Забытая жизнь

2 мая 1998 года. Волшебный потолок Большого зала темнел, усыпанный звездами. Под ним стояли растрепанные школьники — кто в дорожной мантии, кто в халате. Среди них мелькали жемчужно-белые фигуры школьных призраков. Все глаза, живые и мертвые, были устремлены на профессора Макгонагалл, выступавшую с возвышения в центре Зала. Позади нее стояли остальные учителя, в том числе и белокурый кентавр Флоренц, а также члены Ордена Феникса, прибывшие для битвы. — Эвакуацией будут руководить мистер Филч и мадам Помфри. Старосты, по моему сигналу вы организуете свои факультеты и в порядке доставите порученные вам группы к месту эвакуации. Многие ученики сидели в полном оцепенении. Внезапно одна ученица громко спросила: — А если мы хотим остаться и принять участие в битве? Раздались бурные аплодисменты. — Совершеннолетним можно остаться, — сказала профессор Макгонагалл. — А как быть с нашими вещами? — спросила какая-то девочка. — С чемоданами, с совами? — У нас нет времени паковать имущество, — ответила профессор Макгонагалл. — Наша задача — в целости эвакуировать отсюда вас самих. — Где профессор Снейп? — выкрикнула другая девочка. — Он, простите за вульгарное выражение, сделал ноги, — ответила профессор Макгонагалл. — Мы уже установили вокруг замка защитные заклинания, — говорила профессор Макгонагалл, — но вряд ли они продержатся долго, если мы не примем дополнительных мер. Поэтому прошу вас двигаться быстро и организованно и слушаться старост… Ее последние слова потонули в раскатах другого голоса, разнесшегося по Большому залу. Голос был высокий, холодный и ясный. Невозможно было определить, откуда он исходит: казалось, говорят сами стены. Как чудовище, которым он некогда повелевал, этот голос, возможно, дремал в стенах веками: — Я знаю, что вы готовитесь к битве. В зале раздались испуганные вскрики, школьники в ужасе прижимались друг к другу и затравленно озирались, пытаясь понять, откуда доносится голос. — Ваши усилия тщетны. Вы не можете противостоять мне. Я не хочу вас убивать. Я с большим уважением отношусь к преподавателям Хогвартса. Я не хочу проливать чистую кровь волшебников. В Зале царила теперь полная тишина, та тишина, что давит на барабанные перепонки и распирает стены. — Отдайте мне Гарри Поттера, — сказал голос Реддла, — и никто из вас не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я оставлю школу в неприкосновенности. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы получите награду. Даю вам на раздумье время до полуночи. И снова Зал погрузился в тишину, во всю продолжалась эвакуация учеников. Кингсли поднялся на возвышение и обратился к оставшимся в зале: — До полуночи всего полчаса, поэтому нужно действовать быстро! Преподаватели Хогвартса и Орден Феникса согласовали план битвы Профессора Флитвик, Стебль и Макгонагалл поведут группы бойцов на три самые высокие башни: Когтеврана, Астрономическую и Гриффиндора — оттуда открывается прекрасный обзор, отличная позиция для применения заклятий. Тем временем Римус, — он указал на Люпина, — Артур, — он махнул в сторону мистера Уизли, сидевшего за столом Гриффиндора, — и я поведем свои группы на территорию вокруг замка. Нам нужны люди, которые организуют оборону проходов в школу… — Это, похоже, работка для нас, — сказал Фред, показывая на себя и Джорджа, и Кингсли кивнул в знак согласия. — Прекрасно, все предводители в сборе, давайте разделим наше войско. — Поттер, — сказала я, торопливо подходя к нему, пока ученики, хлынувшие к возвышению, получали назначения и инструкции. — Вы ведь, кажется, искали что-то? — Что? Да! — сказал он. — Да, конечно! — Так идите, Поттер! За дело! — Да, я иду… Я вышла из Большого зала в вестибюль, где толпились эвакуируемые ученики. Было много суматохи и толкотни. Многие младшие ученики плакали, а старшие отчаянно звали друзей, братьев и сестер. Не дойдя до площадки, я рванула вниз по пустынному коридору. Панический страх не давал мне сосредоточиться. Я пыталась успокоиться, сосредоточиться, но мысли бились в голове бесцельно и бестолково, как осы в стеклянной банке. Я замедлила шаги, остановилась посреди пустого коридора и присела на опустевший постамент какой-то ушедшей на битву статуи. Я прижала ладони к лицу и закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями… Мы существуем между воспоминаниями и воображением, между призраком прошлого и призраком будущего, мы воскрешаем пережитые страхи и придумываем новые угрозы, не можем разобраться в себе, путая реальность и вымысел. В довершении всех бед нам недостаточно изводить себя тревогами сегодняшнего дня — мы принимаемся размышлять над тревогами дня вчерашнего и в конце концов начинаем бояться самого страха, который коварно подкрадывается, множится, ширится. Я понимала, что нашла нечто поразительное, и хочу, чтобы оно оставалось со мной всегда, и каждую минуту боялась, что могу это потерять. И я действительно тонула. Тонула в море страхов, вины и раскаяния. Разумеется, гораздо удобнее было бы расстегнуть молнию на черепе, вынуть мозг, сунуть его под воду и просто-напросто смыть в канализацию все сожаления, обиды и оскорбления, а затем начать всё заново. Но это, увы, невозможно. Глаза мои широко открылись под прижатыми пальцами. Я вскочила с постамента и вихрем помчалась в кабинет Северуса за последней своей надеждой. Погруженная в безнадежные раздумья, я свернула за угол, но не успела пройти по очередному коридору и нескольких шагов, как слева от меня с оглушительным звоном разбилось окно. Я едва успела отскочить в сторону — в оконный проем влетела огромная статуя, врезавшись в противоположную стену. В конце коридора уже лежали первые жертвы начавшейся битвы — двух каменных горгулий, обычно охранявших вход в учительскую, раскололо на куски заклятием, влетевшим в другое разбитое окно. Их останки слабо шевелились на полу. Едва я переступили порог кабинета Северуса и закрыла за собой дверь, шум битвы смолк: меня обступила полная тишина. Тут же я подбежала к