Забытая жизнь

Май 1998 года. Рон и Гермиона были слегка ошарашены, но речь Гарри явно произвела на них впечатление. Все вместе мы подошли к двери напротив и постучались. В ответ раздалось еле слышное «войдите». Мастер волшебных палочек лежал на двуспальной кровати с той стороны, что дальше от окна. Его продержали в подвале больше года и по крайней мере один раз пытали. Он страшно исхудал, кости лица выпирали из-под желтоватой кожи. Большие серебристые глаза ввалились. Руки, лежавшие поверх одеяла, могли бы принадлежать скелету. Поттер присел на свободную половину кровати, рядом сели Рон с Гермионой. Я подошла к окну, отсюда не было видно восходящего солнца: окно выходило в сад с видом на утесы. — Мистер Олливандер, простите, что мы вас побеспокоили, — начал Поттер. — Мой милый мальчик, — слабым голосом отвечал Олливандер, — ты спас нас всех. Я уж думал, мы умрем в этом подвале… Не знаю, как тебя и благодарить. — Мы были только рады это сделать. Поттер вынул из кармана мешочек и вынул из него сломанную пополам волшебную палочку. — Мистер Олливандер, мне нужна помощь. — Все, что угодно! Все, что угодно! — чуть слышно ответил мастер. — Вы можете это починить? Ее вообще можно починить? Олливандер протянул дрожащую руку. Поттер положил ему на ладонь соединенные хрупкой перемычкой половинки волшебной палочки. — Остролист и перо феникса, — проговорил Олливандер срывающимся голосом. — Одиннадцать дюймов. Тонкая и гибкая… — Да, — сказал Гарри. — Так вы можете?.. — Нет, — прошептал Олливандер. — Мне очень, очень жаль, но я не знаю средства починить волшебную палочку, получившую настолько серьезные повреждения. Он забрал половинки палочки и снова спрятал их в мешочек. Тут же Поттер вынул из кармана еще две волшебные палочки. — Вы можете определить, чьи они? Мастер взял первую палочку и поднес ее к самым глазам. Повертел узловатыми пальцами, чуть согнул. — Грецкий орех и сердечная жила дракона, — проговорил он. — Двенадцать и три четверти дюйма. Прочная, жесткая. Эта палочка принадлежала Беллатрисе Лестрейндж. — А эта? Олливандер так же внимательно осмотрел вторую палочку. — Боярышник и волос единорога. Ровно десять дюймов. Умеренной упругости. Это была палочка Драко Малфоя. — Была? — повторил Гарри. — Она же и сейчас его? — Не думаю. Если вы взяли ее с бою… — Ну да. — Скорее всего, она теперь ваша. Разумеется, тут имеет значение, как именно волшебная палочка перешла из рук в руки. Многое зависит и от самой палочки. Но в целом волшебная палочка, взятая в бою, честно служит новому владельцу. В комнате было очень тихо, только вдалеке плескалось море. — Вы так говорите о волшебных палочках, как будто они живые, — сказал Поттер. — Как будто они чувствуют, сами что-то решают. — Волшебная палочка выбирает себе волшебника, — сказал Олливандер. — Те, кто изучает волшебные палочки, всегда знали об этом. — И все-таки можно пользоваться волшебной палочкой, которая тебя не выбирала? — спросил Поттер. — О да, если вы настоящий волшебник, то можете направлять свою магию практически через любой инструмент. Однако самые лучшие результаты достигаются в тех случаях, когда между палочкой и волшебником существует духовное родство. Эти взаимоотношения очень сложны. Вначале взаимное притяжение, потом совместный опыт… Палочка учится у волшебника, волшебник — у палочки. Волны разбивались о берег и снова откатывались назад — печальный звук. — Я отобрал эту палочку у Драко Малфоя, — сказал Поттер. — Будет она меня слушаться? — Полагаю, да. Принадлежностью волшебной палочки управляют сложнейшие законы, но, как правило, палочка побежденного покоряется новому хозяину. — А мне, значит, можно пользоваться этой? — Рон вытащил из кармана и протянул Олливандеру палочку Хвоста. — Каштан и сердечная жила дракона, девять дюймов с четвертью. Хрупкая. Меня заставили сделать ее вскоре после того, как похитили, — для Питера Петтигрю. Да, если вы взяли ее с бою, она будет слушаться вас охотней, чем любая другая палочка. — Это со всеми палочками так? — спросил Поттер. — Думаю, да, — ответил Олливандер, глядя на него выпуклыми глазами. — Вы задаете глубокие вопросы, мистер Поттер. Наука о волшебных палочках — весьма сложная отрасль магии, полная тайн и загадок. — Выходит, не обязательно убивать прежнего хозяина, чтобы завладеть волшебной палочкой? — спросил он. Олливандер поперхнулся: — Убивать прежнего хозяина? Что вы, я бы не сказал, что это обязательно. — Существуют легенды, — проговорил Поттер. — Легенды о волшебной палочке — или нескольких палочках, — которые переходили от одного хозяина к другому посредством убийства. Олливандер побледнел. Его лицо казалось тускло-серым на фоне белоснежной наволочки, огромные глаза в кровавых прожилках выпучились, как будто от страха. — Я думаю, всего одна палочка, — прошептал он. — И Сами-Знаете-Кто интересуется этой палочкой, так? — спросил Поттер. — Я… как вы узнали? — прохрипел Олливандер, с мольбой оглядываясь на Рона и Гермиону. — Он хотел, чтобы вы научили его, как преодолеть связь между нашими волшебными палочками, — сказал Поттер. Олливандер пришел в ужас. — Он мучил меня, поймите! Заклятие «Круциатус»! Я… я не мог не рассказать ему, о чем знал… вернее, догадывался… — Я понимаю, — сказал Поттер. — Вы рассказали ему о перьях близнецах? Посоветовали просто напросто одолжить чужую волшебную палочку? Олливандер медленно кивнул, потрясенный осведомленностью Гарри. — Только это не сработало, — продолжал Поттер. — Моя палочка все равно победила ту, одолженную. Вы можете объяснить, почему так вышло? Олливандер покачал головой — так же медленно, как только что кивал. — Я… никогда не слышал ни о чем подобном. В ту ночь ваша палочка совершила нечто беспрецедентное. Связь двух сердцевин — редчайшее явление, а уж почему ваша волшебная палочка переломила чужую, взятую на время, я просто не могу себе представить… — Мы сейчас говорили о другой палочке — той, что переходит из рук в руки посредством убийства. Когда Сами-Знаете-Кто понял, что моя волшебная палочка ведет себя странно, он опять пришел к вам и спросил про ту самую, другую, правильно? — Откуда вы знаете? Поттер не ответил. — Да, он спросил, — прошептал Олливандер. — Он