Девяносто девять

Шли третьи сутки с момента, когда колонна смертников (так их называли в резервации) покинула форт и устремилась в Неваду. Помня предупреждение Элайзы, Аня усилила посты на трех рубежах обороны резервации, по ее приказу было собрано и почищено все имеющееся в наличии оружие, но беда была в том, что никто не знал, придут ли военные, и если да, то с какой стороны. Были сложности и с людьми Алисии: не каждый был готов вписаться в уклад жизни форта, и с каждым приходилось подолгу разговаривать, объяснять, убеждать. Двоих, поднимавших панику, она попросту выгнала: сказала, что ей не нужны здесь трусы. За этими двумя ушли еще пятнадцать. Хуже всего было то, что всякий раз, когда она видела отца, он смотрел на нее мудрым и спокойным взглядом, в котором легко читалось: «Я же тебе говорил». Да, он говорил. Говорил, что принять так много людей сразу — это значит подорвать привычный ритм жизни племени. Говорил, что такое количество белых — это смерть для резервации. Он вообще, по мнению Ани, слишком много говорил. Маркус, которого оставили здесь, предложил заминировать подходы к резервации. Но Аня медлила: ей все казалось, что этим они лишь разожгут панику, покажут людям, что война неизбежна. А паника в сложившейся ситуации была даже опаснее, чем сама война. Но потом она поговорила с Индрой, и все изменилось. Индра быстро выздоравливала. Рана на ее боку больше не гноилась, ее зашили неаккуратным швом и налепили сверху повязку. И тогда Индра вышла из больницы и пришла к Ане. — Надо поговорить, — сказала она, опираясь на локоть Маркуса и хмуро глядя в Анино лицо. Было видно, что она приняла какое-то решение, и это решение далось ей очень нелегко. — Говори, — велела Аня, присев на землю у шатра и взглядом пригласив их сделать то же самое. — Кейн сказал, что ты не хочешь делать минные поля вокруг лагеря, — мрачно сказала Индра, усаживаясь и скрещивая ноги. — Это правильный шаг. — Правильный? — удивилась Аня и посмотрела на Маркуса: — Но я думала, вы… — Когда военные придут, — перебила Индра, — они должны найти здесь только брошенный лагерь и два десятка трупов. Иначе нам всем конец. Аня ничего не понимала. Уйти? Оставить резервацию, в которой было так много создано для жизни и защиты? Тащить за собой две тысячи людей? — Пять лет назад, когда все только начиналось, первой ко мне пришла не командующая, а черный мужчина с седой бородой. Он сказал, что я должна вступить в коалицию и еженедельно посылать сведения о том, что в ней происходит. — Что? — первым воскликнул Маркус. — Индра, что ты такое говоришь? Она жестом остановила его. Лицо ее стало еще суровее и мрачнее. — Я согласилась, потому что была рада узнать, что в мире осталось хоть какое-то подобие централизованной власти, что есть люди, сумевшие не только выжить, но и присматривать за остальными. Но вскоре стало ясно, что они не собираются присматривать. Они собираются наблюдать. Ее губы изогнулись в гримасе отвращения. — Когда я поняла это, то рассказала обо всем командующей. Мы решили, что если я перестану отправлять сведения, то они пришлют кого-то еще. И я продолжила это делать. Аня покачала головой. Дьявол ее побери, Хэнтэйви и здесь оказалась на высоте. — Когда Офелия была уничтожена, командующая велела мне и Густусу плыть к островам. Она хотела знать, когда они придут, а в том, что придут, у нас сомнений не было. На полпути мы встретили лодку, в которой были двое. Они назвались дезертирами и сообщили, что нападение состоится очень скоро. — А потом? — нетерпеливо спросил Маркус. — Что было потом? — Я передала сообщение, в котором говорилось, что командующая решила сражаться за Люмен. Мы надеялись, что это даст нам время уйти: по нашему плану военные должны были высадиться на побережье, обустроить лагерь и только после напасть. Но вышло иначе. Индра вздохнула, видимо, вспомнив всех, кто погиб от этого «иначе». — Тогда командующая велела мне взять всех, кого смогу, и прорываться через баррикады. Я выполнила ее приказ и пошла на север, надеясь привести людей в резервацию. Вскоре стало ясно, что мы не дойдем пешком — слишком мало было еды, слишком мало воды, слишком тяжело было управлять таким количеством людей. Аня молча ждала продолжения. Ее рука, в начале рассказа потянувшаяся было к ножу, теперь спокойно лежала на колене. — Джон Мерфи спас нас, но меня укусили, и я сделала все для того, чтобы успеть привести его как можно ближе к границам резервации. Надеялась, что вы его поймаете и вместе найдете остальных. — Подожди, — сказал вдруг Маркус. Он выглядел пораженным и растерянным. — Я не понял. Кому ты передавала сведения? Кто все это устроил? — Группа военных, назвавших себя элитным подразделением армии США. Больше я ничего о них не знаю: мы общались только через спутниковый телефон, и связь фактически была односторонней. Индра посмотрела на Аню. — Я говорю все это лишь потому, что главный наш враг — это не те, кто придет с Юга. Никто из них не знает о резервации, и мы должны сделать так, чтобы они и не узнали. — Ты предлагаешь бросить все и уйти? — вспыхнула Аня. — Я так не думаю. Мы можем сражаться, и… — И даже один из них, оставшийся в живых, расскажет о резервации остальным. И тогда нам точно конец. Кроме того… Лицо Индры вновь продернулось горечью. — Они уничтожили Люмен за несколько часов. Сколько им понадобится времени на то, чтобы уничтожить резервацию? В ее словах был смысл, но, черт возьми, Ане отчаянно не хотелось верить в услышанное. Уйти отсюда значило бы обречь две тысячи человек на скитания в мире, заполненном мертвецами. — Ты не веришь, что Хэнтэйви с остальными сможет нанести ракетный удар? — прямо спросила она. — А ты веришь? — горько усмехнулась Индра. — Они отправились прямиком в пасть дьявола, и шансы на их успех не слишком велики. — Тогда какого черта ты не остановила их? — спросила Аня резко. — Какого черта не рассказала всего этого раньше? Маркус качнул головой. — Командующая знала, Анимигабовиквэ, — он отлично справился со сложным именем. — И если она решилась идти, значит, понимала, что другого выхода нет. — Или она послушала Вихэкэйду и отправилась прямиком в ловушку. Аня поднялась на ноги и сверху вниз посмотрела на Маркуса и Индру. На душе было тошно. — Через час я соберу совет племени. Вы расскажете совету все, что рассказали мне, и мы вместе примем решение. Одна я такого решения принять не смогу. *** Беллами гнал грузовик по дороге. Он вцепился в руль и тесно сжал зубы, отчего его лицо приобрело выражение какой-то слепой ярости и гнева. Сидящий рядом Мерфи затейливо матерился. — Джон, перестань, — попросила Элайза, втиснутая между Розмари и дверью и тревожно вглядывающаяся вперед. — Чертова сука, чертова мерзкая сука, искусственный разум, на хрен, чтоб ее черти на сковороде поджарили. — Джон, хватит! Он замолчал, но было видно, что мысленно он продолжает повторять свои ругательства, дрожа от пережитого и таким образом выплескивая его наружу. — Мне нужно перелезть в кузов, — сказала Розмари. — Вик и Рейвен, им может понадобиться моя помощь. Это было разумно, но Элайза не хотела останавливаться. Она понимала, что ранение Бекки задержит солдат, но надолго ли? — Что будем делать, когда доедем до завала? — сквозь зубы спросил Беллами. — Куда двинем потом? — Ты повезешь раненых в резервацию, — ответила Элайза. — А те, кто может сражаться, пойдут со мной дальше. — Куда, на хрен, дальше? — заорал Мерфи. — Куда, принцесса? Разве ты не понимаешь, что нет смысла никуда идти? Если эти бляди обосновались здесь, то они давно заняли все чертовы военные объекты. Нас туда никто не пустит! Но Элайза так не считала. У нее не выходило из головы то, что Бекка велела привести только ее и Мерфи, больше никого. Значит, только они имели значение. — Я не думаю, что она сказала нам всю правду, Джон. Я думаю, что им по-прежнему нужны коды, которые есть в твоей памяти. Я думаю, что это было одной из причин, почему она приказала Джахе напасть на Люмен. — И какого хрена ты так думаешь? — Когда Джаха допрашивал меня, он спросил, где ты, Джон. Если бы все было так, как сказала Бекка, ему было бы все равно: они бы перестали охотиться за тобой после смерти Офелии. Беллами вывернул руль, объезжая по обочине очередной завал машин. Тяжелые колеса скрипели, преодолевая сложную дорогу, а Беллами вытер пот со лба и сказал: — Зачем гадать? Давайте спросим у нее. Элайза покосилась на Розмари. Та сидела молча — бледная как смерть и, похоже, напуганная. — Действительно, — рявкнул Мерфи, изгибаясь на сиденье и хватая ее за горло. — Что скажешь, док? Раз уж перешла на нашу сторону — давай, открывай секреты суки в красном! — Джон, отпусти ее, — велела Элайза, и что-то такое было в ее голосе, отчего он сразу послушался. — Розмари, они заняли военные комплексы или нет? — Я не знаю, — ответила она и заторопилась: — Правда, не знаю. Я же практически все время была с вами, откуда мне знать? — Да? — подозрительно ухмыльнулся Мерфи. — А выглядело так, будто вы с сучкой лучшие подружки. — Это было так. Но теперь — нет. Послушайте, — голос Розмари