Зверомор

Когда-то Атлас жил и содержался на Комбинате… Сейчас ему казалось, что это было так давно, что та — другая, безопасная и относительно сытая жизнь мерещилась ему в памяти, будто дурной сон. Лис не мог вспомнить ничего конкретного о той эпохе на комбинате, а главное — почти ничего хорошего. Но всё-таки память уцепилась за кое-какие моменты. Когда Атлас жил на комбинате для хищников, он каждый день покорно выполнял все свои общественные работы, носил ошейник и даже не думал о том, чтобы перечить своим надзирателям. Изредка лис получал право погулять во внутреннем дворе, окружённом высокими стенами с колючей проволокой под напряжением. Атлас быстро заканчивал всю работу, ему порученную, и ложился на крохотный участок зелёной травы рядом с небольшой трибуной, за которой каждую пятницу, а также каждый раз во время внеочередных собраний, восседал упитанный капибар в светло-серой форме полковника СКХ, при всех знаках различия и многочисленных наградах. На его поясе неизменно хранился в кобуре богато декорированный наградной пистолет, больше штатного, ему положенного; а в лапах он всегда нервно сжимал кнут из паракорда, которым он любил без всякой причины хлестать того, кому не посчастливилось оказаться с ним рядом. В основном, его речь всегда была одной и той же: пятнадцатиминутный рассказ о том, что хищные звери должны пасть ниц за то, что им дают возможность искупить грехи своих далёких предков. Речь его была разбавлена множественными ругательствами, а говорил он её вяло, монотонно и без энтузиазма. Оживлялся он лишь в конце, когда приходило время наказаний. Провинившихся, закованных в кандалы, выводили перед трибуной, на площадку, на обозрение всем зверям. Бедолаг пытали электрошокерами до полусмерти и затем, измождённых, оставляли лежать на пыльной земле. Нередки были случаи, когда несчастные умирали, в то время как надзиратели запрещали оказывать помощь. Попасть под раздачу можно было за что угодно, Атласа и самого один раз подвергли публичному наказанию. На типографии, где он работал, пропал ключ от одного из ящичков, и, конечно, все подозрения пали на лисёнка. Позже ключ нашёлся: оказалось, что овца-работница просто забыла его в сменной одежде. Но Атласу это уже не могло помочь, и он целых три дня провалялся в камере, восстанавливая силы. Атлас любил ночь; может быть, это был инстинкт, заложенный природой, но ему хотелось думать, что это именно он любит её всей душой. Он мог сколько угодно долго лежать под звёздами, широко раскрыв глаза, глядя в бесконечность космоса, который вовсю покоряли другие звери, кои, как ему утверждали, были намного более достойными, чем он. Но лису они были безразличны: он лишь любовался бескрайним, захватывающим дух мощью и бесконечностью, бархатно-чёрным небом, стараясь охватить взором только его… чтобы ни один уголок высокого красного забора не испортил восхитительную картину… И раз за разом над его мордой пролетали вертолёты — ни одной такой ночи не проходило без того, чтобы они не пролетели над ним. Вскоре Атлас полюбил эти странные машины и начал узнавать их — по номерам снизу, будто специально для него, по формам их кабины и даже по размеру винтов. Тогда, лёжа на клочке зелёной травы в окружении четырёх стен, он даже мечтать не смел о том, что когда-нибудь прокатится на одном из таких чудес техники. Так что сложись ситуация чуть-чуть иначе, то он бы уже давно высунулся в открытую дверь и вывалил бы язык навстречу ветру. Но он сидел безучастно, склонив морду и скрестив лапы на коленях, точно напротив Компас. Крольчиха не шевелилась, и её голова болталась как не своя, будто у ватной игрушки. Единственное ухо безвольно обвисло на затылке, а руки болтались по бокам тела, словно две макаронины. Атлас иногда поднимал взгляд на неё, но в ней совсем ничего не менялось. Крольчиха была ни жива ни мертва. Хладнокровность сохранял Генри, не расстающийся с пулемётом всю дорогу через город и после него, но даже он сохранял гнетущее молчание. Гривистый волк сидел на самом краю площадки, не пристёгнутый и никак не застрахованный от падения, свесив одну нижнюю лапу за борт, пустым взглядом смотря куда-то вдаль, за горизонт. Другой кролик в вертолёте говорить тоже не хотел. Иногда чуткий слух Атласа улавливал какие-то обрывки фраз, которые Багз отпускал в гарнитуру, но лис просто не хотел прислушиваться; да и не понял бы он ничего. Никто из пассажиров винтокрылой машины ничего не хотел. Просто ничего. Вымотанные тяжёлой дракой в огромном отеле, потерявшие своего друга. Ничего… Чтобы вертолёт так и летел в никуда, летел и летел, ни посадок, ни остановок, ни слов, ни мыслей в голове. Отдаться на растерзание огромной, ничего не значащей пустоте, в которую превратился мир одной маленькой крольчихи. Это было самое лучшее, что каждый из них мог пожелать в данный момент. Но всему хорошему приходит конец. Через несколько десятков минут полёта, за которые Багз успел изрядно запутать свои следы и связаться с Конгломератом, чтобы договориться о точке рандеву, машина начала медленно, но верно, снижаться. Атлас даже не смотрел на открытый дверной проём, но краем глаза видел, как Генри встал со своего места и взялся за поручень сверху. — Собираемся? — поначалу чуть слышно спросил лисёнок, но понял, что ему надо перекричать лопасти вертолёта и шум двигателя, и поэтому повторил вопрос настойчивее. Генри едва ли услышал его, однако повернул к нему морду и медленно, уверенно кивнул. Атлас поднялся с места, стараясь держаться хоть за что-нибудь, и встал на коленях перед Компас. — Кос, мы прилетели, — ласково, успокаивающим голосом сказал он, расстёгивая ремни безопасности. — Вставай. Идём. Но крольчиха оставалась такой же безучастной, будто спала с широко открытыми глазами. Атлас аккуратно взял её мордашку и провёл большими пальцами по щекам, мокрым от слёз. — Надо идти, Компас, — повторил он, заглядывая в её бездонные фиолетовые глаза, но ответом ему было красноречивое молчание. Лис попытался уговорить её ещё пару минут, до того как винтокрылая машина, заложив широкую дугу, коснулась земли; но всё было безрезультатно. Генри, закинув на плечо пулемёт, коротким кивком поманил Атласа за собой и выпрыгнул из салона на землю. Тяжело вздохнув, лисёнок расстегнул последний пояс на её талии и снова взвалил серенькое тельце на лапы. Он так и вышел с ней на руках, не поднимая головы и смотря на мордашку крольчихи. В лапах у Атласа Кос почему-то закрыла глаза, будто уснула. Как бы он не хотел, чтобы этот момент наступил, — он настал. Подняв глаза, лисёнок увидел почти всех знакомых зверей, каким-либо образом связанных с Конгломератом: Малыш Ред, Ямал, Олег и Шархан, Тик, Маути и даже доктор Нитри, оставившая пациентов в цитадели на совести санитаров и младшего персонала, и множество других, молча смотревших на спасителя Одноухой Бестии. Ещё никогда Атлас не оказывался в центре ТАКОГО внимания, но сейчас ему было всё равно. Теодора здесь не было — а значит, самое страшное впереди. Всё было готово к их эвакуации до горной базы: три обещанные Каа машины, два мотоцикла, даже два гантрака, которые Атлас без особых проблем узнал по характерным рисункам кошки в откровенной позе и странной белой полоске. Винты вертолёта остановили вращение, и встречающая делегация замерла в ожидании главного вопроса и ответа на него. Багз, судя по всему, решил не рисковать навлечь на себя гнев руководства и не стал ничего докладывать, оставив это Генри. Гривистый волк вышел чуть вперёд и устало положил трофейный пулемёт на землю, будто признавая поражение. Атлас испуганно вздохнул, глядя на то, как Генри, умудрившийся буквально вынести несколько десятков травоядных и даже пару хищников, казалось, был готов сдаться. Навстречу волку шагнул здоровенный тигр в «авиаторах» и, подбоченившись, недовольно полюбопытствовал: — Что у вас случилось? Почему вы на вертолёте? Атлас в то же мгновение почувствовал, что Компас вздрогнула у него в лапах всем своим телом. Генри, зажмурившись, печально покачал головой. — Там жопа… — Не понял?! — Ямал недоуменно приподнял бровь. — Вы чё там учудили?! На этот выпад кроля никак не отреагировала, даже не шелохнулась. А Генри хмуро выдавил: — Нас опознали. На улице. Пришлось пробиться в здание. Когда мы нашли Рокса, он уже был мёртв. При этих словах Кос тихонько заскулила и сжалась в комочек на руках у Атласа. — Ну офигеть теперь!.. — Ямал взъерошил лапой мех на голове. Тигр, нервно посмеиваясь, обернулся вокруг и снова взглянул на Генри. — Вас туда зачем послали?! На разведку?! У меня с собой нет словаря, Генри, но слово «разведка» точно не подразумевает «шухер», «дебош» и «кровавая баня»! — А что ты от меня-то хочешь?! — зло рявкнул волк. — Он был мёртв! Ты понимаешь? Нет?! Нас запалили на ровном месте, буквально на пороге отеля! Что нам было делать?! Мы пробились, но он уже был мёртв! Понимаешь?! Уже!!! — остервенело заорал Генри. Несколько секунд волк с тигром, рыча, разглядывали друг друга. — Расскажешь это мистеру Гуэрре, — процедил наконец Ямал и, разворачиваясь, ткнул большим пальцем через плечо на Атласа и Кос. Нитри, будто ожидая этой команды, сорвалась с места, держа в левой лапке довольно большую для неё сумку с докторскими принадлежностями. — Что с ней случилось? — с ходу начала она, парой жестов веля Атласу садиться на колени. — Ничего. Она… она впала в ступор, когда увидела… Папу. Займитесь лучше им, — попросил лис, кивая на Мистера Напалма. Выдра не стала спорить и переключила внимание на гривистого волка. Тот попытался отмахнуться от помощи, но когда уселся в фургон, то доктор всё же занялась им вплотную. Атлас тоже занял место и даже не стал усаживать крольчиху на другое — он так и ехал с ней, держа в лапах, до самой цитадели. Несмотря на то что их никто не встречал, Атлас не запомнил, как они добрались до горной базы, а уж тем более — как на одних лишь фургонах они забрались к заезду внутрь без помощи посторонней техники. Ему было всё равно — пристегнувшись в салоне фургона без окон, он молча прижимал к себе крольчиху. Сдвижную дверь распахнул Ямал уже в гараже Конгломерата и строго скомандовал на выход. Он встал и пошёл туда, куда ему велели идти: по незнакомому пути до высоких деревянных дверей, слева и справа от которых стояли два белых медведя. Не смотря на них, Атлас просто шёл вперёд, прижимая к себе серенькое тельце крольчихи и понурив морду. Тео набросился на них в дверях кабинета. — Почему вызывали вертушку?! — прорычал он. Судя по вздыбившейся на загривке шерсти, мраморный лис был на взводе. — Они его убили, — сухо отозвался Генри. — Нас запалили на улице кролики с Фермы. Поднялся крик. Мы бросились в отель и пробились наверх… — И?!.. — взъерошенный лис тряхнул перед собой скрюченными лапами. — Они его запытали, — глядя в пол, выдохнул Мистер Напалм. Теодор распрямился, опуская лапы, потом зажмурился и, уронив