Через двадцать лет вы будете более сожалеть о том, чего НЕ СДЕЛАЛИ, чем о том, что вы СДЕЛАЛИ. Поэтому, отбросьте сомнения. Уплывайте прочь от безопасной гавани. Поймайте попутный ветер своими парусами. Исследуйте. Мечтайте. Открывайте. (Марк Твен)
ОНА тут же пожалела о том, что пришла сюда, как только оказалась в этом времени. ОНА уже успела позабыть, каким кошмаром была та ночь. — ГЕРМИОНА! — прокричал юноша, падая на колени рядом с безвольным телом девушки. Наследник дома Лонгботтомов попытался доползти до двоих друзей, держа палочку перед собой, но тут к нему подлетел Пожиратель смерти и с силой пнул парня ногой. От столкновения его палочка сломалась пополам, а сам он получил сильный удар в лицо и, взвыв от боли и зажав ладонью нос, пополз назад. Юноша резко повернулся, вскинув палочку, и увидел, что Пожиратель смерти сорвал маску и направил свое оружие прямо на него. Его губы искривились в злобной усмешке. Свободной рукой он указал на небольшую хрустальную сферу в руках юноши, потом на себя и, наконец, на девушку. Смысл его жестов был абсолютно ясен: «Отдай мне пророчество, иначе с тобой случится то же, что и с ней»... ОНА увидела ярость, бушевавшую в глазах юноши, и тотчас поняла, что в этот момент его абсолютно не заботила собственная безопасность. — Можно подумать, ты не убьешь нас всех, как только получишь его! — воскликнул парень. — Послушай бедя, Гарри, — свирепо сказал его друг откуда-то из-под стола, отнимая от лица руки — нос у него был, по-видимому, сломан, а губы и подбородок залиты кровью. — Де оддавай его! Вдруг позади послышался грохот. Пожиратель смерти бросил взгляд через плечо, и на лице застыла гримаса ужаса и отвращения от увиденного. В дверном проеме показался волшебник в черной мантии Пожирателя, но его голова была непропорционально мала в сравнении с его телом и заливалась плачем, как новорожденный младенец. Юноша не терял ни секунды: — ПЕТРИФИКУС ТОТАЛУС! Оба Пожирателя смерти свалились на пол, парализованные и неспособные шевельнуть и пальцем. Парень тут же повернулся к девушке и стал трясти ее за плечо. — Гермиона, очнись, Гермиона… — молил он полным отчаяния голосом. Хватка его рук стала сильнее, движения — лихорадочнее. Сейчас на его опустошенном лице не отражалось ни одной эмоции, кроме всепожирающего страха за нее. Юноша что-то непрерывно едва слышно бормотал, снова и снова шепча одни и те же слова, и чтобы их расслышать, ЕЙ в очередной раз пришлось применить чары Сверхчувствительности. — Только не умирай, пожалуйста, не умирай… это всё моя вина… если ты умрешь… — Шдо од с дей сдедад? — спросил его друг, вылезая из-под стола и становясь на колени по другую сторону от девушки. Из его распухшего носа обильно струилась кровь. — Не знаю… — Пудьс есдь, Гарри, я уверед, — проговорил парнишка, ощупав девичье запястье. На лице юноши отразилось такое облегчения, что на миг ЕЙ показалось, что он вот-вот упадет в обморок. — Она жива? — Дубаю, да. ОНА буквально видела, с какой скоростью работает мозг юноши, отчаянно ища возможность доставить девушку в безопасное место и вызвать для нее помощь. — Невилл, выход недалеко, — прошептал он. — Круглая комната совсем рядом… если бы тебе только успеть добраться туда и отыскать правильную дверь до того, как появятся новые Пожиратели смерти, тогда ты наверняка смог бы дотащить Гермиону по коридору до лифта, а там нашел бы кого-нибудь… поднял бы тревогу… — А шдо ды будешь дедать? — спросил его товарищ, утирая кровь рукавом и хмуро глядя на юношу. — Попробую найти остальных, — последовал ответ. — Догда я доже буду их искадь, — твердо сказал второй парнишка. — Но Гермиона… — Ее бождо взядь с собой. Я подесу ее — ды дерешься лучше бедя… — с этими словами он поднялся и взял девушку под локоть, хмурясь на нерешительность своего друга. Юноша помедлил, все еще желая вытащить отсюда девушку как можно скорее, но потом все же взял ее под другую руку и помог