Девяносто девять

— Эй, Синклер, команде инженеров требуется помощь. Дашь нам на пару дней свою красотку с острым языком? — Смотри, как бы она твой язык не откусила, Вик. Иди, договаривайся с ней сам. — Ладно, но если в итоге Ковчег лишится одного инженера, виноват будешь ты. Он одернул рубашку и поправил пояс на брюках. Ладно, так даже лучше — договориться самому будет трудно, но кто сказал, что Кайл Вик боится трудностей? И уж тем более никто не мог бы сказать, что он боится старшего механика Рейвен Рейвс. Пройдя по коридору, он завернул в механический отсек и заглянул в одну из комнат. Рейвен, конечно, была там — ковырялась в своих любимых железяках, сооружая очередной прибор. — Как дела, детка? Окажешь любезность и поможешь мне в инженерном? Дьявол, она даже взгляда на него не кинула. Как будто его здесь вообще не было, а голос возник из ниоткуда, никому не принадлежащий. — Отвали, Вик. Еще раз назовешь меня деткой, и во время очередной стрижки я обрею тебя наголо. — Как? — шутливо испугался он. — И лишишь всю женскую часть Ковчега радости любоваться моими волосами? Так далеко даже ты не зайдешь. — Я сказала, отвали. Мне нужно закончить здесь и идти домой, у нас с Финном сегодня годовщина. Вик подошел и встал за ее спиной, разглядывая, как быстро и ловко двигаются грязные пальцы с коротко остриженными ногтями. — Годовщина чего? Того славного дня, когда ты взяла шефство над этим малолетним мальчиком? Брось, Рейвс, он подождет. Он же всегда тебя ждет. Она двинула локтем, и он отпрыгнул, избегая удара в живот. Рассмеялся довольно: — Ладно-ладно, я понял. Любовь до гроба и все такое. Когда надоест с ним возиться — заходи ко мне, потанцуем. — Вик! — Вик! Черт бы тебя побрал! Вик! Открой глаза, придурок! Не смей умирать, сволочь ты проклятая! Не смей! Он попытался пошевелиться и не сумел. Ноги были прижаты чем-то тяжелым и наливались болью. Кто-то ощупывал его, прикосновения были приятными, но открывать глаза все равно не хотелось. — Да посмотри же ты на меня, псих долбанный! Вик ничего не понял. Только что он был на Ковчеге, и разговаривал с Рейвен, и, вроде, собирался отправиться в кухонный отсек, чтобы перехватить пару булочек, и… Он открыл глаза и сел, тут же взвыв от невыносимой боли. Вокруг был не пластик и металл Ковчега, а утопающий в сумерках парк, и Рейвен не ковырялась с прибором, а лупила его ладонью по лицу, и, кажется, плакала. — Какого хрена? — спросил он. — Ты чертов придурок! — заорала она, отвешивая ему еще одну оплеуху. — У тебя вообще мозгов нет? Ты взорвал чертово колесо! Взорвал? Но он ничего не взрывал. Он просто… — Сумка. Я бросил вниз сумку. — Да, и в ней, по-видимому, оказалось немало взрывчатки. Придурок! Ты же соображаешь в технике, черт бы тебя побрал! Как ты мог ее не проверить! Он все еще не мог отойти от странных воспоминаний, лезущих в голову. Ковчег, и Синклер, и Финн… Да, но Финн умер. Его убила… Кто же? Офелия, да, Офелия убила Финна, сделала из него ходячего мертвеца. Точно. — Надо его вытаскивать, — услышал он рядом мужской голос. — Скоро сюда соберутся все мертвяки, которые слышали взрыв. Нужно искать укрытие. — Кейн! — радостно восхитился Вик. — И ты здесь? Ты снова канцлер, да? Или… Или… — Он бредит. К черту. Ребята, навалились, попробуем приподнять эту штуку. Что-то начало происходить в районе его прижатых ног, и от этого боль стала еще сильнее. Вик заорал, не в силах сдерживаться, но через секунду кто-то схватил его за руки и оттащил в сторону, а ноги оказались на свободе. — Дайте кто-нибудь ремень. Надо перетянуть, иначе он просто истечет кровью. — Быстрее, Рейвен! Мертвые приближаются. Вик услышал выстрелы, раздающиеся совсем рядом. Одиночные — как будто кто-то медленно и методично отстреливал подходящего ближе противника. — Взяли, — скомандовал Маркус. — Рейв, где мы сможем спрятаться? — Замок призраков. Я покажу. Кто-то взвалил Вика на плечо и потащил, придерживая за колени. Он не сопротивлялся: голова никак не могла привыкнуть к проникающей в нее в памяти. «Что из этого реально? — думал он, отвлекаясь от боли в ногах. — Ковчег или это? Может, я просто перебрал самогона Джаспера и теперь вижу дурацкий сон? Все мы мечтали снова попасть на землю, и вот мне снится, что я…» — Быстрее, мать вашу! Внутрь! Его куда-то занесли и положили на пол. Какие-то люди баррикадировали дверь, а Рейвен склонилась над ним, заглядывая в глаза. — Ты что, придурок? Бредишь? Что с тобой? — Рейвс, — улыбнулся он, растягивая губы. — За тобой должок, ясно? Когда закончишь праздновать годовщину со своим мальчонкой, ты должна будешь помочь мне в инженерном. — Что? — она, вопреки ожиданию, не смеялась. — Вик, о чем ты вообще? Кто-то снаружи ломился в дверь. Слышны были стоны, и клацанье зубов, и какой-то странный скрип. Маркус подошел и сел рядом с Виком на пол. — Ты что-то вспомнил? — спросил он. — Скажи, что именно. — Ковчег, и космос, и Рейвс, и Синклера. Так ты канцлер или нет, Кейн? Может, я хочу говорить только с канцлером? Он увидел, как они с Рейвен переглядываются, и ему это совсем не понравилось. Как будто они знали что-то, чего не знал он. — Ну, вы что? Не помните? Что вообще здесь происходит? Маркус коротко кивнул, и Рейвен снова склонилась над Виком. Ее лицо оказалось очень близко, и он вдруг заметил, как сильно это лицо отличается от того, которое он видел буквально несколько минут назад. — Вик, Элайза ушла из Люмена. Помнишь? Элайза ушла. Элайза… Кто такая Элайза? Дьявол! Белокурая бестия, подмявшая под себя всю… сотню? Он потряс головой, будто пытаясь совместить в ней несовместимые детали. И, кажется, получилось. — Рейв? — неуверенно спросил он, и она кивнула. — Я сбросил сумку, потом был взрыв, а потом? — Взрыв пробил дыру в платформе, на которой стояло колесо, и оно накренилось, а потом рухнуло. Ты остался жив только потому, что был в кабинке недалеко от земли. Ну, или потому, что ты везучий сукин сын, черт бы тебя побрал! Теперь он все понял. Запоздалое раскаяние заставило поморщиться: как он мог не проверить сумку? Почему решил, что там только автоматы и больше ничего? — Мои ноги… Он посмотрел. Картина не предвещала ничего хорошего: ноги явно были сломаны, из одной торчала белая кость, отливающая блеском на фоне мяса и разорванной кожи. — Я понял. Мне хана. Давайте, ребята, валите отсюда. Со мной вы до точки сбора не доберетесь никогда, либо я сдохну раньше, либо вы. Рейвен и Маркус снова переглянулись. — Да, конечно, — сказала она. — Стоило вытаскивать тебя из-под обломков и тащить сюда, чтобы в итоге бросить. Ты прав в одном: до точки сбора мы не дойдем. Надо возвращаться. — Куда возвращаться? — усмехнулся Вик. — В добрые руки военных? Они, конечно, нас примут, вылечат мои ноги и погладят по голове. — Йонас, — позвал Маркус. — Иди сюда. Мы должны решать вместе. Йонас послушно подошел, оставив своих людей удерживать дверь, в которую по-прежнему с внешней стороны ломились мертвецы. Он сел рядом и задумчиво потеребил волосы на затылке. — Люмена больше нет, — коротко сказал он. — Разумнее всего оставить Вика здесь, а самим идти дальше. — Куда еще мы можем пойти? — спросила Рейвен, не обратив внимания на часть про «оставить». — Что насчет метро? В прошлый раз командующая со своей свитой ушла по нему. Йонас подумал немного. — Даже если укрепления в метро целы, по нему мы выйдем на Люмен. А его больше… — Нет, — перебил Маркус. — Мы поняли. Смотрите: я думаю, что военные либо заделали дыру в баррикадах, либо свалили обратно на свои острова. Сколько бы их ни было, они бы не смогли перебить все мертвое население Лос-Анджелеса, так? — Так, — медленно ответил Йонас. — Тогда мы можем по метро дойти до баррикад, обогнуть их и выйти западнее Люмена и ближе к Розе. Рейвен радостно закивала, а Йонас задумчиво пожевал губами и сказал: — Нет. — Почему нет? Вместо него ответил Вик: — Потому что, если даже мы дойдем до баррикад, то там нас будет ждать толпа мертвых, забыли? Мы не пройдем через них ни на запад, ни на восток. Особенно с учетом того, что один из нас вообще не сможет идти. — Да, но… — Рейв. Посмотри на мои ноги. Они сломаны. Это открытый перелом, и мы оба прекрасно знаем, чем это закончится без врачебного вмешательства. Она замотала головой. — Заткнись, Вик. Пожалуйста, заткнись, ладно? Твои артерии не порваны, кровь венозная, жгут мы наложили, и ты точно протянешь еще как минимум сутки. Особенно с учетом того, что я вколола тебе чертов морфин. — Что ты сделала? — он даже рот открыл от удивления, смешанного со злостью. — Истратила на меня последнюю ампулу? — Иначе ты бы умер от болевого шока. А теперь закрой рот и дай нам придумать, как тебя спасти. Он замолчал, не в силах спорить дальше, а Рейвен принялась оглядываться. — Из этого хлама надо сделать носилки, — сказала она. — Потом переждем, пока эти твари разойдутся, и двинемся к метро. Йонас послушно поднялся на ноги и пошел осматривать кучи мусора, среди которых можно было найти доски. Маркус не спешил ему помогать. — А что потом? — тихо спросил он. — Что будем делать, когда метро закончится? — Когда закончится, тогда и решим. Посмотри на меня, Кейн. Ты готов его бросить? — Нет. — Вот и я не готова. Поэтому хватит трепать языком, и давайте займемся делом. *** — Надо бежать, — сказала Элайза, хватая за ногу уже вставшего с земли Нейта. — Мы не сможем с ними сражаться. — Еще как сможем. Легко я свою жизнь им не отдам. Было ясно, что он весь одержим идеей мести за отца, и Элайза хорошо понимала его чувства. Но судя по звукам выстрелов, за ними явилось несколько десятков военных, и против такого количества у них не было шансов. — Нейт, — она встала и схватила его за плечи, заглядывая в лицо. Таблетка Розмари подействовала, и голова больше не кружилась. — Нейт, клянусь, мы вернемся, и они заплатят за все, что сделали. Но сейчас нам надо бежать. В его бешеных глазах мелькнуло понимание, и Элайза продолжила: — Подумай сам: скольких из них ты сможешь убить? Одного? Двоих? Разве это — достаточная плата за всех, кого убили они? Мы должны найти наших людей, и после этого — клянусь — мы вернемся. Он шмыгнул носом и кивнул. А после обернулся к забору и заорал: — Народ, отходим. Хватайте оружие и барахло, уйдем через северные ворота. Розмари куда-то исчезла, Нейт тоже убежал — видимо, за вещами, а Элайза прислушивалась к стрельбе. Сколько времени понадобится военным на то, чтобы расстрелять всех мертвых в обоих рвах и прорваться к воротам? Минут десять-пятнадцать, вряд ли больше. Значит, нужно спешить. — Держи, — Розмари подошла сзади и передала Элайзе стопку одежды. За ее плечами уже висел походный рюкзак, в котором, наверное, были лекарства, бинты и операционные наборы. Пока остальные собирались, Элайза успела натянуть на голое тело джинсы, футболку и короткую куртку. Она помотала головой, прислушиваясь к ощущениям: боли не было, круговерть между висками тоже устаканилась. — Оружие? — спросила она, когда к ним подошел Нейт. — Держи. Она повесила винтовку на плечо и кивнула остальным: идемте. Они добежали до задней части