полкам с зельями и, взяв первые попавшие флаконы с зельем, сунула их в карман. Кровь загудела у меня в ушах, сердце дрогнуло: вот он, справа — потрепанный старинный буфет, в который Северус хранит ингредиенты. Я стала, искала безоар, найдя его в маленькой коробочке, сунула его в карман мантии. У меня вдруг зашумело в ушах, как от огненного виски, и я чуть не споткнулась. Замок сотрясся от страшного грохота, я бросилась наружу. Дойдя до конца коридора, я вспомнила еще одно и, пошарив в кармане своей мантии, нашла флакон с слезами Феникса. «Как же я про него забыла!» — осенило меня, держа флакон. Меня спугнула профессор Стебль, прошедшая мимо в сопровождении Невилла и дюжины других учеников, все в наушниках-заглушках и с большими цветочными горшками в руках. — Мандрагоры! — крикнул Невилл через плечо, пробегая мимо меня. — Мы будем бросать их через стены — посмотрим, как это понравится приспешникам Волан-де-Морта. Я ускорила шаги, прошла мимо длинного ряда портретов и заметила, как изображения — волшебники и волшебницы в кружевных воротниках и камзолах, доспехах и мантиях — сходили со своих мест и перебирались в рамы друг к другу, выкрикивая новости о происходившем в других частях замка. Я уже добралась до конца коридора, когда внезапно весь замок содрогнулся. Глядя, как слетает со своего постамента огромная ваза, я поняла, что над Хогвартсом сгустились чары более страшные, чем те, которыми владели я и Орден Феникса. Я побрела по сотрясающимся переходам, держа палочку наготове. В одном из коридоров позади меня перебегал от портрета к портрету маленький нарисованный рыцарь, сэр Кэдоган, бряцая доспехами; он подбадривал остальных воинственными криками, а за ним трусил рысцой его жирный пони. Я поспешно повернула за угол и увидела там Фреда с маленькой группой; они стояли у другого опустевшего постамента, чья статуя раньше заслоняла тайный проход. Держа палочки наготове, ребята приложили уши к замаскированному отверстию. — Веселая ночка! — крикнул Фред, когда замок вновь сотрясся, когда я промчалась мимо, подстегиваемая смесью ужаса и восторга. Я влетела в следующий коридор, но дорогу мне преградил Аберфорт Дамблдор с палочкой на изготовку. — Через мой трактир сигают сотни детишек, мисс Дамблдор! — Я знаю, мы эвакуируем их, — сказала я. — И откуда вы… — Альбус мой брат, — сказал Аберфорт. —Но я не глухой и уж точно не слепой. Вы копия Кетлин, с которой мой брат был в близкой связи много лет назад. — Я надеюсь, что это пока останется в тайне, — предупредила я. — Надеетесь скрыть от всех свое происхождение? — спросил он. — Но ведь вашему брату удалось. Аберфорт фыркнул, повернулся и пошел в другую сторону. В это время наверху раздался взрыв. С потолка посыпалась пыль. Стены снова задрожали. — Адрианна! — Меня окликнули. Я повернулась и увидела Тонкс: — А я думала, ты у матери с малышом Тедди. — Я не могла вынести неизвестность… — У Тонкс был подавленный вид. — Ты не видела Римуса? — Он собирался вести группу бойцов на территорию замка… Тонкс без дальних слов бросилась вон. Стены и потолок ходили ходуном, воздух был наполнен пылью, а в окнах мелькали красные и зеленые вспышки, долетавшие до подножия замка. Я поняла, что Пожиратели смерти вот-вот будут здесь. Внизу я увидела великана, петлявшего по территории, громко крича и размахивая чем-то вроде каменной горгульи, сорванной с крыши. Я направила палочки на соседнее окно, стекла которого были выбиты, и метко пустила заклятие в толпившихся внизу Пожирателей. — Вся в отца! — крикнул кто-то, пробираясь ко мне сквозь тучи поднятой пыли. Я узнал Аберфорта, его седые волосы развевались; он вел по коридору группу школьников. — Похоже, они сейчас проломят северную стену — они привели с собой великанов! Длинная кавалькада прозрачных всадников галопом промчалась мимо, их зажатые под мышкой головы издавали кровожадные клики. Вокруг по-прежнему шла битва. Слышались крики — и это был не только боевой клич отступающих призраков. Страх затопил меня ледяной волной! Пожиратель смерти, на которого я нарвалась, рухнул под тяжестью Оглушающего заклятия. Раздался взрыв. И в тот самый миг, когда непосредственная опасность отступила, мир вдруг распался на куски. Я почувствовала, что лечу по воздуху; все, что я могла сделать, — это крепче вцепиться в тоненькую деревянную палочку, свое единственное оружие, и закрыть голову руками. Я слышала крики и вопли. А потом мир превратился в боль и полумрак. Я лежала, полузасыпанная щебенкой, в развалинах коридора. Холодный воздух подсказывал, что стену замка с этой стороны разнесло вдребезги, а липкая горячая струя, сбегавшая по щеке, — что я ранена. Потом я услышал страшный крик, от которого внутри у меня все оборвалось, — крик боли, какую не могли вызвать ни пламя, ни заклятие, и я поднялась, шатаясь, охваченная ужасом, какого еще не испытывала в этот день, а может быть, и никогда в жизни… Где стена обрушилась, виднелись три копны рыжих волос. Я пошатываясь и спотыкаясь, стала карабкаться через завалы камня и дерева. — Нет! Нет! Нет! — кричал чей-то голос. — Нет! Фред! Нет! Перси тряс брата за плечи, Рон стоял на коленях позади них, а Фред глядел перед собой неподвижными невидящими глазами, и на его губах еще витал призрак его отзвучавшего смеха. Я потеряла контроль над своими мыслями, парившими в странной невесомости, не в силах понять невозможное. И тут в дыру в стене, проделанную взрывом, гулко шлепнулось чье-то тело, и из мрака в них полетели заклятия, врезаясь в стену за моей головой. — Ложись! — крикнула я и потянула Рона на пол, а Перси так и лежал, закрывая собой тело Фреда, защищая его от новых повреждений. — Перси, пошлите, надо уходить отсюда! — крикнула я. Перси покачал головой. — Перси! На копоти, покрывавшей лицо Рона, я увидела светлые дорожки слез. Рон схватил старшего брата за плечи и потянул, но Перси не тронулся с места. — Перси, ты ему уже ничем не поможешь! Надо идти… — вскрикнула я. Перси обернулся, через дыру в стене лез огромный