Девяносто девять

Рейвен и Вик ждали возвращения Элайзы. Обитатели Розы давно поужинали и разбрелись по своим шатрам, только дозорные бдительно перекликались раз в десять минут: — Пост первый, порядок. — Пост второй, тихо. — Пост третий, у меня двое мертвых. Вик согрел на костре котелок с водой и заварил чай — травы, которых в достатке насушили за предыдущий месяц, давали вполне приемлемый вкус. Он поставил кружку перед Рейвен и сел напротив. — В бункере мне очень не хватало ощущения смены времени суток, — поделился тихо. — До отсидки никогда не любил ночи, а теперь даже сплю снаружи. — Поспать сегодня, похоже, не получится, — Рейвен сделала глоток и поморщилась. — Тебе не кажется, что процесс передачи пленных несколько затянулся? Вик спрятал улыбку. Он мог бы рассказать о своих предположениях на этот счет, но не стал: это жизнь принцессы, и пусть она решает, кому говорить, а кому не стоит. — Линкольн спит прямо на земле у медпункта. Розмари запретила ему входить внутрь. — Трахаться с девушкой, которой совсем недавно зашили перерезанное горло, было не слишком хорошей идеей, — уточнила Рейвен. — Я больше чем уверен, что идея была не Линкольна. Он подул в кружку и поймал на себе взгляд Рейвен. — Что? Я по-прежнему тебя раздражаю? — Нет. Просто подумала: еще даже двух месяцев не прошло с момента освобождения, а как сильно мы все успели измениться за это время. Вик кивнул, соглашаясь. И правда: кто бы мог подумать, что именно во внешнем мире, получив долгожданную свободу, они с такой скоростью начнут меняться. — Как думаешь, она скажет ей? — спросила Рейвен. — Думаю, нет. Они разом посмотрели на лежащий рядом самодельный полиграф, сейчас отключенный и выглядящий просто набором железок. Вик мысленно представил себе Элайзу и повторил: — Нет, не скажет. Она сделает так, как мы решили, я уверен. Ему хотелось поговорить о Финне и о том, что случилось в Санта-Монике, но он видел, что еще рано. Рейвен слегка ожила за вчерашний день, но все равно ему казалось, будто она вся — открытая рваная рана, только коснись — и будет очень больно. Не то чтобы ему было ее жаль, нет. Но он не мог не испытывать к ней уважения за то, как она продолжала жить, как справлялась с обрушившейся на нее бедой. Сам бы он вряд ли так смог. — Я вижу группу принцессы! — рация, лежащая на столе, ожила и затрещала. — Они возвращаются. — Слышала? — усмехнулся Вик, поднимаясь на ноги. — Все в порядке. Идем встречать. Оставив кружки и прихватив рацию, они подошли к воротам и встали поодаль, слыша, как снаружи опускается сначала один мост, затем другой, видя, как открываются створки ворот и входят сначала Элайза со своей группой, а затем — Джаспер с командой сопровождения. После истории с Октавией они общим решением приняли новый закон: кто бы ни уходил из лагеря, их должны скрытно провожать и встречать, чтобы убедиться, что никто чужой не подойдет близко. Джаспер махнул Вику рукой и пошел в сторону шатров — его покачивало, было видно, как он устал. А Элайза, отпустив остальных, подошла и встала рядом. — Ну? — спросила Рейвен, когда они остались втроем. — Получилось? — Да. Она потребовала списки бывших военных в Люмене и каждом из кланов. Завтра к полудню эти списки будут у нее. Вик поежился от холодного ночного ветра. Он смотрел на Элайзу и искал подтверждения своим теориям, но не находил: она казалась спокойной, и волосы ее не были растрепанными, и одежда была точно такой же, в какой она уходила. — Допьем чай? — предложил он. — Надо обсудить дальнейшие действия. Теперь на столе оказались уже три кружки. Вик с Рейвен сели по одну сторону, Элайза — по другую. — Меня беспокоит одно, — сказала она. — Что, если мы ошиблись? Что, если полиграф сработал с ошибкой? Рейвен вспыхнула и Вик спрятал усмешку. — Если не доверяешь, какого черта просила о помощи? — процедила она сквозь зубы. — Полиграф сработал как надо. Я с самого начала предупреждала, что принцип его работы будет… — Рейв, — перебила Элайза. — Я доверяю, ясно? Я помню, о чем ты предупреждала. Просто вся эта теория выглядит уж очень… — Невероятной? — подсказал Вик. — Да. Она отхлебнула чаю и ладонью вытерла губы. Вик молча смотрел. — Полиграф должен был реагировать не на ложь, а на сильное волнение, — сказала Элайза. — Когда мы спросили, кто освободил их из Люмена, показания зашкалили. — И когда Белл спросил, почему он не уходит на острова к Офелии, тоже, — согласился Вик. — На этом мы и построили нашу теорию. Что тебя смущает? Элайза долго молчала, прежде чем ответить. — Мы поняли, что самым сильным волнением Блейк отзывается на имя Офелии. Похоже, все, что связано с ней, волнует его больше прочего. Почему? — Ты знаешь ответ, принцесса. Ты сама о нем догадалась. Он вспомнил, как после допроса Элайза отвела в сторону его и Рейвен. Как тщетно пыталась скрыть беспокойство, говоря: — Им точно нужен кто-то из тех, кто сейчас здесь, в Розе. Надо как можно скорее отправить их в Люмен. И знаете, что? — она сделала паузу. — Я думаю, что Офелия все еще здесь, на побережье. Корабли ушли без нее, и именно поэтому Блейк так волнуется, когда мы упоминаем ее имя. Тогда это показалось бредом, но потом, еще раз проанализировав результаты допроса, они согласились, что это единственное объяснение. — Ты не рассказала об этом командующей? — спросил Вик. — Нет. Я сделала как договорились: сказала только о том, что Блейк с командой ищут кого-то из сотни. Это они тоже решили вместе. Понимали: если уж земляне прочесали все побережье, но не нашли следов Офелии, значит, она слишком хорошо укрылась. И если сказать командующей о том, что она может быть все еще здесь, все силы будут брошены на поиски, и остальное — включая баррикады — отойдет на второй план. — Мы сами найдем ее, — сказала Элайза. — Найдем и заставим заплатить за все, что она сделала. *** Титус принес ей списки: не очень длинные, в общей сложности Алисия насчитала меньше пятидесяти имен. Но где-то среди этих имен были предатели, и она должна была вычислить их до того, как они сделают следующий ход. Блейка и его людей снова заперли, но