Река без берегов

Перед концертом Шерлок так сильно нервничал, что даже забыл надеть туфли. Джонатан раздраженно запыхтел и отправил его обратно, но, по крайней мере, не рассмеялся, и за это Шерлок был ему благодарен. Во время концерта бабочки в животе то росли, то уменьшались – когда Шерлок играл сам, они немного успокаивались – и к тому моменту, как в мелодию влилось адажио Эмили, он едва справлялся с дрожью и головокружением. Адажио было камерной композицией для шести струн, поэтому Шерлок откинулся на стуле и закрыл глаза, позволяя нежной музыке накрывать его с головой. Виолончель здесь не звучала грустно – она звучала тепло, ровно и успокаивающе. Зал начал аплодировать как-то уж слишком быстро. Шерлок сглотнул и пошёл на место дирижёра так медленно, будто каждое движение давалось ему с большим трудом. При этом он постоянно посматривал на ноги: его внезапно охватил иррациональный страх, что на нем опять не окажется туфель. Встав перед оркестром, он уставился на маленькое море обращенных к нему лиц. Это все грандиозный розыгрыш, иначе никак. Вот сейчас он поднимет руку, и они все… в унисон испортят воздух, или… разразятся смехом, или… Эмили и Рапиндер одобряюще ему улыбались, но спас его Джонатан. Шерлок услышал громкий вздох соседа и посмотрел на него. Раздраженный взгляд Джонатана четко говорил: «Ну начинай уже, а? Мне еще надо сразить всех наповал своим блестящим соло». Точно. Джонатан никогда не допустит, чтобы что-то помешало ему порисоваться. Шерлок сделал глубокий, до звона в ушах, вдох, поднял руку, и они начали. Когда концерт закончился, Шерлок облегченно выдохнул (это тот же воздух, который он вдохнул в начале? он все это время не дышал? похоже на то) и зал взорвался аплодисментами. Шерлок внезапно осознал, что понятия не имеет, что делать дальше. Уйти со сцены или сесть на свой стул среди вторых скрипок? Он, пошатываясь, заморгал. Эмили махала рукой, словно отгоняла его прочь. То есть уйти со сцены? Шерлок посмотрел на Джонатана, который раздраженно закатил глаза и показал за спину Шерлока. Тот повернулся и увидел, что зал встал. Все стояли и хлопали. Ему аплодировали стоя. Ему! Позднее Шерлок проглотил пунш и позволил счастливой матери себя обнять, а отцу – похлопать по спине. Даже Майкрофт, похоже, гордился им, а такое на памяти Шерлока было впервые. Подошли Эмили и Рапиндер и тоже его обняли, заставив почувствовать себя неловко, а Джонатан вздохнул так, словно Шерлок был огромной занозой в заднице, и сказал: - Неплохо для маленького мальчика. - Я не маленький, - возмущенно ответил Шерлок и торопливо добавил: - Ты потрясающе сыграл. Джонатан даже улыбнулся: - Спасибо. Мистер Толберт подошел к Шерлоку вместе с элегантной седовласой женщиной. - Мистер и миссис Холмс, - сказал он. – Это леди Одра Макдугалл из Кафедральной подготовительной консерватории, и она бы очень хотела перемолвиться с вами парой слов. Учиться в консерватории было гораздо лучше, чем в Итоне. Эмили и еще несколько знакомых тоже туда ходили, и это удерживало Шерлока от возвращения к оборонительному затворническому высокомерию, которое было «настройкой по умолчанию» большую часть его жизни. Его семья (то есть мать и Майкрофт) была непреклонна в том, чтобы традиционное образование Шерлока не пострадало, и после того, как его уникальные потребности были поняты, ему позволили ходить на продвинутый курс естествознания в среднюю школу неподалеку. Другие ученики, разумеется, были идиотами, но в консерватории он преуспевал, а остальное его не беспокоило. Впервые с начальной школы Шерлок был счастлив. Поэтому меньше всего он ожидал, что в начале октября его вызовут в кабинет директора. В Итоне такое случалось на регулярной основе, но он искренне не понимал, что такого он натворил на этот раз. - А, Шерлок, - сказала директриса, когда тот вошел в кабинет. Она обнадеживающе улыбалась, и у Шерлока сразу отлегло от сердца: никаких неприятностей у него нет, дело в чём-то другом. Возможно, это как-то связано с двумя мужчинами в кабинете: первый – высокий и огромный, второй – темноглазый и красивый. Полиция, подумал Шерлок, и сердце с неприятной тяжестью забилось в груди. - Это инспектор Джонс и сержант Лестрейд, - сказала ему леди Одра. – Они заверили меня, что у тебя нет никаких проблем. Я позвонила твоим родителям в Америку, и они разрешили тебе поговорить с ними при условии, что я останусь с тобой. - Хорошо, - сказал Шерлок, и его голос слегка скрипнул от волнения. - Ты знаешь, почему мы здесь, Шерлок? – спросил инспектор Джонс. Его громкий, почти рокочущий голос, казалось, не помещался в такой маленькой комнате. Шерлок подумал, не сработает ли нахальное безразличие, но если уж они сумели выследить его от самого Брайтона, это, возможно, лишь сделает из него виноватого. - Полагаю, вы здесь по поводу Джеймса Аллена, сэр. По поводу анонимного письма, которое я послал в Скотланд-Ярд и в котором четко описывалось, как именно он убил Карла Пауэрса, и объяснялось, что у него дома, почти без сомнения, лежат пропавшие кроссовки, на которых по-прежнему могли сохраниться следы использованного им яда, а также отпечатки его пальцев. Джонс выглядел слегка уязвленным. - Да. Команда, которая изначально занималась расследованием смерти Пауэрса, не горела желанием снова открывать дело, основываясь лишь на том, что они сочли розыгрышем, поэтому нас попросили привлечь к этому людей со свежим взглядом. Мы – ну, точнее, Лестрейд – подумали, что стоит взглянуть на дело еще раз, и оказалось, что ты был прав вплоть до каждой мельчайшей детали. Мы арестовали Джеймса Аллена после того, как нашли кроссовки, но он утверждает, что его подставили. Он упорно настаивает на том, что это его друг по имени Иэн Брэйтуэйт убил Карла Пауэрса, а потом отправил письмо и подсунул улику. - Я встречался с Иэном Брэйтуэйтом, - сказал Лестрейд. – Он настаивал, что за все лето был в плавательном центре лишь пару раз и никогда не встречал Джеймса Аллена, а его мать это подтвердила. Мы показали его фотографию Джеймсу, и он был немного поражен. Он признал, что никогда раньше не видел Иэна Брэйтуэйта, но дал нам описание мальчика, с которым был знаком: худощавый, темноволосый, с ярко-голубыми глазами, - все в кабинете посмотрели в ярко-голубые глаза Шерлока, и тот тут же направил взгляд в пол. – Я пошел на музыкальные курсы, хотя, честно говоря, думал, что это тоже окажется ложью, и, разумеется, мне отказались просто выдать список тех, кто посещал курсы этим летом. Но когда я спросил директора, был ли у них кто-то, подпадающий под описание, то выяснилось, что он знал, кого я имею в виду, и охотно указал мне на тебя. Как только я прочитал старые документы по делу, то тут же тебя вспомнил. Похоже, им стоило послушать тебя прошлой весной. - Я не убивал Карла Пауэрса, - спешно сказал Шерлок. – Я просто не мог: я был в Итоне, когда его убили, есть куча свидетелей. И я не подставлял Джеймса. Я просто не называл ему свое настоящее имя. - Почему? – спросил Лестрейд. Казалось, ему искренне хотелось это узнать. - Потому что он пугает меня, - сказал Шерлок, глядя ему прямо в глаза. Это было правдой. Может, изначально он солгал не поэтому, но теперь он очень-очень сильно хотел, чтобы Джеймс не узнал его настоящего имени. - Неудивительно, - пророкотал Джонс. – Мы разговаривали с дирекцией школы в Белфасте по поводу мистера Аллена. Отвратительный экземпляр. Запер учителя в классе и поджег школу. - Предположительно, - быстро добавил Лестрейд. – Доказательств нет. Поэтому его там и не арестовали, хоть и отчислили из школы. Шерлок почувствовал, как его глаза стали размером с блюдца. Внезапно стало трудно дышать. То, что казалось невинной забавой, когда он отправлялся в Брайтон, теперь стало намного темнее и опаснее, чем он рассчитывал. Что если Джеймс… - Почему бы тебе все нам не рассказать, - сказал