Забытая жизнь

1 августа 1997 года. В дверь моего кабинета постучались. — Войдите, — сказала я, не отвлекаясь от бумаг. — Мисс Монфор-лʼАмори. — Скримджер стоял в проходе двери. — Министр. — Увидев его в дверях, я привстала. —Проходите, — указав на кресло, предложила я. — Простите, я не задержу вас надолго, — сказал министр, видя, что я смотрю на часы. Скримджер опустился в кресло, а как только уселся, сказал: — У меня имеется пара вопросов к вам, и, думаю, их лучше задать с глазу на глаз. -Ну, тогда я вас слушаю, министр, — ответила я. — Меня пригласили на одно мероприятие, не хотелось бы его пропустить. Скримджер смерил меня холодным оценивающим взглядом. Мне показалось, что министр прикидывает, стоит ли обострять разговор с самого начала. — Может быть, чашку травяного чая? — любезно спросила я. — У меня есть чудный Индийский чай. — Вы очень любезны, мисс. — Министр не успел и сказать, как на моем рабочем столе появился поднос с сервизом.  — Я внимательно слушаю вас, министр. — Я подала ему чашку с горячим чаем. Взяв чашку, министр сделал глоток и ответил: — Это касается завещания Альбуса Дамблдора. Я удивленно посмотрела на него, но промолчала. — Похоже, вы удивлены. Стало быть, вы не знали, что Дамблдор оставил вам кое-что? — Мне? — спросила я. — Да, мисс Монфор-лʼАмори. Вы могли бы сказать, что были близки с Дамблдором, Адрианна? — спросил Скримджер. Его вопрос меня озадачил. — Я? Нет… — Если вы не были близки с Дамблдором, чем вы объясните тот факт, что он упомянул вас в своем завещании? Индивидуальных наследников там названо совсем немного. Наибольшая часть его собственности — библиотека, магические инструменты и иные личные принадлежности — оставлена Хогвартсу. Почему же он выделил вас, как вы полагаете? — Я… не знаю, — сделав глоток чая, я поставила чашку на стол и встала с кресла. —Мы не были близки, он просто хорошо ко мне относился… — Не скромничайте, мисс, — сказал министр. — Дамблдор все время защищал вас, вы всегда были под его покровительством. А вот это уже было обвинением, да еще и чрезмерным. Однако я спросила его: — Дамблдор погиб больше месяца назад. Почему только сейчас вы решили мне об этом сообщить? — Встав с кресла, я подошла к шкафу. — Министерство проводило проверку того, что он оставил. И, повернувшись к Скримджеру, я сказала дрогнувшим голосом: — Вы не имели на это никакого права! — Прав у меня предостаточно, — отмахнулся от меня Скримджер. — Закон об оправданной конфискации наделяет министра властью конфисковать завещанное… — Этот закон принят для того, чтобы помешать чародеям передавать по наследству Темные артефакты, — сказала я. — А вы же наложили арест на собственность усопшего, и это должно иметь серьезные доказательства незаконности ее составляющих! Вы хотите уверить меня, будто Дамблдор пытался передать мне нечто зловредное? Скримджер скользнул по мне глазами и отвел их в сторону, а я продолжила: — Так почему вы все-таки решили именно сейчас сообщить мне о завещании? Не сумели придумать предлога, который позволял бы и дальше удерживать его? Однако Скримджер сунул руку под мантию и извлек оттуда пергаментный свиток, Скримджер развернул его и начал читать вслух: — «Последняя воля Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора»… да, вот здесь… «Арианроде Монфор-лʼАмори я оставляю в банке Грингосттс сейф № 713 со всем его содержимым, которое переходи в ее владения». — Почему он оставил вам сейф в банке Грингосттс? — сказал Скримджер, не сводя с меня глаз. В совершенном недоумении я покачала головой. — У Дамблдора были тысячи учеников, не меньше, — настаивал Скримджер. — И из всех них он упомянул в завещании только вас и трех учеников. Почему? И как вы намерены располагаться таким наследством, мисс? — На что вы намекаете министр? — возмутилась я. — Вы прекрасно знаете, что и без этого у меня достаточно денег! По-видимому, и у Скримджера идей на этот счет не было. Несколько секунд он, прищурясь, вглядывался в меня, а затем снова прочел последние слова в завещание Дамблдора. — Я думаю, мы оба прекрасно знаем, мисс Монфор-лʼАмори, почему именно вы указаны в завещании. — Понятия не имею, — сказала я. — То есть вы полагаете, что это щедрый подарок чисто символический? — Наверное, — ответила я. — Каким же еще он может быть? — Вопросы задаю я, — сказал Скримджер и поднялся с кресла. — Если я не ошибаюсь, вы незаконнорожденная, — сказал Скримджер, — но вы, разумеется, знаете, кто ваш отец? — Причем тут моя родословная? — удивилась я его наглому допросу. — Это не имеет никого отношения к Дамблдору. — А я так не уверен, — возразил Скримджер. — Здесь еще есть пару строк, но Дамблдор, который, при всех его недостатках, был изумительным магом, мог заколдовать эти строки так, чтобы они открывались только для вас. Теперь мое сердце билось намного быстрее. В правоте Скримджера я не сомневалась. — Вы молчите, — продолжал Скримджер. — Возможно, вы уже знаете, что кроется в этих строках? — Нет, — решительно ответила я. — Но мне уже и без них все понятно, — негромко сказал Скримджер. Я взглянула в желтые глаза министра и поняла, что он или догадывается, или смог как-то прочитать эти заколдованные строки. — Вы уже ушли или у меня галлюцинации?! — спросила я, подходя к двери. — Не совсем, — ответил Скримджер, теперь уже разозлившийся по-настоящему. — Дамблдор оставил вам еще одну вещь, мисс. — Какую? — спросила я, и волнение разгорелось во мне с новой силой, так что я сжала палочку в своем кармане мантии. На сей раз Скримджер читать по завещанию не стал. — Свою фамилию, — ответил он. И я замерла. И Скримджер, пристально вглядываясь в меня, почесал плохо выбритую щеку: — Как вы думаете, почему? — Возможно из-за чувства жалости? — стараясь сдержать гнев, спросила я. — Возможно, он полагал, что его фамилия будем созвучна с моим именем. — Это не шутка, мисс Монфор-лʼАмори! — рявкнул Скримджер. — Может быть, Дамблдор и сошел с ума, оставив вам все свое имущество, но я еще в своем уме! Или вы единственная его наследница и именно вы достойны носить его фамилию, так