голову, грустно покачал ею. — Генри… Ты же обещал… — Нас опознали на улице! Случайные прохожие! — крикнул волк. — Это форс-мажор! — Ты меня за идиота держишь?! — неожиданно вскинувшись, заорал Тео. — Все новости кричат о том, что вас опознали возле кафетерия в квартале от гостиницы! Генри растерянно замер. — Что вы там делали?! — бушевал мраморный лис. — Да за то время, пока ты с заложником добрался до него, они могли его пластиковым ножом на лоскуты порезать!!! При этом крике Кос внезапно всхлипнула. Тео, с широко распахнутыми, почти белыми от бешенства глазами, уставился на крольчиху. Кос всхлипывала всё громче, пока не разревелась в голос. Мистер Гуэрра схватился за уши и с раздражённой гримасой мотнул тонкой мордой. — Пошли вон отсюда!!! Разведчики, твою мать!.. После неудачного отчёта, чей финал чуть не увенчался истерикой, Атлас прекратил попытки уговорить Кос подняться и уйти с ним подальше от тех, кто упоминал смерть отца. Несчастная, оглушённая личной катастрофой, крольчиха рассеянно уставилась в точку перед собой расфокусированным взглядом. События, происходившие за границами её души, доходили до неё, словно сквозь мутную, толстую мембрану, поглощающую уколы вопросительных взглядов и разговоров. Иногда губы крольчихи трогала едва заметная со стороны улыбка, словно она с теплом вспоминала светлую радость времени, проведённую с каким-то близким зверем. Иногда её губы спорадически дёргались, словно от боли, и крольчиха стискивала зубы, напряжённо смотря куда-то вперёд, будто готовилась к смертельному прыжку. Но бóльшую часть времени её внешний вид напоминал овоща на грядке психиатрической лечебницы. Как только они втроём — Генри и Атлас с крольчихой на руках — покинули кабинет лидера Конгломерата, гривистый волк, не раздумывая, направился к лазарету. Лапы Атласа устали, да и сам лис после пережитого валился с ног. В эту минуту он мечтал оказаться в тихом месте, где мог бы просто наслаждаться тишиной. Словно было мало свинцовой бури, сквозь которую он прошёл, так на него ещё и чуть не наорали за провал. Когда они приблизились к дверям медицинского отделения, Генри остановил лиса, положив лапу на плечо. Атлас развернулся, и волк серьёзно посмотрел ему в глаза. — Мы всё сделали правильно, Атлас. Тео и Ямал поймут это через какое-то время. И ты точно в этом не виноват. Атлас понуро кивнул, переваливая тело крольчихи на другую лапу. — Я знаю, — признался он, — но от этого не легче. Генри не нашёл, что ответить. Вздохнув, он покивал своим мыслям и толкнул дверь внутрь лазарета. Когда они вошли, то увидели ожидавшую их Нитри, которая освободила для Компас небольшую, её размера, койку. Не настолько огромную, чтобы на ней мог уместиться медведь, но достаточную для того, чтобы рядом с Кос мог улечься Атлас. Он пронёс крольчиху сквозь лазарет, в дальнее крыло, где было тихо и спокойно и не было даже видно никаких больных рядом. Доктор Нитри отдёрнула занавеску, окружающую небольшую кроватку, и показала на неё пригласительным жестом. Лис опустил крольчиху на кровать, наконец-то освобождая уставшие лапы от нелегкой ноши. Уложив Компас, он даже заботливо поправил подушку, в то время как деловитая Выдра распаковывала шприцы и обматывала лапки крольчихи бинтами. Генри молчал и смотрел на них безучастно, в отличие от Атласа, чьё любопытство было у него в крови. — Зачем это, док? — тихо спросил он, стоя рядом с кроваткой. — Немного поддерживающих препаратов. Будет на них, даже если перестанет есть и пить… Атлас вновь посмотрел на Кос. Её глаза были широко открыты, но зрачки застыли в неподвижности, словно она смотрела на камень перед собой. Пустой, невидящий взгляд. «Таким, наверное, смотрят в строки сложного учебника, в котором ничего не понимаешь», — рассеянно подумалось Атласу. Крольчиха не оживилась, даже когда Нитри вставила катетеры в вены на лапках; её дыхание было едва слышно. Грудь лишь чуть-чуть поднималась выше обычного, а затем резко опускалась, но выдоха даже не чувствовалось. — Разорванную душу я не заштопаю, — призналась выдра, проверив последнюю капельницу, — даже если бы знала, как. Генри нахмурившись хмыкнул и посмотрел на Атласа. — У меня есть одна идея. Лис с интересом перевёл взгляд на гривистого волка. Генри понуро пожал плечами и сказал: — Сукин ты сын? Уголки пасти Атласа дёрнулись вверх, но улыбка получилась очень грустной. Он вспомнил строчки песни, которую лисёнку исполнил целый ресторан. — Дай мне бухнуть? — поддержал он. — Пропьём свою жизнь насквозь? — предложил ему Генри. — И я не буду собой в эту ночь… Они печально улыбнулись друг другу, а потом перевели взгляд на доктора Нитри, которая внимательно их слушала. — Идите, — ответила она им на не заданный вопрос, — а я позабочусь о ней. Сделаю, что могу, — дополнила она. Генри обнял Атласа за плечо, и они вместе вышли из лазарета. Нитри ещё раз проверила капельницы и физическое состояние Компас, после чего, извинившись перед ней, ушла к другим пациентам. Компас осталась наедине с горем. Непоправимое, разрушившее мир, провал в пустую глазницу гниющего черепа. Огонь, испепеливший почву под ногами. Крольчиха молча смотрела в потолок, а взгляд её словно обратился внутрь. Воспоминания приливной волной накатили на её существо и, уходя назад, увлекли за собой прочь от реальности… далеко в прошлое… Сколько лет прошло с того момента, как на её глазах убили совсем ещё маленького лисёнка под той машиной? Двадцать? Сколько крови утекло с тех самых пор; сколько слёз было пролито родственниками тех, кого убила она, ища искупление за преступление; за то, что не смогла тогда, ровно в ту минуту, встать на защиту рыжего хищника? И сколько лет прошло с того момента, когда она всё-таки сделала это? Она думала, что всё, что может быть в порядке, будет в порядке. В жизни были трудности, но они преодолевали их, будь они вместе или порознь; были заварушки даже хуже той, последней… В голове раз за разом она прокручивала у себя эпизод, который выдумала незадолго до того, как они вошли в гостиницу. Она искренне хотела броситься на своего лиса, обнять, прижаться к нему, зарыться ещё раз мордочкой в густую шерсть на шее, прижаться мордой к носу, к опасным, острым зубам, которые никогда не сделали бы ей ничего плохого — только наоборот. Услышать голос, который говорит, что всё будет в порядке и что всё уже хорошо. Шестерёнки воображения вращались всё быстрее: крольчиха видела яркие картинки, как они вырвутся из проклятого Города и все вместе будут в безопасности. Будут придумывать новый план и смотреть ту странную плёнку, которую нашёл Рокс… В которой сейчас не было смысла. Смысла не было вообще больше ни в чём. Она снова не смогла уберечь лиса, хотя делала это почти двадцать лет. Он умер именно так, как учили её ненавистные травоядные в далёком детстве. Ненужный. Брошеный. Одинокий. И что-то подсказывало ей: очень голодный… Иногда Кос словно тонула в мыслях и забывалась чутким, тревожным сном, который был наполнен сумраком и светом, как ностальгия по тому, что ещё не произошло, но что будет. Рокс, живой и невредимый, махал ей лапой и улыбался, а Кос радостно подбегала к нему, желая обнять, и тут он исчезал, словно рассыпаясь на фрагменты, и в голову тяжело врезáлась подушка, а крольчиха смотрела в темноту, не понимая, где находится и куда делся Рокс. И тогда пила, бритвенно-острая пила реальности, вонзалась в мякоть сна, потроша её на кровавые ошмётки. Кос в мгновение ока вспоминала вспышки выстрелов, звуки, запахи боя. Крики и вонь пороховой гари. И алую кровь Рокса, которая пропитывала белый ковёр. И когда крольчиха понимала, что явь была страшнее сна, она сворачивалась клубком и шептала в темноту слова, которые никто не мог услышать: «Почему… почему я не смогла?..» В конце концов Кос обняла голову двумя лапками и свернулась в маленький серый клубочек. Закрыв глаза, она заснула с одной-единственной мыслью: просыпаться ей больше незачем. Атлас и Генри пили почти два дня. Впервые в жизни лисёнок не просто пил — он спивался. С отчаяньем, самозабвенно, будто хотел вырвать свинцовую грусть из души с мясом и кровью. Топил мрачные мысли в обжигающем алкоголе, словно хотел растворить их, как салфетку. Его выносило в прострацию намного быстрее, чем матёрого гривистого волка, но как только Атлас просыпался, то Генри тут же протягивал ему стакан, заполненный до краёв чем-то новым. Поначалу пить было тяжело, хотя опытный в этих делах волк начал с ягодных настоек — сладких и приятных на вкус. Атлас не хотел останавливаться, но и веселиться желания не было. Алкоголь туманил разум, оставляя на виду лишь самое явное в нём. Спиртное раскрошило тяжёлые замки, которыми была обвешена душа лиса, и, когда цепи комплексов, внедрённых Комбинатом установок, страхов и сомнений разрушились, когда стёртые наждачной бумагой до полированного блеска чувства всё же проснулись и рвотой поднялись к горлу, рыжий лис наконец позволил себе расплакаться. Слёзы текли из глаз, затуманивая зрение, обжигали губы солью, капали на стол. Он признался Генри во всём: он не знал, почему он так переживает за Рокса, хотя видел его раз в жизни; не знал, почему состояние Компас его волнует, хотя та пыталась его убить и даже оставила заметный шрам под глазом. Лисёнок сознался абсолютно честно. — Я не знаю, почему это происходит. Умом понимаю, что всё не так, но всё остальное во мне, эти… — он помахал лапами перед грудью, — чувства! Они хотят от меня чего-то другого! А я не понимаю, чего! Я всю жизнь привык жить по уму, а тут как будто… Завершив монолог на не самой мажорной ноте, рыжий лисёнок упал мордой в миску с салатом, который служил для двух зверей закуской. Генри выудил из салата ложку и вытер её о ломоть хлеба, грустно глядя на неопытного собутыльника. — Это потому, что здесь у тебя появились настоящие друзья. А раньше их у тебя никогда не было. Несмотря на своё бессознательное состояние, Атлас очень хорошо запомнил эту мысль. И быстро понял, что Рокс был первым в его жизни зверем, который отнёсся к нему с настоящим теплом и добротой. Как будто это был его… Мозг выключился, и Атлас не додумал эту мысль. Через несколько часов, когда лисёнок проснулся за тем же столом, эту мысль он уже не помнил. Лакнув несколько раз из широкого горлышка свежей и прохладной воды, он продолжил пить. Так было легче. Относительно легче. К полудню третьего дня у них кончилась выпивка, а главное — те, кто её им приносил. Почти вся команда Фермы приходила к Генри, чтобы также выпить за их умершего лидера, но Атлас не запомнил вообще никого конкретного — понял только, что были все, от мала до велика. То есть от Тика до Олега. Все приходили со свежим пузырём, который тут же откупоривался и разливался на троих, сразу опрокидывался внутрь — и снова бесконечные разговоры, где лис начал уже повторяться в том, что говорил. Но закуска тоже не была бесконечной, поэтому к вечеру им