на этот раз — не в клетках, а погребе. Сковали цепями и приставили охрану из числа тех, чьих имен в списке не было. Титус сообщил, что в Люмене повысилась тревожность: люди не понимали, что происходит, и ждали объяснений. — Вы должны что-то сказать им, — посоветовал он. — Солгите, успокойте, скажите правду, — все, что угодно, но молчать дальше нельзя. Она согласилась и назначила общее собрание на вечер. До этого времени ей нужно было успеть найти ответы и понять, что именно говорить людям. Самым печальным было то, что она не могла ни с кем это обсудить. Только с Элайзой, но та была в Розе, и должна была оставаться там. Они решили подойти к проблеме с двух сторон: Алисия будет искать предателей среди военных, а Элайза попробует понять, кто из сотни так сильно интересует Офелию и Блейка. Офелия… Алисия оскалилась, мысленно произнеся ее имя. Чертова сумасшедшая Офелия, которой она так верила, которую она так любила. И которая так жестоко ее предала. Что, если Индра и Густус, которых она отправила к островам, не вернутся? Что, если их гибель тоже ляжет камнем на ее плечи? Что, если Офелия предугадала и этот ее шаг, и у островов их ждет ловушка? — Командующая, — в комнату заглянул Титус. — Дети Нового мира ожидают вас в беседке. Время занятий. Алисия кивнула и убрала список. Занятия отменять нельзя: они проводились три раза в неделю, в одно и то же время, и были одним из столпов уверенности Люмена в возможности Нового мира. Она не стала выходить на платформу, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Двое воинов словно тени следовали за ней, а встречающиеся люди склоняли головы в приветствии. — Командующая Нового мира. Дети поднялись на ноги и поклонились. Алисия махнула рукой и велела садиться. Обвела взглядом каждого из них. Их было девять: только старшие, те, кому уже исполнилось или должно было вскоре исполниться пять лет. Алисия знала, что именно в этом возрасте идет активное формирование личности, что именно в этом возрасте дети копируют поведение тех, кого уважают, и это значило, что именно кто-то из этих девяти должен будет стать следующим командующим. — Начнем, — сказала она, усаживаясь на стул. Дети разместились у ее ног, полукругом. — На прошлом занятии мы обсуждали основные правила Нового мира. Кто может повторить? — Новый мир — безопасное место для всех живых, — сказала одна из девочек. Алисия кивнула. Что еще? — Новый мир — это справедливость по отношению к каждому. — Новый мир жесток к тем, кто нарушает его законы. Это сказал один из мальчишек — Эйден, чьи родители погибли год назад на охоте. Алисии нравился этот мальчик: для своих лет он был очень умен и развивался быстрее других. — Хорошо, — сказала она, спрятав улыбку. — Теперь расскажите мне, какими качествами должен обладать командующий. И снова ответил Эйден: — Командующий Нового мира должен относиться к каждому из своего народа как к равному. Командующий должен быть сильным и смелым, чтобы защищать свой народ и быть справедливым, чтобы любить свой народ. Алисия удивилась. — Любить? — переспросила она. — Разве мы хоть раз говорили о любви? Эйден покраснел, но все же ответил: — Нет, командующая, но я думаю, что это важное качество. Определенно, этот мальчик далеко пойдет. Впрочем, выбор в любом случае будет за народом Люмена, так что командующим сможет стать любой из этих детей. — Хорошо, Эйден. Теперь поговорим о справедливости. Я хочу, чтобы каждый из вас рассказал, как именно понимает это слово. *** — Как мы будем передвигаться и кого возьмем с собой? Элайза уже давно думала об этом, и ответ у нее был готов: — Ты, я, Рейв, Джаспер и Мерфи. Думаю, этого будет достаточно. В Розе за главного оставим Маркуса, а передвигаться будем пешком: так будет безопаснее, потому что мы сможем не создавать лишнего шума. — А Линкольн? Он лучше всех знает здешние места. — Он не оставит Октавию. Об этом нечего даже и думать. Вик с сомнением покачал головой. Элайза понимала, что его беспокоит: пятеро людей, передвигающихся пешком, — хорошая приманка как для живых, так и для мертвых. Но брать с собой больше значило бы обескровить Розу, а на это она пойти не могла. — Не боишься, что командующая начнет тебя искать? — задал он новый вопрос. Элайза вздохнула. Конечно, она боялась. Более того: она хорошо знала, что именно так Алисия и поступит, отправит на ее поиски людей, они скорее всего погибнут, и новые смерти окажутся на ее совести. — Я сделаю так, что она не станет искать. Это было тяжелое решение, но ей пришлось его принять. Мысль о том, что из-за нее снова умрут люди, или — еще хуже — сама Алисия, была невыносима. Она найдет Офелию и принесет в Люмен ее голову. Тогда, и только тогда, все закончится так, как должно. — Я говорила с Мерфи, — сказала Элайза, осознав, что слишком долго молчит. — Он готовит нам с собой запасы еды. Твоя задача — подготовить оружие и патроны, Рейвен занимается рациями, Джаспер рисует карту. — А что будешь делать ты? — подозрительно спросил Вик. Элайза вздохнула. — А я буду писать письмо командующей. Она слегка погрешила против истины, потому что собиралась писать не столько командующей, сколько Алисии. Нужно было объяснить, почему она поступает именно так, а не иначе, и — что куда важнее — объяснить, почему искать ее будет бессмысленно. «Здравствуй, любовь моя». Нет, так не годится. «Я люблю тебя», произнесенное в порыве страсти, и «любовь моя» — слишком разные вещи, и второе может напугать куда сильнее, чем первое. Никакого упоминания о любви, ни в коем случае. Не сейчас. «Здравствуй». Дьявол, и как объяснить ей то, что она собирается сделать? Сказать правду? «Я отправляюсь искать Офелию, но не хочу, чтобы ты участвовала в этом, потому что не уверена, сумеешь ли ты справиться с новой болью»? Солгать? «Я ухожу, потому что поняла, что должна сделать одно важное дело, и ты не можешь мне в этом помочь»? Еще хуже. Элайза в бессилии стукнула кулаком по столу и смяла исписанный и перечеркнутый несколько раз лист бумаги. — Нужна помощь? Мерфи. Сильный и смелый Мерфи, прячущийся за фартуком и