лагеря, открыли потайную секцию в заборе (ох, не зря Беллами в свое время настоял на том, чтобы ее сделать), перебросили доски через ров и скрылись в лесу, прислушиваясь к продолжающимся за спиной выстрелам. Когда звуки перестали быть слышны, Элайза остановилась. — Побережье отрезано, — сказала она, задыхаясь от быстрого бега. — Будем пробираться через Лос-Анджелес, другого выхода нет. — Как? — спросила Розмари. — Как ты себе это представляешь? Элайза усмехнулась. Однажды она уже это делала, так? И кто сказал, что она не сможет повторить? *** — Ну что? — спросил Маркус, и Рейвен шикнула на него. Она стояла, прижавшись ухом к двери, и пыталась разобрать звуки. — Похоже, они разбрелись. Йонас, ты с лучниками пойдешь первым, мы не можем стрелять — это только привлечет стадо обратно. Маркус, мы понесем Вика. Вик, лежащий на самодельных носилках, впал в забытье: наверное, действие морфина кончилось, но Рейвен была рада, что он без сознания. Лучше так, чем непрекращающиеся споры. Все вместе они быстро разобрали баррикаду у двери, и Йонас осторожно выглянул наружу. — Порядок, — сказал он. — Выходим. Когда следом за ним вышли лучники, Рейвен и Маркус подхватили носилки и потащили вперед. На улице их обожгло потоком воздуха и дневной жары: погода в Лос-Анджелесе по-прежнему играла не на их стороне. Мертвецов видно не было. Рейвен пошла первой, крепко держа ручки носилок: только она знала дорогу. Но далеко они не ушли. Стоило им миновать детскую площадку и выйти на дорогу, как впереди показалось очередное чавкающе-клацающее стадо. Йонас натянул тетиву лука и принялся одну за другой выпускать стрелы. Вик, лежащий на носилках, застонал, и Рейвен склонилась над ним. — Маркус, — с ужасом прошептала она. — Посмотри. Они поставили носилки на землю, и Маркус подошел к ногам Вика. Из-под самодельных жгутов сочилась кровь, но хуже было другое: в месте, где кость пробила кожу, начинала наливаться синева. — Ему нужен врач, — сказал Маркус, и Рейвен не выдержала. — Серьезно? — закричала она, наступая. — Правда? То есть ты действительно так думаешь? И где, мать твою, мы возьмем этого гребаного врача? Поищем в толпе мертвецов или он спустится к нам с неба? Стадо приближалось, и Йонас с лучниками отступал все ближе к носилкам. Рейвен трясло, она не понимала, что делать. И в этот момент наверху раздался громкий вопль. — А-а-а-а-а-а-а-а-а! А за ним следующий: — Да-черт-бы-вас-всех-побра-а-а-а-а-ал! И еще один: — Сука-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Рейвен испуганно посмотрела на Маркуса, но он пожал плечами: тоже ничего не понял. И только после этого они догадались посмотреть вверх. Наверху, на самой вершине стоящей недалеко от них вышки, один за другим появлялись люди. Похоже, они скользили прямо по проводам с соседних вышек и с дикими воплями приземлялись на платформе. — Это наши? — силилась разглядеть Рейвен. — Господи, скажи мне, что это наши! — Отступаем к вышке! — заорал Маркус. — Йонас, сюда! Рейв, хватай носилки. Откуда только силы взялись? Они подхватили Вика и потащили к вышке, стараясь идти как можно быстрее, чтобы обогнать подступающих мертвецов. А с вышки тем временем уже спускались люди: Нейт, Элайза, Розмари, и еще кто-то, и еще. Рейвен кричала и кричала, не могла остановиться. Если бы ей кто-то сказал, что она будет настолько рада видеть Элайзу, она бы не поверила. Но еще сильнее она радовалась Розмари. И рюкзаку за ее спиной. — Не стрелять! — скомандовала Элайза, спрыгнув с последнего пролета вышки на землю. — Доставайте ножи! Она первой рванулась к мертвецам, за ней побежали и остальные. Рейвен и Розмари склонились над Виком. — Как давно наложили жгут? — Розмари деловито осмотрела ноги и тут же принялась распаковывать рюкзак. — Давно. Но примерно раз в час я ослабляла его, чтобы дать крови ток. — Молодец. Теперь подержи вот здесь, а я сниму ваши тряпки и наложу нормальные жгуты. Мы не сможем помочь ему здесь, нужно закрытое место, вода и хоть какое-то подобие стерильности. — Будет. Главное скажи мне, что он не умрет. — Деточка, — Розмари на мгновение подняла на нее взгляд. — Умрет он или нет — это одному богу ведомо. Одно могу сказать точно: мне приходилось штопать и раны похуже. *** Когда до берега осталось всего несколько ярдов, Алисия спрыгнула в воду и принялась толкать лодку. Руки болели: несколько часов гребли не прошли для нее даром, но в груди болело еще сильнее. Густус. Верный друг, соратник, почти отец. Он остался для того, чтобы спасти их, для того, чтобы дать им возможность уйти. И сделал тем самым для нее больше, чем каждый из ее настоящей семьи. Она протащила лодку подальше по песку и, обессиленная, упала рядом. Эйден протянул ей флягу с водой и она сделала несколько быстрых глотков. Он не плакал, не жаловался, просто помогал ей по мере своих сил и возможностей. — Из тебя получится хороший командующий, Эйден, — сказала Алисия. — Теперь я совершенно в этом уверена. Отдохнув, они забрали из лодки рюкзак и оружие, включая меч, который Алисия убрала за спину, и двинулись прочь от океана — туда, где высился маяк и чернели под солнцем здания порта. — Куда мы пойдем? — спросил Эйден. — От Порта Хаенем к парку Стони Пойнт идет линия железнодорожных путей. А оттуда рукой подать до Санта-Кларита. Если повезет, мы найдем что-то вроде рельсового велосипеда и на нем преодолеем весь путь. Если не повезет — пойдем пешком. — Но на станции наверняка много мертвецов. — Верно, — кивнула Алисия. — И нам придется с ними расправиться. Они подошли к вокзалу, когда солнце уже давно перевалило зенит и жара немного спала. Алисия достала меч из ножен, кивнула Эйдену, и он вытащил нож. — Помнишь правила? — уточнила она. — Если ситуация станет критической — бежать со всех ног. — Верно. Идем. Проход на станцию зиял вывернутыми дверьми, металлические таблички с надписями давно проржавели, как и несколько вагонов, стоящих на рельсах. Но мертвых почему-то не было, и это настораживало. Алисия медленно шла вдоль вагонов, держа наготове меч, Эйден двигался сзади. Будка продажи билетов была разворочена: черт знает, что там искали, но от нее остались только доски и металлический остов. — Тихо, — сказала Алисия. — Слышишь? Из вагона впереди доносился слабый шум. Как будто кто-то стонал, и этот стон не был похож на стон мертвого. Алисия подошла, одной рукой схватилась за поручень, кивнула Эйдену и забралась в вагон. — Кто здесь? Стон стал еще громче. Алисия пошла по вагону, откидывая ногой попадающиеся на пути останки человеческих тел. И в самом конце, на крайней скамейке вагона, она увидела человека. — Помогите… Это был мужчина: крупный, с сильными руками и наголо бритой головой. Он лежал на скамейке и тяжело дышал, истекая потом. — Тебя укусили? — спросила Алисия. — Нет. Он приподнял куртку и показал рану на боку: это было огнестрельное ранение, а вовсе не укус. Алисия кивнула, но меч убирать не спешила. — Что произошло? — спросила она. — Мы с моей группой пытались дойти до Лос-Анджелеса, но поругались, и один из наших выстрелил в меня. Они ушли, а я уже сутки лежу здесь. — До Лос-Анджелеса? — удивилась Алисия. — Почему именно туда? Теперь удивился мужчина. — Вы разве не знаете? Все побережье от Сан-Франциско до Санта-Барбары захватили военные. Они уничтожают тех выживших, кто отказывается им подчиниться. Мы слышали, что в Лос-Анджелес они еще не добрались. Он снова застонал, и Алисия решилась. Убрала меч за спину, сбросила с плеча рюкзак и достала из него пачку бинтов и пинцет. — Как тебя зовут? — спросила, помогая ему снять куртку и задрать вверх футболку. — Дэймон. Она осмотрела рану. Пуля застряла внутри, и ее нужно было вытащить. — Послушай, Дэймон. Обезболивающего у меня нет, так что тебе придется терпеть. Будет очень больно, но если ты будешь орать, то сюда явятся мертвые. Поэтому Эйден, — она сделала движение головой, — даст тебе ремень, и ты зажмешь его зубами. Начнешь кричать — проткну тебе голову, понял? Это было жестоко, но Алисия понимала, что иначе не получится. Пуля явно застряла в тканях, не повредив органы, иначе Дэймон вряд ли прожил бы эти сутки. Но если ее не достать, начнется сепсис, и тогда ему точно конец. Она забрала у Эйдена кинжал, дождалась, пока бледный до синевы Дэймон зажмет ремень зубами, и принялась за работу. Крови было не так уж много: она видела и похуже. Но чертова пуля ускользала, пинцет никак не мог ее ухватить, а Дэймон становился все белее и белее. Наконец металл соединился с металлом и Алисия дернула рукой, вытаскивая пулю. Дэймон застонал, видимо, надеясь, что это все, но нужно было еще зашить. Хирургических ниток у нее, конечно, не было, и шить пришлось обычной нитью и обычной иглой. Заканчивая, она посмотрела на Эйдена: он стоял и смотрел, не отворачиваясь. — Все, — выдохнула она, обрезав край нитки. — Тебе нужны антибиотики, но у меня их нет. Поэтому дальше на удачу: если заражения не будет, выживешь. — Подожди, — попросил Дэймон, глядя, как она складывает инвентарь обратно в рюкзак. — Ты что, бросишь меня здесь? Можно я пойду с тобой? — Нет. — Но почему? Алисия удивилась. Привыкла, что в ответ на ее приказы обычно никто не задавал вопросов. Но этот мужчина ничего о ней не знал, и с этим приходилось считаться. — Мы идем на север, — объяснила она. — В Лос-Анджелес пришли военные, они уничтожили наши города, и теперь возвращаться туда опасно. — Что? Но мне говорили… — Забудь о том, что тебе говорили. Если хочешь выжить, конечно. Она закинула рюкзак на плечо и кивнула Эйдену: идем. — Подожди! — Дэймон с трудом поднялся на ноги и шагнул к ней. — Возьмите меня с собой. Ты же понимаешь, что одному сейчас не выжить. Идете на север? Отлично, я могу пойти с вами. Алисия с сомнением обвела его взглядом. — Вряд ли ты сможешь идти быстро. Да и помощник из тебя не получится. Зачем ты нам? — Я смогу сражаться! Мне бы только немного прийти в себя, и я смогу, правда! Она уже собиралась сказать свое обычное «нет», но в памяти вдруг всплыло лицо Элайзы. Сердце сжалось тоской, и зазвучало в ушах тихое: «Не должно быть наших или не наших людей. Все люди теперь наши, понимаешь?» — Ладно. Но если отстанешь — ждать не будем. Втроем они вышли из вагона и пошли вдоль железнодорожных путей. Троих мертвецов, попавшихся на выходе из вокзала, Алисия зарубила мечом, а еще двоих, встретившихся дальше, помог убить Эйден. Никакого железнодорожного велосипеда они не нашли. И это означало, что впереди долгий путь в неизвестность. «Если ты жива, то я найду тебя. Чего бы мне это ни стоило». *** — На что вы рассчитывали, когда покинули укрытие? С раненым Виком вы бы далеко не ушли. Странное дело: они с Маркусом сидели на том же месте, на котором несколько месяцев назад она прилаживала к ноге Алисии самодельную шину, и удивлялась дрожи в пальцах, и чему-то неосознаваемому, возникающему внутри от прикосновений к холодной коже. — Мы собирались добраться до метро и идти к баррикадам. Жива ли она? Удалось ли ей выбраться из этой каши, или ее тело лежит в куче других, ожидая сожжения? — Ты видел