Лазурное Сердце

Мы вправе лететь, куда хотим, и быть такими, какими мы созданы. Ричард Бах

Если бы я начала описывать всю дорогу до Южного Графства, то, боюсь, мне бы не хватило и толстенной тетради, а в моём распоряжении было всего несколько листов, так что пришлось ограничиться «путевыми заметками». Моё маленькое солнце звали Каолин. Мы неслись в сером лабиринте зданий золочёной стрелой с красным оперением её гривы. Светло-рыжая шкура лошади казалась ярче бледных бликов забытого жителями янтарного яблока, выкатывавшегося из-за облаков. Каолин постоянно оскальзывалась на гладких, отполированных сотнями ботинок камнях, расплёскивая грязные лужи и стремительно пролетая мимо. Её копыта выбивали на мостовых узких улочек яркую мелодию, грохочущую в унисон с моим сердцем, прерываемую тяжёлым стуком колёс груженых повозок да шарканьем ранних прохожих. В насквозь пропахших сыростью подземельях и я, и Каолин успели соскучиться по шелесту листьев, заливистому пению птиц, холодному ветру, бьющему прямо в лицо, острым каплям дождя, ложившимся на мои раскрасневшиеся щёки и растянутые в улыбке губы, а самое главное — по запаху свободы, пьянящему не хуже вина столетней выдержки, хранившегося в подвалах замка Шестого Герцога. Раньше мне часто рассказывали о том, как меня нашли осенью в молодом лесу, одетую в изодранное в клочья платье и сжимавшую в почти прозрачной ручонке тёплый кусочек коры. Врали, полагаю. Но с самого детства я терпеть не могу душных помещений, предпочитая сбегать далеко в лес. Каждый раз меня находили и возвращали обратно, но на все расспросы я только отмалчивалась, выжидая удобный момент. Буквы теснятся на бумаге, накладываясь одна на другую, а я снова придерживаю рукой перо, в очередной раз безуспешно пытаясь вспомнить, как же я могла оказаться там, в лесу. Вздохнув, я продолжаю писать. К вечеру, когда сеть огней зажглась на далёком небе, я устало прикрыла глаза и прижалась к тёплому боку лошади, практически выпуская поводья из рук и погружаясь в мягкую полудрёму. Ледяная капля, сорвавшаяся с ветки, упала прямо на кончик носа, заставляя меня вздрогнуть и выпрямиться в седле. О Ангелы! О чём я вообще думаю! Лорд Кенион предупреждал меня об опасности, а я сплю на ходу… Потянувшись к поясу, я проверила, что кинжал — подарок Ледяного Герцога — легко вынимается из инкрустированных редким здесь аквамарином ножен. Я пришпорила Каолин, и та пустилась вскачь, мелькая тёмно-рыжим пятном среди деревьев и густого кустарника шиповника. Появившийся туман стелился по траве тонким шёлком, скрывая отпечатки конских копыт на влажной земле. Я вновь застываю в кресле, словно заново вдыхая аромат шиповника и мокрой от дождя травы, проводя рукой по шершавому подлокотнику и улыбаясь своим воспоминаниям. Кажется, спустя час — или два — лесная тропинка расширилась, и немногочисленные беличьи следы, пересекавшие её, пропали, сменившись отпечатками тонких колёс: я приближалась к Графству Леди Ровены. Вдалеке виднелись острые зубцы башен Южных Земель, взвивавшихся к чёрной пустоте наверху, тусклые огни факелов, опутавших Графство, как паутина, и высокая, пронзавшая небо решётка, окружившая город. Одного взгляда на закованные в железо дома мне хватило, чтобы внутри снова поселилась вязкая духота, укутавшая меня, как туман, обнимающий землю. Два безликих стражника отворили скрипучие ворота, как только я предъявила им заверенную Лордом бумагу, пропуская меня в царство пустоты. Кажется, они пытались объяснить мне дорогу до замка, пока я задыхалась в кляксах улиц. Наконец, стражники оставили меня в покое, а я сползла с измученной лошади, разминая затёкшие ноги. Мы с Каолин медленно брели к дворцу, увенчанному шпилем; снаружи никого не было, не считая пары бродяг, заснувших прямо на крыльце трактира, да редких прохожих. Сердце моё стучит как бешеное, я всё сильнее сжимаю перо, выливая мою измученную память чернилами на бумагу. Я даже и не знаю, почему я тогда его заметила. Может быть, его глаза были не такими глухими, как у остальных, или такими же одинокими, как мои, а может, меня удивило тогда серьёзное выражение лица и ровная, словно выверенная, походка. А ещё от него пахло той самой свободой, которую я искала всю жизнь. Кажется, я смогла бы найти его даже в толпе — настолько он был не похож на пустых, как полые сосуды, обывателей этого мира. Словно бы зацепившись взглядом за человека в коричневых одеждах, я повернулась и быстро, боясь передумать, подошла ближе, не решаясь что-либо сказать. — Впервые здесь? — на меня полувопросительно уставились голубые, с аквамариновым отблеском глаза. — Да, — кивнула я, не зная, что ответить. Я вдохнула горький запах надежды, и сердце ухнуло куда-то вниз. — Не проводите меня до дворца Графини? — решилась я, помедлив в конце. — Алаоис, меня зовут Алаоис, Леди Лана, — его серьёзные глаза на миг теплеют. — Пойдёмте, я доведу Вас, — он погладил Каолин по медной шкуре, забирая у меня из рук поводья и уверенным шагом направляясь в хитросплетения улиц. На моих губах играет улыбка, а я только сейчас понимаю, что мне казалось странным в нашем знакомстве: я не говорила своего имени. Я. Не. Говорила. Своего. Имени. Эти слова я выдыхаю с каждым ударом сердца, своего глупого сердца.