Девяносто девять

В резервацию они приехали только к ночи. Долго купались в озере, потом грелись в доме у очага, после вдруг захотели есть и принялись готовить принесенную Йонасом дичь. Обнимались, укутавшись в одну простыню на двоих, и разговаривали, и целовались, и снова принимались за разговоры. Несколько раз Алисия делала попытки коснуться бедер Элайзы, но та немедленно напрягалась, и Алисия убирала руку. Понимала: несмотря на то, что они вспомнили, боль этого мира все еще оставалась в них, и с этим приходилось считаться. К вечеру они оделись и оседлали один из оставленных Аней мотоциклов. Алисия села за руль, Элайза обняла ее сзади и прижалась щекой к спине. Они выехали на дорогу и понеслись на север, сопровождаемые еще двумя мотоциклами, несущимися сзади. Так тепло и уютно было сидеть вот так, прижавшись грудью к спине, и изредка целовать плечо сквозь ткань рубашки, и впиваться пальцами в живот на крутых виражах, и доверять — полностью, абсолютно, словно самой себе, и даже, наверное, больше. Поток света от фары прорезал темноту, и казалось, будто ничего вокруг нет — только дорога, и их ревущий мотоцикл, и одиночество, впервые за долгое время разделенное на двоих. Резервация Индепенденс изменилась за прошедшие годы: Элайза помнила ее совсем другой. Тогда не было высокого забора, которому не видно было конца, и металлических ворот, и сторожевых башен, расставленных по две на милю. Остановив мотоцикл, Алисия издала гортанный крик, и ворота немедленно открылись, впуская их внутрь. Их встретила Аня: вышла из темноты с факелом, улыбнулась, оглядев их с головы до ног, и сказала: — Ваши люди спят. Идемте, я провожу вас в шатер. — Я хочу увидеть раненых, — возразила Алисия, крепко держа Элайзу за руку. Аня не стала спорить. Она пошла впереди, освещая факелом дорогу. Похоже, свет в резервации использовали только в помещениях: улицы были темными, ни единого фонаря не было видно. Зато больница сверкала несколькими горящими окнами. У дверей стоял стражник, он почтительно поклонился Ане и пропустил их внутрь. Элайза шла, вцепившись в руку Алисии, и думала о том, как увидит друзей и что им скажет. Первой они навестили Индру. Она лежала в отдельной палате, укутанная проводами и подключенная сразу к трем мониторам. Алисия медленно подошла и посмотрела на нее. — Командующая, — Индра приоткрыла глаза и Элайза не смогла сдержать возглас радости. Она жива! Все-таки она жива! — Ты выполнила мой приказ, Индра, — тихо сказала Алисия. — Я никогда этого не забуду. Индра покачала головой, и по этому жесту было видно, насколько она еще слаба. — Если бы не Джон Мерфи, мы бы все погибли, командующая. Он спас. Не я. Ее глаза закрылись, и Аня взглядом велела им выйти. Оказавшись в коридоре, она сказала: — Ваш Джон Мерфи точно чокнутый. До него еще никто не додумался вырезать место укуса на боку живого еще человека. Но это сработало: похоже, она будет жить. — Где он? — спросила Элайза. — Я хочу его увидеть. Аня кивнула на палату напротив, и Элайза, отпустив руку Алисии, вошла внутрь. При мягком приглушенном свете было видно, что в палате все спали: и Вик, с подвешенной на странную конструкцию ногой, и Мерфи, завернутый по шею в одеяло, и… Рейвен, неудобно скрючившаяся на стуле. Удивительное дело: каждый из них был таким родным и близким, и каждого хотелось обнять, но это было из этой жизни, не из прошлой. Элайза смотрела на них, и понимала, что это — друзья, друзья, которых она обрела именно здесь, друзья, за которых она действительно готова отдать немало. Они не стали их будить, Элайза позволила себе только аккуратно убрать волосы с лица спящей Рейвен и вышла наружу. — Где остальные? — спросила Алисия. — Мы дали им вымыться и поесть, а потом расселили в палатках, — ответила Аня. — Мои люди пересчитали: в живых осталось четыреста семьдесят два. Элайза увидела, как вздрогнула Алисия, как сжались в бессильной ярости ее губы. — Четыреста семьдесят два из нескольких тысяч. — Да, Хэнтэйви. Но имей в виду: расклад мог быть и похуже. Выйдя из здания больницы, Аня снова зажгла факел и повела их по дороге в сторону виднеющихся в темноте шатров. — Здесь, — она кивнула на один из них. — Те, кто был с вами. Они не ранены, и их можно разбудить, если хотите. Алисия посмотрела на Элайзу, и та кивнула: да, она хотела этого. Они вошли в шатер и увидели несколько одеял, набросанных прямо на землю, и спящих на них людей, и Октавия, которую обнимал Линкольн, первой открыла глаза, и с радостным воплем бросилась Элайзе на шею. Из-за ее криков проснулись и все остальные: и трущий глаза Маркус, и хмурый как обычно Линкольн, и обросший щетиной Нейт, и весело улыбающийся Атом, и растрепанный, какой-то осунувшийся Беллами. Элайза обняла их всех по очереди, а Алисия стояла и смотрела, и взгляд ее не предвещал ничего хорошего. — Ты, — сквозь зубы сказала, глядя на Беллами. — Почему ты все еще здесь? Он молчал, а она смотрела, и под ее взглядом он словно съеживался, становился меньше, усыхал. — Лекса… — прошептала Элайза, но Алисия мотнула головой: — Нет, Кларк. Этот человек не заслуживает прощения. Он должен уйти. — В каком-то смысле это буду решать я, — послышался насмешливый голос Ани. — Или, скорее, мы решим это вместе. Но не сегодня, Хэнтэйви. Сегодня радостная ночь, ночь воссоединения, и мы не станем ее омрачать. Элайза видела, как трудно было Алисии принять это, но она пересилила себя и кивнула. Сделала шаг вперед и обняла Линкольна. Он явно не ожидал этого: мгновение стоял, опустив руки по швам, а потом все же обнял ее в ответ. — Завтра утром мы соберемся, чтобы принять важные решения, — сказала Аня. — А пока отдыхайте, каждый из вас потратил достаточно сил для того, чтобы позволить себе отдых. Она вопросительно посмотрела на Алисию, а та — на Элайзу. И Элайза качнула головой, отвечая: «Мы останемся здесь». — Мы будем спать здесь, — сказала Алисия вслух. — Хорошо, Хэнтэйви. Я приду за тобой утром. Но заснуть удалось нескоро: всем хотелось обсудить произошедшее, и обменяться мыслями, и порадоваться тому, что они здесь, и в безопасности. И Маркус то и дело принимался обнимать Элайзу, и Октавия заливисто хохотала, рассказывая, как Линкольн управлял мотоциклом, и Атом шутил о красоте местных девушек. И на душе было спокойно и тихо. *** Едва первые лучи рассветного солнца проникли через полог шатра, Алисия проснулась. Она аккуратно убрала руку Элайзы со своего живота и, медленно переступая через спящих, вышла наружу. Резервация просыпалась. Вдалеке были слышны удары топора, и визг детей, и звуки моторов. Алисия поняла, что индейцы действительно проделали большую работу за эти годы: они, похоже, научились делать бензин (иначе как объяснить работающие генераторы и огромное количество мотоциклов?), возделывали поля, шили одежду. А судя по количеству медицинского оборудования в больнице, с лечением у них тоже все обстояло более чем хорошо. «Забавно, — подумала Алисия, двигаясь по дороге в сторону шатра шамана. — Мы в итоге пришли к первобытно-общинному строю, а они сразу начали восстанавливать цивилизацию». — Хэнтэйви! — Аня поймала ее, когда до шатра оставалось идти совсем немного. — Привет. Если ты собралась к нему, то придется подождать: он изгоняет злых духов из одного охотника. Они обменялись понимающими улыбками. Шаман, злые духи — Аня сохранила