Забытая жизнь

Май 1998 года. Вот оно. Самый темный день. Самый темный час. Подними подбородок, расправь плечи. При виде его я тяжело выдохнула. Черные волосы, свисающие по сторонам худого лица, мертвый, холодный взгляд черных глаз. Северус был не в пижаме, а в обычной своей черной мантии и тоже держал палочку на изготовку. — Анри? — спокойно спросил он. — Что ты тут делаешь? — Пришла поговорить с тобой, Северус, — ответила я. Северус подошел ближе, обшаривая взглядом воздух позади и вокруг меня. — Я полагал, — сказал Северус, — что ты далеко от Хогвартса. — Вот как? — удивилась я. — На каком же основании ты так полагал? Северус схватил меня за руку: — Потому что ты сбежала от меня. — У тебя есть возражения? — Какого черта ты здесь забыла? — схватил он меня за плечи и стал трясти. Северус повернул голову, как будто что-то услышал. Его глаза встретились с моими, от удивления его гибкое тело застыло без движения. Мы стояли и смотрели друг на друга довольно долго, а расстояние между нами все увеличивалось. — Я пришла спасти тебя, — сказала я. Северус ничего не ответил, молча повел меня в свой кабинет. Захлопнув дверь за нами, Северус отпустил мою руку. — Пробраться сюда было глупо. — Отправиться в ловушку, зная, что это ловушка, еще глупее. — Я бы отдал жизнь… — Ты не просто отдаешь свою жизнь, но и свой шанс на нормальную жизнь, на любовь. — Может, ты и права, — Северус взглянул мне прямо в глаза. — Все лучше, чем попытаться и потерпеть неудачу, верно? — Думаешь, я потерпела бы неудачу? — У всех есть мечты, Анри, но лишь немногие смогут воплотить их в жизнь, так зачем же притворяться? — Я не позволю тебе умереть, пока ты не поймешь, что любим! Многими и так сильно. И никем так сильно, как мной. — Я сказал, что готов умереть, но желанием не горю. — Как же ты меня бесишь, самовлюбленная скотина! — Я еле сдерживала рвущееся негодование и желание вмазать Северусу. — Побереги свои угрозы, дорогая моя, — намекнул Северус. —Северус, ведь ты очень умный человек, — заявила я. — Почему же ты совершаешь умную ошибку, предполагая, что все остальные идиоты. — А с какой стати тебе вдруг пришла в голову идея спасать весь мир? Ведь ты пока едва ли в силах спасти саму себя! — Он убьет тебя, Северус! Губы Северуса дернулись. — Для мертвого человека я в полном порядке, — с подчеркнутой мелодичностью произнес он, — или я ошибся? — Дай мне все объяснить, — возразила я. — Не старайся, — едко произнес он, — у тебя это не очень хорошо получается. Почему он всегда ставил меня в глупое положение? Почему я не могла хотя бы рассердиться? Потому, что я любила его. Верил он или нет, но это была правда. Без всякой корысти и не думая о последствиях. — Если ты была в моей голове, то знаешь, что я видел. Страдания. Каждый момент в пространстве и времени горит. Это должно прекратиться. И я остановлю это. — И ты используешь Поттера, чтобы прекратить войну? Убив их обоих! — Ты сама помнишь, что он сказал, — гневно произнес Северус. — «Поттер должен умереть, и убить его должен сам Волан-де-Морт. Это самое важное». Северус слегка согнул левую руку, на которой возле локтя была выжжена Черная Метка. — Что ж, ты почти справился. Вопреки тому, чего от тебя ожидали. Плохо то, что они обвинят тебя во всем этом. Они не допустят, чтобы люди узнали правду. Станешь козлом отпущения. Прикрытием для них. И потом, ты ведь злодей. Знаешь, на пару секунд у меня появилась надежда. — Надежда? Надежды и грехи не замолить, Анри. — Ну ты и не священник, чтоб я тебя исповедовалась, — я стукнула его по груди. — Я все эти годы делал грязную работу, не показывал эмоций. Но ты… ты другая. — Это плохо? — Плохо для меня. Я не хотел думать о тебе, хотел быть сосредоточенным, а потом увидел тебя. Когда тебя ранили. Как ты боролась за свою жизнь. — Да, я не спорю. Но знаешь, люди становятся такими, когда приходится многое повидать. Опыт делает нас лжецами. Мы врем о том, кто мы и что сделали… — Есть кое-что обо мне… что тебе не понравится, если ты узнаешь. — Думаешь, у меня нет скелетов? — Я совершил поступки ужаснее, чем ты можешь вообразить! Стоит мне закрыть глаза… я слышу криков больше, чем кто-либо сумеет перечесть! А знаешь, как справляться с этой болью? Нужно сжать ее крепко-крепко, пока она не станет обжигающей, и сказать… Никому больше не придется так жить! Никому не придется чувствовать такую боль! Никому, пока я жив! Бороться с этим человеком было смешно и бесполезно. Этот урок я уже имела возможность выучить. Осознание своей полной беспомощности вызвало у меня какое-то странное, будоражащее чувство. Я знала, каких усилий стоила ему эта мольба и попытка придать всей ситуации саркастический оттенок. С трудом преодолев ком в горле, я спросила: — Ты нервничаешь? — Да… — Я нервирую тебя? — Да… — Хорошо, потому что в этом вся идея. — Какая? — Ты до усрачки пугаешь людей, и тогда они не видят, насколько напуган ты сам. — В аду есть специальное место для тебя, Анри. Оно называется троном. Северус подошел ближе ко мне, меня стало немножко трясти. Я