стал умоляющим, — я ничего не сказала ей про резервацию, верно? Она не знает, и это самое главное. Но если Джаха со своим отрядом придет туда, то она будет знать. И тогда нам всем точно конец. Грузовик тряхнуло, и Элайза вцепилась в ручку над дверью. — Значит, делаем, как я сказала. Белл, ты отвезешь раненых и предупредишь Аню, а остальные пойдут со мной. — И как ты собираешься запустить ракеты без Рейвен и Вика? — спросил Беллами. — Не думаю, что это так уж легко. Вряд ли там на стене будет инструкция. Элайза пожала плечами. Ответа на этот вопрос у нее не было, но она знала, что должна попытаться. Иначе, как верно сказала Розмари, им всем конец. Она все еще пристально смотрела на дорогу, и, как оказалось, не зря: после очередного поворота на пути грузовика возникли две фигуры, и Элайза закричала: — Тормози! Беллами ударил по тормозам, всех швырнуло вперед, но грузовик успел остановиться. Элайза первой выскочила наружу и побежала. Она накинулась на Алисию, будто раненый зверь — вцепилась в нее руками, ногами, губами. Плакала от счастья, шептала что-то, непонятное даже ей самой. Стоящий рядом Эйден смотрел на них без улыбки. И Элайза знала, почему. — Ты сделала свой выбор, да? — спросила она, когда смогла наконец говорить. — Да, — кивнула Алисия, не выпуская ее из рук. — Я выбрала тебя. *** Мерфи улыбался, глядя, как они стоят, прижавшись друг к другу. Так, будто вокруг никого не было, как будто очередная опасность не нагоняла их сзади, как будто все исчезло, и остались только они. Но Беллами был другого мнения. — Эй, — крикнул он, высунувшись из грузовика. — Быстро залезайте. За нами наверняка уже отправили погоню. Розмари уже забралась в кузов, следом за ним туда же залезли Мерфи и Эйден. Элайза с Алисией сели в кабину, и грузовик снова тронулся с места. — Как ты, чувак? — спросил Мерфи, глядя на лежащего с открытыми глазами Вика. — Живой? — Вроде, — ответил тот. — А что вообще произошло? Принцесса действительно взяла заложника, чтобы вытащить нас из лап военных? Мерфи кивнул и посмотрел на Рейвен. Розмари осматривала ее, лежащую без сознания, и лицо ее было скорее мрачным, чем радостным. — Она жива? — быстро спросила Октавия. — Я проверяла пять минут назад, она дышала. — Жива. Но лучше бы поскорее доставить ее в резервацию. Грузовик снова затрясло: Беллами объезжал горы трупов, лежащих на шоссе. Мерфи ухватился за поручень, чтобы не упасть, и сквозь стекло посмотрел в кабину. Принцесса и командующая целовались — вцепились друг в друга, как чокнутые, и казалось, что еще секунда — и начнут раздеваться. — Бедняга Беллами, — усмехнулся Мерфи. — Пара эротических снов ему обеспечена. Он повернул голову и понял, что все смотрят на него: и Октавия, и Линкольн, и Атом, и Розмари, и даже Йонас с Истэкой. — Я сказал это вслух, да? — осознал он. — Дьявол. — Скорее его полномочный представитель, — сказал Линкольн, указывая на шоссе, расстилающееся за ними. Там, в клубах пыли, была видна машина. А, может, и несколько — они были далеко, и разглядеть было трудно. — Принцесса! — заорал Мерфи, колотя кулаком в стекло. — Принцесса, за нами погоня! Он увидел, как обернулась Элайза, как она быстро обменялась несколькими словами с Алисией, а в следующую секунду грузовик затормозил так резко, что все слетели со скамеек вниз. — Черт бы тебя побрал, Белл. Мерфи первым выбрался наружу, не забыв прихватить автомат. Элайза с Алисией уже стояли на обочине. — Быстрее, — скомандовала Элайза. — Кто может сражаться, все наружу. Мы задержим их, чтобы Беллами с ранеными мог уйти. Алисии явно не нравился этот план, и, похоже, не только ей: остальные не спешили покидать кузов грузовика, только Октавия по пояс высунулась наружу: — Лезьте обратно! Мы не будем разделяться. Вместе начали, вместе закончим. — Октавия, у нас нет времени спорить! — закричала Элайза. — Мы не можем тащить Рейвен и Вика с собой! — Вик только что сказал, что едет с нами. Не спорь, принцесса. Лезь в машину. Мерфи не успел ничего сделать: он увидел, как Элайза бросает короткий взгляд на Алисию, а после бежит к кабине и что-то кричит Беллами. А потом захлопывает дверь. Грузовик сорвался с места неожиданно и быстро. Мерфи стоял, открыв рот, и смотрел, как Алисия вынимает из-за спины мечи, а Элайза передергивает затвор пистолета. — Что ты сделала? — быстро спросил он. — Мы остаемся. Готовься к бою. Мерфи вытаращил глаза. — С мечами против военных машин? Принцесса, да ты, должно быть… Он замолчал, увидев, как Алисия вынимает из карманов мотоциклетной куртки гранаты. Дьявол, какие процессы происходят в мозгу этой девушки? Как она умудрилась притащить с собой из резервации гранаты? — На обочину, — скомандовала Алисия, передавая одну из гранат Мерфи, а другую — Элайзе. — Бьем только по первой машине, если будут остальные — будем драться. Машина была уже близко: звук ее мотора, еще несколько секунд назад неслышимый, теперь различался довольно четко. Мерфи охнул от боли в стертых ногах и, кряхтя, перелез через ограждение трассы. Элайза и Алисия сделали то же самое с другой стороны дороги. Он стоял на коленях в траве и судорожно вглядывался в облако пыли, стремительно приближающееся к ним. Граната была приведена в боевое состояние и готова к броску. «Ну что, мальчик-Джонни? Покажем им?» И они показали. Первая граната взорвалась прямо под передними колесами машины, разрывая на ошметки бампер и разбрасывая вокруг кровавые куски человеческих тел. Вторая угодила в кузов грузовика, следующего за машиной, а третья окончательно раскурочила обломки металла и образовала на дороге широкую воронку. Но там, среди дыма и вони, все еще были живые. Мерфи увидел, как Алисия перепрыгивает через ограждение и с мечом в руках бежит к останкам машин. Она была сейчас жутко страшная: оскалившаяся, с горящими глазами, с острым обнаженным клинком. Элайзу не было видно — похоже, она осталась за ограждением, но Алисия легко справлялась сама: скользила между обломками, будто ангел смерти, и точными движениями протыкала насквозь шевелящиеся головы солдат. Мерфи перестал смотреть на нее и перевел взгляд вдаль, на дорогу. Пыли больше не было, и это означало, что в ближайшие минуты новой погони не предвидится. Он поморщился и полез через ограждение, стараясь не касаться ступнями асфальта. Когда он наконец оказался на дороге, Элайза была уже там. — Скорее! — крикнула она ему в ухо. — Сейчас здесь будет полно мертвых. Втроем они побежали в ту сторону, куда уехал их грузовик. Каждый шаг давался Мерфи с трудом, ноги в ботинках как будто обливались кровью от каждого касания, и, как будто этого было мало, начала вдруг кружиться голова. — С дороги, — скомандовала Алисия. — Стадо впереди. Они снова перелезли через ограждение (и у командующей это получилось куда изящнее, чем у Мерфи), и скрылись среди кустов. Там Мерфи упал на землю и принялся расшнуровывать ботинки. Сердце все еще отчаянно билось после пережитой опасности. — Только целоваться не начинайте, — попросил он, увидев, как Элайза и Алисия смотрят друг на друга. — Давайте решим, что дальше. Если я верно понял, грузовик догонять мы не будем? Элайза молчала, а Алисия все-таки решила ответить: — Нет, Джон, мы не будем догонять грузовик. Беллами отвезет всех в резервацию и передаст Ане то, что вы узнали у военных. А мы пойдем дальше и доведем свою миссию до конца. Мерфи долго молчал, обдумывая услышанное. Слова «самоубийство», «чокнутая», «какого хрена» вихрем крутились в его голове. — Но, командующая… — Я больше не командующая, Джон, — перебила его Алисия, и ее зеленые глаза на мгновение показались ему черными. — Беллами довезет Эйдена до резервации, и там Аня примет его в ученики. Теперь командующим стал он. Вот, значит, как. Кажется, он начал понимать и поразился в очередной раз силе этой девушки, готовой пожертвовать чем угодно ради белокурой принцессы, стоящей рядом и держащей ее за руку. — Ладно, — сказал он, усмехнувшись. — Коммандос выходят на тропу войны, так? Но учтите: нам придется соорудить мне костыли, или что-то вроде этого. Я готов сдохнуть ради общей идеи, но, боюсь, мои ноги пока не готовы. *** На ночлег они расположились у ручья, узкой лентой бегущего между барханами. Алисия ушла и вернулась с дичью, Элайза развела костер, и теперь они втроем сидели вокруг него и ждали, когда мясо зажарится. Позади был долгий дневной переход, и оглушающая жара, и стоны Мерфи, которые он скрывал, но которые все равно были хорошо слышны. Сейчас, в сумерках, на небе уже загорались звезды, и казалось, что весь этот день был просто ночным кошмаром, который никогда не повторится. Но все знали, что завтра он повторится снова. — В какой момент ты приняла решение? — спросила Элайза, когда ужин был съеден и обессиленный Мерфи захрапел, свернувшись клубком прямо на песке у костра. Алисия улыбнулась, вспоминая. Она вспомнила, как шла с Эйденом по лесу, как прислушивалась к биению собственного сердца и тщетно пыталась удержать тошноту. С каждым шагом она все яснее понимала, что не сможет. И не потому, что кончились силы, не потому, что Элайза стала