как вы его дочь? — Интересная теория, министр, — сказала я. — Думаю, Министерству стоило бы выделить несколько человек для полного изучения этой теории, вместо того чтобы тратить время на старания скрыть побег из Азкабана. Так вот чем вы занимались, министр, запершись в своем кабинете, — пытались вскрыть тайну Дамблдора? Люди гибнут, Волан-де-Морт убил Грозного Глаза Грюма, а от Министерства никто не услышал об этом ни слова, не так ли? И вы все еще надеетесь, что я стану вам помогать? — Вы заходите слишком далеко! — закричал, вставая, Скримджер. Я захлопнула дверь и встала, держа палочку в кармане наготове. Скримджер, прихрамывая, подступил ко мне и наставил на меня свою палочку. — Мне не нравятся ваши методы, — сказала я. — Жаль, что вы не цените протянутую руку дружбы, — имел наглость заявить Скримджер. — Произнёс тот, кто в первую нашу встречу предложить шпионить, быть шестеркой! — не удержалась и поддела я. — Не забывайте, что я министр, понятно? — сказал Скримджер, тяжело дыша. — Не забывайте, что я не Дамблдор, который прощал вам наглость и неподчинение. Вы можете скрывать свое происхождение, однако не вам указывать мне, как я должен исполнять свою работу! Пора бы вам научиться проявлять уважение к людям! — Пора бы и вам заслужить его! — ответила я. Нет ничего проще, чем, стоя на месте, пережёвывать прошлое и аргументировать это тем, что, дескать, анализирую, набираюсь опыта… Паршивый самообман и элементарная трусость… Надо сделать не один шаг вперёд, а сколько потребуется. Спросите во имя чего, кого? Самой себя. Прежде всего, мы нужны самим себе. — Вам не удастся скрыть свое происхождение, — махая палочкой, сообщил министр. — Как только… — …да, ведь на чужой рот пуговицы не нашьешь, — вытащив свою палочку, перебила я его. — У каждого из нас есть свой секрет. — Вы мне угрожаете! — завопил министр. — Как вы смеете?! Я засуну вас в Азкабан! — Где все прогнило, а сбежать оттуда не стоит труда? — полюбопытствовала я. — Извини, министр, но эти действия весьма не убедительны, чтобы ими хвалиться! — Тогда мне придется вас убить! — воскликнул он и решительно наставил на меня свою палочку. — Скорее, вы погибнете здесь и заберете мою тайну с собой, — предупредила я. В жизни мы иногда не все замечаем. Не знаем, куда движемся, начинаем торопиться. Быстрее, быстро, быстро. Даже не оглядываемся назад, а потом падаем. Бывает, что человеку и не выбраться из ямы. Вот и я тогда попала в яму, которую вырыла сама, а может быть, Том был прав насчет клетки, которую я создала своими же силами. — «Экспеллиармус»! Палочка министра отлетела в сторону. Скримджер обезоружен. Я хотел воспользоваться этим моментом для исправления ситуации, в которой я застряла. Убить двух зайцев одном ударом или типа того. Иногда всё может поменяться в считанные секунды: человек, собравшийся в путь, легко может передумать и никуда не уехать. А тот, кто сомневался в своём решении, вскоре поймёт, что всё сделал правильно. А для кого-то главное — сделать шаг в нужную сторону. Это так сложно, не правда ли? Забирать жизнь. Чувствовать бремя ответственности за все годы, которые прожил убитый человек. Все яркие моменты его жизни. Мечты, к которым он стремился, исчезли. Из-за тебя. Я хочу вам кое-что сказать. Одну важную вещь, которую я узнала. Чем чаще это делаешь, тем легче становится. И, подняв палочку на министра, я выкрикнула: — «Авада Кедавра»! Полыхнула вспышка слепящего зеленого цвета, раздался свистящий звук, будто что-то невидимое и громадное пронеслось по воздуху, лицо Скримджера окаменело, мгновенно он упал на спину и больше не шелохнулся. Я подошла к нему и, найдя завещание Дамблдора, запихнула его себе в потайной карман мантии. Невидимая сильная рука стиснула и сердце, и горло, и крепло осознание: исправить уже ничего нельзя! Нельзя опомниться, скакнуть назад на пару минут назад, быстренько изменить прошлое… Уже все случилось… Смерть — почти единственная ошибка, которую нельзя исправить. — Простите, но так нужно, — прошептала я. Пол дрогнул, из-за двери донеслись торопливые шаги, дверь распахнулась — и в нее влетел Сивый.  — Ха! Немного поздновато, Сивый, — сказала я ему, смотря на бездыханное тело министра. — Проклятье! Какого чёрта?! — За ним зашел Долохов. — Она его убила. Или он позволил убить, — ответил Сивый. — В этом «или» заключается большая разница, — заявила я. — Скажите вашему «хозяину», что Скримджер убит и больше не будет мешаться под ногами! Есть раны, которые не заживают никогда. Бывает, ты чувствуешь боль не сразу. Какое-то время ты живешь по инерции — тебе кажется, что ничего не изменилось. И все, что произошло, только сон, летучая греза. Вот сейчас ты проснешься — и все будет как прежде. Но проходит время, а тягучий кошмар продолжается, и в один прекрасный день ты, наконец, всем сердцем, всем разумом, всем существом своим осознаешь свои действия. Ты понимаешь, что ты совершила преступление, ты убила человека. От этой мысли тебе захочется колотить кулаками о стены, захочется бежать, куда глаза глядят, но ты знаешь: убежать от этого невозможно, ничто не сможет избавить тебя от этой боли. И теперь тебе с этим жить. Оказалось, что пока я бурно общалась с министром, произошла битва между мракоборцами и пожирателями в здании Министерства магии. Пожиратели смерти встретили сильное, но непродолжительное сопротивление. Большинство сотрудников министерства присягнуло новой власти либо по своей воле, либо благодаря заклятию «Империус». Так что битва больше походила на переворот. Руфус Скримджер был убит. Хотя Реддл припомнит мне его смерть парой брошенных заклятий «Круцио», он хотел узнать у бывшего министра, где прячется Поттер, но я его убила до этого. Несколько домов, принадлежавших членам Ордена Феникса или членам их семей, были надёжно защищены как силами самих орденцев, так и министерской защитой. В одном из этих домов должен был скрываться Поттер, за которым с особой страстью охотился Реддл. Как только Министерство пало, пала и его защита. Воспользовавшись суматохой в Министерстве, я