Девяносто девять

— Облейте ее водой, — сквозь туман в ушах услышала Элайза. — Не хочу, чтобы она отключилась раньше времени. Поток ледяной воды обрушился на голову и заставил снова кричать — на сей раз от ужаса, пронзившего измученное тело. Элайза плохо соображала, лицо Офелии расплывалось перед ней, становилось размытым, нечетким. — Ну, как тебе, сладкая? Нравится? Если бы могла, Элайза плюнула бы ей в лицо. Но во рту было сухо, настолько сухо, что, кажется, даже язык начал исходить трещинами и нещадно саднить. — Держите ее за ноги. Она почувствовала мужские руки на лодыжках и снова начала кричать. Понимала, что это доставляет Офелии еще большее удовольствие, но знала: если не кричать, если заталкивать крик обратно в глотку, то будет еще хуже. — Тебе нравится, — промурлыкала Офелия, касаясь ее. — Во всяком случае, твоему телу — точно. Элайза закрыла глаза, чтобы не видеть ее лица, но сильный удар обжег ее щеку, и глаза пришлось открыть. — Ну, что ты, сладкая? Я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Я хочу, чтобы ты меня запомнила. — Я запомню тебя, сука, — прохрипела Элайза. — Клянусь, я запомню. — Очень на это надеюсь. Она пыталась отключиться, разорвать связь сознания с телом, но не могла. Это чертово тело послушно отзывалось на все, что делала с ним Офелия — отзывалось как умело, как привыкло. И Элайза ненавидела его за это. В ее голове адским потоком смешивалась ненависть и желание, ярость и возбуждение, и этот поток был хуже всего, что происходило до этого в ее жизни. Как будто она предавала саму себя, как будто реакцией тела она говорила: «Да, ты можешь сделать это со мной». — Переверните ее на живот, — скомандовала Офелия. Грубые руки снова схватили Элайзу, и она закричала, пытаясь вырваться, но солдаты держали крепко. Ее живот уперся в сиденье стула, голова безвольно опустилась вниз. Один из солдат держал ее за шею, другой — придерживал ноги. — Так еще лучше, правда, сладкая? — проворковала Офелия, наклоняясь, чтобы шептать на ухо. — Как ты хочешь? Пожестче? Невыносимая боль как будто разорвала ее на ошметки. Она не знала, что было хуже: мужские руки на шее и ногах, или женские — там, где их никак, никак не должно было быть, там, куда они проникали с силой, с яростью, стараясь причинить как можно больше боли. — Мне не нравится, что ты не помогаешь мне, — Элайза могла бы поклясться, что в этот момент Офелия обиженно надула губы. — Давай так: или ты будешь помогать, или я прикажу притащить сюда твоих друзей, и мы продолжим вместе с ними. Крик снова вырвался из горла, и Элайзе показалось, что ее губы сейчас порвутся от того, как ужасно, как отчаянно открылся рот, выпуская этот крик наружу. — Решай, сладенькая. Зовем друзей или продолжим наш милый тет-а-тет? Она задергалась всем телом, понимая: то, чего хочет Офелия, — это конец. Если она подчинится, если даст ей это, то никогда больше не сможет смотреть на себя в зеркало, не сможет смотреть на Алисию, вообще ни на кого смотреть не сможет. — Нет, дорогая, я не это имела в виду, когда говорила о помощи. Не надо крутиться, ты все равно не вырвешься. Просто подвигайся мне навстречу, хорошо? Черт бы ее побрал, она звучала ласково! Чертова сука звучала ласково и нежно, и это погружало в еще большее безумие, в еще больший ужас. Но Элайза не могла сдаться. Она до крови прикусила губу, чтобы не шевелиться, чтобы не отдать этой твари последнее. — Приведите девчонку, — услышала она. — Пусть девчонка посмотрит. Боже, Рейвен. Вначале уход Финна, потом смерть Финна, а теперь — это? Сможет ли она с этим справиться? Сможет ли это пережить? Элайзу захлестнуло новым потоком боли: Офелия не останавливала своих движений, она распоряжалась, продолжая двигать руками, а через несколько секунд Элайза услышала крик, ставший отражением ее собственного: — Господи, что ты делаешь? Отпусти ее! Она не могла видеть Рейвен — солдат по-прежнему держал ее за шею, не давая поднять голову, но она могла ее слышать. Слышать ужас в ее словах, слышать ее тяжелое дыхание, слышать рыдания, вырывающиеся наружу. — Остановись! Прошу тебя, не надо! — Что такое? — Офелия как будто удивилась. — Разве ты не видишь? Девочке нравится то, что я делаю. А я люблю послушных девочек. И она будет послушной, о, еще как будет. Боль вдруг сменилась влажностью и Элайза поняла, что Офелия целует ее. Это было еще хуже, еще гаже: как будто она и впрямь соглашалась на все происходящее, как будто это и впрямь происходило по ее собственной воле. — Видишь? — Офелия поцеловала снова. — Я забочусь о ней. Хочу, чтобы ей было хорошо. От недостатка воздуха все вокруг начало расплываться. Элайза потеряла счет времени: она чувствовала то боль, то влажность, а затем — снова боль, еще более сильную. Ее тело переворачивали по приказу Офелии: то поднимали на ноги, то укладывали на спину, то заставляли нагнуться. И настал момент, когда ей стало все равно. В груди словно все замерло, замерзло, и стало плевать