Джонс, - с самого начала. Шерлок так и сделал. Он не мог отрицать, что глубоко внутри втайне надеялся на это – на возможность показать полиции, что все это время он был прав, выложить в деталях всю свою блестящую дедукцию. Единственное, что он опустил в своем рассказе - это поцелуи, потому что сама мысль о том, чтобы говорить о них, заставляла его краснеть от смущения, и курение, потому что нельзя было быть уверенным, что из-за этого у него не будет проблем. - Боже мой, - сказала директриса, когда Шерлок наконец-то закончил. – Ну, а сюда-то ты пришел не для того, чтобы раскрыть какое-нибудь преступление, а? - Нет, мэм, - сказал Шерлок, от волнения сжавшись на кресле в комок. – Я правда хочу здесь учиться. По счастливой случайности я понял это на курсах. - Больше никогда так не делай, а то я своими руками уши тебе откручу, - прогремел Джонс. - И все же это было здорово проделано, - сказал Лестрейд, улыбаясь Шерлоку. – Но это было в первый и последний раз, не бери это в привычку. - Нам нужно, чтобы ты дал официальные показания, но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы твое имя нигде не засветилось. Это должно быть несложно, ты ведь несовершеннолетний, - Джонс встал, напомнив Шерлоку своим тучным самодовольством Майкрофта. – Мы будем на связи, - сказал он директрисе и величественно выплыл из кабинета, а следом за ним, как катерок в фарватере, скачущей походкой вышел Лестрейд. - Сэр, - сказал Лестрейд своему начальнику сырым весенним днем следующего года, - теперь, когда мы закончили с этим делом, я подумал, что надо бы заглянуть завтра в ту музыкальную школу и рассказать обо всем мальчику, если вы не против. Этелни Джонс удивленно поднял взгляд. - Зачем ехать в такую даль? Я собирался позвонить директрисе. - У него могут возникнуть вопросы. Думаю, если я заверю его, что Аллен не сможет его найти, то тогда он сможет спать спокойно. Без него мы бы не раскрыли это дело – мы бы даже не знали, что это убийство, так что, мне кажется, это справедливо. - Наверно, - неохотно сказал Джонс. – Что ж, на завтра у нас ничего, кроме бумажной работы, не намечено, так что, думаю, ты сможешь отлучиться. Но на этот раз не резвиться. - Есть, сэр. Лестрейд не видел Шерлока Холмса уже несколько месяцев и поэтому не без удивления отметил, что мальчик подрос на несколько сантиметров, а его голос ломался чуть ли не на каждом слове. Ладони и ступни казались огромными на фоне тощей фигуры, словно у щенка лабрадора. Тем не менее, взгляд прославившихся на весь Скотланд-Ярд голубых глаз остался таким же пытливым. - Поздравляю с помолвкой, сержант, - сказал Шерлок, усаживаясь в кресло. Лестрейд был восхищен. - Откуда ты вообще это узнал? Неважно, если ты расскажешь, то это будет уже не так весело. Словно по волшебству, да? Я здесь по поводу Джеймса Аллена, но ты это, наверно, и так уже понял. Вся уверенность Шерлока испарилась, и он беспокойно заерзал в кресле. - Его освободили? - Нет, совсем нет. Он согласился сотрудничать со следствием и отправился в колонию для несовершеннолетних вплоть до достижения им двадцати одного года. Твое имя не появляется ни в каких официальных записях по делу – ты упоминаешься как «конфиденциальный свидетель», и твоя личность засекречена по решению суда. Через систему судебных учреждений он не сможет тебя найти, если захочет сделать это после освобождения. - О, - сказал Шерлок. Похоже, он успокоился, но одновременно отчего-то загрустил – или Лестрейду это просто показалось? Инспектор вспомнил мертвый взгляд Джеймса Аллена, и ему захотелось схватить в охапку этого долговязого хрупкого ребенка и навсегда его спрятать. - Послушай, - сказал Лестрейд. – Я знаю, ты запланировал себе выдающуюся карьеру музыканта… - …или химика. Я еще не решил, - быстро сказал Шерлок. - …или химика. Но если ты когда-нибудь надумаешь вместо этого заняться расследованием преступлений, найди меня. Нам в органах пригодятся твои мозги. - Я заметил, - сказал Шерлок с улыбкой, и Лестрейд понял, что юноше польстил этот комплимент. – Буду иметь это в виду, сержант. - Ну, давай, удачи, - сказал Лестрейд, беря пальто и глядя сверху вниз в эти хрустальные глаза. Шерлок поднял взгляд и ответил: - Спасибо. Шерлоку было пятнадцать, когда скрипачка по имени Анна поцеловала его на рождественской вечеринке, и Шерлок из чистого любопытства поцеловал ее в ответ, но опыт его разочаровал. В шестнадцать гобоистка по имени Эшлин поцеловала его после концерта, и поначалу это показалось ему многообещающим, пока он внезапно не осознал, что его возбуждал ее ирландский говор, а не то, что она мурлыкала ему в ухо (а она расписывала достоинства своего чрезвычайно умелого рта). Он в ужасе отпрянул, уже не чувствуя никакого желания, и сбежал домой, сославшись на мигрень из-за концерта. А потом тем же летом его семья отправилась на отдых в Грецию. Такая перспектива Шерлока не радовала. - Майкрофт тоже едет? - Конечно, едет, - раздраженно ответила мать. – Из-за него мы и устраиваем эту поездку. Он два года будет работать за границей, а когда он вернется, то ты уже будешь в университете, и больше нам такой возможности отдохнуть всем вместе не представится! - Класс, - пробормотал Шерлок себе под нос и добавил уже громче: - Но я прошел отбор на Королевскую стипендию по химии! Летом я должен быть в Кембридже и обеспечивать себе будущее! - Зачем тебе все эти стипендии и курсы? – спросил отец. – Когда я был подростком, то все лето бездельничал и наслаждался каникулами. - Да, мы помним, дорогой, - растерянно сказала Мамуля. – Шерлок, я знаю, что эта твоя стипендия – огромная честь, но семья важнее. И точка. Шерлок знал, что если «точка», то с матерью спорить бесполезно, поэтому с неохотой собрал сумки и, не переставая ворчать, отправился с семьей в Грецию. Первые несколько дней он дулся в своей комнате, демонстративно зарывшись в тесты по химии, но поняв, что на семью это никак не действует, сдался. Дождавшись, пока родители не ушли с очередной английской парочкой посмотреть на очередную старую церковь, а Майкрофт не ретировался по своим делам (которые, по-видимому, заключались в поедании тортов в кафе и планировании завоевания мира), он выскользнул на улицу. Ему пришлось признать, что остров и правда был приятным. Солнце - яркое и теплое, здания – живописные… он уже подыхал со скуки. Шерлок нашел маленький магазинчик, купил газировки, а потом немного побродил по берегу. Пляж ему нравился. Он напоминал обманчиво простые пьесы для скрипки – не перегруженный лишними деталями, но красивый, с волнами, рождающими внутри тихий ритм. Он отпустил свой разум в свободное плавание, как делал всегда, когда у него в голове рождалась новая музыка. Вскоре жажда снова напомнила о себе, и Шерлок решил вернуться в магазин за водой и, быть может, пачкой сигарет. Мамуля, почувствовав запах дыма, непременно его отчитает, пряча облегчение от того, что он всё-таки выбрался из дома. На кассе образовалась заминка - девушка-продавец никак не могла обслужить покупателя - Шерлок навскидку определил его как своего ровесника - который говорил с очень сильным французским акцентом и совсем не знал греческого. Выбравшись наконец на улицу, Шерлок сделал пару глотков, и достал сигареты, но отсутствие зажигалки вынудило его вновь вернуться в магазин. Тот парень всё ещё был там. Он стоял, прислонившись к стене, пил из своей бутылки и обратился к Шерлоку, едва поймав на себе его взгляд: - Друг, можешь и мне купить? Пожалуйста. - Сигареты? Pour quoi? [Почему?] На лице парня отразилось огромное облегчение. Он был ростом с Шерлока, но шире, а тёмно-карие глаза цвета горячего шоколада ещё больше оттеняли его загорелое лицо. - Я не могу ей объяснить, у меня слишком плохой английский, - сказал он по-французски. – И если родители спросят меня, покупал ли я сигареты, то я смогу сказать «нет». В школе Шерлок