аппарировала на свадьбу Флёр и Билла. Снаружи уже наступили настоящие сумерки, шатер возносился над живой изгородью белым призраком. Войдя в шатер, я наткнулась на ряды хрупких золоченых стульев, стоявших по обеим сторонам пурпурной ковровой дорожки. Столбы, на которых держался шатер, были увиты белыми и золотистыми цветами. Целая орда официантов в белых мантиях путались под ногами. Все стояли под навесом, державшимся на золотистых столбах, и прекрасный, залитый солнечным светом сад обступил гостей со всех сторон вместе с лежащим за ним сельским пейзажем. А следом из центра шатра пролилось жидкое золото, образовав посверкивающий танцевальный настил, висевшие в воздухе стулья расставились вокруг маленьких, накрытых белыми скатертями столов, приплывших вместе со стульями на землю, а на сцену вышли музыканты в золотистых костюмах. Повсюду вдруг засновали официанты с серебряными подносами, на которых стояли бокалы с тыквенным соком, сливочным пивом и огненным виски или лежали груды пирожков и бутербродов. Моя мантия была разорвана, уж и не вспомнить, где и кто мне ее порвал. Я не знала, с чего начать, впрочем, начинать было поздно. Все лица и так обратились ко мне, а люди, оказавшиеся ближе всего, нелепо застыли, не завершив танцевальных па. — Адрианна, что случилось? — подлетел ко мне Артур и встряхнул. Отдышавшись, я сообщила: — Министерство пало. Скримджер убит. Они уже близко. Тут же поднялась суматоха, шум, крики, вся свадьба превратилась в большой хаос. За шатром промелькнули несколько человек верхом на метлах. Раздался чудовищный взрыв. Шатер содрогнулась от грохота, посыпались щепки, бумажки и всякий мусор, поднялась густая белая пыль. Я прикрывала голову руками от падающих обломков. От пыли было не продохнуть и почти ничего не видно вокруг. Накинув капюшон, я стала отбиваться вместе с остальными членами Ордена. Заметив бегущего Поттера, я остановила его. — Джинни, — кричал он. — Джинни! — Поттер, бегите! — встряхнула я его. — Бегите! Толкнув его в сторону, я кинула заклятие в Пожирателя, который напал на Джинни. Официально было объявлено, что Скримджер ушёл в отставку. Министром магии сал Пий Толстоватый, подчинённый «Империусом» слуга Реддла. Ключевые посты в министерстве занимали Пожиратели и люди, добровольно поддерживающие новые порядки. Под началом Пия Толстоватого в Министерстве магии происходили кардинальные перемены в соответствии с идеологией, которую проповедовал Лорд Волан-де-Морт. Весна 2006 года. На днях выпустили Люциуса. Если честно, я его не видела, но Северус сказал, что он очень в плохом состоянии и пару недель проведет в больнице Святого Мунго. Вечером, как всегда, мы попивали чай в учительской и бурно беседовали. Все учителя, как-то незаметно, ближе к сумеркам, разошлись, в учительской остались я и Персиваль. — Как же я устала, — прошептала я. — Скорее бы каникулы. — Вы не бережете себя, свет очей моих, — ответил Персиваль. — Вы так заигрываете? — спросила я и усмехнулась. — Или это ваше воспитание? — А что, если и заигрываю? — сообщил Персиваль, встал с кресла и подошел ко мне. — Думаю, что это неприемлемо, — подняла я свою голову и посмотрела на него. От резкого движения в шее что-то щелкнула, и я стала ее разминать. — Говорю же, не бережете, — повторился он и, встав за спинку кресла и положив свои руки на мои плечи, стал массировать и разминать мне позвоночник. Я закрыла глаза и расслабилась. Уроки, вечные переживания за детей, да и отношения с Северусом были на волоске. — О боже, — протянула я. — Ваши руки творят чудеса. Вы где-то… — Кх-кх, — прервал меня кто-то. Руки Персиваля я перестала ощущать на плечах и открыла глаза. В дверях учительской стоял Северус. — Директор, — слегка удивленно произнес Персиваль. — Добрый вечер. — И вам всего хорошего, — ответил Северус, давая понять, что тому следовало бы уйти. Персиваль учтиво поклонился и молча вышел из комнаты. — Значит вот так моя жена проводит свободное время, — ядовито произнес он, не отрывая от меня своего прищуренного взгляда. — Все в рамках приличия, — ответила я ему тем же ядовитым тоном. — Я полагал, что приличие и ты — вещи несовместимые, — в той же манере уточнил Северус. — Ты нахальная, упрямая девица, которая не имеет зачатков элементарного нравственности! Какого дьявола ты здесь устроила? — И он скрестил руки на груди. — Мы всего лишь коллеги. Он всего лишь… Северус перебил меня: — Всего лишь массировал тебе шею, всего лишь… Раздосадованная, я решилась на маленькую подлость. Я встала с кресла и подошла к нему. Поймав взгляд мужа, я предала своему лицу сладострастное выражение. — Не угадал. — Голос с эротической хрипотцой заставил Северуса удивленно вскинуть бровь. Я провела по его скованной сюртуком груди пальцами, делая еще несколько шагов в сторону мужа. Поманив его пальцем, заставляя наклониться. — Я… — Легкий, почти невесомый поцелуй. — Всего лишь. — Сделала шаг так, что тела плотно соприкоснулись. — Хотела, — произнесла томно, на выдохе. — Тебя подразнить. — Я рассмеялась. — Ты доведешь меня до состояния близкого к помешательству, — предупредил он. Встав на цыпочки, я томно прошептала: — Можем начать прямо здесь, — потом нежно коснулась ладонью гладко выбритой щеки мужа. — Не возбуждает, — категорично заметил Северус. — Что? — опешила я. — Такие плоские приемчики даже я могу распознать. Другое дело, мне не понятен мотив. Очередные женские штучки? Не пытайся мной помыкать, женщина. Тем более таким образом. — Теряю сноровку, — печально сообщила я. — Вы коварная женщина, миссис Снейп. — Северус еле сдерживал улыбку. — А то, — подмигнула я ему. — Я была бы крайне признательна, если бы ты не сверлил меня так взглядом. Ты сейчас во мне дырку просверлишь. Северус схватил меня за запястье и процедил, скрепя зубами: — Увижу тебя рядом с этим недоноском… — Северус, неужели ты меня ревнуешь? — саркастично произнесла я. — Родной мой, мне так приятно. — Я предупредил тебя, — фыркнул он. — Мне что, сидеть и крестиком вышивать или печь сухарики с тмином и носить кринолин? — Попробуй, — сказал