на боль, плевать на унижение, плевать на непрекращающиеся крики Рейвен, которую двое солдат держали крепкой хваткой и заставляли смотреть. Офелия почувствовала это и схватила ее за волосы, с силой дернув. — Что такое, сладкая? Ты больше не хочешь? Элайза не отвечала, и она, намотав волосы на кулак, ударила ее по лицу. А потом еще раз, и еще, и еще. Голова болталась на шее, будто чужая, и было плевать, бьют ее или нет. — А ты оказалась слабее, чем я думала, — усмехнулась Офелия, заглядывая ей в глаза. — Думала, мы поиграем подольше. Она с силой ударила ее в живот и ногой отпихнула в сторону. Элайза упала на пол, чувствуя, как осколки от разбитого телевизора впиваются ей в бок, но даже не пошевелилась. Лежала, обнаженная, на холодном полу, и думала о том, что теперь у нее осталась только одна задача, одна, самая последняя: добраться до любого оружия и вышибить себе мозги к чертовой матери, закончив все это раз и навсегда. *** Титус сам встретил гонца у ворот. Это вышло случайно, но оказалось полезным: гонец доложил, что он прибыл по поручению Маркуса из Небесных людей с сообщением, что группа пленных соединилась с какой-то другой группой и теперь движется к бункеру. Решать нужно было быстро. Получалось, что командующая скрытно отправила Маркуса за освобожденными пленными. Но зачем? Чтобы проследить? Чтобы убить? Зачем? В последнее время Титус окончательно перестал ее понимать. Пока не появилась Небесная девчонка, командующая была жесткой, суровой, но справедливой. Но, что куда важнее, она принимала мудрые решения. А теперь? Теперь вместо того, чтобы следовать плану, она вдруг решила идти войной на Лос-Анджелес, отпустила пленных, всполошила народ Люмена. Зачем? Ради чего? — Какая у вас задача? — спросил он гонца. — Какое указание вы должны выполнить? Гонец опустил голову и Титус понял, что он не ответит. Решение пришло само собой. — Передай Маркусу из Небесных людей, что задание остается прежним. Делайте то, что приказано. — А как же поддержка? — спросил гонец с надеждой. — Поддержки не будет. Вас там достаточно для того, чтобы справиться. Закончив с гонцом и отправив его обратно, Титус поднялся по ступенькам в зал ассамблеи. Командующей на месте не было, и он подошел к карте, чтобы еще раз обдумать услышанное от гонца. Получалось, что Маркус с группой проследили за пленниками до бывшего лагеря небесных, и там к Блейку присоединился кто-то еще. Кто? Люди Офелии? Если так, то командующая права, и Офелия по-прежнему здесь, на материке. И это значит… Титус задумался. Небесная девчонка отправилась искать Офелию. Блейк встретился с людьми Офелии недалеко от лагеря. Не слишком ли много совпадений? Это означало только одно: Офелия в бункере «сотни». Больше ей быть негде: все побережье прочесано, и не единожды, к Люмену приближаться она бы не стала, значит, остается только бункер. Бункер, в котором Небесная девчонка рано или поздно ее найдет. И тогда… Вот здесь начиналось самое сложное. Офелия убьет ее, это ясно, — у нее больше людей, больше оружия и больше безумия. Предупредить об этом командующую — это значит готовиться к тому, что она отправится спасать свою девчонку. Не предупредить — означает предать. — Титус? Он обернулся, не сумев скрыть растерянность. Поклонился вошедшей командующей, успев отметить, как устало и вымотано она выглядит. — Что ты здесь делаешь? «Сказать правду или солгать? Освободить командующую от помехи в лице небесной девчонки или остаться верным до конца?» — Пришел еще раз посмотреть фронт, на котором мы планируем выступать. Я думаю, нужно договориться с кланом Манхеттен, чтобы они в нужный момент поддержали нас огнем. Командующая подошла и встала рядом с ним, глядя на карту. — Хорошая мысль, Титус. Обсудим ее на военном совете. *** Джаспер ожесточенно долбил заточкой в стену, не отрываясь даже для того, чтобы вытереть пот со лба. Женский крик, который он хорошо слышал, словно раздвоился, и это заставляло работать быстрее и быстрее. Он не знал, что задумал Вик, но собственного плана у него не было, и приходилось только надеяться, что Вик и впрямь придумал что-то толковое. —…не надо! — донеслось из-за двери, и Джаспер до боли сжал зубы, еще сильнее ускоряя темп. Отверстие расширялось медленно, очень медленно. Но настал момент, когда заточка ушла внутрь почти полностью, и Вик ухватил ее с той стороны стены и вытянул. — Теперь создавай побольше шума, — услышал Джаспер. — Ори что-нибудь конкретное, вроде «Мы сейчас все взорвемся», чтобы эти бляди переполошились. Когда ворвутся, покажи на дырку, понял? Он понял, что нужно делать, но не понял, зачем. Однако, спорить не стал. — Горим! — заорал он, встав поближе к двери. — Сейчас сгорим! Помогите! Для большего эффекта он громыхнул кроватью об пол и снова начал орать: — Помогите! Горим! Сейчас взорвется! Помогите! За дверью что-то начало происходить. Лязгнул засов, дверь со скрипом открылась и внутрь вбежал солдат с автоматом наперевес. — В