требовал рассказать все, что я знаю о волшебной палочке, которую именуют то Смертоносной, то Жезлом Судьбы или же Бузинной палочкой. Поттер покосился на Гермиону. Она была потрясена до глубины души. — Темный Лорд, — испуганным шепотом продолжал Олливандер, — всегда был доволен палочкой, которую я для него сделал — тис и перо феникса, тринадцать с половиной дюймов, — пока не узнал о родстве двух сердцевин. Теперь он ищет себе другую палочку, более могущественную, считая это единственным способом победить вас. — Очень скоро он узнает, что моя палочка безнадежно сломана, — тихо сказал Поттер. — А может быть, уже знает. — Нет! — вскрикнула Гермиона. — Откуда он может это узнать, Гарри? — «Приори инкантатем», — ответил Поттер. — Твоя палочка, Гермиона, и палочка из терновника остались у Малфоев. Если они их как следует осмотрят и заставят воспроизвести свои последние заклинания, то поймут, что твоя палочка разбила мою, увидят, как ты пыталась ее починить и у тебя ничего не получилось. Они поймут, что я потому и пользовался палочкой из терновника. Гермиона, к которой только только вернулся румянец после сегодняшних испытаний, опять побелела. Рон взглянул на Гарри с упреком. — Давайте пока не будем об этом… Но Рона перебил мистер Олливандер: — Темный Лорд не только из-за вас ищет Бузинную палочку, мистер Поттер. Он стремится завладеть ею, считая, что она сделает его поистине непобедимым. — А это правда? — Владелец Бузинной палочки должен постоянно опасаться нападения, — сказал мистер Олливандер. — Однако нельзя не признаться, идея о Темном Лорде, владеющем Бузинной палочкой, впечатляет. — Так вы думаете, эта палочка существует на самом деле, мистер Олливандер? — спросила Гермиона. — О да! — ответил мистер Олливандер. — Вполне возможно проследить ее судьбу. Есть, безусловно, пробелы, значительные промежутки времени, когда она терялась или же ее скрывали, но всякий раз она снова выходила на свет. Есть характерные признаки, по которым человек сведущий всегда может ее опознать. И я, и другие исследователи изучали письменные источники, некоторые из которых с трудом поддаются толкованию, но подлинность их несомненна. — А вы… не думаете, что это просто сказки или мифы? — с надеждой спросила Гермиона. — Нет, — ответил Олливандер. — Не знаю, впрочем, является ли убийство предыдущего владельца обязательным условием. У этой палочки кровавая история, но, возможно, это объясняется обычной человеческой алчностью. Волшебная палочка такой невероятной мощи опасна, попади она в недостойные руки, и в то же время бесконечно привлекательна для всякого, кто интересуется свойствами волшебных палочек. Поттер сказал: — Мистер Олливандер, вы ведь сказали Сами-Знаете-Кому, что Бузинная палочка сейчас у Грегоровича? Олливандер побледнел еще сильнее, хотя сильнее было уже некуда. Он стал похож на привидение. — Откуда же вы… откуда… — Неважно, откуда я узнал, — ответил Поттер, зажмурившись.— Вы сказали Сами-Знаете-Кому, что она у Грегоровича? — Ходили такие слухи, — прошептал Олливандер. — Много лет назад, вас тогда еще и на свете не было. По-моему, Грегорович сам их распускал. Вы же понимаете, это очень полезно для бизнеса, если заказчики будут думать, что мастер изучает Бузинную палочку и может воспроизвести ее свойства! — Да, понятно, — сказал Поттер и встал. — Мистер Олливандер, еще один последний вопрос, а потом мы оставим вас в покое. Что вы знаете о Дарах Смерти? — О… о чем? — переспросил Олливандер в полном недоумении. — О Дарах Смерти. — Боюсь, я вас не понимаю. Это как-то связано с волшебными палочками? Гарри посмотрел в его исхудалое лицо. — Бузинная палочка, — внезапно произнесла я, не отрываясь от пейзажа за окном. — Воскрешающий камень и Мантия-невидимка. Все вместе — Дары Смерти. — Я, все не отрываясь, вглядывалась в окно. Солнце уже поднималось к самому горизонту. — Спасибо, — сказал Поттер. — Спасибо вам большое. Теперь мы уходим, а вы отдыхайте. Олливандер жалобно посмотрел на меня: — Он пытал меня… Заклятие «Круциатус»… Вы не можете себе представить… — Еще как могу, — сказала я. — Постарайтесь отдохнуть. Поттер сбежал по лестнице на первый этаж, Рон и Гермиона спустились следом. В кухне сидели Полумна и Добби, перед ними стояли чашки с чаем. — Бузинная палочка была у Грегоровича очень давно, — сказал Поттер и сел рядом с Добби. — Я видел, как Сами-Знаете-Кто искал его. Когда он его нашел, оказалось, что у Грегоровича палочки больше нет; у него ее украл Грин-де-Вальд. Как Грин-де-Вальд узнал, где палочка, понятия не имею, но если у Грегоровича хватило ума самому распускать об этом слухи, тогда все понятно. — Грин-де-Вальд пришел к власти, используя Бузинную палочку, — сказала я и, налив себе чай, подошла к окну. — А когда он был на вершине своего могущества, Дамблдор понял, что никто другой не сможет его остановить, вызвал Грин-де-Вальда на поединок и победил. И тогда он забрал Бузинную палочку. — Бузинная палочка была у Дамблдора? — изумился Рон. — А сейчас-то она где? — В Хогвартсе, — ответил за меня Поттер. — Тогда нам нужно немедленно попасть туда! — всполошился Рон. — Гарри, заберем ее, пока он туда не явился! — Мне кажется, слишком поздно, мистер Уизли, — отпив чай из чашки, предупредила я. — Ему известно, где палочка. Думаю, он уже там. — Гарри! — в ярости заорал Рон. —Может, еще успеем… — Нет, — резко поставил он чашку с чаем на стол. — Гермиона права: Дамблдор не хотел, чтобы я гонялся за этой палочкой. Он хотел, чтобы я уничтожил крестражи. — Непобедимая палочка, Гарри! — застонал Рон. — Я не должен… Мое дело — крестражи… Солнце только выглянуло из-за горизонта. — Откуда Добби узнал, что мы там, в подвале, мисс? — Я его попросила, — спокойно ответила я. — А откуда вы узнали, что мы там? — поинтересовалась Гермиона. — Меня об этом попросили, — ответила я. — И вам нужно отдохнуть. — Поставив чашку с чаем на стол, я вышла из кухни. К полудню за обедом Крюкохват внезапно заявил: — Я принял решение, Гарри Поттер, — провозгласил гоблин. — Хоть гоблины в банке «Гринготтс» сочтут это подлой изменой, я готов вам помочь… — Вот здорово! — обрадовался Поттер. — Спасибо, Крюкохват, мы вам очень… — …за соответствующую