паук, размером с небольшой автомобиль. Направив палочку, я выкрикнула заклинание, чудовище отпрянуло, страшно дергая омерзительными ногами, и пропало в мраке. Рон вслед пальнул Оглушающим заклятием в переднее чудовище, и оно свалилось на своих товарищей; пауки скатились по стене вниз и исчезли из виду. Над самой головой просвистело еще несколько заклятий, растрепав мне волосы. — Идемте скорее! Рон наклонился к телу Фреда и взял его под мышки. Перси, поняв его намерения, разжал судорожную хватку на теле брата и стал помогать. Пригибаясь до самого пола, чтобы уклониться от летевших из двора замка заклятий, они оттащили Фреда с дороги. — Сюда, — сказала я, и они положили его в нишу, где прежде стояли доспехи. Я не могла заставить себя смотреть на Фреда ни мгновения дольше, чем необходимо. Убедившись, что тело хорошо спрятано, я помчалась за всеми. Но в конце коридора, сквозь пелену пыли, завалы осыпавшейся кладки, осколки стекла из разбитых окон, я увидела бегающие взад вперед фигуры — друзей или врагов, отсюда было не разобрать. Я повернула за угол, и передо мной возникли двое Пожирателей смерти в масках. Но не успели они поднять волшебные палочки, я воскликнула: — «Ивенсио»! — и моих противников ослепило. Я проскочила сквозь гобелен у входа на нижний этаж и влетела в коридор, ударившись о противоположную стену. — «Дуро»! — крикнула я, направив волшебную палочку на гобелен. Ткань с громким противным хрустом обратилась в камень, и гнавшиеся за мной Пожиратели смерти со всего размаху налетели на неожиданное препятствие. Я сбежала вниз еще на этаж и попала в коридор, где шли ожесточенные поединки. Портреты по обеим сторонам были битком набиты нарисованными фигурами, громко подбадривавшими защитников Хогвартса. Пожиратели смерти в масках и без масок сражались с преподавателями и школьниками. Я подняла палочку, готовясь ударить, но противники кружились и перемещались так быстро, что заклятие легко могло попасть в кого-нибудь из своих. Пока я стояла, прижавшись к стене и ожидая возможности вмешаться, над моей головой раздалось громкое «ую-ю!». Я подняла глаза и увидела летящего под потолком Пивза. Полтергейст сбрасывал плоды цапня на головы Пожирателям смерти, и в их волосах начинали копошиться, сползая к шее, извивающие зеленые отростки, похожие на жирных червей. Я воспользовалась тем, что рядом стоящий Пожиратель на секунду отвлекся, и ударила его Оглушающим заклятием. Долохов попытался отомстить за товарища, но я запустила в него «Петрификус Тоталус», и он упал на пол парализованный. Крепко сжав свою палочку, пригибаясь, оскальзываясь в лужицах цапневого сока, я побежала сквозь гущу сражающихся по мраморной лестнице в вестибюль. — Я — Драко Малфой, я Драко, я на вашей стороне! Драко наверху лестницы молил о пощаде у черной фигуры в маске. Пробегая мимо, я ударила в Пожирателя смерти заклятием «Ступефай». Повсюду, на лестницах и в вестибюле, шли поединки. Пожиратели смерти заполонили все здание. Вот у входной двери Яксли сражается с Флитвиком, а прямо за ними Пожиратель смерти в маске дерется с Кингсли. Школьники разбегались кто куда, многие несли или волокли за собой раненых друзей. Я послала Оглушающее заклятие в Пожирателя с закрытым маской лицом, но промахнулась и чуть не угодила в Невилла, который внезапно возник из ниоткуда, разбрасывая пригоршнями ядовитую тентакулу; растение тут же зацепилось за ближайшего Пожирателя смерти и принялось обвивать его своими усиками. Я бежала вниз по мраморной лестнице. Слева раздался звон бьющегося стекла, и часы Слизерина, отмечавшие очки факультета, рассыпали по всему полу свои изумруды, на которых тут же стали оскальзываться и падать бегущие мимо. Когда я вбежала в вестибюль, с верхней галереи упали два тела. Неясная серая тень, которую я приняла за животное, пронеслась по залу на четырех ногах, готовясь вонзить зубы в одного из упавших. — Нет! — взвизгнула я, и оглушительный хлопок моей волшебной палочки отбросил Сивого от слабо шевелящегося тела ученицы. Он ударился о мраморные перила и попытался подняться на ноги. Но тут на голову ему упал с яркой вспышкой и громким треском хрустальный шар. Сивый грохнулся об пол и больше не шевелился. — У меня еще есть! — кричала профессор Трелони с вершины мраморной лестницы. — Сколько хотите! Вот… Как подавальщик мячей на теннисе, она извлекла из сумки еще одну огромную хрустальную сферу и пустила ее через зал в окно. В ту же минуту тяжелые деревянные двери распахнулись, и в вестибюль ворвались гигантские пауки. Раздались крики ужаса. Сражающиеся — как Пожиратели смерти, так и защитники Хогвартса — бросились врассыпную, и в надвигающихся чудовищ полетели красные и зеленые вспышки, пауки дергались и вставали на дыбы, устрашающие, как никогда. Меня откинуло в сторону: вниз по лестнице мчался Хагрид, меча молнии из своего цветастого розового зонтика. Тут же Хагрид исчез среди пауков; мерзкая масса закопошилась, повернулась и стала быстро отступать под натиском заклятий, унося в своей гуще Хагрида. Я сбежала по ступеням крыльца на темную территорию, по которой пауки уносили свою добычу, но разглядеть Хагрида так и не смогла. — Хагрид! Мне показалось, что я видела огромную руку, машущую из середины паучьей стаи. Я рванулась вслед, но дорогу мне преградила колоссальная нога, вдруг опустившаяся из темноты, так что земля качнулась у меня под ногами. Я подняла глаза: надо мной стоял великан футов двадцати ростом. Его голова скрывалась во мраке, видны были только похожие на деревья волосатые голени, на которые падал свет из дверей замка. Внезапно он с силой ткнул огромным кулаком в окно верхнего этажа. На меня градом посыпались осколки, так что мне пришлось отскочить обратно на крыльцо. — О господи! — взвизгнула я, и посмотрели вверх, на окно, через которое великан пытался достать находящихся внутри людей. Я подняла волшебную палочку, но в это время из-за угла замка появился Грохх. Колоссальное чудище, крушившее окна, обернулось и взревело. Каменное крыльцо