чем дело? — рявкнул он. Джаспер испуганно показал на дырку в стене и солдат, выругавшись, развернулся, чтобы выйти. Но не успел: быстрым прыжком Джаспер налетел на него сзади и повалил, обхватив руками за шею. Он понимал, что счет идет на секунды, и действовал инстинктивно. Схватил солдата за волосы и с силой ударил головой об пол. А потом еще раз. И еще. Пока тело под ним не перестало дергаться и затихло. Попытка перевернуть солдата, чтобы достать из-под него автомат, успехом не увенчалась, и Джаспер, плюнув, выскочил в коридор. Метнулся к двери Вика, открыл засов и почувствовал прикосновение металла на затылке. — Только шевельнись, и я вышибу тебе мозги. Солдат не учел только одного: в бункере сотни все двери в камеры открывались внутрь, и в следующую секунду дверь распахнулась, и Джаспер успел увидеть только мелькнувшую заточку и услышать звук падающего позади тела. Вик отпихнул его и вытащил заточку из глаза. Брезгливо вытер ее о брюки и сдернул с шеи автомат. — Там еще один, — сказал Джаспер. — Я не смог его перевернуть. — На хрена ты вообще на него напал? — Вик ругался, пока они вдвоем переворачивали солдата и доставали оружие. — Идея была в том, чтобы он ворвался ко мне. Джаспер ничего не ответил: он торопился туда, откуда больше не было слышно криков, и это пугало сильнее, чем все, что было раньше. Проверив автоматы и сняв их с предохранителей, они побежали к общему залу. — Подожди, — вспомнил вдруг Джаспер. — А Мерфи? — О нем подумаем позже. Вик обогнал его и первым влетел в зал, сходу давая короткую очередь в потолок. Джаспер взял на прицел одного из солдат и замер, широко расставив ноги. Но их опередили. Вначале он увидел голую Элайзу, тело которой лежало в углу, а к горлу какая-то склонившаяся над ней тетка приставила лезвие ножа. Потом — Рейвен, в руках двоих солдат, с прижатым к шее дулом пистолета. — Какие шустрые мальчики, — восхитилась тетка, надавливая на нож так, что под его лезвием появилось несколько капель крови. — Теперь аккуратно кладите оружие на пол и возвращайтесь в камеры. Мы здесь еще не закончили. Джаспер застыл, продолжая целиться в солдата. Краем глаза он видел, что Вик по-прежнему держит автомат, и не понимал, что им делать. — Стреляй в нее, Джаспер, — услышал он, и не узнал голоса. Только посмотрев на Элайзу, понял, что это говорила она. — Прошу тебя, стреляй. Его окатила волной ужаса. Господи, что они с ней сделали? Лицо опухло и залито кровью, на теле — куда ни глянь — сплошные царапины и кровоподтеки. Он боялся смотреть на бедра, но когда посмотрел, понял, что худшие его опасения подтвердились. — Убей ее, — снова прохрипела Элайза. — Сделай это ради меня. Но он не смог. Слишком ясно в памяти стояла Октавия, перерезающая себе горло, слишком хорошо он помнил запах крови, бьющей из ее шеи. Он просто не смог. И медленно, аккуратно положил автомат на пол. — Теперь ты, мальчик, — ласково сказала тетка. — Опусти оружие, иначе мы убьем обеих кошечек, и их смерть будет на твоей совести. Джаспер посмотрел на Вика. Тот стоял, бледный как смерть, и не мог оторвать взгляда от Элайзы. Было ясно, что он понял то же, что понял сам Джаспер, и готов в любую секунду открыть огонь. — Вик, — тихо произнес Джаспер. — Не надо. Это помогло: второй автомат лег на пол рядом с первым. Тетка убрала нож от горла Элайзы, распрямилась и улыбнулась ужасающей, безумной улыбкой: — А теперь брысь обратно в камеры, мальчики. Мои ребята вас проводят. А мы пока закончим здесь то, что начали, да, сладкая? Договорить она не успела: Элайза извернулась каким-то невероятным рывком и, схватив ее за ногу, вцепилась в нее зубами. Тетка заорала, пытаясь сбросить ее, один из солдат кинулся на помощь, а Вик одним движением подхватил автомат и, подпрыгнув, прикладом ударил одного из тех, кто держал Рейвен. Джаспер бросился помогать. Он схватил автомат, выстрелил, не целясь, и ударил второго солдата. Он опоздал на долю мгновения: уже падая, уже теряя сознание, солдат успел нажать на курок и Рейвен осела на пол с жутким всхлипом. Думать было некогда, и Джаспер рывком повернулся к Элайзе, но снова не успел: тетка подобрала с пола нож, вогнала его в обнаженное плечо, вынула и снова приставила к горлу. — Бросай оружие, мелкий ублюдок, — прошипела она. — Бросай и ложись на пол. Теперь их было двое против двоих, если не считать лежащую на полу без единого звука Элайзу и прислонившуюся спиной к стене, поскуливающую от боли Рейвен. Но нож по-прежнему упирался в горло, и выхода, похоже, не было. — Если мы послушаемся ее, это никогда не кончится, — сказал вдруг Вик. — Прости, Элайза, но я не позволю ей победить. Ради тебя же самой. — О, я так не думаю, маленький недоносок, — улыбнулась тетка, став похожей на змею. Дверь в бункер начала медленно открываться. Все застыли в ожидании: от того, кто войдет, зависело все, что будет дальше. Вот она приоткрылась еще немного, достаточно, чтобы впустить живой свет, вот в щель