решил, что секс-романтика-поцелуи и прочая дребедень предназначались для развлечения умов менее значительных и были ему неинтересны, но глядя на этого парня, с его источающими тепло глазами и запахом согретой солнцем кожи, он внезапно осознал, что делал выводы, основываясь на неполных данных. Парня звали Филипп. Вся его большая семья – многочисленные кузены, тети, дяди и властная grand-mere [бабушка] – жила в огромном доме на берегу и почти не интересовалась, чем он занимается, - лишь бы появлялся к ужину. Филипп отвел Шерлока к крошечной пещере, в которую можно было войти только в отлив, и сказал: - Можем покурить здесь, никто не заметит. Это наш собственный частный пляж. Шерлок не курил с самого Брайтона, и скоро стало ясно, что у Филиппа опыта было ненамного больше. Они выкурили по сигарете, сидя бок о бок на песке и потихоньку придвигаясь ближе друг к другу, а потом по молчаливому согласию решили больше не курить. К тому времени их босые покрытые песком ноги были буквально прижаты друг к другу, и Филипп, слегка наклонившись к Шерлоку, хриплым голосом сказал: - Шег'лок, можно мне… - Oui [да], - выдохнул Шерлок и ответил на поцелуй. О, да, это было гораздо лучше, чем с девчонками. Как вообще ему не пришло в голову это попробовать, прежде чем сбрасывать все со счетов? Язык Филиппа казался не противным вторжением в его рот, а чем-то очень вкусным, как масло и мед, как… На этом моменте Шерлок бросил попытки логически мыслить. Они целовались, пока волны не начали лизать им ноги, а солнце не сблизилось с водой. Вскарабкавшись обратно к дороге, они договорились снова встретиться на следующий день. Шерлок уже повернулся было по направлению к дому, но рука Филиппа на его талии заставила его остановиться. Тот притянул Шерлока ближе к себе и глубоко его поцеловал. Юноша почувствовал, как все его тело залилось горячим румянцем, и совершенно забыл о дороге, обхватив пальцами бицепсы Филиппа и целиком отдавшись поцелую. Проезжавшая мимо машина просигналила. Шерлок и Филипп испуганно подскочили и очень медленно, словно тающая ириска, разорвали поцелуй. Филипп напоследок скользнул языком меж губ Шерлока и окончательно высвободился из его рук, сжав напоследок его талию и смущенно сказав: - A demain. [До завтра] По возвращении домой Шерлок нашёл свою семью на террасе - они наслаждались вечером и напитками. Мать при виде него улыбнулась. Майкрофт коротко просканировал его взглядом – волосы дыбом, солнечные ожоги, вонь от сигарет, распухшие губы, недвусмысленная выпуклость в паху – и открыл было рот, но Мамуля весело сказала: - Майкрофт, пей свое вино. Теперь юноши встречались ежедневно, а спустя неделю родители Филлиппа устроили пляжную вечеринку на несколько семей - с костром и поваром из деревни. Шерлок с радостью принял приглашение. Наравне с отличным французским дамы особенно оценили его привлекательную внешность и безупречные манеры, но потом на молодежь перестали обращать внимание, и Филлипп, улучив момент, взял Шерлока за руку и прошептал: - Allons-y. [Пойдем] Они лежали в темной пещере, постелив на песок одеяло, и высившиеся вокруг скалистые утесы скрывали их от взглядов романтиков, решивших прогуляться под луной. Они никогда еще не оказывались в таком уединении, и вскоре Филипп уже гладил ягодицы Шерлока поверх плавок, а тот обхватил ногой ногу Филиппа, а потом они начали ласкать друг друга, и это было изумительно. - Ты когда-нибудь… - Нет… а ты? - Один раз с девушкой. С парнями только целовался. - Не хочешь это снять? - Бог мой, да, - простонал Филипп, и они с трудом стянули с себя плавки. Филипп схватил Шерлока за ягодицы и притянул к себе. Шерлоку пришлось вцепиться зубами в широкое плечо Филиппа, чтобы заглушить звук, который из него вырывался, и они перекатывались на одеяле и ласкали друг друга, пока Филипп в итоге не оказался сверху на Шерлоке, толкаясь в него бедрами, а потом обхватил рукой плоть их обоих. Шерлок понял намек и накрыл широкие пальцы Филиппа своими длинными, и спустя от силы секунд десять они оба кончили. Какое-то время они тяжело дышали друг другу в уши, пока Шерлок, устав от тяжести тела на нем, не начал ерзать. Филипп откатился в сторону, и еще минуту они сентиментально целовались, а потом Филипп сказал: - Надевай плавки и пойдём в воду. Там все смоется. Неудивительно, что едва они отмылись, поцелуи возобновились снова, здесь же, в воде, и вскоре руки Шерлока уже обвивали шею Филиппа, ноги – талию, а сам Филипп накрывал ладонями ягодицы Шерлока и самозабвенно его целовал. Не успели они дойти до одеяла, как им снова пришлось возвращаться в море. Из душа Шерлок помчался в свою комнату. Он был в отличном настроении. Филипп достал откуда-то два велосипеда, и сегодня они собирались взять все для пикника и поехать на холмы. Конечно, их настоящей целью было найти достаточно безлюдное место, чтобы снять друг с друга одежду и получить как можно больше оргазмов, но для родителей они просто отправлялись осматривать достопримечательности. Шерлок натянул одежду и хотел было сунуть пижаму под подушку, но нащупал там что-то постороннее. Шерлок нахмурился и поднял подушку: упаковка презервативов. Подушка выпала из рук. Осторожно, словно презервативы кусались, он взял в руки упаковку и уставился на нее. Майкрофт! Мерзавец, всюду сующий свой длинный нос. Шерлок прекрасно осознавал важность безопасного секса, но в ближайшее время он не планировал заниматься тем, для чего потребуется … это. Он хотел было швырнуть презервативы в мусорное ведро, но потом передумал и сунул упаковку в карман чемодана. Весь завтрак он буравил брата взглядом. - Из-за чего он все утро злился? – спросил Майкрофт, когда Шерлок наконец-то ушел, хлопнув дверью. - О, ничего серьезного, - сказала Мамуля. – Мы собираемся на рынок, пойдёшь с нами? Майкрофт пожал плечами. - Возможно. Мамуля взяла корзину для стирки и пошла в комнату Шерлока, где собрала с пола носки и футболки и сняла с кровати постельное белье. Презервативов не было. Она слегка улыбнулась, чувствуя облегчение, и шире распахнула окно, чтобы выветрить из комнаты смутный запах потных ног, который, похоже, никогда не исчезал из спален мальчиков-подростков. На дворе был 1993 год – не самое лучшее время для того, чтобы быть матерью гея. Все, что можно было делать, - это покупать своему сыну презервативы и надеяться на лучшее. Филипп уезжал на неделю раньше Шерлока. Последний день они провели в своей маленькой пещерке, где, как обычно, стали в итоге липкими от пота, песка, соли и спермы, которую им так и не удалось полностью смыть. Глаза цвета горячего шоколада казались еще более обжигающими, чем обычно. - Шег'лок… - Non [Нет], - произнес Шерлок, мягко и целомудренно целуя его в губы. – Это было прекрасно, удивительно и идеально. Давай не будем ничего портить, стараясь это продлить, когда мы знаем, что это невозможно. Филипп всхлипнул ему в губы, заливаясь слезами. Шерлок, выудивший эту небольшую речь из какого-то дешевого американского романа, который он нашел в гостиной снимаемого ими дома, почувствовал чрезвычайное довольство собой и взял этот текст себе на заметку. - Я всегда буду помнить тебя, - поклялся Филипп. - А я тебя, - выдохнул Шерлок. Ну, он мог бы. Но, честно говоря, Филипп уже начал ему надоедать, когда они не целовались (а это, к счастью, происходило большую часть времени). Его интересы в основном сводились к пафосной французской литературе и музыкальному театру – ничто из этого хотя бы отдаленно сносным Шерлок не находил. Он надеялся, что Филиппу не потребуется много времени, чтобы решиться его отпустить: его кожа зудела, да и к ужину он уже опаздывал. – Всегда. Филипп снова поцеловал его, глубоко, и да, это был хороший поцелуй, но, знаете ли… о, хорошо, похоже, поцелуй был прощальным. Наконец Филипп выпустил его из объятий, и они, держась за руки, пошли к