он. — Думаю, тебе это будет на пользу. — И вышел из учительской. После этого случая я старалась избегать Персиваля, чтобы не случилось того, о чем я буду жалеть. Хотя это было трудно — устоять перед таким обольстителем. На Рождественские каникулы я отправилась с детьми к магловским родственникам. После войны мы часто гостили у них, кроме Северуса, который не воспринимал их и категорически был против таких родственных отношений. Я понимала, что только усугублю своим отъездом и так натянутые отношения с Северусом, но мне нужна была передышка. Я устала от вечных ссор, от скандалов, постоянных колкостей в свой адрес. Что-то рушилось на моих глазах, и я не знала, как все остановить. У любви нет золотой середины: она либо цветет, либо увядает. Когда любовь подвергается испытаниям, она не увядает. Продолжает цвести, но утрачивает аромат. Его можно вернуть. Со временем. Настанет время, когда все будет по-нашему. Когда Судьба отойдет в сторонку и скажет: «Вам достаточно испытаний. Живите спокойно…» Перед отъездом я спросила у него: «Я думала, что все изменится, но эта гигантская пропасть разделяет нас. И, конечно, постоянные недомолвки еще больше отдаляют друг от друга». — Это семейная жизнь, дорогая моя. — С этим переездом и новой жизнью… Не знаю… Я подняла глаза, когда Северус уже вышел из спальни. — Твою же… — выругалась я. Все эти каникулы мы с детьми гуляли по паркам, обошли все магловские магазины. Дети были такие счастливые, что и я позабыла о всех своих внутренних переживаниях. Если честно, возвращаться не хотелось, но работа. Да и дети скучали по Северусу. Только мы поднялись по винтовой лестнице и открыли двери в кабинет директора, дети тут же бросились к Северусу, который сидел за письменным столом и разбирал бумаги. — Папа! — крикнул Алекс, подбежав к нему. — Папочка, — вслед за ним бежала Эйлин. Северус отстранил бумаги и подхватил Эйлин. Поцеловав ее в лоб, посадил на свои колени, в то время как Алекс бегал вокруг них и от переполняющих его чувств рассказывал Северусу о путешествии в мир маглов. Для него всегда это было чем-то волшебным. Северус улыбался ему и внимательно слушал. Я стаяла в дверях и наблюдала за этим, и было в этом что-то теплое, хрупкое и недосягаемое. Северус внезапно посмотрел на меня и улыбнулся. — Папа, мы и тебе купили подарок, — сказал Алекс, подбежав ко мне, и выхватил бумажную коробку у меня из рук. — Думаю, тебе должно понравиться, — добавила я, когда Алекс уже подал коробку Северусу. Он развернул ее и достал оттуда черный шерстяной шарф. — Спасибо, дорогая, — поблагодарив Северус и отложил подарок на стол. Я, взяв сумку, прошла в спальню, закрыв за собой дверь. Кинув мантию и сумку, я подошла к окну. Тёмно-красное тяжелое солнце склонялось к едва заметной линии горизонта — там, где заканчивался лес. Уставившись в небо, я провожала взглядом этот день. Дверь в спальню открылась. Мне казалось, что лучше уже быть не может, как вдруг Северус обнял меня сзади. Его сильные руки так уверенно и спокойно обнимали мою талию.  — Я соскучился, — хрипло выдохнул он. Он дунул на мою мочку уха, потом осторожно слегка укусил ее, и я почувствовала, как грудь стало покалывать от возбуждения и удовольствия. Осторожно убрав мои длинные, слегка вьющиеся волосы на бок, Северус покрыл мою шею страстными поцелуями. И в следующее мгновение он развернул меня к себе, как бы проверяя, правильно ли он догадался, а я весело смотрела в его удивленные глаза. Я подняла голову. Растерянность и страсть были в его темных глазах, пытливо вглядывавшихся в мое лицо. — Северус… Этот отрывистый шепот вырвался у меня непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест. — Ты остаешься со мной? — Остаюсь с тобой? Почему? Мы же все время ругаемся, Северус! — Вот почему! Мы ругаемся! Ты меня называешь самодовольным мерзавцем, я тебя — занозой в моей заднице! Ну и что? Ты такая почти всегда! Я не боюсь тебя обидеть. Ты в две секунды успокоишься и опять начнешь выводить меня из себя! — Вывод? — Жизнь будет не легкой, а, наоборот, очень трудной. Придется бороться с этим каждый день, но я буду бороться, потому что ты мне нужна! Я хочу, чтобы ты была со мной, каждый миг, всегда! Я тебя прошу, пожалуйста… — Не знаю, что и сказать. — Впервые в жизни, да? Вдруг он чуть улыбнулся и приблизился к моим губам. Я с удовольствием обняла его за шею и прильнула к нему. Его губы были приятно горячи и сильны, Северус страстно целовал мои губы, а я ничего не могла поделать. — Даже спустя двадцать лет с каждым поцелуем я вновь и вновь в тебя влюбляюсь, — прошептал Северус. Я отдавалась его прикосновениям, ни о чем не думая. Через секунду я уже потерялась в его горячих объятиях и не могла понять, где заканчивается моё тело и начинается его. Его поцелуи как будто были везде. Я млела, отвечала на его движения как могла и не была способна даже представить, что именно мы сейчас делаем. Он опьянил меня, а его ласки не давали мне прийти в себя ни на секунду. Я целовала, обнимала и гладила Северуса, но большей частью покорно выгибалась в его руках, плавилась и стонала от удовольствия. Утром меня разбудили дети, которые прыгали на кровати и кидались подушками. Август 1997 года. Я вижу один и тот же сон. Каждую ночь… Кошмар начался, как и всегда, туманом. Прошло много лет с тех пор, как я видела этот сон в последний раз, но моя бессознательная память вспомнила даже то, как развивается сон, и я стала крутиться, биться, страшась того, что наступит. Затем я опять бежала, стук моего напряженного сердца отдавался у меня в ушах, я прорывалась через плотный белый туман, который окутывал холодными завитушками мою шею, ноги и руки. Мне было холодно, смертельно холодно, и мне было страшно. Сон был все тот же, он всегда был одинаковым, но каждый раз хуже предыдущего, как будто ужас, страх и холод нарастали, становились сильнее. Так как в прошлом сне я бежала и видела что-то неизвестное, незнакомое впереди, а теперь я могла различить сквозь пелену тумана темный силуэт, медленно приближавшийся ко мне. И я знала, что это было