задрожало, когда великан шагнул к своему сородичу. Перекошенный рот Грохха широко открылся, обнажая желтые зубы размером с мелкий кирпич, и они кинулись друг на друга с воем, как два свирепых льва. Темнота полнилась чудовищными звуками великаньей борьбы — криками и ударами. Я мигом слетела с крыльца во двор. Я не оставляла надежду отыскать Северуса. Я бежала так быстро, что была уже на полпути к Заветному лесу, когда возникло новое препятствие. Воздух вокруг меня внезапно смерзся. У меня перехватило дыхание, я положила одну руку на живот, а другу с палочкой наставила вперед. Из темноты появились тени, движущиеся фигуры темнее самого мрака, с капюшонами на головах; шумно дыша, они огромной волной надвигались на замок… Шум борьбы за моей спиной вдруг замер, смолк, растворился, потому что ночную тьму густо окутала тишина, какую создают только дементоры. Я поднял палочку, но в тот же миг меня охватила тупая безнадежность. Многих больше нет, Северус наверняка умирает или уже умер, а о скольких погибших я еще не знаю. Мне казалось, будто душа уже покинула мое тело… Сотня дементоров надвигалась на меня, плавно скользя по воздуху, чуя отчаяние, обещавшее им славный пир… Моя волшебная палочка задрожала в руках, и я почти обрадовалась надвигающемуся забытью, обещанию небытия, бесчувствия. — Нужно подумать о чем-то приятном, — прошептала я и ладонью коснулась живота. Мелькнула серебряная искра, потом волна света, и наконец с трудом, какого это ему еще никогда не стоило, я выпустила из своей палочки феникса. Тот резво полетел вперед, и дементоры в самом деле обратились в бегство. И ночь снова стала теплой, а звуки битвы вокруг — громкими. Раздался грохот, земля сотряслась у меня под ногами: со стороны леса шел, размахивая дубиной, еще один великан, выше всех прежних. И я бросились бежать, и как раз вовремя — мгновением позже нога чудовища опустилась как раз на то место, где я только что стояла. «Надо спрятаться куда-то, где не достанет», — подумала я, когда великан снова махнул дубиной и заревел так, что гулкое эхо прокатилось по всей территории, где красные и зеленые вспышки поминутно прорезывали ночной мрак. — Гремучая ива! Я неслась вперед, чувствуя, что могу сейчас обогнать саму смерть, не обращая внимания на вспышки огня, прорезывающие окружающую тьму, на шум озера, гудевшего, точно море, на странный скрип деревьев Запретного леса при полном безветрии; я бежала по земле, которая, казалось, сама участвует в битве, бежала так быстро, как никогда в жизни, и первым увидела огромное дерево, иву, оборонявшую гибкими, похожими на хлысты ветвями тайну, скрытую у ее корней. Не помню как я очутилась в Визжащей хижине. Осторожно шагая по проходу, освещая путь волшебной палочкой и на каждом шагу ожидая препятствий, но их не было. Я не сводила глаз со слабого, дрожащего огонька на конце зажатой в кулаке палочки. Наконец я увидела впереди полоску света. Страх пронзил моё нежное сердце, окутал меня, словно тернии. В комнате было полутемно, Реддл стоял посреди заброшенной комнаты с облупившимися обоями и заколоченными окнами. Грохот сражения доносился сюда приглушенно, как бы издалека. В единственном не зашитом досками окне мелькали огненные вспышки со стороны замка, но в самой комнате было темно, ее освещала лишь тусклая масляная лампа. Он крутил между пальцев волшебную палочку, глядя на нее невидящими глазами. Тут раздался голос Северуса, и я вздрогнула: Снейп стоял в шаге от стены, за которой я притаилась. «Он живой!» — выдохнула я. — Повелитель, их сопротивление сломлено… — Без твоей помощи, — отозвался Том высоким, ясным голосом. — Ты, Северус, искусный волшебник, но не думаю, что сейчас ты нам особо нужен… Мы почти у цели… почти. — Позвольте, я найду вам мальчишку. Позвольте мне доставить вам Гарри Поттера. Я знаю, как его найти. Прошу вас. — Я в затруднении, Северус, — мягко сказал Том. — В чем дело, повелитель? — откликнулся Северус. — Почему она не слушается меня, Северус? В тишине послышалось тихий шип змеи. А может быть, это медленно угасал в воздухе свистящий вздох Реддла? — Повелитель? — недоуменно спросил Северус. — Я не понимаю. Вы совершали этой палочкой непревзойденные чудеса волшебства. — Нет, — ответил Том. — Я совершал этой палочкой обычное для меня волшебство. Я — непревзойденный волшебник, но эта палочка… нет. Она не оправдала моих ожиданий. Я не заметил никакой разницы между этой палочкой и той, что я приобрел у Олливандера много лет назад. Темный Лорд говорил задумчиво и спокойно. — Никакой разницы, — повторил он. Северус молчал. Мне не видно было его лица. Наверное, он чует опасность, подыскивает нужные слова, надеется успокоить Реддла. — Я думал долго и напряженно, Северус… Ты знаешь, почему я отозвал тебя из битвы? На мгновение передо мной мелькнул профиль Северуса: тот неподвижно смотрел на змею в заколдованном шаре. — Нет, повелитель, не знаю, но умоляю вас: позвольте мне туда вернуться. Позвольте мне отыскать Поттера. — Ты говоришь совсем как Люциус. Вы оба не понимаете Поттера — в отличие от меня. Его не нужно искать. Поттер сам придет ко мне. Я знаю его слабость, его, так сказать, врожденный дефект. Он не сможет смотреть, как другие сражаются и гибнут, зная, что все это из-за него. Он захочет прекратить это любой ценой. Он придет. — Но, повелитель, его может случайно убить кто-нибудь другой… — Я дал Пожирателям смерти совершенно ясные указания. Схватить Поттера. Убивать его друзей — чем больше, тем лучше, — но только не его самого. Однако я хотел поговорить о тебе, Северус, а не о Гарри Поттере. Ты был мне очень полезен. Очень. — Повелитель знает, что услужить ему — мое единственное стремление. Но позвольте мне пойти и отыскать мальчишку, повелитель. Я уверен, что сумею… — Я уже сказал: нет! — воскликнул гневно Том. Мантия Темного Лорда шуршала, как подползающая змея: — Сейчас меня волнует другое, Северус: что произойдет, когда я наконец встречусь с мальчишкой? — Но какие тут могут быть вопросы, повелитель, ведь