плату, — закончил гоблин. Поттер слегка растерялся: — А сколько вы хотите? У меня есть золото… — Нет, — сказал Крюкохват. — Золото и у меня есть. — Его черные глазки без белков засверкали. — Я хочу получить меч. Меч Годрика Гриффиндора. — Этого мы не можем отдать, — сказал он. — Извините. — В таком случае, — вкрадчиво произнес гоблин, — у нас проблема. — Мы можем вам еще что-нибудь дать, — вмешался Рон. — У Лестрейнджей в сейфе наверняка куча всякого добра. Когда мы туда залезем, вы можете выбрать себе, что захотите. Это он сказал зря. Крюкохват покраснел от злости. — Мальчик, я не вор! Мне чужие сокровища не нужны! — Так ведь меч-то — наш… — Не ваш, — возразил гоблин. — Мы — гриффиндорцы, а это — меч Годрика Гриффиндора… — А чьим он был до Гриффиндора? — спросил гоблин, садясь на стул. — Ничьим, — ответил Рон. — Его же для Гриффиндора сделали! — Нет! — вскричал гоблин, весь ощетинившись и наставив на Рона длинный указательный палец. — Вечное высокомерие волшебников! Меч принадлежал Рагнуку Первому и был отнят у него Годриком Гриффиндором! Это утраченная драгоценность, шедевр гоблинского мастерства! Он должен принадлежать гоблинам! Такова цена моей помощи, а не хотите — как хотите. Глаза Крюкохвата горели злобой. Гарри сказал, покосившись на Рона с Гермионой: — Нам нужно посоветоваться. Можно, мы выйдем на пару минут? — И все трое вышли из кухни. Гоблин кивнул с весьма кислым видом. Я налила ему чай и подала его, слегка улыбнувшись. Через десять минут они вернулись в кухню, где мы все еще пили чай. Поттер высказал свое предложение. — Вы даете слово, Гарри Поттер, что отдадите мне меч Гриффиндора, если я вам помогу? — Да, — сказал Поттер. — В таком случае, пожмем друг другу руки. — Гоблин протянул руку. Поттер пожал ее, затем Крюкохват выпустил его руку и хлопнул в ладоши: — Итак, приступим! Повторялась история с подготовкой вторжения в Министерство. Они работали в маленькой спальне — по требованию Крюкохвата здесь царил полумрак. — Я всего однажды побывал в сейфе Лестрейнджей, — сообщил Крюкохват. — В тот раз мне было поручено поместить туда поддельный меч. Это отделение — одно из самых древних. Старейшие семьи волшебников хранят свои сокровища на очень глубоком уровне, там самые большие сейфы и самая лучшая защита… Они часами просиживали в этой крошечной, похожей на чулан комнатке. Дни складывались в недели. Стоило решить одну проблему, как возникала другая. — Тут только на одного, — сказала Гермиона, рассматривая против света пузырек с густым, тягучим зельем, похожим на жидкую грязь. — Этого хватит, — решил Поттер, изучая нарисованный Крюкохватом план залегающих в глубине коридоров. Крюкохват весьма неохотно соглашался есть вместе со всеми. Даже когда ноги у него окончательно зажили, он по-прежнему требовал, чтобы еду приносили ему в комнату на подносе, как и все еще хворавшему Олливандеру. — Мне ужасно совестно, — сказал Поттер как-то мне ветреным апрельским вечером, когда помогал мне готовить обед. — Я не хотел, чтобы все это на вас свалилось. Я как раз запускала в работу несколько ножей резать бифштексы. Когда ножи бодро застучали по разделочной доске, я повернулась к Поттеру. — Поттер, это минимум, что я могу сделать для вас. К тому же, — я направила волшебную палочку на кастрюльку с соусом, который тут же закипел и забулькал, — я связалась с Орденом, и мистер Олливандер сегодня вечером перебирается в один из защищенных домов. — Мы с Роном и Гермионой тоже недолго здесь задержимся. — Значит, ваш план уже готов, — уточнила я, застыв над кастрюлькой с волшебной палочкой в руке. — Надеюсь, вы знаете что делаете. Тут отворилась задняя дверь и вошли Полумна и Рон с намокшими от дождя волосами и охапками плавника в руках. — И крошечные ушки, — тараторила Полумна, — папа говорит, как у бегемота, только фиолетовые и мохнатые. А если хочешь их позвать, надо напевать какую-нибудь мелодию, только не очень быструю, лучше всего — вальс… Рон, слегка смущенный, пожал плечами, взглянув на Поттера. Они с Полумной понесли топливо в гостиную, совмещенную со столовой, — там Добби и Гермиона накрывали на стол. Поттер воспользовался случаем, схватил два кувшина с тыквенным соком и побежал за ними. — …а если ты как-нибудь нас навестишь, я покажу тебе рог. Папа мне о нем писал, только я его еще не видела, потому что Пожиратели смерти сняли меня с хогвартского экспресса и я так и не попала домой на Рождество, — сказала Полумна, помогая Рону укладывать топливо в камине. — Полумна, мы же тебе рассказывали, — крикнула через всю комнату Гермиона. — Рог взорвался. Это был рог взрывопотама, а никакого не морщерогого кизляка… — Нет, это был определенно рог кизляка, — безмятежно отозвалась Полумна. — Папа подробно его описал. Наверное, он уже восстановился, они ведь замечательно умеют самоисцеляться. Гермиона только головой покачала, продолжая раскладывать вилки. Раздался громкий стук в парадную дверь. Все головы повернулись в ту сторону. Из кухни спокойно вышла я. Поттер вскочил на ноги, направив волшебную палочку на дверь, Рон и Гермиона сделали то же самое. Крюкохват тихонько нырнул под стол. — Кто там? — крикнула я. — Я, Римус Люпин! — донеслось из-за двери под завывания ветра. — Люпин! — я рывком распахнул ее. Люпин ввалился в прихожую — весь белый, в дорожном плаще, седые волосы встрепаны ветром. Он выпрямился, оглядел комнату, проверяя, кто здесь есть, и громко крикнул: — У нас мальчик! Мы назвали его Тедом, в честь Дориного отца! Гермиона восторженно завизжала. — Что?! Тонкс! У вас родился ребенок? — Да, да, родился! — заорал Люпин. Все принялись ахать, восхищаться и радоваться. Гермиона и Полумна пищали: — Поздравляем! Рон сказал: — Ух ты, ребенок! — как будто в жизни не слыхал о такой штуке. — Да, да! Мальчик! — повторял Люпин, словно оглушенный собственным счастьем. Он обошел вокруг стола и крепко обнял Поттера. — Будешь крестным отцом? — спросил он, выпустив Поттера из объятий. — Я? — поперхнулся Поттер. — Ты, конечно, кто же еще? Дора тоже так считает. — Я… ага… ух ты… Я принесла бутылку вина и уговорила Люпина посидеть с нами. — Я ненадолго, мне нужно домой, — сияя, говорил Люпин. Он помолодел на несколько