именно то, от чего я бегу, и что когда он меня настигнет, то сон потеряет свою силу, исчезнет и никогда больше не возвратится. Я бежала и бежала, но он все равно приближался, все время. — Нет! Нет!!! — Я вскрикнула и проснулась. Я была вся в поту, посмотрела на руки, они дрожали. После череды пыток я скрывалась в своем доме уже почти месяц. Том был вне себя оттого, что я убила Скримджера, не дав ему разузнать, где скрывается Поттер. — Наконец, внутри Министерства набирается достаточно «своих людей», и можно приступить к захвату власти… — по-змеиному сказал Том. — Переворот прошел гладко и практически бесшумно, — ответила я. — По официальной версии Скримджер просто подал в отставку, его сменил Пий Толстоватый, а на нем лежит заклятие «Империус». Теперь можешь объявить себя министром магии, — закончила я. Том усмехнулся: — Я в этом не нуждаюсь, Арианрода. По существу, я и есть министр, только зачем мне сидеть в министерском кабинете? Пий занимается всеми текущими делами, позволяя мне свободно утверждать свою власть за пределами Министерства. Лучше быть в тени и наслаждаться замешательством, неопределенностью и страхом. — Ну да, как же я забыла, — уточнила я. — Прыгнуть выше всех! У тебя комплекс неполноценности, видать, еще с детства! — Замолчи, Арианрода! — скомандовал Том. — Твое мнение меня не интересует! — Неужели? — удивилась я. — Значит, я могу быть полностью от тебя свободна? — Не совсем, — отрезал Том. — Поймай мне мальчишку! — А я самоубийцу отродясь не изображала… — рявкнула я, ощутив отвращение и гнев. -Надеюсь, в аду тебя уже заждались, потому что здесь по тебе никто скучать не станет. — Ты все равно будет просыпаться ночью не только из-за шума. Мучаясь кошмарами, ты будешь просыпаться от собственного крика. — Том сказал мне это в спину, когда я подошла к двери и открыла ее. — Что будет со мной, это не твоя забота. Вот что будет с тобой, это мы еще посмотрим. В Министерстве я появлялась редко, то, что там творилось, я просто не хотела видеть. Настали тяжелые времена, когда власть находилась в руках Пожирателей смерти. Произошли заметные изменения, самое значительное из них — учреждение Комиссии по учёту магловских выродков, принимающей решение о лишении маглорождённых волшебников магических прав, а в некоторых случаях и жизни. Комиссию возглавила известная маглоненавистница Долорес Джейн Амбридж. Задача комиссии — поимка маглорожденных и осуществление суда над ними. Также изменения достигли и стен Хогвартса. В школу принимали только полукровок и, естественно, чистокровных волшебников. Что же касалось учебной программы, то предмет Магловедения стал обязательным, а профессор Кэрроу, кстати, Пожирательница смерти, не скупилась на унижения и оскорбления в сторону маглов. Тотальная пропагандистская машина начала свою работу — «Ежедневный пророк» каждый день строчил статьи о том, что маглорожденные волшебники погубят магическое сообщество, что они очень опасны и тому подобное. Другие издательства также были вынуждены печатать подобную лабуду. Активно в больших количествах начали издаваться антимагловские книги. Также были приняты некоторые меры предосторожности. Сотрудники Министерства магии теперь вынуждены были попадать в здание крайне странным образом. Каждое рабочее утро они спускались в обычный на первый взгляд подземный общественный туалет с выложенными черной и белой плиткой стенами. Они вставляли жетон Министерства в прорезь в двери кабинки, вставали ногами в унитаз и спускали воду, в следующий момент они оказывались в одном из каминов в Атриуме Министерства. Волшебники предполагали, что эти меры приняты для того, чтобы Поттеру было сложнее попасть в Министерство. Ведь его объявили в розыск. Помимо этого из Атриума исчез Фонтан Магического Братства. Теперь в центре холла стояла огромная статуя из черного камня: волшебник и волшебница, сидящие на телах маглов. На цоколе статуи были выбиты слова: «Магия — сила». Исподволь Пожиратели проникают в министерство, вербуя себе сторонников или накладывая подчиняющее заклинание «Империус» на тех, кто занимает важные посты. Я пила кофе у себя в столовой, когда раздался, отозвавшись эхом, громкий хлопок, — и передо мной возник Добби. — Мисс Дамблдор, — поклонился Добби и протянул мне номер «Ежедневного пророка». На меня смотрел большой портрет крючконосого, черноволосого мужчины, заголовок под фотографией сообщал: «СЕВЕРУС СНЕЙП УТВЕРЖДЕН В ДОЛЖНОСТИ ДИРЕКТОРА ХОГВАРТСА». — Не может быть! — воскликнула я и начала вслух читать сопровождающую снимок статью: — «Северус Снейп, долгое время преподававший зельеварение в школе чародейства и волшебства „Хогвартс“, поставлен сегодня во главе этого древнего учебного заведения. Это назначение стало частью некоторых изменений в штатном составе школы. После отставки прежнего преподавателя магловедения ее пост заняла Алекто Кэрроу, между тем как брат Алекто, Амикус, стал профессором защиты от Темных искусств. — Я рад возможности оказать поддержку наичистейшим традициям и ценностям нашего чародейства…» — Снейп в директорах! Снейп в кабинете отца… Ну что ж, по крайней мере, теперь я точно знаю, где найти Снейпа, — гневно сказала я. — Добби лишь хотел помочь, мисс Дамблдор, — захлопав ушами, сказал Добби. — Добби, ты и вправду мне очень помогаешь, — ответила я и кинула газету на стол. — Сегодня Добби видел Кикимера в косом переулке и ему показалась это любопытным, — торопясь, произнес эльф. — А потом Добби услышал, как Кикимер упоминает имя Гарри Поттера, а потом Добби увидел, как Кикимер разговаривает с Наземникусом. «И что же им понадобилось от Наземникуса Флетчера?» — подумала я. — Спасибо, Добби. И кстати, проследи за этой троицей на всякий случай. — Добби сделает все, чтобы помочь Гарри Поттеру, — ответил он и исчез. В последние дни политика Министерства изменилась очень круто, пошли разговоры, что за этим стоит Реддл. Но в том то все и дело — только разговоры, да еще и шепотом. Никто не осмеливался говорить с другими откровенно, не знал, кому можно доверять, каждый боялся раскрыть рот — вдруг его подозрения верны, а родные уже намечены в жертвы. Да, Реддл вел игру очень умную. Принесенный Добби номер «Ежедневного пророка» по-прежнему лежал на столе. Я подошла к столу, села, наобум открыл газету, и мне попалось на глаза имя Дамблдора. Прошла секунда, другая, прежде чем я поняла все значение изображавшей семейную группу фотографии, под которой значилось: «Семья Дамблдоров. Слева направо: Альбус, Персиваль, держащий новорожденную Ариану, Кендра и Аберфорт». Я вгляделась в фотографию. Отец Дамблдора, Персиваль, был человеком приятной наружности, глаза его поблескивали даже на этой выцветшей от старости фотографии. Малышка Ариана была не больше хлебного батона, да и отличительных черт у нее было мало. Угольно-черные волосы матери, Кендры, были стянуты на затылке в узел. Лицо ее казалось точеным, она была в закрытом шелковом платье. Я, всматриваясь в темные глаза, высокие скулы и прямой нос Кендры, почему-то вдруг вспомнила об американских индейцах. Альбус и Аберфорт были в одинаковых камзольчиках с кружевными воротниками и волосы носили одной длины — до плеч. Альбус явно был на несколько лет старше брата, но в остальном мальчики очень походили один на другого — снимок сделали еще до того, как Альбус начал носить очки, а нос его оказался сломанным. Вполне счастливая, обычная семья мирно улыбалась с газетной страницы. Однако поверх фотографии я увидела заголовок: «ЭКСКЛЮЗИВНЫЙ ФРАГМЕНТ ИЗ ВЫХОДЯЩЕЙ В СВЕТ БИОГРАФИИ АЛЬБУСА ДАМБЛДОРА». Автор: Рита Скитер. Решив, что хуже ему все равно не будет, я приступила к чтению: «После широко освещавшегося в прессе ареста Персиваля и его заключения в Азкабан гордая и надменная Кендра Дамблдор не могла и дальше сносить жизнь в Насыпном Нагорье. Поэтому она решила сменить место жительства и перебралась с семьей в Годрикову Впадину, деревню, которая прославилась впоследствии как место странного спасения Гарри Поттера от Сами-Знаете-Кого. В Годриковой Впадине, как и в Насыпном Нагорье, проживало немало семей волшебников, но, поскольку Кендра никого из них не знала, она была избавлена от возбуждаемого преступлением мужа любопытства, с которым ей приходилось сталкиваться на прежнем месте. Она раз за разом наотрез отвергала попытки соседей подружиться с ней и вскоре добилась того, что ее семью оставили в покое. — Захлопнула дверь перед моим носом, когда я напекла булочек и пошла к ним, чтобы поздравить с приездом, — говорит Батильда Бэгшот. — За первый год, который они тут прожили, я только двух мальчиков и видела. Я не узнала бы о существовании дочери, если бы зимой, вскоре после их приезда, не собирала при луне заунывников и не увидела, как Кендра выводит Ариану на прогулку по заднему двору. Крепко держа девочку за руку, она дважды обошла с ней вокруг лужайки и увела в дом. Я не знала, что и думать. Похоже, Кендра считала, что переезд в Годрикову Впадину дал ей прекрасную возможность раз и навсегда укрыть Ариану от посторонних глаз. Не исключено, что этот замысел вызревал у нее годами. Немаловажную роль играл и выбор времени. Ариане, когда она исчезла из общего поля зрения, едва исполнилось семь лет, а, по мнению специалистов, семь лет — это возраст, в котором проявляются магические способности, если, конечно, они у ребенка имеются. Поэтому представляется несомненным, что Кендра приняла решение скорее скрыть само существование дочери, чем страдать от позора, признав, что она породила на свет сквиба. Вдали от знавших Ариану друзей и соседей Кендре, разумеется, было легче навсегда заточить девочку в доме. С той поры людей, которые знали о существовании Арианы, можно было пересчитать по пальцам, и эти люди готовы были сохранять его в тайне. В их число входили и двое ее братьев, отвечавших на неудобные вопросы так, как велела им мать: „Учиться в школе сестре не позволяет слабое здоровье“. Читайте на следующей неделе: Альбус Дамблдор в Хогвартсе — призы и претензии». Я ошиблась — от прочитанного мне стало хуже. Я снова взглянула на фотографию счастливой с виду семьи. Правда ли то, что я прочитала? И как это можно выяснить? Мне хотелось отправиться в Годрикову Впадину, пусть даже Батильда пребывает не в том состоянии, чтобы со мной разговаривать; хотелось посетить место, в котором отец лишился своих близких. Сентябрь 1997 года и С утра в Атриуме уже толпился народ. Лифт остановился, двери его отворились, и я вошла. В лифте, кроме меня, уже был Реджинальда Кроткотта, работник Отдела магического хозяйства. Низкого роста, с физиономией, похожей на хорька. Видимо, не слишком умный, но зато законопослушный волшебник. И Альберт Ранкорн, крепкий волшебник, с черной бородой и скрипучим голосом. Его основной работой стало выявление маглорожденных волшебников в первую очередь среди работников Министерства. Находясь на этой должности он, в частности, раскрыл, что Дирк Крессвелл своё генеалогическое дерево сфальсифицировал. Это дало возможность Комиссии по учёту магловских выродков отстранить Крессвелла от должности и отправить его в Азкабан. Двери лифта закрылись, и мы поехали. — Здравствуйте, мисс Монфор-лʼАмори. — А, Редж, здравствуйте, — сказала я, оглянувшись на звук стекавшей с Кроткотта воды. — Это ведь вашу жену допрашивают сегодня? Э-э… Что с вами? Почему вы такой мокрый? — Это у Яксли в кабинете дождь идет, — ответил Кроткотт. — Я пытался остановить его, но не смог, ну и меня послали за Берни — Пиллсуортом, что ли, по-моему, они его так назвали… — Да, в последнее время во многих кабинетах дождит, — сказала я. — А заклинание «Метео реканто» вы не пробовали? Блетчли оно помогло. — «Метео реканто»? — пробормотал Кроткотт. — Нет, не пробовал. Спасибо, спасибо, Адрианна. Двери лифта отворились и Кроткотт исчез. Его сменил Перси Уизли, уткнувшийся носом в какие-то документы. — Погрязли в документах, Перси? — уточнила я. Увидев меня, он побагровел и, едва лифт остановился, выскочил из него. Ранкорн попытался последовать за ним, но я остановила его. — Минутку, Ранкорн. Двери снова закрылись, лифт, лязгая, поехал, а я сказала: — Я слышала, вы