важнее, а просто потому, что на самом деле она уже давно перестала быть командующей и лишь притворялась ею, надеясь, что это сработает. — Ты была права, когда сказала, что рядом с тобой я не могу быть лидером, — сказала Алисия вслух, обняв Элайзу за плечи. — Если командир начинает думать сначала о своей женщине, и уж потом о своем народе, то это плохой командир. Жаль, что я не поняла этого раньше. — Но ты могла решить и по-другому, — возразила Элайза. — Да. Могла. Она вспомнила глаза Эйдена — пятилетнего мальчишки, смотрящего на нее снизу вверх, мальчишки, у которого на лице уже появилась печать смерти, мальчишки, у которого украли детство, а взамен не предложили ровным счетом ничего. Она смотрела на него тогда и понимала, что он — это она и есть, она — та, которой была пять лет назад, та, которая без тени сомнения вершила судьбы и управляла железной рукой. — Командующая… — прошептал он тогда, и она жестом заставила его замолчать. — Я больше не командующая, Эйден, — сказала четко и строго. — Теперь ты должен будешь занять мое место. Он не стал спрашивать, почему, и не стал ничего говорить. И это только убедило ее в верности принятого решения. Он опустился перед ней на одно колено и склонил голову. — Встань, командующий Нового мира, — сказала она. — Служи своему народу так же честно и верно, как служила ему я. Потом они долго шли назад, к дороге, и он молчал, сжимая в руке нож, а она отчего-то радовалась, отмеряя шагами каждый фут, приближающий ее к Элайзе. — Помнишь, однажды ты сказала мне, что когда-нибудь мы ничего не будем должны нашим людям, — сказала Алисия, заглядывая в грустные глаза Элайзы. Дождалась короткого кивка и продолжила: — Мы больше ничего им не должны, Кларк. И то, что мы сделаем, мы сделаем не потому, что обязаны, а потому… — Потому что так — правильно, — перебила Элайза, и Алисия улыбнулась ей. — Да. Нет больше командующей Нового мира, и нет больше принцессы Небесных людей. Есть просто ты и я, и то решение, которое мы приняли. Ночь они провели, лежа на песке и согревая друг друга в тесных объятиях. И первый раз за много лет Алисии не снились кошмары. Она просто спала и чувствовала себя счастливой и свободной. *** Совет племени собрался в шатре вождя. В центре развели костер, дым от которого улетал вверх через специально сделанное отверстие, а вокруг сели охотники — двенадцать человек, все — мужчины. Индру и Маркуса посадили рядом с Аней, уточнив, что они не участники совета, а только гости. Индра взглядом обвела лица охотников: трое белых, остальные — индейцы, но это было вполне объяснимо и понятно. Единственное, что ее задело, так это то, что среди них не было ни одной женщины. Прежде чем начать, все присутствующие поприветствовали друг друга и Великого Духа, позволившего им собраться вместе. Аня бросила в костер пригоршню какого-то порошка, и огонь на мгновение стал зеленовато-синим. А затем Индра рассказала им все, что знала. — Сегодня мы должны решить судьбу нашего племени, — сказала Аня, когда она закончила. — Остаться и сражаться за свой дом, или уйти и сохранить жизни. Индра ожидала, что охотники просто проголосуют, но в племени все было устроено иначе. — Каковы шансы, что Хэнтэйви и ее люди смогут уничтожить военных? — спросил один из охотников. Аня поморщилась. — Мы не можем этого знать. Я верю в силу Хэнтэйви, но если их встретит вооруженная армия, то шансы будут равны нулю. — У нас почти тысяча воинов, готовых сражаться, — вмешался другой охотник. — Есть оружие, взрывчатка. Мы сумеем защитить свой дом. — Но какой ценой? Сколько людей погибнет в этой войне? Один из белых охотников сделал жест рукой, напоминающий удар: — Мы никогда не бегали от опасности, мы встречали ее с гордо поднятой головой, так мы должны поступить и сейчас. Если останемся, погибнут воины, если уйдем — погибнут женщины и дети. Выбирать нечего. Аня молча ждала, пока выскажется каждый. Индра очень хотела тоже сказать, но понимала, что это будет не к месту. Рядом с ней с тем же желанием ерзал Маркус. — Вы забываете, что, уничтожив отряд, мы выдадим свое расположение, — сказала Аня. — Военных больше, и пока они не знают о нас, знают только, что здесь что-то есть и отсюда был послан сигнал. Если мы уничтожим их, они будут знать. — Они будут знать, только если мы уничтожим не всех, — возразил охотник, и Индра больше не смогла молчать. Она посмотрела на Аню, обвела взглядом остальных, и заговорила: — Я по-прежнему считаю, что мы должны уйти отсюда, разрушив все, что можно, и оставив много трупов. Тогда они решат, что сигнал был послан группой, которая пошла дальше, ничего здесь не обнаружив. Но если вы хотите сражаться… Договорить ей не удалось: снаружи стал слышен какой-то шум, словно кто-то пытался войти в шатер, а ему не позволяли. Индра вопросительно глянула на Аню, и та пожала плечами. — Пустите! — донесся истошный вопль. — У меня важная информация! — Никто не вправе прерывать совет, — медленно сказала Аня. — Но, похоже, ситуация исключительная. Охотники согласились с этим, и через секунду в шатер ворвалась Октавия. Маркус вскочил ей навстречу, остальные остались на своих местах. — Где Хэнтэйви? — быстро спросила Аня. — Алисия? — задыхаясь, уточнила Октавия. — Они с Элайзой и Мерфи ушли искать чертовы ракеты, а нас на грузовике отправили сюда. — На каком еще грузовике? — В Неваде огромный лагерь военных. Они взяли нас в плен, но Элайза вытащила нас оттуда и стащила у них грузовик. Рейвен и Вик ранены, остальные живы, но… Охотники хранили молчание, Индра смотрела на Октавию, и ничего не понимала. Пока в шатер не вошел Эйден. Он вошел тихо, но его сразу заметили — слишком гордо была поднята его голова, слишком яростно блестели его глаза. — Приветствуйте командующего Нового мира, — пробормотала Октавия. И Индра все поняла. — Алисия передала тебе титул? — спросила она, опускаясь перед Эйденом на одно колено. — Да, — ответил тот, подходя к Ане и наклоняя голову вниз. — Анимигабовиквэ, прошу тебя исполнить последнюю просьбу командующей и взять меня в ученики. Клянусь следовать за тобой и вести за тобой своих людей, клянусь подчиняться твоим решениям и быть верным твоим помыслам. Я стану достойным, если ты это позволишь. В шатре воцарилось молчание. Аня смотрела сверху вниз на Эйдена, Индра по-прежнему стояла, преклонив колено, а рядом с ней точно так же стоял Маркус. И было ясно, что сейчас — точка принятия решения, решения, за которым либо объединение, либо раскол. Земной народ не пойдет за вождем племени, но пойдет за новым командующим. — Я беру тебя в ученики, Эйден из земных людей, — громко и четко произнесла Аня. — Отныне и впредь твое имя будет Энэпей — храбрый, и твои люди станут моими людьми. Эйден кивнул и впервые за все время посмотрел на Индру. — Она велела передать, чтобы мы сражались до последнего, — сказал он. — Велела сказать, что люди Нового мира достаточно бегали от опасности, и настало время дать отпор тем, кто сомневается в наших силах. Один за другим охотники поднимались на ноги. Они выглядели угрожающе и страшно — сильные, закаленные боями мужчины, среди которых стоял теперь маленький мальчик, мальчик, который принес последнее послание от своей командующей, от командующей, которая пошла на смертельную миссию ради того, чтобы доказать: люди Нового мира не согнутся перед теми, кто придет уничтожить их. — Да будет так, — голос Ани громом наполнил шатер. — Форт Индепенденс выполнит последнюю волю командующей Нового мира, великой Хэнтэйви. Мы примем бой и докажем, что не просто так носим гордое название. Независимость была нашим флагом с самого начала и будет им всегда. Пока будет дышать хоть один человек, положивший камень на нашу стену. Индра проглотила комок, подступивший к горлу. — Мы выполним свой долг, Анимигабовиквэ, — срывающимся голосом сказал Эйден. — Даже если это будет стоить нам жизни. *** Шли третьи сутки похода, и Элайза начинала думать, что они никогда не найдут то, что ищут. Но к вечеру совершенно случайно они наткнулись на нечто, напоминающее рельсы, и, разбросав насыпанный сверху песок, поняли, что не ошиблись. — Это та самая железнодорожная ветка, — сказала Алисия. — Мы почти дошли. Мерфи молчал: ему было сложнее всех. Последние часы он мог идти, только опираясь на их плечи, лицо его было красным от солнечных ожогов, а вечная улыбка уже давно не появлялась на лице. Впрочем, Алисия выглядела не лучше. Ремень автомата оставил на ее шее красную полосу, а кожа лица словно задубела от солнца и ветров пустыни. Элайза развернула карту и прикинула расстояние. Получалось, что если идти по железнодорожной ветке, то где-то через пару часов они дойдут до первого из объектов. Найдут ли они там то, что ищут? И если да, смогут ли они этим воспользоваться? — Надо идти, — Алисия подошла и на секунду коснулась губами ее обветренных губ. — Времени осталось мало. — Тебе не страшно? — тихо спросила Элайза. — Потому что мне — определенно да. Алисия улыбнулась. — Я не боюсь смерти, когда ты рядом. Они обменялись теплыми взглядами и подхватив Мерфи, пошли вперед, расчищая со шпал