протиснулась нога в армейском ботинке, а следом вошел… Чарльз Блейк, живой и невредимый. Джаспер услышал, как Вик опускает автомат на пол, и сделал то же самое. Стало ясно, что на сей раз они окончательно проиграли. *** Маркус, спрятавшись в высокой траве, наблюдал, как Блейк и его банда открывают дверь бункера. Что же это такое получается? Все это время враг был под носом? Или никакой Офелии там нет, и они просто решили временно укрыться? Но тогда откуда взялись солдаты, которые вышли им навстречу и обнимались с ними, будто родные братья? Он ждал возвращения гонца с поддержкой, но гонец вернулся один. — Он сказал, что мы должны выполнить приказ, — задыхаясь, доложил он. — И что нас здесь достаточно для того, чтобы это сделать. Спина Маркуса под курткой покрылась холодным потом. — Он? — Титус. Он встретил меня у ворот, и я доложил ему, как вы велели. Маркус выругался сквозь зубы. «Как вы велели». Черт бы побрал лысого мудака, советника командующей. Видимо, он перехватил гонца и решил сделать по-своему. Рано или поздно Элайза явится сюда в поисках Офелии. И что, если… Он замер, инстинктивно ухватившись за плечо гонца и прижав его к земле. Из бункера вышли трое: двое солдат в форме и с автоматами, а между ними — голый, покрытый кровью от головы до пят, Мерфи. — Дьявол… — прошептал Маркус. Это означало только одно: Элайза УЖЕ добралась сюда в поисках Офелии. Она внутри. И все остальные — тоже. *** Алисию что-то тревожило. Она не могла понять, что именно: военный совет шел по плану, на картах появлялись новые точки и линии, командиры выдвигали здравые идеи, и затея потихоньку переставала казаться безумной. Но что-то было не так. И это «что-то» происходило с Титусом. Вначале он попытался увильнуть от участия в совете, хотя раньше всегда стремился на него в первых рядах. Когда она настояла, послушался, но стоял в стороне и прятал глаза. — В чем дело? — прямо спросила Алисия, заслушав предложения очередного командира. — Титус, отвечай. В чем дело? Он молчал и она жестом велела остальным выйти. Они остались вдвоем: отводящий взгляд Титус и она, встревоженная его молчанием еще больше. — Ты клялся мне в верности, — напомнила Алисия, подходя к нему на расстояние фута. — Готов ли ты ответить за свою клятву? Он все еще молчал, и Алисия вдруг поняла, с чем может быть связано это молчание. — Что-то с Элайзой? — внутренне сжавшись, спросила она. — С ней что-то случилось? Она рывком выхватила меч из ножен и приставила к его груди. Надавила, распарывая ткань. Куда только девались выдержка и самообладание? Она больше не могла думать внятно, сердце колотилось как сумасшедшее от подступающего к нему страха. — Титус, где она? Отвечай своей командующей! Голос громыхнул, отдаваясь эхом от стен зала совета. И Титус сдался, опустился на колени, склонил голову. — Простите, командующая, — услышала Алисия. — Простите меня. Она пинком заставила его подняться. Задыхаясь от ярости, приблизилась, глядя в глаза. — Отвечай. Мне. Немедленно. — Я не знаю, где она, — быстро сказал он, сдаваясь. — Но Маркус из небесных людей прислал гонца, чтобы сообщить: пленные встретились с другим отрядом. Алисия сжала губы, быстро соображая. Блейк и его люди встретились с другими. Кто эти «другие»? Они могли быть только группой Офелии, больше никем. — Где это произошло? — рявкнула она. — Недалеко от бывшего лагеря Небесных. — Когда? — Гонец был здесь два часа назад. Она удержала рвущийся на свободу крик, развернулась через плечо и выбежала из зала совета. К ней рванулись стражники, на ходу обнажая мечи. — Тридцать воинов, тридцать лошадей, — бросила она на бегу. — Выступаем через семь минут. Берите оружие. Группу прикрытия отправьте следом с минометами и гранатами. Титус бежал за ней, пытаясь что-то сказать, но она не слушала. Влетела в комнату, захлопнув дверь перед его носом, и, сбросив одежду, вытащила из шкафа походный костюм. Кожаные мотоциклетные брюки с защитой, бывшую когда-то белой майку, кожаную же куртку с налокотниками и щитками на месте предплечий. Сапоги, доходящие до середины икр, и двойные ножны, крепящиеся на спину. Один из мечей был готов, второй она достала из-под кровати, проверила пальцем заточку и сунула за спину, к первому. В дверь кто-то стучал: наверное, Титус, но ей было плевать. Она собрала на затылке волосы, стянув их резинкой, и — последняя деталь — засунула в ножны на бедре еще один, маленький кинжал. Если Элайза жива, то она спасет ее. Если она мертва, то она уничтожит каждого, кто попадется ей на пути. *** Мерфи облили водой и куда-то потащили, держа за руки. Он почти ничего не соображал, но когда его доволокли до общего зала и бросили на пол, он не смог сдержать стона. — Принцесса, — разбитыми губами прошептал он. Лежащая в углу Элайза не слышала его. Похоже, ее тоже избили, а, может, и не только, — заплывшими глазами трудно было рассмотреть. — Мерф, — он покосился и увидел Рейвен, сидящую в стороне и зажимающую рукой