донесли на Дирка Крессвелла. — Не понял, — сказал он. — Не притворяйтесь, Ранкорн, — резко произнесла я. — Вы разоблачили мага, подделавшего свою родословную, не так ли? — Я… что я сделал? — спросил Ранкорн. — Ну так вот, Дирк Крессвелл — волшебник, каким вы не станете, даже если вас на десять помножить, — негромко сказала я, когда лифт снова поехал вниз. — И если он выживет в Азкабане, вам придется отвечать перед ним, не говоря уж о его жене, сыновьях и родственниках… — Адрианна, — перебил меня Ранкорн, — вам известно, что за вами следят? — Это что — угроза, Ранкорн? — громко осведомилась я. — Нет, — ответил он, — это факт! Они наблюдают за каждым вашим шагом… Двери лифта открылись. Мы добрались до моего Отдела. Я смерила Ранкорна уничтожающим взглядом и вышла. Собрав все документы в кабинете, я отправила их на рассмотрение министру, в том числе и свое заявление об увольнении. Дождавшись лифта, я спустилась вниз в Атриум. Выйдя из него я увидела очень странную картину: из соседнего лифта Поттер и Гермиона вышли практически незамеченными, очень запуганная женщина цеплялась за Кроткотта. Тут я оглянулась и увидела Реджинальда Кроткотта, идущего в сторону лифта. В то время как другой Кроткотт, к которому прижималась женщина, был Рон, возвратившийся к своему облику. Яксли в это же время молниеносно вылетел из лифта, и трио пустилось бежать. Он преследовал бегущих, нацепив капюшон, я отошла, когда он проходил мимо меня в сторону каминов. В Атриуме закричали: «Гарри Поттер! Это ведь Гарри Поттер!» — и я тут же побежала за Яксли. — Вон он! — заорала охрана. — За ним! Быстро! Толпа загалдела, полетели заклинания и крики. Тут же камины один за одним стали закрываться, троица бежала, кидая в Яксли заклинания, но безрезультатно. Видать, Яксли отдал приказ запечатать камины. Бежать им было уже некуда, и тогда с палочки Яксли слетело заклинание. — «Экспеллиармус»! — выкрикнула я, и палочка Яксли отлетела. В эту же минуты брошенное заклинание Яксли влетело в воронку уже трансгрессирующей Троицы, в которую его самого и затянуло следом. Я тут же исчезла из Министерства. Длинная комната, освещаемая только горящим камином. Я не успела и войти, как в меня полетело заклинание «Круцио», я упала на пол. Стоящий в дверях Сивый схватил меня и поволок в центр комнаты. Я извивалась и билась об пол от конвульсий. Том заговорил высоким, холодным, безжалостным голосом: — Я не уверен, что готов простить тебя и на этот раз… Я лишь молчала, говорить я просто физически не могла. Боль разлилась по всему телу. Я, сжав кулаки, терпела очередную порцию заклятий. — Гарри Поттеру снова удалось улизнуть? Сивый, дай-ка Арианроде еще раз вкусить нашего неудовольствия… В камине упало разломившееся полено, взвилось пламя, свет пронесся по белому, полному ужаса лицу Тома. — Ну же, тебе ли не знать, каков я в гневе! — рявкнул Том. — Ты думала, до меня не дойдет? — Пусти меня, — напряженным голосом потребовала я. Внезапно я почувствовала, что сильные руки меня подняли. Сивый держал меня за локоть. Я открыла глаза и постаралась прийти в себя. Я пошатнулась и оттолкнула его от себя. — Сивый, ты можешь быть свободен, — скомандовал Том. — Да, Хозяин, — грубо ответил он и вышел из зала. — Ты думаешь, я позволю тебе уйти, любовь моя? — Том сделал пару шагов ко мне. Он крепко обхватил меня руками, притянул ближе к себе и прикусил мою губу. — Я вот подумал, — произнес он, уткнувшись носом мои в волосы, — ведь я ничего о тебе не знаю, Арианрода, и никто не знает. — И никогда об этом не узнаешь. — Я оттолкнула его от себя. — Что ж, ты делаешь хуже только себе. — И опять меня сковала пронзительная боль. Тело билось об пол, боль пронзила меня, и я закричала, упав опять на холодный, черный, мраморный пол. Я ушла из Министерства, я больше не могла работать там. Сейчас я осознаю, что я поступила необдуманно и этот уход еще больше усугубил мое и так не стойкое положение, особенно в то время. Я сидела в столовой, когда появился Добби. — Ну… — произнес Добби. Он помялся, потом подал мне номер «Ежедневного пророка». — Вот, — сказал он и через стол подтолкнул газету ко мне. Я расправил газету на столе. Всю первую страницу занимала моя огромная фотография. Заголовок над ней гласил: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЛЯ ДОПРОСА АРИАНРОДА МОНФОР-ЛʼАМОРИ». Я оттолкнула от себя газету, читать статью мне не хотелось — и так было ясно, что в ней сказано. Естественно, мне пришлось скрываться ото всех после того, как на меня объявили охоту. Как-то я блуждала в Косом переулке, и меня схватил кто-то за рукав мантии,потащил в темный угол. Я хотела выкрикнуть заклинания, но мой рот сжали рукой и сильнее прислонили к каменной, грязной стене переулка. В темноте было трудно разобрать, только его шепот дал понять, кто стоит передо мной. — Ты совсем сдурела, — прошептал Северус и убрал ладонь с моего рта. — Тебя объявили в розыск. — А ты иди, сдай меня, — рявкнула я. — Если бы хотел, давно бы сдал, — предупредил Северус. — Это опасно, Анри, разгуливать по Косому переулку. — Может, я этого и добиваюсь, — отрезала я. Сигналы тревоги не умолкали с того самого дня. Тогда я поняла: они были сорваны в мгновение ока, замки от шкатулки с кошмарами, погребённые в глубинах моего сердца. Казалось, что уже никто не сможет пробиться сквозь бесчисленные защитные слои, подобные земной коре и мантии, покрывающих ядро. Этот мужчина — словно стихийное бедствие, против которого человек не выстоит. Одним случайным прикосновением он с легкостью всё сокрушил… Я страшилась встречи с Северусом… — Убей меня! — задыхаясь, сказала я, не ощущая никакого страха — только гнев и презрение. — Убей, как убил его, трусливый… — Не смей! — взвизгнул Северус, и лицо его внезапно стало безумным, нечеловеческим, как будто он испытывал такую же муку, как жалобно воющий пес, запертый в горящей хижине. — Не смей называть меня трусом! — Я ненавижу тебя. — Я, закрыв руками лицо, скатилась по стене и заплакала. Северус склонился надо мной и приподнял. Он обнял меня, и его рука слегка