лет. — Спасибо! Спасибо, Адрианна. Я разлила вино. Все встали и подняли бокалы. Люпин сказал тост: — За Тедди Римуса Люпина, будущего великого волшебника! — На кого он похож? — спросила я. — По-моему, на Дору, но она говорит, что на меня. Почти лысенький. Родился он с черными волосиками, но я клянусь, через час они уже были рыжими! К моему возвращению, наверное, станет блондином. Андромеда говорит, что у Тонкс волосы начали менять цвет с первого дня жизни. — Люпин осушил бокал. — Ну хорошо, еще только один, — добавил он, когда я подошла налить ему еще. Ветер ревел за окнами маленького домика, в камине плясал огонь, я откупорила еще одну бутылку. Известие Люпина заставило нас забыть, что мы в осаде. Новая жизнь — потрясающее событие! Одного только гоблина не захватила общая праздничная атмосфера. Он вскоре убрался к себе в спальню, которую теперь занимал единолично. — Нет-нет! Мне правда нужно идти! Люпин решительно отказался от очередного бокала, встал на ноги и расправил дорожный плащ. — До свидания, до свидания! На днях постараюсь забежать, покажу фотографии… Все будут страшно рады узнать о вас новости… Я привела мистера Олливандера. Мастер волшебных палочек все еще был очень слаб и цеплялся за мою руку, которая поддерживала его и несла большой чемодан. Полумна подошла к старику: — Мне будет вас очень не хватать! — И мне вас тоже, моя дорогая, — ответил Олливандер, погладив ее по плечу. — Вы были мне огромным утешением в том ужасном месте. — Мисс Монфор-лʼАмори, — обратился Олливандер ко мне с легким поклоном. — Я благодарен вам за доброту и гостеприимство. — Ну что вы, — слегка улыбнулась я ему в ответ. — На моем бы месте так поступил бы каждый. Люпин запахнул плащ и распрощался, обняв по очереди всех женщин и пожав руку мужчинам, а потом, все так же сияя, взял под руки мистера Олливандера, и они скрылись в ночи. — Крестный отец, Гарри! — воскликнул Рон, когда все вернулись на кухню, помогая убирать со стола. — Вот это честь! Поздравляю! Все планы были составлены, приготовления закончены. В крохотной спальне стоял на каминной полке стеклянный флакончик, а в нем свернулся одинокий жесткий черный волос, снятый Гермионой со свитера, который был на ней в доме Малфоев. — И еще у тебя будет ее волшебная палочка. — Поттер кивнул в сторону палочки из грецкого ореха. — Должно получиться убедительно. Гермиона взяла палочку в руки с таким видом, словно боялась, что та ее укусит. — Ненавижу эту штуковину, — тихо сказала она. — Ух как ненавижу! Она не ложится в руку и не слушается совсем. Как будто часть ее самой… — Зато это поможет тебе вжиться в образ! — утешил Рон. — Подумай о том, что в свое время творила эта палочка! — В том то и дело! — воскликнула Гермиона. — Эта волшебная палочка мучила маму и папу Невилла и еще невесть сколько других людей. Она убила Сириуса! — Мне так не хватает моей палочки, — пожаловалась Гермиона. — Вот бы мистер Олливандер сделал и мне новую! В то утро мистер Олливандер прислал Полумне новую волшебную палочку. Сейчас она испытывала подарок на заднем дворе, в лучах заходящего солнца. Открылась дверь, и вошел Крюкохват. Поттер инстинктивно схватился за рукоять и подтянул меч поближе к себе, но тут же пожалел об этом: гоблин явно все заметил. Поттер сказал, стараясь замять неловкий момент: — Мы тут решили еще раз все перепроверить, Крюкохват. Кроме того, друзья предупредили, что не намерены возвращаться. Старую палатку они потеряли в ту ночь, когда попались егерям, и я одолжила им свою. Сейчас она была уложена в расшитую бисером сумочку Гермионы. Пробило шесть часов. Рон и Поттер уже прибыли в сад, где я и присоединилась к ним. Было по-утреннему холодно, хоть и безветренно, по майскому времени. Над головой еще мерцали бледные звезды, шумело море, накатываясь на утесы, — я знала, что мне будет не хватать этого звука. — Что вы намерены взять в сейфе Лестрейнджей? — спросила я, пока мы были в саду. — Золотую чашу, — ответил Поттер. — Она — один из крестражей.  — Тогда я вот что скажу, — продолжила я. — Если вы заключили с Крюкохватом сделку и особенно если речь идет о сокровищах, будьте предельно осторожны. У гоблинов свои понятия о собственности и оплате — совсем не такие, как у людей. — Это как? — Наши народы очень разные. У волшебников с гоблинами сложные отношения — да вы это и так знаете из истории магии. За много веков, конечно, случалось всякое, и не только со стороны гоблинов. Я не говорю, что волшебников совсем не в чем упрекнуть, но многие гоблины — и не в последнюю очередь те, что работают в банке «Гринготтс» — считают, что по части золота и драгоценностей волшебникам нельзя доверять, потому что они не уважают гоблинское право собственности. — Я уважаю… — начал Поттер, но я покачала головой: — Вы не понимаете, Поттер. С точки зрения гоблина, истинный полноправный хозяин каждой вещи — тот, кто ее создал, а не покупатель. Они считают, что любой предмет гоблинской работы по праву принадлежит им. — А если его купили… — С их точки зрения, человек, заплативший деньги, как бы взял эту вещь напрокат. Они не принимают идею передачи гоблинских изделий по наследству от волшебника к волшебнику. Видели, какими глазами Крюкохват смотрел на меч? Наверняка он считает, что его следовало вернуть гоблинам после смерти первого владельца. Для них наш обычай получать по наследству изделия гоблинской работы — просто напросто кража. — Я только об одном вас прошу, — сказала я, — будьте очень осторожны с обещаниями. Ограбить «Гринготтс» — и то не так опасно, как нарушить слово, данное гоблину. — Ладно, — сказал Поттер. — Спасибо. Я учту. Тут в доме открылась дверь, и мы обернулись. Через лужайку к нам стремительно шагала Беллатриса Лестрейндж в сопровождении Крюкохвата. На ходу она засовывала крохотную сумочку во внутренний карман старой мантии. Я отлично знала, что это Гермиона, и все-таки не могла сдержать дрожь омерзения. Она была выше меня. Длинные черные волосы струились по спине, глаза с тяжелыми веками презрительно уставились в лицо Поттера, но стоило ей заговорить, и я сразу услышала Гермиону в низком голосе Беллатрисы Лестрейндж. — Она на вкус такая противная, хуже лирного корня! Так, Рон, иди сюда, я