клоунско-поварским колпаком. Элайза кивнула ему: садись. — Пытаешься объяснить своей девушке, почему идешь искать ее бывшую и не берешь ее с собой? Она вытаращила глаза. Что? Откуда он… Как он мог догадаться? — Принцесса, — против ожидания, он не смеялся. — Я видел, как ты смотрела на нее в Люмене, когда меня приволокли ее шавки. Я еще тогда подумал: они будут вместе, если не сдохнут в попытках понять друг друга. С первого взгляда, да? Элайза не стала возражать, она лишь устало потерла виски и вздохнула. — Что бы ты написал? Мерфи хмыкнул. — Я не мастак в любовных делах, принцесса. Но если ты не хочешь, чтобы твоя девушка, — дьявол, это звучало так приятно! — последовала за тобой, то тебе нужно объяснить ей, почему ты этого не хочешь. И объяснить так, чтобы она поняла. — Или солгать, — возразила Элайза. — Конечно. И тогда все получится как в бульварных книжонках старого мира: ты солжешь, что не хочешь быть с ней, это разобьет ей сердце, она станет сильнее, и однажды вы встретитесь и сольетесь в экстазе. Они засмеялись оба. Элайза шутливо пнула Мерфи в плечо и кивнула: — Точно. Прекрасная идея. «Это еще если забыть о том, что нового предательства Алисия не переживет и закроется раз и навсегда». — Скажи ей правду, — уже серьезно посоветовал Мерфи. — Скажи, что тебя пугает в этой истории и пообещай, что вернешься. Этого должно быть достаточно. Спустя час ворота Розы открылись, выпуская наружу пятерку, отправляющуюся на поиски Офелии. Элайза шла первой, она несла на спине рюкзак, а на плече — винтовку. К поясу были приторочены карманы с запасными обоймами, к бедру поверх джинсовой ткани — ножны с мачете, а в карманах кожаной куртки лежали две гранаты. Она шла, зная, что стоящий у ворот Маркус провожает ее тоскливым взглядом, зная, что через несколько часов Атом лично повезет в Люмен два послания, скрученных в трубки: одно — для командующей, другое — для Алисии. — Ну, что, принцесса? — усмехнулся Вик, когда они перешли второй ров и услышали звук поднимаемого моста. — Вперед, навстречу приключениям? — Вот уж точно, — согласился стоящий рядом Мерфи. — И знаете, мне даже интересно, сколько из нас вернется из этого похода живыми. Элайза ничего не ответила. Что-то ей подсказывало, что живыми вернутся не все. *** На этот раз словарь не понадобился. Оба послания, которые привез гонец из Люмена, были на английском, и если одно всего лишь сообщало, что Небесный народ в безопасности и все спокойно, то второе было похоже на древко от топора, слово за словом бьющее по голове и лишающее покоя. «Здравствуй, любовь моя. Прости, если напугала тебя таким обращением, но я собираюсь сказать тебе нечто важное, и хочу, чтобы с самого начала мы были честны друг с другом. Я и еще четверо моих людей отправляемся на поиски Офелии. Мы считаем, что она все еще здесь, на материке, и собираемся найти ее во что бы то ни стало. И я прошу тебя: не пытайся помочь мне, не пытайся отправлять за мной людей и организовывать уже мои поиски. Прости, что не смогла сказать тебе этого в глаза. Но я знала: ты меня не отпустишь. И я бы на твоем месте не отпустила тоже. Клянусь: я сделаю все для того, чтобы остаться в живых. Мы хорошо вооружены и хорошо подготовлены. Запасов хватит на семь суток, по истечении которых мы в любом случае вернемся обратно. Сможешь ли ты выдержать эти семь суток и не рваться мне на помощь? Я всей душой надеюсь, что да. Прошу тебя: доверься мне и позволь сделать то, что я должна сделать. Офелия не просто убила мою мать и остальных моих людей, она месяц за месяцем издевалась над тобой, унижала тебя, давая понять, что ты недостойна большего. И, клянусь, она ответит за все, что натворила. Знаешь, когда я возвращалась ночью в Розу, в моей голове возникло новое странное воспоминание. Или даже не воспоминание, а фантазия, — кто теперь разберет? Я видела тебя, готовящуюся выйти на смертельный поединок, и себя, пытающуюся тебя остановить. Я видела, как ты сердишься, говоря, что это твой выбор, и что, если тебе суждено умереть сегодня, то я должна позволить тебе это сделать. И я прошу тебя сейчас о том же, Лекса. Это — моя битва, мой бой. Позволь мне сделать то, что я должна. Позволь мне найти эту тварь и воздать ей по заслугам. За все: за мою мать, за Финна, за Монти, за всех, кого она убила, за всех, кого сделала живыми мертвецами, и за тебя, любовь моя. Я сказала тебе однажды, и повторю снова: ты достойна большего. Ты достойна всего самого прекрасного, и я верю, что вместе мы сможем построить Новый мир, в котором это прекрасное станет возможным. Семь дней, Лекса. О большем я не смею просить. Знай: где бы я ни оказалась, ты всегда будешь в моем сердце. Я — твоя. Принадлежу только тебе. Сейчас и навсегда. Элайза». Алисия свернула письмо обратно в трубку и поняла, что у нее дрожат пальцы. В груди было одновременно больно и пусто, раньше она и представить не могла, что такое возможно. Первым желанием было кликнуть Титуса и велеть седлать лошадь. Но «Семь дней, Лекса. О большем я не смею просить» билось в висках и заставляло медлить. Все это было ужасно похоже на то, что уже было, было однажды, и так кошмарно закончилось. Алисия вспомнила, как ей сообщили, что Офелии нет в Люмене, вспомнила, как нашла короткую записку от нее. До сих пор она помнила каждое слово из этой записки. «Моя королева, я ухожу, чтобы увидеться с отцом. Не пытайся меня искать: это бесполезно. Я вернусь, обещаю. Помни, что ты моя и будешь моей всегда» Что ж, в каком-то смысле она сдержала слово. Дьявол, Алисии так не хотелось сравнивать, и она ненавидела себя за то, что все равно делает это! Постоянно, каждую минуту, каждый взгляд, каждый жест, каждое слово и движение — она сравнивала, и ничего не могла с этим поделать. «Любовь моя» и «Моя королева». «Я принадлежу только тебе» и «Ты моя и будешь моей всегда». «Дай мне семь дней» и «Не пытайся искать». — Черт бы тебя побрал, Кларк, — сквозь зубы прошипела она. — Черт бы тебя побрал! Она стремительно поднялась и вышла из комнаты, даже не замечая, как быстро двигается, с какой силой ударяет о