это в своем племени, но, похоже, больше доверяла врачам и флаконам с лекарствами, чем танцам с бубном. — Идем поедим, — предложила она. — Твоя викимэк еще долго будет спать. Алисия усмехнулась и кивнула. Они дошли до Аниного шатра, рядом с которым был разведен костер и жарилось на чугунной сковороде мясо. Из кожаной сумки Аня извлекла хлеб, а из картонной коробки — овощи. — А как же кукурузная каша? — спросила Алисия, принимая из ее рук тарелку и, по-турецки скрестив ноги, усаживаясь у костра. — А, — Аня махнула рукой и села рядом. — Всю жизнь терпеть не могла эту дурацкую кашу. Мясо с овощами куда вкуснее. Они принялись за еду, а чуть позже Аня снова удивила Алисию, сняв с костра котелок и разлив по кружкам самый настоящий черный кофе. — Вы и кофе научились выращивать? — Это несложно, — кивнула Аня. — Мы нашли место, где росли саженцы, и пересадили их, только и всего. Алисия вздохнула: — Пока мы занимались войной, вы развивали цивилизацию. — То, что мы пошли разным путем, не значит, что твой путь неверный, Хэнтэйви. Не смотри в прошлое, смотри в будущее. Ты можешь стать частью нашего мира, как только захочешь этого. — Я больше не знаю, чего хочу, — призналась Алисия, делая глоток из кружки. — Вчера мы с Элайзой вспомнили то, что произошло с нами в прошлой жизни. И теперь я не могу понять, как поступить правильно. Аня кивнула: — После того, как меня застрелили Небесные люди, Кларк пришла к тебе, верно? Алисия даже не удивилась. — Значит, ты тоже помнишь? — Всегда. Каждую жизнь. С самого начала. Что ж, этого следовало ожидать. Кому, как не индейской женщине, первой вспомнить то, что было с ней раньше? — После твоей смерти главой Лесных людей стала Индра, — сказала Алисия. — Мы с Кларк вели войну с горой Везер, и я предала ее, приняв предложенную жителями горы сделку. Я и мои воины… Мы ушли, оставив Небесных одних. Но они победили гору, уничтожив всех ее жителей. — Ого, — восхищенно протянула Аня. — Викэхэйда? — Да. Ее назвали Ванхедой, победительницей смерти. Но эта история тяжело далась ей, Анимигабовиквэ. Она сломалась и долго не могла прийти в себя. Ее люди… Без нее они стали жить иначе. Они развязали войну с нами, они убили три сотни наших воинов, посланных защитить их, они… — Лекса, — перебила ее Аня. — Остановись. Все это — прошлое. Ты теперь здесь, и ты другая, и Викэхэйда другая тоже. — Да, — кивнула Алисия. — Да. Но теперь, вспомнив все это, Кларк считает, что мы должны отомстить морским людям за гибель Люмена. Она готова идти со мной в Неваду. Она думает, что это позволит искупить грехи прошлого. Она в несколько глотков допила кофе и посмотрела на Аню: — А я думаю, что грехи прошлого невозможно искупить. И сможем ли мы жить спокойно, зная, сколько людей уничтожим? Аня подняла брови: — Великая Хэнтэйви сомневается? — Нет. Сомневается Алисия Кларк, девчонка из пригорода Лос-Анджелеса, вынужденная научиться выживать и научить этому других. Сомневается Лекса из Лесных людей, которая видела, чем оборачивается кровная месть, но видела и то, чем оборачивается запрещение этой мести. Аня задумчиво кивнула, взяла палку и пошевелила угли костра. Искры взметнулись вверх, едва видимые в лучах утреннего солнца. — Ты хочешь совет, Хэнтэйви? — спросила она. — Нет. Я знаю, каким будет твой совет, Анимигабовиквэ. Ты скажешь, что прошлое должно остаться в прошлом, и снова предложишь мне и моим людям остаться здесь, чтобы вместе строить новое будущее. Алисия помолчала, задумавшись, а затем продолжила: — Но что будет, когда военные доберутся и сюда? Что будет, когда им станет мало побережья и они пойдут на север? — О, — восхитилась Аня. — Так это теперь не месть? Это предосторожность? — Может, и так. Она увидела, как из шатра шамана выходит человек, и поднялась на ноги. — Все-таки пойдешь? — спросила Аня. — Да. Я должна. В шатре было трудно дышать из-за дыма: запах потухшего костра смешивался с запахом табака, разъедал глаза и ноздри. Алисия вошла внутрь и поклонилась, стараясь сдержать подступающий к горлу кашель. — Здравствуй, Кэнеонаскэтью. — Здравствуй, Алисия. Он и впрямь выглядел больным: похудел, осунулся, некогда сильные руки висели как плети, а на лице четко обозначились острые скулы. — Анимигабовиквэ сказала, что ты привела сюда своих людей. Зачем? — В поисках убежища. Но сама я пришла не за этим. Кэн сел на пол и принялся крутить между пальцами четки, сплетенные из бисера. Алисия стояла: без приглашения она не имела права преклонить колени в этом шалаше. — Зачем же ты пришла, девочка, несущая смерть? Ты хочешь получить карту? — Я хочу получить помощь. Он кивнул ей, и она села на колени, положив рядом принесенный с собой хлеб. — Вижу, ты не забыла наших традиций, — медленно сказал Кэн. — Но подношение Духам не заставит их обратить на тебя свой взор. Ты — не одна из нас, и никогда ей не будешь. — Знаю, — кивнула Алисия. — Но я пришла не за этим. Я хочу попросить тебя, Кэнеонаскэтью. Попросить тебя стать наставником и учителем детей, которых я привела с собой. Этого он явно не ожидал. Поднял брови, закачал головой, обдумывая услышанное. Алисия молча ждала: минуту, две, а затем и десять, и пятнадцать. Наконец Кэн протянул ей четки, и она приняла их с поклоном. — Великий Дух не может явиться белому человеку, но он может прийти к белому ребенку, если этот ребенок чист душой и телом. Твои дети чисты? — Не все, Кэнеонаскэтью. Один из них убил грязного человека. — Тогда я не смогу стать его учителем, Алисия. Это невозможно. Она вздохнула, перебирая четки и опустив на них взгляд. Другого она и не ждала: перестав быть вождем и став шаманом, Кэн еще больше склонился в сторону традиций индейского народа. А по их традициям ребенок, совершивший убийство до инициации, считался грязным ребенком. — Мир изменился, Кэнеонаскэтью, — сказала она вслух. — Жаль, что ты не хочешь меняться вместе с ним. — Ты ошибаешься, девочка, — его голос звучал спокойно и властно. — Если бы я не менялся, никого из вас, белых, не было бы в этой резервации. Но я позволил своей дочери пустить вас, я позволил ей дать некоторым из вас наши имена. Не проси меня о большем: я и так отдал слишком многое. Алисия поняла, что он не уступит. Что ж, попытаться все равно стоило. — Ты примешь в ученики остальных детей? — спросила она. — Тех, кто не успел себя запятнать? — Да. Но у меня есть условие, девочка. Дети останутся в резервации, и ты заберешь их, только когда они будут готовы. — Я согласна, Кэнеонаскэтью. Благодарю тебя за то, что откликнулся на мою просьбу. Она поднялась и собралась уходить, но Кэн остановил ее: — Мне сказали, что ты привела сюда свою скво, — сказал он, и Алисия вздрогнула от этого уничижительного, мерзкого слова. — Элайза не скво, — сквозь зубы сказала она. — Она митависи. Кэн усмехнулся. — Митависи… Разве Великий Дух благословил ваш союз? Разве вы прошли церемонию очищения? Не спеши использовать громкие слова, Алисия, ты знаешь, что в нашей культуре слова значат порой даже слишком много. На это Алисии нечего было сказать. Проглотив обиду и раздражение, она нашла в себе силы поклониться и выйти из шатра. В глаза ударил солнечный свет, а в легкие — чистый воздух. И стало легче. — Ну? — стоящая рядом Аня ухмыльнулась, глядя на нее. — Получила то, что хотела? — Да. Он станет наставником детей, один из которых в свое время