всё-таки пришлось выбраться на ужин. Атласа и Генри никак особенно не встречали: это была обычная трапеза в столовой Конгломерата, на которой волк и лис всё-таки заполнили свои желудки чем-то, в чём не было алкоголя. Пока лисёнок сидел за столом, к нему подошёл Маути и, положив лапу на плечо, предложил возобновить тренировки городского агента. Атлас, не долго думая, согласился. Ямал тоже присел рядом и попросил во всех деталях и подробностях рассказать, что случилось в тот злополучный день ещё раз ему и Теодору. Генри кивнул тигру и внезапно ухмыльнулся, глядя на него. — Слушай, а лигры вообще как получаются? — спросил Мистер Напалм. — Лигры? — переспросил полосатый кот. — Ну, если какой-нибудь придурошный лев натянет тигрицу, то может получиться, — со знанием дела ответил полосатый. — Зачем спрашиваешь? — Мы встретили одного такого. Бьюсь об заклад: его зачали на спор. — Лигра? Вы что, видели в гостинице хищников? — переспросил Ямал, игнорируя убойную шутку Генри, от которой Атлас прыснул в кулак. Атлас и Генри мигом вскинулись, и тут же до них дружно дошло, что они ещё никому не рассказали об этом странном факте. Гривистый волк сорвался с места и вместе с тигром немедленно направился в сторону кабинета Теодора. Атлас остался не у дел: он всё равно не хотел больше видеть разъярённого мраморного лиса. Не сказать, чтобы зверям стало легче, но спиртное сделало свое дело. Они хотя бы забыли то, что происходило с ними три прошлых дня, и опустили депрессию на дно алкогольного озера. На следующий день предстояло браться за работу, но тогда произошло то, о чём они напрочь забыли. Опять. Никто из них даже не подумал о том, чтобы навестить Компас, пока та была под присмотром у заботливой докторши. А в столовую всего лишь вошёл один из санитаров, который взял кроличью еду с собой. Атлас и Генри мигом переглянулись и решили, что пора навестить несчастную крольчиху. Оказалось: зря. Всё, что изменилось в образе Компас с тех пор, как они её оставили, — она свернулась клубочком. Нитри быстро пояснила им, что они только переворачивают её, а так она не ест и почти не пьёт и живёт только благодаря поддержке препаратов. Тогда Атлас и предложил дать выпить и ей. Нитри пожала плечами, махнув на это лапой, и лишь спросила: — А тебе-то это помогло? Не мудрствуя лукаво, Атлас кивнул и честно ответил: — Да. На том они тогда и порешили. Помимо листьев салата, огурцов и какой-то капусты, они оставили перед мордочкой Компас небольшой стаканчик с горячительным. А на следующее утро Атлас и Генри встретились в столовой на завтраке, что было поразительным, учитывая, с каким остервенением они вливали в себя алкоголь, и что их действительно удивило — Компас. Она пришла в столовую, хотя и под личным наблюдением доктора Нитри. Почти все следили за ней с нескрываемым любопытством, хотя крольчиха делала обыденные вещи: взяла поднос, отстояла небольшую очередь и набрала себе довольно скромный завтрак, после чего села в самой дальней части столовой, где принялась завтракать. Не сводя с неё глаз, выдра забралась к столу, за которым вместе с фермерскими сидели Атлас и Генри, и пояснила: — Она молчала три дня и три ночи. — То, что происходит, — уже прогресс, — согласился гривистый волк, а Атлас даже позволил себе улыбку. — Спасибо вам, доктор Нитри, — искренне сказал он, глядя на выдру. — Спасибо вам, что позаботились о ней! Доктор скромно пожала плечами и удалилась по своим делам. Генри же наклонился к Атласу. — Как думаешь, всё будет в порядке, или стоит за ней ещё приглядеть? — Что с ней может случиться? — спросил лисёнок. — Я боюсь, что она может… ну… — Генри замялся, но, видя, что Атлас не желает додумывать за него, ответил прямо. — Покончить с собой? Атлас ещё раз взглянул на крольчиху, которая молча уплетала салат за обе щёки, однако тут же заметил в её лапах странную флягу, к которой она регулярно прикладывалась. Учитывая тот факт, что фляга была рассчитана как минимум на волка, лис быстро прикинул количество алкоголя внутри и покачал головой. — Насколько я успел её узнать — она не такая. — Тебе я доверяю, — признался Генри, — её понимал только один зверь на свете. И того сейчас больше нет. Атлас ещё раз посмотрел на крольчиху. — Она справится. На том они и решили расстаться и разойтись по своим делам. Атлас — на свои утренние тренировки, а Генри — к Теодору с новым, подробным отчётом. Крольчиха уже привыкла быть одна и какое-то время молча смотрела расфокусированным взором в опустевшую тарелку, держа в лапке огромную флягу с самым крепким самогоном, который она смогла найти. Но даже этот градус казался ей мал. В душе она ощущала пустоту, словно её прострелили большим калибром и оставили огромную рваную дырку. Иногда она поднимала глаза и невидяще смотрела на окружающих, ощущая себя камнем, который обтекает поток зверей. Никто и ничто не вызывало в ней эмоций. Она осталась наедине с зияющей пропастью, в которую обратился её мир. Хотелось отмотать время назад и что-то сделать, что-то изменить… словно её выбросило с проторённой тропы жизни, по которой она шла; выбросило в неизведанный и незнакомый лес, где крольчиха была чужой и одинокой. Но ничего нельзя было исправить… Так потянулись безмерно долгие дни скорби для крольчихи. Она бесцельно шлялась по базе, иногда попадаясь под лапы каким-нибудь зверям потяжелее, но все были прекрасно осведомлены о том, кем она была и на что была когда-то способна. Ей никто и нигде не возражал, а Атлас, продолжавший тренировки, порой замечал её в самых необычных местах во время обучения в Конгломерате. Конечно, чаще всего он видел её одинокое ухо в столовой, где она, как и прежде, занимала самое неприметное угловое место. И хотя она в основном старалась не привлекать к себе лишнего внимания, но лис то и дело видел её то на тренировочной площадке, то на каком-нибудь не особенно популярном тренажёре или под каким-нибудь деревом снаружи. Однажды он увидел, как она приложилась к фляге, сидя при этом на огромной стиральной машине в прачечной Конгломерата, потом в тот же день крольчиха от скуки забралась в одну из многочисленных аудиторий, в которых матёрые бойцы проводили лекции для начинающих. Атлас удивился, когда увидел её в аудитории, хотя к самой лекции она не проявляла интереса, а просто прикладывалась раз за разом к фляге. Маути, лично поучающий молодняк в тот день, даже не обращал на неё внимания — просто вёл лекцию. По слухам, её лично иногда вызывал к себе Теодор, но о чём он хотел с ней говорить и говорил ли вообще — оставалось загадкой. Атлас пытался узнать хоть что-то об этих встречах, даже пытался применить новые навыки, но за шкирку поймал его же учитель и вежливо попросил больше так не делать. За неделю такого образа жизни Кос из бойкой, прыткой крольчихи превратилась в дряхлую и вечно уставшую пьяницу. Не могло это не сказаться и на её физической форме — Атлас инстинктом понимал, что крольчиха разъелась и откровенно запустила себя. Лисёнок пытался подходить к ней, когда она была в столовой, и хотел объяснить, что жизнь продолжается и впереди ещё много работы, но каждый раз натыкался на её молчаливый, осуждающий взгляд. Атлас, переживший потерю Рокса намного легче, тут же умолкал и снова и снова прощал крольчиху за всё то, что она делает, или точнее — не делает. Потом у Атласа появились первые выходные. Маути отметил, что лисёнок делает хорошие успехи во всех видах подготовки, которые ему были доступны. И у него образовались целых два дня, в которых можно было не заниматься ничем. Атласа это не устроило, поэтому он попросил у Маути найти хоть кого-нибудь, у кого хватит терпения и усидчивости научить его читать. Его моментально определили к Тае в архив, где Атлас к собственной радости начал намного чаще общаться с Муфасой, который в основном и начал учить лисёнка читать и писать. Со временем жизнь Атласа начала налаживаться и идти в гору. Новости по телевизору, которые он видел лишь в столовой Конгломерата, начали постепенно забывать о происшествии; чиновники давали всё меньше комментариев. В памяти угасал весь тот ужас, который им пришлось пережить в гостинице Муфасы, хотя леопард иногда просил рассказать о том, что они сделали с этим местом. Атлас вспоминал разрушения неохотно, а про то, что они натворили на последнем этаже вместе с лигром, — даже упоминать не стал. Жизнь Кос пошла под откос, когда она забрела с флягой самогона на склад к Манулу. Большой пятнистый серый кот, как обычно, пребывал в прострации, и тогда крольчиха, вытянув маленькую тряпочку из его лап, прижала её к носу и, не говоря ни слова, глубоко вздохнула. После чего она села рядом с Манулом на его же стол и так же, как и кот, уставилась в бесконечность. Алкоголь был ей уже не нужен, а кладовщик снабжал её всем необходимым следующие три дня. На четвёртый день запасы кончились, и тогда он пригласил её на другой склад, от которого у него были ключи. Компас медленно повернула голову в его сторону, а потом спрыгнула на пол. Дело клонилось к вечеру, когда пятнистый кот, звякнув тяжёлыми ключами, открыл перед крольчихой мощные бронированные створки металлических ворот, обводя лапами святую-святых Конгломерата: Арсенал. Не простую оружейную, где держали огнестрельное оружие. Манул привёл Компас в то место, где хранились тяжёлые снаряды для крупнокалиберных пушек и миномётов, установленных на гантраках Конгломерата. Кос спокойно шла за Манулом, глядя ровно перед собой, но вдруг остановилась и подняла глаза. Прямо перед ней на металлическом стеллаже в специальных деревянных держателях лежали две огромные бомбы, бодрого и яркого, жизнерадостного красно-оранжевого цвета с контрастными черными полосами. Среди всех прочих боеприпасов, мрачно блестевших металлом и краской хаки, эти казались парой ярких карамелек в банке с гвоздями. Такая раскраска ей была совершенно непонятна. Манул, вернувшийся к ней с какой-то бутылочкой, увидел её взгляд и сразу понял, на что смотрит Компас. — Правда весёлые? Крольчиха перевела взгляд на Манула и чуть наклонила голову на бок, как бы проявляя любопытство. Кладовщик это понял на лету и обвёл две бомбы лапой. — Боеприпас объёмно-детонирующего действия, ошибочно называемый вакуумным. На самом деле его называют термобарическим. Кос наклонила голову на другой бок. — Мощный ли он? — догадался Манул и сам ответил. — Почти в шесть раз мощнее тротила, если считать по весу самого взрывчатого вещества. Тут у нас две малышки — по пятьсот кило каждая. А рванут они, как шесть тонн тротила. Кос снова посмотрела на эти бомбы, и внезапно для неё самой уголки пасти дёрнулись, показывая странную улыбку с примесью безразличия. Она смотрела на две цветастые чушки где-то около минуты, а потом впервые за две недели произнесла два слова: — Может, жахнем? Манул не растерялся ни на секунду, тут же выдав ей достойный ответ. — Обязательно жахнем. И не раз. Весь мир в