рану на плече. Сквозь пальцы сочилась кровь. Один из солдат заканчивал делать перевязку Офелии: затягивал плотный слой бинтов на ноге. Другой подошел к Мерфи и наклонился над ним, рассматривая. — И это его вы так долго не можете расколоть? — удивился он. — Я могу показать пару способов. Его снова подняли на ноги и потащили. Краем глаза он успел заметить Блейка и Салазара, стоящих рядом с Офелией. — Банда снова вместе? — усмехнулся он. — Надеюсь, ненадолго. Свежий воздух ударил в ноздри и почему-то поднял к горлу комок. Мерфи не ожидал, что еще раз сможет вдохнуть полной грудью, не ожидал, что еще раз сможет увидеть небо, и лес, и даже землю, по которой волоклись его окровавленные ноги. «Забавно, — подумал он. — Если бы у меня был выбор, я бы хотел сдохнуть именно здесь: рядом с бункером, в котором я и правда успел пожить, по-настоящему пожить, полностью» Здесь с ним произошло очень многое. Здесь он стал сильным, здесь он заново пересмотрел все свои взгляды на жизнь, повзрослел, научился вести за собой людей. Здесь он впервые в жизни влюбился, и здесь завел друзей. Пусть он до самого конца был «плохим парнем», пусть его не слишком любили, но даже тихого «Мерф», произнесенного Рейвен перед самым концом, было достаточно для того, чтобы сдохнуть счастливым. Его дотащили до деревьев и бросили на землю. — Эй, чуваки, когда будете бить, не трогайте яйца, ладно? — усмехнулся он. — Я все еще хочу иметь потомство. Солдаты, стоящие над ним, засмеялись. — Забудь о потомстве, пацан. Вопрос не в том, останешься ли ты в живых, а в том, умрешь ты быстро или медленно. — Никогда не любил скорость, — пожаловался Мерфи, кашляя (похоже, ублюдки все же отбили ему легкие). — Если уж трахаешь телку, то делай это медленно и долго, так? Впрочем, откуда вам знать. Офелия имеет вас, мудаков, с той скоростью, с какой пожелает. Один из солдат ударил его между ног, и Мерфи скорчился, едва не завязавшись в узел. Похоже, о потомстве и впрямь стоит забыть. — Подожди, — услышал он голос второго. — У меня есть идея получше. Они привязали его к дереву, усадив и прислонив спиной к шершавой коре. Один остался сторожить, другой ушел куда-то, стянув с головы армейскую кепку. Он вернулся не скоро, зато кепка в его руке шевелилась. — Видишь? — он показал Мерфи то, что принес, и того передернуло от отвращения. — Эти жучки способны забираться в человеческое тело так глубоко, как тебе и не снилось. Когда он один, в этом нет ничего страшного, но когда их много… Каждый укус распухает, невыносимо чешется, зудит. И хочется только одного: оторвать место укуса к чертовой матери. Он пинком заставил Мерфи раздвинуть ноги и поднял кепку повыше. — Что ты там говорил насчет потомства? Клянусь, когда эти парни займутся твоим хозяйством, ты будешь умолять меня, чтобы я отрезал его к чертям. Мерфи выдавил усмешку и, как сумел, подмигнул солдату: — Давай, милый. Не волнуйся: это — не единственное мое достоинство. Даже если ты его отрежешь, я все равно останусь мужиком. А вот ты уже вряд ли когда-нибудь им станешь. Кепка наклонилась и жуки посыпались на его тело, попадая преимущественно в область паха. Мерфи заорал во всю глотку, но в следующий момент увидел как что-то мелькнуло в воздухе и солдат упал, сраженный попавшей в голову стрелой. А еще через мгновение упал второй. Кто-то подскочил к нему и смахнул жуков, сказав на ходу: — Продолжай орать. И Мерфи послушно продолжил. Это было легко, тем более, что несколько жуков все-таки успели впиться в его тело. *** Алисия едва не загнала лошадь до полусмерти, но ни разу не дала ей перейти на шаг. Она то неслась галопом, то переходила на рысь, то снова вспоминала лицо Элайзы в их последнюю встречу, и давала лошади шенкеля, принуждая нестись быстрее. Группа сопровождения отстала, но ей было плевать. Она боялась опоздать, боялась увидеть то, чего уже никогда не сможет пережить, то, с чем уже никогда не сможет жить дальше. У бывшего лагеря небесных спешилась и, отпустив лошадь, принялась искать следы. Следов было много: армейские ботинки, гражданские мокасины, и большого размера, и маленького. Самые свежие уходили в одну сторону — к бункеру. Алисия вынула из-за спины меч и поспешила вперед. На пути ей попались несколько мертвых, и она снесла им головы, не остановившись ни на секунду. Лезвие меча покрылось бурой кровью и гнилью. Она вспомнила, как впервые встретилась с Элайзой недалеко отсюда. Она тогда велела привести ее на бывшую детскую площадку и натравить на нее мертвецов: хотелось посмотреть, какой будет девчонка в деле, стоит ли вообще с ней разговаривать. Кто мог знать тогда, что все вот так получится? Кто мог знать, что один взгляд, брошенный на покрытое кровью трупов лицо, и она, Алисия, не сможет смотреть, не сможет продолжать смотреть, а выскочит на помощь, на ходу вытаскивая из ножен мачете. — Я не дам тебе умереть, — прошептала она, приближаясь к бункеру. — Клянусь, я не позволю тебе умереть. Впереди