Лазурное Сердце

К счастью, они не знали, что говорят на разных языках. И поэтому прекрасно понимали друг друга. Макс Фрай

Следующие два дня я провела на различных собраниях врачевателей, где приходилось задумываться над каждым сказанным словом, поэтому я предпочитала отмалчиваться, сидя рядом с, напротив, разговорчивым Зеленоглазым Вороном. Порой мне становилось настолько скучно, что я сбегала, улучив момент. С Алаоисом. Оказалось, что он тоже приехал на ежегодное собрание из Восточного Герцогства. Вся сердитость и серьёзность Алаоиса казалась мне раздутым воздушным шаром, который можно было легко проколоть иголкой, выпуская воздух. В те два дня мы много гуляли. Город, показавшийся мне сперва закованным в доспехи чудовищем, выпускающим клубы дыма и смрада, оказался совершенно другим. Мы вдоль и поперёк исходили набережную звенящей реки, маленький парк с деревянной беседкой в центре искусственного озера и узкие улочки, неуклюже вымощенные каменной крошкой. Я улыбаюсь, вспоминая наши прогулки, прикрываю глаза и снова и снова вспоминаю то серебряное чувство на кончиках пальцев, лёгкость внутри и сердце, бьющееся где-то в горле. Мне казалось, что нам с Алаоисом не нужны были слова, чтобы понимать друг друга. Я слушала его отрывистое дыхание и запоминала его, стараясь не задумываться о том, что вскоре мне придётся уехать. В одну из таких прогулок — тогда я ещё не знала, что она станет последней, — нас заметил Бирн, возвращавшийся с собрания. Сердитый Рыцарь потянул меня в тишину улиц, легонько, словно давая мне выбор — пойти с ним или вернуться к Улыбчивому Ворону. Не успела я сделать первый шаг по направлению к Бирну, как Алаоис вырвал из моей руки свою ладонь.  — Давно в библиотеке не была? — он зло шепчет мне на ухо, а потом словно растворяется в сумраке ночи, запахнувшись в плащ цвета вороного крыла. Я оборачиваюсь, но Алаоиса нигде не видно, на душе отчего-то становится очень тревожно, а в груди ноет, отдавая привкусом непролитых слёз и горечи. — Лана, где ты была? — ко мне размашистым шагом подходит моя погибель. — Прости, Бирн, я… — закусываю губу и тяжело вздыхаю, — я немного утомилась… Я пойду, пожалуй. — Лана, — я смотрю в тревожные глаза Зеленоокого Ворона, — Лана, что-то случилось? Что-то не так? — Нет, Бирн, — голос срывается, я не могу сказать ни слова, где-то в глотке булькает, — прости меня. Я беззвучно дохожу до угла дома, пускаясь бегом, когда отбрасываемые зданиями тени скрыли мою, истончившуюся и еле заметную. Конечно же, следующее утро застало меня в обители книг. Изнутри пахло жухлой бумагой, чернилами и клеем, а мне казалось, что внутри огромного зала плывут сотни тысяч судеб, незримо переплетаясь между собой. Что он хотел, чтобы я нашла в библиотеке? Книжные полки практически достигали высокого потолка, нависая надо мной; к ним были приставлены шаткие лестницы. Меня не покидало ощущение, что я могу легко затеряться среди сотен историй, а то и вовсе погрязнуть в забвении. Я проходила мимо стеллажей, проводя рукой по иссохшимся корешкам, словно прикасаясь к мыслям великих людей, написавших эти книги. Я стягивала с полок пыльные фолианты и потрёпанные брошюры, неизменно открывая их на некоторой странице и прочитывая пару строк. «Она приказала собрать весь подорожник на территории её страны и доставить к ней во дворец…» «Всё просто оборвалось, не закончилось, а именно оборвалось. И как бы я ни старалась, мне об этом никогда не забыть…» «Запада от Диоклетиана (IV в.) до формирования крупных городов и промышленных центров…» «Когда взойдёт шестая луна и Ангела век придёт, цветов лазурных взрастут семена…» Я сейчас уже не могу вспомнить, что ещё я читала, но это и неважно. Я выпрямилась в кресле, снова обмакивая кончик пера в потемневшую от времени чернильницу.