была напряжена и немного вздрогнула. Я ощутила его ладони на своих плечах. Меня обняли большие, сильные руки, а его грудь коснулась теплом моего тела. От неожиданности я задохнулась и тотчас же попыталась вырваться. Его руки напряглись, и в следующее мгновение мои локти оказались намертво прижатыми к бокам. Я не могла ни наклониться, ни повернуться, ни пошевелиться. Я быстро и отрывисто дышала, и вздымавшаяся грудь то и дело касалась его груди. Он не причинял мне боли, однако высвободиться из его объятий было невозможно. — И зачем же ты пробралась сюда? Надеюсь, не для очередного скандала со мной. — Именно, — отрезала я. — В таком случае, печально, — ответил он. — Я не намерен слушать твой очередной бред. Я задумалась о том, что такое правда. Может быть, мы придаём ей слишком большое значение, и сказать правду — это акт высшего эгоизма, когда мы освобождаем душу. Я подумала, что теперь вполне может сказать Северусу о ребенке. Мне вдруг показалось, что это важно. Что я должна это сказать, может, это его убедит. — Я не могу читать твои мысли. Скажи, о чём ты думаешь? Сердце бешено колотилось и мои глаза затуманились слезами. — Теперь я боюсь. Я не тебя боюсь… Я боюсь потерять тебя! Северус вздрогнул. — Боже, — проговорил он хриплым от возбуждения голосом. Любовь — коварная негодяйка. Она иногда дарит нам лучшие минуты в жизни, но временами заставляет страдать так, что лучше бы ее не было вообще. Любовь может спасти человеку жизнь, а может погубить его. Ради любви человек способен не только на подвиг, но и на жесточайшее преступление. Короче говоря, сука она, эта любовь. Может быть, было бы лучше, если любви вообще бы не было на свете? Она есть, и с этим нельзя не считаться. В какой момент она появится, кого затянет в свои сладкие, но остро ранящие сети — неизвестно. Известно только одно: любовь всегда выигрывает. Во всех раундах. А люди проигрывают. Фраза «Любовь все победит» — не совсем верна. Надо говорить: «Любовь всех победит»… Легкая улыбка изогнула мои губы — мы сделали это, не выпустив друг друга из объятий! Я не знала, почему мне казалось это таким важным, но было так, будто каким-то образом это доказывало, что ничто никогда не сможет разлучить нас, и через удар сердца я уже задыхалась от возбуждения. Его губы скользнули по моей макушке, словно принося извинение. Я устала бороться с этой необузданной силой притяжения, которая существовала между нами. Усталость переполняла ее, переливаясь через край, и требовала свободы. — И какой же ответ ты хочешь от меня услышать? — спросил Северус с легкой печалью. — Что ты останешься в живых. — Я смотрела прямо перед собой, в черный омут глаз Северуса. — Может быть, ты меня сначала поцелуешь? — спросил он, немного помолчав. Северус нагнулся, чтобы коснуться моих губ, и те стали податливо мягкими. Он с таким упоением принялся целовать меня, словно боялся, что у него не хватит времени. Северус притронулся губами к уголку моего рта, скользнул вниз, к ямочке на подбородке, оставляя дорожку поцелуев, потом губами стал пробираться к уху. Его нежные ласковые поцелуи становились все более страстными; его влажный язык проник в бархатную глубину моего рта, чтобы найти мой язык. Мне некуда было отступать, да я и не хотела этого. Сладкий восторг заставил задрожать в моей душе струны. Они вдруг ожили и запели. Их чудная мелодия, заполнившая все мое существо, звучала все громче, все тревожнее и радостнее. Горячие волны, которые излучало его тело, обволакивали меня, дурманили, заставляли забыть обо всем на свете. Вкус пьянящего мужского тепла таял у меня на языке. Дав волю всем своим прихотям и желаниям, я приняла его игру. Настойчивые, головокружительные, захватывающие дух поцелуи — и больше ничего. Его требовательные руки и моя податливая кожа, его энергия и моя нескрываемая жажда сливались в гармоничную мелодию страсти. Тело мое затрепетало, охваченное пронзительной музыкой наслаждения. Мы снова поцеловались, и этот поцелуй был намного дольше и жарче предыдущего. Я наслаждалась сладким вкусом его губ и упругой отзывчивостью его язычка — поцелуй погружал меня в события прошлой жизни, и я чувствовала, как возбуждаюсь. — Если ты умрёшь, а я нет, у меня не останется ничего. Никого, кто был бы нужен. — Северус… — Я никому не нужен. В жизни каждого человека рано или поздно наступает момент истины, когда он признаётся любимому в самом страшном. — Нет, ты нужен мне. — Странный у тебя способ показывать чувства. Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание. О Боже, я люблю его так, что это причиняло боль. Я не достаточно сильна, чтобы убедить его. Если бы я действительно пыталась, то убежала бы от него, но в глубине души я знала, что не могу бросить его. Не сейчас. Скоро. Я должна сделать все, что в моих силах, чтобы защитить его. — Северус? Он посмотрел на меня, улыбнувшись, но его глаза оставались серьёзными. — Да? — Не делай мне больно. Погладив его по щеке, я тихо сказала: — И у меня есть на это право. Несколько секунд он, прищурившись, смотрел на меня. Затем, хищно усмехнувшись, прошептал: — У тебя есть рот, который не закрывается. Внезапно в двери постучались. Северус отстранился от меня и, подойдя к двери, приоткрыл ее. — Что случилось, Амикус? — спросил Северус в приоткрытую дверь. — Гарри Поттер замечен в Хогсмиде, — прозвучал голос за дверью. — Немедленно собрать всех учеников и учителей в Большом зале, — отчеканил Северус и захлопнул двери. — Значит, ты пришла не одна, — повернувшись ко мне, уточнил он. — Я хочу ему помочь, — сказала я. — И я готова пойти на это! — Ты осознаешь всю серьезность ситуации, Анри? — разгневанно произнес он. — Это война! — Ты вот это называешь войной? — развела я руки в стороны. — Это детский сад, Северус. Это не война! — Если он узнает, что ты здесь, — рявкнул Северус, — он убьет тебя и меня следом! — И вышел из кабинета. Дай мне руку… просто протяни мне её. Я хочу коснуться её и почувствовать твоё тепло… Хочу зарядиться от твоей жизни… Хочу наконец-то вздохнуть полной грудью, набрав полные легкие воздуха… Набрать и не выдыхать… Задержать в себе частичку твоей жизни… Твоего дыхания… Дай мне руку. Я хочу задержать её в своей и заставить тебя забыть о прошлом… Обо всем, что было до меня… До нас!.. Закрой глаза и вдохни этот морозный почти весенний воздух. Вдохни в себя обновление… Задержи дыхание, и, может быть, тебе тоже не захочется выдыхать… Дай мне руку… Мы поднимемся на крышу самого высокого здания в этом сером городе… Мы встанем на самый краешек и посмотрим на эту жизнь сверху вниз… Только не отпускай мою руку. Слышишь?!.. Не отпускай пожалуйста, иначе я сорвусь туда… Нет, мне не страшно, просто я не хочу оставлять тебя одного в этом мире… Вот так время снова напомнило о себе. Все нужные вещи были сказаны не вовремя. Моё прошлое вернулось слишком быстро, а моё будущее замешкалось где-то в пути. Сердце стучало так сильно, что, кажется, я не доживу до утра… Да, я не переживу даже эту ночь, не то что до тебя дойти… Ты единственный из встреченных мною мужчин… Я не знала, кем они были. И все вокруг, кто они? Чьи-то мелкие представители… Я, кажется, забываю, как без тебя дышать… Конечно, это больно, но это сердце — бедное, влюбленное, дрожащее — оно тоже твое… «Но я так и не смогла сказать Северусу о ребенке», — подумала я и вслед за ним вышла из кабинета. «Ты — мой личный сорт героина, куда я от тебя денусь! — думал я, обнимая Анри в ту самую долгую и темную ночь всей моей жизни. — Она одна была чем-то настоящим во всём мире…» Самое дурное, что было в жизни, то, о чем никогда никому не расскажешь — эти мгновения, они как порча. Гниль, разлагающая вас изнутри. И вы так и будете гнить, до конца. Я и сам не знаю, когда я толком понял, что моему театру теней пришел конец. Но я знал, что все кончено и я больше не могу быть просто зрителем. И я вдруг обнаружил, что нахожусь на сцене, что я — актер, гримасничающий и попусту жестикулирующий. Думал, что в отчаянии я разыщу себя. Заблуждался… Изменить пережитое невозможно, лучше принять его со словами: «Это было…» Одним весенним днем, я обнаружил, что Анри нет в моем доме в Паучьем тупике. Она даже не удосужилась мне оставить записку, да что уж там с запиской, она прихватила собой еще парочку флаконов с зельем. — Вот же негодница! Меня правда раздражали её поведение и её поступок. Тем более в то время, когда ее объявили в розыск. Какая моя самая большая победа? Я научился не жалеть. А не жалеть — значит верить. Горжусь всеми пролитыми слезами. Их соль действительно лечит. Не сразу, конечно, это же не внутривенное обезболивающее. Но со временем то, над чем ты когда-то плакал, обязательно утрачивает былую остроту — воспоминание становится легким, как тополиный пух. И вдруг осознаешь, что плакать не вредно, а необходимо. Чаще всего слезы избавляют от необходимости размышлять, объяснять, доказывать… Писать о том, что случилось, в письме, которое я никогда не отправлю. И которое ты не получишь, которое… нужно сжечь, после того, как закончишь. Мои чувства смогут сгореть… и та боль, которая внутри тебя. Я не хочу недомолвок. Я был бы идиотом, если бы не признал свои ошибки. Я ошибся. Я облажался. Я куда-то спешил. Я торопил события. Не разобравшись с тем, что мне мешало. Цепляясь за прошлое, оглядываясь назад. Желая забыть, но не переставая вспоминать. Какой я дурак, что хотел жить прошлым. Я застрял посередине, не простив. Не простив себе. Не двигаясь дальше. В чем секрет будущего? Может в том, чтобы всё исправить и жить дальше? Присмотреться. Да так, чтобы мутный образ стал чистым, ясным. Конечно, всякое случалось в прошлом, в далеком прошлом. Я не хочу ждать чудес. Лишь бы жизнь продолжалась. Или нет. Да. Нет. Да-нет? Да нет. Я просто хочу ясности. Но это зависит не от меня. А от тебя. Я люблю тебя. Все мысли исчезли, осталось только одно: она любит меня. Любит гордую посадку моей головы, всё, всё во мне любит, даже блеск чёрных глаз, и мою ухмылку, так часто ставившую её в тупик, и загадочную, повергавшую её в смущение молчаливость. Ах, если