дороге, поцеловавшись в последний раз, прежде чем расстаться. У поворота Шерлок повернулся и помахал напоследок, изобразив на лице скорбное выражение, а потом радостно помчался к дому. У него оставалась еще неделя, и это время он планировал провести за распитием газированных напитков и написанием «Эгеи». В его голове уже звучала мелодия. В последнюю зиму Шерлока в консерватории директор оркестра выпускников решил поставить вокальный цикл Ральфа Воан-Уильямса «На Венлокском кряже». После того, как они несколько дней поработали над инструментальной частью, к ним присоединился тенор. Шерлок уже видел его – высокого юношу по имени Тирнан с синими глазами и густыми волосами медового цвета – пару раз в школе, но из-за того, что Шерлок ходил на занятия отдельно, он не часто общался с учениками вокального отделения. Сначала Тирнан должен был пропеть свою партию под фортепиано, чтобы оркестр смог почувствовать темп. - Не отвлекайся, - прошипела соседка Шерлока по пюпитру Мэнди, когда тот развалился на стуле, чтобы подумать о своем новом проекте по химии. Скукотища, подумал Шерлок. Пение со всей этой сверхэмоциональностью не особо его интересовало. Он слегка расфокусировал взгляд, отпустив разум в свободное плавание, пока до него внезапно не дошло, что Тирнан, исполняя партию, смотрит прямо на него. «О, когда я был в тебя влюблен», - проникновенно пел он. Какого… Шерлок услышал, как у него под боком беззвучно заливалась смехом Мэнди. – Он на тебя запал! – тихо выдавила она. - Заткнись, - прошипел Шерлок, но Тирнан уже целиком завладел его вниманием. Он улыбнулся, когда Шерлок сфокусировал на нем взгляд, и тот опустил глаза, чувствуя, как заливается густым румянцем. После Филиппа у него было несколько поцелуев с мальчиками из школы (и одна безнадежная, но неистовая влюбленность в мускулистого, очевидно, гетеросексуального помощника преподавателя в колледже, в который Шерлок теперь ходил на занятия по химии), но ничто так не бросало его в жар, как этот взгляд Тирнана. После репетиции он нарочито неспешно собирал ноты и укладывал скрипку в футляр. Разумеется, Тирнан к нему подошел. - Шерлок, да? – спросил он. – Я Тирнан. Хотел спросить… Ты не поработаешь со мной над ритмом? Я не хочу сбить весь оркестр. - Конечно, - ответил Шерлок, снова краснея. – На сегодня у меня ничего не запланировано, если ты… - Супер. Встречаемся в репетиционной комнате №3? Тем вечером Шерлок тщательно почистил зубы и обдумал вероятность того, что Тирнан сделает что-то невыносимо сопливое – например, попытается схватить его за руку, когда будет петь: «Возьми мою руку скорее, скажи, что же в сердце твоем». Вероятно, пятьдесят на пятьдесят. Кроме того, он пришел к выводу, что это скорее всего не будет проблемой - зависит от того, как пройдет остаток вечера. Как оказалось, он напрасно волновался. Тирнан был намного увереннее в своем умении очаровывать, чем Шерлок, и не торопился с музыкальным обольщением, вместо этого он притянул его к себе на колени и начал целовать до беспамятства. Не прошло и недели, как Шерлок в той же самой репетиционной комнате получил свой первый минет, а в течение двух последующих недель отплатил услугой за услугу – с большим энтузиазмом, чем умением, но это был вопрос времени: он был способным учеником. Чаще всего местом для встреч служила комната Тирнана - Шерлок не желал терять возможность уединяться потом в своей комнате, да и Тирнан спокойнее относился к испачканным простыням - но в тот вечер они были у Шерлока. Тирнан развел его ягодицы, потер большими пальцами его девственный вход и простонал: - Господи, Шерлок, я так хочу тебя трахнуть. Ты сводишь меня с ума. Шерлок задумался. Он тоже в последнее время размышлял над этим. Почему бы и нет? - Ты уже делал это раньше? – спросил он. - Нет. Я хочу, чтобы мой первый раз был с тобой, - тяжело дыша, сказал Тирнан. – Но у меня нет… - У меня есть, - сказал Шерлок с легким самодовольством. Он высвободился из рук Тирнана и откопал давно припрятанную упаковку презервативов. У этих штук есть срок годности? Уже прошло полтора года… ну, Тирнан тоже девственник, так что не важно. Тирнан с легким сомнением взглянул на упаковку. - Это все, нам больше ничего не надо? - Там написано, что на презервативах есть смазка, - сказал Шерлок. Весь в нетерпении, горячий, возбужденный и жаждущий, он перевернулся на живот и развел ноги. - Давай, надевай. Тирнан натянул презерватив и, пристроившись за Шерлоком, начал слегка толкаться членом в его туго сжатый анус. - Больно? - Конечно, нет, я ничего не чувствую, тебе надо его втолкнуть! Тирнан послушался, и Шерлок вскрикнул: - Господи! - Боже, боже, - Тирнан тяжело дышал. – Я делаю тебе больно? О боже, Шерлок, быть в тебе просто прекрасно, ты просто прекрасен… - Заткнись и не двигайся, - простонал Шерлок. Вот черт, это больно. Так и должно быть? Он постарался расслабиться. Тирнан чуть ли не дрожал, изо всех сил стараясь не двигаться, и спустя несколько минут боль стала не такой острой. - Ладно, давай, только немного. Тирнан на миллиметр качнулся вперед, и Шерлок тяжело выдохнул в простынь. Юноша тут же снова замер, целуя загривок Шерлока и тяжело дыша ему в ухо, пока Шерлок не произнес: «Давай». Какое-то время так и продолжалось. Начав расслабляться, Шерлок сказал: «Хорошо», и Тирнан двинулся немного сильнее, чем раньше, и внезапно, тяжело дыша, произнес: «О Господи, Шерлок, я сейчас…» - и резко вошел до упора. Шерлок завыл от боли, Тирнан застонал, немного отстраняясь и снова двигаясь вперед, а потом еще раз, черт, О! Шерлок наконец набрал в рот достаточно воздуха, чтобы заорать: «Стой!» - но к тому моменту Тирнан уже сумел остановиться сам, рухнув Шерлоку на спину и начав стонать ему в ухо. - О, бога ради, слезь с меня, - сказал Шерлок, вжатый в матрас. – Ты что, блин, только что кончил? Ты даже не… - Прости, - выдохнул Тирнан. Он скатился с Шерлока, заставляя его снова вскрикнуть и свернуться на боку. – Вот блять… - он схватился за что-то, и Шерлок понял, что с Тирнана сполз презерватив. Прекрасно, теперь у него вся простынь будет в сперме. – Просто… я посмотрел вниз и увидел, как вхожу в тебя, увидел свой большой член в твоей заднице. Ты должен почувствовать, как изумительно быть в тебе, ты потрясающ… - Ну, если ты придумаешь, как мне можно будет трахнуть свой собственный зад, дай мне знать, - прорычал сквозь зубы Шерлок. - Прости, - снова сказал Тирнан. Он ласково погладил Шерлока по лицу и волосам, оставляя на его лбу мягкие поцелуи. – Я хотел, чтобы тебе было хорошо, правда хотел. Позволь мне это компенсировать, можно я отсосу тебе, пожалуйста? - Все, что я сейчас хочу, - это оказаться под горячим душем, - сказал Шерлок. Жжение начинало немного спадать, но на этот вечер он определенно потерял всякий интерес к дальнейшим действиям. Тирнан продолжал донимать своими нежностями, пока Шерлок наконец не избавился от него и не побрел, еле передвигая ноги, в вожделенный горячий душ. На следующий день у него по-прежнему все болело, но вряд ли из-за какой-то серьезной травмы, поэтому он начал размышлять над тем, хочет ли предпринять еще одну попытку. Возможно, все прошло бы лучше, если бы, по крайней мере, у одного из них был в этом опыт… ну, он сомневался, что Тирнан оценит предложение Шерлока пойти куда-нибудь попрактиковаться, так что, очевидно, разбираться в том, что они сделали не так, придется именно ему. При первой же возможности, Шерлок сел на автобус до книжного магазина в соседнем районе: прошлый опыт научил его, что в книгах можно найти практически все, но в данной ситуации он сильно сомневался, что в библиотеке будет материал по теме. Окольными путями он нашёл нужную секцию и спрятался за стеллажом, усевшись по-турецки прямо на пол и устроив книгу на коленке. - Я могу чем-то помочь? Шерлок подскочил на месте, уронив книгу, и почувствовал, как