Время — это пламя, в котором мы сгораем (Time is the Fire)

Время — это иллюзия. А время обеденного перерыва — иллюзия вдвойне. (Дуглас Адамс, «Автостопом по галактике»)

Мерлин, какой же он безнадежный идиот! Целовать ее было крайне глупо, но еще глупее — вылететь из палатки в морозную декабрьскую ночь, позабыв надеть хоть какой-то плащ. Да катись оно все пропадом. Худшее, что теперь может случиться — без плаща он замерзнет насмерть. Данная перспектива не казалась такой уж пугающей, в отличие от той, где ему придется вернуться в палатку к Гермионе после их поцелуя. Ну зачем он это сделал? Конечно же, он знал ответ. Девушка, которую он любил, плакала в трех метрах от него, и Гарри просто… действовал не задумываясь. Его тело сотрясал непрекращающийся озноб. Запрокинув голову к небу и разглядывая Венеру сквозь пар от собственного дыхания, Гарри вдруг осознал, что все те мерзости, что говорил про него ублюдочный убийца Северус Спейн, — чистейшая правда. У него явно синдром Спасителя, вечно ему нужно быть героем и помочь всем и каждому… Это могло быть единственным объяснением того, что произошло. Увидев ее слезы, он был вынужден спасти ее от печали. Гарри бросился к ней, обнял так, как делал это Рон, как он сам всегда хотел сделать… В прошлом он обнимал Гермиону множество раз, но с тех пор, казалось, прошли годы. С тех самых пор, как он осознал всю глубину своих к ней чувств. И когда он ощутил, как ее тело прижимается к его… он просто сорвался. Он поцеловал ее, не задумываясь о последствиях… И она ответила на поцелуй. Но вместо электрического разряда вдоль позвоночника Гарри почувствовал лишь отвращение к самому себе. Он воспользовался ее слабостью. Он знал, как больно и страшно ей было из-за ухода Рона, как отчаянно Гермиона нуждалась в ободрении и простом человеческом сочувствии. Гарри знал все это, но все равно поцеловал ее. Да он же хуже Волан-де-Морта! Хотя нет, это уже было немного чересчур, и Гарри явно преувеличивал. Но он точно оказался на одном уровне с Малфоем, и от этой мысли он почувствовал горечь во рту. Гарри был почти уверен, что Гермиона проклянёт его, как только он перешагнет порог палатки. И он бы это ей позволил, считая себя виноватым. Но больше всего парень боялся того, что вернувшись, увидит в глазах подруги лишь отвращение, направленное на него. Еще бы, ее лучший друг пытается подкатить к ней сразу после того, как ее бросил любимый парень. Она будет стыдиться этого и винить себя, а так не должно быть! Ведь во всем виноват лишь Гарри. Он сам поцеловал ее. Лучше бы он просто позволил ей выплакаться. Это было меньшее из двух зол. Но как только он оказался рядом с ней… его мозг будто перестал работать. Гарри поступил по-детски глупо, совершенно не задумываясь о ее чувствах, желаниях и нуждах. Он даже не подумал о том, как этот поцелуй может подействовать на нее. Он сам разрушил то немногое, что осталось от их дружбы, это уж точно. Гарри даже не удивится, если по возвращению в палатку обнаружит, что Гермионы уже и след простыл. Но она по-прежнему находилась внутри. К его огромному облегчению, она спала. Или притворялась, что спит… Но Гарри был рад любой возможности отсрочить выяснение отношений хотя бы на одну ночь. Больше всего на свете он сейчас боялся того, как будет смотреть ей утром в глаза. Парень завалился на свою койку, вторую ночь подряд предпочитая сворачиваться клубочком под одеялом вместо того, чтобы нести вахту снаружи. Интересно, с каких это пор Пожиратели Смерти для него стали наименьшей из бед? Однако в то же время его совершенно не прельщало бодрствовать еще несколько часов и по второму кругу корить себя за совершенную ошибку. Но уснуть ему тоже не удавалось из-за беспокойства, что, если вдруг шайка Волан-де-Морта обнаружит их укрытие, в палатке будет не только он один, но и Гермиона. Он должен защищать ее. «Ну да, где был твой инстинкт защитника час назад, Поттер?», — насмешливый голос, прозвучавший внутри его головы, звучал подозрительно похоже на Драко Малфоя. Гарри чувствовал себя больным и абсолютно разбитым, но он заставил себя подняться на ноги и занять наблюдательный пост у входа в палатку. «Так будет лучше всего. Я бы все равно не смог уснуть», — убеждал парень себя. Гарри не знал, чему был обязан за здоровый сон вчера ночью, но он сомневался, что