тебя обработаю… — Ладно, только не забудь, я не хочу слишком длинную бороду… — Господи боже, нашел время думать о красоте! — При чем здесь красота? Она мешает! А нос сделай покороче — мне понравилось, как было в прошлый раз. Гермиона вздохнула и принялась за работу, что-то ворча себе под нос. Нужно было полностью изменить Рону внешность в расчете на то, что его защитит зловещая аура Беллатрисы. Поттер и Крюкохват по плану должны были прятаться под мантией-невидимкой. — Ну вот, — сказала Гермиона. — Как смотрится, Гарри? Под маскировкой едва можно было различить привычные черты Рона. Волосы Рона стали длинными и волнистыми, появились густые каштановые усы и борода, веснушки исчезли, нос стал коротким и широким, брови — густыми и насупленными. — Не в моем вкусе, а так — сойдет, — вынес вердикт Поттер. — Ну что, отправляемся? Трое друзей оглянулись на дом, темный и тихий под угасающими звездами, потом повернулись и зашагали к калитке, за которой прекращалось действие заклинания и можно было трансгрессировать. Как только вышли за ограду, Крюкохват вскарабкался ему на плечи, обхватив руками за шею. Гермиона вытащила из сумочки мантию-невидимку и набросила на них. И они исчезли. — Увидимся в Хогсмиде, — крикнула я им вслед. Сколько времени пройдет, пока Реддлу станет известно, что они взломали сейф Лестрейнджей? Скоро, наверное, гринготтские гоблины известят Беллатрису. А когда выяснится, что пропала именно золотая чаша, Том поймет наконец, что они охотятся за крестражами… Возможно, я тогда что-то и почувствовала, но знаю одно, я должна была пробраться в Хогвартс. Я должна быть там. Все мои мелкие страхи и подозрения слились в одно огромное дурное предчувствие и не могла сидеть в этом маленьком домике на берегу моря. Я отказалась от всего, кроме собственной жизни. Да, мне больше ничего не оставалось. Я запретила себе даже думать о прошлом. Но… Я действительно беспокоилась. Время, проведенное здесь… наталкивало на всякие мысли. Ничто не склоняет нас к вере больше, чем страх, ощущение опасности. В момент, когда мы чувствуем себя жертвой, все наши поступки и верования обретают законное основание, сколь бы спорными они ни были. Наши противники теряют равный с нами статус и превращаются во врагов. Мы же перестаем быть агрессорами и становимся защитниками. Зависть, алчность или обида, движущие нами, делаются священными, ибо мы утверждаем, что действуем в свою защиту. Зло, угроза всегда гнездятся в других. Первый шаг к пламенной вере — страх. Страх потерять свою личность, жизнь, положение и верования. Если вы достаточно смелы, чтобы отбросить все привычное и уютное, а это может быть что угодно: дом, застарелые обиды, — и отправиться в путь за истиной, искать правду в себе или окружающем вас мире. Если вы искренне готовы считать подсказкой все, что произойдет в пути. Если примете как учителя каждого, кто вам встретится. И главное, если вы будете готовы принять и простить непростую правду о себе, вот тогда вам и откроется истина. До войны жизнь казалась мне не более реальной, чем игра теней на занавеси. И меня это вполне устраивало. Я не люблю слишком резких очертаний. Я люблю размытость, слегка затуманенные контуры. «Я должна помочь Поттеру остановить эту войну». Мои ноги коснулись дороги. Я увидела до боли знакомую Главную улицу в Хогсмиде: темные витрины магазинов, черные силуэты гор за деревней, а впереди — поворот дороги, ведущей в Хогвартс. Из окон «Трех метел» пробивался свет. Я оглянулась, сильнее натянув на себя капюшон, и в ту же минуту дверь «Трех метел» распахнулась, выплеснув на улицу с десяток Пожирателей смерти в плащах с капюшонами и волшебными палочками наготове. На против меня скользнули тени, и я последовала за ними. Я поспешно отступила в ближайший переулок, ждала в темноте, прислушиваясь к топоту то приближающихся, то удаляющихся ног. В этом темном переулке я и обнаружила Поттера, Гермиону и Рона. — Мисс Монфор-лʼАмори, — пропищал Рон. — Тише, — прошептала я. Но в ту же минуту я почувствовала стелющийся по улице неестественный холод. Вдруг стало совсем темно, и даже звезды погасли. Холод все сильнее пронизывал меня. Я, крадясь вдоль стены, старалась не издать ни звука. И вот из-за угла показались бесшумно скользящие дементоры, не меньше дюжины; их было видно потому, что их чернота была гуще окружающей тьмы. За их спинами развевались черные мантии, виднелись покрытые гнойными струпьями руки. Я подняла волшебную палочку: поцелуй дементора меня не коснется, что бы там ни было потом! Я думала о малыше в животе, когда шептала: — «Экспекто патронум»! Вслед за мной Поттер тоже произнес заклинание. Серебряный феникс и олень вырвались из палочек и взмыли в воздух. Дементоры бросились врассыпную. Дементоры отступили, в небе снова загорелись звезды, а шаги Пожирателей смерти стали громче. Я в панике не знала, на что решиться, как вдруг позади громыхнул засов, одна из дверей на левой стороне переулка отворилась, и грубый голос сказал: — Сюда, скорее! Я без колебаний повиновалась, и протиснулась в приоткрытую дверь. — Идите наверх, мантию не снимать, тихо! — проговорил высокий человек, проходя мимо меня на улицу и захлопывая за собой дверь. Я не сразу сообразила, куда мы попали, но сейчас, в тусклом свете единственной свечи, разглядел неопрятный, засыпанный опилками зал в «Кабаньей голове». Ребята бросились за стойку, ко второй двери, за которой вела наверх скрипучая деревянная лестница. Со всех ног взбежав по ней, они оказались в гостиной с потертым ковром и камином, над которым висела большая картина маслом — портрет светловолосой девочки, глядевшей в пространство рассеянными ласковыми глазами. Снизу, с улицы, послышались громкие голоса. Они подползли к запыленному окну и поглядели вниз. Их спаситель, в котором я узнала теперь владельца «Кабаньей головы», был единственной фигурой без капюшона. — И что? — выкрикивал он в одно из закрытых капюшонами лиц. — И что? Вы посылаете дементоров в мой переулок. Я и еще раз Патронуса на них напущу! Я не потерплю их рядом с собой, слышите? Не потерплю! — Это был не твой Патронус! — ответил Пожиратель смерти. — Это был олень — Патронус Поттера! И еще какая-то