бы она просто зашла сейчас сюда, заключил бы её в объятия и избавил от необходимости что-то говорить, ведь я же люблю её… — Ты же хочешь меня! — заявила как-то Анри. Я молчал, просто смотрел в глаза и молчал. — Да, Боже Святые. Я хочу тебя. — тихий шепот раздался в комнате. — И мне плохо без тебя. Ты, как наркотик для меня. Я видел людей, которые не могли достать опиум и мучились. Это почти то же самое. Я знаю, что случается с наркоманом. Он становится рабом, затем гибнет. Это почти случилось со мной. Но я избежал. И не хочу рисковать опять. Я не хочу гибнуть из-за тебя. Мы хотели друг друга до дрожи, до мурашек, до изнеможения. Только я имел доступ к ее душе и к телу, только мои руки скользили по ее изгибам, заставляя отзываться каждую клеточку… Она знала, что делать и как… На выгнутых спинах танцевали тени каждого вечера… Мы мешали виски с собственными поцелуями, вдыхая аромат сумасшедшего желания, разрастающегося с каждым ударом пульса в висках… было жарко. Узкие ногти шипами впивались в жесткие мускулы. Я улыбался, зрачками царапая душу… Нам было мало. И не было передышек, и ночь висела несколько суток, презирая время… Я был нежен и груб… Я убивал ее и заставлял воскресать вновь и вновь… Сердце рвало на части только от одной мысли, что это она. Казалось, нам не хватит вечности. Прошлое без нее казалось невыносимым. В настоящем она осталась лишь яркой вспышкой, заставляя просыпаться по ночам, цепляясь в подушку в страхе снова провалиться и утонуть в море ее изумрудных глаз… Я давно хотел рассказать Анри о своих чувствах, но долго не мог решиться на это. Очень сложно смотреть в ее очаровательные глаза и не забыть то, о чем хочется сказать. Ведь можно упустить самое главное, и она так и не узнает о моем истинном отношении к ней. Как же это тяжело… С тех пор, как я первый раз увидел Анри, в моем сердце загорелась маленькая искорка. С каждым днем она росла и становилась все ярче. Я понял, что мои нежные и искренние чувства к ней переросли в нечто большее. Я полюбил ее всем сердцем и всей душой и больше не мог представить себе жизнь без Анри. Она для меня стала воздухом, ярким солнцем, кристально чистой водой. Она подарила мне все необходимое, что нужно для счастливой жизни. Я тонул в глубине ее глаз, в них столько нежности и искренности. Они дарили мне тепло, которого мне так не хватало до нее. Ее прекрасные шелковистые волосы так красиво развевались на ветру и снова ложились на удивительно нежное тело, словно лаская его. Я не перестаю удивляться ее очаровательной улыбке, которая заставляет меня забыть обо всех проблемах и разочарованиях. Мне хочется улыбаться вместе с ней и всегда быть в хорошем настроении. Она так стройна и изящна, что мне сложно устоять перед этими чарами. Но самое главное, что я ценю в Анри, это ее внутренний мир. Она настолько чиста и вместе с тем порочна, что порой мне бывает неловко находиться с таким ангелом-демонёнком… Мне нравится говорить с ней, мне нравится молчать с ней, я обожаю просто наблюдать за ней, мне нравится просто лежать с ней. В ее действиях и движениях столько открытости и таинственности одновременно, что хочется любоваться вечно. За все это я и люблю Анри, люблю искренне и открыто. Благодаря ей я познал любовь и обрел счастье. Мне хочется кричать об этом всем и тихо шептать ей это на ушко. Я люблю тебя больше жизни и буду любить всегда. Я не могу выразить словами всю ту радость, которую Анри принесла в мою жизнь. Факт остается фактом — любовь это то, что можно только почувствовать, и она заставляет меня чувствовать себя прекрасно. В прошлом любовь ускользала от меня, и оставила лишь воспоминания о невыносимой боли. Я был словно разбит на миллион осколков и перестал верить в существование истинной любви. Когда мы начали встречаться, я не ждал, что наши отношения продержаться дольше месяца. Я был уверен, что Анри со мной рядом только ради какой-то выгоды. Я помню, как она сказала, что любит меня, но я не поверил в ее признание. Я не хотел больше слышать о любви: всем этим я был сыт по горло. Я боюсь того, что я чувствую, ведь любовь однажды уже разрушила меня. Но Анри собрала все осколки моего сердца и заставила его стучать, напомнила, как это любить и быть любимым. Я влюбился в нее по-настоящему и на этот раз я не упущу свою любовь. Любимая, я с тобой начал верить в «долго и счастливо», и, надеюсь, в нашей жизни будет именно так. 2 мая 1998 года. Мне пришлось разослать весть всем членам Ордена, и через пару минут на меня смотрели Кингсли и Люпин, Оливер Вуд, Кэти Белл, Анджелина Джонсон и Алисия Спиннет, Билл и Флер, мистер и миссис Уизли. Мы все собрались в Выручайкомнате. Послышалось шарканье ног и глухой стук: кто-то споткнулся на ступеньках и упал. Кое-как поднявшись, новоприбывший плюхнулся на ближайший стул, посмотрел вокруг сквозь съехавшие очки в роговой оправе и спросил: — Я опоздал? Уже началось? Я только что узнал, поэтому… Перси смолк. На некоторое время все остолбенели. Наконец я повернулась к Люпину и с мужеством отчаяния