пол подошвами сапог. — Титуса ко мне! — крикнула, не заботясь, слышит ли ее хоть кто-то. — И соберите народ Люмена на площади. Я буду говорить с ними немедленно. Обычно, когда проводилось общее собрание, Алисия выходила на балкон зала ассамблеи, а люди Люмена собирались внизу. Но на сей раз она не хотела смотреть сверху, и потому спустилась по лестнице, не обращая внимания на бегущего следом Титуса, и вышла на улицу, и остановилась на ступеньках. Люди собирались быстро: кто-то бежал, кто-то кричал, призывая остальных, но Алисия не собиралась ждать. — Люди Нового мира, — ее голос громом разнесся над площадью, и кругом воцарилась тишина. — Я знаю, что у каждого из вас есть вопросы. Вы боитесь, и я понимаю ваш страх. Многие из вас подчинились морской львице и теперь опасаются, что им не простят этот поступок. Сегодня я, командующая, говорю вам: каждый из вас прощен. Каждый из тех, кто думает, что он предал нас, больше не предатель. Волна шума пронеслась над столпившимися людьми, но Алисия подняла руку и все стихло. — Командующая, что вы делаете? — прошипел стоящий рядом Титус. — Сегодня я говорю вам: те, кто не верит в нас, те, кто не верит в Новый мир, могут беспрепятственно покинуть Люмен. Их не станут преследовать и им не станут мстить. Мы стоим на пороге большой войны, и я хочу, чтобы в этой войне рядом со мной стояли только те, кто верит в то, что мы делаем. — Командующая, — раздался голос кого-то из толпы. Кого-то, чьего лица Алисия не могла разглядеть. — С кем мы собираемся воевать? От кого мы будем защищать Люмен? Титус, кажется, застонал сквозь зубы, но Алисия не обратила на это внимания. — Морская львица все еще здесь, на побережье. И здесь, среди нас, остались ее люди. Те, кто освободил пленных, те, кто убил Спарка и его охрану. Толпа заволновалась, послышались возмущенные крики и ропот. Алисия снова подняла руку. — Люмен больше не станет сражаться с живыми, — сказала она громко. — Каждый из тех, кто подчиняется Офелии, каждый из тех, кто хочет уйти — может сделать это до полуночи. После этого мы закроем ворота и больше не станем смотреть на юг. Теперь мы обратим свои взгляды на север. — На север? — снова спросил кто-то. — Но там мертвые! Там же миллионы мертвых! — Верно, — согласилась Алисия. — Но этот мир принадлежит нам, а не им. Мы не пойдем в океан, чтобы сражаться с живыми. Мы пойдем на север, чтобы сразиться с мертвыми и показать им, кому принадлежит этот мир. Новый мир! Толпа загудела, зашевелилась. Люди, опоздавшие к началу, спрашивали у стоящих впереди, что произошло, кто-то кричал, но слов было не разобрать. — Мы пришли сюда пять лет назад, и превратили царство мертвых в города живых! — голос Алисии снова разнесся над площадью. — Мы построили то, что невозможно уничтожить, пока жив хотя бы один из нас! И сегодня, здесь, я говорю вам: мы больше не будем спасаться! Наша жизнь — не выживание. Наша жизнь — это война за то, что принадлежит нам! Она говорила так громко и с такой силой, что люди стали покачиваться в такт ее голосу. Она увидела горящие глаза, увидела поднятые вверх руки, сжатые в кулаки. — Хватит бояться мертвых! Сколько их мы уничтожили за эти пять лет? Кто может пересчитать? И в ближайшие годы мы уничтожим еще больше! — Слава командующей! — закричал кто-то, и остальные подхватили. — Слава! — Нет, — покачала головой Алисия, исподлобья глядя на них. — Слава народу Люмена! Слава народу Нового мира! Один за другим собравшиеся преклоняли колени. Как будто волна прокатилась по площади, общая волна готовности сражаться и умирать за свой дом, за свою жизнь, за свое будущее. И когда на площади не осталось ни одного стоящего человека, когда Титус рядом с ней тоже преклонил колено, Алисия шагнула вперед и сделала то же самое. — Aut vincere, aut mori, — сказала она в окутавшей площадь тишине. — Победить или умереть. *** — Командующая, что вы делаете? — Титус бежал за ней по коридору, но она не останавливаясь продолжала идти вперед. — Вы действительно собираетесь идти войной на мертвых? Но у нас есть более важные заботы! Стражи у зала ассамблеи распахнули перед ней двери, и она вошла внутрь. Дошла до трона, но не стала садиться, а резко обернулась, глядя в лицо Титуса. — Через два часа лидеры тринадцати кланов должны быть здесь, — сказала сквозь зубы. — Ты слышал, что я сказала: мы больше не станем сражаться с живыми. — Но, командующая, это самоубийство! Она скривила губы и нахмурилась. — Знаешь, где сейчас Элайза, Титус? Она и ее люди отправились искать Офелию. Впятером. Знаешь, где Индра и Густус? Плывут к островам, надеясь выяснить, какого черта там происходит. Я больше не хочу сидеть на чертовом троне и отдавать приказы, Титус. Я больше не хочу, чтобы мои люди боялись обрушения баррикад или нападения Офелии. Мы освободим Лос-Анджелес или уничтожим его. И наши дети будут расти в безопасном мире. Титус смотрел на нее, раскрыв рот. — Отправь гонцов к лидерам кланов. Ассамблея начнется через два часа. И прикажи, чтобы сюда привели пленных. Я сама буду говорить с ними. Он ушел, не сказав больше ни слова, а она подошла к карте и отодвинула ее, открывая множество рисунков, изображающих лица. Это были люди, которые погибли во имя Нового мира, и она помнила каждого из них. Там была ее мать, и ее брат, и ее отчим, и другие, многие, многие другие, те, кто не побоялся взять в руки оружие и выйти на защиту: свою и своих близких. Там же был рисунок, изображающий Офелию. Алисия медленно отлепила его от стены и посмотрела, поднеся ближе к глазам. — Ты говорила, что командующая должна быть жестокой. Ты говорила, что командующая должна нести смерть каждому, кто ослушается ее. Ты говорила, что новый мир можно построить только ценой большой крови. Она разорвала рисунок на четыре части и уронила обрывки на пол. — Я больше не стану опираться на то, что говорила мне ты. Я сделаю то, что должна была сделать еще несколько лет назад. Если у Кларк хватило храбрости идти на битву с тобой, то у меня хватит храбрости вести за собой народ Люмена. Когда стражники привели пленных, Алисия