноши с пуффендуйским чемпионом, который дал ему подсказку, как решить задание с золотым яйцом. Когда же он наконец поднялся на седьмой этаж, ОНА прокралась за ним до прохода за портретом Полной Дамы. ОНА не пошла за ним в гостиную. Вместо этого ОНА вернулась в одну из пустых классных комнат, чтобы забрать оставленные там ранее Маховик времени и мантию-невидимку. Этой ночью ОНА на всякий случай останется с юношей и будет охранять его сон, хотя к этому времени ОНА уже понимала, что снова выбрала неверный момент. ОН бы никогда не явился за ним в переполненном людьми зале. Да и юноша с девушкой сегодня уже не встретятся… ОНА подумала, что постоянно допускает одну и ту же ошибку — выбирает моменты, которые имели огромное значение для девушки. Нет, в следующий раз ОНА отправится в один из тех временных отрезков, что были важны именно для мальчика… Испарив остатки Оборотного зелья и скрывшись под мантией, ОНА заметила, что ее фигура изменилась. Видимо, действие зелья закончилось. ЕЕ рука потянулась к маховику, возвращая время назад, чтобы ОНА могла незаметно проскользнуть за юношей в гостиную и спальню. А утром ОНА снова двинется в путь. ОНА уже знала, куда оправится дальше. В самом деле, и как ОНА сразу об этом не догадалась. Несмотря на то, что в их жизни было бесчисленное множество совместных моментов, лишь несколько из них можно считать действительно поворотными. Они были столь важными, что приходили на ум в первую очередь, потому что влияли на выбор их жизненного пути. И в одном из них ОН обязательно появится. Лишь несколько моментов в их жизни были важнее того дня, когда юноша признался девушке в любви. Ночь, когда умер его крестный отец…***
Они сидели в тишине по обе стороны от его постели. Временами Гарри стонал и что-то бормотал в бреду. Его голос был едва слышен даже в тишине больничной палаты. Еще никогда в своей жизни Гермиона не чувствовала себя такой беспомощной. Эти эмоции захлестнули ее с головой, заставляли ненавидеть себя за невозможность помочь Гарри, хоть как-то облегчить его участь. Вдруг ее охватило острое желание увидеть своего мужа: чтобы Рон зашел в палату, заключил ее в объятия и прогнал прочь все страхи и ощущение беспомощности своим поцелуем… В то же время часть ее знала, что истинная причина, по которой она желала, чтобы Рон оказался здесь, заключалась в том, что она просто-напросто боялась оставаться наедине с Гарри и Джинни. Рядом с Роном ей бы не пришлось сидеть и смотреть на то, как жена Гарри отчаянно молится у его постели, еле сдерживая слезы. Тогда бы ей не пришлось гадать, что бы делала она, оказавшись на месте Джинни. Если бы это она, Гермиона, была женой Гарри, лежащего сейчас на больничной койке… Она резко встряхнула головой, испугавшись собственных мыслей. Она имела в виду, если бы это был Рон, лежащий на больничной койке, а Гарри был бы далеко в Ирландии, сражаясь в гигантами. Верно? Но глубоко в душе она понимала, что имела в виду совсем другое. Гарри снова начал бормотать. Ей нужно было делать хоть что-то, даже если это значило всего лишь пытаться разобрать, что он говорит, и понять, что же мучает его. И она слушала, надеясь обнаружить какую-нибудь подсказку, которая объяснила бы происходящее и открыла ей тайну того, как помочь Гарри. Чтобы они все смогли, наконец, вернуться к своей обычной жизни. Ей никак не удавалось расслышать слова, но его губы снова и снова повторяли одно и то же, поэтому для нее не составило особого труда прочитать по ним, что же он говорил: — Прости… Прости… Прости… Прости… Прости… За что он извиняется? Он не по своей воле оказался в таком положении. Она не знала, как в данный момент описать то, что творилось в ее душе, но каким-то образом чувствовала, что во всем происходящем есть ее вина. Джинни крепко сжимала руку Гарри в своих ладошках, будто боялась, что как только она ее отпустит, то он уже никогда не придет в сознание. Гермиона не знала, что подвигло ее взять другую руку Гарри в свою и крепко сжать ее. Она говорила себе, что делает это ради друга, что