вы… — Тут есть вопрос, Северус. Есть. Почему обе палочки, которые у меня были, отказались служить, когда я направил их на Гарри Поттера? — Я… я не знаю ответа на этот вопрос, повелитель. — Правда? Моя тисовая палочка, Северус, исполняла все мои приказы, кроме одного, — убить Гарри Поттера. Она дважды не смогла этого сделать. Олливандер под пыткой рассказал мне об одинаковой сердцевине, сказал, чтобы я взял другую палочку. Я так и сделал, но палочка Люциуса раскололась при встрече с Гарри Поттером. — Я… я не знаю, как объяснить это, повелитель. Снейп не смотрел на Реддла. Его темные глаза были по-прежнему прикованы к змее, свернувшейся в магическом шаре. — Я нашел третью палочку, Северус. Бузинную палочку, Смертоносную палочку, Жезл Смерти. Я забрал ее у прежнего хозяина. Я забрал ее из гробницы Альбуса Дамблдора. Теперь Снейп, видать, смотрел в глаза Реддлу, так как его лицо застыло, как посмертная маска. Оно было мраморно-белым и таким неподвижным, что я вздрогнула, услышав звук его голоса: казалось невероятным, что за этими невидящими глазами теплится жизнь. — Повелитель, позвольте мне привести мальчишку… — Я просидел здесь всю эту долгую ночь перед самой победой, — почти шепотом произнес Том, — неотрывно думая о том, почему Бузинная палочка отказывается выполнять то, для чего она предназначена, отказывается сделать то, что она должна, по легенде, сделать для своего законного владельца… и мне кажется, я нашел ответ. Снейп молчал. — Может быть, ты уже догадался? Ты ведь вообще-то умный человек, Северус. Ты был мне хорошим и верным слугой, и я сожалею о том, что сейчас произойдет. — Повелитель… — Бузинная палочка не повинуется мне по-настоящему, Северус, потому что я не законный ее владелец. Бузинная палочка принадлежит тому волшебнику, который убил ее предыдущего хозяина. Ты убил Альбуса Дамблдора. Пока ты жив, Бузинная палочка не может по-настоящему принадлежать мне. — Повелитель! — воскликнул Северус, подымая свою палочку. — Иначе быть не может, — сказал Том. — Я должен получить власть над этой палочкой, Северус. Власть над палочкой — а значит, и власть над Гарри Поттером. Я сжала свою палочку в руках. Из уголков моих глаз сочились слезы. И они напугали меня сильнее, чем все, что Том говорил. Меня охватил страх, какого я не испытывала ни разу за всю свою жизнь. Через несколько мгновений он умрёт, я уже не сомневалась в том, и страшнее самого страха смерти было не знать, какая ждёт его смерть, куда будет нанесён удар… Путь к счастью проходит через боль. И душевную, и физическую. Иначе не получается, такова человеческая природа: только потеряв, мы открываем в себе новое, непривычное для себя прежних. Одни воспринимают боль как наказание, препятствие, другие с ней дружат. Боль — это не только сигнал о неполадках внутри нас, но и бесценный шанс подняться на новый уровень. Реддл взмахнул Бузинной палочкой. Северус покачнулся, его колени подогнулись, и он опустился на пол. — Убей! — сказал на змеином языке Том. Нагайна моментально напала на Северуса. Я зажмурила глаза, и из уголков покатились слезы. Зубы змеи вонзились ему в шею, Северус судорожно рванулся, пытаясь сбросить ее, но она молниеносно атаковала его. — Жаль, — холодно сказал Том. Змея отползла от Северуса, который уже неподвижно лежал на пол; из раны на шее хлестала кровь. Том вышел из комнаты, не оглянувшись, и змея поползла вслед за ним. …Тогда это была адская смесь: острая, разрывающая все внутри боль потери, панический, до озноба, неверие в свои силы, отчаяние… Оказывается, я в кровь искусала себе костяшки пальцев, удерживая крик. Я чувствовала, как бешено бьется о ребра сердце. Как странно, что под действием смертного страха оно колотится все сильнее, мужественно поддерживая жизнь. Часть меня умерла в тот самый момент, когда я увидела подрагивающую на полу ногу в черном ботинке. Страх… безымянный, тупой страх управлял моими поступками куда настойчивее, чем любая логика. Я бросилась к Северусу. Глядя на белое как полотно лицо Северуса, я пальцами пыталась зажать кровавые раны на шее. Внезапно с другой стороны ящик приподнялся над полом и тихо отплыл в сторону. Я наставила палочку, но опустила ее, увидев Поттера. Он нерешительно приближался. Расширенные черные глаза Северуса остановились на Поттере, и он попытался что-то сказать. Поттер нагнулся к нему. Северус схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук: — Собери… собери… Из Северуса текла не только кровь. Серебристо голубое вещество, в виде слезы, потекло по его щеке. Я поняла, что это такое, но не знала, что делать… Убрав одну руку от ран Северуса, я пошарилась в кармане мантии и нашла в ней тот самый флакон с слезами феникса. Откупорив ее зубами, я аккуратно вылила все содержимое на шею Северуса. Раны моментально затянулись, и вложила в дрожащую руку Поттера пустой флакон. Серебристое вещество скатилось в горлышко. Когда флакон наполнился до краев, а в жилах Северуса не осталось, похоже, ни капли крови, его судорожная хватка ослабела. — Взгляни… на… меня… — прошептал он. Зеленые глаза встретились с черными, но мгновение спустя в глубине черных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Поттера, упала на пол. Волна ужаса накрыла меня. Осень 2006 года. Все лето мы провели у магловских родственников. Расставание погружает тебя в холодную, одинокую ночь, но главное помнить, что каждая ночь заканчивается утром и с восходом солнца появляются новые причины, чтобы жить дальше. Память так коварна. Сначала она преподносит вам букет удовольствий. Трогательные родные запахи детства, волшебное сияние юности — всю эту мишуру… А потом она ведет вас туда, куда вам совсем не хочется возвращаться… Туда, где холодно и темно, где в тумане бродят расплывчатые тени, которые, как вы надеялись уже никогда не вернутся. Но можем ли мы жить без этого? В конце концов, память — основа разума. И следовательно мы отвергаем разум, если не можем смириться с собственным прошлым. С другой стороны, почему бы и