Забытая жизнь

Дверь кабинета открылась. — Здравствуй, Поттер, — сказал профессор Грюм. — Проходи. — Гарри! — радостно воскликнул Фадж, шагнув ему навстречу. — Как дела? — Хорошо, — ответил Гарри. — Мы обсуждаем ту ночь, когда мистер Крауч оказался на территории замка, — продолжил Фадж. — Это ведь ты его нашел? — Да, — кивнул Гарри. Притворяться, будто он не слышал наш разговор, бессмысленно, и он добавил: — Но мадам Максим я не заметил, а ей не так-то легко спрятаться. Дамблдор, блеснув глазами, улыбнулся ему из-за спины Фаджа. — В общем, да, — слегка смутился Фадж. — Мы собираемся сейчас прогуляться вокруг замка, Гарри… Может, тебе вернуться пока в класс… — Я хотел поговорить с вами, профессор, — быстро сказал Гарри, глядя на Дамблдора. Директор бросил на него испытующий взгляд. — Подожди меня здесь, Гарри. Осмотр территории не займет много времени. Мы все молча, вышли из комнаты и затворили за собой дверь. Я вернулась опять в кабинет директора после того, как попрощалась с Фаджем. — Любопытство — не порок, — покачал головой Дамблдор. — Но его надо держать в узде… Я уселась на кресло и посмотрела на Альбуса, который стоял вместе с Поттером возле Омута памяти. Слегка нахмурившись, Альбус коснулся содержимого сосуда волшебной палочкой. Оттуда тотчас выросла фигура пухлой, обиженно нахмурившейся девушки лет шестнадцати и стала медленно вращаться. Ноги ее все время оставались в Омуте, и она не обращала внимания ни на Гарри, ни на профессора Дамблдора. — Он наложил на меня заклятие, профессор Дамблдор, — вдруг заговорила девушка, голос ее гулко отдавался. — А я ведь только дразнила его, сэр, сказала, что видела, как он в четверг целовался с Флоренс за оранжереей… — Но зачем, Берта, — печально спросил Дамблдор, глядя на кружащуюся фигурку, — зачем тебе понадобилось следить за ним? — Берта? — прошептала я, глядя на девочку. — Это… это Берта Джоркинс? — Да, — кивнул Дамблдор, еще раз помешав палочкой свои мысли. Берта исчезла, и они снова опалово засеребрились. — Такой я помню ее в школе. Отсветы из Омута памяти озаряли лицо Дамблдора, и я поразилась, как стар мой отец. Я понимала, годы делают свое дело, но почему-то никогда не думала о нем как о старике. — Ты, Гарри хотел мне что-то сказать, — вдруг тихо промолвил Дамблдор. — До того, как погрузился в мою память. — Да, хотел, профессор… Я был на уроке предсказания и… э-э… уснул. Он замолчал, ожидая выговора, но Дамблдор сказал только: — Понимаю. Продолжай. — И мне приснился сон. Сон о Лорде Волан-де-Морте. Он мучил Хвоста… Вы ведь знаете, кто такой Хвост… — Знаю, пожалуйста, продолжай, — поторопил Дамблдор Гарри. — Волан-де-Морт получил совиной почтой письмо. И сказал, кажется, что ошибка Хвоста исправлена. Прибавил, что кто-то умер. И что он не скормит Хвоста змее… рядом с его креслом была большая змея. А еще сказал… сказал, что вместо него скормит змее меня. Потом наложил на Хвоста заклятие «Круциатус»… и тут у меня заболел шрам. Я сразу проснулся, такая была боль. Дамблдор молча, взирал на него. — Вот и все… — Ясно, — тихо сказал Дамблдор. — Ясно. Скажи, а еще когда-нибудь в этом году шрам у тебя болел, не считая того раза летом? — Нет… А как вы узнали, что у меня летом болел шрам? — не сдержал Гарри изумления. — Не ты один переписываешься с Сириусом, — ответил Дамблдор. — Я тоже поддерживаю с ним связь после его побега из Ховартса. Это ведь я предложил ему укрыться в той пещере в горах. Самое безопасное место! Дамблдор встал и принялся расхаживать за столом. Несколько раз касался виска палочкой, извлекал мысль и стряхивал ее в Омут. Мысли вращались все быстрее, сливаясь в перламутровое пятно — ничего не поймешь. — Профессор, — наконец решился напомнить о себе Гарри. Дамблдор остановился и взглянул на него. — Прошу прощения, — сказал он и снова сел за стол. — Вы… вы знаете, почему