Не замечай меня

Вернулся домой около трех ночи. Шатался по ночным улицам чужого города. Никогда и нигде не чувствовал себя своим, не стоило и начинать. Тим разулся и тихо пошел в комнату. — Как вечеринка? — конечно, она не спала. — Все хорошо. — Ты опоздал на два часа. — Серьезно? — Представь себе. — Я не заметил, прости. — Тим, мы договорились, кажется. Если ты нарушаешь режим, то больше никуда не ходишь. Я обещания не нарушаю, а ты … Но Тим уже ничего не слышал, он зашел в ванную и включил воду. Сняв вещи, облокотился на край раковины и залип на собственное отражение в зеркале. Глаза красные, распухшие веки: «Чудовище». Дотронулся до пирсинга, подумал и снял. «Так, значит, выглядят шлюхи, ну, что ж, ему виднее». Пальцы, сжимающие колечко, заскользили по губам, подбородку, шее. «Больше он тебя не коснется… Никто тебя больше не коснется». Пальцы застыли на горле, Тим обхватил его рукой, закрывая едва заметное бледно-желтое пятнышко — единственный след, оставленный на нем Сашей, уже почти исчез. Воспоминания… Их последний раз… Прошло уже две недели, а он и в страшном сне представить не мог, что так все закончится. «Последний раз», — он убрал руку и тут же дернулся, как от удара тока. В зеркале на мгновение отразилась ярко алая полоса, которая подобно второй улыбке пересекла горло ровно в том месте, где мгновение назад он сжимал его рукой. — Твою мать, — Тим заморгал, но видение не возвращалось. Просто его собственное уставшее, повзрослевшее лет на пять лицо смотрело на него из зеркала. Он зло брызнул водой в отражение и, закрыв кран, лег в наполнившуюся ванну. В горячей воде захотелось спать, и Тим с надеждой подумал, что, возможно, этой ночью все-таки получится выспаться. *** Утро выдалось тяжелым, хорошо, что выходной, и в школу идти не нужно. Лежа в постели, едва открыв глаза, Тим пытался сдержать нахлынувшие на него воспоминания вчерашнего вечера, но врываясь в голову слишком быстро, они уже не оставляли пространства для других мыслей. «Может, тебе лучше и правда уехать?» — прямо благословил. Тим закрыл лицо руками, не верилось, что Саша с ним так. «Может, просто сон?» — слабая надежда колыхнула сердце. Самообман не сработал — все было наяву, боль медленно наполняла сердце, нарушая его ритм, возвращая вчерашнее состояние ужаса и обиды. «Потерял его», — перевернувшись на живот и, зарывшись лицом в подушку, он закричал во всю мощь легких. Показалось, что именно такой звук издает волк, пробывший в капкане не первые сутки, и приходящий к выводу о том, чтобы уже отгрызть лапу и выбраться на свободу, остаться хоть и покалеченным, но все же живым. Тиму отгрызать было нечего, разве что сердце вырвать. Провалявшись с час в кровати, он все-таки встал. Накинул какие-то вещи и вышел на кухню. — Тима, — раздалось неожиданно, когда он проходил мимо гостиной. Обернулся. На диване сидел Игорь. — Привет, ты что, здесь спал? — Тим ткнул на холостяцкое ложе с подушкой и пледом. — Доброе утро, хотя какое оно к черту доброе. От мысли, что ему не одному сейчас хреново, на лице мелькнула едва заметная улыбка. У отчима с мамой, значит, тоже не все гладко — Кофе? — Кофе, — согласился Игорь. — Мам, тебе кофе сварить? — крикнул Тим. — Ее нет. — Так воскресенье же. — Ушла по делам каким-то. Но это только к лучшему. Мне с тобой поговорить надо и очень серьезно. — Ладно, — растерянно кивнув, сын пошел на кухню. - Все так серьезно? Почему на диване спал? — впервые за все время брака мамы с отчимом Тим не мог припомнить ничего подобного. — Твоя мама и я… Мы разводимся. Будто ослышавшись, он так и осел на стул с упаковкой молотого кофе в руках. — Разводитесь? Ты разводишь, — глупая