нет? Никто, вроде бы, не связан долгосрочными обязательствами! Зачем же все время быть в здравом уме и трезвой памяти? Так что, в случае неудачного поворота ваших мыслей, если вдруг вас на полном ходу занесет в тот уголок памяти, где царит непереносимый ужас, помните: безумие всегда рядом. Безумие — это запасной выход. Вы можете просто шагнуть через порог, оставив позади весь этот кошмар, и запереть дверь. Отгородиться от него… навсегда. Понять, как жить, почти невозможно. За эти месяцы мне приходило в голову, что, может быть, у нас с Северусом еще не все кончено. И, как мне казалось, так и было. Я рискнула вырваться из своей умиротворенной жизни, хотя, если быть до конца честной, умиротворения-то и не было. И попробовала быть другой, потому что хотела понять, неужели после стольких лет, мы сможем вот так просто разойтись. Нас не было в Лондоне все лето. Если не та меленькая надежда, что затаилась у меня в сердце, я бы не вернулась в Хогвартс. Все каникулы дети терзали меня вопросом, где их папа, на что мне приходилось врать, что он слишком занят новым экспериментом. Но в последние дни уходящего лета Эйлин закатила истерику, и нам пришлось, впопыхах собравшись, вернуться в замок. Я не ждала пламенной встречи от Северуса, он окончательно дал мне понять, что между нами все кончено и развод это только формальность. Я подозревала, что дети видят и чувствуют, что между нами происходит. Старалась не злиться и не показывать гнев, когда Северуса элементарно игнорировал мое присутствие. За те месяцы, что я не видела его, мне показалось, что он изменился. На его лице появились надбровные морщины, что сделало его еще угрюмее. Он забывал иногда бриться и показывался в Большом зале с трехдневной, а то и недельной щетиной. И только сейчас я заметила, что мой муж постарел. Дни шли, новые ученики, уроки и дежурства по ночам стали неизменным атрибутом моей жизни. Наверное, только присутствие детей и их любовь спасала меня от истерик и слез. От Эми я узнала, что Северус со скандалом выгнал Персиваля, а на его место назначил Люциуса Малфоя. Если быть откровенной, то у меня до сих пор неприязнь к Люциусу. И, видимо, не одной мне было не по душе сидеть с ним за одним столом в Большом зале. Но один подслушанный мной разговор поменял о нем мнение, не то что бы я поменяла к нему свое отношение, просто увидела в нем благородного мужчину. Я блуждала по коридорам школы в свое дежурство и уже собиралась идти спать, как услышала голоса, доносившиеся из кабинета ЗОТИ. Подойдя ближе к приоткрытой двери, я прислушалась. По голосам, доносившимся за дверью, я поняла, что в кабинете Северус и Люциус. — Знаешь, я задаю себе единственный вопрос и не могу найти на него ответ, — бархатный голос Северуса раздался за дверью. — И что это за вопрос? — спросил Люциус. — Почему она выбрала меня? — печально произнес Северус. — Я сам был удивлен, узнав, что Адрианна дочь Дамблдора, — ответил Люциус. — А когда узнал, что она стала твоей женой, думал, что это чья-то шутка. — Я до сих пор не знаю, как найти подход к этой женщине, — уточнил Северус — Это потому что ты уже подсознательно обдумываешь пути отступления, Северус. — Я думал, спустя года она изменится. — Мне показалось, что Северус произнес это как-то тревожно и тяжело. — Они создали психопатку, чтобы она тебя убила, — усмехнулся Люциус. — А я на ней женился, — подчеркнул Северус. — Адрианну нельзя спрятать, замуровать, Северус, — сказал Люциус. — Ее нрав даже Темному Лорду остановить не по силу было. — Анри не глупая, и тебе это известно, — напомнил ему Северус. — Она умеет выкрутить все так, как ей нужно — и в этом я не раз убеждался. — Она многое пережила, Северус, — предупредил его Люциус. — Как и мы все, — сообщил Северус. — Как она вытерпела всё это? Она видела куда больше смертей, чем ты и я. Если бы она не любила и не ценила тебя, думаю, что ты бы не стоял сейчас рядом со мной. — Ты защищаешь ее? — удивленно произнес Северус. — Я ею восхищаюсь, — объяснил Люциус. — Не каждая женщина способна на то, что сделала Адрианна. Она одна смогла противостоять Темному Лорду, и заметь, была единственной, не боявшейся его. — Это все в прошлом, Люциус. — Но это связано, — возмутился он. — Как бы ты этого ни сторонился. Наше прошлое олицетворение нашего будущего. И пока ты не поймешь, что перед тобой человек, который, не смотря на годы, потери, остался рядом с тобой и боится тебя потерять, то будешь блуждать по кругу, злится и искать виноватых. — Она предала меня, — возразил Северус, и его голос вонзился мне в голову. — А сколько раз ты предавал ее? — спросил спокойно Люциус. За его вопросом последовала тишина. — Я могу простить ей все: ее невыносимый характер, безумное поведение, которое приводит меня в бешенство, но оказывать знаки внимания мужчине, будучи в браке, — этого я простить не могу. — Но ведь ты её любишь? — Я не работаю, не живу. Эти чувства меня больше не трогают. — Совсем? — Они пожирают, — ядовито сказала Северус. — Ждут, пока ты расслабишься, размякнешь, и только потом предательски вонзят нож в спину. — Возможно, причина в другом, — намекнул Люциус. — Зная тебя, Северус, я могу понять Адрианну. Ты из тех, кто редко показывает свои чувства, а тут такой обольститель — и ее каменные стены рухнули при виде такого очаровательного, заботливого и импульсивного мужчины. Северус молчал. А я прижалась к двери сильнее, слушая Люциуса. — Она спасла тебя от смерти, родила тебе наследников. И ты хочешь сказать, что в этом не скрываются чувства? — Возможно, когда-то Анри и любила меня, — согласился Северус с ним. — Но сейчас эта любовь испарилась, и она тут же бросилась в объятие этого подонка. — Вроде бы ты сказал, что это он набросился на нее, — напомнил Люциус. — Сути дела не меняет, — отрезал Северус. — Анри любого заставит слюной захлебываться. — Ты прав, — согласился Люциус. — Перед ней трудно устоять, но она несла свою любовь к тебе столько лет, и не думаю, что из-за одного мужчины стоит рушить брак. — Да