у меня болит шрам? Дамблдор пристально посмотрел на Гарри. — У меня есть одно предположение, всего лишь предположение. Шрам у тебя начинает болеть, когда Лорд Волан-де-Морт совсем близко и питает к тебе особенно сильную ненависть. — А… почему? — Потому что вы связаны заклятием, которое не подействовало, — ответил Дамблдор. — Шрам-то у тебя необычный. — Значит, вы думаете… это не сон… Все так и происходило? — Возможно, — ответил Дамблдор. — Я бы даже сказал, весьма вероятно. Гарри, а Волан-де-Морта ты видел? — Нет, — ответил Гарри. — Только спинку кресла. Но…, но в кресле ведь все равно ничего не было. У него же нет тела. Хотя как он мог держать палочку? — медленно проговорил Гарри. — Действительно, как? Несколько минут воцарилось молчание. Дамблдор, вперив взгляд в пространство, иногда подносил палочку к виску и добавлял еще одну серебристую паутинку к бурлящей опаловой смеси в сосуде. — Альбус, — первой нарушила молчание я, — только не говори мне, что к нему возвращается сила? — К Волан-де-Морту? — переспросил Дамблдор, бросив на меня поверх Омута памяти так хорошо знакомый проницательный взгляд, от которого мне всегда становилось не по себе, благодаря ему Альбус видел меня насквозь, лучше даже, чем Северус. — Это только мои предположения. Дамблдор снова вздохнул и показался мне еще более старым и усталым, чем обычно. — Годы, когда к Волан-де-Морту возвращались силы, были отмечены несколькими исчезновениями. Так, бесследно исчезла Берта Джоркинс, как раз там, где Волан-де-Морта видели последний раз. Это установлено точно. Исчез также мистер Крауч… здесь, на территории школы. Пропал еще один человек, на сей раз магл. Естественно, на этот факт Министерство, к сожалению, не обратило внимания. Его звали Фрэнк Брайс, он жил в деревне, где вырос отец Волан-де-Морта. Его никто не видел с прошлого августа. В отличие от многих моих друзей в Министерстве, я читаю магловские газеты. Дамблдор бросил на Гарри встревоженный взгляд. — Мне кажется, эти исчезновения связаны между собой. А в Министерстве так не думают… Ты, наверное, слышал об этом, стоя за дверью. Гарри кивнул. В кабинете опять воцарилась тишина: Дамблдор потянул из виска мысли, добавляя их к содержимому сосуда. — Профессор, — обратился Гарри к Дамблдору. — Да, Гарри, — ответил директор. — Э-э… можно спросить… про этот суд, который я видел… в Омуте памяти? — Можно, — помрачнел Дамблдор. — Я много раз там бывал, некоторые процессы встают в памяти яснее других… Особенно сейчас… — А тот суд, где… где вы меня нашли? Суд над сыном Крауча… Они говорили о родителях Невилла? Дамблдор пристально посмотрел на Гарри. — Разве Невилл не рассказывал тебе, почему он живет с бабушкой? Гарри покачал головой. — Да, они говорили о родителях Невилла. Его отец Фрэнк был мракоборец, как профессор Грюм. Его с женой пытали, хотели выведать, где находится Волан-де-Морт. Ты сам слышал. — И они умерли? — тихо спросил Гарри. — Нет. Они потеряли рассудок, — в голосе Дамблдора звучала горечь, какой я никогда не слышала. — Они оба сейчас в Больнице Святого Мунга, где лечат магические болезни и травмы. Невилл, полагаю, навещает их с бабушкой на каникулах. Но они не узнают его… Гарри сидел, потрясенный. — Известные, всеми уважаемые люди, — продолжал Дамблдор. — Произошло это после падения Волан-де-Морта, когда все уже считали себя в безопасности. Нападение вызвало беспрецедентную волну гнева. От Министерства требовали немедленно найти преступников. К сожалению, показания Долгопупсов были не совсем надежные — они ведь в ужасном состоянии. — Значит, возможно, сын мистера Крауча был невиновен? — медленно проговорил Гарри. — Об этом мне ничего неизвестно, — покачал головой Дамблдор. Опять замолчали. — Э-э… начал Гарри, — а мистер Бэгмен… — Ни разу с тех пор не обвинялся в пособничестве Темным силам, — спокойно