лицо охватывает жаром. Спастись бегством не получится: он в самом углу магазина. Впервые в жизни его обычно изобретательный разум предательски молчал. - О, - сказал консультант, глядя на книгу и открыто улыбаясь. Он был лет на десять старше Шерлока, стройный и покрытый пирсингом. – Первый раз? - На самом деле, пытаюсь решить, будет ли второй, - признался Шерлок. Консультант засмеялся. - Все так плохо? Эти диаграммы могут неплохо помочь, но в действительности все сводится к двум вещам: подготовке и смазке. Перестараться с этим невозможно. И, очевидно, презервативы. Каждый раз, независимо от обстоятельств. - Ну, - сказал Шерлок, успокоенный деловой веселостью консультанта, - хотя бы с презервативами мы все сделали правильно. - О-о, - содрогнулся консультант. Он взглянул на Шерлока, нервно ерзающего у стопки книг, и опустился на пол, так что их глаза оказались на одном уровне. – Не возражаешь, если я дам тебе несколько рекомендаций? Выйдя из книжного, Шерлок пошел прямиком в аптеку, пока еще не растерял всю свою решимость. Он взял лезвия для бритвы, которые были ему не нужны, шампунь, который ему не нравился, жидкость для полоскания рта и, наконец, глубоко вдохнув, бутылочку со смазкой, которую, как Шерлок надеялся, кассир среди всего прочего не заметит. Кассир пробил все, и глазом не моргнув, и Шерлок промаршировал к выходу со своими покупками, чувствуя себя безмерно взрослым. Второй раз прошел намного, намного лучше. Отношения Шерлока с Тирнаном-тенором продлились до окончания школы. Тирнан был неглупым, хоть и не таким гениальным, как Шерлок, и, несмотря на самоуверенность и высокомерие, любил музыку так глубоко и преданно, что даже Шерлоку было до него далеко. В общем и целом, с Тирнаном было не скучно, к тому же, после основательной практики он стал потрясающим любовником. В их последнюю ночь Тирнан пристроил Шерлока на краю неряшливой кровати и неспешно двигался в нём, примеряясь, меняя угол до тех пор, пока его член не начал тереться о простату с каждым движением. Тогда он сменил темп и начал совершать долгие напористые толчки, и вскоре Шерлок уже цеплялся за простынь и стонал от бессвязного удовольствия. - О господи, ты близок, я чувствую, - с трудом выговорил Тирнан. – Пожалуйста, не трогай себя, я хочу заставить тебя кончить одним своим членом, давай, - он начал двигаться жёстче, сжав бёдра Шерлока, и Шерлок кончил, крича и задыхаясь от наслаждения. В который раз Шерлок признал - в постели Тирнан стал настоящим виртуозом. Позже, когда Шерлок был уже готов уйти, Тирнан притянул его к себе на колени, как сделал в их первое свидание. Обычно Шерлок сторонился этих телячьих нежностей - он не видел смысла в продолжении после оргазма, предпочитая скорее очутиться в своей чистой пустой кровати, поэтому от прикосновений обычно становился холодным и раздражительным. Но это была их последняя ночь вместе, так что… - Я никогда тебя не забуду, - сказал Тирнан и потерся щекой о кудри Шерлока. – Сколько бы любовников у нас потом ни было, мы всегда будем друг для друга первыми, да? Шерлок слегка закатил глаза, несмотря на то - и только потому - что Тирнан его не видел. Он считал, что Тирнан должен ковать железо, пока горячо. Его рост будет долго защищать его от возрастных изменений, но в итоге он все равно растолстеет и станет очередным пузатым тенором, бегающим за хорошенькими мальчиками из хора. - Да. - У меня кое-что для тебя есть, - сказал Тирнан. Он потянулся к столу и дал Шерлоку книгу. - А. Э. Хаусман «Избранные стихотворения» - прочитал Шерлок. – Э… - Ты забыл, да? – к счастью, голос Тирнана звучал весело. - Поэзия – не совсем моя сфера, - признал Шерлок. - Смотри, - Тирнан пролистал страницы и показал пальцем на стихотворение. Шерлок тут же его узнал: это было одно из шести стихотворений цикла «На Венлокском кряже». Когда я был в тебя влюблен, То чист я был и храбр. Давались диву все вокруг, Каким приличным стал. И вот уходят чувства прочь, Сменяет страсть покой, И скажут все вокруг, что я Вновь стал самим собой. Шерлок вдруг понял, что слегка улыбается. Возможно, поэзия была не такой бесполезной, как он всегда думал. Он почувствовал порыв нежности к Тирнану. - Но у меня для тебя ничего нет, - сказал он. - Ничего страшного. Когда ты станешь известным композитором, то напишешь для меня оперу. - Конечно же, не напишу, - сказал Шерлок, уже не заботясь, видит ли Тирнан, как он опять закатывает глаза. – Я никогда не буду писать оперы. Я не уверен, что стану композитором. Да я даже не знаю, стану ли музыкантом. - Ты всегда будешь музыкантом, - с полной уверенностью сказал Тирнан. – Даже если будешь заниматься чем-то другим. - Музыка и химия? – сказал отец, слегка качая головой. – Не слишком ли много сразу? В сутках всего двадцать четыре часа. - Вот именно, - сказал Майкрофт. Он недавно вернулся из неважно какого места, где пробыл последние два года (Шерлоку было лень вспоминать), и моментально вновь стал невыносим. – И чем больше часов из этих двадцати четырех Шерлок будет заниматься чем-то полезным, тем лучше. В свободное время он вряд ли будет просто спать. Шерлок раздраженно посмотрел на Майкрофта. Он же не говорил о… он никак не мог знать о наркотиках. Шерлок пробовал их только несколько раз, и то в качестве эксперимента: марихуана не пошла, а вот экстази очень даже, но только время от времени. Он имеет в виду другое. Он решил, что лучшая защита – это нападение: - Если ты намекаешь на то, что у меня безопасные половые отношения по обоюдному согласию с другими мужчинами, то можешь не сомневаться: я намерен продолжать их и в Оксфорде, и с как можно большим количеством людей, насколько это будет возможно с моим расписанием. Отец Шерлока скрылся за газетой, словно погружающаяся в пучину подводная лодка. Майкрофт сидел в полной растерянности – к огромному удовольствию Шерлока. - О, бога ради, Шерлок, - твердым голосом сказала Мамуля. – Мы все очень счастливы, что у тебя здоровая половая жизнь, но совсем необязательно обсуждать это за завтраком. А теперь ешь свой тост. Замечание отца, как оказалось, было обоснованным. Изучение химии в Оксфорде требовало гораздо больших усилий, чем посещение нескольких уроков в местном колледже, да и занятия по музыке были не легче. Шерлоку приходилось усердно работать, но ему это даже нравилось - слова Майкрофта оказались пророческими: на него никогда не накатывали скука или напряжение, из-за которых он мог бы вернуться к наркотикам. Лишь капелька кокаина время от времени, когда ему приходилось заниматься по двое суток без отдыха. И если в таком режиме получалось выделить время на секс, то на очередные отношения не было ни сил, ни желания. Впрочем, нужды в этом не было тоже. Шерлок вырос в прекрасного юношу, стройного и гибкого, с ясными глазами и мягкими губами, которые каждый хотел попробовать на вкус. Он никогда не думал о Джеймсе Аллене. Иногда в качестве редкого исключения что-то напоминало ему о том лете, и тогда он торопился закрыть свой разум от смеси страха и вины, морщась будто от раны, которая так до конца и не зажила. Угрызения совести по поводу предательства заглушались осознанием того, что, выведя Джеймса на чистую воду, он получил немало пользы. Порой он размышлял о том, какой была бы его жизнь, если бы он остался в Итоне: презираемый нелю́дим, неспособный ни на какие взаимоотношения, не находящий себе места, жалкий и одинокий. Сырым апрельским вечером Шерлок встал с лабораторной скамьи и удовлетворённо потянулся, завершая этим сегодняшние дела. Он умылся в туалете и вышел в коридор к лифтам. Прислонившись к стене, он лениво читал доску объявлений и размышлял над предстоящей алкогольной вечеринкой, попутно пытаясь вспомнить, когда последний раз ел... Пожалуй, немного подкрепиться все-таки стоит. Пересекая мокрую от росы лужайку, он слишком поздно понял, что вот-вот