тронула мое заплаканное лицо. — Магия появляется из страданий. Чем тебе хуже на душе, тем сильнее ты магически. — Ужасная система, — шмыгнула носом я. — Почему она не может развиваться на любви или… кокаине? — Готов поспорить, что твоя жизнь никогда не будет скучной, — сказал Северус. — И ты решил именно сейчас поговорить об этом перед лицом смерти? — Я бы сделал что угодно… —Не надо, Северус… — Думаешь, я не пытался найти выход из этой ситуации? Пытался. И ничего. Мы столько лет шли бок о бок, и с нами ничего не происходило, а когда произошло, у нас не хватило смелости поговорить об этом. — Я думала, что могу начать с чистого листа, но оказалось, что нет никакого нового начала, не важно, куда я иду, что делаю, прошлое следует за мной по пятам. — Закрой глаза, представь, что это дурной сон. Я всегда так делаю, — съязвил Северус. — Неужели ты бросишь слабую женщину на растерзание Реддлу? — Я огляделась и убедилась, что нас никто не видит. — Да, его в самом деле надо пожалеть, — серьезно согласился Северус. — Он тебя пытает. — Северус провел по моей щеке ладонью. — Пока терпимо, — сказала я и уткнулась в его грудь. — Хотела бы я любить хоть что-то так же, как я все ненавижу. — Сколько раз об дверь головой? — ухмыльнулся Северус. — Сто пятьдесят семь раз, -ответила я и улыбнулась. — Но пока я не буду оголять интимные места этой тайны и выставлять на обозрение. — Невыносимая девчонка, — прохрипел Северус мне прямо в ухо. — Скажи мне, кто был твоим информатором? — спросила я и подняла заплаканное лицо. — Я применил «Конфундус» к Наземникусу, — ответил Северус, сильнее прижав меня к себе. — Я так и думал, что это ты посоветовала Ордену использовать двойников. — Мне нужно было спасти Поттера, — ответила я и слегка коснулась губами его подбородка. — А как же ловля? — очнулась я. — Ты чуть не убил Джорджа! — Мне нужно было играть свою роль убедительно… — Не успел он досказать, как в переулке появились парочка волшебников. Северус прижал меня сильнее и закрыл своим капюшоном наши лица. — Ну и нашли место, — проворчал волшебник за спиной Северуса. — Ты чуть не убил его, — напомнила я. — Я промахнулся, когда кидал заклинание, — печально ответил Северус. — И убийца у нас ты. — Так было нужно, — выдохнула я, вспомнив вечер при захвате Министерства. — Он узнал, что я дочь Дамблдора. Я не могла Скримджера отдать живым Реддлу. — Он угрожал тебе. — Северус приподнял свою бровь. — Северус, я устала лгать, — прошептала я. Северус приподнял мой подбородок и его губы коснулись моих. — Мы сделали то, что должны были сделать, моя дорогая, — сказал он. — Кстати, тебя нужно поздравить, — прошептала я. — Лучше уж я, чем отдать Хогвартс на растерзание Кэрроу… — Я очень надеюсь, что ты еще долго не выйдешь из круга доверия Тома. — Я прижалась к нему сильнее. — Сколько разных жизней у нас могло бы быть, если бы мы сделали другой выбор. — А если всегда есть только один выбор? Если все остальные ошибочны и жизнь пыталась давать какие-то знаки? — Тогда любой выбор привел бы нас к этому моменту. Один неверный поворот — и мы не были бы здесь вместе. Это о многом говорит. Это говорит об очень-очень многом. — И что теперь? — спросила я. — Где Поттер и его верные друзья? — Они разбили палатку в лесу Дин, — ответил Северус. — Значит, они ищут крестражи, -уточнила я. — Сейчас нужно, чтобы меч Гриффиндора оказался у Поттера, — сказал Северус и поцеловал меня в висок. — Зачем? — Дамблдор отказался мне на это ответить, — пожал плечами он. — Он даже после смерти плетет интриги, — сказала я. — Мне пора, — внезапно сказал Северус и поцеловал меня напоследок. — Будь осторожнее, Северус, боюсь, они могут плохо встретить тебя после истории с Джорджем. Северус обернулся: — Не беспокойся, Анри, — сказал он холодно. — У меня есть план… И, как-то незаметно, наступила вторая самая одинокая ночь в году — канун Рождества. Ночь, которая приносит хорошо знакомые «праздничные» чувства: безнадежности, тоски и отчаяния. Не самое лучшее время для одинокого полета. Должен быть хоть кто-то, кто поможет пережить Рождество, и я отправилась к дедушке и бабушке. Я упала на колени, когда появилась на поляне возле дома. И сейчас вспоминаю все, что тогда я увидела, захватывающее до ужаса. До сих пор в глазах стоит это пепелище. Крыши у дома уже не было. Она прогорела. Из ее остатков торчали обуглившиеся от огня стропила. Над ними вился дым. Внутри дома все завывало и трещало. Из него вылетали языки пламени. Я бросилась к обгорелому дому, крича, зовя дедушку и бабушку. От пара и дыма у меня заслезились глаза. Где-то недалеко послышались быстрые шаги. Вытащив палочку из кармана мантии, я побежала в сторону звука и увидела Долохова, Родольфуса Лестрейнджа, Люциуса и Беллатрису, которая громко хохотала. — «Ступефай»! — выкрикнула она, когда увидела меня. Полетели заклинания, но силы были явно не равны. Я знала, что Беллатриса обладает огромным магическим мастерством при полном отсутствии совести. — «Редукто»! — наставив на нее палочку, закричала я и упала на снег, заклятие оглушило меня. Беллатрису в этот же миг отбросило. Тут же Долохов бросил в меня «Петрификус Тоталус». Тело мое парализовало; взмахнув палочкой из последних сил, я наставила ее на группу Пожирателей и крикнула: «Сектумсемпра». Что случилось дальше, я не помню. Пожиратели сразу же трансгрессировали, оставив меня на снегу возле выжженного дома. Очнувшись, я встала с земли и оглянулась. От дома остались лишь обугленные балки. Дедушки и бабушки нигде не было видно. Войдя в коридор разрушенного дома, я поплелась по обгорелому полу, внимательно смотря под ноги. — Не-е-ет! — Я упала на колени. — Не-е-ет! Пустые слова не могут изменить того, что бренные останки моих любимых лежат здесь, под снегом и пеплом. Вдруг полились слезы, я не успела их удержать; горячие, обжигающие, они мгновенно замерзали на щеках — и не было смысла вытирать их. Пусть текут, что толку притворяться? Я стиснула губы, уставившись на снег. От них остался только прах. — Я убью тебя, Том! — заорала я. — Я убью тебя!