это что-то вновь соблаговолит оказать ему подобную услугу. Он стоял на страже, пока не взошло солнце. Когда Гермиона проснулась, она молча сменила друга на посту. Гарри же с трудом дотащился до кровати, благодаря судьбу за отсрочку неизбежного, и, наконец-то, уснул. Само собой, его сны были о Гермионе. Во всем виноват чертов медальон. Всякий раз, как он надевал его, ему виделись худшие сновидения. Как и большинство последних ночей, сегодня Гарри тоже снилась она. Он гнался за ней, в то время как она убегала от него по полю, заваленному телами павших. Небо над головой нависало штормовыми тучами и отливало алым, а вокруг во все стороны простиралась лишь безжизненная пустошь. Гонясь за Гермионой, Гарри кинул взгляд на лежащие вокруг тела: Сириус, Джинни, Невилл, Дадли, Грюм, Фред, Джордж, Макгонагалл, Дамблдор, — но не почувствовал абсолютно ничего, узнав их. Они все были мертвы. И находясь во сне он знал, что это все его вина. Он убил их всех. Гермиона бежала вверх по склону небольшого холма, и когда она оглядывалась назад, ее лицо было искажено гримасой ужаса. Она скользнула в объятия стоящего на холме человека, в котором Гарри тут же узнал Рона. Его руки обернулись вокруг ее талии, будто защищая, и весь его вид говорил, что парень готов драться за Гермиону. Гарри поднял палочку на Рона и с каким-то животным рыком произнес. — Круцио… Он тут же резко проснулся. Гермиона все еще была на посту, а значит ему вряд ли удалось урвать больше одного-двух часов сна. Да и после такого спать как-то расхотелось. Он должен что-то придумать и поскорее, иначе все полетит к чертям и станет еще хуже, чем есть сейчас. В этот момент он решил предложить единственное, на его взгляд, вероятное направление для поисков, хоть и понимал, что всего лишь хватается за соломинку. Всю вторую половину дня они не разговаривали друг с другом. Гарри предусмотрительно предложил на несколько часов сделать перерыв в ношении крестража и повесил его в изголовье койки. Он ждал времени ужина, трезво рассудив, что на желудок, полный спагетти болоньезе и консервированных груш, подруга будет более сговорчива, чем обычно. — Гермиона? — М-м? — она снова была погружена в книгу. Гарри понимал, что погружаться с головой в изучение нового — это ее способ справляться со всем, что произошло за последние несколько месяцев. Вот бы и для него все было так же просто, подумал он, жалея, что не захватил с собой «Квиддич сквозь века». Парень прокашлялся, собираясь с духом, но Гермиона тут же его перебила, попросив помочь ей распознать какую-то руну. Как оказалось, это была и не руна вовсе, а знак Гриндевальда. Гарри не отрывал глаз от символа, не осмеливаясь посмотреть на нее, после всего что натворил. Он понимал, что она просто пыталась избежать серьезного разговора, и он не винил ее. Да и захоти Гермиона вдруг с ним поговорить, она бы точно спросила о поцелуе — а именно этого он и боялся. Он рассказал ей о том, что узнал от Крама на свадьбе. Только Гарри не упомянул, что в тот день был слишком занят, наблюдая за тем, как она счастливо танцует с Роном, чтобы уделить все свое внимание тому, о чем говорил болгарский ловец. Гарри сделал еще одну попытку. — Гермиона! — М-м? — Я тут подумал… Я хочу побывать в Годриковой Впадине. Она посмотрела на него как-то отрешенно, наверное, все еще размышляя о таинственном символе из книги. Он опустил глаза в пол, не желая встречаться с ней взглядом. — Да, — произнесла она. — Да, я тоже об этом думала. Я тоже так считаю. — Ты хоть слышала, что я сказал? — спросил он. — Конечно. Ты хочешь побывать в Годриковой Впадине. Я согласна с тобой. В смысле, я тоже не представляю, где еще он может быть. Это рискованно, однако чем больше я думаю, тем более вероятным мне кажется, что он там. — Э-э… кто — он? — удивился Гарри. Гермиона посмотрела на него с не меньшим недоумением. — Да меч, конечно, Гарри! Дамблдор наверняка знал, что ты захочешь туда вернуться, и потом, все-таки Годрик Гриффиндор там родился… — Правда? Гриффиндор родился в Годриковой Впадине? — Гарри, ты вообще хоть раз открывал «Историю магии»? — Э-э… — ответил он, улыбаясь, кажется, в первый раз за несколько месяцев; лицевые мышцы уже отвыкли от такого выражения. — Может, и открывал разок, когда покупал…, но не больше того. — Ну, поскольку деревня