столкнется с Себастьяном Уилксом и его компанией будущих «Властелинов Вселенной». - Шерлок! – чересчур радостно окликнул его Себастьян. Значит, опять пьян и остался ни с чем. – Пошли с нами! У нас сегодня полная невезуха, ты можешь помочь! Шерлок вздохнул про себя. Один раз он оказал Себастьяну услугу и указал ему на группку девушек, стандарты которых были достаточно низкими (или желание подзаработать достаточно высоким), чтобы весь вечер делать вид, что им нравится слушать, как Себастьян говорит только о себе. И теперь Себ был убежден, что Шерлок может прямо из воздуха добыть ему податливого полового партнера. - Прости, - сказал он, растягивая губы в вымученной улыбке. – Я опаздываю. Может, в другой раз! Что ж, это кафе отпадало. К счастью, неподалеку было еще одно. Оно оказалось почти битком забитым, и Шерлок понял, что придется проситься за чей-нибудь столик. Он огляделся вокруг в надежде увидеть кого-нибудь знакомого, и заметил спокойное бледное лицо Виктории Тревор, склоненной над бумагами. Он пробрался к ней через толпу. - Ты не очень сильно будешь возражать, если я к тебе присоединюсь? Я принесу тебе новый кофе. Когда он вернулся, Тревор завела за ухо одним пальцем прядь светлых прямых волос и подвинула свои вещи, чтобы освободить место. - Тебе нужно сделать челку, - с улыбкой сказал Шерлок. - Но тогда мне придется все время ее подрезать, - она сделала глоток кофе. - Закончил на сегодня? - Иду на вечеринку… с твоей компанией – физиками. По-моему, постдок-датчанин тоже там будет [постдок - ученый, недавно получивший докторскую степень PhD и теперь проводящий научное исследование]. - Я думала, он натурал. - Он тоже так думает, но сегодня узнает, что это не так. В ответ он получил скептически приподнятую бровь. Тревор всегда рассматривала его внеучебные занятия с вялым любопытством, словно он был новым биологическим видом, теоретически любопытным, но вне ее научных интересов: genius promiscuous - гений распутный. - Так какие у тебя планы на следующий год? Слышала, тебе предложили место в Стэнфорде. - Я пока что не пойду в университет. У меня двухлетнее членство в Симфоническом Оркестре ВВС. - А, точно, ты же еще и музыкой занимаешься, я забыла, - сказала Тревор, словно Шерлок собирался создать панк-группу в своем гараже. – Не будешь скучать по химии? Шерлок пожал плечами. - Если бы я занимался химией, то скучал бы по музыке. А так я могу немного оттянуть момент принятия решения. А ты? Я видел на доске объявлений, что ты скоро будешь защищать диссертацию. - Да. Мне предложили здесь место постдока, но я надеюсь найти работу, где будет возможность получить больше финансирования для следующего этапа исследования. - Но Тревор, - серьезно сказал Шерлок, - если ты останешься здесь, то станешь преподавателем. Ты была рождена для преподавания в Оксфорде. - Нет, - сказала Виктория Тревор. Она постучала пальцами по стопке бумаг перед собой. – Я была рождена для этого. Тем временем. Джеймса Аллена выпустили из тюрьмы для несовершеннолетних, когда ему исполнился двадцать один год. Его поместили в учреждение для реабилитации отбывших наказание заключенных под названием «Новые Горизонты» и приняли на курс IT в местный техникум. Он хорошо себя вел и прилежно учился, и надзиратели не уставали хвалить его усилия по реабилитации. Разумеется, это было полной чепухой: все свое время в тюрьме Джеймс оттачивал лучшее оружие социопата – мнимое и бездушное очарование. Он применял его не только для отведения подозрений, но и для преследования своей настоящей цели – отследить парня, которого он до сих пор называл Иэном Брэйтуэйтом. Тем не менее, его усилия оставались совершенно безрезультатными. Сент-Олбанс привел в тупик: Джеймс сумел добыть фотографии всех мальчиков, учившихся там в 1989 году, и Иэна среди них не было. Еще одна ложь, подумал Джеймс. С курсами музыки ему повезло еще меньше: пару лет назад они перешли на компьютерную базу данных, и теперь никто понятия не имел, как найти информацию по 1989 году. Он даже обработал молоденького клерка в Скотленд-Ярде, но этот тупик оказался самым тупиковым из всех: Лестрейд сдержал свое слово. Джеймс застрял. Его мать вышла замуж за какого-то неимущего идиота и переехала с ним в Америку; жизнь заключенного в тюрьме сына была ей неинтересна, и Джеймс последние два года ничего от нее не слышал. Дед умер, и после этого бабка вышла на пенсию и поселилась в небольшом коттедже у моря, дав понять, что для Джеймса там места нет. Когда срок его пребывания в Новых Горизонтах подходил к концу, она прислала ему чек на десять тысяч фунтов, который они оба истолковали как сигнал, что она умывает руки. Джеймс знал, что это немного шаблонно, но в итоге все равно это сделал – вернулся в Белфаст в поисках отца, которого никогда не видел. Кроме имени, которое звучало как Джим Мориарти, и бывшего места работы, а именно Ирландской республиканской армии, об отце он знал совсем немного. Его родители не были женаты, а Джим отправился в тюрьму еще до рождения Джеймса. Он в какой-то степени надеялся, что отец до сих пор в заключении – по крайней мере, так у него будет хорошее оправдание того, что он так и не занялся поисками сына, не то чтобы Джеймс мог бы винить кого-то за то, что тот бросил его мать, - но он оказался довольно успешной фигурой в подпольном мире Белфаста. После освобождения Джим открыто занялся преступной деятельностью, уйдя из ИРА, но пользуясь старыми связями, чтобы поставлять оружие и наркотики, что после Соглашения Страстной Пятницы [соглашение о политическом урегулировании конфликта в Северной Ирландии, предусматривающее, помимо прочего, разоружение военизированных группировок Северной Ирландии] оказалось хорошим бизнес-решением. У Джима была репутация и были контакты, но ему не хватало проницательности и какой-то хладнокровной решительности, которые мог привнести Джеймс. Они были союзом, созданным на небесах. Шерлок вышел через черный ход концертного зала и тут же нахохлился: ночь была тёплой, но ветреной. Ему пришлось прикрыть пламя зажигалки ладонью, чтобы прикурить. К метро он подошёл на исходе второй сигареты и с мыслью о том, что он курит чересчур много. Тревор оказалась права: Шерлоку было скучно. Он провёл весь вечер в попытках сочинить новую музыку, но надоедливое отвращение ко всему придавило его неподъёмной тяжестью. Сначала воля и обилие свободного времени казались ему просто восхитительными; он даже подумывал о том, чтобы найти себе парня, но большинство людей едва ли заслуживали его внимания даже для одного перепиха. Он все чаще обращался к кокаину, хотя прекрасно знал, что эта дорожка ни к чему хорошему не ведет. Его крошечное жалованье не покрывало даже арендную плату за комнату на Монтэгю-стрит – он не мог себе позволить прожигать доверительный фонд. Шерлок подумал зажечь ещё одну сигарету, но станция была уже совсем близко. Наверно, он мог уйти из оркестра на год раньше – это же честь, а не тюремное заключение – и устроиться в Стэнфорд, но он предполагал, что после того, как пройдет первый восторг по поводу смены места и обилия американцев, с которыми можно перепихнуться, одной химии тоже станет недостаточно. Что ж, сегодня ему точно понадобится что-то посильнее никотина. С этой чертовой рапсодией надо было что-то делать. Может, стоило написать что-то другое, заупокойную мессу, например… ничего рапсодического он сейчас точно не чувствовал. Шерлок вышел из метро и направился к парку, нащупывая очередную сигарету, хотя он знал, что вот-вот встретится с Кевом, ждущим его с кокаином. В Лондоне никогда по-настоящему не темнело, даже глубокой ночью, и когда Шерлок заметил помятое место в небольшой рощице, ему не пришлось приглядываться, чтобы понять, что там что-то произошло. Здесь кого-то тащили, подумал он, и этот «кто-то»… сопротивлялся? Девушка обнаружилась под