Алисию? Она выжила? — Не знаю. К ним подошла Рейвен и села рядом с Элайзой. Она выглядела даже более уставшей, чем обычно, и одежда ее взмокла от пота. — Интересно, это когда-нибудь закончится? — спросила она тихо. — Я устала постоянно терять людей, устала ассистировать на полевых операциях, устала придумывать планы, и снова и снова терпеть поражение. — Новый мир, — усмехнулась Элайза. — Вряд ли когда-нибудь это будет иначе. Повинуясь нахлынувшему чувству, она протянула руку и погладила Рейвен по голове. Странно: еще несколько дней назад она не могла представить, что снова будет разговаривать с друзьями, смотреть им в глаза, касаться их. Но новая опасность все изменила. Как будто боль отошла на второй план и спасовала перед необходимостью выжить и помочь выжить другим. «Может, это и есть то, что осталось? — подумала Элайза. — Эта чертова нужность другим, которую я так ненавижу?» — Что будем делать? — спросил Маркус. — Двинемся к Розе? — Там военные. Назад пути нет. Он вздрогнул так сильно, что Элайза ощутила его дрожь. Испугался? Господи, да разве в этом мире люди еще способны чего-то бояться так отчаянно? — Надо обшарить парк и найти что-нибудь с колесами, — сказала Рейвен. — Погрузим Вика и пойдем через горы. — Куда? — удивилась Элайза. Рейвен вздохнула. — За несколько часов до того, как случился этот кошмар, командующая назвала нам с Октавией место. Место обитания великого духа. Я думаю, что все, кто остался в живых, будут пробираться туда. Элайза не смогла спрятать улыбку. Дьявол, эта девочка обо всем позаботилась. Предвидела проблемы? Или просто подстраховалась? Если она жива, то она будет идти туда, к точке встречи. — Место обитания великого духа? — переспросила она. — И что это значит? — Йонас объяснил, что так индейцы называли заповедник Иньо, — уточнила Рейвен. — Дословно она сказала: «Место обитания великого духа — независимость». Похоже, она имела в виду… — Город, — перебила Элайза. — Город Индепендес, на триста девяносто пятой трассе. — Ты что, бывала там? — вмешался Маркус. — Да. Бывала. *** Они шли, осторожно ступая ногами по шпалам и щурясь от бьющего в глаза солнца. Алисия давно стянула с себя плащ и убрала в рюкзак, Эйден и вовсе шел в одних штанах, подставив плечи согревающим лучам. Слева от них виднелась Паттерсон роад, запруженная машинами, а справа — бесконечные металлические контейнеры, составленные один на другой. Вскоре ветка железнодорожных путей раздвоилась, а потом и вовсе превратилась в шесть, идущих параллельно друг другу. Это означало, что они добрались до Айлендс бульвара, где ветки снова слились в одну, идущую на Северо-восток. Справа показались шикарные особняки Лоренс-вей, когда-то привлекающие внимание красивой отделкой фасадов и огромными бассейнами, а теперь походящие на заброшенные развалины, поверх которых кто-то краской написал: «Не входить. Мертвые». Алисия шла, не оглядываясь, но знала, что Дэймон идет следом и старается не отставать. С чего бы она вдруг стала такой доброй? До сих пор все и всегда сводилось к выживанию, а этот раненный человек, как ни крути, обуза. Конечно, пять лет назад, когда все только началось, было иначе… Но слишком многое изменилось за эти пять лет. Она вспомнила первые дни после катастрофы, когда они с семьей спасались в океане на яхте. Тогда она готова была взять на борт каждого выжившего, ей даже в голову не приходило, что кто-то из них может оказаться опасным. Но время быстро расставило все по своим местам. Сейчас она бы не взяла на борт никого. Но тогда почему Дэймон? Приступ милосердия? Или голос Элайзы, так некстати зазвучавший в ушах? — Командующая, — Эйден отвлек ее от размышлений. — Давайте сделаем остановку, мне нужно отойти. — Хорошо. Она сбросила рюкзак, вынула меч из ножен и кивнула на кусты слева от железнодорожной колеи. Запыхавшийся Дэймон подошел и сказал, что тоже должен воспользоваться случаем. Алисия не возражала. Они скрылись из вида, и она позволила себе на мгновение прикрыть уставшие глаза. «Воин не оплакивает павших, пока не закончена война». Но ей отчаянно хотелось оплакать. Каждого из тех, кто погиб в Люмене, каждого из тех, кто погиб, сражаясь с мертвыми у баррикад, каждого из тех, кто погиб в последней битве, позволяющей остальным уйти. Но не Элайзу. Только не ее. — Я знаю, что ты жива, Кларк. Где бы ты ни была, ты жива, и я найду тебя. Кларк… Это было так знакомо, так близко. Раньше, в том мире, где еще существовали полные имена, в мире, где они имели значение, это было ее фамилией. Алисия Кларк, верно? Да, кажется, именно так ее звали. Но теперь это короткое и броское «Кларк» напоминало совсем о другом. О войнах, о противоречиях, о сложном выборе, о крови, смерти, и о… любви. Простой, незатейливой, не несущей за собой ничего героического и даже, наверное, не видимой другими людьми. И оттого еще более ценной, еще более важной. Кларк. Алисии нравилось, как это звучало, как перекатывалось на языке, как расплывалось по губам тенью улыбки — то снисходительной, то нежной, а то вдруг сердитой и яростной. Если Элайза права, и в прошлой жизни они действительно были — Лекса и Кларк — значит, они совершили немало ошибок. И как знать, возможно, в этой, другой жизни им удастся избежать этих ошибок. «Если только мы сумеем остаться в живых». Алисия вздрогнула. Эйдена и Дэймона не было слишком долго, из-за кустов не доносилось никаких звуков, и это настораживало. Она удобнее перехватила меч и медленно двинулась вперед, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Но сражаться не пришлось: не успела она дойти до кустов, как к ней навстречу вышел Эйден. Покрытый кровью и с ножом в руке. — В чем дело? — спросила она холодно. — Из-за него мы шли слишком медленно, командующая. Я решил эту проблему. По ее спине пробежал холодок. Все верно, так? Поступок настоящего командира? Или… Или уже нет? — Напомни мне три качества командующего, Эйден, — сказала она строго. — Мудрость, сила, смелость, — без запинки перечислил он. — Что еще? — Справедливость. Под ее суровым взглядом он вытянулся в струну, но глаз не отводил. Смотрел снизу вверх, смело и открыто. — Ты считаешь свой поступок справедливым, Эйден? — спросила Алисия. — Да. — Объясни. Ее губы сжались в узкую полоску, ноздри расширились от старательно сдерживаемого гнева. И меч, который она держала в руке, не был опущен вниз, а по-прежнему смотрел клинком вперед, готовый нанести удар. — Он сказал, что очень любит детей. Что на ночном привале придет ко мне, и между нами случится то, о чем ты никогда не должна будешь узнать. Когда он наклонился ко мне, я проткнул ему горло. Алисия опустила меч. Ее жгло изнутри, как будто от горла до груди воткнули раскаленный металлический прут. Слева послышался шум: кто-то ломился через кусты. — Ты не закончил работу, — сказала она сквозь зубы и сделала шаг в сторону. Дэймон шел к ним, вытянув вперед руки. Его глаза стали белесыми, а грудь залило кровью из раны на шее. Эйден удобнее перехватил нож и встал в стойку. Алисия молча смотрела. Она смотрела, как Дэймон приближается, как Эйден отступает назад, а потом быстрым движением делает шаг в сторону, вперед, оказывается за спиной Дэймона и бьет его ногой под колено. Но удар оказался недостаточно сильным: вместо того, чтобы упасть, Дэймон лишь пошатнулся и с ревом повернулся к Эйдену. Алисия видела, что тот растерялся, но продолжала смотреть. Дэймон наступал, Эйден пятился, и неизбежное случилось: он споткнулся и упал, а Дэймон навалился на него сверху. Борьбы не было, шума не было тоже, Алисия увидела, как Эйден изворачивается, не давая Дэймону вцепиться в себя, и, вытащив руку, бьет его ножом в затылок. Она подошла и встала над ними: над мальчиком, придавленным телом взрослого мужчины. — В чем была твоя ошибка? — строго спросила она. — Я должен был ударить не под одно колено, а под оба, — приглушенно прохрипел Эйден. — Тогда бы он упал. — Нет, — Алисия ухватила тело Дэймона за плечи и стащила его в сторону. Подала руку Эйдену, помогла подняться. — Твоя ошибка была в том, что ты не пробил ему голову сразу, пока он еще не обратился. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Алисия велела: — Оботри нож и приведи себя в порядок. Пора идти дальше. «Справедливость, — думала она, снова отмеряя ногами ярды между раскаленными от жары рельсами. — Иногда эта тварь приходит в таком жутком обличье, что рядом с ней меркнет все, что мы ради нее делаем. Из Эйдена получится хороший командующий. Вот только цена, которую он за это заплатит, будет очень высока». *** — Эй, большой и сильный, — позвала Октавия. — Посмотри, может, это сгодится? Он подошел и посмотрел. Вилы с проржавевшими зубьями — почему бы и нет? Если наточить, то получится неплохое оружие. — Берем. За прошедшие несколько часов они успели обыскать десяток домов, но нашли только пару ножей, просроченные консервы и топор без древка. А теперь вот еще вилы — так себе вооружение для людей, собирающихся пройти две сотни миль. — Как думаешь, дети в порядке? — спросила Октавия, когда они вдвоем двинулись к следующему дому. — Поскорее бы сбыть с рук этот детсад, верно? Линкольн пожал плечами. Он не привык рассуждать категориями «поскорее бы» или «сбыть с рук». У них был приказ доставить детей в целости и сохранности, и он собирался сделать все, чтобы этот приказ выполнить. — Смотри, колонка, — он показал на другую сторону улицы. — Может, помоемся? Октавия с радостью согласилась и кинулась бежать, на ходу сбрасывая одежду и пошвыряв на асфальт все найденное оружие. Линкольн не смог удержаться от улыбки, глядя, как она, с силой нажав на рычаг, подставляет лицо искрящейся на солнце струе воды, как, откинув в сторону волосы, намывает шею и выгибается, пытаясь сделать так, чтобы вода стекала по позвоночнику. — Помоги же мне, — позвала она, смеясь. — Разве не в этом обязанность мужа? Он засмеялся, глядя, как вода стекает по ее обнаженной груди, и пошел к ней, готовый качать ручку колонки хоть до завтрашнего вечера, но какое-то предчувствие заставило его замереть на мгновение, а потом броситься бежать с отчаянным воплем: «Октавия!» Сзади, из садика заброшенного дома, прямо на нее надвигались мертвецы. Она не видела их, увлеченная купанием, и ничего не слышала из-за шума льющейся воды. Линкольн бежал изо всех сил, но мертвые успели раньше: когда он последним отчаянным прыжком достиг колонки, один из них уже вцепился гнилыми пальцами в обнаженное мокрое плечо. Октавия закричала, вырываясь, и Линкольн схватил ее, с силой отбрасывая назад, за собственную спину. — Оружие! — скомандовал он. — Беги за оружием! У него в руках не было ничего. Ни ножа, ни топора, ни даже ржавых вил — они все бросили, спеша к воде, и теперь ему нечем было драться. Но за спиной была Октавия, и это меняло все. Линкольн отпрыгнул от протянувшего к нему руки мертвеца и ударил его ногой, разбрызгивая вокруг мерзко воняющую гниль. Другого он отпихнул, а третьего ударил в челюсть, сворачивая ее и обнажая кости скелета. Он отступал назад, следя, чтобы мертвые не смогли его