попыталась нарушить неловкое молчание: — Как поживает малыш Тедди? Люпин удивленно посмотрел на меня. — Он… хорошо, спасибо! — громко сказал Люпин. — Тонкс сейчас с ним — у матери. Перси и остальные Уизли продолжали неподвижно смотреть друг на друга. — У меня есть фотография! — закричал Люпин, доставая из кармана карточку и протягивая ее мне. Я увидела малыша с пучком ярко-бирюзовых волос, машущего толстыми кулачками. — Я был дураком! — воскликнул Перси так громко, что Люпин чуть не выронил фотографию. — Я был полным идиотом, самодовольным кретином, я был… — Обожающим Министерство, предавшим свою семью, жадным до власти дебилом, — закончил Фред. Перси тяжело вздохнул: — Да, так и есть. — Что ж, зато честнее некуда, — сказал Фред, протягивая руку Перси. Миссис Уизли разрыдалась. Она бросилась вперед, оттолкнула Фреда и так крепко обняла Перси, что тот чуть не задохнулся. Перси поглаживал ее по спине, глядя на отца. — Папа, прости! Мистер Уизли быстро сморгнул и тоже поспешил обнять сына. — Что же заставило тебя одуматься, Перси? — поинтересовался Джордж. — Это началось уже давно, — сказал Перси, утирая глаза под очками полой своей дорожной мантии. — Но мне нужно было как-то выбраться, а в Министерстве это не просто, они только и делают, что отправляют предателей в тюрьму. Мне удалось установить связь с Аберфортом, и десять минут назад он мне передал, что Хогвартс готовится вступить в борьбу. Вот я и явился. — Разумеется, все мы надеемся, что наши старосты возьмут на себя руководство в такое трудное время, как сейчас! — сказал Джордж, очень похоже передразнивая витиеватую манеру Перси. — Что ж, пошли скорее наверх сражаться, а то всех стоящих Пожирателей смерти разберут. — Сейчас все в Большом зале, нам немедленно нужно туда, — сказала я, выходя из комнаты. Я распахнула огромные двери Большого зала в тот самый момент, когда Поттер вышел из строя учеников и стоял напротив Северуса. — Я думаю, несмотря на все ваши обстоятельные меры защиты, — воскликнул Поттер, — у вас проблемы с безопасностью директор! — Поттер оглянулся назад, увидев меня и Орден, уточнил. — И, боюсь, весьма серьезные! — Как смеете вы стоять, где стоял он? — крикнул Поттер. — Скажите им, что произошло в ту ночь! Как смотрели ему в глаза! Он доверял вам, а вы … Убили его! Скажите им! Северус в этот момент вытащил свою палочку и наставил ее на Поттера. Студенты все закричали и разошлись по сторонам. Я сделала молниеносный выпад, оттолкнув Поттера, наставив свою палочку на Северуса. Я заметила, как рука Северуса дрогнула, он хотел отпустить свою палочку. Но моя рука с палочкой рассекла воздух, и в Северуса полетело заклятие. Однако его Щитовые чары сработали так стремительно, что я слегка покачнулась. Я направила палочку на факел на стене, и он вылетел из подставки. Тут же превратившееся в огненное кольцо, которое полетело на Северуса, точно лассо… Теперь это был уже не огонь, а огромная черная змея, и я превратила ее в столб дыма, который в мгновение ока сгустился и обернулся роем разящих кинжалов. Снейпа спасло от них лишь то, что он перенаправил их на Амикуса и Алекто, стоявшими за ним, и кинжалы со звоном вонзились один за другим в них… А Северус в это время левитировал через окно, разбив его — Трус! Трус!- крикнула я ему вслед. Весь зал тут же наполнился светом, и студенты радостно зааплодировали. — Наш директор взял кратковременный отпуск, — сказала профессор Макгонагалл подойдя ко мне. — Профессор Макгонагалл! — обратилась я к ней. — Нужно срочно забаррикадировать школу, он летит сюда! — Отлично! Сюда летит Тот-Кого-Нельзя-Называть! — сообщила Макгонагалл остальным преподавателям. Стебль и Флитвик ахнули. Слизнорт издал тихий стон.  — Поттеру нужно кое-что сделать в замке по приказу Дамблдора. Мы должны пустить в ход все доступные нам способы защиты, пока Поттер будет выполнять задание. — Вы, конечно, понимаете, что никакие наши усилия не способны отражать Сами-Знаете-Кого до бесконечности? — пропищал Флитвик. — Однако задержать его мы можем, — откликнулась профессор Стебль. — Спасибо, Помона, — сказала профессор Макгонагалл, и волшебницы обменялись мрачнопонимающим взглядом. — Я предлагаю установить сперва базовую защиту по нашим границам. Учеников нужно будет эвакуировать, но если среди совершеннолетних найдутся такие, что захотят остаться и бороться вместе с нами, им, я полагаю, не следует чинить препятствий. И она удалилась быстрым шагом, бормоча: Тентакула. Дьявольские силки. Дремоносные бобы… Да, посмотрю я, как Пожиратели смерти с ними справятся. — А теперь — Пиертотум локомотор! — крикнула профессор Макгонагалл уже в вестибюле. По всему коридору статуи и доспехи соскочили со своих постаментов. По стуку и треску над головой и под ногами я поняла, что-то же самое происходит на всех этажах замка. — Хогвартс в опасности! — воскликнула профессор Макгонагалл. — Охраняйте границы, защищайте нас, выполняйте свой долг перед школой! С громом и скрежетом толпа движущихся статуй прошествовала мимо меня. Некоторые были