взвалить бесчувственное тело подруги на плечи наследнику дома Лонгботтомов. — Подожди, — сказал юноша. Он схватил с пола палочку девушки и протянул ее другу. — Возьми, пригодится. — Бабушка бедя убьед, — хрипло сказал паренек; кровь сочилась у него из носа на каждом слове. Он отшвырнул ногой обломки своей палочки, и ребята медленно двинулись к выходу. — Эдо быда сдарая бадочка отца. ОНА следовала за ними, и с каждым шагом ее сердце обливалось кровью за юношу. И вот они достигли комнаты, где отыскали остальных своих друзей. Она знала, что все ребята выберутся отсюда живыми, но, кажется, уже успела позабыть, с какой решимостью юноша был намерен спасти их всех. Хотя кого ОНА обманывает? Конечно же, ОНА все помнит, ведь ОНА знает его, как облупленного. Но никогда ранее ОНА не видела на его лице такого выражения… Сейчас, ведя их к выходу, он был похож на загнанного в клетку зверя, в чьих глазах отражалось лишь одно отчаянное желание — спасти своих друзей… — Вот они! — завизжала сумасшедшая стерва, и вновь разразилась битва. Парализующие заклятия рикошетили от стен залы, и вдруг события стали сменяться с сумасшедшей скоростью, будто бы течение времени ускорилось с помощью Маховика, хотя ОНА к нему даже не прикасалась… ОНА смотрела на то, как юноша кинулся спасать своего рыжеволосого друга от мозга с щупальцами; как он бежал, пытаясь увести Пожирателей смерти подальше от своих друзей — видимо, считал, что если он умрет, то их не тронут; как враги окружили юношу, и тот, отчаянно желая спасти друзей, предлагал им пророчество в обмен на их жизни. ОНА видела, как именно наследник дома Лонгботтомов остался рядом с ним в самый безнадежный момент; как сфера разбилась; как появились члены Ордена и напали на Пожирателей смерти; и как, тем самым, спасли двоих мальчишек от неминуемой смерти. Она успела заметить, как сумасшедшая стерва выпустила заклинание, которое ударило в грудь крестного отца юноши, заставляя того отступить назад, за вуаль таинственной арки. — СИРИУС! — бесновался парень. — СИРИУС! — Он не сможет оттуда вернуться, Гарри, — закричал в ответ оборотень и обхватил его руками вокруг груди, стараясь удержать сопротивляющегося подростка. — Он не вернется, потому что он ме… — ОН — НЕ — МЕРТВ! — взревел юноша. — СИРИУС! Его полные ярости и отчаяния крики, звуки взрывов и свист носящихся повсюду заклинаний заглушали ЕЕ рыдания под мантией-невидимкой. ОНА любила его. Всегда любила. Хоть и пыталась всю жизнь убедить себя, что уже слишком поздно что-то менять, что не может испытывать к нему подобных чувств… ОНА знала правду. И это знание убивало ЕЕ сейчас, видя, как он страдает. И ОНА дала волю слезам. И не останавливалась до тех пор, пока битва не закончилась. Она плакала, следуя за ним по пятам — хотя у НЕЕ хватило разума наложить чары немоты, чтобы ЕЕ всхлипы никого не всполошили. ОНА видела, как сумасшедшая стерва загнала юношу в угол, наблюдала дуэль между Дамблдором и Темным Лордом, заметила, как любовь юноши к его крестному отцу победила злобу, готовую поглотить его… ОНА видела, как прибыли Министр и авроры в тот момент, когда их помощь уже никому не требовалась. И как юношу забрали в кабинет Дамблдора. В следующий раз ОНА встретила его у входа в больничное крыло. Мадам Помфри помогла ему дойти до койки, и он сидел там словно статуя, пока она кудахтала над ним. ОНА знала, что он страдает от боли, которую не излечат ни целительные чары, ни умиротворяющий бальзам. Сегодня он потерял частицу своего сердца — ее вырвали и швырнули через вуаль в Отделе Тайн… ОНА не боялась, что ОН решит добраться до юноши, пока ЕЕ не будет рядом с ним. Если честно, теперь ОНА понимала, что ОН здесь не появится. Ведь если бы ОН все же решил сюда прийти, то ОНА бы точно никогда не увидела того, что произошло в следующее мгновение… ОНА должна была понять раньше. Это бы сохранило столько времени. И все же… Наверное, ОНА с самого начала