окружить, и надеясь, что Октавия уже далеко, и взяла оружие, и готова к бою. — Ли-и-и-нк! — услышал он отчаянное, и понял, что там тоже беда. Развернулся, чтобы бежать, и увидел полуголую Октавию, отбивающуюся вилами от десятка окружающих мертвецов. Внутри что-то взорвалось и налилось яростью. Он рванулся, пробивая себе дорогу, споткнулся, перекатился, не обращая внимания на исцарапанное плечо, и побежал, крича во всю глотку, чтобы привлечь к себе внимание мертвых, атакующих Октавию. Но им, похоже, было плевать на его крики: кольцо сжималось, и его девочка была в чертовой ловушке. С диким воплем Линкольн врезался в круг мертвецов, кулаком разбил череп ближайшего, другого двинул ногой, и, отобрав у Октавии вилы, принялся крутить ими, отгоняя мертвых дальше. — Обними меня за пояс, — велел он так яростно, что она не посмела ослушаться. — Я делаю шаг, ты делаешь шаг. Поняла? Ржавые зубья вил входили в головы, с легкостью протыкали глазницы и выходили наружу с мерзким чмокающим звуком. Линкольн ярд за ярдом продвигался вперед, понимая, что всем этим шумом они привлекли еще мертвецов, и скоро их станет совсем много, и тогда останется только повалить Октавию на землю и накрыть своим телом в надежде, что мертвым окажется достаточно только его, и что до нее они не сумеют добраться. Он не хотел умирать. Дьявол, он совсем не хотел умирать! Особенно теперь, когда в его жизнь вошла эта девочка с огромной душой и безрассудным нравом. Особенно теперь, когда эта девочка стала его женой, его надеждой, самой его жизнью. Он не хотел умирать. — Faciam ut mei memineris! — заорал он, из последних сил разбрасывая мертвецов черенком от вил. — Faciam ut mei memineris! Она плакала за его спиной, он чувствовал влагу, стекающую по его спине и смешивающуюся с потоками пота, но ее руки держали его за пояс, и эти маленькие руки, и слезы, и идиотское «Не умирай. Пожалуйста, не умирай» заставляло его снова и снова крутить черенком, отбивая все новые и новые атаки. И вдруг совсем близко раздался выстрел. Линкольн не поверил своим ушам, а Октавия за его спиной испуганно вскрикнула. За первым выстрелом последовал еще один, а потом еще. А еще через мгновение он увидел командующую. Она шла прямо сквозь толпу мертвецов — величественная и страшная, и от ударов ее меча с плеч слетали головы, и пули из пистолета в другой ее руке разрывали черепа на ошметки. Линкольн рванулся к ней, втыкая вилы в очередную смердящую голову, и заорал еще громче, и — откуда только силы взялись? — ногой ударил мертвого с ямой вместо носа. — За мной, — скомандовала она, оказавшись рядом. И он поразился тому, как спокойно звучал ее голос. Спокойно, уверенно и властно. Она шла впереди, расчищая дорогу, а Линкольн с прижавшейся к спине Октавией черенком отбрасывал мертвецов, нападающих с флангов. Он не понимал, куда они идут, но верил, что командующая знает, что делает. И не напрасно: через несколько минут они дошли до ступенек какого-то дома, и дверь открылась, впуская их внутрь, и снова захлопнулась, отсекая чавкающе-воющий шум и запах смерти, в очередной раз прошедшей мимо. — Командующая, — Линкольн почувствовал, как Октавия отпустила его, и рухнул на оба колена. — Командующая… Он тяжело дышал, его переполняла такая бездна чувств, что они едва умещались в его большом усталом теле. Но он услышал: — Где дети? И поднялся на ноги. — Они в безопасности, — быстро сказала Октавия, снова прячась за его спиной. — В нескольких милях отсюда. — Хорошо. Эйден, забаррикадируй дверь. Останемся здесь на ночь, а с утра заберем детей и двинемся дальше. — Куда дальше? — голос Октавии звучал обиженно и как будто расстроено. Тень усмешки скользнула по лицу командующей. — Туда, где обитает великий Дух. *** Если бы дороги были расчищены, до точки назначения они бы добрались часов за пять, не больше. Но — увы — двигаться приходилось по пустыне, то и дело объезжая каменные гряды и расщелины. Тем не менее, Мерфи наслаждался ездой. Он сидел за рулем старого пикапа, кузов которого был наполнен канистрами с бензином, и с удовольствием переключал рычаг коробки передач, объезжая препятствия. — Ты знаешь, куда ехать? — спросила его сидящая рядом Индра. Он показал на компас, привязанный к зеркалу заднего вида. — Северо-запад, — усмехнулся. — Пересечем Долину Смерти, а там посмотрим, как пойдет. Возможно, придется бросить машины и идти пешком. — Люди хотят есть, — она говорила как будто в никуда, ни к кому не обращаясь. Это раздражало. — Перебьются. Мы не можем останавливаться, аккумуляторы тогда точно сдохнут. Мерфи глянул в зеркало на колонну следующей за ним техники. Великое переселение народов, иначе и не скажешь. А следом наверняка тащится толпа мертвяков, привлеченных шумом моторов. — Надо подумать, как будем отбиваться от трупов, которые ползут за нами, — сказал он вслух. — Пять сотен человек быстро не убегут, без шансов. Индра покосилась на него и он раздраженно спросил: — Что? Удивляешься, почему я не предлагаю их всех бросить? Может, дерьмовый парень Мерфи перестал быть таким уж дерьмом? Ответ был неожиданным. — Я не думаю, что ты был дерьмом, Мерфи из небесных людей. — Ой, да ладно, — рассмеялся он, перекрикивая шум трущейся о песок резины, доносящийся из открытого окна. — Ты ничего обо мне не знаешь. — Я смотрела ваше шоу. Пока его еще транслировали. И дерьмом в вашей сотне был вовсе не ты. Если бы она вдруг вскочила на ноги и исполнила веселый танец, Мерфи и то удивился бы меньше. Индра смотрела их шоу? И не считала его дерьмом? Да как такое возможно? — А кто был? — спросил он быстро. Она скривилась: сморщила лоб, оскалила зубы и будто бы прошипела в ответ: — Небесная девчонка. — Элайза? С чего бы вдруг? Индра отвернулась, но Мерфи все равно смотрел на ее коротко стриженный затылок, и ему казалось, что он видит ее искаженное отвращением лицо. — Она предала вас всех, Мерфи из Небесных людей. Вы думали, что она одна из вас, но вы ошибались. — Что? — только сумасшедшим усилием воли он заставил себя не вдавить в пол педаль тормоза. — Что ты несешь? Принцесса — не одна из них? Глупость, бред сумасшедшего. Да, у них бывали стычки. Воспоминание об одной из них до сих пор иногда ноет на шее в дождливые дни, а бедняге-Стерлингу уже и вспоминать больше нечего. Но они подчинялись ей, потому что она совершенно точно была за них, одной из них. Как же иначе? — Говори, или я остановлю чертову тачку, — заорал Мерфи. — Слышишь меня, ты, воплощение спокойствия? Говори! Индра повернулась к нему лицом и процедила сквозь зубы: — Кто из вас смотрел телевизор с обращениями Джахи? Только девчонка. Кто из вас слушал его, когда телевизор завесили простыней? Только девчонка. Кто из вас постоянно рисовал что-то в альбоме, но никогда не показывал рисунки на камеру? Опять девчонка. Мерфи сжал зубы. — Хочешь сказать, она таким образом общалась с ним? — Я все сказала, Мерфи из Небесных людей. Знаю только, что один из жителей Люмена рассказал как-то, что в проповедях Джахи каждый раз было зашифровано послание. Он был математиком в прошлой жизни и смог разгадать код. Больше я ничего не скажу. Думай сам. Машина стремительно двигалась по пустыне, колеса поднимали тучи пыли, а в открытое окно бил жаркий ветер. Джон Мерфи давил на педаль газа и вспоминал. — Почему ты так ненавидишь военных, Джон? Разве они сделали тебе что-то плохое? — Если бы ты знал что-то важное, что-то, что знаешь один ты, ты бы поделился этим с кем-то перед лицом смерти? — Куда ты пойдешь, когда нас выпустят? Поедешь домой? Или отправишься в путешествие? Дьявол, теперь все ее слова казались подставой. Просто так рассуждала или пыталась выяснить коды? Или всего лишь хотела знать, запомнил он их или нет? — Не получается, — сказал он вслух. — Если бы принцесса была на стороне военных, она бы… «Она бы что, Мерф? Она бы собрала команду для поисков Офелии? Она бы привела всех в бункер, где их уже ждали? Она бы ушла из Люмена за день до нападения?» — Дьявол, — снова сказал он. — Сука. Чертова сука. Нога сама собой сильнее нажала на газ, и Мерфи до боли в пальцах вцепился в руль. — Она знает о точке встречи? — спросил он сквозь зубы. — Надеюсь, что нет, — вздохнула Индра. — Очень надеюсь, что нет. *** Вытянувшаяся процессия медленно двигалась по пыльной дороге, ведущей вдоль горного хребта. Элайза шла впереди, повесив на шею автомат и положив на него руки. Рядом с ней тяжело дыша шагала Рейвен, следом на тачке, найденной в сторожке парка аттракционов, двое воинов везли Вика. На его ноги были прилажены шины, а поверх они были забинтованы от щиколоток до бедер, и Розмари шутила, что он снова стал похож на мумию. Элайза видела, что Рейвен хочет поговорить, но боится. Получалось, что случившееся в бункере окончательно уничтожило всю вину и стыд между ними, но теперь стало еще сложнее, еще горче. Как будто рядом шла свидетельница кошмарного унижения, позора, поражения, и Элайза отчаянно боялась, что Рейвен заговорит именно об этом. Но, оказывается, она думала о другом. — У тебя не бывает так, что в голову лезут воспоминания, которых там быть не должно? — спросила Рейвен. — Бывает. Мне кажется, таким образом мы вспоминаем прошлые жизни. — Да, но… — Рейвен замялась. — Вчера я видела во сне, будто мы живем на космической станции, и я работаю механиком, а Вик приходит ко мне и просит помочь что-то починить. А потом… Потом я увидела тебя. — Меня? — удивилась Элайза. — Тебя. Не в космосе, а на земле, только это была какая-то странная земля, как будто малообитаемая, знаешь? И вроде мы с кем-то воевали, и меня ранили, и Финн был рядом, но… Но я знала, что он больше не мой. Он был твоим в этом сне. «Он был твоим» царапнуло изнутри, но чувство вины не всколыхнулось, не сдавило виски, как бывало раньше. Как будто все это было слишком давно. Элайза молчала, тяжело переступая ногами по пыльной дороге, и Рейвен продолжила: — Если это была прошлая жизнь, то я не понимаю, почему все повторяется? Почему мы опять должны проживать то же самое, снова? Их нагнал Маркус, и ей пришлось замолчать, но оказалось, что он слышал конец разговора. — Мне тоже лезут в голову похожие картины, — сказал он, пристраиваясь между ними. — Только тебя, — покосился на Элайзу, — в той жизни звали Кларк, а командующую — Лексой. И мне все больше кажется, что мы должны что-то изменить здесь, в этой жизни, иначе так и будем мотаться по кругу и совершать одни и те же ошибки. — Что изменить? — спросила Рейвен. — Не знаю. Картинки, которые приходят ко мне, они все — про выживание, про борьбу, войну. Может быть, в этой жизни нам нужно суметь обрести мир? Элайза усмехнулась, поглаживая пальцами цевье автомата. Мир, как же. На земле, наполненной монстрами? Мертвыми монстрами, и, что куда страшнее, живыми? — Я очень надеюсь, что Алисия знала, куда нас отправить, — продолжил Маркус. — Что в этой точке встречи мы сможем найти безопасное место и прекратить эту бесконечную борьбу за жизнь. — На твоем месте я бы не слишком на это рассчитывала. Она вспомнила долгую дорогу на отцовском джипе, вспомнила, как они