труху! — погрозился он, а потом скромно и, главное, очень адекватно для своего состояния, дополнил. — Но потом. На мордочке Компас показалась едва заметная зловещая улыбка. Она не стала дожидаться ответа Манула, а сама развернулась и вышла из арсенала Конгломерата, на прощание взглянув ещё разок на две цветастые бомбы. На следующий день с ней начали происходить странные вещи, которые первым заметил Атлас, оправдывая слова Генри о том, что теперь, наверное, лишь он сможет понять эту крольчиху. Компас появилась за завтраком одна из первых, судя по всему трезвая душой и телом. Она быстро прикончила скромный завтрак, после чего резво вскочила с места и пошла по каким-то делам, о которых Атлас даже не мог догадываться. Но он толкнул гривистого волка в бок, благо тот сидел с ним за одним столом, и обратил его внимание на то, что у крольчихи, спустя две недели, появились хоть какие-то занятия в Конгломерате. — Похоже, она идёт на поправку, — сказал Атлас со скромной улыбкой, — я же говорил: она справится. Однако Генри, проследив за тем, куда идёт Кос, покачал головой. — Не похоже. — Почему? Она явно бодрее. — Она что-то задумала. — И чем это плохо? — Я боюсь, она начнёт делать глупости, — невесело объяснил Генри и встал из-за стола, — так что сейчас за ней лучше приглядывать. Атлас на миг задумался и встал сам. — Я послежу за ней. А у тебя и так дел полно. — Ага, с тех пор… вообще ни одного. А тебе учиться надо. — Это никогда не поздно, — махнул лапой Атлас. Первое, что бросилось в глаза сразу же, как Атлас отвлёкся на крольчиху, — Кос протрезвела и даже выбралась на утреннюю зарядку размять залежавшиеся мышцы, пропитанные алкоголем. Атлас пристроился неподалёку и, используя новые навыки, полученные на теоретических и практических курсах Конгломерата, стал тенью крольчихи. Атлас даже удивился сам с себя: насколько интересную и эффективную тактику ему показали преподаватели. В общем, всю первую половину того дня, когда Кос пришла в себя, она потратила на то, чтобы привести себя в порядок, и получилось у неё это неожиданно хорошо, а главное — быстро. Атлас даже не зафиксировал в памяти тот момент, когда из пропитой алкоголички Компас вновь превратилась в бойкую, деловитую и подтянутую крольчиху. Её будто подменили, а следить за ней стало неожиданно трудно, поскольку передвигалась она стремительно и целеустремлённо, по всей территории цитадели, будто ища что-то. К обеду Атлас измотался и вернулся в столовую, где понуро присел за столик фермерской команды, отметив, что, помимо Банзая, не хватало также Генри, его основного собеседника, и Каа. И если с гривистым волком было всё понятно, то с ягуаром не очень. Поспрашивав у друзей, Атлас быстро выяснил, где ещё мог пропадать кот, если даже пропустил обед, и поспешно расправился с порцией сырного супа. Показав на выходе из столовой оттопыренный большой палец вверх, лис спустился вниз по нескольким лестницам, открывая выход в гараж, откуда рассчитывал найти мастерские для ремонта автомобилей. Направление ему подсказал скучающий волк-охранник, и совсем скоро Атлас обнаружил недлинный туннель с закрытыми воротами секциями, вроде гаражей, и найти ту, где кипела работа, было совсем не сложно: матёрый бампер торчал из бокса больше, чем на половину капота. Атлас встал перед распахнутыми настежь металлическими воротами и увидел Буревестник, с которого сняли колёса, поставленные умельцами Конгломерата. Компас проверяла что-то на приборной панели, скручивая какие-то проводки, а Каа, судя по шуму, возился в боксе чуть дальше, меняя резину. Лис постучал в створку ворот, и ушко крольчихи тут же появилось над торпедо Буревестника, а за ним высунулась и остальная крольчиха. Нахмурившись на мгновение, она вновь нырнула под руль, взяв с собой бокорезы. Атлас бесшумно прошёл внутрь, засовывая лапы в карманы куртки, которую надел сегодня вместо военной формы. — Меняешь коды запуска? — без всяких приветствий попытался догадаться лисёнок, заглядывая за распахнутую водительскую дверь. Кос не утруждала себя ответом, путаясь в разноцветных проводках. — Кос, я лишь хотел сказать… — Я знаю, Капустник, — наконец-то ответила она с необычайной серьёзностью, не отвлекаясь от скручивания проводов, — но ничего не говори сейчас, хорошо? Вы, лисы, мастера трепаться, но сделай мне одолжение и помолчи хотя бы пять минут, ладно? Атлас скромно улыбнулся, кивнул крольчихе, уселся на край борта Буревестника, и сидел на нём, пока не показался Каа, катящий перед собой исполинское колесо. Без всякой задней мысли ягуар поздоровался с лисёнком и попросил его помочь надеть колесо обратно. Атлас легко согласился. Говорят, совместный труд объединяет. Атлас быстро прочувствовал это на своей шкуре, когда легко и непринуждённо вписался в маленькую команду из крольчихи и ягуара, пусть и на правах, как выразился Каа, «четырёх „П“», то есть Принеси, Подай, Подожди и Пошёл вон. Он с ягуаром менял на Буревестнике покрышки в соседнем боксе, где для этого была оборудована специальная шиномонтажная мастерская, а Компас продолжала возиться с электроникой грузовика. Всё это происходило в гробовом молчании и негласном понимании друг друга с полу-жеста, как это было между Генри и Кос. Она могла пощёлкать пальцами и приложить ладонь ко лбу, а Атлас уже протягивал ей плоскую отвёртку. Каа невнятно ругался, а лисёнок был тут как тут с ведром специальной смазки для дисков. Атлас тогда понял, что за работой время летит незаметно. Когда они с ягуаром переобули Буревестника в новую, «злую» резину с высоким протектором, уже настал вечер. Крольчиха между тем попросила помочь ей проверить то, над чем она работала. Накинув клеммы на чёрную коробку аккумулятора, она запустила электронику специальным тумблером, и тут же раздался негромкий, но на слух очень тяжёлый металлический удар. Кос довольно ухмыльнулась. — Попробуй вытащить вперёд тук-тук, — попросила она лисёнка, высовываясь с водительского места через окно. Атлас наклонился и быстро отыскал заточёную рельсу под днищем. Схватившись за неё лапами, он потянул её на себя изо всех сил, даже упёрся нижними лапами в бампер, но тщетно. Он даже подумал, что сейчас Кос разочаруется в нём, но крольчиха вдоволь насладилась его потугами и, как только лисёнок перестал тянуть, переключила что-то на приборной панели. — А сейчас? Атлас недовольно посмотрел на неё и снова взялся за рельсу двумя лапами, но, прежде чем смог потянуть, понял, что она сама податливо скользит наружу, прямо в его лапы. Кос улыбнулась и отпустила переключатель. Рельса тут же застопорилась. — Всё-таки сделала управление из кабины? — догадался Каа, обходя Буревестник и заглядывая под днище. — Электромеханические замки, которые я видела, натолкнули меня на эту идею, — пояснила Компас, вылезая из кабины, — пока есть зажигание, магниты держат тук-тук. Выключаем — выдвигаем, а фиксатор — механический, одноразовый, такой же, как и был. Его я тоже потом переделаю. — Отличная работа, — похвалил крольчиху матёрый ягуар. — Я бы до такого не додумался. Кос махнула на него лапкой. — Перестань. Я с радостью послушаю все твои предложения по апгрейду этого механизма. — У меня есть парочка, — согласился ягуар улыбаясь. На морде Компас тоже расцвела довольная улыбка, и она наконец-то обратила внимание на лисёнка. — Какие-то проблемы, Капустник? — кивнула она лису. — Ты куда-то собираешься? — грустно спросил он, оглядывая крольчиху. Компас не стала таиться. — Да. Здесь мне больше нечего делать. Собираюсь пересечь границы, посмотреть другие города. Мы же тут не одни. — Да, я понимаю… — отозвался лисёнок, склоняя голову. — И как скоро? — Довольно скоро, — ответила ему Кос, — но не очень. Надо взять с собой ещё пару вещей и подготовить эту машинку к путешествию побольше… Поставить дополнительные баки, усилить кое-какие места, залатать наконец-то дифференциал на задней оси… Последнее было сказано скорее для Каа. Ягуар саркастически перекатил глазами, но улыбнулся. — Всё сделаем, — заверил он. Атлас растерялся лишь на мгновение и всплеснул лапами. — Знаешь, меня ведь тоже ничего здесь не держит… — Даже не пытайся, — отрезала крольчиха. — Мне больше не нужны попутчики. — Хотя бы расскажи, куда ты направляешься… — неловко попросил он. Крольчиха неожиданно быстро нахмурилась и серьёзно, тихо и очень отчётливо сказала рыжему: — В Вальхаллу. Каа удивлённо посмотрел на Компас, которая опёрлась плечом на одно из шести высоких ребристых колёс пикапа, и выжидательно смотрела на Атласа, который даже и не знал, что ей ответить, даже несмотря на то, что был назван в честь книги карт. Не мудрствуя лукаво, он улыбнулся ей и сказал: — Если понадобится помощь, то ты знаешь, где меня найти. Компас не ответила. Через несколько минут вслед за Атласом ремонтный бокс покинул и Каа, у которого точно так же не заладился разговор насчёт странного места, о котором говорила Компас. Она же осталась одна, усевшись за массивный руль пикапа и любовно погладив его по ободу, навзрыд расплакалась, уронив мордочку на символ бараньей головы в центре руля. Уже никто, кроме этой машины, не видел её и не слышал, когда она закричала в кромешной темноте от боли, разрывавшей её. За поздним ужином Атлас поспрашивал Фермерских об этом странном городе, о котором говорила крольчиха, однако никакого внятного ответа он не получил. Однако очень хорошую наводку дал Олег, сказавший, что ответ крольчихи был очень странным и что надо поинтересоваться об этом слове у белых медведей. А ближайшие белые медведи были личными телохранителями Теодора, к которым Атлас и направился. Как обычно, два серьёзных полярных гиганта, с абсолютно непроницаемыми мордами, стояли слева и справа от больших дверей в кабинет мраморного лиса. Заметив рыжего лисёнка, один из них опустил к нему огромную морду и пробасил: — Мистер Гуэрра сейчас не принимает. — Неважно. Я вообще-то к вам. Второй телохранитель тоже опустил морду к Атласу. — Что-то случилось? — грубовато осведомился полярный медведь. — Ничего. Просто хотел спросить кое-что у вас. — У нас нет на это времени. — Не похоже, чтобы вы куда-то торопились. А так хоть поболтаем. Я же не прошу вас покидать пост. — Хорошо, только быстро, рыжий. — Что такое Вальхалла? — прямо спросил у медведей лис. Телохранители переглянулись, и левый саркастично вздохнул, брякнув оружием. Правый сжал цевьё винтовки посильнее, и Атлас впервые увидел на морде у белого медведя подобие улыбки. — Это место, куда попадают лучшие из воинов нашего племени, — ответил ему правый мишка. — Величайшие бойцы, умершие на поле боя, но не выпустившие из лап оружия, — дополнил левый. Атлас поднял уши, внимательно слушая. — Я не понимаю, — признался лисёнок. — Это не нужно понимать, рыжий. Это вера, — пояснили ему свысока. — Вот как по-твоему, что произойдёт с тобой после смерти? — Полагаю, я умру… не знаю. — А наши предки точно знали, что