песок и оставляя следы, которые тут же заметало сильным ветром. Наверное, они были похожи сейчас на бедуинов, преодолевающих пустынные барханы в поисках пищи и крова. Опаленные ветром и солнцем, уставшие, грязные, они шли вперед, и Элайза хорошо понимала, что надежды почти нет, что шансы на успех — мизерные, но даже такие шансы стоили того, чтобы попытаться. Через несколько часов железнодорожная ветка привела их к высокому забору, покосившемуся от времени. Элайза радостно вскрикнула: — Похоже, что нет здесь никаких военных. Неожиданная удача придала сил, и втроем они кое-как перелезли через забор и пошли к бетонному зданию, сереющему среди песков. Внутрь входили по очереди: сначала Алисия, держащая наготове мечи, потом Элайза, на плече которой повис Мерфи. Шаги по длинному коридору отзывались гулко и тревожно, ни живых, ни мертвых видно не было. Элайза вглядывалась в таблички на стенах, но, естественно, ни одна из них не гласила «Пункт запуска межконтинентальных ракет». — Сюда, — шепотом сказала Алисия, с трудом открывая металлическую дверь. — Похоже, центр управления должен быть где-то здесь. Вместо центра управления они увидели большой зал, наполненный какими-то вычислительными машинами. Ни одного монитора, ни одной клавиатуры — только провода, микросхемы, да корпуса, покрытые сантиметровым слоем пыли. — Что это? — спросила Элайза. — Понятия не имею. Идем, вон там, кажется, есть еще дверь. Они как будто шли по царству мертвых: все здесь давно умерло, перестало работать, отказало от старости. — Почему нет трупов? — с трудом произнес Мерфи. — Не могли же они все успеть эвакуироваться. Элайзу тоже беспокоил этот вопрос, и вскоре они нашли ответ. Военные оказались предусмотрительными: за следующей дверью они нашли послание, написанное краской прямо на бетонной стене: «Мы покидаем объект, зная, что никогда сюда не вернемся. Мы храбро сражались, но укушенных слишком много для того, чтобы суметь уничтожить их всех. Тех, кто еще не обратился, мы заперли в подвале. Они больше не солдаты армии США, теперь они — что-то другое, и мы не испытываем угрызений совести, оставляя их здесь». — Что это? — спросила Алисия, указывая на едва различимые надписи чуть ниже. — Подписи, — прошептала Элайза. — Миксон, Леви, Эрендейн, Коллинз… Здесь был отец Финна. Это он написал. Она не понимала, откуда взялась в ней эта уверенность, но доверяла ей полностью. Отец Финна был здесь и пытался сражаться, а потом ушел вместе с остальными творить хаос и беззаконие. — Ну, по крайней мере, трупаки в подвале, — усмехнулся Мерфи. — Может, уже найдем то, что нам нужно, и свалим отсюда? То, что им было нужно, они нашли не скоро. Пришлось долго ходить по запутанным серым коридорам, дышать затхлым воздухом и разглядывать выцветшие от времени указатели. Но время пришло, и за очередной дверью оказалась лестница, ведущая вниз, в бункер. Они спустились по ступенькам, и Алисия зажгла фонарь. Узкий луч выхватил из темноты множество вычислительных машин, но на этот раз они выглядели живыми, выглядели спящими. И у некоторых из них были мониторы. — Так, — сказала Элайза, помогая Мерфи сесть на холодный пол. — Надо найти, где включается питание. Это оказалось легче легкого: Алисия обшарила стены, увидела рубильник и повернула его. В бункере зажегся свет, машины загудели, просыпаясь, а мониторы ожили голубым сиянием. — Куда вводить чертовы коды? — спросила Элайза, разглядывая цифры и буквы на мониторах. — Я ничего не понимаю. Алисия подошла и встала рядом. Нажала на несколько пыльных клавиш клавиатуры. — Открой карту и переверни обратной стороной, — велела она, и Элайза выполнила приказ. Там была инструкция. Или даже не инструкция, а просто несколько строк, написанных знакомым до боли почерком, написанных торопливо, в спешке. Элайза сглотнула подступившие к горлу слезы и сказала: — Нужно ввести команду, я буду диктовать по буквам, а ты пиши. Медленно, по одной букве, они писали то, что было на обороте карты. Монитор мигал, никаких картинок, хоть как-то обозначающих происходящее, не было: только синий экран и бесконечный ряд символов. — Теперь код, — сказала Алисия, не оборачиваясь. — Мерфи, диктуй. — Вы уверены? — его голос раздался очень близко. Элайза повернула голову и увидела, что он подошел к ним и встал за спинами. — Я хочу сказать, разве не то же самое сделала Бекка в прошлой жизни? Мы собираемся выпустить на свободу дьявола, так? И уверены ли вы, что это лучшее решение? Элайза с грустью посмотрела на Алисию и прочла в ее глазах такую же грусть. Она улыбнулась и обняла удивленного Мерфи за шею. — Мы не будем запускать ракеты, Джон. Мы здесь не для того, чтобы выпустить дьявола на волю, а для того, чтобы уничтожить его раз и навсегда. Темная ночь укутывала долгожданной прохладой и свежестью остывшего воздуха. Элайза сидела у костра, обняв Алисию и положив голову на ее плечо. — Последняя ночь, — прошептала она задумчиво. — Если завтра мы не дойдем до места, то все закончится. Дальше идти мы не сможем. Алисия молчала: то ли не хотела отвечать, то ли ответить было просто нечего. Вместо слов она просто наклонила голову и поцеловала Элайзу в висок. — Знаешь, о чем я думаю? — продолжила та. — О том, что в размышлениях об ошибках, совершенных в прошлой жизни, мы совершенно забыли о самой главной. Она почувствовала, как вздрогнула Алисия, и поняла, что в этот раз они думали об одном и том же. — Из века в век все происходит одинаково, Лекса. Сначала люди сражаются друг с другом при помощи палок и камней, потом кто-то придумывает копья, затем — мушкеты, пистолеты, пушки. И настает момент, когда вместо ружей и автоматов в бой вступают ракеты. — Что ты хочешь этим сказать? — спросила Алисия тихо. Элайза повернулась так, чтобы смотреть ей в глаза. В любимые зеленые глаза, за еще один взгляд которых не жалко было отдать и две жизни. — Какой приказ ты отдала Эйдену после того, как сделала его командующим? — Сражаться до конца. Отстаивать свой новый дом до последней капли крови. Элайза улыбнулась. Алисия смотрела на нее мрачно и настороженно, и было радостно понимать, что для этой настороженности больше нет никаких причин. — Ты уже тогда знала, что именно мы должны будем сделать? — Да. Господи, она так сильно любила ее, и в эти секунды у нее не нашлось слов, чтобы хоть как-то выразить это: свою нежность, свое тепло, свою благодарность. И она просто прижалась губами к губам Алисии и шепнула в них: — Кажется, мы все же научились принимать общие решения, Лекса. Во всяком случае, это решение точно будет нашим общим. Элайза и Мерфи стояли совсем близко друг к другу, и руки Элайзы обнимали покрытую грязью дороги шею, и глаза пытливо рассматривали обожженное лицо. — В прошлой жизни человечество совершило ошибку, выпустив на свободу детище Бекки и позволив этому детищу уничтожить Землю. И мне кажется, Джон, что именно мы трое должны не допустить, чтобы это повторилось снова. — Почему мы трое? — глухо спросил он. — Вспомни, чем все закончилось в той жизни, — грустно сказала она. — Думаю, именно поэтому. На секунду Элайза снова ощутила себя восемнадцатилетней девчонкой. Стены бункера таяли на глазах, открывая за собой улицы, и перекрестки, и высокие здания, и яркий солнечный свет, слепящий глаза. Она больше не была Элайзой, теперь она снова была Кларк, и рядом с ней стояла Лекса в костюме командующей, и Мерфи — удивленно смотрящий на собственные ноги. — Они не болят, — удивленно сказал он. Кларк улыбнулась. — В этом блядском Городе Света нет боли, помнишь? Они засмеялись — и Кларк, и Лекса, и Мерфи. Смеялись так, будто их ожидала не последняя в их жизни миссия, а веселый вечер в баре с друзьями и неисчислимым количеством коктейлей. — Это же массовые галлюцинации, верно? — спросил Мерфи, отсмеявшись. — У нас просто крыша поехала? Кларк не ответила: она смотрела на Лексу. На худую, подтянутую, улыбающуюся Лексу, глаза которой блестели еще ярче на фоне боевого раскраса вокруг. — Ты была права, когда говорила, что смерть — это не конец. — Ты была права, когда говорила, что жизнь — это не только выживание. Они взялись за руки, крепко стискивая ладони друг друга. Трудно было оторвать взгляд, трудно было перестать смотреть в любимые глаза, но Кларк сделала это и посмотрела на Мерфи. — И что дальше? — спросил тот. — Это конец? — Нет. Еще нет. Город вокруг начал сужаться, здания словно наползали друг на друга, дороги сворачивались в клубки, а редкие машины просто исчезали, растворяясь в воздухе. А с неба зазвучал до боли знакомый голос: — Вы действительно думаете, что сможете это сделать? — Бекка говорила безжизненно, без интонаций. — Вы правда решили, что сможете разрушить мои планы? Для этого вам не хватит только кода. Вам понадобится кое-что еще. Кларк улыбнулась и подняла голову вверх. — Много лет назад отец привез меня в форт Индепенденс, чтобы индейцы научили меня искусству выживания. Я провела там полгода, а когда они истекли, он приехал за мной, чтобы отвезти домой. Она остановилась на секунду, чтобы бросить еще один взгляд на Лексу, и продолжила: — Когда