уже сидела на троне — спокойная и уверенная. Крутила между пальцами рукоятку кинжала, исподлобья смотрела на вошедших. — Эти мне не нужны, — кивнула она. — Оставьте только Блейка и Салазара. Двое воинов увели остальных, а еще двое остались за спинами пленников. Алисия кивнула, и их ударами заставили встать на колени. — Я знаю, что твоя дочь все еще на побережье, — обратилась она к Салазару и по его вспыхнувшим глазам поняла, что он не ожидал такого. — Я знаю, что ты, — она посмотрела на Блейка, — ищешь одного из сотни. Я даже знаю, кто выпустил вас из клеток. Я не знаю только одного: хотите ли вы сохранить свои жизни, или готовы умереть за то, во что верите. — Я хочу, чтобы ты сдохла, — сквозь зубы прошипел Блейк. Алисия кивнула, и стражник с силой ударил его. — Не конструктивно, — пояснила она, глядя как он хрипит и корчится от боли. — Пропустим взаимные оскорбления и перейдем к делу. — Чего ты хочешь? — наученный опытом товарища, спросил Салазар. — Я хочу, чтобы вы забрали ваших людей, и ушли из Люмена. Они переглянулись и Алисия мысленно похвалила себя. — Ты что… Хочешь нас отпустить? — Да. Хорошо, что здесь не было Титуса: он бы, наверное, уже кричал во всю глотку. Вышколенные стражники хранили молчание, а Алисия — ледяное спокойствие. — Вы можете вернуться в Санта-Монику, можете уйти на острова, можете даже занять бывший лагерь Небесных людей. — И что ты хочешь взамен? — прорычал Блейк. Алисия усмехнулась. — Я хочу провести границу между вами и Новым миром. И если вы еще раз переступите эту границу, то будете уничтожены. В этом месте Титус, вероятно, начал бы орать еще громче. А Блейк и Салазар, кажется, не поверили услышанному. — Я больше не стану воевать с живыми, — сказала Алисия. — Мы готовы защищать наш дом, но война мне не нужна. Мне все равно, кого из сотни вы хотите найти. Мне все равно, кто именно из моих людей окажется предателем. Я просто хочу, чтобы вы убрались к дьяволу с моей земли, и никогда не возвращались. Салазар сжал губы в узкую полоску, а Блейк спросил с яростью: — Тебе что, не нужны гарантии? С чего ты взяла, что мы не вернемся сюда, вооруженные до зубов? — Возвращайтесь, — пожала плечами Алисия. — И мы уничтожим вас, всех до единого. И снова этот взгляд, будто говорящий: «Девчонка сошла с ума». — Откуда нам знать, что это не игра? — спросил Салазар. — Если мы заберем с собой людей, ты автоматически поймешь, кто именно тебя предал. Алисия помедлила, покручивая между пальцами кинжал, и вдруг с силой воткнула его острие в подлокотники трона. — Ты правда думаешь, что я до сих пор этого не знаю? — вкрадчиво спросила она, чуть наклонившись вперед. — А, Дэниел? Ты правда думаешь, что я до сих пор не знаю, кто именно меня предал? — Докажи! — потребовал Блейк. — Назови имена! Она позволила себе улыбнуться. — Я назову только одно имя. Но, полагаю, его будет достаточно. Блейк и Салазар выжидающе смотрели, она почти могла слышать, как бьются от волнения их сердца. — Спарк, — сказала она, и поняла, что угадала. *** Солнце клонилось к закату, и было принято решение устроить привал. За первый день они успели не так уж много: побывали у бункера, у бывшего лагеря, прошли немного в обе стороны побережья, но ночевать вернулись в каньон. На выбранной поляне между секвойями закипела работа. Вик вбивал в землю деревянные столбики, Мерфи разводил костер, Элайза и Рейвен растягивали между столбиков металлическую сетку и навешивали на нее колокольчики, а Джаспер расстилал армейские спальники, готовя их к ночлегу. Столбы в итоге замаскировали травой, чтобы живые не могли вовремя заметить опасность. Дежурить решили по двое, первыми короткие палочки вытянули Элайза и Вик, и когда после ужина остальные заснули, они уселись у секвойи с автоматами на коленях и начали тихо переговариваться, чтобы никого не разбудить. — Зря мы пошли по знакомым местам, — сказал Вик шепотом. — Офелия не такая дура, чтобы прятаться там, где ее легко будет найти. — Зато убедились точно, — возразила Элайза. — Она же правда чокнутая, и мы не можем знать, как работает ее голова. Ей хотелось помолчать и подумать об Алисии, но страх заснуть заставлял продолжить разговор: — Одного не могу понять: зачем? Ну, зачем ей это все? Ушла бы на острова к своим военным и жила бы там спокойно. Какую такую ценность может представлять для нее один из нас, чтобы ради этого стоило так рисковать? — Мы всех перебрали, — кивнул Вик. — Преступники и преступники, кому мы, нахрен, вообще нужны? В его голосе она услышала тоску — тщательно скрываемую, но многолетнюю и трудную. — Где твоя семья? — спросила она. — В Вермонте. И не надо лишних надежд, — резко сказал он, пресекая попытку Элайзы. — Я понимаю, что, скорее всего, все они давно мертвы. Элайза подумала, что ей, пожалуй, повезло больше остальных: она хотя бы успела обнять мать. Остальным не удалось и этого. — Как думаешь, что теперь будет делать командующая? — спросил Вик. — Попробует выяснить, кто из бывших военных все еще подчиняется Офелии. Или просто соберет их всех и на всякий случай посадит в клетки. Или сделает еще что похуже. Тяжело было об этом думать, но, зная Алисию, Элайза не исключала такого варианта. Она помнила, как сказала ей однажды: «Ты не можешь убивать всех, кому не доверяешь». Ответ был коротким и емким: «Нет, могу». Элайза вздрогнула, осознав, что это воспоминание тоже было непонятно откуда, не из этой жизни, а из какой-то другой. Что, черт побери, произошло с ними? Почему память все время лезет в голову какими-то обрывками, а в сердце — чувствами? Джаспер захрапел, перевернувшись на спину, и Элайза с Виком тихо рассмеялись. — Ты веришь в реинкарнацию? — спросила она. — Нет. Ни в реинкарнацию, ни в бога, ни в черта. Только в науку, только в то, что можно потрогать или увидеть своими глазами. И как будто отзываясь на его слова, лежащая на земле рация зашипела помехами, сквозь которые как будто начал прорываться звук голоса. Рейвен подскочила так быстро, словно и не спала вовсе. Она первой схватила рацию и принялась крутить самодельное колесико, меняя