деревьями. Она лежала на спине, частично скрытая от взглядов прохожих, явно мертвая – хотя Шерлок все равно коснулся ее покрытой синяками шеи, просто на всякий случай. Кожа была холодной. О, видимо, это означало, что убийца уже смылся – а не стоило ли ему побеспокоиться об этом раньше? Шерлок вытащил телефон, чтобы, как добропорядочный гражданин, вызвать 999, но свет от экрана упал на рубашку девушки, и он забыл о звонке. Инспектор Лестрейд направлялся в парк, чувствуя гул нервного предвкушения. Это был его первый вызов в должности инспектора, и он казался многообещающим: мертвая девушка и жутковатый парень, который не отошел от нее даже при полицейских. Он расправил плечи и сказал сопровождающему его сержанту: - Итак, Хопкинс, расскажите, что нам известно. - Вызов сделали две девушки, сэр, сказали, что решили сократить путь и пойти через парк и увидели ноги. Из-за страха они не остановились и пошли дальше. Когда констебли пришли на место, то обнаружили этого парня, склонившегося над трупом и все вынюхивавшего. - Он в буквальном смысле все вынюхивал, - сказала темноволосая девушка, стоявшая возле софитов и глядевшая на парня в наручниках рядом с ней. – Чертовски жутко. Парень закатил глаза. - Как еще я мог узнать, почему там крошки? Я все равно ничего не трогал. И я не мог ее убить: она мертва, как минимум, час, судя по температуре тела. - Как ты узнал температуру, если ничего не трогал? – победно спросила полицейский. - Я трогал ее, чтобы убедиться, что она мертва! Если не верите, возьмите мою ДНК. Она не совпадет с той, что у нее на штанине. Что-то в решительном высокомерии парня казалось Лестрейду знакомым, но эта реплика отвлекла его, и он наклонился, чтобы взглянуть. Действительно, прямо над коленом жертвы виднелось пятно спермы, хотя она была полностью одетой. - Личность установлена? – спросил он, на мгновение забыв о раздражающем свидетеле и повернувшись к Хопкинсу. От звука его голоса свидетель-всезнайка так резко дернул головой, что чуть не упал в наручниках. Прищурившись от яркого света, он спросил: - Сержант Лестрейд? - Да, - автоматически сказал Лестрейд и быстро добавил: - Нет, я… - …уже инспектор, конечно. Простите. - Подожди-ка, - сказал Лестрейд, начиная вспоминать. – Шерлок Холмс? Это ты? Господи боже, как ты вырос! - Этого можно было ожидать, инспектор, десять лет прошло, - ответил юноша. Шерлок повзрослел, стал выше и увереннее с момента их последней встречи, но остался таким же тощим, а взгляд ледяных голубых глаз не потерял своей остроты. - Можно это снять? Я пытался убедить констебля Донован, что я не большой любитель душить официанток и мастурбировать над их трупами, но она мне не верит. - Что такое, тебе не нравятся женщины из рабочего класса? – вспыхнула констебль… Донован? - Мне не нравятся женщины. Снимите, если вам не трудно. - Все в порядке, Донован. Я знаю его, - сказал Лестрейд. Он не мог объяснить, почему он был так уверен, что Шерлок Холмс – которого он, в конце концов, не видел десять лет – не был убийцей. Он просто знал. Возможно, потому что если бы Шерлок и правда кого-то убил, то он бы сделал это так безупречно, что никто бы его не поймал. Лестрейд искренне надеялся, что такого никогда не случится. Донован с неохотой сняла наручники, и Лестрейд спросил: - Итак, что ты делал в парке? - Покупал наркотики, - ответил Шерлок и добавил, заметив их ошарашенный вид: - О, не надо этих потрясенных лиц. Я не живу в этом районе. Если бы я попытался солгать, вы бы заподозрили меня в чем-то похуже. - Сейчас при тебе есть наркотики? – устало спросил Лестрейд. - Нет, я сначала увидел тело. Не утруждайтесь поиском дилера, он давным-давно смылся. Неужели вам не хочется узнать о крошках? Лестрейд присел на корточки над телом. Там и правда были крошки, несколько штук на черной рубашке. - А что с ними? - Они не могли остаться на ней после работы: она слишком давно оттуда ушла. К тому же это крошки слоёного теста. От круассана. Миндального, судя по запаху. Недалеко отсюда у метро есть кондитерская, которая работает допоздна, очень самобытная. Она зашла туда по пути домой, купила себе сладкого после, очевидно, долгой смены - вы и сами видите её опухшие ноги – вошла в парк, и почти тут же ее схватили. Это видно по следам… ну, было видно, пока ваша братия их не затоптала. Вряд ли она успела съесть больше половины, остатки круассана, возможно, еще лежат у входа. - То есть продавец в магазине был последним, кто видел ее живой, - медленно проговорил Лестрейд. - Не считая убийцу, - сказал Шерлок. Шерлок явно хотел допросить продавца кондитерской сам, но Лестрейд решительно оставил его снаружи и зашел внутрь вместе с Хопкинсом. К несчастью, продавец – стеснительная девушка из Северной Африки – вообще не говорила по-английски, за исключением минимума, необходимого в ее профессии. Лестрейд вздохнул, оценил, сколько времени уйдет на поиски переводчика посреди ночи, и выглянул на улицу. - Дай угадаю, - сказал он Шерлоку. – Ты говоришь по-французски. - Конечно, говорю, - подтвердил Шерлок. Он влетел в магазин, и вскоре девушка уже кивала и болтала без умолку. - Карен Кроули заходила сюда почти каждую ночь по пути домой. Обычно покупала миндальный круассан, а если их не было, то простой. Зимой иногда брала горячий шоколад. Сегодня выглядела, как обычно, - не нервной или взволнованной, не так, будто должна была с кем-то встретиться, никто ее не преследовал. Но. - Но? – повторил Лестрейд. Шерлок начинал вести себя чересчур театрально. - Последние несколько дней здесь неподалеку ошивался уличный музыкант. Играл на гитаре и пел… - он повернулся обратно к девушке, которая удивительно чистым голосом пропела: «Ooh, baby, baby, it’s a wide world». У нее был красивый голос, хотя она явно не имела ни малейшего понятия, что значили эти слова. - Кэт Стивенс? Девушка кивнула. - Toutes ses chansons. - Все его песни, - перевел Шерлок. – Но исполнял он их так себе. А сегодня совсем перестал играть и собрал вещи, как только Карен Кроули зашла внутрь, - он опять повернулся к девушке и быстро задал вопрос. Она отвечала медленно, глядя вверх, словно думая или вспоминая. – Она говорит, что он не был похож на бездомного. На нем была старая одежда и кепка, но он был чистым и всегда побритым и сидел на тротуаре так, будто ему здесь неудобно, а не так, словно был рад хоть где-то присесть, - он сунул руку в карман и вытащил несколько банкнот, которые протянул девушке. - Нам нельзя подкупать свидетелей! – воскликнул Хопкинс. - Я не полиция, и я никого не подкупаю, - терпеливо сказал Шерлок. – Я покупаю. Выпечку. Мне хочется французскую булочку с шоколадом и кофе, раз уж достать кокаин мне не удалось. Для вас я тоже возьму. Мы идем в участок? - Ты идешь домой, и никуда больше, - твердо сказал Лестрейд. – Я признателен за помощь и все такое, но тебе нельзя участвовать в расследовании. И не покупай никаких наркотиков по пути домой. Шерлок нахмурился. - И что вы будете делать дальше? - Известим семью и начнем опрашивать всех, кто ее знал. Завтра пошлем сюда кого-нибудь для поисков музыканта. Шерлок долгую минуту хмуро на него смотрел. Девушка перегнулась через прилавок и, сказав «Monsieur», передала ему большую коробку и картонный стаканчик, одновременно широко улыбаясь. Шерлоку Холмсу, может, и не нравились женщины, но он определенно нравился им. - Ну что ж, - произнёс Шерлок, вытаскивая из коробки свою булку и протягивая остатки Хопкинсу, который старательно заставлял себя не выглядеть таким довольным. – Я пойду своей дорогой, инспектор. Удачи с расследованием. Из той же коробки Лестрейд выудил для себя что-то липкое и вкусно пахнущее яблоками, обдумывая последние слова Шерлока: ему показалось или в них проскользнул лёгкий сарказм? Расследование по делу Карен Кроули зашло в тупик. Она всем нравилась: никаких преследователей, ревнивых