названа в его честь, я подумала, что ты уже сам догадался о некоторой связи, — сказала Гермиона. Сейчас она была больше похожа на себя прежнюю, чего давно уже не было. Гарри даже ожидал, что она вот-вот произнесет, что отправится в библиотеку. — В «Истории магии» что-то говорится об этой деревеньке. Постой-ка… Гермиона зачитала ему текст, попутно объясняя свои мысли о том, что, возможно, Дамблдор ожидал, что Гарри увидит связь, а значит это самое вероятное место для поисков. Годрикова Впадина. Годрик Гриффиндор. Меч Гриффиндора. Гарри не хотел признавать, что совсем не думал о мече, когда предложил отправиться в Годрикову Впадину. Для него притягательность деревни заключалась в том, что там находились могилы его родителей и дом, в котором он едва избежал смерти в младенчестве… Дом, в котором он бы вырос, если бы Трелони никогда не изрекла свое пророчество, а Волан-де-Морт не явился на свет. Интересно, какой была бы тогда его жизнь? Если бы он не был Мальчиком-Который-Выжил и Избранным? ОН бы вырос с родителями, в окружении людей, которые его любили… Он бы знал своего крестного отца Сириуса всю жизнь… Он бы отправился учиться в Хогвартс, не беспокоясь о Темном Лорде, Наследниках Слизерина, Турнире Трех Волшебников и крестражах… Возможно, он бы даже признался Гермионе в своих чувствах в ту же минуту, как осознал их, и тогда он бы не оказался в такой ситуации, как сейчас… —…нам нужно хорошенько все обдумать, Гарри. Теперь подруга сидела, напряженная как стрела, и Гарри видел, что возможность хоть какого-то плана улучшило ее настроение, как и его. — Для начала мы должны попрактиковать совместную дизаппарацию под мантией-невидимкой и, возможно, дезиллюминационное заклинание. Они будут весьма полезны. Конечно, может ты считаешь, что лучше подстраховаться и использовать Оборотное зелье? Тогда нам нужно собрать чьи-то волосы. Если честно, я думаю, что так будет лучше, Гарри. Чем надежнее маскировка, тем лучше… Он не прерывал ее монолог, согласно кивая каждый раз, когда она замолкала, но нить разговора ускользала от него. Гарри уже с ужасом представлял те мгновения, когда они будут стоять близко-близко друг к другу, скрытые мантией-невидимкой, и днями практиковать дизаппарацию. Парень страшился того, что снова выкинет что-нибудь глупое — положит руку на ее талию или обхватит ладонями ее лицо и снова поцелует Геримону. Вдруг он резко поднялся и быстро отступил от подруги, пытаясь вести себя по возможности непринужденно. Ее близость заставляла его делать глупые и идиотские вещи. — Гарри? Почему ты не смотришь на меня? Гермиона считалась самой умной ведьмой своего времени не за красивые глаза. — Ты знаешь почему, — ответил он, чувствуя вину. — Мы можем просто… — Нет, — резко вскрикнул парень. — Я правда не хочу говорить об этом. Просто знай, что я очень сожалею. Я знаю, что не должен был так поступать. Прошу, не заставляй нас проходить через это. По ее взгляду было видно, что она хочет что-то сказать, но Гермиона промолчала. Когда же девушка наконец заговорила, ее слова были следующими: — Значит, квоффл — это большой красный шар, который нужно закинуть в кольца? Гарри рассмеялся искренне и от всего сердца. Он не мог вспомнить последний раз, когда он производил столько шума — столь мрачными были последние месяцы, с самой смерти Дамблдора. Отсмеявшись, парень открыл рот, но тут же резко захлопнул его, осознав, что только что чуть не сорвалось с его языка. «Я люблю тебя, Гермиона». Хуже всего, что это было бы не признание от всего сердца, а слова, сказанные без задней мысли. Подруга, видимо, тут же заметила, как изменилось его настроение, смех затих, и лицо побледнело. Определенно, ее близость заставляла его делать глупые и идиотские вещи. — Я посторожу сегодня, — сказал он глухо, направляясь к выходу из палатки. —Завтра начнем практиковаться для похода в Годрикову Впадину. — Гарри… Он ничего не ответил. Просто не мог. Гарри просто не мог находиться настоль близко к ней. Для него это была настоящая пытка. Он слышал, как Гермиона вновь пытается сдержать рвущиеся наружу рыдания, но заставил себя не обращать на это внимание. Что бы ни случилось, как бы горько она ни плакала, Гарри не подойдет к ней в этот раз. Он не причинит ей еще большей боли, чем уже сделал. Если только это было еще возможно…