частоту. Голос то пропадал, то появлялся снова, пока наконец не стал слышен отчетливо. — …альфа, доложите обстановку. Прием. — Ведем наблюдение, все тихо. Прием. — Оставайтесь в укрытии, докладывайте каждые полчаса. Прием. — Вас понял. Конец связи. Рация снова зашипела и отключилась. — Какого дьявола? — спросила Рейвен. — Это еще кто? Элайзу колотила дрожь. — Это Офелия, — сказала она коротко. — Будите остальных. Думаю, я знаю, как мы сможем ее найти. *** На сей раз проведение ассамблеи обошлось без сюрпризов. Алисия коротко обрисовала лидерам кланов текущую ситуацию, обсудила с ними ключевые решения и отправила готовиться. И лишь Маркусу, представителю Небесных, она велела задержаться. — Оставь нас, — приказала Титусу, который, похоже, намеревался послушать разговор. Он ничем не выразил недовольство: поклонился и вышел, прикрыв за собой дверь. — Садись, Маркус из Небесных людей, — сказала Алисия. — Я хочу задать тебе несколько вопросов, прежде чем ты уйдешь. Она смотрела на него, буравя тяжелым взглядом и зная, как начинали нервничать и волноваться люди, попадающие под такой взгляд. Но он смело смотрел на нее и ничем не выказывал волнения. — Я пытался ее остановить, — сказал он, прежде чем Алисия успела начать. — Но она меня не послушала. Алисия моргнула, принимая сказанное. — Куда она пошла? Маркус пожал плечами. — Хотел бы я знать. Они прятали от меня карту и старались не обсуждать план похода. Думаю, она понимала, что ты… — он осекся. — Что вы можете последовать за ней. — Кого она взяла с собой? — Вика, Джаспера, Рейвен и Мерфи. Не беспокойтесь, командующая, каждый из них хорошо вооружен и подготовлен. Я думаю… Алисия жестом заставила его замолчать. — Меня не интересует, что ты думаешь, Маркус из Небесных людей. Меня интересует, какого дьявола ваш лидер, не единожды выступавший против кровной мести, отправился мстить. Что это? Двойные стандарты? Или обычная женская глупость? — Она считает это не местью, а справедливостью, — возразил Маркус. — Даже дети Нового мира знают, в чем разница. Справедливость наступает самостоятельно, а месть творит человек. Поднявшись на ноги и сложив руки за спину, Алисия сошла с постамента и подошла к окну. Посмотрела на вечерний Люмен. — Ты уже знаешь, что я отпускаю Блейка, Салазара и их людей? — спросила она. — Да, командующая. Об этом знают все лидеры кланов. — И никто из вас не поднял этот вопрос на ассамблее. Занятно. Похоже, решение идти войной против мертвых, заставило людей Нового мира снова довериться мне. Однако… Она подняла руку и поманила Маркуса к себе. Он послушно подошел и встал рядом. — Однако, я не такая дура, чтобы отпустить их просто так. — Что я должен сделать? — спросил Маркус. Алисия помедлила, продолжая смотреть на Люмен. Она колебалась, хоть и не желала себе в этом признаваться. — Ты должен взять с собой воинов, перечисленных здесь, — она передала ему короткий список. — Скрытно проследовать за Блейком и его людьми, когда они уйдут из Люмена, после чего… — еще одна пауза, во время которой и было принято решение. — После чего вы убьете их. Всех до единого. *** — Лучший способ пеленга — это когерентный прием сигнала! — Да? И где ты собираешься взять разреженную кольцевую решетку? Смастеришь ее из пальмовых листьев? — Азимутальный пеленг — лучше, чем никакого! А твоя идея с эквидистантной антенной вообще не выдерживает никакой критики! Они орали друг на друга уже минут двадцать, а Элайза с Мерфи и Джаспером наблюдали, присев в стороне на собранные рюкзаки. — Интересно, на каком языке они говорят? — спросил Джаспер. — На высшем техническом, видимо, — усмехнулся Мерфи. — Меня больше интересует, договорятся они когда-нибудь, или нет. — Должны, — вздохнула Элайза. — Судя по наполнению сигнала, чертова сучка не сидит на месте, а перемещается. Если она уйдет слишком далеко, мы перестанем ее слышать. — Если перестанем, то будем бегать туда-сюда с рацией? — засмеялся Джаспер. — По-моему, прекрасный способ ведения боя. Но Элайзе было совсем не смешно. Шел второй день из отведенных семи, а они все еще не приблизились к цели. Наконец Рейвен и Вик перестали ругаться и принялись мастерить что-то из добытых из рюкзака железяк. — Мне нужен паяльник, — доносился до Элайзы недовольный голос. — Зачем? — Затем, чтобы засунуть тебе его в одно интересное место. Это длилось несколько часов и успело порядком надоесть, но в результате счастливая Рейвен продемонстрировала готовый прибор и включила его. Все склонились над зеленым экраном, на котором мигала красная точка. — И что это? — спросил Мерфи. — Компас? Рейвен и Вик почему-то молчали. Элайза забеспокоилась. — В чем дело? — быстро спросила она. Из рации, убранной в карман, продолжали доноситься сигналы. Голос становился то громче, то тише. — Отвечайте! В чем дело? — Несколько футов, — прошептал Вик пораженно. — Либо мы ошиблись, либо… — Ложись! Элайза не поняла, кто кричал, но тело послушно рванулось в сторону и упало на землю. Где-то рядом что-то взорвалось, и глаза залил ослепительный белый свет, раздражающий роговицу и наполняющий зрачки болью. Кто-то выбил из рук Элайзы автомат, а потом она ощутила тяжелый удар по голове, и еще один — в живот. Несколько мучительных минут прошло, прежде чем она смогла снова видеть. Прямо над ней стояла усмехающаяся, довольная Офелия: — Привет, сладкая, — сказала она радостно, демонстрируя Элайзе ее собственное оружие. — Скучала? Я же обещала, что вернусь. *** Их привели в бункер, в котором они провели пять долгих лет. В бункер, который был одновременно их домом и проклятием. В бункер, который вчера они осматривали, и в котором никого не было. Остальных посадили в камеры, крепко заперев засовы, а Элайзу Офелия велела связать и усадить на стул в общей комнате. Сама она аккуратно перешагнула через осколки разбитого телевизора и с комфортом разлеглась на диване. — Скажи, у тебя есть диагноз? — смело спросила Элайза, даже не пытаясь пошевелить связанными за спиной руками. — Думаю, социопатия хорошо бы подошла. Офелия радостно рассмеялась. — Нет, милая. До некоторых