сейчас это единственный способ оказать ему необходимую поддержку. Ведь лишь час назад она также сжимала руку Джинни, стоя в коридоре. Как только их ладони соприкоснулись, бормотание Гарри стало громче. Он уже не просто беззвучно шевелил губами, а произносил вполне внятные слова: — Неправда… Неправда… Это не может быть правдой… — Гарри? — Джинни, не моргая, уставилась на своего мужа. — О чем он говорит? Гермиона лишь отрицательно замотала головой, не зная, что сказать. По какой-то причине ей показалось, что вся эта ситуация донельзя неправильная. Она отпустила ладонь Гарри и быстро отодвинулась назад, будто прикосновение обожгло ее. — Гермиона… Стой… Не уходи… Гермиона почувствовала на себе взгляд Джинни. Она буквально физически ощущала боль и отчаяние в голосе Гарри, и ее замутило от отвращения. Не к нему, а к себе. «Я не должна быть здесь», — сказала она себе мысленно. Сейчас Гарри ничем не помочь, а ее присутствие лишь усугубляет ситуацию, пробуждая в душе старые чувства, которые она давным-давно в себе похоронила… В этот момент в дверь палаты постучали, и на пороге показался старый индийский волшебник. Он имел густую темную бороду, прямой нос и карие глаза кофейного оттенка, которые невозмутимо смотрели прямо перед собой. — Я целитель Чаттерджи, — представился он старческим голосом с явным акцентом. — Я бы хотел осмотреть вашего мужа, — произнося эти слова, целитель смотрел прямо на Гермиону. Пораженная, та повернулась к Джинни и только тут заметила, что подруга так и не отвела от нее глаз после последних слов Гарри. По прежнему продолжая сверлить свою невестку взглядом, Джинни произнесла: — Прошу, делайте все, что сможет ему помочь. Целитель лишь кинул в ответ и двинулся в сторону кровати Гарри. Гермиона тут же встала и отошла в сторону, чтобы освободить для него место. Часть ее безумно хотела развернуться и броситься прочь из палаты, забрать Хьюго у Молли и Артура и крепко-крепко обнять его. Но пока она не могла уйти. Если она сейчас сбежит, так и не выяснив ничего о состоянии Гарри, то никогда себе этого не простит. Чаттерджи слыл экспертом по заклятиям памяти и его часто вызывали, чтобы проконсультироваться в подобных случаях. Уж если кто-то и сможет вылечить Гарри, то только он. Целитель обязательно поможет ему, и Гарри непременно поправится. В противном случае Гермиона не знала, как дальше жить без него. И когда настанет время уходить, она совершенно точно отправится не в «Нору». Ведь сейчас в офисе Гарри ни души. И именно там крылась причина всего с ним произошедшего. Нечто темное и опасное. И она разберется с этим раз и навсегда. Тем временем Чаттерджи тягуче выводил «М-м-м-м», приставив кончик палочки к виску Гарри. — Да-да-да-да-да-да, — вдруг зачастил он, словно соглашаясь с чем-то. — Что такое? — В самом деле, весьма мощные чары памяти, — ответил целитель. — Пожалуй, я впервые вижу подобное. — Но кто мог это сделать? — спросила Джинни. — Волшебников, способных наложить столь сильные чары, можно пересчитать по пальцам одной руки, — ответил ей Чаттерджи. — И, насколько я знаю, никто из них никогда не встречался с вашим мужем. Конечно же, исключая покойного Альбуса Дамблдора. — Дамблдор?! Гермиона просто не могла в это поверить. Чаттерджи подробно расспросил их о поведении Гарри в последние несколько недель. Время от времени он понимающе кивал головой, услышав о том или ином его действии. Отчаянно желая помочь Гарри, Гермиона поделилась с целителем всем, что ей было известно. Впервые при Джинни она рассказала о том, как Гарри смотрел на нее в тот первый вечер, когда и начались все эти странности в его поведении. — И такое чувство, что с тех пор он даже не может смотреть на меня, — закончила она свой рассказ. Целитель кивнул и, обернувшись, призвал большую каменную чашу, испещренную рунами. К собственному удивлению Гермиона поняла, что некоторые их них ей незнакомы. Однако те, что она знала, указали ей на предназначение предмета. — Это же руны, связывающие воспоминания, — тихо проговорила она. — Омут