показалась дверь. Она была закрыта, и Алисия рванулась к ней, держа наготове меч. Но кто-то бросился ей наперерез, повалил на землю и зажал, вырывающуюся. Она закричала, но напавший заткнул ей рот ладонью, и она укусила эту ладонь, ощущая на губах привкус живой крови. — Остановись, — услышала она полный злости мужской голос. — Это я, Маркус. Успокойся. Она выплюнула изо рта его руку, и он откатился, зажав пальцами рану. — Какого черта? — спросила она быстро. — Какого дьявола ты меня остановил? — Иди сюда, — велел он тихо. — Надо придумать план, а потом уже лезть туда. Иначе ты просто погибнешь и не сумеешь ее спасти. Алисия посмотрела на него и оскалила зубы. — Она там? Она жива? — Да. Пока да. *** Элайза лежала, свернувшись в клубок и закрыв глаза. Ей не было больно, не было холодно, она словно перестала чувствовать собственное тело, и чувства испытывать она перестала тоже. Она слышала, как рядом Офелия обсуждает что-то с Блейком, слышала, как стонет Рейвен, но ей было все равно. Во рту все еще оставался привкус крови, и этот привкус был единственным, что пока еще связывало ее с этим миром. С миром, в котором она больше не хотела находиться. — Я все потеряла, — мысли в голове как будто вертелись отдельно от нее, она словно наблюдала за ними со стороны. — У меня отняли маму, отняли Финна, а теперь отняли и все остальное. Она знала, что Рейвен, Вик и Джаспер тоже умрут, и радовалась этому. Если все воспоминания, которые приходят в ее голову, это реальность, то, возможно, люди и впрямь проживают несколько жизней? И кто знает — возможно, следующая жизнь будет лучше? Она родится где-то в другом месте, в другое время, там, где сможет снова встретить Алисию — живую, настоящую, не изломанную. Там, где они действительно смогут быть вместе. Что-то ей подсказывало — может, обрывки воспоминаний, а, может, глубинная память, что в прошлой жизни у них ничего не вышло. Почему-то в голову не приходили воспоминания о вечерах у костра вдвоем, и о купаниях голышом в озерах, и о тихих ночах, проведенных под одним одеялом. Все, что она вспоминала, было насквозь пропитано болью, кровью и страхом. И — любовью. Любовь. Она зацепилась за это слово, лежа на холодном полу бункера, вцепилась в него руками и ногами, всеми силами, всеми оставшимися душевными силами и волей. Сказала себе: «Но ведь любовь была», и поняла, что сказанное и есть правда. Несмотря на кровь, несмотря на боль, несмотря на сомнения и миллионы невозможностей, несмотря на сопротивление и страх, любовь была, и оставалась внутри нее, внутри них, каждый день, каждую минуту. И когда она поняла это, в голову пришло еще одно воспоминание. Короткое, похожее на вспышку, в котором они держали друг друга за руки, и смотрели в глаза, и отчаянное «я люблю тебя» встречалось с «и я люблю тебя тоже». И горькое «я не смогу без тебя» успокаивалось об «мы встретимся снова». И «не уходи» обрывалось нежным и твердым «я найду тебя в любом времени и любой жизни». — Лекса, — прошептала Элайза разбитыми губами. — Лекса… Она вспомнила мужество и силу, вспомнила готовность защитить ее любой ценой, вспомнила смущение и нежность, и мимолетные взгляды, будто говорящие: «Я здесь. Я подожду». Она вспомнила суровые черты лица, становящиеся мягкими и ласковыми в ночной темноте, и вспомнила черную кровь, стекающую с пальцев, и яростное «Напал на нее — напал на меня», и нежное «Смерть — это еще не конец». И если смерть не конец, то у них еще будет шанс. Если смерть не конец, то, возможно, в следующей жизни им повезет больше? Если смерть не конец, то, возможно, в следующей жизни они действительно смогут быть рядом друг с другом? Элайза приоткрыла глаза. Она видела ноги Офелии чуть в стороне, и мужские ноги рядом с ней. И пистолет, лежащий у этих ног, забытый всеми, сверкающий вороненой сталью. Она медленно поползла, стараясь не привлекать к себе внимания, и протянула руку, и, схватив пистолет за рукоятку, подтянула его к себе. — Я не хочу такую жизнь, — подумала она, приставляя дуло пистолета к подбородку. — И если смерть не конец, я хочу, чтобы ты встретила меня там, за порогом. Чтобы обняла меня своими сильными руками и сказала, что любишь, и всегда любила, и будешь любить. Она зажмурилась, последний раз представила себе лицо Алисии, последний раз мысленно заглянула в ее глаза, и нажала на спусковой крючок пистолета. *** На Алисию было страшно смотреть: ее лицо было каменным, ледяным, а размазавшаяся вокруг губ кровь лишь добавляла ужаса. Маркус за руку тащил ее за собой: он понимал, что, если их увидят из бункера, то никого спасти они не смогут. Он привел ее к кустам и затолкал внутрь, где их ждали остальные земляне. Они принялись склоняться, но она рыкнула и они прекратили. Здесь же, на полу, лежал спасенный и прикрытый чей-то рубашкой Мерфи. Он периодически орал, давая понять находящимся в бункере, что все в порядке и пытки продолжаются. — Она там? — Алисия опустилась рядом с ним на