пор я вполне была способна испытывать эмпатию. Скажем так: я самостоятельно лишила себя этого навыка. Она в мгновение стала серьезной, и это напугало еще больше, чем смех. — Что ты сделала с моими людьми? С отцом, Блейком и остальными? — Как насчет «перерезала им глотки»? — усмехнулась Элайза. — И как насчет того, что я собираюсь сделать с тобой то же самое? Один из солдат ударил ее по лицу, во рту появился железный привкус, но ей было плевать. Перед ней сидела, развалившись, женщина, олицетворяющая собой зло во плоти. Женщина, лишившая ее самых близких, самых родных. И сделавшая это просто так, для развлечения. — Мне рассказали, что ты успела сблизиться с моей королевой? — задала новый вопрос Офелия. — Как думаешь, она согласится обменять твою жизнь на свою? — А как же, — Элайза сплюнула кровь и улыбнулась, показывая зубы. — Сходи, предложи ей. Она будет счастлива тебя видеть. Она старательно улыбалась, чтобы не показать, что на самом деле творилось внутри. Там бушевал ураган эмоций, среди которых превалировало чувство вины, а на втором месте находился страх. Так глупо попасться… Как она могла не сообразить, что, если уж они могут при помощи самодельного устройства запеленговать рацию Офелии, то она тем более может это сделать. — Не думаю, что нам пока стоит встречаться, — сказала Офелия. — Тем более, что ты оказала мне большую услугу. Привела мне того, кто однажды ускользнул от меня, и кого я так долго пыталась поймать. Мерфи. Дьявол, ну как же она могла не догадаться? Конечно же, Мерфи! Мерфи, которого командующая в числе прочих передала Офелии, Мерфи, который умудрился сбежать, Мерфи, который был в Розе, когда туда пришли Блейк и остальные. Мерфи, которого она своими собственными руками привела к этой суке. — Белл не знал, зачем ты отправила его в наш лагерь, да? — спросила Элайза. — Он думал, что идет освобождать нас, а на самом деле он шел, чтобы вернуть Мерфи. Офелия скривилась. — Маленький Блейк велел бросить его к мертвецам. Дурачок. Но, к счастью, мальчик выжил, и теперь здесь. — Зачем он тебе нужен? — спросила Элайза. — Я все понимаю, кроме одного: зачем он тебе нужен? — Прости, сладкая. Если бы я была точно уверена, что через секунду ты умрешь, я бы ответила. Но всегда остается риск, верно? И я пока не хочу тебя убивать. У меня есть более приятные планы. Она встала с дивана и подошла, нависая над Элайзой. Пальцами коснулась ее щеки, подбородка. Элайза дернула головой, но это не помогло: Офелия только рассмеялась и обеими ладонями сжала ее лицо. — Развлечемся? — улыбнулась она, нагибаясь так, чтобы смотреть в глаза. — Моей королеве нравилось, что я с ней делала. Думаю, тебе понравится тоже. *** Мерфи понял, что сейчас его опять будут бить. Это было не столько страшно, сколько смешно: ему уже надоело служить грушей для избиений, но он понимал: они не отстанут, пока не получат желаемого. Ирония судьбы: его поместили именно в ту камеру, в которой он провел пять лет. На стене до сих пор висели фотографии (единственное, что узникам разрешили взять с собой), и спинка койки была погнута в одном месте (это произошло во время очередной драки), и матрас на койке был тем же, и одеяло, и подушка. Из-за двери доносились крики: кажется, кричала Элайза. Каждый ее крик отчаянием ударял в уши и мешал мыслить внятно. А когда его начали бить, думать стало еще сложнее. Они ничего не спрашивали: какой смысл, если вопрос задавали ему не единожды? Они просто били: вдвоем, сменяя друг друга, чтобы не устать слишком быстро. Один из солдат разорвал на нем футболку, чтобы даже тонкий слой ткани не мог защитить от ударов, другой — одним резким движением кулака сломал ему нос. Кровь залила губы и подбородок, но Мерфи было почти плевать. Почти, потому что крики продолжали доноситься, и он почему-то не мог отделаться от мысли: «Что они с ней делают? Что ОНА с ней делает?» — Аккуратнее, — услышал вдруг он сосредоточенное. — Надо, чтобы он сохранял сознание. Эти слова все изменили. Мерфи словно ожил: снова ощутил зарождающуюся внутри ярость, огромную, безрассудную. От очередного удара, нанесенного ногой в армейском ботинке, он ударился о койку спиной, но это дало возможность незаметно просунуть под матрас руку. Он не успел ничего сделать: второй солдат с силой ударил по руке, и что-то в ней хрустнуло, и сумасшедшая боль заслонила собой все. «Прости, принцесса, — успел подумать Мерфи, прежде чем потерять создание. — Кажется, я снова оставлю тебя одну». *** — Рейв, — тихо позвал Вик, лежа на полу и прижавшись щекой к холодной стене камеры. — Рейв, ты меня слышишь? Джаспер? Мерф? Кто-нибудь? Ответа не было. Он перекатился к другой стене и повторил попытку. Доносящиеся снаружи крики сводили с ума: кричала точно Элайза, и страшно было представить, что именно могло вызвать ТАКИЕ вопли. — Рейв! Джаспер! Мерфи! Кто-нибудь, черт бы вас побрал! Он прислушался и различил едва заметный стук у левой стены. Там явно был кто-то живой, но голоса не было слышно: крики заглушали собой все. Вик с силой долбанул кулаком в стену, давая о себе знать, и услышал в ответ новый стук. Он беспомощно оглянулся, пытаясь понять, что можно использовать из имеющегося в камере. Узкая кровать, прикрученная к полу табуретка, прибитая к стене полка с книгами, маленькая металлическая раковина. «Прекрасно, — подумал он, старательно выгоняя из груди назревающую панику. — Можно взять подушку и устроить с ее помощью неплохое сражение». Впрочем… Он еще раз посмотрел на полку и, ухватив ее обеими руками, принялся расшатывать. Она была прибита крепко, и это давало надежду. Но как ее оторвать от стены? Вик снова оглянулся и, сделав шаг к кровати, опустился на колени. Посмотрел внимательно: сколько раз он пытался отломать эту чертову ножку, чтобы сделать из нее оружие? Сколько бессонных ночей он провел, пытаясь ее расшатать? Может быть, осталось приложить совсем небольшое усилие? Может, на этот раз у него получится? Он принялся бить по ножке кровати обеими ногами сразу, стараясь попадать в одно и то же место. Шума от этого было много, но все