памяти. — Вы правы. В моей сфере он полезен не только как устройство для умосозерцания, но и как диагностический инструмент. Вы позволите? Джинни кивнула, выражая свое согласие, и старец снова прикоснулся кончиком палочки к виску Гарри и очень медленно вытянул полупрозрачную серебристую нить воспоминания. Поместив ее в чашу, он повторил процесс еще несколько раз, пока чаша не наполнилась облаком искрящихся обрывком памяти. — Конечно же, я не смогу изъять измененные воспоминания, но, по крайней мере, я обнаружил те, что в его понимании неразрывно связаны с ними. Каким-то образом они все влияют на стертые воспоминания. Если мы просмотрим их, то, возможно, это даст нам хотя бы слабое понимание того, что было изменено в его памяти. Целитель немного помешал что-то в Омуте своей палочкой, затем вынул ее и легонько прикоснулся кончиком к содержимому. Перед их глазами предстал миниатюрный образ молодого Гарри Поттера в простой магловской одежде. Он смотрел на что-то с выражением огромного ожидания. — О, ты показываешь чудеса? — произнес голос откуда-то из глубины Омута. — Давай, мы тоже посмотрим. Гермиона побелела как полотно. Призрачные серебристые образы одиннадцатилетней Гермионы Грейнджер и Рона Уизли появились из Омута. Они сидели рядом с Гарри в купе поезда «Хогвартс-Экспресс», где ребята впервые встретились, подобно крошечным двигающимся серебряным статуям. Миниатюрный Невилл Лонгботтом стоял в дверях купе. Все лица были выжидающе обращены к Рону. — Э-э-э… Ну ладно, — Рон из воспоминаний прокашлялся и поднял палочку. — Жирная глупая крыса, перекрасься ты в желтый цвет и стань такой же, как масло, как яркий солнечный свет. Однако крыса в его руках осталась прежней и все так же безмятежно спала. — Ты уверен, что это правильное заклинание? — поинтересовалась молодая версия Гермионы. — Что-то оно не действует, ты не заметил? А я тут взяла из книг несколько простых заклинаний, чтобы немного попрактиковаться, — и все получилось. В моей семье нет волшебников, я была так ужасно удивлена, когда получила письмо из Хогвартса, — я имею в виду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире… Вдруг воспоминание растворилось, и Чаттерджи вновь прикоснулся кончиком палочки к содержимому Омута и вытянул новую серебристую нить, которая превратилась в движущиеся образы. На них смотрела очень и очень раздраженная Гермиона с волосами словно воронье гнездо и выступающими вперед зубами: — Надеюсь, вы собой довольны. Нас всех могли убить… или, что еще хуже — исключить из школы. А теперь, если вы не возражаете, я пойду спать. Это воспоминание тоже растворилось в Омуте памяти, но вместо него тут же возникло другое. Рон и Гарри стояли в туалете Плаксы Миртл, на лицах их читалось явное сомнение. Они уставились на миниатюрную серебристую копию Гермионы, которая листала огромную книгу. Вдруг она резко ее захлопнула: — Ну, как, хотите. Раз вы трусите, я тоже не буду нарушать правила. Только я считаю, что нападать на маглорожденных куда хуже, чем сварить сложное зелье. Но раз вы не хотите узнать, дело ли это рук Малфоя, то я прямо сейчас иду и верну книгу в библиотеку… — Никогда не думал, что придет день, когда сама Гермиона будет уговаривать нас нарушить школьные правила, — сказал образ Рона. — Ладно, так и быть, я согласен. Только хорошо бы все-таки без ногтей, ладно? Страх охватил Гермиону, когда из Омута появилась ее более взрослая копия вместе с Горацием Слизнортом, когда-то бывшим профессором зельеварения в Хогвартсе. — Это Амортенция! — воскликнула Гермиона из воспоминания, вглядываясь в бурлящий на огне котелок. — Это самое мощное приворотное зелье в мире! — Совершенно верно! Вы, видимо, узнали его по особому перламутровому блеску? — спросил Слизнорт. — И по тому, что пар завивается характерными спиралями, — с большим воодушевлением ответила призрачная Гермиона, — и еще оно пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, какие запахи нам нравятся. Например, я чувствую запах свежескошенной травы, и нового пергамента, и… Тут