подсознательно знала, что «тот момент» будет не сегодня. Но все равно хотела пройти весь путь еще раз, чтобы снова пережить былое, заново испытать те чувства, из-за которых ОНА и вступила на столь долгую и извилистую тропу… Была, конечно же, и другая причина. ОНА понимала, что встреча с НИМ уже совсем близко. Этот миг приближался слишком стремительно, и ОНА страшилась его. Где-то в глубине души ОНА c ужасом думала об их встрече. ОНА, как могла, оттягивала этот момент, выбирая другие временные отрезки, потому что попросту боялась. Потому-то ОНА и начала свое путешествие — чтобы найти в себе силы, чтобы преодолеть то, что ЕЙ предстоит в скором будущем… Наконец-то Мадам Помфри ушла, и больничное крыло погрузилось во мрак ночи. Юноше так и не удалось поговорить со своими друзьями, но его заверили, что с ними все хорошо. На койке напротив него лежал наследник дома Лонгботтомов, быстро уснувший под успокаивающим воздействием какого-то сонного зелья. Рядом с ним стояли кровати двух их общих подруг, блондинки и рыжеволосой. С одной стороны от юноши лежал брат последней, напротив которого на койке располагалось оглушенное чудовище в образе человека, весь год устраивавшее парню отработки, больше напоминающие пытки… С другой же стороны от юноши находилась девушка. Так прошло несколько часов. ОНА стояла у изножья кровати, терпеливо наблюдая за ним, но парень так и не сомкнул глаз. Большую часть времени он просто лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок, и столько эмоций отражалось в его изумрудным глазах, что ЕЙ нестерпимо было это видеть. Злость. Ненависть к самому себе. Осознание потери. Чувство вины. Огромной чудовищной вины. Наконец, больше не в состоянии выносить снедающую его боль, юноша поднялся. Момент, которого ОНА ждала, настал. ОНА последовала за ним, когда он подошел к кровати девушки и остановился рядом с ней. Юноша опасливо оглянулся вокруг. Все пациенты больничной палаты спали, но он все равно задернул занавес вокруг кровати и наложил на него чары немоты. Долгое время он стоял молча, сверля девушку напряженным и нечитаемым взглядом. По ЕЕ спине пробежал холодок, когда ОНА рассмотрела выражение его лица. Юноша смотрел на девушку тем же до дрожи пронзительным чужим взглядом, который ОНА впервые увидела в тот роковой вечер, много лет спустя… — Я подвел тебя, — наконец произнес он. Девочка лежала с закрытыми глазами. Со временем она полностью поправится, но сегодня она была так измучена, что даже спала, не видя снов. Казалось, будто бы она снова оцепенела. — Три года назад… — заговорил вновь юноша. — Три года назад я сказал тебе, что никогда больше не позволю чему-то подобному случиться с тобой. Я поклялся. Он снова надолго замолчал, будто бы пытаясь совладать со своими чувствами и не закричать. — Прости меня, — вдруг прошептал он. — Это я во всем виноват. Ты никогда бы не оказалась там, если бы не я… Ему повезло, что девушка сейчас была без сознания. Иначе она бы непременно залепила ему пощечину за его глупое благородство. Но так как сейчас прервать монолог юноши было некому, он продолжил говорить: — Тебя постоянно ранят, Миона, и все из-за меня, а я… Я не могу тебя потерять! Ты — мой лучший друг. Ты всегда была на моей стороне. Я… я не представляю жизни без тебя. Я люблю тебя, Гермиона. Юноша тяжело вздохнул, и вдруг показался ЕЙ таким уставшим, опустошенным, сломленным. — Я люблю тебя, Гермиона, — вновь зашептал он. — И я всегда-всегда буду рядом с тобой, но теперь… Я начинаю задумываться, не лучше было бы, если бы меня не было в твоей жизни. Открыв занавес и отменив чары немоты, юноша забрался обратно на свою больничную койку и с головой укрылся одеялом. ОНА наблюдала за ним, оставшись стоять рядом с кроватью девушки. Он постоянно ворочался и вертелся, и ОНА сомневалась, что сегодня юноше удастся нормально выспаться. Сейчас перед НЕЙ стоял выбор, ведь осталось лишь два важных момента их жизни. Вы