улыбка искривила губы, утренние, вязкие, как смола, мысли в голове отказывались складываться в конкретные формы. — Нет. Все серьезно. — Но почему? — Потому что твоя мать, Тима, параноидально зациклена на тебе, только не обижайся, но другие члены семьи ее не интересуют, это факт, — явно на себя намекнул отчим. — И с ним не поспоришь, — Тим понимающе склонил голову. — Она всегда чересчур тебя опекала, но с возрастом все стало только хуже. — Заметил, да? Игорь усмехнулся: — Как же, не заметишь тут. И мне тебя жаль по-человечески очень. Понимаешь, ты мне, как родной сын. Хотя нет, ты мне родной. И я переживаю за тебя. Я желаю тебе только добра, и так как тебе уже скоро восемнадцать, и ты сможешь самостоятельно распоряжаться своей жизнью, как своему сыну, я хочу предложить тебе право выбора. — В смысле? — Я знаю, уезжать ты не хочешь. Эти скандалы… твои слезы. Думаешь, я не слышу, что происходит в твоей комнате, когда ты хлопаешь дверью. Я знаю, каково это, когда все решают за тебя. Поэтому я хочу предложить альтернативу. Ты можешь остаться в Москве. Что касается твоего обучения, все расходы я возьму на себя, как это изначально и планировалось. Ты сможешь учиться и жить здесь, со мной. Квартира мне нравится, я бы не хотел отсюда съезжать… — Ты серьезно? — Конечно. Ведь я обещал, что это будет последний переезд в твоей жизни по нашей инициативе. — Но мама… — Она будет против. Но я считаю, тебе уже пора отделаться от ее опеки и жить своей жизнью. Ты ведь нормальный, Тим. В смысле — здоровый и всегда таким был, то, что случилось с твоим отцом, случилось с ним, не с тобой. Но твоя мать не может этого понять. Слишком сильная материнская любовь калечит детские жизни, поверь, я таких примеров знаю достаточно. Если ты сейчас дашь себя увезти, то не избавишься от нее уже никогда. Поговори с ней, скажи, что остаешься, что это твое решение. А если ей надо, пусть едет в свой Питер, с тебя же хватит жизни на чемоданах, пришло время строить что-то только своё. — Спасибо, — едва слышно шепнул Тим, повиснув у Игоря на шее. — Блин, спасибо тебе… У меня слов нет. Ты даже не представляешь, что только что спас мне жизнь. — Ладно, — Игорь удовлетворенно похлопал пасынка по спине. — Не преувеличивай, это всего лишь… — Всего лишь моя жизнь, — он вылетел с кухни и пулей понесся в свою комнату. Пачка кофе, давно рассыпавшись, осталась валяться на полу, но Тим этого даже не заметил, потому что нужно было срочно звонить Саше. Эмоции от утренних новостей перекрыли осадок от вчерашней ссоры. Потом разберутся по поводу Наджиева и нелицеприятных слов, решил он. Кажется, это называется различать важные и срочные цели. Важно было спасти их отношения, обнадежить Сашу, заставить пожалеть о сказанном вчера, ведь на больных не обижаются, а Легков был болен горем вот уже как две недели. Хотелось извинений, новых признаний, хотелось слышать его больше не больной голос, хотел снова оказаться в его постели, в черно-белой комнате и снова называть Сашу своим. Легков не идеальный, это изначально было понятно, но Тим знает: Саша любит его и сильно, именно поэтому дал такую реакцию. Тим спасет их, теперь он сможет, надежда отогревала раненое сердце. Он спасет эти отношения, все исправит. Но… В телефоне больше десяти оповещений о сообщениях в соцсети. Наверное, Саша вчера писал, чтобы извиниться. Сердце замирает в благоговейном трепете. Тим открывает. Не понимает. Смотрит и смотрит. Смотрит, листает. Прокручивает чат вперед, возвращается к началу. Кто прислал такое? Кто отправитель, и что это вообще за порнуха? «Всадник без головы», — Тим понятия не имеет, чья это страница, на стене там всего одна запись: «Время пришло». Попробуй пойми, что это значит. Он возвращается к сообщениям от этого пользователя. Открывает видео. Смутно знакомое лицо на нем. Но подсознание уже все разгадало, оно узнало человека в кадре, губы, скользящие по члену, колечко, то появляющееся, то исчезающее под головкой. Приоткрытый рот, влажные толчки, член, его глаза, смотрят на него сейчас, его лицо, лоб, волосы, слюна по подбородку, Сашины пальцы трогают его лицо, убирают челку… Саша стонет, и все это продолжается бесконечно долго… вечно. Шок. А ведь он сам ни разу не смотрел эти видео. Он знал, что Саша снимает, но никогда не просил показать. Саша снимает, Саша снимал… Саша… Саша… «Может, ошибка?», — все еще борется с реальностью наивное подсознание. Может быть, он просто прислал ему это, чтобы напомнить о том, как хорошо им было. Своеобразный способ попросить прощение. Но нет, видео в общем доступе, потому что то, как Тим делает минет, посмотрело уже две тысячи человек. Кровь пошла носом, красные капли, стекая по губам и подбородку, падают на грудь, пропитывая белую футболку, пачкают постельное, но он не замечает, потому что все его существо поглощено прочтением комментариев под видео, их уже больше трехсот: от одноклассников и от совсем незнакомых: Комплименты его мастерству, оскорбления и оценка проделанной работы профессионалами. Пользователь под ником «Артур Райский» очень хочет выяснить, знает ли кто-нибудь в чате парня на видео, тут же кидают ссылку на его страницу. Еще ниже в глаза врезается комментарий Черникова: «Вот с такими членососами вынужден учиться, кому нужно, могу кинуть контакты в личку». Дальше шутки про почасовые тарифы и прочая грязь, от которой уже не отмыться. Руки мокнут и леденеют, сердце бьется через раз, а из глаз, кажется, вместо слез льется кровь, иначе откуда эти красные пятна на простыне? Изображение на мониторе начинает расплываться, Тим вытирает лицо, руки теперь тоже в крови, но он и этого не замечает. Нет… Нет… Нет… Это сон, просто ночной кошмар. Он бьет себя по лицу, пытаясь проснуться, он уже готов к тому, что предложение Игоря может оказаться просто частью этого сна, и он согласен на подобный облом, только бы облегченно вздохнуть. Но как ни старается, не выходит, это реальность, все по-настоящему. Перейдя от комментариев к сообщениям, которые все еще продолжают приходить, он открывает первое от Наджиева: снова вложение с этим ужасным видео и ниже текст: «Еще один из твоих талантов? Я не ошибся в тебе, позвони». Желудок скручивает жгутом, и Тим бежит в ванную. Его тошнит. Легче не становится. Умывается, смотрит в зеркало, отражение расплывается, и вместо его лица появляется Сашино, он улыбается. Тим улыбается в ответ. А потом его снова тошнит. Мелкая дрожь бьет все тело, пока он удаляет страницу. Слезы не прекращаются, но он уже их не чувствует, как и лица, как и рук, и ног. Его больше нет. От мысли, что Саша так отомстил за Наджиева, снова накатывает приступ тошноты. Он швырнул ноут в стену, в след отправился и разрывающийся от звонков мобильный. Мелкие осколки на полу символизируют его жизнь. «Уничтожен, стерт, развеян, ментальная смерть», — с этими мыслями он погружается в пограничное состояние между сном и явью. Бред. Уже ничего не исправить. Его уничтожили. *** — Он не выходит из комнаты целый день? — вернувшись вечером домой Лидия спросила у Игоря. — Не знаю, я уехал около трех, он спал. — Ладно, я посмотрю. Лидия скрылась за дверью комнаты сына. Через минуту вышла. — И что? — Сказал, что хочет спать. Голова болит. — Пусть, не трогай его, наверное, после вчерашнего плохо. Принеси воды и таблетки от похмелья. Завтра в школу, должен выспаться.