произойдёт с великими воинами. Они отправятся в Вальхаллу — туда, где будут вечно пировать и биться с врагами каждый день. — Это достойная участь для тех благородных, кто посвятил жизнь войне, лис. — Наша история. — Наше наследие. — И тебе этого не понять. Атлас сосредоточенно и с уважением выслушал медведей, проявив почтение к древним сказкам о загробной жизни. Сам лис отлично понимал желание некоторых зверей верить в то, что смерть — это не конец. Приняв их рассказ к сведению и то, с каким придыханием говорили о нём телохранители Теодора, он решил, что спрашивать о том, что в их милом местечке может делать маленькая крольчиха, не имеет смысла. — Огромное вам спасибо, — с лёгким поклоном ответил рыжий медведям. — Вы очень помогли мне. Он ушёл от них со спокойной душой, но внезапная мысль, ударившая в голову, не дала ему просто идти дальше, и Атлас бросился бежать. Он пролетел через пустую открытую площадку, над которой уже начали сгущаться тучи, и задним умом вспомнил, что по телевизору уже давно в прогнозе погоды предвещали ливневые дожди. Ворвавшись обратно в подземелья, он, как можно быстрее, избегая лифтов, побежал вниз — обратно к крольчихе. Лисёнок ворвался в гаражи, пробежал по бетонному полу к ремонтным боксам, но не застал там ни Компас, ни Буревестника. Встав перед открытыми воротами, он только и успел прошептать: — О нет... Перед тем как выехать, Компас не долго плакала от горя. Пять-шесть минут — не более того. Но слёзы не помешали ей запустить электронику машины и дождаться, пока стрелочка индикатора топливного бака не упрётся в верхнее положение. Крольчиха глубоко вздохнула и хлопнула лапкой по красной кнопке запуска двигателя. Качнувшись на подвеске, Буревестник ожил и зарычал, будто проснувшийся дикий зверь. Фары зажглись в темноте гаража, как два разъярённых глаза, и Кос аккуратно вырулила в гараж. Перебирая новой резиной по бетонному полу, пикап катился на холостых оборотах через гараж, покорно забираясь на горки, ведущие к Арсеналу Конгломерата. Перед воротами внутрь была маленькая площадка, на которой Компас развернула машину, повернувшись к воротам задом. Заглушив мотор, спрыгнула на бетон и, нервно оглядываясь, побежала к помещению склада. Манул, как обычно по средам, валялся на тюках с формой и, закатив глаза, сражался на арене соскополиса, и потому был не досягаем. Однако связка ключей нашлась тут же — в первом ящике стола. Звеня связкой, как призрак цепями, Кос бросилась назад. Пробегая мимо Буревестника, Кос схватила кусачки и фонарик. Нервно оглядевшись, она перекусила проволоку с пломбой и воткнула характерный ключ-бабочку. Замок сыто чавкнул, и Кос, быстро перебирая скользящими по бетону лапками, открыла створку. Включив фонарик, крольчиха оглядела зал: везде стояли ровные стопки старых ящиков цвета хаки. Тут было оружие, которое Конгломерат получил тем или иным способом, но не мог или не хотел использовать. Запрыгнув на услужливо оставленную лесенку возле стены, Кос щёлкнула рубильником — сверху, с гудением, неровно моргая, вспыхнули «карандаши» ламп дневного света. Убедившись, что свет есть, Кос слетела по лесенке и понеслась на всех четырёх лапках наружу. Назад она вернулась на погрузчике, благо эти машины у Конгломерата имели дублированное управление для мелких зверей. Звеня электромоторами, весёлый, ярко-жёлтый карапуз бодро прокатился между стопками старых ящиков в недра склада. Прямо к стопке ярко-оранжевых «сигар» с куцыми крылышками стабилизаторов. Стараясь ничего не снести бомбе, Кос подвела под неё вилы и плавно двинулась вперёд, пока баллон не оказался прямо у самой мачты погрузчика. Затем, осторожно задрав вилы, Кос сдала назад. Электромоторы погрузчика зазвенели натужнее, с недовольными нотками, но жёлто-чёрный гном уверенно вытащил поднятую бомбу. С погрузкой в кузов Буревестника было сложнее: не складывающиеся борта пикапа не дали просто уложить боеприпас в кузов. Кос пришлось опускать бомбу на бетон пола. Затем она обмотала бомбу буксировочным тросом Буревестника, сделав сверху что-то вроде ручки из каната. За неё Кос сумела поднять бомбу так, чтобы она оказалась ниже вил погрузчика. Уложив в кузов первую бомбу, Кос поспешно прикрыла торчащий стабилизатор звонкого оранжевого цвета брезентом. После этого она огляделась, убедившись, что её никто не видит и всё идёт, как нужно, позволила себе чуть-чуть передохнуть. Со второй бомбой она уже была опытнее, и неприятных сюрпризов не оказалось вообще. Прикрыв брезентом стабилизаторы обеих бомб, Кос взялась за финальный штрих: для взрыва был нужен детонатор. Заскочив к Манулу и увидев, что тот ещё только в полуфинале боёв соскополиса, Кос бросилась в Арсенал… Теодор сидел за заваленным бумагами столом, хмуро глядя на листок бумаги в лапе — производству не хватало сплава 14Х23С3. Завод Города продавал его только за безналичный расчёт. И теперь Тео карандашом делал пометки напротив названий городских предприятий Конгломерата, решая, сколько можно вывести денежных средств, чтобы, не привлекая внимания, оплатить металл. Но суммы для оплаты дефицита никак не набиралось. А значит, предстояло ужать производство. Тео вздохнул и, зажмурившись, бросил листок с карандашом на кучу бумаг. — Опять не сходится, — недовольно взглянув на Стефански, пояснил лис. — Придётся сократить выпуск запчастей и брони… Как я устал… — Это из-за погоды, — успокоил скунс. — Дождь. Давление упало — отсюда и слабость. — Да уж… — проговорил лис. Неожиданно заблеял селектор. Тео, скривившись, ткнул пальцем в кнопку. — Да? — Сэр, вы просили докладывать о передвижении одноухой крольчихи: только что она пролетела мимо блокпоста «4», проигнорировав команду остановиться для досмотра. — Да? — криво усмехнулся Тео. — Ну и скатертью по жопе! Он отпустил кнопку и спокойно поднял со стола листок с карандашными пометками. — Честно говоря… — обратился он к скунсу, —…скучать не буду! Тот понимающе улыбнулся. Пару минут в кабинете царила тишина, разбавленная шелестом бумаги. Рабочее уединение нарушил вошедший Ямал. — Сэр?! — Что случилось? — Тео недоуменно уставился на тигра. — В секторе «С2» патруль обнаружил повреждение пломбы на дверях склада. Они провели проверку — пока что заметили только пропажу пары старых ТАБ-500. — Чего?! — Тео растерянно заморгал. — Да кому вообще нужны две тяжеленные бо-о-о-о-о… Вдруг у него забегали глаза, и он замер, поражённый страшной догадкой. И судорожно ткнул в кнопку селектора. — Пост «4», пикап крольчихи был гружёный?! — Перегруженный, — лаконично отозвался селектор. — Был бы у него один задний мост — он бы по земле волочился. — А зачем ей бомбы? — растерянно промямлил Стефански. — Ну, уж явно не для фестиваля пиротехники! — с едким сарказмом огрызнулся Тео. Он нервно провёл лапой, приглаживая мех на виске. — Так… — лис в упор посмотрел на Ямала. — Ты берёшь все машины из моего кортежа: «Кавалькады», «БМР» и «Даймлеры»; и идёшь на отсечение по шоссе! Остальные берут пикапы-перехватчики и все машины, которые могут гонять по пустыне, и летят за ней по прямой! Ямал закивал. — А гантраки брать? — Конечно!!! — сардонически заорал Тео. — А ещё прыгалки и велосипеды!!! — тут морда Тео изменилась с умильно-дебильной на гримасу ярости. — Ты же в пустыне их бегом обгонишь, идиот!!! Ямал пулей вылетел из кабинета. А Тео рывком обернулся к съежившемуся Стефански. — Проведите полную инвентаризацию: проверьте, что ещё пропало со складов! И свяжитесь с Городом — предупредите наших агентов в СКХ! — Сэр, но ведь шторм... есть проблема со связью… — Да мне до задницы, как вы это сделаете!!! — заревел Тео, вскакивая на стол. — Телефоном, флажками или через хрустальный шар!!! Стефански вылетел следом за Ямалом. Разъярённый Тео, тяжело дыша, оглядел стол и с ненавистью ударом лапы отправил в угол пустой стакан. Посуда с хлопком разбилась об стену. Опустив взгляд, лис наткнулся на фотографию, на которой он был рядом с Роксом. Тео никогда не отличался сентиментальностью и вытащил её только в последнюю неделю, через три дня после того, как узнал, что его друг мёртв. — Рокс, дружище, ну почему ты не проводил эксперименты на золотых рыбках?! Огромный гараж Конгломерата, до этого казавшийся Атласу пустым, ожил резко и внезапно, будто зажгли электрическую лампочку. Минуту назад — непроглядная тьма и пустота, но стоило Атласу выйти из ремонтных боксов, как он обомлел от движухи, которую развернули бойцы Конгломерата за считанные минуты. Звери носились чуть ли не стаями, от машины к машине; натужно ревела всей свой мощностью вытяжка на потолке. Ежесекундно в гараже заводились всё новые и новые двигатели, и машины сразу же уезжали в сторону выезда. Но один зверь среди всей разношёрстной толпы выделялся сильнее других: высокий вороной конь, поигрывающий на ходу ключами от Чёрной Бетти. Его-то Атлас и схватил за рукав, привлекая к себе внимание. — Карбон, что происходит? Конь мрачно взглянул на рыжего. — Твоя подруга, лисёнок, двадцать минут назад забрала две огромные бомбы и много другой взрывчатки, нагрузила ими пикап и рванула в неизвестном направлении. — И что? — спросил Атлас. — Едем приструнять, — недовольно буркнул водитель, отдёргивая рукав. Атлас остался стоять с широко раскрытыми глазами, глядя вслед уходящему коню. На выезде из гаражей уже образовывалась пробка: брали только лёгкие и быстрые машины, какие только были. Рык Чёрной Бетти отозвался в гараже восторжёнными криками других водителей-хищников, знавших мощь этой машины. Атлас, не долго думая, сорвался с места и побежал к поникару, пока Карбон прогревал её исполинский двигатель. Подёргав ручку другой двери, лис заглянул в окно и тут же туда постучал. Вороной конь недовольно глянул на попутчика, но замок разблокировал. — Мне лишняя нагрузка в машине не нужна, — отчеканил он, но Атлас уже плюхнулся на кресло. — Моя тушка погоды не сделает. Ты единственный, кто сможет догнать Буревестник — я знаю, о чём говорю, — быстро заявил рыжий лис. — А то я не знаю, — проворчал конь, забирая из бардачка рацию и включая её. —…Никому не выезжать! Две минуты! — тут же заорала рация незнакомым Атласу голосом. — Мне некогда вас вытаскивать, дайте расчистить дорогу! Карбон повернул регулятор громкости в минимальное положение и переключил коробку в рабочее положение. Чёрная Бетти хищно дёрнулась на месте, но конь вдавил педаль тормоза посильнее. Так уж получилось, что самая быстрая машина из всех, что была в распоряжении Теодора, выехала из гаража последней, плетясь за вереницей пикапов, дожидаясь, пока Бронелом расчистит для них дорогу. Рацию снова сделали погромче и получили от постов наблюдения примерный вектор движения. Конь вырулил на дорогу, где был настоящим королём, и включил дворники: на лобовое стекло начал накрапывать дождик. За последние несколько лет это был первый дождь в окружении города. Несколько долгих лет, несмотря на стык климатических