займет место командующего. — И даже Эйден? — Нет. Эйдена ждет другая судьба. *** Аня собрала совет племени на закате. За весь день Элайза так ни разу и не смогла поговорить с Алисией: видела ее только издалека, спешащую по каким-то неведомым делам, сопровождаемую неизменными стражами, и вновь раскрасившую свое лицо черными узорами. — Видимо, это означает, что командующая — снова командующая, — сказала Октавия, когда они в очередной раз увидели Алисию, выходящую из здания больницы. — Видимо, так, — вздохнула Элайза. При свете дня масштабы резервации поразили их еще больше: у входа стоял целый парк мотоциклов, там же расположился огромный бак бензина с прикрученными к нему насосами и шлангами. Чуть дальше была больница, а напротив — школа. После нее все видимое пространство занимали шатры: у каждого горел костер, сушилась на натянутых веревках одежда, стояли бутыли с водой, тазы и металлическая посуда. Мусора практически не было: всюду стояли контейнеры, прикрытые крышками. — Где они берут бензин? — спросил Маркус, когда они дошли до полей резервации и с удивлением обнаружили стрекочущий трактор. — Мы делаем его из нефти, — ответил оказавшийся вдруг рядом Истэка. — Нашли брошенные вышки, добываем с их помощью нефть, а потом перерабатываем, получая бензин и солярку. Элайза восхищенно посмотрела на него. — А мотоциклы? Откуда их столько? Истэка пожал плечами. — Четыре фуры, перевозящие новые мотоциклы, только и всего. Мы нашли их в первый же год, на трассе, и забрали себе. — Но как же мертвые? — вмешалась Октавия. — Разве их не привлекает весь этот шум? Он снисходительно усмехнулся. — Вокруг резервации расставлено три линии кордонов. За первую иногда прорываются, за вторую еще не прорывались ни разу. Да, куда уж им с их наскоро сооруженными рвами… Индейцы подошли к делу иначе, и Элайза признавала, что их способ — разумнее. — Сколько человек живет здесь? — спросила она. — Тысяча триста пятьдесят четыре, — без запинки ответил Истэка. — Вместе с вашими людьми станет почти две тысячи. — И вы каждого обеспечиваете едой, одеждой, лекарствами? — Да. Все работают в меру своих сил и умений, а лентяев, не желающих работать, мы изгоняем. Элайза вздохнула. — И скольких вы изгнали за прошедшие пять лет? — Восемнадцать. Цифра впечатляла. Всего восемнадцать? В это даже трудно было поверить. Но Истэка так откровенно гордился, рассказывая, так откровенно наслаждался, демонстрируя владения резервации, что было ясно: он говорит правду. — Вы делитесь на кланы? — спросила Октавия. Элайза видела, с каким восторгом она оглядывает все вокруг, явно примеряя к себе роль индейской женщины. — Нет, — покачал головой Истэка. — Наше племя едино, им управляет вождь и совет племени. Хотите, я покажу вам нашу стену? Разумеется, они согласились, и он провел их к западной части резервации, где ограда была сделана из камня, а на каждом из камней было выцарапано имя. — Что это? — спросила Элайза, проведя пальцами по одному из имен. — Каждый, кто становится частью племени, приносит сюда свой камень с именем, как свидетельство принадлежности и обещание честно трудиться на благо своего народа. Вот мой камень, — Истэка показал на один из булыжников у самого основания стены. — А вот камень вождя. Элайза рассматривала надписи, а Октавия тем временем продолжила расспрашивать: — Как стать частью племени? И кто входит в совет? Вы проверяете тех, кто хочет присоединиться? Истэка почесал затылок. — Мы никого не проверяем, — сказал он. — Только задаем вопросы о том, где был человек раньше и зачем пришел к нам. В совет входят самые уважаемые охотники, их выбирают остальные люди, чтобы они представляли их интересы. — Прямо-таки республика, — усмехнулся Маркус. — Нет, — покачал головой Истэка. — Не республика. Семья. Он пригласил их на обед к своему костру и познакомил с женой и детьми. Дети были совсем маленькие: один только начал ходить, а второй еще ползал. — Дети нового мира, — улыбнулась Элайза. — Дети, рожденные в любви, — уточнил Истэка. Их накормили жареными кусками мяса, перемешанными с кукурузной кашей и овощами. Элайза ела так, будто голодала до этого три месяца, не меньше. Это было удивительно вкусно: мясо со специями разительно отличалось от той дичи, которую они готовили в пути. Позже к ним присоединились Линкольн, Нейт и Атом, и их Истэка тоже пригласил к костру. — А где Белл? — спросила Элайза. Остальные молчали, и ответить пришлось Линкольну: — Он разговаривает с Анимигабовиквэ и командующей. Вернее… — Вернее, они разговаривают с ним. Элайза решительно поднялась на ноги и поклонилась Истэке. — Спасибо за обед, — сказала она, а после посмотрела на Линкольна. — Где они? И не говори, что не знаешь. Он вздохнул и указал рукой: — В шатре вождя. Элайза, тебе не стоит идти туда, поверь мне. — Не нужно мне говорить, что стоит, а чего не стоит, — вспыхнула она. — Тем более, что ты знаешь: я все равно пойду. *** Они сидели на стульях, рядом: командующая и вторая сучка, хозяйка резервации. Беллами привели сюда двое воинов, втолкнули внутрь и заставили встать перед ними на колени. — По пути сюда мне был важен каждый, кто мог держать оружие, — начала командующая медленно. — Только поэтому ты избежал немедленного наказания, Беллами из Небесных людей. Но теперь время пришло. Он усмехнулся. Ну, конечно. Две бабы будут решать его судьбу. Как же все отвратительно и глупо в этом чертовом новом мире. — Зачем ты привел к Люмену военных? — спросила командующая. — Я хочу знать, было это намерением или всего лишь глупостью. — Это не было ни тем, ни другим, — со злостью сказал Беллами. — Я увидел их корабли, и поспешил, чтобы предупредить вас. Я хотел вас спасти. Командующая посмотрела на хозяйку резервации, и та подняла брови. — Ты считаешь, что он лжет, Хэнтэйви? — спросила она. — Нет, Аня, — ответила командующая. — Я считаю, что он скрывает часть правды. Беллами поежился. Он вспомнил, как велел привязать командующую к столбам вместе с ее людьми, как велел нацелить на них автоматы. Было ли тогда это верным решением? Он не знал. Сзади налетел ветер, и было слышно, как кто-то входит в шатер. Беллами обрадовался, увидев Элайзу: она защитит его, не даст двум сучкам решить его судьбу. — Лекса, — сказала она, останавливаясь перед стулом командующей. — Ты поэтому прячешься от меня весь день? Чтобы я не узнала, что ты допрашиваешь Белла? Он с интересом наблюдал за ними. Командующая явно старалась сохранять лицо, но получалось у нее плохо: по щекам разлился румянец, а глаза «поплыли». А ведь между ними что-то происходит! Ничего себе, поворот. — Тебе не место здесь, Вихэкэйда, — сказала та, которую называли Аней. — Ты не можешь сохранять непредвзятость в отношении этого человека. — А ты можешь? — Элайза обращалась не к Ане, а к командующей. — Я не пытаюсь оправдать Белла, но если уж вы судите, то суд должен быть честным. — Кларк… — Нет, Лекса. Нет. Ты захочешь привязать его к столбу и сделать с ним то же самое, что и с Титусом. Я не позволю тебе этого. Беллами видел, что Аня наблюдает за происходящим с не меньшим интересом, чем он сам. Элайза говорила только с командующей, а командующая — только с Элайзой. И между ними явно сгущались тучи. — Оставьте нас, — сквозь зубы прошипела командующая. — Нет, — возразила Элайза. Она продолжала стоять, возвышаясь над ней, и