ответил Дамблдор. — Я рад, — поспешил сказать Гарри, не отводя взгляда от каменного сосуда. Дамблдор перестал добавлять мысли, и серебристое кружение замедлилось. — А… Ему нелегко было произнести имя, но Омут пришел на помощь. На его поверхности опять появилось лицо Северуса. Дамблдор увидел его и поднял глаза на Гарри. — Никаких обвинений не было предъявлено и профессору Снейпу, — сказал он. Гарри посмотрел в ярко-голубые глаза Дамблдора и выпалил давно мучивший его вопрос: — А почему вы думаете, что он и, правда перестал поддерживать Волан-де-Морта? Дамблдор несколько секунд смотрел Гарри прямо в глаза и затем спокойно ответил: — А это, Гарри, касается только нас двоих: профессора Снейпа и меня. Гарри понял, что разговор окончен. Он поднялся, Дамблдор тоже. — Гарри, пожалуйста, — сказал директор, когда Гарри уже подошел к двери, — никому ни слова о родителях Невилла. Он один вправе рассказать о них, когда будет к этому готов. — Хорошо, профессор, — ответил Гарри, взявшись за ручку двери. — И еще, Гарри… Гарри обернулся. Дамблдор стоял у Омута памяти. Серебристые отблески ходили по его лицу, и он казался совсем старым. Он, молча, смотрел на Гарри, потом сказал: — Удачи тебе в третьем туре. Я молча смотрела на огонь в камине. Только дверь захлопнулась за Поттером, я спросила у Альбуса:  — Значит, ты доверяешь Северусу? Неужели и правда доверяешь? Но ведь он был Пожирателем смерти? — Да, дорогая моя! Так же, как и тебе, — кивнул Альбус. Я минут десять молчала, сидела, обхватив руками голову, не отводя глаз от колен. — Фадж считает, что на Крауча напала мадам Максим? — повернулась я к Альбусу. — Да, — ответил он. — Но только потому, что Крауч исчез около кареты Шармбатона. — Фадж готов во всем обвинить мадам Максим только потому, что один из ее предков был великаном. — Адрианна, прошу тебя! — попросил Альбус и подошел ко мне. — Фадж сам со всем разберется. Только не влезай в это, будь осторожнее, — положил он свою ладонь мне на плечо. — Я не могу сидеть и ничего не делать! — возразила я. — Все обязанности на мне, пока Крауч в бегах! И если так пойдет дальше, то я выпью кого-нибудь зелье и повешусь! — Ну, будет тебе, дорогая моя, — похлопал он по моему плечу. — Тебе просто нужно поспать. После разговора с Альбусом я решила переночевать на своей квартире в Годриковой впадине. Я лежала в темноте, мысли крутились, но только одно затмевало все остальное. Слова Северуса не выходили у меня из головы. Неужели он меня любит, или это всего лишь слова? Да и как он может меня любить, если он до сих пор увлечен Лили Эванс. — Ведь он не может, любит меня? Или может? Мне трудно его понять: то он злиться на меня, то заботиться — как это воспринимать, я не представляю. Возможно, я сама виновата, ведь я ему даже и не намекаю на свои чувства. Да и имею ли я право на любовь к другому мужчине? Ведь я вся до плоти принадлежу Тому Реддлу. Откуда ему знать? Я всегда держалась с ним такой недотрогой, изображала из себя такую кисейную барышню… Он, верно, думает, что я не питаю к нему ничего, кроме дружеских чувств. Вот почему он так странно смотрит на меня порой… Может, лучше Северусу ничего не знать, думаю, так будет правильнее. Я, наверно, совершенно потеряла рассудок, но хочется просто сказать, что он мой. Им и был, им и остался. Ах, забавно, правда? Я лишь хочу к нему, несмотря ни на что хочу. Что является причиной, не знаю, как мне с этим быть, не знаю. Что мне делать? Не знаю. Жизнь меня не учит, так и есть. Что творится у него в душе и что лежит у него на сердце, я не знаю. Я лишь поняла, что мне нужно не видеть его, и не слышать его, и вообще о нем не думать. Забыть. И хотя бы не встречаться с ним глазами. Но что происходит? Что мне делать? Нашим дорогам не суждено пересечься, да и не пара мы. Да и вообще, кто-то давно уже завладел его