ехали по бесконечному хайвею и слушали музыку Брюса Спрингстина. «Девочка, без тебя я словно барабанщик, не находящий ритма», и «Надеюсь, ты придешь, чтобы остаться». И отец подпевал, смешно качая головой и барабаня пальцами по оплетке руля, а Элайза ела мороженое и высовывала руку в открытое окно, чтобы ловить ладонью потоки ветра. Вскоре после того, как они проехали очередной маленький городок, отец свернул с шоссе на Восток, Элайза увидела табличку «Independence reservation» и от удивления чуть не подавилась мороженым. — Пап, что это? — Форт Индепенденс, — ответил он, паркуясь у череды высоких сосен и доставая сумку с заднего сиденья машины. — Или, иначе говоря, форт «Независимость». — Спасибо, пап, я умею читать, — поморщилась Элайза. — Я спрашиваю, зачем мы здесь? Он только улыбнулся и вышел из машины, и ей ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. До высоких кованых ворот они шли пешком. Людей вокруг не было, только горы да высокие деревья, чуть привядшие от жары. Элайза почувствовала, как кроссовки натирают ноги, и ей окончательно разонравилось это странное путешествие. — Пап, а когда мы поедем домой? — Я — завтра, а ты — через полгода. — Что?! Она остановилась и посмотрела на него, широко открыв рот. Полгода? А как же школа? Друзья? Мама, в конце концов? Он с ума сошел? — Идем. Ворота открылись, и им навстречу вышел мужчина. По названию форта Элайза уже поняла, что увидит, но все равно опешила: мужчина был индейцем, его лицо отливало бронзой, а собранные в хвост волосы напоминали цветом воронье перо. — Здравствуй, Кэн. — Приветствую тебя, Джейк Гриффин. — По-прежнему ходишь на четырех когтях? — А ты по-прежнему служишь силам, прикрывающим войну идеей о мире? Элайза испугалась: ей показалось, что они сейчас накинутся друг на друга, но ничего такого не произошло. Наоборот, Кэн шагнул к отцу и обнял его, похлопывая по спине. — Это твоя дочь? — спросил он, закончив с объятиями. — Меня зовут Элайза, — быстро ответила она. Кэн покачал головой. — Дочь, бегущая впереди отца, или очень плохая, или, напротив, очень хорошая. Что означает имя Элайза? — Оно ничего не означает, — сказал отец. — Это имя не для охоты, а для жизни. — Имя для жизни — важнее имени для охоты, Джейк Гриффин. Но я не стану оспаривать традиции твоего народа. Сегодня ты мой гость, и мы будем радоваться твоему появлению. Он первым пошел внутрь резервации, а Элайза поймала отца за руку и заставила посмотреть на себя. — Пап, что происходит? Ты пошутил, когда сказал, что собираешься оставить меня здесь на полгода? — Нет, милая, я не шутил. Эти люди научат тебя тому, чему не сумеет научить больше никто. Ты останешься здесь на шесть месяцев, а после я заберу тебя. — Почему ты думаешь, что в этом Индепенденс мы не будем в безопасности? — спросил Маркус. — Потому что до апокалипсиса там была резервация американских индейцев, и мне кажется, они уж точно выжили в этой каше и вряд ли будут нам рады. — Почему? Элайза пожала плечами. Потому что они другие? Потому что, скорее всего, они восприняли случившееся как дар небес, пославший на землю очищение? А еще потому, что далеко не все они радовались чужакам даже пять лет назад. *** К магазину запчастей они пришли ранним утром. Первым, кого увидела Октавия, был Атом, привалившийся спиной к двери и крепко спящий. Она разозлилась так, что едва сдержала крик ярости, подпрыгнула к нему и ударила ногой. Он заорал, откатываясь в сторону, а она ударила еще раз. — Спать на посту? — с гневом спросила она, нависая над ним. — Ты спишь на посту? Он поднялся на ноги, ругаясь сквозь зубы, и посмотрел на их группу. Открыл рот от удивления и замер, когда командующая вышла вперед. — Где дети? — спросила она холодно. — В-внутри, — заикаясь, ответил он. Она взглядом заставила его отойти и вошла в магазин, Октавия поспешила следом. — Командующая! — Это она! Командующая! Дети накинулись на нее все разом, облепили со всех сторон, и Октавия чуть не расплакалась, глядя, как Алисия обнимает их — обеими руками, которых, конечно, не хватало на всех, но которые поочередно гладили их головы, и щеки, и плечи. Это было похоже на возвращение мамы домой, и, возможно, для некоторых детей это было именно так. Они галдели наперебой, рассказывая, как шли сюда, как хотелось пить, как Беллами ходил на охоту, но ничего не принес, и как они просились пойти с ним, но он запретил, оставив их здесь. Линкольн подошел и обнял Октавию сзади, прижав к себе. — Ради такого зрелища стоило терпеть все лишения, верно? — прошептал он. — Да, — она не могла оторвать взгляда от счастливых детских лиц и впервые в жизни подумала о том, что и у нее тоже может быть такой же малыш, у нее и у Линкольна. Когда гвалт утих, командующая кивнула Эйдену, и тот передал Линкольну пистолет. — Мы идем на охоту, — объяснила она коротко. — Остальные остаются здесь. — Я с вами, — голоса Октавии и Беллами зазвучали одновременно, но если на нее командующая посмотрела равнодушно, то на него — с плохо скрываемым презрением. — Вы останетесь здесь, — повторила она. — Линк со мной, Октавия за главную. Если не вернемся к закату, уходите дальше на Северо-восток, к горам Иньо, к поселению Индепенденс. Линкольн ухватил ее за руку, пресекая дальнейшие споры, и Октавия неожиданно для себя самой подчинилась. Она поцеловала его, обняв за шею, и шепнула в приоткрытые губы: «Возвращайся». Он кивнул и вышел следом за командующей. — Что произошло? — послышался сзади голос Беллами. — Где вы их нашли? — Это они нас нашли, — огрызнулась Октавия. — А ты где был, пока Атом дрых на посту? Не хотелось смотреть на него, не хотелось говорить с ним, но он подошел к ней, и говорить пришлось. — Октавия, — тихо сказал он. — Может, хватит уже? Я совершил ошибку, и признаю это. Ты не можешь вечно на меня злиться. — Скажи это людям, которые погибли из-за твоей ошибки. — Но если бы я не предупредил вас, погибло бы еще больше! Он протянул к ней руку, но она отпрыгнула, сердитая и кривящая губы в презрительной усмешке. — Если бы ты не привел за собой военных, у нас бы было больше времени на то, чтобы уйти. Вот об этом я тебе и говорю, Белл. Ты не умеешь признавать свои промахи, ты постоянно ищешь оправдания вместо того, чтобы признать ошибку. И пока не научишься признавать — не подходи ко мне, понял? Я не хочу с тобой разговаривать. Она отвернулась и пошла в угол магазина, где счастливый Эйден что-то рассказывал собравшейся вокруг него кучке детей. Наверное, он говорил о том, как они с командующей выбрались из ада Люмена, и Октавия была не прочь тоже послушать. *** Cумка почти до краев наполнилась дичью, и Алисия решила сделать передышку. Они с Линкольном забрались на крышу веранды одного из домов, проверили окна и улеглись прямо на горячий шифер, давая мышцам отдых. — Как тебе удалось спастись? — спросил Линкольн. — Густус вытащил меня, Эйдена, и еще троих. Остальные погибли, отбивая атаку. Он не стал спрашивать о судьбе Густуса, и она была благодарна ему за это. Его смерть тяжким грузом лежала на сердце, как и смерти всех остальных, сложивших головы за Люмен. — Нам предстоит пройти две сотни миль, — сказал Линкольн, помолчав. — Через горы, через степи и заброшенные города. Дети не смогут идти быстро. — Знаю. Она хорошо понимала, о чем он спрашивает, но ответа у нее не было. Найдет ли она в резервации то, что ожидает найти? И кто знает, что произошло там за последние три года? Возможно, единственным, что она встретит там, будут мертвые. — Основная группа направится туда, — сказала она вслух и повернулась на бок, чтобы солнце не било в глаза. — Индра должна их привести. Всех, кто остался. — Что, если они придут туда раньше нас? — Это ничего не изменит. Если там есть живые, их примут. Если нет… Тогда они примут бой. Ей отчаянно хотелось спросить про Элайзу, но было страшно. Что, если они встретили ее, а потом потеряли? Что, если они знают о ее судьбе что-то плохое? Пока есть неизвестность, есть и надежда, так? — Прошлой ночью я видел свою смерть, — сказал Линкольн, и Алисия удивленно посмотрела на него. — Меня казнили за грехи моего народа, и Октавия видела мою казнь. Алисия молчала, ожидая продолжения. — Эти люди… Небесные. Они заставили меня задуматься о том, верно ли мы поступали, пытаясь выжить. Возможно, месть и кровь не были хорошей основой для построения нового мира. И, возможно, если мы не остановимся, то все закончится так же, как в моем сне. Он замолчал, а Алисия прикусила губу, задумавшись. Как он догадался, о чем она думала? Как будто прочел ее мысли: «Привести людей к точке встречи, убедиться, что они в безопасности, и начать готовить поход на Люмен. Убить каждого из тех, кто напал. Каждого, кто пролил кровь народа Нового мира». — Предлагаешь спрятаться и жить, опасаясь нового нападения? — спросила она. — Они не оставят нас в покое, они будут преследовать нас, пока не получат желаемого. — И это никогда не кончится. Мы будем мстить им, потом они будут мстить нам, потом снова мы, и они, и мы… И так до тех пор, пока никого не останется. Только мертвые. Алисия села, поджав под себя ноги. Налетевший откуда-то ветерок приятно охладил лицо и усталые руки. — Чего ты хочешь, Линк? — равнодушно спросила она. — Хочешь, чтобы мы начали жить по-другому? Мы и начали, помнишь? Отпустили пленных, не стали устраивать казнь. И чем все закончилось? — Знаю. Но что, если ответ заключается в чем-то другом? Что, если мы должны попробовать что-то еще? Не смерть, а жизнь. — Не смерть, а жизнь? — Да. Уйдем далеко в горы, будем охотиться как раньше, без огнестрельного оружия, выстроим новые города и деревни. Военные не смогут нас найти, если мы не обнаружим своего присутствия. И мы просто начнем с самого начала. Она покачала головой. — Ты снова стал мечтателем, Линк. Вспомни, как это было с самого начала. Вспомни, как мы пытались вести переговоры с другими общинами, как улыбались и уходили, услышав отказ. И как потом те, кто отказывал, приходили к нашим стенам с винтовками и гранатами. В этом чертовом мире если у тебя есть что-то нужное, то за тобой всегда будут охотиться. И ты хорошо это знаешь. — Да. Но тогда… Тогда все закончится тем же, чем закончилось в моем сне. Я видел не только свою смерть, Алисия. Я видел и твою смерть тоже. Линкольн сел и потянулся, разминая затекшие мышцы. Алисия смотрела на него, ожидая продолжения рассказа, но он молчал. То ли не хотел говорить, то ли боялся. — Каждый из нас когда-нибудь умрет, — сказала она. — Да. Но вопрос в том, за что и во имя чего умирать, — ответил он. — Идем. Мы обещали вернуться к закату, нужно успеть убить еще немного дичи. Нам предстоит долгий путь, так? — Так. Идем, Линкольн из Земных людей. Возможно, однажды мы придумаем, как построить Новый мир без насилия и боли. Но пока мы будем поступать так, как должны. Они успели вернуться до захода солнца, и Линкольн немедленно принялся свежевать дичь, а Алисия забрала у Октавии карту и забралась в стоящую посреди магазина машину. Слова Линкольна что-то разбередили в ее душе, и теперь царапались там