было видно, как она злится. — Лекса, послушай меня. Ты хочешь отомстить, я понимаю. Но за что ты будешь мстить Беллу? За то, что он по глупости указал военным месторасположение Люмена? Или за то, что он убил триста твоих воинов? Ты знаешь ответ на этот вопрос? Он удивился: какие еще триста воинов? Он не убивал столько, чисто физически не смог бы. О чем она вообще говорит? — Кларк… Тебе не кажется, что ты снова вмешиваешься в то, во что не должна вмешиваться? — Нет, не кажется, — если голос командующей был усталым, то голос Элайзы вибрировал от волнения. И откуда, черт возьми, взялось это «Кларк»? — Ты хочешь наказать его за прошлые грехи. Разве это справедливо? И командующая сдалась. Беллами точно увидел момент, в который это произошло: она пристально посмотрела на Элайзу и вдруг опустила глаза, едва заметно кивая. Посмотрела на Аню: — Ты, конечно же, согласна с Кларк, верно? — Да. Я помню, что он убил триста людей из моего клана, но это было в прошлой жизни, Лекса. И если мы начнем наказывать людей за то, что они сделали в прошлой жизни, скоро от нас вообще никого не останется. Она подошла к пологу шатра и открыла его. — Иди, — велела строго. — Считай, что сегодня твой счастливый день. Ничего не понимающий Беллами вышел наружу и огляделся. Нужно было срочно найти Октавию: пора было разобраться, что, черт возьми, здесь вообще происходит. *** — Спасибо, — сказала Элайза, когда они остались одни. Алисия только рукой махнула. Как будто у нее был выбор поступить иначе… Да, ей отчаянно хотелось наказать Беллами, но Элайза была права: наказывать, по сути, было не за что. — Лекса, — Элайза подошла к ней, сидящей, и положила руки на плечи. — Посмотри на меня. Зачем ты снова это делаешь? — Что делаю? — Прячешься, убегаешь, как будто не можешь принимать какие-то решения в моем присутствии. Ты же знаешь, что это не так. Алисия тяжело вздохнула, а Элайза коснулась пальцами раскраса на ее лице: черные линии уходили от глаз к вискам, к зачесанным на затылок и сплетенным в косички пышным волосам, к острым и бледным скулам. — Я же сказала тебе вчера: я на твоей стороне, Лекса. Но я всегда буду за справедливость, понимаешь? Белла не за что наказывать. — Кларк, — Алисия смахнула ее руки, встала и отошла к лежанке в углу шатра. — Ответь мне: ты защищаешь его, потому что так понимаешь справедливость, или же у тебя к нему особые чувства? Она замерла, ожидая ответа. Вспомнилось сразу прошлое, и их дружба, и вечное «Беллами справится», «Беллами не такой плохой», «Беллами поможет». — Ты что, ревнуешь? — услышала она удивленное. — Серьезно? — Нет. Я просто задаю вопрос. Элайза за ее спиной засмеялась, и это, пожалуй, было лучшим ответом, который только можно было себе представить. Алисия повернулась к ней лицом и улыбнулась — не смогла удержаться. Смех тут же оборвался, лицо Элайзы стало серьезным. — Господи, — прошептала она. — Как же я люблю, когда ты улыбаешься. Она притянула Алисию к себе и поцеловала: крепко, с силой, вжимаясь губами и лаская пальцами затылок. Алисия разомкнула губы, и между ними немедленно протиснулся влажный язык, и закружилась голова, и стало трудно дышать. Элайза даже не пыталась быть нежной: она держала голову Алисии ладонями, и целовала ее губы, и направляла ответные движения, и прижималась всем телом, будто говоря: «Я твоя, глупая. Я всегда была твоей». И Алисия верила. Она всем телом прижималась к ней, и гладила спину, и отвечала на поцелуи. Пока не услышала каким-то краешком незамутненного сознания веселое: — Кажется, кто-то собрался воспользоваться моей постелью? Элайза чуть не отпрыгнула, но Алисия успела схватить ее и обнять, с вызовом глядя на усмехающуюся Аню. — У нас еще есть дела, Хэнтэйви, — уже серьезно сказала та. — Знаю. Просто дай мне еще минуту, и я буду готова. *** — Я хочу стать такой, как ты, — сказала Октавия, и Линкольн в первый момент не понял, что именно она имела в виду. — Воином, — уточнила она. — Хочу стать настоящим воином. Он вздохнул. Конечно, он предпочел бы, чтобы она была просто женой, а после — матерью его детей, но… — У нас же есть план? — не отставала она. — Мы пойдем дальше, правильно? Будем мстить за Люмен, и я хочу в этом участвовать. — Октавия… — Только не включай снова старую бабку, ладно? Я вижу, как Алисия весь день носится по резервации, и это означает только одно: нас ждет новая битва, и ты уж точно будешь в ней участвовать, а значит, и я тоже. Линкольн не успел ответить: к ним подошел Беллами и встал чуть в стороне, ожидая, пока они обратят на него внимание. — Что тебе надо? — грубо спросила Октавия. — Я же сказала, чтобы ты не лез мне на глаза. — Да хватит тебе уже, — пробурчал Беллами. — Надо поговорить. Элайза сейчас защитила меня от командующей… — Очень зря, — перебила Октавия. — И они говорили о прошлых жизнях и наказаниях за прошлые грехи. И она называла Элайзу Кларк. Что все это значит? Ты знаешь? Она посмотрела на Линкольна, и тот пожал плечами. Кое-что он, конечно, знал, но говорить об этом не хотел. Во всяком случае, не при Беллами. — И еще кое-что, сестренка. Я, возможно, чего-то не понимаю, но мне показалось, что принцесса Элли и командующая… — он замялся. — Что они в некотором роде… Октавия расхохоталась так громко, что даже Линкольн не смог сдержать улыбки. — Что, Белл? — насмешливо спросила она. — Что командующая и принцесса Элли? Сблизились? Трахаются? Что? Он покраснел и гневно посмотрел на нее, но шагнуть ближе не решился: рядом по-прежнему стоял Линкольн. — Я хотел сказать, что если они теперь вместе, то мы теперь — часть земного народа, так? — Мы уже давно часть земного народа, Белл. Жаль, что ты раньше этого не понял. — Неважно, — быстро сказал он. — Если это так, то… Вы должны кое-что увидеть. Он больше не ответил ни на один вопрос. Просто пошел по дороге резервации, и им пришлось идти следом. Линкольн на всякий случай придерживал у пояса мачете: в последние месяцы фраза «вы должны кое-что увидеть» обычно не предвещала ничего хорошего. Втроем они миновали шатры, прошли через узкую тропинку вдоль полей и вышли к задней части стены. — Ну и что? — спросила Октавия. — Что ты хотел нам показать? Вместо ответа он подтолкнул ее к стене, туда, где между камнями была небольшая щель. Она хмыкнула и посмотрела, прижав к щели лицо, а когда повернулась назад, Линкольн ахнул: ее лицо бледнело на глазах, по нему словно белая краска стекала, от макушки к подбородку. — Что там? — быстро спросил он. Она замотала головой, и он посмотрел сам. В щель была видна поляна за стеной, прикрытая с трех сторон маскировочной сетью. На этой поляне кто-то устанавливал шест с привязанным сверху устройством. И что-то подсказывало Линкольну, что устройством был радио-маяк. — Это она? — услышал он голос Октавии. — Я не ошиблась? Это она? — Да, — ответил Линкольн, холодея. — И знаешь… Это многое объясняет. *** — Мне надо идти. — Знаю. Еще секунду, ладно? — Конечно. Только мы стоим так уже минут пять. — Тогда еще одна не будет иметь значения, верно? Они стояли в Анином шатре, и Элайза прижималась лбом ко лбу Алисии, и тихонько втягивала в себя ее дыхание, даже не пытаясь поцеловать снова, или обнять, или привлечь к себе. Ей нравилось стоять так: очень близко, но в то же время недостаточно близко, и чувствовать это волшебное «рядом», и улыбаться тихонько, чтобы