зон, здесь царила безжалостная засуха, и земля, забывшая о жизни, сначала иссохла и потрескалась, а потом и вовсе стала глиняной пылью. Травоядным зверям, привыкшим к комфорту цивилизации, с трудом удалось оставить себе приятный и пригодный для жизни островок. Для этого им пришлось возвести гигантскую плотину и затопить колоссальные площади, но результат того стоил. Постепенно, при помощи современных технологий, им удавалось отвоёвывать у степи всё больше и больше земли и приводить её в пригодное для пашни состояние. Это всё, конечно же, выливалось в огромные расходы, но власти города полностью их покрывали. Поэтому жители мегаполиса восприняли новость о скором ливне без особого энтузиазма: после дождя должна была вернуться жара, усиленная влажностью, что превратило бы Город в гигантское подобие тостера. Но всё же никто не мог отрицать, что этот дождь был феноменом. Не только лишь единственный, но ещё и один из самых сильнейших ливней за всю историю наблюдений, он обещал быть настоящим праздником метеорологов. Но в одном месте этому не было суждено случиться. Огромное, иссиня-чёрное облако окутало город, как бы зацепившись за шпили небоскрёбов. И лишь небольшая его часть грозно нависала над бесконечной степью. Ей приходилось лишь довольствоваться светло-серой пеленой облаков, насыщенной влагой в куда меньшей степени. Но и этого было достаточно для земли, обращённой засухой в пыль. Прошло не больше пяти минут с того момента, как первые капли упали на землю, а она уже успела превратиться в вязкую кашицу. В размокший из-за слабенького дождика мягкий песок и грунт, как нож в сырое мясо, врезались огромные рифлёные покрышки, оставляя за собой глубокий след из бурой смеси песка, воды и пыли. Борозда тянулась по степи подобно огромной ране, и оставлял её шестиколёсный пикап. Подпрыгивая на ухабах, перебирая подвеской всех трёх осей, Буревестник мчался навстречу судьбе вместе с хозяйкой. На высшей передаче, Кос всю дорогу проехала с педалью газа, вжатой в пол, но даже этого казалось ей мало. Последний козырь — баллон с закисью азота — она берегла на заключительный момент, когда могла понадобиться вся скорость, на какую был только способен её грузовичок. Её. Только её. Ничей больше. Буревестник больше не увидит своего настоящего хозяина. И от одной этой мысли крольчиха снова разрыдалась, хватаясь сильнее за руль. Рывком она включила на дворниках полную скорость, какую они могли выдать, но лишь спустя несколько секунд поняла, что видимость была снижена не из-за дождя, а из-за слёз. Она зажмурилась, выдавливая их из своих глаз, быстро смахнула выступившие капли кулаком и снова уставилась вперёд по ходу движения. А дождь всё продолжал усиливаться и стучать по железу Буревестника, но даже он был лишь малой толикой того, что должно было обрушиться на него всего через несколько десятков километров. Весь город травоядных скрывала одна гигантская грозовая туча: внутри сверкали вспышки грозовых разрядов, иногда достающих до самой земли, и небо исторгало из себя такое количество воды, будто целый океан заключили в огромную чашу и повесили над головами зверей. Вода лилась на головы и здания настоящей стеной — ни одной постройки не было видно достаточно хорошо, чтобы опознать её, за исключением единственной: огромное белое здание на самом краю города, в громоотводы которого почти ежеминутно попадали ломанные грозовые разряды. Впрочем, сейчас оно было грязного, тёмно-серого цвета, а огромные панорамные окна кое-где светились мертвенно-холодным тусклым огнём неоновых ламп. Это было всё, что нужно Кос. Всё рассчитано. Рядом с ней на пассажирском сиденье, соединённый несколькими проводками с одним из ящиков, лежал маленький механизм. Ничего необычного: маленькая пластиковая коробочка, с одной стороны которой выпирал небольшой рычажок. Внутри же находилась единственная микросхема. Это была её рука судьбы. Её инструмент возмездия. Кос больше не хотела жить. Весь смысл был навечно утерян. Она представила, как надавливает на рычаг. Как таранит небоскрёб. Чётко вообразила себе, что последует за этим. Усмехнулась. Нет, не приближающемуся концу жизни. Она радовалась, что сможет продать её подороже. Представила траур, окутавший город. Скорбь в глазах каждого. Торжественные похороны сотен, нет, тысяч зверей. Заголовки на первых страницах наподобие: «Кролик-террорист-одиночка убивает более тысячи граждан». Она ещё раз маниакально рассмеялась, но из глаз продолжали течь слёзы. Её ничто не могло удержать: она видела цель, у неё было все самое необходимое, и не было ничего, что могло бы оказаться между ней и её миссией. Уж точно не впереди. Только сзади. В зеркалах она видела их. Сквозь пелену дождя неслись преследователи — она видела мелькающие огни пикапов-перехватчиков и джипов-охотников. А когда она пролетала вершину очередного холмика, то увидела вдалеке, где проходила дорога, цепочку звездочек. Там, по шоссе, разрезая тьму лучами фар и сметая с покатых лобовых стёкол целые всплески воды, неслись скоростные седаны и джипы личного кортежа Теодора Гуэрры. Судя по тому что мраморный лис выкатил всё самое быстрое, он решил достать её во что бы то ни стало. Отдавая приказ на перехват, Тео не скупился ни на топливо, ни на посулы в случае успеха, ни на матерные эпитеты для Кос. Задача была предельно простая: перехватить пикап, не дав добраться до города. Одновременно, на мусороперерабатывающий завод был послан Маути, на личном лимузине Тео — здоровенном полноприводном седане. У завода была АТС, связанная с городом проводной связью, — пантер должен был связаться с агентами Тео и предупредить их. Кос должны были встречать на блокпостах у самого города. УСС и так получило слишком много оплеух: выходка Кос вполне могла стать «соломинкой на спину верблюду». И Тео не хотел рисковать… Все, у кого ещё оставался хоть какой-то запас мощности в двигателях, вложили его в последние обороты. Кто-то подался вперёд, но не сильно: дистанция между армадой машин Конгломерата и одним-единственным пикапом не сократилась ни на метр. Буревестник, даже загружённый по самое «не могу» взрывчаткой и вязнущий в каше из песка и пыли, всё равно был для них всех слишком быстрым. Все водители отлично видели колоссальный грозовой фронт, к которому они приближались, и отлично понимали, что дальше будет только хуже, даже несмотря на то, что бóльшая часть из них выехала в адской спешке и налегке. Обезумевшие в своей машинной ярости, моторы ревели подобно свирепым монстрам, сжирая горючее в баках со скоростью молнии, однако большая часть из тех, кто успел отправиться за одноухой бестией в погоню, не испытывали на этот счёт иллюзий: им её не догнать. Получив приказ «живой или мёртвой», некоторые вылезли на крыши своих машин, вставая за стационарные пулемёты и зажимая гашетки. На короткие минуты воздух заполнился адской грохочущей канонадой из выстрелов всех калибров: по Буревестнику палили даже из пистолетов. Машина была до отказа забита взрывчаткой, и было достаточно лишь одного меткого попадания зажигательной пули, чтобы избавить мир от безумной крольчихи, но расстояние оставалось слишком большим, чтобы те достигли своей мишени. Теодор хмуро тёр лоб, пока по рации докладывали о ходе операции. Попасть на ходу по несущемуся через барханы пикапу, когда сам скачешь следом, — задача почти невозможная. Всё равно, что стрелять с одной «американской горки» по вагончику другой, чуть подальше. Миномётные и артиллерийские системы требовали полной остановки; снайперы тоже отпадали, плюс мешала вода и ужасная тряска, хотя некоторые из зверей и продолжали стрелять, пытаясь достать грузовой борт пикапа зажигательной пулей. Некоторые выстрелы на секунды оставляли светящиеся дорожки траектории довольно близко от салона, одна ударила в стенку кузова, разлетевшись крошечными стальными чешуйками. Но все попытки подстрелить бомбы в пикапе оказались тщётными. Оставалось одно — догнать. И сделать это могла лишь одна машина, в салоне которой Атлас оказался по счастливой случайности. Карбон, гнавший до последнего момента по асфальту и лишь так сумевший наверстать огромную фору, резко заложил руль в сторону и присоединился к остальной массовке Конгломерата, сразу же равняясь с головной машиной. Мраморный лис, которому докладывали о каждом телодвижении, вышел на прямую связь с машиной Карбона. — Пошли! Вперёд! — едва расслышал лисёнок, сидящий на пассажирском месте. Карбон нехорошо фыркнул и вдавил педаль газа до упора. Чёрная Бетти, отчаянно махая дворниками по лобовому стеклу, начала неуверенно набирать скорость на липкой, мерзкой дороге. Водитель снова фыркнул и передёрнул рычаг автоматической коробки в крайнее положение. Поникар, заревев движком вдвое громче обычного, начал разгоняться ещё быстрее. Атлас, по привычке не пристегнувшийся, напряжённо смотрел вперёд, на исполинский грозовой фронт, в который ехала Компас. Расстояние между ними явно и быстро сокращалось, хотя Чёрной Бетти приходилось очень несладко. Её подвеска, не рассчитанная на бездорожье, в отличие от Буревестника, не могла отработать ухабы и неровности мокрой степи, и потому Карбон то и дело терял управление и скорость, наталкиваясь на очередной ухаб и подлетая после него на всех четырёх колёсах сразу. Идущий впереди них нагруженный Буревестник даже не замечал этих кочек, а для Карбона и Атласа это было настоящим испытанием на прочность. Каждый раз, когда Карбон увеличивал скорость, даже совсем чуть-чуть, Чёрная Бетти упрямо начинала отклоняться то в одну, то в другую сторону. И каждый раз Карбону приходилось заново брать контроль над поникаром и выравнивать маршрут. Это занимало время. Неважно, что вороной конь выравнивал курс в считанные секунды: это замедляло сближение. От осознания этого время для водителя и пассажира Чёрной Бетти тянулось очень долго. Чертовски долго. Хотя для остальных этот же промежуток казался лишь мигом. Ливень продолжал бить по земле, а погоня шла уже несколько минут. Зная, на что идёт, Кос, за несколько секунд перед тем, как заехать в бурю, окружающую город, нацепила на морду серый платок, а на глаза надела защитные очки. Посмотрев, будто на прощание, в зеркала и не увидев там ничего, кроме одинокой чёрной машины, она толкнула рычаг КПП вниз и тут же дёрнула на нём едва заметный переключатель. Резкий, высокочастотный звук заставил её невольно прижать ухо, а рёв двигателя стал невыносим. Баллон с закисью азота, который она берегла на последний момент, моментально зарядил содержимое в мощный двигатель гантрака. Струя голубого пламени вырвалась из выхлопной трубы, и Кос вдавило в сиденье с ещё большей силой. Нагружённый смертоносным грузом, Буревестник отправлялся в бурю. Как только Кос пересекла границу грозового фронта, ливень превратился в настоящую стену воды, в которой абсолютно ничего не было видно. Кос включила весь свет, который могла