подступающими сомнениями. Судя по карте, путь до резервации будет долгим и непростым. А путь обратно? Что, если Элайза осталась на побережье, и за время, которое понадобится на дорогу, ее захватят в плен или убьют? И что, в конце концов, важнее — чувство долга или желание бросить все и немедленно отправиться на поиски? *** — Эй, принцесса. Почему не спишь? — А ты почему? — Элайза подошла и легла рядом с Виком, так, чтобы можно было видеть его лицо. — Ноги болят? — Болят, — согласился он. — Док больше не дает мне обезболивающего, а спать с такой болью невозможно. Так что насчет тебя? Тоже что-то болит? У нее болело в груди, но говорить об этом не хотелось. Она придвинулась ближе и положила голову на плечо Вика, утыкаясь носом в его шею. Так хотелось немного тепла, немного обычного человеческого тепла. «Кто бы мог подумать, — усмехнулась она мысленно. — Еще несколько дней назад я бы ни за что не позволила ко мне прикоснуться, а теперь смотри-ка, тепла захотелось». — Не беспокойся, принцесса. Она выжила, зуб даю. Такую железную тетку вряд ли удастся легко одолеть. Элайза улыбнулась. «Железная тетка», да? Она вспоминала Алисию совсем другой — невинной, ласковой, даже нежной. С дрожащими пальцами и покрытой потом кожей. — Откуда ты знаешь, что я думаю о ней? — Знаю. Всякий раз, когда ты смотрела на нее, у тебя было точно такое же выражение лица. Вик пошевелился, пытаясь устроиться удобнее, и застонал. Элайза помогла ему и снова прилегла на плечо, а он обнял ее сильной рукой и прижал к себе. — Когда все закончится, женюсь на первой попавшейся симпатичной девушке и буду каждую ночь строгать с ней детишек, — сказал Вик. — Что скажешь? Хорошая идея? — Отличная, — одобрила она. — А я буду доброй теткой Элайзой, к которой твои дети будут прибегать за конфетами и мороженым. — Думаешь, к тому времени мы научимся делать сладости? — Конечно. Иначе зачем строить Новый мир? Без сладостей он не будет иметь никакого смысла. Они заулыбались, вглядываясь в звездное небо. Лежать было не слишком удобно: спальники постелили прямо на покореженный асфальт, но уходить на ночевку в лес было бы плохой идеей, и приходилось терпеть неудобства ради безопасности. — Жалеешь, что ушла тогда из Люмена? — спросил Вик. — Да. Если бы я осталась, это едва ли что-то изменило бы, но… — Но ты была бы там рядом с ней. — Верно. Он так хорошо ее понимал, что от этого внутри становилось тепло и ласково. Будто старший брат обнял за плечи и подул в макушку, растрепывая волосы. Будто лучший друг отвесил подзатыльник и велел не унывать. Будто отец посадил на колени и запел успокаивающую песню. — Знаешь, я полгода жила в том месте, куда мы направляемся, — неожиданно для себя самой сказала она. — Там была индейская резервация, и отец отправил меня туда, чтобы я научилась выживанию. — Зачем? — удивился Вик. — Не знаю. Сейчас мне кажется, что он как будто предчувствовал, как все закончится. Как будто знал, что однажды мне пригодятся эти знания. Это глупо, я понимаю, но у меня не получается найти другого объяснения. Она замолчала, вдыхая в себя чистый запах ночи и свежести. Где-то рядом храпел Йонас, и сидели у костра двое воинов, и Розмари с Рейвен спали, прижавшись друг к другу для тепла. — Как думаешь, Линк и Октавия выжили? — спросил Вик. — Верю, что да. Быть убитыми на следующий день после свадьбы — это слишком даже для этого мира, правда? — Наверное. Но знаешь, я все чаще думаю о том, как хорошо, что среди всего этого кошмара, и смертей, и остального, все равно находится место любви. Странно было слышать это от большого и сильного парня, от парня, которого Элайза привыкла считать задирой и хулиганом, и который, возможно, был и тем, и другим. Но это точно сказал он — похудевший, осунувшийся от боли, но продолжающий крепко обнимать ее за плечи и прижимать к себе защищающим жестом. И как знать, может, и в этом была любовь? Не та, о которой пишут в книгах, и не та, которую воспевают в поэмах, а какая-то другая: простая, тихая, спокойная, ничего не требующая и ничего не просящая. — Я так сильно ее люблю, — прошептала Элайза. — Ты не представляешь, иногда мне кажется, что я родилась с этой любовью, что с самого рождения она жила во мне в ожидании, когда мы наконец встретимся. — Но ты ушла из Люмена, — напомнил Вик. — Да. И сейчас мне кажется, что это тоже было любовью. Уйти, потому что невозможно остаться, но забрать с собой все то, что было с нами, все то, что, возможно, еще когда-нибудь будет. Понимаешь? Я ушла не от нее, я ушла к себе. И любовь никуда не делась, я просто забрала ее с собой. Он молчал, а она закрыла глаза и улыбалась, вдыхая запах его кожи. — Мне кажется, я уже делала это. Давно, в прошлой жизни. Уходила от тех, кто любил меня, потому что понимала, что не могу больше находиться рядом. — Но ты вернулась. Я помню, как ты вернулась. Элайза вздрогнула и села, с удивлением глядя на Вика. О чем это он? Что значит «я помню»? — Октавия привела тебя в Аркадию, чтобы ты могла поговорить с Беллами. Ты прошла мимо меня, но даже не заметила. — Что ты такое говоришь? — медленно спросила она. — О чем ты? Какая Аркадия? По его губам расплылась усмешка. Он пальцами убрал со лба отросшие волосы и подмигнул: — А так? Не узнаешь? — Нет. Элайза потихоньку начала отодвигаться. Что происходит? У Вика от боли поехала крыша? Или он по обычаю просто придуривается? — Мне кажется, это из-за морфия, — услышала она и дернулась, испуганная. Из темноты к ним подошла Рейвен и села рядом. — Вик рассказал мне сегодня днем про свои глюки. Я думаю, это все морфий. — Галлюцинации? — уточнила Элайза. Вик засмеялся. — Рейв так их называет. Но эти галлюцинации почему-то сходятся у нас у всех. Они похожи, понимаешь? Как будто мы действительно были в каком-то другом мире, в другом времени, все разом. — Но я не помню никакую Аркадию. — Зато я помню, — перебила Рейвен. — Кажется, сначала мы жили в космосе, на какой-то станции, а потом спустились на землю. Наш лагерь назывался Аркадия, и это был наш… дом. Элайза вздрогнула. Она вдруг вспомнила — не Аркадию, нет, она вспомнила запах. Запах металла и немытых тел, запах пороха и пыли. И Линкольна, бездыханное тело которого лежало на полу, и Октавию, склонившуюся над ним в безмолвном плаче, и… Лексу. — О, Господи… — прошептала она. — Черт бы вас всех побрал… — Что? — быстро спросила Рейвен, и наваждение ушло. Элайза помотала головой. — Я не понимаю. Если это все действительно было, то какого дьявола мы снова оказались вместе в новой жизни? Может, Маркус прав, и мы здесь для того, чтобы что-то исправить? — Точно, принцесса, — усмехнулся Вик. — Осталось только понять, что именно. *** — Ты веришь в реинкарнации и тому подобную чепуху? — спросил Мерфи, перекрикивая гудящий клаксон пикапа. Индра покосилась на него злобно, но все же ответила: — Веди машину, Мерфи из Небесных людей. Раз уж мы взялись отвлекать от людей мертвых, то надо сделать это как следует. Он усмехнулся и посмотрел в зеркало заднего вида: за их машиной тащилось огромное стадо, голов в тысячу, а, может, и больше — конца стада не было видно. Час назад они оставили остальных людей у съезда на трассу, ведущую к горам Иньо, а сами поехали дальше, отвлекая внимание мертвецов. План был, конечно, так себе, но другого они придумать не сумели. — Проедем еще десять миль, и будем делать разворот, — прокричал Мерфи. — Надо будет обогнать этих трупаков как можно сильнее, чтобы успеть уйти до их появления. Индра ничего не ответила, и он слегка прибавил газ: один из мертвых уже догнал пикап и пытался ухватиться за его кузов. — Ну так что? — повторил он. — Веришь, или как? — Нет, — сквозь зубы прошипела Индра. — Не верю. — А я, кажется, начинаю, — засмеялся Мерфи. — Мне все чаще кажется, что я действительно уже куда-то перся по пустыне с какими-то чудиками, и знаешь, кто был одним из них? Чертов Телузер, голос которого я узнаю, даже если мне оторвут к хренам мои несчастные уши. Видимо, в той жизни он был таким же мудаком, как и в этой. — Мудаком? — переспросила Индра. — Почему? — Ого! Да ты, оказывается, умеешь проявлять интерес? Кто бы мог… Он не договорил: мотор пикапа начал издавать какие-то звуки, в салоне запахло паленым, и через секунду машина остановилась. — Да ладно? — пробормотал Мерфи. — Да ты, на хрен, шутишь! Индра молча смотрела на него, клаксон продолжал гудеть, а сзади к ним приближалось огромное стадо мертвецов. Мерфи не стал крутить ключ зажигания и пробовать завести машину снова. Он ухватил валяющийся сбоку автомат, рванул дверь и с воплем «Вылезай на хрен!» выскочил наружу. Мертвые заметили их и ускорили шаг. Мерфи лихорадочно соображал. — Беги! — крикнул он Индре. — Беги как можно дальше! Приладил автомат к плечу и приготовился стрелять. Но она не ушла: по скрипу песка он понял, что она подошла к нему и встала рядом. Обнажила меч и приготовилась к бою. — Собираешься героически сдохнуть? — усмехнулся Мерфи. — Не уступать же тебе эту великолепную возможность. Он не успел восхититься обнаружившимся у нее чувством юмора: первый ряд мертвецов добрался до них, и Мерфи открыл огонь. *** — Ты можешь говорить хоть о чем-нибудь, кроме своей смерти? Она не сумела спрятать улыбку. Кларк была такой смешной в этой своей странной смеси «я все еще зла на тебя» и «рада, что ты жива». Перевязала ей зачем-то ладонь, касалась кончиками пальцев и, кажется, краснела в темноте комнаты. — Спасибо, что пришла сегодня, — тихо сказала Лекса. Кларк спрятала взгляд, преувеличенно внимательно разглядывая ее ладонь. — Я поступила так ради своих людей. На этот раз улыбку удалось скрыть. Боги, какая же она все-таки забавная: все свои поступки объясняет одинаково. Вот только глаза ее, и тело, и мимика, — все говорит о том, что она немного обманывает себя, только и всего. — Послы коалиции предали тебя. Ты накажешь их? — Они тоже сделали это ради своих людей. Говорить больше было не о чем, но тишина, разлившаяся между ними, была слишком наполненной, слишком искрящейся, слишком яркой. И Лекса поняла, что надо уходить. Потому что иначе случится короткое «останься», и только боги знают, что последует за этим. — Командующая… — Ты можешь звать меня Алисией, Октавия. Мы в пути уже двое суток и, думаю, достаточно подружились для того, чтобы перейти от званий к именам. Она покосилась на идущую рядом Октавию и поняла, что шутка достигла цели: девчонка улыбнулась. Вот и хорошо, а то последние часы на нее жалко было смотреть — насупленная, погруженная в себя, какая-то напряженная до крайности. — Мы скоро выйдем на шоссе триста девяносто пять, — сказала Октавия. — Если пойдем по нему, то по пути будет озеро Оуэнс. Но… — Но шоссе идет по ущелью, и там может быть много мертвых. Я понимаю. — Судя по карте есть еще одна дорога, через горы. Это дольше, но… Алисия остановилась и махнула рукой, объявляя привал. Октавия достала из сумки карту и расстелила на асфальте. Они обе присели, разглядывая линии дорог. — Вот, смотри. После Пирсонвилла дорога уходит на запад, в горы. Мы можем дойти до горы Болл, а дальше придется