птица! — Олень! Птица! — проревел трактирщик, доставая волшебную палочку. — Как же, кретин ты этакий. «Экспекто патронум»! Из палочки вырвалось что-то огромное и рогатое, сломя голову пронеслось по направлению к Главной улице и скрылось из виду. — Нет, те были другие… — проговорил Пожиратель смерти неуверенно. — Кто-то нарушил комендантский час, ты ведь слышал, какой поднялся вой, — сказал один из его товарищей, обращаясь к трактирщику. — Кто-то вышел на улицу, несмотря на запрет… — Если мне нужно выпустить на улицу кошку, я ее выпущу, и плевать мне на ваш комендантский час. — Так это ты запустил Воющие чары?.. — А если и я? Вы отправите меня в Азкабан? Казните за то, что я высунул нос из-за собственной двери? Давайте, приступайте, раз вам так неймется. Я только надеюсь ради вашего же блага, что вы еще не похватались за свои Черные Метки и не вызвали его. Ему не понравится, что его гоняют туда сюда ради меня и моей старой кошки, а, как вы думаете? — За нас не беспокойся! — сказал один из Пожирателей смерти. — Побеспокойся лучше о себе, нарушитель комендантского часа! — И где же вы станете сбывать свои зелья и отравы, если мой трактир закроется? Что станется с вашим приработком? — Ты нам угрожаешь? — Я держу язык за зубами, поэтому вы сюда и приходите, правда? — А все-таки я видел Патронуса оленя и птицы, похожей на павлина! — громко заявил первый Пожиратель смерти. — Оленя? Жар-птица? — просипел трактирщик. — Это козел, кретин! — Ладно, мы обознались, — сказал второй Пожиратель смерти. — Попробуй только еще раз нарушить комендантский час — уж тогда ты так легко не отделаешься! И Пожиратели смерти зашагали обратно к Главной улице. Гермиона даже застонала от облегчения и села на колченогий стул. Гарри поплотнее задернул занавески. Я слышала, как трактирщик внизу задвигает засов, потом ступеньки заскрипели под его шагами. Мне вдруг бросился в глаза предмет на каминной полке: маленькое прямоугольное зеркало, стоявшее прямо под портретом девочки. Трактирщик вошел в комнату. — Идиоты безмозглые! — сказал он сердито, переводя взгляд с меня на троицу. — Зачем вас сюда принесло? — Спасибо, — ответила я за всех. — Нет слов, чтобы выразить нашу благодарность. Вы спасли нам жизнь. Трактирщик фыркнул. Поттер подошел к нему, глядя прямо в лицо и стараясь мысленно отвлечься от длинных спутанных седых волос и бороды. Очки. Глаза за помутневшими линзами светились пронзительной, яркой синевой. — Это ваш глаз я видел в зеркале. В комнате стало тихо. Поттер и трактирщик глядели друг на друга. — Это были вы, — вдруг осенило меня, и я скинула капюшон. Трактирщик кивнул, отвернулся и стал зажигать лампы взмахами волшебной палочки, не глядя на своих гостей. — Вы — Аберфорт, — произнесла я ему в спину. Трактирщик не ответил. Нагнувшись, он зажигал огонь в камине. — Откуда это у вас? — спросил Гарри, подходя к зеркалу. — Купил у Наземникуса с год назад, — ответил Аберфорт. — Альбус объяснил мне, что это такое. Я старался приглядывать за вами. Рон ахнул. — Серебряная лань! — взволнованно воскликнул он. — Это тоже были вы? — О чем ты говоришь? — спросил Аберфорт. — Кто-то послал нам Патронуса лань. Я не сразу, но поняла, чей это был патронус. Но сделала вид, что не услышала, и, подойдя к окну, взглянула на улицу. — С такими мозгами тебе только в Пожиратели смерти идти, сынок. Ты что, не видел пять минут назад, что мой Патронус — козел? — М-м… — произнес Рон. — Да… Очень есть хочется, — добавил он обиженно, и в животе у него страшно заурчало. — Еда у меня есть, — сказал Аберфорт и вышел из комнаты, чтобы минуту спустя вернуться с буханкой хлеба, сыром и оловянным кувшином медовухи. Все это он расставил на столике у камина. Оголодавшие ребята набросились на еду, и некоторое время слышно было только потрескивание дров в камине, звон кубков и звук жующих челюстей. Я не притронулась к еде, есть совсем не хотелось. Да и Добби накормил меня перед моим уходом. — Ну что ж, — сказал Аберфорт, когда все наелись и сонно откинулись на спинки стульев. — Теперь надо подумать, как вам лучше выбраться отсюда. Ночью это сделать невозможно — вы сами слышали, что происходит: если кто-то высовывается на улицу с наступлением темноты, включаются Воющие чары, так что эти ребята вас схамкают, как лукотрусы — яйца докси. Боюсь, что второй раз выдать оленя за козла мне не удастся. Дождитесь рассвета, когда снимут комендантский час, и тогда вы сможете потихоньку уйти под мантией. Поскорее выбирайтесь из Хогсмида, идите наверх, в горы — оттуда вы сможете трансгрессировать. Авось и Хагрида встретите — он прячется там в пещере вместе с Гроххом с того самого дня, как его пытались арестовать. — Мы не собираемся уходить, — сказал Поттер. — Нам нужно проникнуть в Хогвартс. — Не дури, парень, — откликнулся Аберфорт. — Мы должны это сделать, — пояснил Поттер. — Если вы что и должны, — Аберфорт наклонился вперед на своем стуле, — так это драпать отсюда как можно дальше. — Вы не понимаете. Времени уже нет. Нам нужно проникнуть в замок. Дамблдор, то есть ваш брат, хотел, чтобы мы… Отблеск пламени на мгновение заслепил мутные линзы в очках Аберфорта, они полыхнули яркой непроницаемой белизной. — Мой брат Альбус много чего хотел, — сказал Аберфорт, — и, как правило, люди страдали ради исполнения его великих задач. Держись подальше от этой школы, Поттер, а по возможности и вовсе уезжай из страны. Забудь моего брата и его умные планы. Он ушел туда, где ему уже ничто не причинит огорчений, и ты ему ничего не должен. — Вы не понимаете, — повторил Поттер. — Да? — спокойно переспросил Аберфорт. — Ты думаешь, я не понимал родного брата? Думаешь, ты знал Альбуса лучше, чем я? — Вовсе нет, — сказал Поттер. — Просто… он поручил мне одно дело. — Да неужели? — откликнулся Аберфорт. — Хорошее дело, надеюсь? Приятное? Легкое? Такое, что его можно поручить еще не кончившим школу волшебства детишкам и они с ним справятся, не надрываясь? Рон мрачновато хмыкнул. Гермионе было явно не по себе. — Я… Нет, оно не легкое, — ответил Поттер. — Но я должен… — «Должен»? Почему «должен»? Его ведь нет в живых, так? — резко произнес Аберфорт. — Бросай это, парень, пока и с тобой не случилось того