если бы я тогда не услышал крики и не влетел в ее кабинет, — повысил свой голос Северус, — она отдалась бы этому недоноску без зазрения совести. — Но ты же услышал, — уточнил Люциус. — Все дела в случае, — возразил Северус. — Она позволила ему — и это главное. — Ну, это не про Адрианну, она быстро вышибла ему мозги, — отмахнулся Люциус. — Это она тебе их вышибет, — едко произнес Северус. — Мда, эта она умеет, — откашлялся Люциус. — Почему ты всегда всё усложняешь? — Если б я мог… — Сколько времени иногда требуется, чтобы найти свою настоящую любовь? Особенно, если она совсем рядом, -сообщил Люциус. — Я нахожу удивительным то, что любовь считается даром, счастьем… Никто не учитывает тот факт, что любовь сводит с ума, вяжет и душит. Я думаю, что это позволит посмотреть на твою жизнь под другим углом. — Люциус, будь так любезен, заткнись… — Думаю, что ты зря на нее злишься, — уточнил Люциус, и что-то стукнулось об пол и разбилось. — А как я должен относится к тому, что на мою жену смотрят, как на лакомый кусок мяса, — рявкнул Северус. «Неужели вспомнил, что я его жена», — фыркнула я про себя. — Тебе надо гордится, что этот кусок твой, — ухмыльнулся Люциус. — Многие мужчины могут позавидовать тебе. Скажи мне, как другу, Адрианна, наверное, великолепна в постели, правда? «Вот же ублюдок», — подумала я. — Замолчи, Люциус, — отрезал Северус. — Не злись, Северус, — успокоил его он. — Ты ведь решил развестись, тем самым, мой друг, подстегнешь многих мужчин. — На что? — На завоевание руки Адрианны, — намекнул Люциус. — Она пока моя жена, Люциус, — холодно произнес Северус. — Ну это пока, — протянул Люциус. — Даже не смей на нее смотреть, — прорычал Северус. — Эта женщина принадлежит мне. Я даже загордилась собой. Конечно, я не вещь, но слышать это от Северуса мне было очень приятно. — А вот и ревность проснулась у отвергнутого мужа, — засмеялся Люциус. — Меня никто не отвергал, — возмутился Северус. — Зато ты сам разрушаешь то, к чему шел, — заявил Люциус. — Столько воды утекло, а ты цепляешься за прошлое. — Я надеялся, что после я смогу вздохнуть, но вечная тревога не покидает меня по сей день. — Зачем на все навешивать обычные ярлыки? — спросил Люциус. — Как бы то ни было, вы женаты. Теперь друг другу нервы портите, а нужно просто поговорить. — Нет, — отрезал Северус. — Я все решил. Не стоит биться в закрытую дверь… с истекшим сроком годности в десять лет. Все документы уже готовы, и Анри сможет броситься в объятия кому угодно. — Как бы ты этого не хотел, но ты любишь ее, мой друг, — сообщил Люциус. — И я этому рад. Наконец твоя любовь к Лили Эванс испарилась. — Ее уже как лет двадцать нет, — ответил Северус. — Осталось только чувство вины, что я не смог ее спасти. — Тогда борись за то, что у тебя есть, — твердо произнес Люциус. — Цени то, что не у каждого есть такое сокровище, на которое, будь уверен, найдется соперник. — С твоих уст это звучит как угроза, — саркастично произнес Северус. — Я всего лишь предупредил тебя, — объяснил Люциус. — Если ты отпустишь Адрианну, то потеряешь ее навсегда. Послышались шаги, и я тут же свернула за угол, глупо улыбаясь последним словам Люциуса. Может, хотя бы ему удастся переубедить Северуса и он хотя бы не будет требовать развода, а там нужно будет всего лишь мое женское обаяние. Я сидела за деревянным столом в кабинете и разбирала домашние работы. Внезапно ко мне в кабинет вбежал Алекс, а за ним Эйлин. — Милый, что случилось? — спросила я, увидев его. Он, запыхавшись, подошел к моему столу и кинул на него распечатанное письмо. И я сразу поняла, что это за письмо, ведь Кингсли прислал мне его вчера — и я не успела его убрать. — Мама, вы разводитесь с папой?! — удивленно воскликнул он. — Милый мой, ты не все так понял, — замялась я, не зная, что ему ответить. — Это из-за нас? — Ну что ты, дорогой моя. — Я привстала и хотела его обнять, но Алекс меня оттолкнул. — Мы с папой очень любим вас. — Нет, ты врешь, — крикнул он. — Если бы вы любили нас, то не разводились бы. — Алекс, вы здесь не при чем, -ответила я и, подхватив Эйлин на руку, обняла ее. — А кто при чем? — не унимался Алекс. — Алекс, милый, — я погладила Эйлин по голове, — пойми, мы с папой не можем больше быть вместе. Так случается, что люди расстаются. Как же трудно объяснить ребенку, что его мать полная дура и позволила одному мимолетному влечению разрушить то, к чему она шла много лет. — Мы не нужны вам, — заявил Алекс, подойдя ко мне, и Эйлин потянулась к нему. — Алекс… Он взял сестру на руки и выбежал из кабинета. — Родной мой! — крикнула я ему вслед. Я не видела Алекса и Эйлин весь день. И только вернувшись в кабинет, обнаружила их спальню пустой. «Опять до поздно заигрались у Хагрида», — подумала я, спускаясь на первый этаж. Спустившись в вестибюль, я направилась в сторону хижины Хагрида. Но, на мое удивление, детей у него не было, весь день он провел в Хогсмиде. «Может, они у Невилла», — осенило меня. Он как раз в этом году занял место преподавателя по травологии, и Алекс очень любил проводить время с ним. Я вернулась в холл замка и направилась в сторону теплиц. Двери в нее были открыты, и я, поблуждав между рядами растений, так и не нашла никого живого, кроме летающих насекомых. Потом я спустилась в подземелье, но и там детей не было. Прошарив все известные потайные углы замка, я стала терять самообладание. Я даже в женский туалет на втором этаже заглянула, для успокоения. Опять вернувшись в вестибюль, я расспросила все картины, но никто ничего внятного мне не сообщил. Потом свернула на кухню, но домовики лишь развели руками. — Вот найду тебя, Алекс, — гневно прошептала я и хлопнула дверью очередного пустого кабинета. — Выпорю! Поднявшись, я обошла все этажи и заглянула в каждый кабинет, но все бестолку, Алекса и Эйлин нигде не было. Солнце уже склонилось за горизонт, когда я была на астрономической башне, внимательно высматривая детей. Вот это как раз было хуже всего — знать, что никогда не боялся, да и бояться, собственно, нечего, но