Рогозинские хроники

      — Галя, нет! Прости меня, но больше не проси об этом! Не вариант!       Борис Селиванов был спокоен, тверд и категоричен. То, о чём просила его женщина шло в разрез не только с врачебными принципами, но и принципами самой Галины Рогозиной…       — Галя, ты же всю жизнь порицала убийство, даже из благих намерений. А теперь сама же меня на него и толкаешь? А это — убийство! И не важно, что мотив — милосердие.       Рогозина молчала, закусив губу и комкая край клетчатого одеяла. Селиванов взглянул ей в лицо и в голове у него промелькнула мысль о том, что прежней Гали уже нет — забрала эта проклятая болезнь, оставив только тень.       — Галина Николаевна, не подбивай больше ни кого из наших на такие дела, прошу тебя! Надо потерпеть, а я помогу, чем смогу… Сейчас укольчик сделаем…       Ответом снова было молчание.       Тишину комнаты загородного дома отставного майора Круглова, в котором Галина последнее время жила постоянно, нарушал теперь только гомон вездесущих воробьёв за окном да тиканье настенных часов.       По лицу женщины было видно, что она терпит боль из последних сил, периодически прикусывая и без того уже истерзанные губы… Борис положил ладонь ей на лоб, проверяя температуру, потом подключил систему к подключичному катетеру — по тонкой прозрачной трубке к телу устремился спасительный и такой желанный для его нынешней пациентки раствор. Стало немного легче, но оба знали — это облегчение будет кратковременным, и раз за разом время относительно безболезненного существования — стремительно сокращаться.       Селиванов поправил забывшейся в дрёме Галине подушку и вышел в кухню, где уже сидели Круглов с Иваном Тихоновым, который приехал последней электричкой.       — Ей больно… Эти рецептурные уже не действуют …, — удручённо произнёс Борис.       — А не рецептурные? — Иван прищурился.       — Ты имеешь в виду…?       — Да, Борь, и не говори мне о законности, я и без тебя осознаю все риски.       — А ОНА, Ваня, согласится?       — А ЕЙ об этом знать не обязательно…, Боря.       Находившийся рядом Круглов лишь укоризненно покачал головой, но промолчал… А Борис задумался. Это предложение было куда меньшим злом, даже — шалостью, чем то, о чём просила час назад его Галина.       — Иван, где брать будем?       — Борис, да сам я сделаю, не сомневайся в моих талантах.       — Тихонов, а Галина Николаевна тебя случайно не о чём в последнее время не просила?       — Нет, а что?       — Да… так…       Посидев немного в кухне Иван отправился к Рогозиной.       Женщина лежала, накрытая стёганым одеялом, хотя на улице было лето. Её волосы, резко и окончательно поседевшие за последние недели, разметались по подушке, а на ресницах дрожали предательские капли… Иван присел рядом, взял за руку. От движения боль усилилась, и Галина тихо застонала, сильнее стиснув зубы… Ивану было тоже больно — видеть её такой: немощной, слабой, зависимой, мечущейся ночами по постели от болей…       — Потерпите ещё чуть-чуть, Галина Николаевна, пожалуйста, — прошептал мужчина.       Схватив рюкзак Иван ринулся домой.       Пробирки, колбы, мензурки — давно забытый процесс... Кристаллизация… Талант не пропьёшь… Теперь можно поспать… Немного…       Из объятий Морфея через два часа Ивана выдернул телефонный звонок.       — Тихонов, приезжай.       — Борис, я всё сделал, везу.       — Уже не нужно, Вань…