меньше, некоторые больше натуральной величины. Среди них были и животные, а лязгающие доспехи потрясали мечами и размахивали медными шарами на цепях. — Началась Война, — прошептала я и положила ладонь на свой живот. Зачастую, только чувствуя приближение конца, мы можем что-то изменить. Сердце мое словно пронзила ледяная игла. Чтобы любить по-настоящему, без оглядки, надо чтобы терять было нечего. Решиться подойти к этой пропасти можно лишь когда все страхи позади. Чтобы суметь быть с тобой в этот миг, надо успеть повидать свергнутые империи и пережить самые жуткие ненастья. Надо столько всего пережить, столько всего загубить, чтобы теперь с тобой уже не губить ничего. Любовь ничего не стоит, когда она новая, чистая, светлая. Любовь перед бурей — это не выбор, это закон. И когда произойдет несчастье или случай — надо быть рядом, крепко стоять на ногах, найти слова, верный жест и взгляд. Да, мой малыш, этот миг, поверь мне, я не загублю. Мы одержим победу! Июнь 2006 года. Я уже выходила из кабинета, когда на меня налетел Персиваль. — Персиваль? — удивлено произнесла я. — Адрианна, ты меня избегаешь? — спросил он, закрывая дверь. — Если ты забыл, то я тебе напомню, я замужем. — Я отошла от него на безопасное расстояние. Персиваль вмиг преодолел это расстояние и сжал меня в объятиях. — Отпусти, — отдернула я его. — И не подумаю. — Он страстно меня поцеловал, уперев спиной в стену, создавая быструю и сильную волну собственного желания. Персиваль быстро пробежался касаниями ладоней по моей шее, ягодицам, меж грудей и бедер, на прикосновение к которому я ответила сильным сжатием ног. — Я хочу тебя, — прохрипел он прямо мне в губы. — Персиваль, я прошу тебя, — попросила я. — Я не хочу… Я… Его ладони вдруг оказались у меня под рубашкой на обнаженных плечах. Горячие мужские ладони практически обожгли меня: он провел руками по моим плечам, снимая рубашку, и я чуть задрожала от его прикосновений. В мире существует лишь одна логика — логика страсти. Рассудок предостерегает нас только до поры до времени, а потом, когда кони неудержимо рвутся вперед, он садится на козлы и уже только следит, чтобы они не разнесли экипаж. Сердце человеческое не может уберечься от любви, а любовь — это стихия, такая же сила, как морской прилив и отлив. Если женщина любит мужа, ее сам дьявол не оторвет от него. И клятва в верности, которую она дала перед алтарем, — лишь освящение любви. Но иногда… — Персиваль, прошу, не надо! — уже просила его я. — Пожалуйста, прекрати! Он сжал мою грудь, а затем своими ногами раздвинул чуть шире мои ноги, немного прижал, чтобы они были неподвижны, и, чуть приподняв свой торс, стал спускаться обильными полизываниями и поцелуями к моей шее, затем к участку меж моих грудей.  — О боже… — всхлипнула я. — Отпусти меня, Персиваль. Его руки скользили по моему телу и подбирались к самому сокровенному, как вдруг резкий рывок — и Персиваль оказался на полу. — Я убью тебя! — в бешенстве заорал Северус, наставив палочку на Персиваля. — Северус… — бросилась к нему. — Северус… Я могу все… Я встала между ними, и лучше бы не поднимала свои глаза на мужа. Его глаза были переполнены ненавистью, злобой, отвращением и презрением. — Северус, — взмолила я. — Прошу… Я… Я вцепилась в его рукав, зная, что он собирался сделать. — Убью, — лишь раз за разом рычал Северус. — Родной мой. — Я смотрела на него и только сейчас начала осознавать, что сделала. «Боже, что я натворила», — крутилось в голове. — Ты любишь его, — прохрипел сквозь зубы Северус. — Нет, милый, я… Северус презренно посмотрел на меня: — Дрянь, — и ударил по лицу, — шлюха! Я прижала ладонь к щеке, по которой получила удар. — Как ты… — он замахнулся в очередной раз, но остановился. Схватил меня за горло и сильно сжал руками. Мне стало тяжело дышать, я задыхалась, воздуха не хватало. — Отпусти ее, — приказал Персиваль. — Что? — Северус, не отводя от меня глаз, прошептал заклинание, и Персиваль отлетел. Он ударился об шкаф и все полки с книгами рухнули на него. — Северус… — прохрипела я, пытаясь убрать его руку с моего горла. — Я умоляю… — Ты умоляешь меня? — рявкнул он. — Я только что застал тебя с мужчиной! Твою мать, Анри! — В его глазах ярость вперемешку с болью. — Северус… — Слезы катились из глаз. — Ты мне противна! — прохрипел он мне прямо в лицо и отпустил руку с моего горла. Я сжала руками его и стала кашлять. — Северус…. Я опять подбежала к нему и обняла. — Северус, я прошу тебя… любимый мой, — умоляла я. Я уже плакала навзрыд, гладила его плечи, грудь. — Хороший мой… Северус молчал, только поднял мое лицо и посмотрел мне в глаза. — А я верил тебе, Анри. — в его глазах была пелена. — Прощал, любил тебя, и вот ты чем мне отплатила! — Северус, мне никто не нужен, — прошептала я. — Только ты, любимы мой. — Хватит, — он оттолкнул меня. — Убирайся! — Северус… — Пошла вон! Я попыталась привести себя в порядок, но руки тряслись. Вытерев слезы, я застегнула пуговицы на рубашке и вышла из кабинета. Я молча шла по пустым коридорам. Добравшись до