заглушали доносящиеся крики. На всякий случай Вик заткнул одеялом щель под дверью в камеру, но крики все равно было слышно даже слишком хорошо. Удар, еще удар, и еще один. Он бил остервенело, яростно, подгоняемый отчаянным «Что эта сука с ней делает?» И ножка поддалась. От очередного удара она издала металлический хруст и сломалась, обрушив кровать на пол. Вик подскочил и ухватил чертову ножку обеими руками. Острым краем поддел полку и надавил всем телом. Полка начала поддаваться. Она отходила от стены очень медленно, но отходила, отходила же! Он уже мог видеть шурупы, вылезающие из стены. Толстые и длинные шурупы, которые с каждым нажимом поддавались и выходили наружу. Наконец зазор стал настолько большим, что стало возможным убрать ножку кровати за ремень штанов и начать дергать полку руками. Хватило всего нескольких движений и содранных в кровь пальцев, чтобы чертова полка отвалилась, оставив в стене четыре отверстия от шурупов. Вик аккуратно положил полку на пол и прильнул губами к одному из отверстий. — Эй, — зашептал он. — Кто-нибудь меня слышит? Несколько секунд ничего не происходило, а потом он услышал голос: — Вик? Вик, это ты? Голос был мужским, и это значило, что в соседней камере либо Джаспер, либо Мерфи. Это несколько облегчало задачу. — Это я, — снова зашептал он. — Ломай кровать, ножки можно использовать как оружие. — У меня есть кое-что получше, — услышал он и понял, что голос принадлежит Джасперу. — Эти мудаки посадили меня в камеру Атома. И я нашел здесь заточку. — Отлично. Попробуй расковырять стену. Я буду стучать в дырку, чтобы ты знал, где ковырять. Он окончательно ободрал пальцы, вытаскивая шуруп из полки, но смог засунуть его обратно в отверстие и, ударяя ножкой кровати по шляпке, принялся стучать. Ему было плевать, услышат его или нет: крики снаружи стали еще громче, еще отчаяннее, и больше всего на свете Вику хотелось, чтобы кто-нибудь пришел на звук, и чтобы у него была возможность или задушить пришедшего собственными руками, или просто сдохнуть, чтобы больше не слышать этот кошмарный, полный отчаяния женский вопль. Но никто не приходил. Вик лупил по шурупу, Джаспер с другой стороны стены ковырял ее заточкой. Никто из них не знал, сколько прошло прежде чем металл ударился о металл. Но каждому показалось, что прошла целая вечность. Вик вытащил шуруп и заглянул в образовавшуюся дырку. — Так, хорошо, — прошептал он. — Ты пробовал стучать в другую стену? — Пробовал, — голос Джаспера теперь было слышно гораздо лучше. — Оттуда никто не ответил. Вик, как ты думаешь, что там происходит? Они что… Пытают ее? — Не думай об этом сейчас. Чтобы ее спасти, нам надо выбраться, ясно? — Да, но как? — Есть у меня одна идея. Но надо расширить дырку, чтобы ты смог передать мне заточку. И они принялись за работу. *** Маркус с семеркой воинов-землян скрытно следовал за освобожденными пленными. Когда командующая велела ему убить их, в первую секунду он хотел ответить «нет». Он страстно желал сказать «нет», потому что это «нет» значило бы, что он все еще человек, все еще мужчина, не способный ударить в спину. Но секунда прошла, и он понял, что это больше не так. Он вспомнил Октавию, которая перерезала себе горло, чтобы спасти их всех. Он вспомнил Элайзу, вскрывающую свои вены. И подумал: «Если девочки способны на такое, то мужчинам, позволившим это, должно быть стыдно». И ему было стыдно. Все внутри него протестовало против происходящего, все внутри него извивалось от боли невыносимого «Мы позволили им сделать это». И он согласился. Он понял, что если уж кто-то должен стрелять в спину ублюдкам, то пусть это будет он. Он понял, что у каждого в этом чертовом мире теперь будет свой груз вины, и что ему пора получить часть этого груза. Передвигаясь через кусты, прячась за деревьями и прислушиваясь к звукам впереди, Маркус думал о командующей. Каково ей было отдать такой приказ после ассамблеи? После ассамблеи, на которой она заявила лидерам кланов, что они больше не станут воевать с живыми? После ассамблеи, на которой каждый из лидеров поддержал ее решение идти войной на мертвых? Она взяла этот груз на себя. И он хотел забрать хотя бы часть его. — Они остановились, — услышал он тихое. — Какие будут приказания? — Ждем, — также тихо скомандовал он. — Нужно, чтобы они отошли подальше. Вместе с Блейком и его людьми ушли семнадцать человек. Часть из этих семнадцати были привезены лидерами других кланов, другая часть оказалась жителями Люмена. Маркус предполагал, что это еще не все, но командующая сказала, что не станет искать остальных. — Уйдут те, кто способен на поступок, — объяснила она. — А оставшиеся трусы не смогут нам навредить. Они двигались к побережью, это стало ясно практически сразу. Маркус не понимал, куда конкретно они идут: то ли их план состоял в том, чтобы найти лодки и уплыть на острова, то ли они хотели снова занять Санта-Монику. Ни того, ни другого он не мог им позволить. — Двинулись. И снова изнурительное, лишающее сил скольжение между кустами. Маркусу казалось, что они вышли на охоту и скрытно преследуют добычу. Вот только добычей на этот раз были не звери, а люди. Они пересекли каньон и оказались у бывшего лагеря. Маркус думал, что Блейк поведет людей внутрь, но он не стал этого делать. — Странно, — сказал один из землян. — Куда они вообще идут? Это и впрямь было странно, но их задачей было не выслеживать, а убить. И, похоже, настало время это сделать. Маркус перехватил висящий на шее автомат и проверил предохранитель. — Готовимся, — сказал он. — Нападаем по команде, не раньше. — Подожди. Он посмотрел на оказавшегося рядом землянина. Тот предупреждающе поднял руку, призывая к тишине. — Слышишь? Впереди был какой-то шум. Как будто их стало не семнадцать, а больше, как будто они кого-то встретили. — Что будем делать? — спросил землянин. Маркус вздохнул. — Следуем дальше. Посмотрим, куда они идут. Это может оказаться важным. Он подумал еще секунду и добавил: — Отправь гонца к командующей. Пусть передаст, что ситуация изменилась. Думаю, нам понадобится поддержка.