не спугнуть пьянящее ощущение нежности и счастья. — Этой ночью мы будем спать отдельно от твоих друзей, — сказала Алисия. — Хорошо. Я тоже хотела тебе это предложить. Элайза сделала шаг назад и еще раз улыбнулась, прежде чем выйти из шатра и на ходу кивнуть всем своим видом выражающей нетерпение Ане. Мысли о предстоящей ночи согревали и придавали сил, и Элайза решилась на то, что нужно было сделать еще рано утром, или даже вчера вечером: поговорить с Мерфи. Когда она пришла в больницу, Вику как раз меняли повязки на ногах. — Эй, принцесса, — улыбнулся он. — Отвернись, если не хочешь вогнать меня в краску. Она кивнула Мерфи и вышла из палаты. — Пройдемся? — предложила Элайза, когда Мерфи, завернутый в халат, доковылял до нее. — Это вряд ли. Мои ноги не слишком способны к ходьбе. С ее помощью он все же дошел до окна в конце коридора и сел на подоконник, держа обмотанные бинтами ноги на весу. Элайза примостилась рядом. — Джон, — сказала она медленно, — я хочу знать, о каком предательстве ты говорил? Я совершенно точно знаю, что никого не предавала, и хочу знать, с чего ты вообще это взял. Он поморщился вместо того чтобы ухмыльнуться, и по этому жесту Элайза поняла, насколько он еще слаб. — Индра сказала, что Джаха в своих посланиях передавал какие-то закодированные тексты. А ты единственная, кто смотрел или слушал его передачи постоянно. И альбом… — Что альбом? — вспыхнула она. — Только тебе разрешили взять в бункер альбом и краски, так? И ты все время что-то рисовала, и никому не показывала, что именно. Элайза вытаращила глаза. Ей ужасно хотелось рассмеяться, но она держалась. — Серьезно? — спросила она. — Серьезно, Джон? И из этого ты сделал вывод, что я вас предала? — Тогда объясни, — потребовал он. — Да тут и объяснять нечего! Джон, я слушала Джаху с самого начала только потому, что надеялась из его проповедей получить хоть какую-то полезную информацию. Мы же были отрезаны, а он был единственной связью с внешним миром. А что касается альбома, я бы рада показать его тебе, но он уничтожен вместе с бункером. — Как удобно, правда, принцесса? — Нет, — решительно сказала Элайза. — Неправда. Ей не хотелось этого делать, но выбора, похоже, не было. Она помогла Мерфи слезть с подоконника и дойти обратно до палаты. Толкнула его к кровати и посмотрела на Вика. Ему уже закончили делать перевязку, но выглядел он встревоженным. — Вик, скажи Мерфи, что я рисовала в своем альбоме, — потребовала Элайза. — Зачем? — удивился он. — Скажи. Ты видел мои рисунки только один раз, но вряд ли ты забыл, что там было, правда? Вик пожал плечами и посмотрел на Мерфи. — Она рисовала нас, — сказал он. — Тебя, меня, и остальных из сотни. Я думаю, там был нарисован каждый из нас. А что, собственно, произошло? — Мерфи считает, что я вас предала, — объяснила Элайза. — Они вместе с Индрой решили, что я с самого начала была на стороне военных и передавала Джахе послания через свои рисунки, верно, Джон? А потом я зачем-то освободила всех из плена морского народа, а после — попалась в лапы Офелии, и… И едва не умерла. Это все, конечно, доказывает, что я играла на их стороне, верно? Особенно, когда они… особенно, когда они убили мою мать. Правда, Джон? Она уже кричала на него и никак не могла остановиться. Разум подсказывал, что надо прекратить, что это бессмысленно, что он не виноват, но все пережитое вдруг накрыло ее с головой и требовало выхода наружу. — Эл, — слышала она сквозь шум в ушах. — Принцесса, успокойся. Эл, хватит. Мерфи отвернулся от нее, закрыв лицо руками, и она перестала кричать. Проглотила остатки вопля, и — обессиленная — рухнула на кровать рядом с Виком, вцепившись в его руку. — Ну все, все, — шептал он успокаивающе. — Все хорошо, Эл. Все хорошо. Несколько минут она молчала, пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. В тишине палаты было слышно, как пищит аппарат, подключенный к Вику, и скрипит подвес на его ноге. — Джон, — позвала Элайза, когда ярость и обида ушли, оставив за собой только усталость. — Посмотри на меня. — Прости, принцесса, — тихо сказал он. — Я идиот. — Это верно, но я сейчас о другом. С чего ты взял, что в посланиях Джахи было что-то зашифровано? — Индра сказала, что один из жителей Люмена сумел расшифровать код. Еще когда нашу чертову сотню показывали по телевидению. Элайза с силой сжала руку Вика. Он тревожно посмотрел на нее: — Думаешь, это правда? — спросил быстро. — Думаешь, там действительно был код? Она не знала. Но допустить, что это было правдой, автоматически означало признать, что среди них и впрямь был предатель. Был, или… Дверь резко распахнулась, и в палату вбежали трое: запыхавшийся Беллами, бледные Линкольн и Октавия. — Что? — Элайза приподнялась с кровати, еще крепче сжав руку Вика. — В чем дело? — Она прикрепила какой-то механизм к шесту, — задыхаясь, сказал Беллами. — Я не сразу понял, что это, но Линкольн сказал, что это радио-маяк. Думаю, военные уже знают, где мы. — Кто «она»? — медленно и с трудом выговорила Элайза. Вместо Беллами ответила Октавия. — Рейвен. Это была Рейвен. *** Рейвен утрамбовала землю вокруг шеста и посмотрела на прикрепленный сверху передатчик. Нужно было спешить: она не решилась далеко уходить от резервации, опасаясь нарваться на дозорных, но и здесь ее быстро могли заметить. Все было готово: оставалось только включить, и сигнал уйдет, и будет пойман, и Джаха узнает, где они находятся. Где находится чертова командующая. Но она почему-то колебалась. Может, оттого, что здесь была не только сучка? Может, оттого, что здесь все еще оставались друзья? «Друзья, — мысленно усмехнулась Рейвен. — Грош цена той дружбе, в которой всем плевать, в которой все говорят и думают только о принцессе, и один только Вик видит и понимает, но ничего не может сделать». Она вспомнила похороны Финна. Это Вик тогда принес его тело — мертвое, с пробитой головой, и положил его к ногам Рейвен, и ничего не сказал, потому что не нашлось бы в мире слов, способных передать то, что произошло, и то, что он сделал. Господи, как Рейвен смеялась, когда Элайза позвала ее с собой идти искать Офелию. Как она смеялась, понимая, что этим принцесса забивает еще один гвоздь в крышку собственного гроба. — Вы убили единственного, кто был для меня важен, — прошептала Рейвен, глядя на передатчик. — Двое из вас уже получили свое. Осталась одна. Она нажала на кнопку и увидела, как загорелась на маяке зеленая лампочка. И долго стояла, разглядывая ее сухими глазами. *** Мерфи дернулся, чтобы бежать, но Элайза остановила его. Если маяк уже включен, а сигнал отправлен, то спешить нет никакого смысла. Вначале нужно решить, что делать. — Я не верю, — сказал Вик быстро. — Я не верю, что Рейв это сделала. Элайза мучительно обдумывала происходящее. В память лезли обрывки воспоминаний, от которых становилось тошно. — Она механик и вполне могла расшифровывать послания Джахи. Когда дверь открылась, она не пошла наружу вместе с остальными, а осталась с нами. Она первой догадалась, что мертвяков можно убивать, только пробив мозг. — Это ничего не значит, — возразил Вик. — Еще как значит, — крикнула Элайза. — Она сражалась на нашей стороне, пока мы бились с землянами, но потом… «Потом Алисия забрала Финна и отдала его морским». — Эл, — заговорила Октавия. — Успокойся, ладно? Ты же сама сказала, что