включить, но даже это помогало слабо: дороги дальше, чем на несколько метров перед капотом шестиколёсного пикапа, видно не было, зато добавились сбивающие с толку блики. Но это и не было нужно крольчихе: очередная молния ударила точно в шпиль УСС, на миг осветив нужный ей путь. Этого было достаточно — она выровняла курс и продолжила бешеную гонку. Между тем, позади неё, в салоне Чёрной Бетти, Карбон нервно перебирал руль, сдавливая его копытами до треска. Атлас облизнул морду, глядя на границу грозового фронта. — Мы идём внутрь?! — перекрикивая рёв мотора, громко спросил Атлас у водителя. Ответом было молчание. Но конь нашёл в бардачке защитные очки и передал их Атласу. — Надевай! Атлас немедленно натянул очки на морду, а Карбон щёлкнул своими оранжевыми, быстро и без лишней патетики усаживая их на морде. Своё окно конь закрыл. — Готов?! — крикнул конь лису, глядя на воду, падающую с неба одним сплошным потоком. — Да! Атлас запахнул чёрную куртку, затягивая её молнию под мордой, и подтянулся на оконном проёме. В момент, когда Чёрная Бетти вошла внутрь бури, машину начало заносить куда сильнее: из-за воды сцепление с грунтом ещё больше ухудшилось. Карбону это даже понравилось, но он заметно потерял в скорости, которая сейчас была так нужна. Он положил копыто на последний, едва заметный рычажок в салоне и дёрнул его вниз. Атлас не знал, что произошло, но в этот момент Чёрная Бетти заблокировала часть коробки, где терялась мощность, и мотор теперь подавал абсолютно всю свою силу на заднюю ось машины. Прибитая дождём к вязкой и скользкой земле машина полетела в кромешной темноте почти что наугад. Карбон высматривал их цель, постоянно крутя головой, пока наконец-то случайная молния, вновь ударившая в небоскрёб, не высветила в стене воды силуэт Буревестника. Вороной конь резко заложил руль в сторону Атласа. Это привело к тому, что машину резко дёрнуло. Из-за дождя манёвр не удался полностью: машина проскользила по топкой грязи больше, чем требовалось, и чуть не забуксовала. Нецензурно выругавшись, конь вдавил педаль до упора в пол. Выплеснув фонтаны грязи, машина поддалась водителю. Карбон выровнял курс, прибавил скорости и пошёл на окончательное сближение. Через несколько секунд они вдвоём поняли, что перед ними маячат ходовые огни шестиколёсного пикапа. Расстояние между ним и Атласом медленно, но всё-таки сокращалось. Рыжий хищник встал на пассажирском кресле, приготовившись вылезать из машины. Скорость на грязи всё равно была не самой большой: обычно Чёрная Бетти могла выдать намного больше. — Ты справишься?! — рявкнул конь на лисёнка. — Выбора нет! Давай ближе! — На! — внезапно крикнул Карбон, доставая из нательной кобуры здоровый револьвер. — Если что-то пойдёт не так - всади пулю ей в башку и останови грузовик! Атлас лишь на миг взглянул на пистолет, и тут же вспомнил тот самый момент в автобусе, когда он был безликим рыжим хищником под номером «702». — Нет! — крикнул в ответ Атлас. — Всё, что могло пойти не так, уже пошло! Он подтянулся в оконном проёме и с трудом высунул морду наружу, моментально промокая до самой последней шерстинки. Лис полез ещё дальше, цепляясь за поручни на крыше и кузове Чёрной Бетти, и вскоре высунулся из машины весь, вставая нижними лапами на оконный проём. Кузов Буревестника вилял и болтался на подвеске буквально в нескольких метрах от них, оснащённый множеством удобных ручек. Держась за дверь, Атлас вытянулся дальше, понимая, насколько сильно его сдувает и насколько безрассудно всё, что он сейчас делал. Если лисёнок хоть на секунду расслабится, то скорее всего погибнет, и лишь эта мысль, наполняя его, давала сил держаться ещё крепче. Порой вся жизнь сводится к одному безумному поступку, который либо определит её, либо бесславно закончит. Атлас понимал, что сейчас был именно такой момент, минута, которую он ждал всю сознательную жизнь. Лис вытянул вперёд лапу, по которой молотил дождь, пытаясь достать до рукоятки на кузове Буревестника, к которому они приближались. Медленно, сантиметр за сантиметром, его чёрные когти приближались к заветному металлу. Машины то и дело подпрыгивали на ухабах, ревели двигателями и находились уже на минимальном расстоянии друг от друга. — Твою же морковку! — вдруг закричал Карбон за рулём Чёрной Бетти. — АТЛАС, ДЕРЖИСЬ! В самый последний момент, когда лис уже готов был взяться за ручку лапой, Буревестник вдруг резко ушёл вниз, а потом — быстро выпрыгнул обратно, отрывая все шесть своих исполинских колёс от земли. Компас круто заложила руль, но в воздухе Буревестник был совершенно неуправляем. Как только он коснулся земли, то резво повернул в сторону. Ровно точно так же, вслед за пикапом, сначала ухнула в канаву, а потом вполне удачно вынырнула и пролетела свой путь и Чёрная Бетти. Поникар с грохотом рухнул на асфальтированную дорогу, прижимая подвеску до упора настолько сильно, что передняя часть черкнула защитой картера по асфальту, высекая яркие, золотисто-жёлтые искры. Атлас даже не успел вцепиться хоть во что-нибудь, но чудом удержался на борту машины, спружинив лапами все потрясения, через которые прошла Чёрная Бетти. В отличие от пикапа, они сильно потеряли в скорости. Ходовые огни Буревестника уже потерялись в стене из воды, которая обрушивалась на их головы, но Карбон, поняв, что под колёсами его машины не вязкая жижа из грязи, а ровный и прочный асфальт, нехорошо ухмыльнулся. Атлас тут же поменял положение тела, стараясь стать как можно более обтекаемым для воздуха. Поправив очки на морде, лис уставился вперёд по направлению движения и показал вороному коню оттопыренный большой палец. Карбон тут же раскрутил двигатель настолько сильно, что всю конструкцию Чёрной Бетти чуть пошатнуло из стороны в сторону, а из восьми прямоточных труб выхлопа на капоте начали вырываться языки пламени. Сами трубы, даже несмотря на ливень, сразу же покраснели от огромной мощности выхлопа. Конь дёрнул коробку передач в «асфальтовый» режим езды, Чёрная Бетти пробуксовала широкими чёрными покрышками по асфальту и с визгом сорвалась в погоню, как метеор. Атлас с трудом удержался снаружи, но меньше, чем через несколько ударов сердца, снова увидел ходовые огни многотонного шестиколёсного пикапа. Несмотря на скорость и динамику, на асфальте он не выдерживал никакой конкуренции рядом с юркой и управляемой легковушкой. За какие-то мгновения они подобрались настолько близко, что Атлас даже смог рассмотреть морду Кос за рулём через её зеркала заднего вида. Стараясь не дышать из-за огромных масс воды, падающих с неба, он уставился на свою цель и вытянул вперёд лапу. Внезапно он почувствовал на себе тяжёлый, неумолимый и очень грустный взгляд. Подняв глаза и посмотрев на зеркало заднего вида, он осознал, что Кос смотрит прямо на него! В следующую секунду его лапа зацепилась за ручку на кузове Буревестника, а Компас круто заложила руль налево и резко затормозила — из-под днища выскочил заточённый рельс. Атлас повис на грузовике, пока тот снова начал набирать скорость. Болтаясь на нём, как тряпка, и цепляясь изо всех сил, Атлас увидел, как два задних колеса Буревестника резко и очень сильно бортанули переднее крыло Чёрной Бетти. Рифлёная резина сорвала металл с легковой машины, будто это была фольга, и исполинские колёса гантрака подмяли под себя переднее колесо Чёрной Бетти. Раздался звук, похожий на выстрел, и оно, болтаясь на оси как припадочное, отвалилось, на огромной скорости, улетая куда-то в бурю. Чёрная Бетти с Карбоном за рулём пошла юзом по асфальту, почти не теряя скорости и высекая искры тормозным диском, но асфальт под её колёсами кончился, и машина полетела в кювет со всей скорости, ударилась боком в яму, но не остановилась, а покатилась дальше в пустошь, разбрасывая обломки и целые куски. Салон машины без жалости мяло; стёкла в один миг обратились в десятки острых ножей, изрезав коня. От невыносимой боли Карбон прикусил губу и ощутил сильный металлический привкус, а в следующий миг машина вновь перевернулась. Водитель со всей силы ударился головой о руль и обмяк на сиденье. В этот же момент с баллона, который болтался в кузове Чёрной Бэтти, сорвало вентиль. Газ, шипя, окутал летучим облаком всю машину. В следующую секунду он воспламенился, обдав салон невероятным жаром. Атлас забрался в кузов Буревестника, резко обернулся и успел увидеть едва заметную вспышку огненного шара, сразу же потухшую. Лишь слабые языки пламени продолжали полыхать в остатках салона поникара. Сомнений быть не могло. В таком пекле выжить было невозможно. Атлас понял, что только что потерял друга. Но думать о том, что наделала Кос, было некогда. Прощаться с Карбоном — тоже. В кузове лежали два огромных цилиндра с чётко видимыми лису хвостовыми стабилизаторами. Они были окрашены в ядовито-жёлтый и красный цвета, их бока были покрыты какими-то надписями. Атлас не знал, что под тонкими стенками были скрыты сотни литров окиси этилена, но чувствовал, что с ними проблемы будут куда серьёзнее, чем с уже знакомыми ему ящиками, которыми был завален салон. До здания УСС оставалось не больше нескольких километров, и на такой скорости это были считанные секунды. Оставалось только одно: пойти на безрассудство. Попытаться уговорить обезумевшую от горя крольчиху остановиться, куда бы она не ехала. С такой силой, какую она забрала из Конгломерата, можно было натворить нечто непоправимое, и Атлас, как никто другой, это понимал. И надежда была только одна: маленькая ручка на выдвижном люке, ведущем прямо в салон Буревестника. С замиранием сердца он взялся за него — и чудо совершилось. Люк поддался. Дело оставалось за малым. Лис мордой вперёд нырнул внутрь кабины, но вместо уже знакомого ему мягкого заднего сиденья он упал на что-то жёсткое и зелёное и даже не смог скатиться дальше, вглубь машины, между сиденьями. Весь внутренний салон машины был завален хорошо опознаваемыми зелёными ящиками. Один из них был открыт, и из него крольчиха на ходу вытащила серый брикет в кило весом, к которому уже были подключены какие-то проводки. Гадать тут не приходилось: это взрывчатка. Чего Атлас не понимал, так это того, что все ящики служили лишь детонатором для главного подарка, закреплённого несколькими нейлоновыми ремнями в кузове. — Компас! — рявкнул он, как только поднялся и оправился от досадного падения. — Ты что творишь?! Одноухая бестия лишь коротко глянула за кресло и выхватила пистолет. Атлас взвизгнул от страха и рефлекторно откинул крышку одного из ящиков, прикрываясь ею. Пистолет у Кос был кроличий — соответствующий мощности, а палила она без разбору, так что лис остался цел и невредим. Расстреляв все патроны в пустую, она потянулась за следующим магазином, и в этот момент Атлас сделал свой ход: он бросился на передние сиденья, хватая её лапку с пистолетом, в расчёте на то, что она не успеет перезарядиться, но тут же понял, что Компас, крепко