колени. — Внутри? Она жива? — Вроде да. Когда меня вытаскивали, в зале было где-то двадцать мужиков и твоя бывшая сучка. Маркус видел, как вспыхнули яростью глаза Алисии при упоминании Офелии, и ему снова пришлось остановить ее, ухватив за плечо. — Послушай, — сказал он, заглядывая в ее перекошенное от гнева лицо. — Послушай, Лекса. Сейчас ты должна быть командующей, ясно? Только командующая может спасти Кларк. Только трезво мыслящая командующая. Он сам не знал, откуда все это взялось, — Лекса, и Кларк, и остальное. Но слова приходили сами собой, и — он знал — были правильными. — Кейн прав, — подал голос Мерфи, и Маркус даже не удивился этому имени. — Включай режим командующей, или принцесса умрет. Все просто. Маркус снова посмотрел на Алисию. — Ты нужна ей. Понимаешь? Ты нужна ей, Лекса. *** Слова долетали из вакуума, из густого тумана. «Ты нужна ей, Лекса». «Кларк в опасности». Кларк? Алисия вздрогнула и тряхнула головой. Нет. Не сейчас. Никаких чертовых воспоминаний, никаких воспоминаний о прошлых жизнях, — сейчас это только отвлечет от главного. От того главного, что она должна сделать — возможно, от самого главного в ее жизни. И она запретила себе чувствовать. В один миг, одним невероятным усилием отсекла все, что бурлило в груди, подступало к горлу комом, а к глазам — слезами. Она выключила это, будто нажав на кнопку, перещелкнув реле. И другим, трезвым взглядом огляделась вокруг. — Нико, иди к бывшему лагерю Небесных и жди отряд сопровождения, — велела она. — Пусть скрытно идут сюда. Оставь там связного для минометчиков, как дойдут — пусть занимают позиции. Прицел — на бункер. — Слушаюсь, командующая. Следующий взгляд был брошен на Мерфи. — Останешься здесь, пока мы не вернемся. Сколько людей внутри? — Около двадцати, — он закашлялся. — Думаю, Вик и Джаспер в камерах, девчонки — в общем зале, сразу после входа. Жаль. Если бы знать точно, что все пленники разведены по камерам, можно было бы бросить гранату. — Как вы его вытащили? — посмотрела на Маркуса. — Его вывели наружу двое, твои лучники сняли их и спрятали в кустах. Алисия потерла подбородок и кивнула. — Значит, меняем план, — она посмотрела на Мерфи. — Ты знаешь, что именно Офелии нужно от тебя? Он кивнул. — Хорошо. Керн и Лоренс, быстро к солдатам, снимите с них форму и наденьте на себя. Прости, Мерфи, но тебе придется вернуться обратно. — Зачем? — удивленно переспросил Маркус. — Он же на ногах не стоит. Алисия сжала губы. — Затем, что они откроют только своим. А снаружи эту чертову дверь мы открыть не сможем. В ушах зашумело, кровь забурлила по венам с неимоверной скоростью, но Алисия заставила себя успокоиться. — Вперед, — скомандовала она удивленному до крайности Маркусу. — Хватайте его и идем. Они прошли полпути до бункера, прежде чем услышали донесшийся из-за глухой двери выстрел. *** Рейвен видела, как Элайза ползет к пистолету, и отчаянно надеялась, что увлеченная разговором с отцом Офелия не заметит ее маневра. Но когда Элайза ухватила оружие и приставила его к собственному подбородку, она едва сдержала крик. — Нет! — хотелось крикнуть ей во все горло. — Не смей этого делать! Не смей оставлять нас одних! Но она молчала. Зажимала собственную рану и, чувствуя, как капля за каплей вытекает из нее жизнь, подумала: «Каждый из нас волен решать. Не знаю, смогла бы я жить после того, что сделала эта тварь? Наверное, нет» И крик так и не родился, остался где-то в груди тупой болью. Рейвен поймала взгляд Элайзы и молча сказала ей: «Я прощаю тебя». Увидела слабый кивок, услышала звук выстрела и потеряла сознание. *** Все начало происходить очень быстро. Алисия, услышав выстрел, заторопилась, подгоняя землян, несущих Мерфи — сам идти он не мог. Они рассредоточились по обе стороны от двери, и Кейн с силой постучал кулаком. Маркус видел, как Алисия стоит — напряженная, но очень спокойная, будто каменная. Стоит и сжимает в обеих руках по вынутому из ножен за спиной мечу. Она похожа сейчас была на саму смерть, смерть во плоти: безразличную, равнодушную, пришедшую забрать свое. Дверь медленно приоткрылась, и Керн подтолкнул Мерфи к щели. — Эй, сучка, — прохрипел тот. — Твои шавки убедили меня. Я дам тебе чертовы коды. Мгновение ничего не происходило, а потом щель стала расширяться, и еще расширяться, и еще, и когда она стала достаточно широкой, чтобы пройти внутрь, Керн рывком отшвырнул Мерфи в сторону и ворвался первым, держа наготове обнаженный мачете. Маркус вбежал следующим: как раз вовремя, чтобы накинуться на замахнувшегося прикладом солдата и повалить его на землю. Краем глаза он увидел лежащее в углу тело Элайзы, взвыл и вонзил нож в голову поверженного противника. А потом в зал вошла Лекса. Она не вбежала, нет, она вошла, на ходу поднимая оба меча, и лицо ее казалось черным, а глаза — ярко-зелеными, до синевы. Один взмах — и две головы слетели с плеч, и кровь брызнула во все стороны фонтаном, и жуткий крик заполнил собой все. Она шла