спальни, я шла, раздеваясь по пути, включила в ванной воду и заперлась там. Упав на холодный кафель, я разрыдалась, как никогда раньше. Хотелось курить. Вот идиотство, я бросила много лет назад! Бросила-то бросила, но жизнь есть жизнь… Вы проявляете чувство стойкости, любите мужчину, заводите с ним двоих детей, и потом в один прекрасный вечер вашей стойкости приходит конец. За один вечер я потеряла все. У меня не осталось ничего. Вот и закончилась моя история. Я всё потеряла, все в одночасье рухнуло. Пошлая, грязная и безумная страсть. Из-за нее отворачиваются от семьи, ранят близких, теряют друзей и бросаются с обрыва в пучину греха. Это точка невозврата. Даже зная, что это тупик, ты не остановишься. Непростительная любовь, сметающая все на своем пути. Это ведь только к супружеским изменам мужчины общество относится снисходительно, если не восхищенно, а ты — женщина, совершившая прелюбодеяние, обманывающая мужа, который всегда относился к тебе с таким пониманием и любовью… Но ты одна знаешь, что этот самый муж не смог уберечь тебя от одиночества. Потому что не хватает чего-то, а чего именно — ты и сама не в силах объяснить, тем более, что ты любишь его и не хочешь терять. Но вот появляется другой мужчина, который оказывается гораздо сильнее, чем желание, чтобы все оставалось как было. Я столько раз в своей жизни переживала предательство, обиду, разочарование… Как описать словами первые мгновения, первые чувства после того, как только что всё случилось… Сначала волна жара, которая окатывает откуда-то из головы… Только-только жар доходит до ног, как на тебя сверху выливается ведро ледяной воды: память начинает подкидывать обрывки воспоминаний и мозг пытается заставить тебя понять… Но понять невозможно… И тогда ты глохнешь… Вокруг что-то происходит, ты по инерции летишь в потоке жизни и отвечаешь на письма, играешь с детьми, даже соглашаешься вечером посидеть с коллегами… Но это всего лишь способ защититься, спрятаться от волны, которая пока только накатывает… На самом деле, ты ещё до конца не понимаешь масштаба своей глухоты и силу боли, которая надолго теперь поселится внутри тебя… Ты ждешь наступления ночи… Ведь это время, когда можно остаться наедине с собой и попытаться разобраться: как это могло случиться с тобой? Ты можешь лежать, уставившись в потолок… А можешь уткнуться носом в подушку… Вот и слёзы… Это хорошо… Это значит, что жить будешь… Есть шансы… Проваливаясь в забытье, выныривая из него, ты всё равно продолжаешь бесконечный диалог с тем, кому ты сделала больнее, чем себе… Наступает утро. Хорошо, если за окном пасмурно… А если это лето? Жизнь вокруг бурлит, блещет и переливается новым днем, а тебе нечем дышать… Хочется вздохнуть глубоко и выдохнуть: «Ох…» Нет… У тебя теперь нет и этого. Ты на дне. С тобой только боль, отчаяние и непонимание. Я держалась до последних учебных дней. Северус все время проводил в подземелье, мы не виделись, даже в Большом зале он появился только из-за банкета в честь окончания учебного года. Я не знала, что мне делать. Что предпринять, чтобы хоть как-то исправить сложившуюся ситуацию. Я старалась не показывать, что наш брак с Северусом рухнул, но дети, мне кажется, это чувствовали. Дети в очередной раз были у Хагрида, пришлось забрать их и привести в Большой зал в честь банкета. Они как всегда бегали по залу и смеялись. Алекс дразнил призраков и кому-то даже подложил очередную мерзость, да так что все сидящие ученицы Пуффендуй завизжали. К счастью, буквально через несколько секунд в зале появился Северус. Все расселись по местам, и визги стихли. Он, как летучая мышь, пролетел через весь зал и остановился у директорского стула. Я посмотрела на мужа, он был уставший и какой-то отрешенный. Недельная щетина обрамляло его лицо, было странно, он никогда себе этого не позволял. В каком бы он состояние ни был, он всегда был выбрит начисто, и я заметила, как не только учителя, но и ученики перешептывались. — Итак, еще один год позади, — начал он. — И я надеюсь, ваши головы немного потяжелели по сравнению с тем, какими они были в начале года. Впрочем, впереди у вас все лето для того, чтобы привести свои головы в порядок и полностью опустошить их до начала следующего семестра. — А сейчас, как я понимаю, мы должны определить, кто выиграл соревнование между факультетами. Начнем с конца. Четвертое место занял факультет Гриффиндор — триста двенадцать очков. Третье — Пуффендуй, у них триста пятьдесят два очка. На втором месте Когтевран — четыреста двадцать шесть очков. А на первом Слизерин — четыреста семьдесят два очка. Стол, за которым сидели слизеринцы, взорвался громкими криками и аплодисментами. Тут же со стен появились зелено-серебряное знамения с огромной змеей. «Неужели ему даже видеть меня противно?» — подумала я. — С тобой все в порядке? — спросила Эми. — Голова с утра раскалывается, — ответила я и слегка улыбнулась ей. — У меня есть чудное средство, — тут же в наш разговор вмешался Джейми. — Прислал один знакомый из Индии. — Я думаю, простым зельем