она слегка порозовела и не закончила фразу. — Позвольте узнать ваше имя, моя дорогая? — спросил Слизнорт, будто не замечая смущения Гермионы. — Гермиона Грейнджер, сэр. — Грейнджер… Грейнджер… Вы, случайно, не в родстве с Гектором Дагворт-Грейнджером, который основал Сугубо Экстраординарное Общество Зельеварителей? — Нет, не думаю, сэр. Видите ли, я из семьи маглов. — Ага! «Моя лучшая подруга — из семьи маглов и учится лучше всех на нашем курсе»! Полагаю, это и есть та подруга, о которой ты говорил, Гарри? — Да, сэр, — произнес голос Гарри, хотя его образ так и не всплыл над чашей. — Очень хорошо, мисс Грейнджер, примите заслуженные двадцать очков в пользу Гриффиндора, — добродушно проговорил двойник Слизнорта. Призрачная Гермиона, сияя, повернулась прямо к ним и зашептала: — Ты правда сказал ему, что я лучшая на курсе? Ой, Гарри! Воспоминание потеряло четкость и растворилось в Омуте. Чаттерджи больше не пытался потревожить его содержимое. Когда он заговорил, в его голосе не звучало ни намека на то, что он заметил или придал значение неуютному напряжению, теперь окутавшему палату. — Что же, теперь мы знаем, с чем связаны все измененные воспоминания, — спокойно произнес он. Джинни все еще смотрела на Гермиону, но по ее лицу ничего невозможно было понять. — Вы не против, если я приступлю ко второму этапу диагностики, миссис Поттер? Голос целителя вырвал рыжеволосую волшебницу из раздумий: — Да, делайте все, что необходимо. Старец испарил Омут памяти и призвал медицинскую сумку, в которой тут же начал рыться. — Что-то спровоцировало мистера Поттера бороться с наложенными на него чарами, — стал объяснять он. — Даже на подсознательном уровне он понимал, что что-то в его памяти было стерто или изменено, и реагировал отрицательно на то, что могло спровоцировать реальные воспоминания. Гермиона похолодела, когда поняла, что именно она была тем, что провоцировало воспоминания. — Сейчас главное выяснить, что вызвало у него осознание того, что его воспоминания — поддельные. Я бы хотел испробовать на мистере Поттере зелье, которое позволит нам задавать ему вопросы, чтобы мы смогли определиться с эффективным методом лечения. — У вас есть зелье, которое разбудит его? — дрожащим голосом спросила Джинни. Чаттерджи отрицательно качнул головой: — Ничего особенного, боюсь. Он выудил небольшой запечатанный бутылек из сумки и за ним другую пиалу, украшенную орнаментом. Подняв первый сосуд, он произнес: — Это зелье — уникальная смесь, которую я разработал для пациентов в коме, возникшей из-за… травмирующих воспоминаний. Хотя оно позволит нам на краткое время привести его в чувства, чтобы поговорить с нами, это зелье не поможет вывести его из комы. — Что это? Испарив свою сумку, целитель открыл первый бутыль. Гермиона моментально определила запах ладана. — Тонизирующее средство, смешанное с улучшающим память зельем и сильнодействующей сывороткой правды, — ответил целитель. — Вы хотите дать Гарри веритасерум? — спросила его Гермиона. — Не совсем. Сыворотка правды — это зелье, не предназначенное для допросов, как веритасерум, но она была разработана для терапевтических целей, и позволяет принявшим ее быть честными с самими собой. Она незаменима в случаях, когда пациенту необходимо столкнуться с неприятными или травмирующими воспоминаниями. — Но это не поможет вернуть Гарри его воспоминания? — Боюсь, что нет, миссис Поттер, — ответил целитель Джинни. — Чары памяти настолько сильны, что не могут быть разрушены простым зельем. Или сложным зельем, в нашем случае. Однако, вполне возможно, что, борясь с чарами памяти, ваш муж сам смог частично восстановить измененные воспоминания. А зелье позволит нам говорить с ним и услышать его ответы. И действует оно лишь единожды. Нам необходимо узнать, что спровоцировало его бороться с чарами, а также, что он вспомнил. Старик на мгновение замолчал. Когда же он вновь заговорил, голос его звучал мрачно: — Учитывая то, какие страдания вызвало его сопротивление, вероятнее всего, что открытые им воспоминания