двигаться по бездорожью. — Не просто по бездорожью, — Алисия показала пальцем точку на карте. — Начиная от Керн пика там будут сплошные холмы и горы. Мы потратим на этот путь неделю, не меньше. — Откуда ты знаешь? — Я была там. Это очень сложный путь, и дети не смогут его пройти. Придется двигаться по шоссе. Октавия пожала плечами и убрала карту. Алисия подумала: не стоит ли рассказать ей, как три года назад семь воинов погибли в этих чертовых горах, каким сложным и долгим был этот путь, и как она жалела, что повела их именно этой дорогой. — Керн пик? — к ним подошел Линкольн и обнял Октавию за плечи. — Забудь об этом, маленькая и сильная. Я тоже был там, и мы оставили в тех горах немало наших людей. Он посмотрел на Алисию, и в его глазах она прочла: «Не нужно подробностей». Кивнула еле заметно и позвала к себе Эйдена. — Как дети? — спросила, разглядывая его красное от солнечных лучей лицо. — Порядок, — серьезно ответил он. — Но нам скоро понадобится еда, командующая. Может, сходим на охоту? — Сходим, когда окажемся на шоссе. Надо дойти туда до заката. Она хорошо помнила озеро Литл, расположенное недалеко от съезда на шоссе. Если за эти годы озеро не высохло, то там они найдут и воду, и пищу. И смогут переночевать не на холодной земле, а в деревянных домиках кэмпинга, оставшихся там со времен старого мира. Группа двинулась дальше, Октавия и Линкольн немного отстали, разговаривая о чем-то своем, а Эйден пошел рядом с Алисией. Ей все еще было трудно смотреть на него: чувство стыда, которое бывает у старшего, не сумевшего защитить ребенка, пронизывало ее изнутри и заставляло отворачиваться. — Кто будет новым советником? — спросил Эйден, и Алисия растерялась, не зная, что ответить. — Разве это сейчас важно? — Конечно. Если мы не будем соблюдать законы Нового мира, то и другие не будут. Дьявол, как жаль, что этому мальчику еще так мало лет! Будь он постарше, Алисия бы с радостью передала ему бремя командования и немедленно отправилась бы на поиски Элайзы. Но — увы — сейчас это было невозможно. — Новым советником станет человек, которого ты пока не знаешь, — сказала она. — Если, конечно, он все еще жив. Если нет, то я должна буду выбрать кого-то другого. — Кто этот человек? — Ты узнаешь об этом в свое время, Эйден. Она ускорила шаг, вслушиваясь в скрипящие звуки подметок сапог, ударяющихся об асфальт. Забавно, как просто иногда бывает принять решение. Оно просто приходит и остается, само собой, без долгого обдумывания и просчета вариантов. «Если этот человек жив, то он станет новым советником. А если нет — я выберу кого-то другого. Если, конечно, мне будет из кого выбирать». *** Развилка между четырнадцатым и триста девяносто пятым шоссе была похожа на блок-пост, забросанный бомбами: тонны перекореженного металла, белеющие кости разорванных на куски тел, здесь точно была настоящая бойня, и кто знает — между живыми или между мертвыми? Элайза, шедшая первой, остановилась и подняла руку. К ней подошел Маркус и встал рядом. — Будем обходить? — спросил он. — Да. Но я позвала тебя не за этим. Посмотри. Она показала на виднеющийся поблизости аэродром. На взлетно-посадочной полосе стояли два самолета, на вид не тронутые. И, возможно, внутри осталось что-то полезное. — Я схожу, — предложил Маркус, но Элайза покачала головой. — Нет. Идите вперед, а мы с Рейвен проверим самолеты и догоним вас. Она отдала ему рюкзак, оставив себе только автомат и кривой нож, засунутый за ремень брюк. Рейвен взяла с собой пистолет и мачете. Они прошли мимо Вика, лежащего в тележке, но прощаться не стали: он спал, утомленный болью, и лицо его то и дело продергивалось судорогами. — Что ты хочешь здесь найти? — спросила Рейвен, когда они подошли к аэродрому и вышли на полосу. — Не знаю, — честно ответила Элайза. — Возможно, рацию? Или еще какие-то детали. — Зачем тебе рация? Она не стала отвечать. Да и как ответишь? Для того, чтобы прослушивать разные частоты в надежде, что однажды она услышит на одной из них голос Алисии? Для того, чтобы подключиться к частоте военных и узнать их планы? Наверное, и то, и другое, но Рейвен об этом знать было не обязательно. В первом самолете дверь проржавела и перекосилась настолько, что они не сумели ее открыть. Зато со вторым повезло больше: Рейвен, стоящая на плечах Элайзы, дотянулась до ручки, и она легко поддалась, открывая люк. Рейвен забралась внутрь и помогла залезть Элайзе. Они осмотрелись: похоже, здесь и впрямь никто не успел побывать. Никаких трупов, никаких сумок с вещами, просто самолет, наполненный затхлым вонючим воздухом. — Иди в кабину и попытайся забрать рацию, — велела Элайза. — А я проверю багажный отсек. На всякий случай держа автомат наизготовку, она прошла в хвост самолета и поискала взглядом люк отсека. Он обнаружился на полу, и она легко открыла его и посмотрела вниз. Крик вырвался из горла неконтролируемо и страшно. Внизу творилось что-то жуткое: сотни трупов стонали, визжали, царапали изнутри обшивку и пытались выбраться наружу. Элайза захлопнула люк, со стороны кабины к ней уже бежала Рейвен. — Что там? — задыхаясь, спросила она. — Кладбище. Кладбище живых мертвецов. Рейв, нам надо быстро уходить отсюда. Их явно кто-то туда бросил, сами они бы не забрались. Они не сговариваясь кинулись бежать к двери, Элайза первой выпрыгнула наружу, ударившись коленями об асфальт, а через мгновение к ее голове прижался холодный металл оружия. — Не шевелись, — услышала она насмешливое. — И положи автомат. Иначе я прострелю твою глупую голову. Выхода не было: Элайза медленно положила автомат рядом с собой, надеясь, что напавший не заметит спрятанного за ремнем ножа. За ее спиной, судя по звукам, то же самое проделала Рейвен. — Кто ты? И какого черта делаешь на нашей территории? Элайза лихорадочно обдумывала ответ, но времени ей не дали: дуло с силой надавило на макушку, и пришлось отвечать: — Меня зовут Элайза Гриффин, мы идем из Лос-Анджелеса в Индепенденс, по приказу Алисии, командующей Люмена и Нового мира. Человек, стоящий над ней, хмыкнул, и убрал оружие. — Здравствуй, Вихэкэйда. Она не верила своим ушам. Медленно подняла голову и прищурилась. Сквозь яркие лучи солнца на нее смотрела женщина, похожая одновременно на индианку и индуску. — Анимигабовиквэ? — с трудом выговорила Элайза. — Зови меня Аней, как раньше. Алисия жива? Что произошло с Люменом? Поднимайся на ноги и расскажи все, что знаешь. И обними меня, в конце концов. Не каждый день среди мертвых можно встретить старого друга. — Как тебя зовут? Она вздохнула и посмотрела на индианку, загородившую от нее солнце. Отец ушел вместе с Кэном в одноэтажное здание, а ее оставил сидеть здесь, на деревянной скамейке, рядом с аккуратно подстриженным газоном. — Элайза, — сказала она недовольно. — А тебя? — Что это за имя — Элайза? Что оно означает? — Оно ничего не означает. И не должно означать. Девушка прищурилась и вдруг села рядом, с любопытством разглядывая Элайзу. — Каждое имя должно что-то означать, — серьезно сказала она. — Иначе зачем оно нужно? — Ты так и не назвала свое, — напомнила Элайза. — Меня зовут Анимигабовиквэ. Это означает «смотрящая в другую сторону». Элайза попыталась повторить названное имя и не смогла. На тренировку времени не оставалось: она увидела идущих рука об руку отца и Кэна. — А что означает имя Кэн? — спросила она. — Кэнеонаскэтью. Тот, кто идет на четырех когтях. Шел он, конечно, на двух ногах, но Элайза не могла не признать, что имя очень подходит этому суровому на вид мужчине. Она поднялась и подошла к отцу, все еще надеясь, что он пошутил, и сейчас они вместе поедут обратно домой. — Уже познакомились? — улыбнулся отец. — Хорошо. Аня станет твоим учителем на эти полгода, она научит тебя тому, что умеет сама. — Тому, чему успеет обучить, — уточнил Кэн. — Верно. Элайза смотрела на них, открыв рот. Выходит, это не шутка? Он правда хочет оставить ее здесь, с незнакомыми людьми? — Папа… Он обнял ее и прижал к себе. Поцеловал макушку. — До встречи через полгода, детка. Я вернусь за тобой. Теперь, когда Элайза обнимала Аню и разглядывала ее лицо, только теперь она окончательно узнала ее. — Сколько лет прошло? — спросила она растрогано, и сама же ответила: — Восемь, верно? Мне было шестнадцать, когда отец привез меня в резервацию. — Да, Вихэкэйда, — улыбнулась Аня. — Нам придется теперь выбрать для тебя другое имя. Ты больше не маленькая, так? — Да. Откуда ты знаешь Алисию? И что вы здесь делаете? До Индепенденс еще сотня миль, не меньше. — Ты задаешь слишком много вопросов, Вихэкэйда. А сама не ответила ни на один. Идем, мои люди закончат дела здесь, и мы отправимся домой. Ее люди? Только теперь Элайза догадалась посмотреть по сторонам. Вокруг стояли мужчины: среди них были и индейцы, и белые, у каждого за плечом висел лук, а на поясе — пистолет. — Рейв, иди сюда, — позвала Элайза. — Это Аня, моя старая подруга. Рейвен медленно подошла: она, похоже, еще не оправилась от шока. Аня насмешливо посмотрела на нее, и Элайза сказала, предупреждая вопрос: — Имя Рейвен ничего не означает. Тебе придется придумать ей другое. — Придумаю, — кивнула Аня и добавила несколько слов на другом языке. Двое мужчин подтащили к двери самолета лестницу, а еще двое подвели пленника — Элайза не сразу его заметила. Он был связан, голову закрывал мешок. — Кто это? — спросила Элайза. — Человек, нарушивший наши границы. Он отправится к мертвым, и после этого мы отправимся домой. Элайза поежилась. Стало ясно, откуда в багажном отсеке взялось столько трупов. Похоже, индейцы устроили здесь смертную камеру для нарушивших закон. — Не слишком жестокое наказание за нарушение границ? — спросила Рейвен. Аня нахмурилась и ответила: — Каждый, кто приходит на северные земли, должен отвечать, откуда и зачем пришел. Тот, кто не хочет говорить, не может иметь добрых намерений. Не хочет говорить? На Элайзу накатило странное ощущение дежавю. Как будто все это уже было, и совсем недавно. — Снимите мешок, — попросила она, похолодев от предчувствия. Один из воинов посмотрел на Аню, и та кивнула. Он рывком сдернул мешок и повернул пленника лицом к ним. Элайза не смогла сдержать вздох. Это снова был Мерфи. *** Они медленно отступали от пикапа, Индра рубила мертвых мачете, а Мерфи метко стрелял, стараясь попадать в головы. Он устал, плечо ныло от отдачи, и солнце слишком припекало голову. — Когда отойдем еще на двадцать шагов, беги, — сказал он между выстрелами. — Я побегу следом. — Хорошо, Мерфи из Небесных людей. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Да, он знал. Во всяком случае, надеялся, что план сработает. Но для этого нужно было привлечь к машине как можно больше мертвых. Он пятился, стрелял и считал шаги. Один, второй, седьмой, пятнадцатый, девятнадцатый… — Беги! — заорал он, увидев, что часть мертвецов заходит с фланга, окружая их. Индра рванулась назад, а Мерфи — в сторону, круша гнилые головы прикладом автомата. Он пробивался через толпу, отсчитывая про себя секунды. И когда секунд стало девяносто, повернулся обратно и дал очередь по кузову. Пули пробили пластиковые канистры, и бензин вспыхнул, подняв высоко в небо огненное облако. Мерфи отпихнул очередного мертвеца и побежал по песку, читая про себя молитву: — Господь пастырь мой, и я ни в чем не буду нуждаться. Он помнил только эти слова, и повторял их снова и снова, по кругу, а потом еще раз, и еще. Бежать было тяжело: ноги вязли в песке, и в горло попадала пыль, заставляющая кашлять, но Мерфи знал, что спасение только в быстроте побега, и все прибавлял и прибавлял скорость. Взрыв раздался, когда он почти нагнал Индру. Взрывной волной его отбросило вперед, он сбил ее с ног и упал сверху. Сзади послышалась еще серия взрывов. А потом все стихло. — Слезь с меня, — сквозь заложенные уши кое-как разобрал Мерфи и скатился на песок, держа автомат наготове. Но за ними никто не гнался: часть стада, не попавшая под действие взрыва, собралась вокруг горящей машины и тянула к ней гнилые руки. — Валим, — сказал он, помогая Индре подняться. — Трупаки не станут стоять там вечно. — Куда валим? — насмешливо переспросила Индра. — В какую сторону? Мерфи оглянулся по сторонам и пожал плечами. — Ты тут землянка, так? Определи по солнцу, в какую сторону нам идти. Индра пожала плечами и воткнула мачете в песок. Застыла, разглядывая. — И долго нам так стоять? — не выдержал Мерфи, когда прошло несколько минут. — Трупаки, по-моему, уже вполне насладились видом огня, и скоро двинут сюда. — Тень сдвинулась, — спокойно ответила Индра. — Видишь? Солнце движется с Востока на Запад, нам нужно на Северо-запад, это в ту сторону. Мерфи восхищенно присвистнул. — Отлично. Тогда идем, и в темпе. Любители жареного уже чешут в нашу сторону. Им удалось окончательно оторваться от мертвых только к ночи. Мерфи в кровь стер ноги, а Индра, похоже, даже не устала: маленькая, жилистая, она шла впереди, и как будто не обращала внимания ни на жару, ни на холод, ни на ветер, — вообще ни на что. — Эй, — позвал Мерфи, когда в очередной раз оглянулся и не увидел за спиной никого. — Кажется, оторвались. Передохнем? — Останемся здесь — передохнем, — ответила Индра, сделав ударение на третьем слоге. — Видишь холмы впереди? Надо дойти туда. — Зачем? Думаешь, мертвяки такие умные, что будут преследовать нас, даже когда мы скроемся из вида? — Нет. Но мы должны дойти до холмов, и скоро. Он пожал плечами и перестал спорить. Сил на разговоры уже не оставалось, и он просто пошел следом, стараясь не обращать внимания на сотни иголок, впивающихся в стертые ноги. Когда окончательно стемнело, на небе стали видны звезды, и одновременно с этим они подошли к подножью холма. Мерфи обессиленно свалился на вялые кустики травы и, загнав крик глубоко в глотку, стянул ботинки. Так и есть: его ступни были покрыты густой засохшей кровью, продолжающей медленно стекать по щиколоткам. — Все, — сказал он, снимая майку и отрывая от нее неаккуратные полосы. — Дальше я не пойду. — А дальше и не надо. Индра стояла, возвышаясь над ним, и голос ее звучал странно и неестественно. Мерфи удивленно посмотрел: она протягивала ему мачете. — Хочешь, чтобы я отрезал себе ноги? — усмехнулся он. — Боюсь, это не слишком поможет. Вместо ответа она приподняла низ туники и повернулась к нему боком. На темной коже четко отпечатался кровящийся укус. — Что? — выдохнул Мерфи. — Нет! Почему ты раньше не сказала? — Это ничего бы не изменило, — равнодушно ответила Индра. — Бери мачете, Джон Мерфи. Ты знаешь, что должен сделать. Он выругался сквозь зубы и забрал у нее оружие. Посмотрел на острый клинок, перевел взгляд на ее склоненную голову. — Да хера с два, — рявкнул он вдруг. — Поняла? Хера с два. Давай, ложись. — Что? — Ложись, я сказал! — заорал он. — Дура старая! Быстро легла! То ли от удивления, то ли еще от чего, Индра почему-то его послушалась. Легла на землю и вытянула вниз руки. Мерфи сел рядом на колени и перевернул ее набок. — Молчи, — рявкнул, увидев, что она собирается что-то сказать. — Терять тебе все равно нечего. Он обтер лезвие мачете об остатки собственной майки и сделал первый надрез. Индра дернулась, но он крепко прижал ее к земле и продолжил резать. Сначала кожу, на которой отпечатались следы зубов, а потом мышцы — кровящие, красные, похожие на кусок хорошего говяжьего стейка. Индра перестала дергаться: кажется, потеряла сознание. Мерфи отбросил в сторону вырезанные куски и осмотрел рану. Заткнул ее майкой, сверху положил автомат, чтобы прижать, а сам поднялся и пошел в сторону деревьев. На боль в босых ногах он больше не обращал внимания. Ему повезло: рядом обнаружилось немало сухостоя, и он наломал его, и сложил костер. Оставалось придумать, как его поджечь, и Мерфи быстро вытащил из автомата обойму, расковырял один из патронов и высыпал порох на сухостой. Один выстрел — и костер загорелся. — Так, Джонни, — приговаривал он, держа мачете над пламенем. — Теперь самое трудное. Давай, чувак. Ты же не хочешь остаться один. Он дождался, пока лезвие мачете не станет красным, и быстро шагнул к Индре. Убрал с раны футболку и, зажмурившись, прижал раскаленное лезвие. По счастью, она не очнулась. Запахло жареным мясом, и Мерфи подумал, что сравнение с говядиной было не таким уж плохим. Он еще несколько раз подходил к костру, накаливал мачете и прижигал рану — пока кровь не перестала сочиться. Потом перевязал остатками футболки и перевернул Индру на спину. Она дышала, и это уже было хорошо. Но он не знал, как определить, обратилась она или нет? С одной стороны, если бы обратилась, то уже бы очнулась, а с другой — черт его знает, как быстро оживают трупы. Подумав, Мерфи оторвал от автомата ремень и с его помощью связал Индре руки над головой. Если все-таки обратится, то пусть хотя бы связанная будет. — Лежи тут, — сказал он, вздохнув и сунув за пояс мачете. — Я пойду к дороге, поищу заправку или что-то вроде. Может, найду лекарства. А, может, и нет. В любом случае, когда я вернусь, ты должна быть жива, поняла? Дулом автомата он нацарапал на земле: «Ушел за помощью, к утру вернусь. Твой пупсик». Прочистил дуло пальцем, и, еще раз вздохнув, пошел в сторону темнеющего рядом леса. Ориентироваться помогали звезды: Мерфи порадовался, что не пропускал в школе уроки астрономии. И все бы ничего, да только босые ноги жутко болели, и обнаженные плечи покрылись мурашками от холодного ветра. Он брел среди чернеющих деревьев и думал о том, закончится все это когда-нибудь или нет. — Как насчет мохито, чувак? — бормотал он сквозь зубы. — Конечно, чувак. Налей два и плесни побольше рома. Я собираюсь оторваться этой ночью. Лес все никак не кончался, и Мерфи начал думать, что погорячился, написав, что вернется к утру. — Эй, милашка, подбросишь меня до ближайшего Макдональдса? Я собираюсь умять пару чизбургеров и двойную колу. Нет? А как насчет быстрого минета в моей крутой тачке? Тоже нет? Тогда давай, запрыгивай, поедем к заливу и повоем вдвоем на луну, идет? Он споткнулся о ветку и упал, обдирая руки. Выругался, поднимаясь, и продолжил идти. — Эге-гей, милашка, — напевал он, из последних сил двигая ногами. — Эге-гей, красотка… Когда сил уже совсем не осталось, когда холод стал окончательно невыносимым, а деревья из темных превратились в обычные, Мерфи увидел знак. Обычный дорожный знак, странно выглядящий посреди леса, с написанным краской: «Get out». — Ну, да, — ухмыльнулся он, разглядывая надпись. — Как же. Стоило ему пройти несколько шагов, как сверху послышался шум, и через мгновение Мерфи уже лежал на земле, придавленный чьим-то тяжелым телом. — Кто ты такой и что ты делаешь на северной земле? — услышал он и не смог сдержать смеха. Он хохотал, и слезы лились из его глаз, и тело вздрагивало — от окровавленных ног до окончательно замерзших плеч. — Кто ты такой и что ты делаешь на северной земле? — тот, кто спрыгнул на него, двинул локтем в шею, и Мерфи сквозь смех застонал от боли. — А не пошел бы ты в задницу? — пробормотал он так, чтобы напавший расслышал. — Понял, северный земляк? Иди в задницу, потому что там тебе самое место. Ему на голову накинули мешок и заставили встать на ноги. Мерфи не вырывался: он знал, что теперь ему снова будут задавать вопросы, и он снова не сможет на них ответить, и, наверное, его опять будут бить. Ему было все равно, он так сильно устал, что больше не мог ни бояться, ни тревожиться. И лишь одна мысль не давала ему покоя: Индра, которую он оставил у подножья горы. Выжила она или обратилась? Выжила или обратилась? *** — Это один из твоих людей? — подозрительно переспросила Аня, когда Элайза бросилась к Мерфи и принялась осматривать его лицо. — Ты уверена? Нам показалось, что он выжил из ума. Когда мои люди нашли его, он шел полуголый по лесу и пел песни. — Джон, — Элайза ощупала его плечи, руки: кажется, переломов не было. — Джон, почему ты молчишь? Что с тобой? Он молча смотрел на нее, и она повернулась к Ане: — Вы били его? — Нет, — усмехнулась та. — Зачем тратить силы? — Пусть его развяжут. Аня кивнула, и воины сняли веревки с рук Мерфи. Элайза помогла ему сесть и осмотрела ноги: ступни представляли собой сплошные раны, похоже, он долго шел куда-то босиком. — Джон, что с тобой случилось? Что произошло? В его взгляде появилась осмысленность. — Принцесса, — улыбнулся он. — Ты предала нас, принцесса. Ты читала послания от Джахи, а потом бросила нас. — Что он несет? — спросила стоящая рядом Рейвен. Элайза пожала плечами. Может, он действительно сошел с ума? Бывает же такое: психика не выдерживает, и… — Индра, — вдруг услышала она. — Индру укусили, но я все вырезал и пошел за лекарствами. Я связал ей руки, и она не сможет освободиться. Никак не сможет. Элайза и Рейвен переглянулись. — Джон. Джон, посмотри на меня. Где ты ее оставил? Где Индра, Джон? Он захихикал. — Она воткнула мачете в песок и определила направление. А я взорвал трупаков. Эй, крошка, плесни мне чего-нибудь покрепче. — Похоже, от него ничего не добьешься, — сказала Аня. — Он назвал имя Индра. Это Индра командующей? — Да. Ты знаешь ее? Аня кивнула и начала раздавать команды: — Вы трое, возвращайтесь на шоссе и заберите оттуда людей Вихэкэйды. Возьмите этого, — она кивнула на Мерфи, — с собой и покажите шаману. Если он тронулся, заприте, если нет — пусть вылечат. Истэка, ты видел, откуда пришел пленник. Покажешь дорогу. Элайза посмотрела на Рейвен, и та кивнула. — Мы пойдем с тобой, Аня. Индра — одна из наших, мы не можем ее бросить. — Хорошо. Берите свое оружие. Нужно спешить. Если он оставил ее в пустыне, то она не протянет долго со связанными руками. Вскоре на взлетной полосе остались только они втроем. Истэка куда-то ушел, взяв с собой одного из воинов. — Ты же сказала, что нужно спешить, — удивилась Элайза. — Собираешься преодолеть сто миль пешком, Вихэкэйда? — усмехнулась Аня. — У меня есть идея получше. Она показала рукой в сторону здания аэропорта, и Элайза не поверила своим глазам: к ним приближались два самых настоящих мотоцикла. — Откуда? — только и спросила она. — Мы многого добились за эти пять лет, — улыбнулась Аня. — Я покажу тебе. Но сначала надо спасти Индру.