мы ехали обратно, он спел мне песенку. Дурацкую, глупую песенку, одну из тех, что своей глупостью врезаются в память на долгие годы. Я запомнила эту песенку, Бекка. Я до сих пор ее помню. Вместо голоса с неба послышался какой-то шум, но Элайзе было все равно. Она улыбалась, держала Лексу за руку, и напевала: — Поверни рычаг, сделай первый шаг, а потом забудь все, что было до. Разверни на час, а потом на два, поверни рычаг, сделай новый шаг. Ее голос с каждым словом звучал все громче и громче, и с каждым звуком небо хмурилось, становилось серым, тяжелым, нависало над головой. А Кларк продолжала петь, улыбаясь все шире и шире: — Если все забыть, если все простить, повернуть на три, повернуть на час, а потом уйти, а потом впустить, сделать первый шаг, сделать первый раз. — Ты ничего не добьешься этим, девчонка! — громыхнул с неба голос, и теперь в нем были, о да, были эмоции! — Я найду тебя, я найду тебя и уничтожу! Тебя и всех, кто посмел помогать тебе! Кларк засмеялась. Она обеими руками обняла Лексу и Мерфи за шеи и притянула их к себе. Их лица почти коснулись друг друга, и дыхание на секунду стало одно на троих. — Мы закончили, — сказала она шепотом. — Мы сделали это, понимаете? И я хочу, чтобы вы знали: для меня будет честью умереть вместе с вами. Уйти в другой мир с любимой и другом — разве может девушка еще о чем-то мечтать? Еще несколько секунд она смотрела в глаза Лексе, зная, что больше ничего не нужно говорить, зная, что все важное уже давно сказано, а все, что осталось, они скажут друг другу в новой — следующей — жизни. А потом эти секунды прошли, и мир схлопнулся, оставляя за собой только гарь и пепел раздавшегося взрыва. *** — Они близко, — выдохнул разведчик, едва вбежав через ворота резервации. — Идут с юга, я насчитал пять сотен голов. — Прекрасно, — кивнула Аня и отдала приказ стоящей рядом Индре: — Бери своих людей и занимай позиции. Напомни Линкольну, чтобы они не высовывались до сигнала. Мои охотники уже на месте. Индра коротко кивнула и ушла, хмурая и сосредоточенная, придерживающая ладонью рукоять меча на бедре. Аня склонилась над картой. — Теперь ты, — сказала она, жестом призывая Беллами подойти ближе. — Твой отряд должен быть вот здесь максимум через час. Когда станет совсем жарко, уходите. Нам не нужны лишние жертвы. — Понял. Как быть с Октавией? Аня нахмурилась. Дерзкая девчонка рвалась в бой, и по просьбе Линкольна ее пришлось запереть в одной из палат больницы. В процессе запирания она исцарапала лица двоих воинов, а одного и вовсе вывела из строя. — Если хочешь, бери ее с собой, — решила она. — Все равно убежит рано или поздно, а так хоть под присмотром будет. События разворачивались стремительно, и вскоре в шатре никого не осталось, кроме Ани и почтительно стоящего в стороне Эйдена. Кто-то из женщин дал ему индейскую одежду, и теперь он почти ничем не отличался от самой Ани, разве что нож остался старым, военного образца. — Энепэй, — сказала Аня, глядя на него. — Ты готов исполнить свой долг? — Да, Анимигабовиквэ. Во славу и в память командующей Хэнтэйви я сделаю то, что должен. Она кивнула и вышла из шатра, зная, что он последует за ней. В резервации сегодня было шумно: люди беспокоились, тревожились, сновали туда-сюда в ожидании новостей. И когда на горизонте стали видны первые взрывы, Аня велела собрать всех перед больницей и вместе с Эйденом поднялась в палату второго этажа. Окна были распахнуты настежь, и она могла видеть всех людей Индепенденс, собравшихся внизу. Эйден стоял рядом — суровый и гордый. — Приветствуйте вождя племени и командующего Нового мира, — громко и твердо произнесла Аня. — Сегодня важный день для резервации, и этот день покажет, достойны ли мы носить гордое название «Независимость». *** Грузовик мчался по дороге с огромной скоростью, подпрыгивая на камнях и черепах бывших мертвецов. Октавия ругалась: начиная с того момента, как Беллами освободил ее из заточения, ее рот не закрывался ни на минуту. — Ладно Линкольн, старая бабка, его я еще могу понять! Но чертова вождь, Анигамо-как-ее-там, какого хрена она решила меня запереть? Я воин! Я могу сражаться! Беллами молчал, вдавливая в пол педаль газа и тревожно вглядываясь вперед. Многое зависело от того, успеют ли они вовремя, и он не хотел отвлекаться. Но Октавия продолжала ругаться, и отвлечься пришлось. — Если ты думаешь, что это что-то меняет между нами, то ты ошибаешься, — заявила она сквозь зубы. — Мое отношение к тебе осталось прежним. Он покосился на нее и снова перевел взгляд на дорогу. — Ты можешь злиться на меня, ругать меня, ненавидеть, — тихо сказал он, — но ты всегда была, есть и будешь моей сестрой. Я совершил много ошибок, и, похоже, заслужил твою ненависть. Но мне важно, чтобы ты знала: я люблю тебя, О. И буду любить несмотря ни на что. — Очень трогательно, — усмехнулась Октавия, но в этой усмешке он расслышал толику сомнения. — Теперь я должна броситься тебе на шею и зарыдать? — Нет, — покачал головой Беллами. — Лучше достань из-под сиденья автомат. Мы почти на месте. *** Линкольн лежал на животе, скрытый в высокой траве, и думал об Октавии. Наверняка она сопротивлялась, когда по Аниному приказу ее запирали в комнате. Да что уж там, она точно сопротивлялась, и кричала, наверное, и ругалась как сапожник. Но в племени Индепенденс уважали право мужа решать судьбу жены. Охотнику легче умирать, зная, что его семья в безопасности. — Идут, — послышался рядом голос Истэки, и Линкольн посмотрел на дорогу. По ней двигались солдаты. Вначале дозор, после — две колонны, следом — еще две, и несколько замыкающих, толкающих самодельные тележки. — Тихо, — шепотом скомандовал Линкольн. — Никто не встает без приказа. Если бы только у них была связь… Когда обсуждали план, все понимали, что многое отдали бы за два десятка работающих раций, но — увы — раций было всего две, а этого явно было недостаточно. Линкольн лежал и смотрел, как военные медленно двигаются по дороге, как дозорные осматриваются вокруг, как кто-то из колонны отбегает в сторону, на ходу расстегивая ширинку штанов. Эти люди пришли, чтобы уничтожить их. И никто из них не уйдет безнаказанным. *** — Какого хера? — выругался Атом, сидящий на ветке дерева и в бинокль разглядывающий двигающуюся по дороге колонну. — Где остальные? Индра, сидящая на соседней ветке, промолчала. Все было ясно: они разделились, и это здорово уменьшало шансы на победу. Но — хвала небесам — Анимигабовиквэ учла и это. — Готовь ракету, — велела она, когда первая колонна поравнялась с выступом на скале, отделяющим дорогу от перевала. — Отсчет пошел. Она слышала, как Атом завозился, доставая сигнальный пистолет, слышала, как остальные воины приготовили оружие, досчитала про себя до десяти и крикнула: — Давай! Ракета взмыла вверх с оглушительным треском, и следом за ним солдаты из колонны сгруппировались и немедленно открыли огонь. Они стреляли по деревьям, но на них уже не было ни Индры, ни Атома. Оба лежали внизу, в кустах, приладив к плечам приклады автоматов, и выжидали. *** Беллами увидел, как взмыла вдалеке ракета, и остановил машину. — Вытряхиваемся, — сказал он, заглушив мотор и рывком вытащив из-под сиденья винтовку. Из кузова уже выпрыгивали на дорогу люди. Охотники и земляне — все вперемешку, всего двадцать человек — все, кто поместился в машину. — Давайте, — Беллами в несколько прыжков достиг обочины и залег там, глядя, как остальные делают то же самое. — Ты бы хоть план мне рассказал, — задыхаясь, попросила Октавия, улегшаяся рядом. Он улыбнулся. — Потерпи немного, О. Тебе понравится. *** — Вперед! — скомандовал Линкольн, увидев взлетающую вверх ракету. — Начали! Сотня человек единым духом поднялась из травы, держа наготове оружие, две сотни ног ударились о землю, и сотня голосов слились в один, но громогласный, страшный: — Это наша земля! Они напали с тыла, и солдаты, не ожидавшие этого, растерялись и сломали строй. Линкольн бежал первым, не целясь стреляя — очередь за очередью — а следом за ним с ревом бежали остальные. Под их натиском солдаты дрогнули и начали отступать, двигаясь вперед, к выступу на скале, после которого начинался перевал, ведущий к Йотемиси. — Не снижать плотность огня! — закричал Линкольн во весь голос. — Давим их! Вперед! Один за другим солдаты падали, сраженные стрелами и пулями. Линкольн знал, что и у них есть потери — он слышал стоны и крики за спиной, но это уже не могло остановить ни его, ни остальных — пока еще живых — воинов. «Если мне придется сегодня умереть, я умру с твоим именем на губах». — Еще немного! Быстрее! Он первым догнал брошенные телеги с боеприпасами и провизией, достал из кармана сигнальный пистолет и выстрелил вверх синей ракетой. *** — Есть сигнал, — закричал Атом, вне себя от радости. — Индра, есть сигнал! Она зарычала, поднимаясь на ноги и оглядываясь на встающих из кустов воинов. — Это наша земля! — рык вырвался из ее горла. — За мной! Словно вестники смерти, они толпой подбежали к дороге и открыли огонь по сломанному, растерянному строю солдат. Было слышно, как сзади их теснит группа