мы должны все обдумать. — Кто наладил маяк, когда заработала рация? — спросил вдруг Мерфи. — Ты, Вик, или она? Он молчал, но по этому молчанию все становилось ясно: она. И как знать — возможно, все то время, что они искали Офелию, рация была включена именно для того, чтобы Офелия смогла найти их. — Надо поговорить с ней, — решила Элайза. — Вы все… Молчите о том, что знаете. Если кто-то узнает… — То Рейвен конец, — подтвердил Вик. — Приведи ее сюда. Мы поговорим с ней вместе. Октавия поднялась на ноги и кивнула: — Я приведу ее. Оставайтесь здесь. Она вышла, а Элайза посмотрела на Линкольна. — Ты уверен, что это она? Уверен, что это была она? — Да. Мы с Октавией хорошо ее рассмотрели. — И если она отправила сигнал, сколько времени у нас есть? Линкольн пожал плечами: — Неделя. Может, меньше. Им понадобится не так уж много времени, чтобы пробиться через Лос-Анджелес и прийти сюда. Вик схватил Элайзу за руку и крепко сжал. — Принцесса, — взволнованно сказал он. — Что мы будем делать, если военные уже идут? Она не знала. Новый удар оказался слишком сильным, и она плохо понимала, что теперь делать. Господи, Рейвен… Почему? За что? И, главное, зачем? — Главное, не говорите Алисии, — вырвалось у нее. — Если она узнает, то не станет разбираться. — Будем играть в тайны Мадридского двора? — усмехнулся Мерфи. — А тем временем вояки явятся сюда и перебьют нас всех вместе с индейцами? — Нет. Мы что-то придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Октавия привела Рейвен, когда прошел почти час. Время тянулось резиной, и каждая секунда болью отдавалась в уставших нервах. Они вошли в палату, и Рейвен удивленно посмотрела на каждого присутствующего: похоже, не ожидала, что их будет так много. — Привет, — сказала она весело, и на ее лице Элайза не увидела ни капли страха или смущения. Она вела себя как обычно, черт бы ее побрал. — Садись ко мне, — пригласил Мерфи, двигаясь на кровати. — У нас тут маленький совет. Рейвен послушно села рядом, а Элайза кивнула Линкольну, и тот занял позицию у двери, прикрыв ее своим телом. — Что происходит? Зачем вы позвали меня сюда? Элайза мысленно сосчитала до десяти и спросила: — Есть хоть малейший шанс, что военные не успели поймать сигнал твоего маяка? Она видела, как у Рейвен приоткрылся рот, и поняла: все правда. Они не ошиблись. Она и впрямь предала их. — Только не надо отнекиваться и придумывать объяснения, — превозмогая боль в груди, продолжила Элайза. — Линк и Октавия видели тебя, и мы все знаем, Рейв. Ответь: есть он, этот шанс, или нет? Рейвен усмехнулась. Это была та секунда, которая отделяла прошлое от будущего, отделяла «мы друзья» от «мы враги», отделяла «я с вами» от «я предала вас». — Нет, — сказала она твердо, и секунда прошла, и жизнь изменилась за эту секунду так сильно, что стало страшно. — Почему? — спросил Вик горько. — Почему, Рейвс? Она пожала плечами. — Это важно? На вашем месте я бы побыстрее отволокла себя в клетку, а потом начала бы готовить новый исход, потому что ваши друзья будут здесь очень скоро. — Нет, — сказала Элайза. — Мы не будем запирать тебя в клетку. Мы твои друзья, и хотим знать, зачем ты это сделала? Рейвен явно удивилась, но на лице ее расплылось не удивление, а злость. Ей не понравились слова Элайзы, совсем не понравились. — Друзья? — медленно переспросила она. — Вы мои друзья? Очень интересно, принцесса. Когда ты отобрала у меня Финна — ты была моим другом? Когда ты позволила сучке-командующей забрать его, ты была моим другом? Когда он погиб там, на побережье, ты была моим другом? — Я был, — голос Вика громом прозвучал в тишине палаты. — И я заслуживаю объяснений. Она долго смотрела на него, прикусив губу, а потом кивнула: — Ладно. Тебе, — она подчеркнула это слово, — я объясню. Я бы никогда не попала в сотню, если бы не Джаха. У меня не было папочки военного, у меня вообще никого не было. И когда меня поймали, Джаха пришел и предложил мне сделку: я должна была следить за происходящем в сотне и вмешиваться, если потребуется. — И ты согласилась. — Да, — черт бы ее побрал, она улыбалась! — Он передавал послания, я расшифровывала их и при помощи разработанного шифра передавала ответные. Никогда не замечали, что когда у нас кто-то заболевал, я вдруг находила нужные лекарства? И когда у кого-то умирали родные, я сообщала им об этом. Помнишь, Вик? Это я сказала тебе о смерти отца. — И когда я спросил, откуда ты знаешь, ты ответила, что можешь ненадолго перехватывать сигнал и выводить на экран телевизора не морду Джахи, а то, что они транслируют во внешний мир. Вик ошарашенно покачал головой. — Но, Рейв… Одно дело — работать с Джахой, и совсем другое… — Что «другое»? — перебила она. — Что, Вик? Эта тварь, — она кивнула на Элайзу, и та вздрогнула, — отобрала у меня Финна. Если бы не она, он не потащился бы с нами за чертовым оружием, и сука-командующая не отдала бы его Офелии, и он до сих пор был бы жив. — Я думала, ты простила меня, — прошептала Элайза. Рейвен расхохоталась. Это было похоже на истерику и звучало отчаянно жутко. — О, я простила, принцесса. Когда я помогла Офелии найти нас, в ответ я попросила наказать тебя. Я хотела видеть, как ты будешь страдать. Я хотела сама это видеть! — Боже мой… — Что такое? Не ожидала, принцесса? Да, это сделала я. Она трахала тебя против твоей воли, а я смотрела на это! И это доставляло мне невероятное удовольствие! Вик приподнялся на кровати и закричал: с яростью, с гневом: — Рейвс, какого дьявола ты несешь? Ты спятила? Я не верю, что ты могла… — Да, Вик, я могла. Еще как могла. Я хотела видеть, как она страдает, как мучается. Я хотела, чтобы она испытала все то, что испытывала я. Когда она решила застрелиться, я поняла, что этого достаточно, но мне повезло: ей не дали закончить все это. Элайзу трясло. Она не могла сказать ни слова. В голове билось только «как она могла», и весь ужас, пережитый в бункере, снова разрывал на куски ее душу. — Рейв, — сказала вдруг Октавия. — Но Финна убила не Элайза. Его убила Офелия. — О, да, — согласилась Рейвен. — Это ты так думаешь, дорогая. А я считаю, что его убили три суки, одна из которых забрала его у меня, вторая отправила его умирать, а третья лишь закончила дело. — И ты отомстила им всем. Она покачала головой. — Нет, еще не всем. Чокнутая тварь получила свое, когда командующая отрубила ей руку и пробила насквозь ее мерзкую голову. Принцесса получила свое еще раньше, когда ее трахали, без согласия, без ее воли. — Осталась Алисия, — выдавила Элайза. — Осталось отомстить только ей. Она смотрела на Рейвен и не узнавала ее. Неужели все было ложью? Дружба, и прощение, и все, через что они прошли вместе — неужели все это было просто ложь, и ничего больше? — Ты понимаешь, что они убьют не только Алисию? — тихо спросил Вик. — Они придут, и убьют нас всех. — Нет, — усмехнулась Рейвен. — Не всех. Неужели вы еще не поняли? Мы не нужны им, совсем не нужны! Только командующая и Мерфи, больше никто. Они заберут их двоих, и оставят нас в покое. Элайзу передернуло. — И ты готова пожертвовать Джоном? — спросила она. — Ладно Алисия, но Джон что тебе сделал? — Ничего, — кивнула Рейвен. — Прости, Мерф, но в этой игре ты оказался разменной монетой. И тут уж ничего не поделаешь. В палате жуткой тяжестью повисла тишина. Вик обессиленно откинулся на подушки, глядя в