сердцем, стоит ли из-за мук любовных становится чьим-то подобием? А принесёт ли это счастье? Сотрите мои чувства, уничтожте их, пусть он разочарует меня, прошу, чтобы и в сторону его не посмотрела… Или пусть просто любит. Хоть в мечтах своих пусть будет со мной… Наступил июнь, и все в замке опять заволновались, не могли дождаться последнего тура соревнований. Двадцать четвертого июня прохождение лабиринта. На поле для квиддича к последнему турниру уже выросла живая изгородь, образовавшая стены лабиринта. Кроме запутанных ходов, в лабиринт мы поместили различные магические ловушки и магические существа: это были соплохвосты Хагрида, боггарты, сфинкс с телом огромного льва, головой женщины, тяжелыми когтистыми лапами и длинным желтым хвостом с коричневой кисточкой на конце, и многие другие твари. Кубок огня как главный приз Турнира был помещен в центр лабиринта. Побеждал тот, кто первым дотронется до Кубка. В лабиринт участники заходили по очереди: у кого было больше очков, тот шёл раньше. Если честно, я так устала за последние месяцы, что ходила благодаря тонизирующему зелью. Я просто молилась на то, что, когда закончится этот Турнир, я смогу вздохнуть спокойно, но как я тогда ошибалась. Из-за происшествия в Хогвартсе в Министерстве начался переполох. Меня вызывали постоянно на допросы по поводу Крауча. Слава Мерлину, у него был помощник Перси, который с ним и общался. Но у меня все равно были неприятности. В Министерстве хотели замять исчезновение мистера Крауча. Меня опять вызывали на допрос, спрашивали про инструкции, которые получал Перси от мистера Крауча. Естественно, я рассказала все, что знала, ведь я была занята турниром и о том, что творилось в Министерстве, я не имела и малейшего понятия. Похоже, все думали, что эти инструкции писал не Крауч. Перси ужасно переживал, а мне не дали разрешение заменить сегодня вечером Крауча. Вместо него пятым судьей будет Корнелиус Фадж. Я была зла с утра, даже взорвала по пути пару кустов возле школы. — Как они могли! Я ведь своими руками организовывала этот чертов турнир! — шипела я, подходя к замку. — Поубивала бы всех! Еще и патрулировать заставили этот чертов турнир, — процедила я сквозь зубы. Если быть честной, в то время я была такой раздраженной и нервной, что могла и правду придушить в состоянии аффекта. В день Турнира во время завтрака в зале было особенно шумно. Как обычно, прилетела моя сова, принесла свежий номер «Ежедневного пророка». Я развернула газету и поперхнулась, забрызгав всю первую страницу тыквенным соком. «ГАРРИ ПОТТЕР «НЕЗДОРОВ И ОПАСЕН» «Мальчик, сокрушивший Того-Кого-Нельзя-Называть, сейчас нездоров и, возможно, опасен, — сообщает наш специальный корреспондент Рита Скитер. — Недавно стали известны тревожные факты, касающиеся странного поведения Гарри Поттера. Эти факты вызывают серьезные опасения: сможет ли он дальше участвовать в столь трудном соревновании, как Турнир Трех Волшебников, и даже вообще учиться в школе «Хогвартс». Эксклюзивная информация, полученная «Ежедневным Пророком», подтверждает, что Поттер постоянно теряет сознание на уроках и часто жалуется на боль в шраме (отметина на лбу — последствие проклятия, которым Сами-Знаете-Кто пытался его убить). В понедельник наш специальный корреспондент стал свидетелем того, как Поттер с криком выбежал из кабинета предсказаний: у него так болел шрам, что он больше не мог сидеть на уроке. Ведущие специалисты больницы магических болезней и травм Святого Мунго полагают, что мозг Поттера, возможно, пострадал во время нападения Сами-Знаете-Кого и что многократные жалобы на боль в шраме — проявление застарелой психической нестабильности. «Возможно даже, что он притворяется, — заявил один из специалистов. — Известно, что это один из многих способов привлечь к себе внимание окружающих». «Ежедневному Пророку» удалось