Линкольна, и было ясно, что все закончится совсем скоро. Индра шла впереди, стреляя на ходу, оскаливаясь при виде каждого падающего на землю солдата, и ненависть в ее груди разгоралась с каждым шагом все ярче и ярче. Но ей не дали выплеснуть ее целиком. Что-то с силой ударило ее в грудь, опрокидывая назад, и глаза сомкнулись, отделяя одну жизнь от другой и превращая живое в мертвое. *** — Беллами, сигнал! — Йонас первым заметил ракету, и Беллами посмотрел, куда он указал. — Пора. Один за другим они выскочили на дорогу и облепили машину с двух сторон. — Навались! Колеса шевельнулись, поддаваясь, и Беллами, сдирая кожу на руках, надавил сильнее. Тяжелая машина двинулась вперед, к обрыву, с каждой секундой двигаясь все быстрее, набирая ход, и в конце концов Беллами отпрыгнул с криком: — В сторону! Он бросил взгляд на Октавию: конечно же, она помогала вместе с остальными. А в следующее мгновение снизу донесся шум и скрежет сминаемого металла, а следом за ним — взрыв. — На позиции! Они снова залегли на обочине, прямо над бегающими туда-сюда и невпопад стреляющими военными, многие из которых погибли при взрыве, а тех, кто остался в живых, теснили с двух сторон. — Огонь! Беллами почувствовал, как Октавия легла рядом и принялась стрелять. Он покосился, чтобы убедиться: на ее лице сияло выражение восторга. — Отличный план, Белл! — крикнула она, улыбаясь. — Отличный план! *** Рация в Аниной руке ожила и затрещала помехами, сквозь которые едва можно было разобрать голос Маркуса. — Индра мертва, — услышала она. — Мы окружили военных и сомнем их, не сомневайся. Но здесь их всего сотни две, не больше. Остальные идут к вам через Акведук Лос-Анджелеса. — Мы примем их, — коротко ответила Аня. — Действуй по плану. Она убрала рацию в карман и сверху вниз посмотрела на Эйдена. — Готов? — спросила тихо. — Готов. Толпа заревела, когда Аня сделала шаг вперед и подняла руку. Кто-то кричал, кто-то свистел, кто-то пытался аплодировать. Но она сделала жест пальцами, и все замолчали. — Все вы знаете, что прямо сейчас наши воины дерутся не на жизнь, а на смерть с непрошенными захватчиками, — сказала она громко. — Нет такой семьи в племени, которой не коснется сегодня радость или горе. Я верю и знаю, что каждый из наших сыновей и братьев будет достоин встречи с Великим Духом в конце своего пути. Она на мгновение замолчала, сглатывая комок. — Но солдаты разделились. Те, кого уничтожат наши братья, это лишь малая часть. Остальные надвигаются на нас через акведук и скоро будут здесь. Толпа колыхнулась, заволновалась. — Что нам делать? — Надо бежать, пока не поздно! — У нас нет оружия! Мы не сможем сражаться! Аня снова жестом заставила всех замолчать. — Вы можете уйти. Прямо сейчас забрать своих детей, свои пожитки, оставив здесь все, что мы построили за эти годы. Вы можете уйти в горы и начать все заново, скрываясь от военных, надеясь, что они никогда вас не найдут. Или… Она кивнула Эйдену, и тот сделал шаг вперед. — Приветствуйте командующего Нового мира! Один за другим земляне опускались на колени, а индейцы смотрели на них, не понимая, что происходит. Но Аня опустилась на колено тоже, и у них не осталось выбора. Тысяча человек склонилась перед пятилетним мальчиком, смотрящим на них сверху вниз. — Лекса, Кларк, Джон, — Эйден словно вбивал гвозди в металл, четко выговаривая имена. — Вы знаете их, как командующую, принцессу и вора. Они ушли, чтобы ценой своих жизней дать нам шанс на лучшее будущее. Они умрут, или уже умерли, выполняя свою последнюю миссию — взрывая пункты запуска ракет, способных уничтожить все живое. Аня поразилась тому, как четко и ясно он говорил. Словно ему было не пять, а как минимум на десяток лет больше. — Командующая Нового мира сказала мне перед тем, как уйти. Она сказала: ваша свобода в ваших руках. Хватит прятаться и бояться. Вы хотите свободы? Идите и возьмите ее! Сражайтесь за то, что вам дорого. Мы отдали им Люмен, мы позволили им уничтожить его. Но мы не отдадим резервацию! Пока есть здесь хоть кто-то, способный держать в руках палку, мы будем биться за наш новый дом! Из толпы донеслись крики. Один за другим люди поднимались на ноги, что-то кричали, шум делался все сильнее и сильнее, но сквозь него по-прежнему звенел мальчишеский голос: — Все, кто хочет уйти, уходите! Но каждый, кто решит остаться, будет знать: останемся мы сегодня в живых или нет, будет зависеть только от нас. Мы все — люди Нового мира! И эта земля принадлежит нам! *** — Линкольн! — Октавия! Она налетела на него, будто кошка, и запрыгнула, обхватывая руками и ногами, и ругалась, и целовала, и снова принималась ругаться. Все три группы соединились в одну, и оставшиеся в живых воины ходили между трупами, пробивая головы, и оттаскивали в сторону раненых. — Беллами! Атом! Маркус! Никогда до сих пор она не была так счастлива. Они победили: ни один из солдат не смог уйти из организованного ими котла, все они были или мертвы, или ранены, или обезоружены и связаны по рукам и ногам. Но почему-то счастливой была только она. Линкольн хмурился, Атом отводил глаза, а из глаз Маркуса, кажется, катились слезы. — Что? — спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо. — Кейн, что? Он показал взглядом, и она увидела, как двое воинов несут на носилках темное тело. — Индра… Линкольн схватил ее за руку, но Октавия вырвалась и подошла, сглатывая слезы. Индра лежала, будто живая, — такая же суровая, как всегда, такая же хмурая и словно высеченная из камня. — Инна Дрей, — сказал оказавшийся рядом Маркус. — Ее звали Инна Дрей. — Сделаем так, чтобы ты нас помнила, — прошептала Октавия, на мгновение касаясь еще теплой руки Индры. — Я сделаю так, чтобы ты меня помнила. Она смотрела на Индру, а в ушах ее звенело старое, из прошлой жизни: «Воин не оплакивает павших, пока бой не окончен». И тогда, вспомнив это, Октавия вытерла слезы и повернулась к Линкольну: — Что дальше? — спросила, глядя исподлобья. — Возвращаемся? — Да, — ответил он. — Мы должны отрезать тех, кто движется к резервации. Иначе это будет пиррова победа. *** Аня бежала вдоль западной стены резервации, туда, где шум выстрелов был особенно плотным. Она видела сотни людей, выпускающих со стен стрелы, швыряющих камни, выливающих на захватчиков ведра разогретой до состояния кипятка воды. Всего полчаса длился бой, но многие уже пали, сраженные пулями и осколками мин, которые солдаты выпускали по резервации. Но стены все еще держались, и люди держались тоже. — Анимигабовиквэ! — она остановилась, чуть не сбив с ног отца. Рядом с ним стояли все его ученики: и индейцы, и белые — все вперемешку. — Мы идем к восточным воротам, там нужна помощь. — Отец! — взмолилась она в ужасе. — Не делай этого! Мы должны сохранить детей любой ценой, иначе некому будет вести племя, когда все закончится. Он положил руку ей на плечо. — Из трусов, прячущихся за спинами других, не получится хороших вождей, — сказал он строго. — Иди и сражайся, и дай нам исполнить свой долг. Совсем близко разорвалась мина, Аню и остальных засыпало кусками земли, но все были живы. И она кивнула и махнула рукой: — Идите. И побежала дальше. У восточной стены творился настоящий ад. Множество тел — убитых, разорванных на куски взрывами, но оставшиеся в живых продолжали стрелять, укрываясь за камнями, сложенными в главный оплот резервации. — Надо уничтожить минометы, — закричал Эйден, появляясь перед Аней. — Пока они лупят минами, мы ни черта не сделаем. Он был весь покрыт кровью, хлещущей из раны на плече. — Розмари! — крикнула Аня. — Розмари, сюда! Пока она перевязывала рвущегося в бой Эйдена, Аня забралась на сторожевую башню и в бинокль посмотрела на позиции солдат. Она увидела черного мужчину с седой бородой, стоящего рядом с пятеркой минометов. Достать их отсюда нечего было и думать: они были надежно укрыты за деревьями и живыми преградами в виде стреляющих на поражение солдат. Эйден был прав: еще полчаса беспрерывного минометного огня, и от резервации останется только воспоминание. Аня на мгновение подняла голову к небу, а потом достала из кармана гранату и принялась спускаться вниз. Но она не успела. Справа раздался шум двигателя, и прямо сквозь деревья промчался мотоцикл. — Кто это? — выдохнула Аня, не справившись с волнением. И тут же поняла, кто. Это была Рейвен — бледная, с замотанным бинтами торсом, крепко держащаяся за руль мотоцикла и… повесившая на шею целую связку гранат. — Прикрыть ее! — вне себя от ужаса закричала Аня. — Огонь из всех стволов! Солдаты стреляли по мотоциклу, но будто сам Великий Дух берег Рейвен от выстрелов. Она приближалась к минометам, и время растягивалось, будто резиновое, и становилось вязким, словно свежая кровь, вытекающая из ран. Мотоцикл на полной скорости сбил с ног черного мужчину и взорвался, разбрасывая вокруг куски минометов и человеческих тел. Аня стояла, открыв рот. В бинокль она успела увидеть улыбку торжества на лице Рейвен, последнюю улыбку, после которой ее тело разлетелось на тысячи кусков, заливая все вокруг ярко-алой кровью. Солдаты, у которых больше не было поддержки, начали