не подумайте, были, конечно же, и другие, и выбрать было из чего, но глубоко в душе ОНА знала, что лишь оставшиеся два момента были значимы настолько, чтобы ОН все-таки решился сделать свой шаг. ОНА уже даже не сомневалась, когда именно события достигли критической точки. Если подумать, то это весьма логично. Но ОНА повременит немного с конечным пунктом путешествия. Теперь ОНА была готова встретиться с НИМ. В конце концов, ЕЕ следующее место назначения вполне может стать моментом, в который появится ОН. Но все же ОНА надеялась, что знает ЕГО достаточно хорошо, и ОН выберет другое мгновение. Последнее путешествие во времени. Последний взгляд на жизнь юноши и девушки до того, как чье-то вмешательство разлучило их. Последний раз ощутить разочарование, влюбленность, сожаление и настоящую любовь. Последний шанс изменить свое решение, пока еще это было возможно. Нет. Теперь отступать назад уже слишком поздно. ОНА выполнит то, что считает нужным — остановит ЕГО. Вцепившись в Маховик времени и закрыв глаза, ОНА сделала глубокий вдох и сконцентрировалась на своей задаче. Еще одна прогулка по переулку воспоминаний, и все закончится.***
— Ты видел меня? — спросила пораженная Гермиона. — Да. И возненавидел себя за это, — голос Гарри снова зазвучал монотонно. — Почему? — спросил целитель. — Потому что это означало, что все эти годы я жил во лжи. Эти слова вызвали новый поток рыданий у Джинни. Она тяжело опустилась на стул и безостановочно плакала. У Гермионы и самой сейчас глаза были на мокром месте. — Это всегда была ты, — сказал он ей, не отрывая от нее взгляда. — Прости меня, Джинни… Прости меня… — Ты… никогда ничего не говорил… — вырвалось у Гермионы, которая была слишком потрясена услышанным, чтобы придумать какой-то вразумительный ответ. — Говорил, —резко возрази Гарри. — Той ночью после битвы в Министерстве Магии я сказал, что люблю тебя, но не нашел в себе храбрости повторить эти слова, когда ты очнулась… Горячие жгучие слезы теперь ручьями бежали по ее щекам. «Этого просто не может быть», — думала она. — «После стольких лет молчания»… — Почему? — Я оттолкнул тебя, — отвел он. — А потом ты была вместе с Роном, и стало легче притворяться, что я никогда ничего не чувствовал к тебе… Внезапно ее охватила злость: — Значит, все эти годы ты лгал мне? Лгал Джинни? Гарри ответил не сразу. Когда же он заговорил, его голос звучал глухо, будто бы кто-то невидимый сдавил ему горло рукой: — Нет. Не всегда. Тем летом, когда война закончилась… и в последующие дни я принял то, что ты никогда не будешь со мной, что никогда не будешь чувствовать ко мне то же, что и я… Я научился любить Джинни, я действительно любил ее и наших детей… О, Господи, наши дети… Он внезапно замолчал, его глаза опасно заметались: — В конце концов я убедил себя, что это то, чего я всегда хотел. И ничего другого мне не надо… А потом оно показало мне тебя и наших с тобой детей, и я понял, что никогда в жизни мне больше не знать покоя… — Чары памяти, Гарри, — напомнил тихо Чаттерджи. — Ты что-нибудь помнишь об этом? — Я был с ней… с Гермионой. А затем… появился ОН. Сказал мне, что если я хочу спасти ее, то должен отпустить… — Кто? — потребовала Гермиона. Ее голос был полон ярости, о которой она никогда не подозревала. — ОН пришел ко мне и сказал, что ты умерла, и если я хочу защитить тебя, то должен забыть о тебе… — Когда? — спросил целитель. — Когда ОН наложил на вас заклятие? Но Гарри ничего не ответил. Вместо этого он в последний раз кинул пронзительный взгляд на Гермиону и закрыл глаза. Он снова забормотал, и в этот раз ей не пришлось читать по губам, чтобы понять, что он повторял «Прости» снова и снова. Джинни продолжала безостановочно рыдать, пока не выплакала все слезы. Ни одна из женщин не решалась поднять глаза друг на друга. Когда жена Гарри наконец-то смогла спокойно дышать, она поднялась на ноги и молча покинула палату. К чести Чаттерджи, он