выяснить некоторые тревожные обстоятельства, касающиеся Гарри Поттера, которые директор Хогвартса Альбус Дамблдор утаил от магической общественности. «Поттер — змееязычный волшебник, — сообщил нам Драко Малфой, четверокурсник из Хогвартса. — Пару лет назад в замке был совершен ряд нападений на учащихся. Многие подозревали в них Поттера: в Дуэльном клубе на глазах у всех он в приступе ярости приказал змее напасть на своего однокашника. Но тогда все это замяли. Кроме того, у Поттера в друзьях оборотни и великаны. Похоже, стремление к власти может толкнуть его на что угодно». Змееязычие, т. е. способность разговаривать со змеями, давно считается одним из видов Темных Искусств. Не зря самый известный змееязычный маг современности — Тот-Кого-Нельзя-Называть. Член Лиги Защиты от Темных Искусств, пожелавший остаться неназванным, заявил, что, по его мнению, необходимо возбудить расследование в отношении всех змееязычных волшебников. «Лично я, — сказал он, — испытываю большое недоверие к каждому, кто умеет разговаривать со змеями, поскольку этих тварей часто используют в самых зловещих видах черной магии и они традиционно ассоциируются со злом в чистом виде». И конечно, все, кто водит дружбу с такими носителями зла, как оборотни и великаны, не могут не обладать склонностью к насилию. Альбусу Дамблдору следует серьезно подумать, допускать ли такого ученика к участию в Турнире Трех Волшебников. Существует опасность, что Поттер, обуреваемый безрассудным стремлением выиграть, захочет прибегнуть к черной магии, ведь сегодня вечером заключительное состязание Турнира». — Очередная глупость от Риты Скитер, — заметила я, небрежно сворачивая газету. Накануне последнего испытания в комнате собрались семьи участников Турнира. Они были приглашены посмотреть последнее состязание. Я пересекла Большой зал и толкнула дверь в комнату. Седрик с родителями стояли прямо за дверью. Крам в дальнем углу быстро разговаривал по-болгарски с матерью и отцом. Оба были черноволосые, а крючковатый нос Крам явно унаследовал от отца. В другом углу щебетала по-французски Флер со своей матерью. Ее младшая сестренка Габриэль стояла рядом, держась за мамину руку. И тут увидел у камина сияющих миссис Уизли и Билла. Обрадованный Гарри чуть не бегом бросился к ним. Я попросила их всех вернутся, и все трое двинулись к двери в Большой зал. Весь день я провела в подготовке лабиринта к последнему испытанию и вернулась в Большой зал только к вечернему пиршеству. Я была слегка удивлена, когда Кубок победителя вызвался отнести сам Грюм, но, пожав плечами, я уступила. За столом для преподавателей сидели уже и Людо Бэгмен, и Корнелиус Фадж. Бэгмен, как всегда, весел и оживлен, еще бы даже пальцем не шевельнул, Фадж, напротив, мрачен и неразговорчив. Сидевшая рядом мадам Максим смотрела только в тарелку, и Хагрид то и дело поглядывал в ее сторону. Несмотря на обилие праздничных блюд, я почти ничего не ела: меня уже била нервная дрожь. Постепенно волшебный потолок менял синеву дня на алые закатные краски сумерек. Наконец Дамблдор поднялся из-за стола и весь зал притих. — Леди и джентльмены, через пять минут я приглашу вас пойти на поле для квиддича, где начнется третье, последнее состязание Турнира Трех Волшебников. А сейчас прошу всех участников проследовать на стадион за мистером Бэгменом. Скоро все подошли к стадиону. Поле для квиддича изменилось неузнаваемо. По всему периметру поднялась плотная живая изгородь высотой двадцать футов. Прямо перед ними в изгороди чернел проем — вход в лабиринт. Коридор внутри него, образованный густым кустарником, уходил в черноту, от которой даже у меня забегали мурашки по коже. Через пять минут на стадионе появились первые зрители. Воздух наполнился взволнованными голосами и звуками сотен шагов — зрители торопились занять отведенные им трибуны. Небо