вперед, оскалив зубы, выкручивая в воздухе клинки и вонзая их во все живое, что попадалось ей на пути. Маркус видел, как упал сраженный Блейк, как отлетела в сторону голова еще одного солдата, а потом он увидел Офелию. Та стояла над телом Элайзы, держа в руке пистолет, и улыбалась. Все вокруг словно замерло: воины, ворвавшиеся в зал следом за Лексой, и солдаты, нацелившие на них автоматы. В жуткой тишине, разрываемой только стонами, Лекса приближалась к Офелии. — Привет, любимая, — сказала та, спуская курок. Лекса даже не остановилась, лишь рукав ее куртки взорвался кровью. Следующий выстрел прошел по касательной у бедра, распоров брюки. Еще один попал в плечо, а четвертый — в стоящего позади лучника. Пятого не последовало. Лекса сделала лишь одно движение, и острая сталь отрубила держащую пистолет руку. От дьявольского вопля, который издала Офелия, все будто отмерли. Раздались выстрелы, и засвистели стрелы. Маркус, переползая через павшие тела, добрался до лежащей у стены Рейвен и прикрыл ее своим телом. Он видел, как упал поверженный Салазар, видел, как автоматная очередь разнесла голову Лоренса, как свалился кулем рядом с ним раненый Керн. А потом он посмотрел на Лексу. Та стояла над скулящей, прижимающей к животу обрубок руки Офелией. Они лежали рядом: она и Кларк. И неясно было, где заканчивается кровь одной и начинается кровь другой. И непонятно было, где заканчивается одно тело и начинается другое. — Я все-таки успела, — улыбнулась Офелия, снизу вверх глядя на Лексу. — Успела сделать тебе главный подарок, любимая. Когда будешь владеть им, помни: это от меня. Лекса убрала один из мечей за спину, перехватила за рукоять второй, а в следующий момент острая сталь вошла вертикально в голову Офелии, пронзая ее насквозь. Лекса подошвой сапога уперлась в застывшую жуткой улыбкой голову и вынула окровавленный, покрытый какими-то ошметками плоти клинок. А потом повернулась через левое плечо и издала крик. Она кричала как раненый зверь, как полный ярости, бессилия и ужаса раненый зверь, пока еще живой, но уже знающий, что ему осталось недолго. Через минуту в зале не осталось живых. Она шла, будто ангел смерти, и рубила головы тем, на ком была форма. Тем, чьи лица помнила из списков, составленных Титусом, тем, кого меньше суток назад отпустила, и одновременно с этим приговорила к смерти. Ее кровь смешивалась с кровью врагов, но — Маркус видел — в этот момент она не чувствовала боли. Только ярость, огромную, всепоглощающую ярость, пожирающую все живое и обращающую это живое в мертвое. — Остановись, — закричал он, когда она занесла меч над собственным воином. — Остановись, Лекса! Она дернулась, оборачиваясь и глядя на него. И он не смог видеть ее глаза. Не смог, потому что такой силы, какая плескалась там, не видел еще никогда. Рейвен под ним пошевелилась, и если бы он мог обрадоваться, то обрадовался бы. Поднялся, краем глаза глядя на застывшую в центре зала Лексу, и, шатаясь, подошел к лежащим в углу телам. Белые когда-то волосы были розовыми от крови, голубые когда-то глаза — закрытыми, а обнаженное тело, скрюченное в жуткой позе, не двигалось. Он присмотрелся и помотал головой. Потом посмотрел еще раз и заорал во всю мощь собственного голоса: — Она жива! Господи, она жива! Какой-то вихрь пронесся и откинул его в сторону, и что-то черное закрыло от него тело Кларк. В зал уже вбегали воины сопровождения: двое из них подхватили Рейвен и потащили наружу, еще двое ворвались в коридор с камерами, остальные добивали чужих раненых и вытаскивали наружу своих. Черная тень поднялась в углу, и Маркус понял, что Лекса взяла Кларк на руки. Она шла, крепко ступая, с идеально ровной спиной и как будто застывшей маской на изуродованном кровью лице. Она несла Кларк, подхватив руками под спину и колени, и Маркус видел голову с розовыми волосами, бессильно откинутую назад, и обнаженную грудь, которая — он знал, точно знал — пусть немного, пусть совсем чуть-чуть, но поднималась и опускалась от слабого дыхания. Он поспешил следом, но крик, донесшийся из глубины коридора, заставил его остановиться и побежать туда. В камере Атома он нашел четверых: земляне стояли вдоль стены, опустив мечи, а Вик сидел на полу рядом с лежащим навзничь Джаспером. Маркус наступил во что-то липкое, и не сразу понял, что это. А потом увидел отверстие в голове и осознал, что это кровь. — Вик, идем, — сказал он через силу, стараясь не смотреть на мертвое лицо Джаспера. — Нам нужно идти. — Они просто застрелили его, — прошептал Вик, покачиваясь. — Нас просто втолкнули сюда, а потом он просто выстрелил. Без предупреждения, без единого слова. Просто выстрелил. Маркус кивнул землянам, и они помогли ему поднять Вика. Он не сопротивлялся: покорно шел следом, только все оборачивался назад, как будто надеялся, что сзади еще кто-то остался, что Джаспер выскочит из камеры, и засмеется, и пошутит, и побежит следом, радуясь, что они победили. Что они все-таки победили.