пятиться, отступая. — Пусть Великий Дух будет милостив к тебе, — прошептала Аня, борясь со слезами, подступившими к горлу. — Да встретимся мы в новой жизни. Она спустилась с башни и подбежала к людям, продолжающим стрелять по убегающим солдатам. — За ними! — скомандовала громко и четко. — Не дадим ни одному из них уйти! Общий крик смешался в единый вой, когда люди полезли через стену — мужчины, женщины, юноши, девушки, — все до одного преодолевали насыпь камней, и спрыгивали с той стороны, и шли вперед, стреляя, бросая камни, спуская тетиву луков. Аня шла вместе с ними. Она выпускала одну стрелу за другой, и рядом с ней шел раненый Эйден, и никто из них больше не боялся смерти. *** Линкольн и Беллами шли в авангарде, с трудом поднимаясь вверх по высохшему акведуку. Следом за ними двигались Октавия, Маркус и Атом, а после — остальные оставшиеся в живых охотники и воины. Сверху, от резервации, доносились выстрелы и взрывы, и это заставляло изо всех сил напрягать уставшие мышцы, чтобы двигаться быстрее. — Скажи ей сейчас, — велел вдруг Линкольн, и Беллами удивленно покосился на него. — Скажи ей прямо сейчас, иначе можешь не успеть. — Я уже сказал, — тихо ответил Беллами, но Линкольн покачал головой. — Скажи другое. То, что здесь, — он коснулся ладонью левой части груди Беллами. — Скажи то, что должен. Линкольн ускорил шаг, а Беллами чуть отстал, равняясь с Октавией. Посмотрел на нее и улыбнулся: она была мрачной, насупленной, грязной, — очень похожей на остальных воинов, идущих следом. И вдруг, глядя на нее, он понял. Понял, что имел в виду Линкольн, понял, что все это время должен был сказать сестре. — Я совершил много ошибок, — проговорил он, и Октавия удивленно покосилась на него. — Я виноват в том, что не сразу принял верную сторону, и в том, что был самодовольным индюком, считающим, что только я знаю, как будет лучше. Я виноват и в том, что привел военных к Розе, и что позволил отцу перерезать тебе горло. И в том, что Люмен не успел подготовиться к схватке, тоже виноват я. Октавия открыла рот, но он не дал ей ничего сказать: — Дальше я должен был бы сказать волшебное «но», однако правда в том, что никакого «но» нет, О. Я виноват, и знаю это, и всю оставшуюся жизнь буду жить с этим знанием. Вот то, что я должен был сказать тебе уже давно. Он отвернулся и ускорил шаг, но она схватила его за руку и заставила снова посмотреть на себя. И — Беллами не поверил своим глазам — улыбнулась. — Привет, большой брат, — сказала весело. — Рада, что ты вернулся. Поток облегчения затопил его с головы до ног, и слезы подступили к глазам. Он обнял сестру за плечи и поцеловал ее грязный лоб. Но долго радоваться было некогда. Линкольн вдруг остановился и поднял руку. — Я их вижу. Впереди, отступают от резервации. Воины быстро перегруппировались. Часть под командованием Маркуса перешла на другую сторону акведука, остальные побежали вверх за Линкольном. Удар из гранатомета оказался полной неожиданностью для всех. Только что они бежали, воодушевленные скорой победой, и вдруг прямо впереди разорвалось что-то страшное, оглушающее, лишающее сознания. Беллами отбросило в сторону волной, но он быстро поднялся на колени и ощупал собственное тело. — Октавия! — крикнул он и не услышал собственного голоса. Она была цела, но десяток воинов разметало на куски, и все вокруг залила кровь. — Вперед! Быстрее! — закричал Линкольн. — У нас плохая позиция, надо уравнять шансы. Беллами понимал, что они здесь как на ладони, и солдаты могут обстреливать их сверху. Спасение было только в том, чтобы поскорее забраться наверх, и они рванули единым порывом, преодолевая оставшееся расстояние. Началась рукопашная. Беллами схватился с солдатом, держащим в руке нож, ударил его прикладом автомата и повалил на землю. Где-то впереди слышались крики и звуки выстрелов, и Беллами отчаянно надеялся, что это жители резервации бегут к ним на помощь. А потом, через мгновение, он почувствовал острую боль в животе: клинок ножа распорол его кожу и вошел глубоко внутрь. Последним, что он успел увидеть, было перекошенное от ужаса лицо Октавии и люди резервации, с криками бегущие прямо в гущу схватки. *** Все было кончено. Раненых на самодельных носилках перетаскивали к больнице, где сбившиеся с ног медики во главе с Розмари сортировали их: кого на операцию, кого на перевязку, безнадежных — отдельно. В числе безнадежных был и Беллами. Октавия плакала, сидя на земле рядом с его все еще живым телом. Ей уже сказали, что спасти его не получится, но она никак не могла в это поверить: ведь он все еще дышал, и кровь вытекала из раны на животе, и пальцы рук подергивались судорогами. Линкольн не мог сейчас ей помочь: он с десятком охотников помогал добивать солдат у восточной стены, и Октавии пришлось самостоятельно справляться с собственным горем. К ней подошла Аня, следом за ней двое охотников несли в руках какой-то сверток, покрытый кровью. — Кто это? — глухо спросила Октавия. — Рейвен. Мы собрали все, что могли, чтобы предать ее почестям вместе с остальными. Рядом послышался крик, и Октавия увидела бледного, опирающегося на две палки Вика. Его лицо было серым, а глаза горели болью. Аня помогла ему подойти ближе, и он протянул руку к свертку. — Не надо, — глухо сказала она. — Там мало что осталось. Он кивнул, скривив губы, и осел на землю рядом с Октавией. И долго-долго они сидели рядом с мертвыми телами друзей и плакали, обняв друг друга за плечи. Вечером в центре резервации развели погребальные костры. Двести сорок четыре человека погибло сегодня, и двести сорок четыре тела, завернутые в саваны, были водружены на сооружения из досок и дров. У каждого костра встал охотник с факелом, и Аня, держа за руку раненого Эйдена, сказала: — Сегодня мы отстояли наше право на Независимость. И никогда не забудем цены, которая была заплачена за это. — Сделаем так, чтобы они нас помнили, — громко добавил Эйден. Два десятка факелов наклонились вниз, два десятка костров вспыхнули ярким пламенем, унося в небеса души погибших, и больше полутора тысяч человек склонили колени, провожая в последний путь тех, кто отдал жизни за их свободу и независимость. И когда дым последнего костра взметнулся вверх, где-то далеко раздались взрывы. Один за другим — от первого до пятого, и небо окрасилось малиновым цветом, цветом крови и смерти. — Они сделали это, — прошептала Аня. — Им удалось. Чуть позже к ней подошли пятеро. Вик, Октавия, Линкольн, Истэка, Йонас. — Отпусти нас, — попросила Октавия, пряча полные слез глаза. — Я знаю, что они, скорее всего, мертвы, но мы хотим найти то, что от них осталось. — И ты? — спросила Аня, строго глядя на Вика. — И я, — кивнул тот. Они отправились в путь на следующее утро. Взяли лишь две машины, оружие и припасов, которых должно было хватить на неделю. Аня провожала их, стоя у ворот, а притихший рядом Эйден сказал вдруг: — Мертвые в прошлом, Анимигабовиквэ, а живые хотят жить дальше. Она улыбнулась и погладила его по голове. — Ты прав, Энэпей. Идем к моему отцу. Я хочу, чтобы он благословил наши занятия. *** Шесть дней две машины ездили по пустыне Невады, шесть дней пятеро человек судорожно вглядывались в бесконечные пески, шесть ночей провели они, молча сидя у зажженных костров и мысленно оплакивая тех, кого потеряли. Эти шесть дней молчания были их трауром по павшим, эти шесть дней сблизили их, как не сблизило бы больше ничего. И когда ночами Линкольн обнимал Октавию, согревая ее теплом своего тела, когда Вик плакал, сжавшись в комок и вспоминая о Рейвен, когда Йонас и Истэка каменными истуканами сидели у костров, каждый из них отдавал дань погибшим друзьям. На седьмой день они нашли разрушенный лагерь. Октавия первой вылезла из машины и побежала к обломкам, увязая в песке. Огромное здание было разрушено до основания, и было ясно, что внутри не осталось ничего живого. Линкольн достал из багажника инструменты, и все принялись разбирать завал. Работали молча: оттаскивали в стороны обломки бетона, то, что не могли оттащить сами, обвязывали тросами и вытаскивали при помощи машин. Вечером отправили Йонаса на охоту, а утром, после недолгого сна, продолжили работу. Это длилось очень долго: Октавия сбилась со счета, сколько дней они провели в пустыне. Она понимала, что, даже если под завалами кто-то есть, он давно уже умер без воды и еды, но ей владела одна идея: она хотела найти тела, чтобы упокоить их вместе с остальными. И настал день, когда под очередными кусками бетона они нашли лестницу, ведущую куда-то вниз. Разобрали засыпавшие ее обломки и спустились, освещая путь факелами. Внизу оказался бункер, полный мертвых машин и компьютеров, и приборная панель, все еще мерцающая разноцветными огнями. А перед панелью, на холодном полу лежали, прижавшись друг к другу, трое. И все они были живы. *** — Я не понял, — услышала Элайза и открыла глаза. Сидящий на полу Мерфи смотрел на нее, лежащую, и часто моргал. — Мы что, живы? Рядом со стоном поднялась и села Алисия. Она тяжело дышала, но первым делом ощупала Элайзу, и лишь потом — себя. — Что за черт? — не