ничего не сказал Гермионе, лишь угрюмо кивнул на прощание и ушел, оставляя ее наедине с Гарри. Так значит, во всем виновата она. А ведь она знала. Она поняла, кто наложил на него чары памяти. Лишь один единственный человек был готов пойти на такие крайние меры, чтобы защитить ее, был готов манипулировать разумом молодого парня, чтобы спасти ее… Она знала лишь одного волшебника среди живущих ныне— и достаточно могущественного — чтобы наложить подобное заклятие. Она столь крепко сжала кулаки, что ногти до крови врезались в кожу. Как же она зла на него… И на себя. Желудок резко скрутило от тошноты. Она несет ответственность за все, что произошло. Бедная Джинни… Ее тут же вырвало. Благо она успела добежать до мусорной корзины в углу комнаты. Ее рвало до тех пор, пока в желудке не осталось ничего. Все это время она не решалась открыть крепко зажмуренные глаза. Ей захотелось умереть. Как же она желала сейчас, чтобы та штука, которую нашел Гарри, никогда не показывала ему правды! Тогда бы он жил своей жизнью и верил, что счастлив. А она бы не чувствовала себя столь виноватой… Ей захотелось умереть, и только мысли о Розе и Хьюго остановили ее от крайнего шага. О, Господи, Роза и Хьюго… Мысли о своих детях тут же заставили ее вспомнить о Джеймсе, Альбусе и Лили, а с воспоминаниями пришла и новая волна тошноты. Как они смогут справиться с тем, что их отец находится в чертовой коме, потому что вдруг осознал, что вся его жизнь — сплошная ложь, как и их жизнь и жизнь их матери? Она даже помыслить боялась о том, что сказал бы Рон, если бы узнал обо всем. Она не понимала, куда теперь ей идти. Домой нельзя — вдруг там объявится Рон. Сейчас она была не в состоянии видеть его. После сегодняшнего вечера она не была уверена, что вообще когда-либо сможет взглянуть ему в лицо. Но и здесь оставаться она не могла, пока Гарри лежит в коме на больничной койке. Она не хотела возвращаться в «Нору» — разговаривать сейчас с Молли и Артуром было выше ее сил. И она бы не смогла объяснить Хьюго, почему мамочка так расстроена… Она аппарировала в здание Министерства, в свой офис в отделе Магического правопорядка. Было уже поздно, и на этаже — ни единой души. Она рухнула в рабочее кресло, устало опустив голову на поверхность стола. Ее снова охватила злость. Злость на Гарри за то, что выбрал трусливый путь, что лежал сейчас на больничной койке, не способный даже открыть глаза и говорить без зелья, насильно влитого ему в горло. И все же часть ее понимала его — часть ее также хотела просто лечь и никогда больше не двигаться… Измотанная переживаниями, она не заметила, как уснула, едва ее голова коснулась поверхности стола. Но сон не принес ей успокоения. Ей снилось, что ей снова семнадцать, и она пытается рассказать Гарри о своих чувствах, но он не желает ее слушать и продолжает снова и снова отталкивать ее, а затем со смехом сжимает Джинни в объятиях и с жаром целует. Когда картинка сменилась, перед ней уже был одиннадцатилетний Гарри с глазами, полными слез, который говорил, что она любит его. В ответ они с Роном рассмеялись, издеваясь над его глупостью, а затем она подняла свою палочку и, нацелив ее ему в сердце, прошипела «Авада Кедавра!»… Ее разбудил свет, струящийся сквозь матовые стекла ее офиса. Кто-то приближался с ярко светящейся палочкой. Она смогла лишь разглядеть женский силуэт, когда ночной гость ухватился за ручку двери. Та распахнулась, и посетительница шагнула внутрь — свет от заклятия «Люмос» был столь ярким, что моментально ослепил Гермиону, лишая ее возможности разглядеть вошедшую. — Нокс. Сияние погасло, и Гермиона почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах. И хотя ее глаза еще не привыкли к внезапной темноте, но она узнала голос женщины, что сейчас стояла перед ней… Это была Джинни Поттер, чья палочка была нацелена прямо на нее, а во взгляде… Мерлин, в ее взгляде плескалось целое море боли… — Нам нужно поговорить.