носят… неприятный для него характер, как минимум. Поэтому, возможно нам придется использовать умиротворяющий бальзам, — говоря это, он указал на второй бутылек. Джинни испугано кивнула. — Также существует шанс, что во время разговора у нас получится вывести его из комы, — сказал он. — Но обещать ничего не могу. Все зависит от того, насколько травмирующими окажутся стертые воспоминания. Глядя на его нынешние страдания, я не склонен на это надеяться. — Дайте ему зелье, — уверено проговорила Джинни. — Как пожелаете, — ответил Чаттерджи. Сделав глубокий вдох, он откупорил бутыль и на минуту закрыл глаза. Затем повернулся к Гарри, осторожно приоткрыл ему рот и стал медленно маленькими порциями вливать в него зелье. Наконец склянка опустела, и Чаттерджи отступил на шаг назад. — Скоро должно подействовать, — сказал он. Пока они ждали, Гермиона пыталась найти хоть какие-то изменения в состоянии Гарри, но его дыхание оставалось прежним, лицо — напряженным, а глаза — закрытыми. — Прошу, Гарри, — прошептала она. — Дай нам знак. Вдруг его тело напряглось, как струна. Широко распахнутые глаза глядели с выражением чистейшего ужаса. Он с трудом дышал и уставился вперед невидящим взглядом. Казалось, будто он сейчас переживал муки предсмертной агонии. — Умиротворяющий бальзам! — закричала Гермиона. В ту же секунду Чаттерджи схватил челюсть Гарри, заставляя того проглотить зелье, которое ему влил. Гарри даже не сопротивлялся. Спустя пару мгновений его глаза закрылись, а сам он устало вздохнул и плавно опустился на больничную койку. Успокоившись, он сфокусировал свой взгляд на Гермионе. Это был тот же напряженный чужеродный взгляд, каким он смотрел на нее в тот вечер, когда все началось. Джинни тихо заплакала. — Мистер Поттер, — обратился к нему целитель. — Я — целитель Чаттерджи. Вы находитесь в больнице Святого Мунго. На вас напали дементоры. Вы что-нибудь помните? — Помню, — сказал Гарри монотонным тихим голосом. При этом его взгляд ни на секунду не отрывался от Гермионы. — Вы можете нам рассказать, что произошло? — Я собирался встретиться с Аберфортом Дамблдором в Хогсмиде, — был ответ. — Для чего? — спросила Гермиона, не в силах больше молчать. — Нужно было починить магический артефакт, — механически ответил он. — Я знал, что в прошлом он скупал подобные вещи у Наземникуса Флэтчера. Мне нужно было встретиться с ним. — Зачем тебе нужен был Наземникус? — При починке артефакта возникли проблемы. Во всем волшебном мире у Наземникуса самые обширные связи в криминальной среде. Я надеялся, что он поможет мне найти мастера, способного починить артефакт, не задавая лишних вопросов. — Что ты чинил? Какой-то темномагический предмет? — спросила Гермиона. Гарри лишь молча смотрел на нее. — Это он на тебя так повлиял, верно? — потребовала она. Вновь единственным ответом ей был молчаливый взгляд. Тогда снова заговорил Чаттерджи: — Что случилось, когда вы встретились с дементорами? Гарри дернулся, но когда он заговорил, в его голосе не было и намека на какие-либо эмоции: — Они показали мне самые худшие воспоминания. Я потерял сознание и не смог вызвать Патронуса. — Воспоминания о смерти твоих родителей? — спросила Джинни, вытирая льющиеся из глаз слезы. — Нет. Кое-что намного хуже. — Что это было? — спросил Чаттерджи. — Правда. — У нас осталось мало времени на расспросы, — сказал целитель Джинни и Гермионе. — Необходимо узнать о заклинании. Мистер Поттер, на вас были наложены очень мощные чары памяти. Мы уверены, что в последнее время вы с ними сражались. Все верно? — Да, — прошептал Гарри. — Я пытался вспомнить. — Что заставило вас осознать, что что-то было не так? — спросил его Чаттерджи. — То, что я увидел в артефакте. То, что дементоры показали мне, когда напали в Хогсмиде. — Что ты увидел, Гарри? — спросила Джинни. Но он не ответил. — Гарри, прошу, — взмолилась Гермиона. — Ты должен нам сказать. — Это… была ты… — внезапно голос Гарри больше не казался монотонным, он был полон муки. — Но так… не должно было случиться! Почему там была ты?