потолок, Линкольн по-прежнему хранил невозмутимое молчание, Октавия смотрела только на него, и на лице ее отпечатался ужас. И вдруг заговорил Мерфи. — Сто тридцать восемь, пятьсот, девятьсот тридцать один, восемнадцать, четыре нуля, сорок. — Что? — переспросила Элайза. — Джон, что?.. Она запнулась, увидев, как побелело лицо Рейвен. А Мерфи ухмылялся: сидел рядом с ней и ухмылялся, довольный. — Когда они придут, скажите им, что она теперь тоже знает коды, — сказал он весело. — У двоих из нас отличная память, да, Рейвс? Ты запомнила каждую из цифр, которые я назвал. — Ублюдок! — Рейвен бросилась на него с кулаками. — Сукин сын! Она била его по лицу, царапала, кусала, а Мерфи хохотал, даже не пытаясь защититься. Элайза и Октавия за плечи оттащили ее в сторону. — Сука! Сволочь! — кричала Рейвен, вырываясь. — Ублюдок! — О, да, детка, — Мерфи смотрел на нее с кровати, и по лицу его стекала кровь. — Когда они явятся, меня здесь уже не будет. А вот ты — будешь. И ты будешь решать, отдать им код или сдохнуть от пыток. Рейвен орала, и кто-то снаружи начал ломиться в дверь, но Линкольн держал крепко. Элайза оторвала кусок простыни и заткнула Рейвен рот, Октавия связала за спиной ее руки. — Под кровать, — быстро сказал Вик. — Прячьте ее. Они с трудом запихали вырывающееся тело под койку и приспустили одеяло, чтобы прикрыть. Как раз вовремя: дверь ударили с еще большей силой, Линкольн отлетел в сторону, и в палату ворвались трое воинов во главе с Аней. — Что здесь происходит? — рявкнула она. — Небольшая драка между старыми друзьями, — ухмыльнулся Мерфи. — Принцесса решила отдать мне старый должок. Аня посмотрела на них всех по очереди и остановилась взглядом на Элайзе. — Вихэкэйда? — Все нормально, — выдавила Элайза, сжав руки в кулаки. — Я не буду больше его бить. Она видела, что Аня не слишком им поверила, но это было неважно. — Если снова захотите драться, делайте это на улице, — сказала она твердо. — В больнице должно быть тихо. Элайза кивнула, и она вышла, забрав с собой воинов. Линкольн снова прикрыл дверь. — Что будем делать? — спросил он. Из-под кровати послышался шум: Рейвен ерзала, пытаясь вырваться, и мычала, кажется, какие-то ругательства. — Надо сказать командующей, — с отчаянием произнес Вик. — Мы не cможем это скрыть. Надо готовиться к войне. — Нет, — возразила Элайза. — Тогда ее убьют. Мы не можем этого допустить. Все молча смотрели на нее, и она поняла, что в очередной чертов раз решение предстоит принять именно ей. И она его приняла. *** Солнце давно село, но Алисия даже не заметила. Она ужасно устала, зато за этот длинный день успела сделать миллион важных дел: вдвоем с Аней они распределили новоприбывших людей на работы, отвели детей в шатер Кэна, позаботились об увеличении охраны резервации, обсудили возможность расширения полей. Когда Аня велела ей остановиться, Алисия даже не сразу поняла, что она имеет в виду. — Продолжим завтра, — сказала Аня, отобрав у нее списки оставшихся в живых жителей Нового мира. — Иначе ты просто свалишься, понимаешь? Алисия кивнула. — Я выделила вам с Вихэкэйдой отдельный шатер. Проводить или сама найдешь? Едва ли она нашла бы нужный среди сотен шатров, и Аня отвела ее, держа за руку. Показала на стоящие у шатра бутыли с водой и сложенные в поленницу дрова. — Отдохни, Хэнтэйви, — сказала она на прощание. — Завтрашний день будет не менее сложным. Алисия снова кивнула и вошла внутрь. Элайза уже была там: ее трудно было разглядеть в темноте, но очертания фигуры, сидящей по-турецки на одеяле, были видны довольно четко. Алисия подошла и села рядом. Глаза постепенно привыкали к сумеркам, и вскоре она уже могла видеть лицо Элайзы, и обнаженные плечи, и какую-то тряпку, намотанную на тело. — Нам нужно поговорить, — услышала она и застонала сквозь зубы. — Можем ли мы сделать это завтра? — Боюсь, что нет. Но мы можем сделать это через пару часов. Она надавила руками на плечи Алисии, принуждая ее лечь, и принялась освобождать тело от одежды. Алисия не сопротивлялась: на то, чтобы раздеться самой, у нее просто не хватило бы сил. Элайза расстегнула ее рубашку, помогла приподняться и стащила ткань с плеч и рук. Затем потянула вниз молнию на джинсах и сняла их тоже. Алисия послушно приподнимала бедра, помогая, и мечтала только о том, чтобы Элайза, закончив, легла рядом, и обняла, и чтобы у них была возможность хотя бы несколько часов провести в тишине и покое. — Хочешь есть? — спросила Элайза, укладываясь рядом и накрывая их обеих одеялом. — Я могу принести. — Нет. Не хочу. Она уткнулась носом в шею Элайзы и положила руку ей на живот. Было отчаянно приятно обнимать обнаженное теплое тело, и дышать в шею, и чувствовать легкие поглаживания ладони по спине. — Поспи, Лекса. Тебе обязательно нужно поспать. А я буду сторожить твой сон. Проснулась она от ощущения влажности на губах, и не сразу поняла, где она, и что происходит. В шалаше по-прежнему было темно, и Элайза лежала рядом, и легонько касалась губами ее губ. — Сколько я проспала? — спросила Алисия, с удовольствием потягиваясь. — Пару часов. Надо же, а ей показалось, что прошли как минимум сутки. Но сон помог: она больше не чувствовала себя уставшей до смерти, и мышцы как будто расслабились, и в голове больше не шумело. — Ты хотела поговорить, — вспомнила она, поворачиваясь набок и глядя на Элайзу. — Да. Чуть позже, хорошо? Обнаженное тело прижалось к ней, и язык протиснулся между губами порывисто и грубо. Алисия испуганно дернулась: ей не нравилось эта неизвестно откуда проснувшаяся жажда в Элайзе, и она всерьез опасалась, что это последствия случившегося в бункере, а не искреннее желание. — Что такое? — спросила Элайза, лаская ладонями ее грудь. — Ты не хочешь? Вместо ответа Алисия перевернула ее на спину и легла сверху, не обращая внимания на попытки вырваться. Поцеловала лоб, кончик носа, щеки. — Что с тобой? — спросила, глядя в глаза. — Что с тобой происходит, Кларк? — Ничего, — она снова дернулась, пытаясь перевернуться, но Алисия не дала. — Просто хочу тебя, вот и все. Алисия покачала головой. — Нет, Кларк. С тобой что-то происходит. Ты готова брать, но не готова отдавать, верно? Даже в темноте шатра было видно, как порозовели скулы Элайзы, и Алисия поняла, что угадала. Она вспомнила, как трудно было ей самой в тот самый, первый, раз. А Элайзе, должно быть, еще труднее. — Послушай, — прошептала она в приоткрытые губы. — Нам некуда спешить, знаешь? Тебе не нужно прятаться за этим, не нужно скрываться. — Я и не прячусь, — Элайза провела ногтями по ее спине вниз и сжала ладонями ягодицы. — С чего ты взяла? Алисия вздохнула. Желание поддаться боролось в ней с желанием сделать все правильно, и второе все-таки победило. — Ты действительно хочешь с головой броситься в воду? — спросила она, захватывая руки Элайзы и прижимая их к одеялу над головой. — Я думаю, лучше будет входить медленно, постепенно, давая себе привыкнуть. — Хорошо, — улыбнулась Элайза. — Я могу входить очень медленно, если ты так хочешь. Дьявол, это было очень… странно: лежать на ней, извивающейся, пытающейся вырвать руки. Трение кожи о кожу, и запах возбуждения, и бешеный блеск в глазах, — все это будто кричало: «Дай мне то, чего я хочу. Дай мне то, чего хочешь ты». — Нет, — сказала Алисия твердо. — Мой ответ — нет. Она скатилась с Элайзы и легла на