обойдется, — сказала я и сделала глоток из чашки. Рядом сидевший Северус молча встал, пожелал всего хорошего и удалился. — Вы поругались? — прошептала Эми. — Не то слово, — усмехнулась я. — Да ладно, Адрианна, — утешила меня Эми. — У вас так всегда, то ругаетесь, то миритесь! — Думаю, что не в этот раз, — ответила я и встала из-за стола. — Я пойду, нужно собрать вещи. — Ты куда-то уезжаешь? — поинтересовался Джейми. — Что? — переспросила я, так как не услышала, что он спросил. Мои мысли были далеко отсюда. — Я говорю, ты куда-то уезжаешь? — повторил он. — А, да, хочу навестить родственников, — ответила я. — Так что увидимся только ближе к учебному году. Но перед отъездом мне все же нужно было поговорить с Северусом. Я лишь хотела знать, как мне дальше жить. Это чувство вины у меня внутри, которое я испытываю каждое мгновение. Что мне сделать, чтобы от него избавиться? Я чувствую себя так, как будто лишила кого-то жизни. Как прекратить ненавидеть самого себя? Я вошла в его лабораторию. Странно, но прошло столько лет, а там все по-прежнему. Сумрачная комната была уставлена полками с сотнями стеклянных банок, где плавали в разноцветных зельях слизистые кусочки животных и растений. В одном углу стоял шкаф с ингредиентами. На столах стояли котлы, в них что-то бурлило. Из сумрака донесся холодный голос Северуса. Я вздрогнула. — Миссис Снейп? — Северус вышел на свет не мигая, смотрел на меня холодными черными глазами; каждая черточка его лица выражала неудовольствие. — Я бы не стала тебя винить, если бы ты не захотел меня видеть. — Я об этом подумывал, — уточнил он. — Я пришла лишь задать вопрос, — сказала я не поднимая на него глаза. — Я совершила большой грех. Я нарушила клятву, которую дала тебе семь лет назад. Твое сердце, ожидания и надежды — я все уничтожила. Я лишь хочу спросить, как нам дальше жить? — У меня есть три варианта! Первый — убить его. Второй — избить до полусмерти тебя. И третий — оставить тебя, но все это не подходит, так как я в любом случае тебя не удержу! А ведь я, несмотря ни на что, тебя люблю. — Я тоже люблю тебя, — всхлипнула я. — Я хочу быть с тобой, — плача, обхватив Северуса за спину, всхлипнула я. — Это все? — Что? — Я спросил, это все? Я могу идти? — холодно сказал он. — Моя жизнь стала для меня наказанием. Пожалуйста, ответьте мне, — я стала бить его по груди. — Ответьте мне! — Что ты хочешь еще услышать? — поинтересовался Северус. — Твои чувства, — сказала я. — Ты хочешь, знать что я чувствую? — гневно произнес он. — Я никогда в своей жизни не испытывал такого унижения, отвращения, и меня никогда так не водили за нос! — Из уголков глаз покатились слезы. — Никогда, если говорить честно, ни к кому не испытывал такой ненависти, как к тебе. — Мне очень жаль, — все что я могла тогда сказать ему. — Полагаю, что после всего того, что произошло, нам следует разойтись, — внезапно заявил Северус. — Северус, я прошу тебя, — я обняла его. — Родной мой, я… — Я отправлю письмо Кингсли, и он подготовит все бумаги для развода, — предупредил он. — Развод? — повторила я и подняла глаза на Северуса. — Ты не посмеешь! Я отошла от него, я не верила в то, что он сейчас говорит. — И всё-таки, что есть у него, чего нет у меня? — Я совершила ужасную ошибку, Северус, — слезы текли по лицу. — И ты смеешь мне в этом признаваться! — заорал Северус, схватив меня за руку и сильно встряхнув. — Зачем? Зачем ты все разрушила? — Северус… Родной мой, я не… —Ты довольна? Всадила кинжал в сердце, а теперь решила еще пару раз провернуть? Может быть, потом вдолбишь внутрь с рукоятью? Северус на миг прикрыл глаза и выдохнул: — Я все прощал… — Северус, я виновата, — прошептала я, рыдая. — Но из-за того, что какой-то придурок меня спровоцировал, ты разрушишь нашу семью? — Я разрушу? Решила сделать и меня в этом виноватым? — зарычал он. — О нет, моя дорогая! Это ты позволила другому мужчине прикасаться к себе! И мне жаль, если ты рассчитывала, что я и на это закрою глаза. — Северус… я твоя жена! — В моем тихом признании звучало достоинство. — Несчастливое обстоятельство, которое я предлагаю исправить, — сообщил Северус. — Даже когда кровь хлестала из моих вен, я думал, что был недостаточно хорош, чтобы заслужить твою любовь. — Ты наконец вспомнил о любви? И сколько на оргиях у Реддла ты оттра… — Мне надо было удушить тебя еще тогда, — гневно произнес Северус. Его слова были, как удары кнута. Я забыла, что мне надо сдерживать себя… — Мне не нужна твоя жалость. — Невероятный гнев вспыхнул внутри. Северус посмотрел на меня: — Моя дорогая Анри, — сказал он, — через некоторое время мы можем стать друзьями, когда воспоминания смягчатся до горьковатой ностальгии. Мы дойдем до этого, если мы оба будем терпеливы и милосердны. Но ничего больше этого. Я опустила руки и упала на пол, ладони прикрыли лицо и я заплакала. Желание и боль заставили меня кричать в пустоту, освещенную свечами: — Северус… И как теперь выбраться на свет, переломанной и разбитой? Как зажить новой жизнью, как снова стать счастливой?