окрасилось в густой исчерна-синий цвет, и на нем зажглись первые звезды. К Бэгмену и участникам подошли Хагрид и я, Грюм и Флитвик. У профессоров на шляпах, у Хагрида на спине кротового жилета светились большие красные звезды. — Мы будем патрулировать снаружи, — сообщила участникам состязания я. — Если кто-нибудь попадет в беду и почувствует, что требуется подмога, пошлите в воздух сноп красных искр, и мы незамедлительно придем на помощь. Все ясно? Чемпионы кивнули. — Тогда вперед! — весело скомандовал Бэгмен четверым патрульным. И патрульные разошлись в разные стороны, каждый на свой пост вокруг лабиринта. Коснувшись палочкой горла, Бэгмен тихо произнес: — «Сонорус»! И тут же его усиленный волшебством голос разнесся по всему стадиону. — Леди и джентльмены, третье и последнее состязание Турнира Трех Волшебников начинается! Разрешите мне напомнить вам турнирное положение участников на сегодняшний день! Первое место делят между собой мистер Седрик Диггори и мистер Гарри Поттер, оба — школа «Хогвартс», у каждого восемьдесят пять очков! Крики, гром аплодисментов разбудили птиц в Запретном лесу, и они с тревожным гомоном поднялись в темное ночное небо. — На втором месте мистер Виктор Крам, институт «Дурмстранг», восемьдесят очков! — снова гром аплодисментов. — И на третьем месте — мисс Флер Делакур, академия «Шармбатон»! Итак, Гарри и Седрик, начнете по моему свистку! — пророкотал Бэгмен. — Три… два… один… Он резко свистнул, и Гарри с Седриком устремились внутрь лабиринта. Я стремительно пошагала на свой пост. Высоченная живая изгородь бросала на дорожку черную тень. То ли изгородь была чересчур густой, то ли была заколдована, но звуки стадиона тут же стихли, едва я вступили в темный проход лабиринта. Мне даже показалось на миг, что я под водой. Я вытащила палочку, приказала: «Люмос!» Я услышала, как Бэгмен снова дунул в свисток. Значит, в лабиринт вошел Крам. Вдалеке снова прозвучал свисток Бэгмена: значит, все чемпионы внутри лабиринта. Я облокотилась на изгородь, и у меня было время поразмышлять. Я даже и представить себе не могла, что Волан-де-Морт силен, как раньше. Никто не знает его сторонников, кто на него работает, а кто нет. Известно только, что он полностью владеет своими слугами, они убивают и пытают и ничего с собой поделать не могут. Вам страшно за себя, за семью, за друзей. Каждую неделю приходят сообщения о новых убийствах, новых исчезновениях, новых замученных пытками… Министерство магии растерялось, там не знают, что делать, пытаются скрыть все от маглов, а маглов и самих убивают. Никто ничего не может поделать, ужас, паника… Вот как оно было и может снова все повториться. Из размышления меня вернул шорох и чьи-то слегка слышные шаги. Я навела свою палочку в сторону идущего. — Кто здесь? — спросила я и приняла боевую стойку. А в ответ только тишина. «Люмос максима», — скомандовала я. В темноте показался силуэт, и он приближался. Если честно, я не то, что бы испугалась, но из-за сложившейся ситуации не долго думая кинула в сторону подходящего заклинание «Экспеллиармус». Темный силуэт моментально откинул мое заклинание, и вслед полетело на меня «Редукто». Я моментально поставила защитный щит, скомандовав: «Протего тоталум». Моментально полетели заклинания, я только и успевала их отражать. — «Петрификус Тоталус», — успела выкрикнуть я. Мой противник на миг был обездвижен, и, воспользовавшись этим, кинула в него «Ступефай», и оглушила его. В темноте послышались нечленораздельные слова — и в меня опять полетели заклинания, с такой силой, что я врезалась в живую изгородь, но не на ту напали. Я создала вокруг себя ветреной шар и взорвала его, да так, что он сбил с ног моего тайного противника. Я даже не заметила, как в небе мелькнули красные искры. Искры рассыпались облачком и зависли над местом, где, по видимому, находился