спину, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Новой атаки не последовало: Элайза просто лежала рядом, не двигаясь. — Почему? — прошептала она вдруг. — Почему, Лекса? — Потому что я не хочу, чтобы ты таким образом пыталась забыться. Ты долгое время не позволяла мне прикасаться к тебе, а теперь хочешь просто… — Трахнуть тебя? — уточнила Элайза. — Да. И что в этом плохого? Алисия сжала зубы. — Только то, что это не проявление любви, а желание выплеснуть боль, которой в тебе собралось слишком много. И я не хочу, чтобы ты это делала. Ради тебя же самой. — Или ты просто не хочешь меня. Дьявол, она и правда сказала так. Она и правда была в этом уверена. Алисия протянула руку, схватила ладонь Элайзы и, зажмурившись, опустила ее между своих ног. Только на мгновение, давая почувствовать, и тут же убрала, и накрылась одеялом. Голос Элайзы из обиженного стал растерянным: — Но тогда я не понимаю… — Кларк, — Алисия повернулась и посмотрела на нее. — Я прошла через это, помнишь? Не так ужасно, как ты, даже сравнивать нечего, но это было что-то похожее. И мне тоже хотелось вернуть себе контроль, вернуть себе власть, понимаешь? Но если ты сделаешь это, если ты будешь делать это, ты превратишься в нее. Не выбирай простой путь, прошу тебя. Мы пройдем через это вместе, мы обязательно справимся с этим, но… Не так, понимаешь? Не так. Она увидела, как наливаются влагой голубые глаза, и поняла, что Элайза услышала ее. Теперь можно было прикоснуться, и Алисия притянула ее к себе, и обняла, и прижала, будто говоря: «Все будет хорошо. Мы справимся». — Там, на озере, — сквозь слезы прошептала Элайза. — Я не хотела забрать контроль. Я хотела тебя. — Знаю. Но теперь мы будем двигаться медленно, хорошо? Однажды ты позволишь мне касаться тебя… там. И потом мы будем расширять границы, но не ломать их, ладно? Мы просто пройдем через это вместе. Элайза притихла и долго лежала, уткнувшись мокрым носом в шею Алисии, и упоительная нежность обволакивала их, успокаивая. Алисия думала о том, как много им пришлось пережить, и как много еще предстоит. Но она знала, что больше никогда не отпустит Элайзу, никогда не оставит ее одну, и все, что будет дальше, они пройдут вместе. А потом, когда сквозь полог шатра начал пробираться холодный рассвет, Элайза вдруг подняла голову и сказала глухо: — Если ты все еще хочешь идти в Неваду, мы должны сделать это сегодня. Мы возьмем с собой людей, транспорт и оружие. И найдем эти баллистические ракеты, и ударим по побережью. Если ты все еще этого хочешь. Алисия ответила, не раздумывая. — Да. Хочу. И Элайза снова заплакала, утыкаясь в ее плечо. *** — Ты хоть понимаешь, какое это безумие? То, что вы собираетесь сделать? — Да. Я это понимала даже пять часов назад, когда ты спросила об этом в первый раз. — И я никак не смогу тебя отговорить? — Нет. Не сможешь. Все было готово к походу: три мотоцикла, пикап, в кузове которого разместились канистры с бензином, и джип, на сложенных сиденьях которого кое-как устроили Вика, крепко привязав его ноги, чтобы не разболтало в пути. — Я не понимаю, Вихэкэйда, — сотый за сегодня раз сказала Аня. — Зачем ты тащишь с собой эту инвалидную команду? Оставь хотя бы Вика, он же будет обузой в вашем путешествии. — Только он сможет разобраться, как запустить ракеты. Это не так просто, как кажется. — А Рейвен? Почему она не может? И куда она вообще делась, черт бы ее побрал? Элайза усмехнулась. Рейвен, надежно связанная, с самого утра лежала в багажнике джипа с кляпом во рту, но Ане об этом знать не полагалось. — Мы отправили ее на разведку, на шоссе. Подберем по дороге. Она шагнула вперед и обняла Аню за шею. — Когда мы уедем, зайди в мой шатер, — шепнула на ухо. — Я оставила тебе кое-что на память. — Ладно, Вихэкэйда. Но ты должна знать: мне не нравится то, что вы затеяли. Линкольн и Октавия уже садились на один из мотоциклов, второй оседлали Йонас и Истэка. Беллами сел за руль пикапа, а Нейт — за руль джипа. Оставалось только дождаться Алисию, которая о чем-то разговаривала с Кэном. — Она сказала тебе, что отец будет учить детей? — спросила Аня. — Да. Сказала. Но прежде чем Алисия вернулась, к ним подошла Розмари: в походной одежде и с рюкзаком за спиной. — Ты забираешь доктора? — удивилась Аня. — Доктор забирается сама, — уточнила Розмари, усмехнувшись, и забросила рюкзак на заднее сиденье джипа. — Раз раненые едут, то мне уж сам бог велел. Она забралась вперед и села рядом с Мерфи — благо, широкое сиденье джипа позволяло это сделать. Нейт дал нетерпеливый гудок. — Она идет. Алисия и впрямь появилась на дороге, но она была не одна. Элайза удивилась, осознав, что рядом с ней идет Эйден, и, похоже, она собиралась взять его с собой. — Не спрашивай, — попросила она, подсаживая Эйдена и помогая ему забраться в пикап к Беллами. — Не буду, — улыбнулась Элайза. Возникло неловкое молчание. Они стояли втроем: она, Алисия и Аня, и не знали, как начать прощаться. Каждая понимала, чем может закончиться этот поход, но все слова убеждения уже были сказаны, и говорить их снова не имело смысла. — Когда вернетесь, я сама скреплю ваш союз, — сказала вдруг Аня. — Только вернитесь живыми, ладно? Она резко обняла их за шеи, а потом также резко отпустила и пошла открывать ворота. Алисия проверила мечи в ножнах за спиной и оседлала мотоцикл. Элайза села сзади и обняла ее, прижимаясь лбом к плечу. Ворота открылись и колонна выехала наружу. В седельной сумке мотоцикла лежала карта, и путь их лежал в сторону Невады, туда, где в затерянных барханах пустыни пряталось то ли спасение, то ли смерть. В то же самое время, когда колонна во главе с Алисией миновала бывший блок-пост на Биг Пэйн и свернула на шоссе сто шестьдесят восемь, вождь форта Индепенденс Анимигабовиквэ вошла в шатер и увидела приколотый иглой к задней стенке лист бумаги. Там было написано: Прости, что уехала, не сказав тебе всю правду, но, боюсь, ты бы не позволила нам сделать то, что нужно, если бы знала. Один из наших людей предал нас и передал военным сигнал о местоположении форта. Мы забрали с собой маяк, и попытаемся обмануть их, подав сигнал из других мест, но, боюсь, это вряд ли поможет. У нас есть шесть дней на то, чтобы найти ракеты и выпустить их по Лос-Анджелесу. Мы рассчитаем зону поражения так, чтобы она дошла до озера Оуэнс, не дальше. Если к тому времени военные успеют пересечь эту линию, тебе придется сражаться с ними самой. Не сердись на Алисию — она не знает, что произошло, и узнает лишь тогда, когда возвращаться будет поздно. Твой отец принял в ученики почти всех детей Нового мира, и теперь только ты — их командующая, их мать, их защитник. Я прошу, чтобы каждого из наших людей, ты приняла в свое племя, и чтобы каждый из них оставил свой камень на вашей стене. Я не знаю, сможем ли мы вернуться, но знаю, что это наш последний шанс все исправить. Мы уничтожим всю южную часть США, мы превратим ее в выжженную землю, а потом наши дети пойдут дальше и однажды уничтожат мертвых. Ты знаешь: я никогда не хотела сражаться с живыми. И очень надеюсь, что это будет последний раз, когда мне придется это делать. Спасибо тебе за все, чему ты научила меня, Анимигабовиквэ. Мы с Алисией не сумели построить Новый мир. Но, возможно, ты сможешь. Я в это верю. И она, я уверена, верит в это тоже. Прости меня за все. Кларк Гриффин.