бывших, сумасшедших соседей или кого-то еще. Музыкант больше не возвращался, поэтому здесь тоже не было никаких результатов. Лестрейд был немного подавлен тем, что не раскрыл свое первое дело, хотя со вторым все вышло неплохо (справедливости ради, это была элементарная плохо закончившаяся бытовая ссора – таинственного мало). Инспектор сидел за столом, разбирая груду бумажной работы (хоть какой-то плюс от нераскрытого дела – меньше бумажек), когда его мобильный зазвонил. - Музыкант опять объявился. Лестрейд нахмурился. - Шерлок Холмс? Откуда у тебя мой номер? - Неважно. Он играет около метро, рядом с которым живет много студентов с медфака Королевского колледжа. Может, лучше арестовать его, пока он никого не убил? - Как ты вообще его нашел? - Я заплатил настоящим уличным музыкантам по всему Лондону, чтобы они его высматривали. То, что мы знали про Кэта Стивенса, очень помогло. Это определенно он: у него в квартире есть ожерелье, которое почти точно принадлежало Карен Кроули. - Я забуду, что я это услышал, а ты забудешь, что ты это сказал. - Да, хорошо, я знаю. Я немного взволнован. У меня еще есть фотографии… не переживайте, нет ничего противозаконного в том, чтобы фотографировать музыкантов в общественном месте. Вы можете показать их продавщице-алжирке и таким образом получить ордер на проведение анализа его ДНК. Продавщица сразу же опознала Майкла Банхоффера, и Лестрейд, в конце концов, раскрыл свое первое дело в должности инспектора. Спустя два месяца из общежития в парке Холланд пропал мальчик-француз. Его приятели были обозлены на полицию, которая не интересовалась этим делом до тех пор, пока тело мальчика не обнаружилось в водах Темзы. Некоторые из них и вовсе держались изворотливо, а то и грубо, наотрез отказываясь сотрудничать с ярдовским переводчиком. Лестрейд то и дело вспоминал, как легко Шерлок очаровал и разговорил алжирку, и в итоге набрал его номер. На раскрытие дела у Шерлока ушло меньше часа - Именно столько времени ему понадобилось, чтобы стать консультантом. Шерлок так и не пошел в Стэнфорд. Он отыграл в оркестре до конца контракта, но только из-за того, что ему не приходило в голову брать за расследования деньги. Однажды Лестрейд прислал к нему клиента - богатый старик был убеждён в том, что его дети пытаются его убить. Никаких доказательств преступления не было - пока - но старик сводил инспектора с ума, и тот решил, что Шерлок, носящий свою напыщенность, словно костюм за тысячу фунтов, и этот толстосум подойдут друг другу. Вскоре Шерлок вычислил, что наследники вместо убийства готовили сафари по Африке в качестве сюрприза к семидесятилетию. Старик был в восторге от такого поворота событий. - Сколько я вам должен? – спросил он Шерлока. Шерлок понятия не имел. - Сколько вы сами посчитаете нужным, наверное. Старик выписал чек на сумму большую, чем жалованье Шерлока за год, и отныне расследования стали источником его дохода. Шерлок обожал свою детективную деятельность. Он почти перестал употреблять кокаин, а спустя несколько лет даже покончил с регулярным сексом с незнакомцами – работа была намного интереснее, хотя он не отказывал себе в случайном перепихе, когда бег жизни замедлялся. Его семья была в ужасе от такого поворота в его карьере, что только улучшило ситуацию. Одним холодным и скучным февральским днем в кафе под названием «Спиди» он встретил очаровательную пожилую женщину. - Моего мужа, - поведала эта дама, миссис Хадсон, - обвинили в убийстве во Флориде. Его ждет казнь, но меня волнуют его шансы в апелляции. Шерлок наклонил голову. - Вы переживаете, что он проиграет апелляцию? – он понятия не имел, что здесь было расследовать, но мысль о поездке во Флориду – особенно сейчас, когда дождь моросил уже несколько дней, а в его квартире протекала крыша – была достаточно привлекательной, чтобы заставить его слушать. - О нет, я боюсь, что он выиграет. Я знаю, что он виновен. Он убил кучу людей. Я бы его не бросила, но я узнала о других женщинах! Я вела отчеты для наркокартеля, понимаете. У меня полно доказательств, но если я вернусь во Флориду, боюсь, меня тоже арестуют. - Предоставьте это мне, - сказал Шерлок. Ума для этого дела нужно было не больше, чем для чистки зубов нитью, но оно вытащило его на несколько недель из сырой квартиры. К тому же, миссис Хадсон ему понравилась. По его возвращении она зашла к нему, чтобы услышать о результатах и заметила: - О, дорогой, здесь не очень-то уютно, да? - Просто отвратительно, - признал Шерлок. – Я ищу место получше - с гостиной, где можно будет встречать клиентов - но пока не попадается ничего приличного за подходящую цену. - У меня наверху есть красивая квартирка, и я планирую её сдавать, - сказала миссис Хадсон. – Я сделаю тебе скидку. Иметь под рукой детектива может быть удобно. - Там есть еще одна комната? Хотелось бы иметь место для химического оборудования. Новая квартира Шерлока была значительно лучше предыдущей. Здесь была гостиная, где Шерлок принимал клиентов, спальня, в которой он почти не спал и ещё одна спальня наверху, оборудованная под лабораторию - в ней отсутствовал водопровод, но с этим можно было смириться. Это было восхитительно. Редкие встречи с незнакомцами продолжались, но никогда он не приводил никого в квартиру: это была его неприкосновенная территория. Тем удивительнее даже для него самого были его действия в тот день, когда Майк Стэмфорд привёл в лабораторию своего старого друга. - Как я сказал, я не сомневаюсь, что смогу устроить тебя здесь преподавателем хотя бы на полставки, - говорил Майк, когда они входили. – С этой зарплатой и пенсией ты сможешь найти жилье, как думаешь? - Я не знаю, - сказал мужчина, оглядывая лабораторию. Шерлок поднял взгляд: хм-м, солдат. Интересно. Он смотрел, как мужчина двигается по лаборатории. На первый взгляд он казался обычным, но было в нем что-то… - Вам нужно жилье? – спросил Шерлок. – У меня есть свободная спальня. Так в его жизнь вошел Джон Ватсон. Примечание автора: Жизнь поэта А. Э. Хаусмана (1859 – 1936) отличалась поразительными параллелями с жизнью Шерлока Холмса. Он позиционировал себя, в первую очередь, как филолог, а не поэт, и считался не только передовым классиком своего времени, но и одним из величайших знатоков латыни (с чем он, очевидно, был согласен). Хаусман был известен своим пренебрежительным отношением к не таким блестящим умам коллег и вошел в историю за свое высказывание о них: «Знание – это хорошо, метод – это хорошо, но, кроме этого, нужно еще кое-что – иметь голову, а не тыкву, на плечах, и мозги, а не пудинг, в голове». Таким же «тактичным» он был и со своими студентами, имена которых отказывался запоминать (вспоминая о нем, коллега сказал: «Если бы он отяготил свою память различиями между мисс Джонс и мисс Робинсон, то, наверно, перестал бы их видеть между вторым и четвертым склонениями»). В юности Хаусман так страстно полюбил своего соседа по комнате (гетеросексуала), что провалил экзамены. Он оставался неравнодушным к своему другу, Моисею Джексону, всю оставшуюся жизнь, торопясь с публикацией своего второго сборника стихотворений, чтобы тот успел прочитать их до своей смерти. Хаусман даже написал стихотворение к свадьбе Джексона (куда не был приглашен), которое перекликается с тостом Шерлока в «Знаке трех». Там он описывает себя как друга, который уступает «тебя ей. Любовь ее едва сильней». К счастью для Хаусмана, он не провел всю жизнь, воздыхая по коллегам или критикуя их. Я глубоко признательна RosiePaw за то, что она просветила меня насчет похождений Хаусмана во время летних каникул. По всей видимости, он каждое лето отправлялся на континент и заводил короткие романы с «молодыми попутчиками-французами» и моим личным любимчиком, венецианским гондольером по имени Андреа. Надеюсь, Андреа был изумительным любовником и у него был огромный… причальный столб.