один из участников турнира. И только тут я поняла, кто лежал на земле. Это был Северус. — Анри! Ты сдурела! — послышался хриплый голос Северуса, он мгновенно поднялся и наставил на меня палочку. — Какого Мерлина! — только успела прошептать я, на меня налетел Северус, и прижал к изгороди. — Ученица превзошла учителя, — прошептал он. — Твоему владению боевым искусством мог позавидовать сам Грозный глаз Грюм. — И ты решил это проверить, — отрезала я. — По-другому ты, видать, слушать меня не станешь! — И сейчас не собираюсь, — возразила я и хотела его оттолкнуть, но не тут-то было. — Отпусти, Северус! Мне нужно следить за турниром! — Ничего не случится, если ты отвлечешься и выслушаешь меня, наконец, — уточнил Северус. — Если только Поттер опять не свернет себе шею. — За что ты так невзлюбил мальчишку? — удивилась я. — Это не твое дело, Анри! — отрезал он. — Тогда какого Мерлина ты напал на меня? Вдруг Северус зарычал, но не от моих слов. Он схватил правой рукой левую, как будто запястье вдруг пронзила сильная боль. Я сразу же поняла, что случилось. — Он вернулся? — и схватив его левую руку посмотрела ему в глаза. — Да, — кратко сообщил Северус. — Так что ты хочешь сообщить мне? — спросила я. — То, что не дала мне сказать в кабинете директора, — ответил Северус. — Я люблю тебя. — И ты хочешь, чтобы я в это поверила? — удивилась я его словам. — Или ты себя убеждаешь в этом? — Я хочу, чтобы ты это знала. — И что мне делать с твоей любовью? — посмотрела я ему в глаза. — Мне очень жаль, Северус. — Тебе кажется, что, если ты сказала: «мне очень жаль», все ошибки и вся боль прошедших лет могут быть перечеркнуты, стерты из памяти, что из старых ран уйдет весь яд… — Тогда забудь, что я есть, — произнесла я, — если я приношу лишь боль. Найди себе другую, которая будет молиться на тебя. — Как бы ты ни старалась скрыть свои чувства, но в твоем сердце есть место для любви. — Но ты здесь не причем! — отрезала я. — Не ври! — зарычал Северус. — Посмотри на меня и скажи мне прямо в глаза. Где-то в груди маленьким злым зверьком зашевелилась боль, подкатила к горлу, сжалась комком и притаилась, чтобы того и гляди раствориться в слезах. — Я не люблю тебя, Северус, — старалась я потушить в себе накатывающие слезы. — И никогда не… Как я ни старалась, из уголков глаз потекли капельки слез. Северус стал целовать меня и успокаивать. — Маленькая моя, ну не плачь, — шептал он мне в губы. — Малыш, только не плачь. — Северус… — посмотрела я на него. — Хороший мой, ну зачем ты пришел? Не нужно! — Ты принадлежишь мне, Анри, разве ты этого не поняла? — заявил он. — Ты только моя! — Разве ты не понимаешь, что будет только хуже? — Куда еще хуже, если не слышать твоих томных всхлипов. Не прикасаться к твоей коже. Не целовать твои губы. — Северус, прошу, замолчи, — попросила я. — Ты хоть понимаешь, что это непозволительная для нас роскошь. Прошу, Северус, — попросила я, — забудь меня! Забудь, что между нами было! — Ты просишь меня забыть? — процедил он. — Может, мне и память свою стереть. — Так будет лучше! — заявила я. — Я люблю тебя, — прошептал Северус и стал целовать меня. — Я безумно тебя люблю! И знаю, что и ты ко мне испытываешь те же чувства. — Северус, — попросила я, — я прошу, забудь! Нам нельзя! Я оттолкнула Северуса и побежала в сторону шума. Когда-то я думала о том, как мучила бы его, скажи он мне эти слова. Когда-то я думала, что если он все же произнесет их, я над ним поиздеваюсь и с удовольствием и злорадством дам почувствовать свою власть. И вот он произнес эти слова, а у меня и желания не возникло осуществить свое намерение, ибо сейчас он был в моей власти не больше, чем всегда. Хозяином положения по-прежнему был он, а не я. Но моё сердце всегда принадлежало Северусу. Вы можете терзать его, рвать на части, но ничего не изменится. Ничего!