в то же время чувствовать, как каменеют мышцы спины, завязываются в причудливые ледяные узлы. Внезапный страх парализует все тело. В груди что-то кольнуло, и тревога пронзила мой разум. Я быстрыми шагами спустилась и направилась в кабинет Северуса. — Северус, — обратилась я к нему, войдя в кабинет. — Вы что-то хотели, миссис Снейп? — отстраняя бумаги спросил он. И мне как-то удивило, что он меня так назвал, но сделав вид, что я не обратила на это внимание, ответила ему: — Я не могу найти детей. — Наверное, они у Хагрида, — сказал он. — Их там нет, — сообщила я. — Значит, опять мучают мандрагору в теплице, — сообщил Северус. — Нет, — отрезала я. — Я смотрела там, их нигде нет. — Когда ты в последний раз видела их? — спросил Северус, привстав с кресла. — Сегодня утром в своем кабинете. — И только сейчас меня осенило. — Это моя вина! Я закрыла глаза, так как из них потекли слезы. Паника зарождалась в моей голове. Понимание того, что дети могут быть где угодно. — Анри, причем здесь ты? — удивился Северус моему заявлению. — Алекс, наверное, опять спрятался где-нибудь и скоро сам вернется вместе с Эйлин. — Нет, — покачала я головой. — Я обошла весь замок! Северус приблизился ко мне: — Прекрати сеять панику. — Это моя вина! — возмутилась я и посмотрела на мужа. — Он нашел письмо от Кингсли и прочел его. Северус, он… — Я заплакала. Страх и боль вновь пронзили мое сердце. Северус схватил меня и прижал к себе. «О боже! Может, с ними что случилось?» — Глупая моя, — прошептал он. — Алекс хотя и пошел в тебя, но он далеко не глупый. И уж точно не страдает безрассудством. — А если… — И я снова заплакала и уткнулась лицом в грудь мужа. «Они одни не известно где, перепуганные и зовут меня» Мрачны мысли крутились в голове. — Успокойся, Анри, — сказал Северус, успокаивая меня. — Он умный парень и не сделает того, что угрожает его жизни, тем более жизни Эйлин. — Северус… — Я не унималась, плача от тех страшных мыслей, что каждый раз заполняли мою голову. Северус сильнее обнял меня и поцеловал в макушку: — Глупенькая моя. Сумерки нависли над замком, а Северуса все не было. Они вместе с Люциусом и Хагридом отправились на поиски детей. А мне приказали сидеть в кабинете на тот случай, если дети вернутся сами. Страх, как и боль, рано или поздно всегда сокрушит человека. Это неизбежно — остается только найти, за что зацепиться, пока он не пройдет, даже если это всего лишь мысль о том, что в конце концов он все же исчезнет. Впервые в жизни время мне показалось вечностью. Я блуждала из угла в угол, нервно кусая губу, и старалась гнать от себя дурные мысли. Я ни о чем не могла думать, даже о двери, там, наверху. В эти секунды я перестала существовать. Я превратилась в сплошной страх. Он пропитал все мое существо, и не похоже, чтобы сейчас он выветрился. Вновь и вновь объял меня. Я потянулась к пустой бутылке от настойки — и в отчаянии разбила её об изголовье кресла. Внезапно двери кабинета отворились, и я бросилась к ним, но это был Северус. — Вы нашли их? — спросила я, утирая слезы. — Нет, Анри, — ответил Северус и бросил на пол свою мантию. — Мы обошли все окрестности замка, но не единой зацепки. — Северус, ты прекрасно знаешь, сколько мне пришлось пережить, — захлебываясь в собственных слезах сказала я. — Если с ними что-нибудь случится, я этого не переживу! — Ты сейчас зальешь слезами весь Хогвартс, дорогая. — Северус подошел ко мне и приобнял. — Успокойся, с ними все в порядке. — Как ты можешь быть спокойным? — Я хотела его оттолкнуть, но он сильно прижал меня к себе. — У меня просто такой характер, — ответил он. — Ага. Если бы полено говорить умело, оно бы тоже про себя сказало, что «очень спокойное». — Что ж я, полено, по-твоему? — Хуже. Из полена можно что-нибудь интересное вырезать, а тебя, кажется, уже не исправить. — И это мне говорит та, чье эго тесно даже в этом здании, — саркастично произнес Северус, не отпуская меня. — Самовлюбленная скотина! — закричала я, стараясь, освободится от его сильных рук, которые как замок сковали мое тело. — Немедленно отпусти меня! — И не подумаю, — заявил он. — А то боюсь, я эту ночь не переживу.  — Ты… — Я растерялась, не зная, что ему сказать. — Дорогая моя, — холодно произнес Северус. — Не утруждай себя подробностями. Основная мысль твоя мне ясна. — Отпусти меня, — возразила я. — Я отпущу тебя, если ты пообещаешь меня выслушать. — Сказав это, Северус расслабил свои руки. — Если тебе все равно, я сама отправлюсь на поиски своих детей, — оттолкнув его от себя, заявила я. — На дворе ночь, — предупредил Северус. — Мы продолжим поиски завтра прямо с восходом солнца. — Нет! — рявкнула я. — Я пойду их искать! Северус, опять схватив меня за руку, прижал к себе. — Я просил тебя выслушать меня, — сказал он. — Но ты сама сделала выбор. Он сжал меня опять в тиски, наверное, только так ему удалось меня успокоить. — Как это не странно, но они и мои дети, Анри, — спокойно произнес Северус. — Я так же, как и ты, беспокоюсь о них. Но блуждать в кромешной тьме, еще и в Запретном лесу — это самоубийство. — Надо что-то делать, — прошептала я. — Во-первых, успокоится, — уточнил он. — Во-вторых, я оповестил всех в Хогсмиде, и если кто-нибудь их заметит, то сразу же нам сообщит. — Ты думаешь, они в лесу? — поинтересовалась я и подняла на него свое лицо. — Кентавры обещали помочь, — лишь ответил Северус и поцеловал меня. Один поцелуй может быть разным — нежным, медленным и чувственным, властным, стремительным и обжигающим, состоящим из сотен быстрых поцелуев, и почти непрерывным, затягивающим как самый глубокий из омутов… Поцелуй может быть ласковым, бережным и осторожным, а может стать глубоким, всепоглощающим и сводящим с ума… Поцелуй, который завоевывает душу, отнимает сердце, лишает остатков самообладания… Поцелуй, пробуждающий что-то спрятанное, скрытое, потаенное, то, что было под запретом воспитания, традиций и даже морали, привитой мне с детства… Поцелуй, так стремительно меняющий меня и все вокруг…