же! Спасайся! — Не могу. — Почему? — Я… — Поттер растерялся. — Мистер Дамблдор. — В их разговор влезла я. — Вы ведь и сами участвуете в борьбе, вы — член Ордена Феникса… — Я им был, — ответил Аберфорт. — Ордена Феникса больше нет. Сами-Знаете-Кто победил, борьба окончена, а кто говорит иначе — сам себя обманывает. Вам здесь покоя не будет, Мисс Монфор-лʼАмори, ему слишком хочется до вас добраться. Поэтому уезжайте за границу, спрячьтесь, спасайтесь! И этих троих лучше возьми с собой. — Он указал большим пальцем на Поттера, Рона и Гермиону. — Вы знаете, кто я такая? — удивилась я. — Вы дочь Кэтлин Монфор-лʼАмори и внучка выдающего зельевара, — ответил он. — Вы очень на нее похожи. И кстати, вас только слепой не узнает, ваши плакаты на каждом столбе. — Я не могу, — вдруг сказал Поттер. — У меня здесь дело… — Поручи его кому-нибудь другому! — Не могу. Это могу сделать только я, Дамблдор объяснил… — Вот как? Он действительно объяснил тебе все, он был честен с тобой? Поттер молчал. — Я хорошо знал своего брата, Поттер. Он научился скрывать и утаивать еще на руках нашей матери. Утайки и ложь — мы выросли на этом, и Альбус… у него был природный талант. Глаза старика скользнули к картине над каминной полкой. Я заметила теперь, что это единственный портрет в комнате. Ни фотографии Альбуса, ни еще чьей-нибудь здесь не было. — Мистер Дамблдор, — робко спросила Гермиона, — это ваша сестра? Ариана? — Да, — отрезал Аберфорт. — Вы, видно, начитались Риты Скитер, мисс? Даже в красноватых отблесках огня видно было, как залилась краской Гермиона. — Мы слышали о ней от Элфиаса Дожа, — сказал Поттер, пытаясь выгородить подругу. — Старый дурак! — буркнул Аберфорт, прихлебывая медовуху. — Всерьез верил, что мой братец весь так и лучился светом! Что ж, он не один такой, вот и вы трое в это верили, судя по всему. Я молчала. Мне не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие меня в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор я сделала, когда убила бывшего министра Скримджера, когда по приказу Тома убили моих родных. Я решила идти дальше по извилистой, опасной тропе, указанной отцом, смириться с тем, что мне сказали не все, что я хотела знать, решила не проверять, а просто верить. Мне не нужны были новые сомнения. Я встретила взгляд Аберфорта, так разительно сходный с взглядом его брата: ярко-синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника. — Профессор Дамблдор очень любил Гарри, — тихо сказала Гермиона. — Вот как? — откликнулся Аберфорт. — Забавно, большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела. — Что вы хотите этим сказать? — выдохнула Гермиона. — Не обращайте внимания, — ответил Аберфорт. — Но вы говорите очень серьезные вещи! — не отступала Гермиона. — Вы имеете в виду вашу сестру? Аберфорт уставился на нее. Несколько секунд губы его шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом он заговорил: — Когда моей сестре было шесть лет, на нее напали трое магловских мальчишек. Они увидели, как она колдует — подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребенком и не умела еще это контролировать — ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чем тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела. Аберфорт поднялся во весь рост, высокий, как и Альбус. Он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли. — То, что они сделали, сломало ее: она никогда уже не оправилась. Она не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило ее с ума, порой вырываясь помимо ее воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной. Мой отец погнался за подонками, погубившими Ариану, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это, — ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, ее бы навсегда заперли в больнице святого Мунго. В ней увидели бы серьезную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой и волшебство невольно вырывалось из нее, когда она не могла больше сдерживаться. Нам нужно было спасать и укрывать ее. Мы переехали и распустили слух, что она больна. Мама ходила за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно. Меня Ариана любила больше всех. — При этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. — Не Альбуса — он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами и наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». — Аберфорт фыркнул. — Ему некогда было с ней возиться. А я был ее любимцем. Я мог уговорить ее поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить ее, когда на нее находили приступы ярости, а в спокойном состоянии она помогала мне кормить коз. А потом, когда ей было четырнадцать… понимаете, меня не было дома. Будь я дома, я бы ее успокоил. На нее накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла. Вдруг я испытала мучительную смесь жалости и отвращения. Я не хотела больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказывать. — Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем. Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож уехал, а Альбус остался дома главой семьи. Ха! — Аберфорт сплюнул в огонь. — Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я бы остался дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен закончить образование, а он займет место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда — присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесет весь дом, и наград за это не предусмотрено. Но месяц другой он справлялся… пока не появился тот. — Лицо Аберфорта стало теперь по-настоящему страшным. — Грин-де-Вальд. На конец-то мой брат встретил равного собеседника, такого же блестяще одаренного, как он сам. И уход за Арианой отошел на второй план, пока они строили планы нового Ордена волшебников, искали Дары Смерти и занимались прочими интересными вещами. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага? Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе. — Аберфорт взглянул на Поттера, и сейчас очень легко было увидеть в старике взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. — Я сказал им: кончайте все это. Вы не можете увозить ее из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить ее за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников. Ему это не понравилось. — Отблеск огня отразился от линз Аберфорта, и они снова полыхнули белой слепой вспышкой. — Грин-де-Вальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придется больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут маглам их настоящее место? Потом он сказал еще кое-что… и я выхватил свою палочку, а он — свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие «Круциатус». Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела, она не могла этого выносить… — Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. — Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — она вдруг упала мертвой. Голос его оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул. Лицо Гермионы было мокро от слез, а Рон побледнел почти так же, как сам Аберфорт. Я испытывала только отвращение: я хотела бы никогда не слышать этого, выкинуть это из головы. — Мне так… так жаль, — прошептала Гермиона. — Ее не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда. — Он утер нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Грин-де-Вальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой-какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили еще Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всем… — Он никогда уже не получил свободы, — сказал Поттер. — Как ты сказал? — переспросил Аберфорт. — Никогда, — продолжал Поттер. — В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, лишающее разума. И стал стонать, споря с кем-то, кого не было рядом. Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня. Все глядели на Поттера во все глаза. — Ему казалось, что он снова там с вами и Грин-де-Вальдом, я знаю. — сказал Поттер. — Ему казалось, что перед ним Грин-де-Вальд, ранящий вас и Ариану… Это была для него пытка. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили бы, что он освободился. Аберфорт сосредоточенно рассматривал свои узловатые руки с набухшими венами. После долгой паузы он произнес: — Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестренкой? — Не думаю. Дамблдор любил Гарри, — сказала Гермиона. — Тогда почему он не приказал ему скрыться? — выпалил Аберфорт. — Почему не сказал: спасайся? Вот что надо делать, чтобы выжить. — Потому что, — ответил Поттер, опережая Гермиону, — иногда действительно нужно думать не только о своем спасении! Иногда нужно думать об общем благе! Мы на войне! — Тебе семнадцать лет, парень! — Я совершеннолетний, и я буду бороться дальше, даже если вы уже сдались. — Кто тебе сказал, что я сдался? — «Ордена Феникса больше нет», — повторил Поттер. — «Сам-Знаешь-Кто победил, борьба окончена, а кто говорит иначе — сам себя обманывает». — Я не говорю, что мне это нравится, но это правда! — Нет, это неправда, — сказал Поттер. — Ваш брат знал, как покончить Сами-Знаете- с-Кем, и передал мне это знание. Я буду бороться дальше, пока не одержу победу или не погибну. Не думайте, что я не знаю, чем это может кончиться. Я много лет это знаю. Аберфорт молчал, сердито глядя из-под насупленных бровей. — Он уже знает, что мы ищем крестражи, — внезапно заявил Поттер. — Он злится и напуган. Он знает, что если мы найдем и уничтожим все крестражи, то уничтожить его. Он не перед чем не остановится, чтобы помешать нам найти оставшиеся. Есть еще, и один из них в Хогвартсе. — Что? Ты его видел? — Я видел замок и Кандиду Когтевран. Это как-то связано с ней. Нам нужно проникнуть в Хогвартс, — повторил Поттер. — Если вы не можете нам помочь, на рассвете мы уйдем и попробуем отыскать дорогу сами. Если вы можете помочь — что ж, самое время сказать об этом. Аберфорт сидел все так же неподвижно, сверля глазами, так невероятно похожими на глаза его брата. Наконец он откашлялся, встал, обошел вокруг стола и остановился у портрета Арианы. — Ты знаешь, что делать, — сказал он. Она улыбнулась, повернулась и пошла прочь — не так, как это обычно делали люди на портретах, выходя сбоку из рамы, а назад, словно бы по длинному туннелю, уводившему за ее спиной вглубь картины. Мы глядели вслед удаляющейся хрупкой фигурке, пока она не скрылась во мраке. — М-м… что… — начал было Рон. — Путь в замок сейчас только один, — сказал Аберфорт. — Вы, наверное, знаете, что они закрыли все старые тайные ходы с обоих концов, поставили дементоров по всему периметру стен и регулярно патрулируют внутри школы. Никогда еще Хогвартс не окружали такой охраной. Как вы собираетесь действовать, когда директором там — Снейп, а его заместители — Кэрроу… Ладно, это уж ваше дело. Ты ведь сказал, что готов к смерти. — Но что… — Гермиона взглянула на портрет Арианы. В конце уходящего в картину туннеля появилась маленькая белая точка, и вот уже Ариана двигалась обратно к нам, увеличиваясь по мере приближения. Но теперь она была не одна — с ней шел еще кто-то, выше ее ростом, прихрамывая и явно волнуясь. Лицо его было изранено, изорванная одежда висела клочьями. Обе фигуры становились все больше, так что в раму помещались уже только лица и плечи. И тут картина распахнулась, словно дверца в стене, и за ней открылся настоящий туннель. Оттуда выбрался обросший, израненный и оборванный настоящий Невилл Долгопупс и с воплем восторга бросился к Поттеру: — Я знал, что ты придешь! Я знал, Гарри! Мы все пошли за Невиилом по темному проходу. — Я не помню этого прохода, — идя за Невиллом, сказала я. — Да, раньше его не существовало, — ответил Невилл. — Семь потайных ходов были запечатаны перед началом года. И пройти можно только здесь. В замке полно Пожирателей смерти и дементров! — закончил он. — Ну и что, Снейп ужасный директор? — спросила Гермиона. — Его почти не видно, — ответил Невилл. — Нужно опасаться Кэрроу. — Кэрроу, — переспросил Поттер. -Да, — уточнил Невилл. — Брат и сестра. Отвечают за дисциплину. Они обожают наказывать. — Сказав это, Невилл показал на синяк вокруг глаза. — Хогвартс изменился. Мы оказались в подземелье, когда услышали звук других, спокойных, шагов. — Идите, — тихо сказала я. — Я задержу. Остановившись, я только и успела взять волшебную палочку. — Кто здесь? — спросил низкий голос. — Я, — ответила я и вышла из-за стоявших в коридоре рыцарских доспехов.