держась за руль машины, щёлкнула затвором, досылая в ствол патрон. Пистолет направился точно в лоб Атласу, а Кос смотрела на него — сжавшего плечи и оскалившегося от испуга. Всего секунду. Всего за мгновение Кос поняла всё, что хотела понять, и убрала пистолет обратно в кобуру. — Ты что удумала? — зарычал Атлас, глядя по ходу движения, где уже начинали виднеться огни небоскрёба Штаба УСС. — Я не собираюсь оставаться в живых, Капустник, — безэмоционально ответила Компас, подруливая на скользкой от дождя дороге. — Хочешь жить — делай, что задумал. — Не без тебя! — Я сказала, что больше не собираюсь жить! — Это самоубийство! — отчаянно рявкнул рыжий хищник. — Это самопожертвование… Атлас глянул вперёд и отчётливо увидел небоскрёб УСС. Потом — слева от себя, где детонатором тикал электронный запал для всей взрывчатки в салоне. От которой сдетонируют исполинские бомбы в кузове. Лис посмотрел на крольчиху, которая твёрдо решила умереть, и сказал: — Это самообман. Компас только успела взглянуть на него и тут же схватилась за пистолет, но сделать уже ничего не успела. Рыжий клацнул своими острыми зубами рядом с её глазом так близко, что Компас могла рассмотреть текущую по ним слюну. Лис отточенным движением протянул лапу к рычажку на рулевой колонке слева и вдавил торцевую кнопку. Компас лишь успела повернуть ключ с другой стороны. В системе машины он почти ничего не решал: он не заводил двигатель, не включал электрику пикапа. Он всего лишь блокировал руль. Оттолкнувшись задними лапами для прыжка всей жизни, он схватил лапку Компас с пистолетом и направил в сторону водительской двери. Грянул выстрел, и лис пробил мордой покрывшееся паутиной трещин стекло в двери водителя Буревестника, вырывая крольчиху с места. Лишившись водителя, шестиколёсный пикап сбросил обороты, но, как только Атлас в обнимку с Компас вылетел из машины на огромной скорости, Буревестник включил круиз-контроль, снова взревев монстроузным двигателем под угловатым капотом, и помчал дальше, по финишной прямой прямо к цели. Атлас на лету зажмурился и сгруппировался, сжимая всеми четырьмя лапами брыкающуюся крольчиху. Он прижал её голову к груди, утыкая её морду в чёрную куртку, и приготовился к удару. Удача была на его стороне в этот день: выпрыгнув в сторону дорожного кювета, в который несколькими минутами раньше улетел вороной конь на своей машине, они с Кос попали в канаву, заполненную водой. Атлас всё равно не выдержал этого — стоило его телу войти в воду на той скорости, с которой он выпрыгнул из машины, как все его внутренности разом захотели покинуть его бренную тушку. Продолжая прижимать крольчиху и пытаясь хоть как-то сгруппироваться, он, словно плоский камешек, черкал по поверхности воды, которая на такой скорости казалась не намного мягче асфальта. Одежду лисёнка разодрало в клочья; по спине и морде били редкие ветки и камушки, дорожный мусор. Очки сорвало прочь, и теперь каждая капля воды, летящая с неба, могла соперничать с пулей в убийственности. Атлас наконец-то врезался в толщу воды так, как это полагает тяжёлому телу, и остановился, тут же утопая в канаве у дороги. На миг он потерял сознание, но, как только попытался вздохнуть, оно вернулось к нему ясно и отчётливо — он распрямился, как пружина, и встал на две лапы, по пояс в мутной и грязной воде. — Кос?! — закричал он, не увидев рядом с собой никаких признаков одноухой крольчихи. — Компас! Крольчатина?! В нескольких метрах от него, пролетев чуточку дальше, чем сам лис, вынырнула и она. Атлас тут же бросился за ней, а она — вверх по склону, на дорогу. Как ни странно, но они оба выжили и даже остались в сознании. Произойди такое в сухую погоду — от каждого из них остались бы лишь кровавые ошмётки. Однако природа решила подыграть зверям. Атлас оторвался, вылез из воды, хлюпая лапами по чёрной придорожной грязи, и забрался на асфальт вслед за Кос. Всё болело, но это было ничто. Подняв глаза, он увидел, как одноухая крольчиха уже стоит на своих лапках и смотрит куда-то вперёд. Он бросился к ней, но смотрел при этом не на неё, а вдаль, где редкие искры обозначали места, где многотонный пикап черкал своими боками стальной отбойник, установленный на другой стороне дороги, будто это был мячик, катившийся по заранее отмечённой дорожке. В этот день абсолютно всё было на стороне сумасшедшей крольчихи. Буревестник вспорол стальным шилом бетонный забор, окружавший здание управления, и на полном ходу ворвался во внутренний двор. Черкнув бешено крутящимися колёсами по аккуратно выстриженному газону и оставив на задней лужайке неглубокую яму, пикап потерял управление. Огромная машина тут же подпрыгнула на клумбе и боком, продолжая крутить всеми шестью колёсами, влетела в штаб УСС, круша стеклянное фойе. Грузовик как торпеда влетел прямо в роскошный атриум, занимавший семь этажей. Это было воистину дико и одновременно захватывающе: многотонный пикап вмиг покромсал гармонию из прекрасного лабрадорита, которым был облицован весь атриум, лёгких стеклянных лифтов, висячих галерей и эстетически красиво, оформленного освещения. Пикап превратил это всё в труху, в безобразные осколки и обломки, осыпавшиеся на шикарный пол. Кубарём прокатившись внутри, Буревестник упал на все колёса и резко въехал в стойку рецепции, где упёрся в бетонную стену, продолжая газовать в пол, наматывая на рифлёную резину и мощные карданы тех, кому не посчастливилось оказаться на его пути. На пятой передаче машина быстро заглохла, и воцарилась зловещая тишина, прерываемая стонами раненных травоядных зверей — тех, которых не убило стальным ураганом. Атлас схватил Кос за нижнюю лапу и разоружил её, отбрасывая пистолет прочь. Крольчиха как будто и не замечала этого, заворожённо глядя на небоскрёб. Лисёнок ошарашенно глянул на Кос, тут же переведя взор на штаб УСС. Компас, неотрывно смотря на развороченное фойе, с тяжёлой дрожью в голосе, прошептала: — Прощай, дружище. В могильной тишине, нарушаемой лишь редкими стонами раненых и шумом ворвавшегося в здание урагана и дождя, раздался тихий, одинокий «пик». Последовавшее случилось в считанные милисекунды — никто не успел даже опомниться, не то что позвать на помощь или предпринять что-либо. Все, кого не задело, оставшиеся в живых, соседи по зданиям, позавидовали мёртвым. И тут же узнали, каково это. В недрах здания Управления коротко вспыхнула короткая ярко-красная вспышка. Атриум Управления скрылся в бело-сером облаке аэрозоля смеси. Облако плавно, словно нехотя, расползалось, скрывая основание небоскрёба на десятки метров в стороны и на несколько этажей вверх. Уши Атласа радостно взметнулись вверх, — похоже, безумный план Кос не сработал! Бомбы выдохлись на складе! Но в следующий миг, в недрах грязно белого облака, словно в тумане, с сухим треском, моргнуло зарево. Это сработал второй детонатор, запаливший воздушную смесь. Из недр атриума, наружу, стремительно метнулась полупрозрачная сфера сжатого воздуха, а по земле покатилось кольцо поднятой ударной волной водяной пыли. Атлас повалил крольчиху обратно в придорожный кювет, опередив ударную волну на долю мгновения. Ударная волна докатилась до ближайших домов, находившихся на окраине парка окружавшего Управлением, — с ужасающим грохотом из вздрогнувших зданий выбило серебристую пыль окон. Откашливаясь, Атлас приподнялся на лапах и, морщась из-за пронзительного свиста в ушах, взглянул на небоскрёб УСС. Бетонный шпиль возвышался в свете молний из циклопического облака, скрывавшего его до середины. Но это длилось миг, не более. Затем башня Управления с грохотом, гулом и хрустом начала сползать вниз, одновременно проворачиваясь вокруг оси. Боясь дышать, Атлас, распахнув глаза, смотрел, как монолит здания Управления просел на десяток этажей, после чего с громом упёрся во что-то и с монотонным гулом начал заваливаться в сторону Города. Рядом с Атласом приподнялись полтора кроличьих уха — крольчиха тоже приподнялась на лапах. Она смотрела на происходящее с восторгом. Ушко взвилось вверх, глаза широко распахнулись, кисточка хвостика победно взметнулась. Архитектурный шедевр Города, 239-метровый гигант, подобно смертельно раненному зверю, заревел сталью и полетел вниз, как шлагбаум. — Какой день, — выдохнула Кос, глядя на катастрофу, разворачивавшуюся перед ней. — Какой чудесный день... Компас сказала это совершенно спокойно и даже без злобы. Атлас с открытым ртом смотрел, как небоскрёб рухнул на Город. Земля ещё раз вздрогнула под их лапами, и над крышами уцелевших домов взметнулось исполинское облако пыли и обломков. Лисёнок понимал: сейчас погибли не только УССовцы. Перед глазами встал бобёр-продавец из кафетерия. Он-то не был виноват в смерти Рокса. Как и тысячи других зверей. — Убираемся отсюда, — сказал он, хватая Кос за лапку и таща подальше от разверзающегося кошмара. Взрывная волна прошла сквозь парк, окружавший Управление, и сдула близлежащие дома. Их жители погибли сразу. Остальные травоядные просыпались в полёте — слетев с своих постелей. Некоторые, успевшие подбежать к разбитым окнам, чтобы узнать, что произошло, встретили смерть. Бетонный корпус небоскрёба опустился на городскую застройку, как шпала на грядку. Тонны бетона, металла и стекла обрушились на кирпичные многоэтажки, словно чудовищный молот, погребая под руинами сотни невинных зверей. Наконец грохот затих. Клубы пыли поднялись невысоко: их прибил к земле ливень. И​ ​после​ ​этого​ ​—​ ​всё​ ​стихло​ ​окончательно, ​ ​лишь​ ​проливной​ ​дождь​ ​молотил​ ​крупными​ ​каплями​ ​по​ ​асфальту, вымывая​ ​из​ ​обвалов​ ​тонны​ ​пыли.​ ​Руины, погребённые​ ​под​ ​тоннами обломков небоскрёба​ ​УСС, ​​насквозь пропитались кирпично-бетонной пылью, тут же смываемой дождём вместе с кровью тысяч раздавленных и разорванных жертв в остатки разрушенной канализации. Погребальную тишину нарушали лишь звуки падающих капель, заглушающие стоны, предсмертный хрип тех, кого не убило бетонной лавиной, и напрасные мольбы о помощи тех, кто так её и не дождётся. Город травоядных замер и притих, как смертельно раненный зверь, который уже упал на колени и прощался с жизнью. Половина города погрузилась во тьму: от грандиозной перегрузки подстанции вышибало одну за другой, будто костяшки домино. Не было слышно ни звонков, ни гудков, ни сирен машин: все замерли, не в силах даже поверить в происходящее. Из-за коллапса инфраструктуры замолчали все радиостанции и телевизионные каналы. Город погрузился в зловещую, смертельную тишину. Никому не было дела до лиса и крольчихи, которые поспешно шагали прочь, уходя подальше от дороги. Городу травоядных нанесли не просто увечье — из него буквально вырвали кусок, поразили в самое сердце, разом уничтожив несколько зданий, полных самых разных зверей. За всю свою историю никто не знал такого сокрушительного акта терроризма. И как бы травоядные ни хотели списать всех жертв на хищников… Они ошибались.