унимался Мерфи. — Мы же должны были героически взорваться вместе с долбанным бункером. — Похоже, что бункер был защищен от самоуничтожения, — предположила Элайза. — Но нам это вряд ли поможет. Она показала на лестницу, заваленную обломками бетона и металла. Было ясно, что все здание обрушилось на бункер сверху и заблокировало единственный выход. — Как думаете, они все взорвались? — спросил Мерфи. — Все пять? Элайза с трудом поднялась на ноги и посмотрела на панель управления. — Похоже, что так, — улыбнулась она и, повернувшись, помогла подняться Алисии. — Лекса… — Да. Да, Кларк. Мы это сделали. Мы смогли. Соленые поцелуи смешивались с жаркими объятиями, и Элайза вкладывала в эти прикосновения всю любовь, наполняющую ее до краев, и всю благодарность судьбе за то, что им подарили еще — сколько? — день, или два, или даже три, пока они не умрут от обезвоживания или голода. — Хорош целоваться, — велел сидящий на полу Мерфи. — Если вояки предусмотрели, что бункер уцелеет при взрыве, то должны были предусмотреть и то, что в нем останется тройка придурков, не успевших вовремя сбежать. Давайте посмотрим — может, тут есть что-то, что можно без страха брать в рот и глотать. Он оказался прав: обшарив стены, они обнаружили дверь в кладовую, а там — намертво запаянные канистры с водой, консервы и военные галеты, сложенные в аккуратные пачки. — Джон, — слезы снова выступили на глазах у Элайзы, когда они открыли одну из канистр, и в ней оказалась пригодная для питья вода. — Ты снова нас всех спас. — Я бы попросил тебя отблагодарить меня по-женски, — ухмыльнулся Мерфи. — Но, боюсь, твоя воинственная девушка оторвет мне яйца еще до того, как я открою рот. Так что лучше дай мне вон ту банку с персиками. Надо отпраздновать наше спасение. Алисия бросила в него банкой, и он подмигнул ей, поймав на лету. В этот день они радовались: поедали консервы с галетами, вдоволь запивали их водой, смеялись над случившимся. Но потом пришла ночь, и Мерфи заснул, утомленный, а Алисия за руку отвела Элайзу в кладовую и плотно прикрыла дверь. — Нам нужно подумать о том, как выбраться отсюда, — сказала она. — Еды и воды не хватит на целую вечность. — Знаю, — согласилась Элайза. — Наш единственный шанс — разобрать завал. Но… Она не договорила, все и так было ясно: разобрать изнутри рухнувшее сверху здание — на это уйдут годы, если не десятилетия. — Давай не будем думать об этом сегодня, — попросила она. — Давай притворимся, что мы просто выжили, и вместе? В темноте было видно, как улыбается Алисия, как начинают блестеть ее зеленые глаза. — Нам не нужно притворяться, Кларк, — шепнула она. — Мы действительно выжили, и мы вместе. И на текущий момент этого достаточно. Она сделала шаг назад и принялась снимать одежду. Молча, не говоря ни слова, не отрывая взгляда от глаз Элайзы. И та подчинилась и тоже разделась, оставшись обнаженной в темноте и тишине кладовой. — Иди ко мне, — попросила Алисия, протягивая руку. — Я хочу любить тебя сегодня так, как не любила еще никогда, и как никогда не стану любить после. Их губы соединились, и Элайза застонала от силы рук Алисии, сжавших ее бока, от настойчивости языка, проникшего в ее рот, от сладости касаться друг друга обнаженными телами, и знать, что все только впереди, что все только начинается, и у них целая ночь, в которой они могут любить друг друга. Элайза рывком оттолкнула Алисию, прижимая ее к стене. Опустилась на колени и поцеловала холодную кожу бедер. — Что ты делаешь? — услышала испуганное. — Раздвинь ноги, — попросила тихо. — Я хочу показать тебе еще один способ выражать свою любовь. И была ночь, полная чудесных тайн и открытий. И было плевать, что их тела покрыты пылью дороги, и разве имела значение эта пыль рядом с жаркими стонами, и соленым вкусом на губах, и пальцами, запутавшимися в волосах и заставляющими ласкать сильнее, жестче, ярче. Между ними не осталось никаких преград и вопросов. Элайза стояла на коленях между раздвинутых ног Алисии, и проникала внутрь, и гладила быстрыми движениями языка, и задыхалась от пьянящего ощущения, наполняющего грудь, а от нее — все тело. И настал момент, когда Алисия больше не смогла стоять. И они свалились на пол, на сброшенную одежду, и Элайза легла на спину, и заставила Алисию встать на колени над ее лицом, чтобы продолжить это безумное, бесконечно сладкое путешествие, путешествие туда, где еще не были ни одна, ни вторая, туда, куда они могли попасть только вдвоем. А потом, когда Алисия проглотила крик и упала рядом, Элайза накрыла ее собственным телом, и целовала, успокаивая дрожь, и шептала в приоткрытые губы: — Я люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Я люблю тебя. В этом «я люблю тебя» были целые годы, которые они шли друг к другу, искали друг друга, пытались вспомнить. В этом «я люблю тебя» была их первая встреча, и первый поцелуй, и первые — случайные — прикосновения. И нежная кожа под губами и языком, и улыбки, понятные только им двоим, и сны — одни на двоих, и выстраданное «я выбираю тебя», и сладкое «я никогда больше тебя не оставлю». — Знаешь, чего бы я хотела больше всего? — спросила Элайза под утро, когда сил не осталось окончательно, и все тело отчаянно ныло сладкой болью. — Запомнить это и никогда не забывать, — прошептала Алисия, целуя ее опухшие губы. — Я тоже, Кларк. Я тоже. Следующие дни слились для них в один, но бесконечный. Вначале они пытались разговаривать и что-то делать: занимались гимнастикой, разбирали завал, читали по очереди стихи и напевали песни. Но настал момент, когда говорить стало не о чем, а камней, вытащенных из завала, было слишком мало для того, чтобы вернуть надежду. Теперь они больше не говорили друг с другом. Алисия и Элайза каждую минуту проводили, держась за руки или обнимая друг друга. Ночью к ним присоединялся и Мерфи — было очень холодно, а втроем они хоть как-то могли согреться. Запасы еды и воды быстро таяли, и воздух с каждым днем становился все более затхлым. — Я буду счастлива умереть рядом с тобой, — сказала однажды Алисия. — Я тоже, — ответила ей Элайза. Этой ночью они снова спали втроем. Элайзе снилось, что все закончилось, и они выжили, и вернулись в резервацию. Она как наяву видела Аню, бегущую к ним навстречу, и Эйдена, у которого почему-то было перевязано плечо. И когда рядом раздался голос Октавии, Элайза подумала, что это лишь продолжение сна. — Эй, героическая тройка. Пора вставать и валить отсюда. Нас ждет много работы. Она открыла глаза и не поверила тому, что увидела. Прямо над ними стояли Октавия, и Линкольн, и опирающийся на палки Вик. Их лица были худыми и грязными, и по этой грязи дорожками стекали слезы. — Лекса, — Элайза затормошила ее обеими руками. — Лекса, господи, просыпайся! Они нашли нас! Мы спасены, Лекса! Но тело в ее руках оставалось неподвижным, а глаза — закрытыми. И словно камнем по голове ударило воспоминание: вот они отпивают из канистры дневную норму, но Лекса как будто только смачивает губы, не позволяя себе глотать. Элайза ругает ее и в следующий раз внимательно следит за ее горлом. Вот Лекса все чаще спит днем, и лицо ее становится все более худым, и скулы выступают сильнее и сильнее. Она просыпается и встает первой, и когда Элайза и Мерфи приходят в кладовую, она выдает им их порции еды и говорит, что давно поела и сыта. — Лекса… О, господи, Лекса!!! Десять лет спустя — Приветствуйте командующего Нового мира! Пятьдесят пять человек одним движением опустились на колени, глядя, как в зал Ассамблеи входит командующий. Худосочный юноша со светлыми волосами, небрежно растрепанными на голове, с легкой уверенной походкой и идеально ровной спиной. — Садитесь, — сказал он, устраиваясь на возвышении. — Нам предстоит многое обсудить. После нескольких секунд шорохов и легкого шума, все заняли свои места. Кларк наклонилась к Лексе и шепнула ей на ухо: — Ничего не напоминает? Лекса спрятала усмешку и погрозила пальцем. Она заметила, что командующий смотрит на них, и изобразила пальцами жест извинения. — Послушаем, что нам расскажет лидер клана Сопротивления. Истэка поднялся на ноги и начал говорить. — Командующий, за последний месяц мы завершили зачистку Невады полностью. Предлагаю продолжить путь в сторону Мексики, мы располагаем всеми ресурсами, чтобы успешно провести миссию. — Что насчет Лос-Анджелеса? — спросил командующий. — Восстановление идет медленно, но об этом лучше расскажет лидер Люмена. Истэка сел, и вместо него с места поднялся Линкольн. Он склонил голову перед командующим, но тот жестом предложил ему говорить. — Нам не хватает людей, — сказал он. — Десять тысяч человек — слишком мало для огромного города, командующий. Прошу выделить еще столько же, и тогда мы закончим восстановление центра к рождеству. Командующий задумался. Он посмотрел на стоящего рядом советника. — Что скажешь, Мерфи? — Если Линк говорит, что ему надо десять тысяч человек, то я бы дал их ему, командующий. Вы только посмотрите на этого мужчину: разве ему можно отказать? Зал Ассамблеи содрогнулся от всеобщего хохота. Командующий, смеясь, покачал головой: — Ты прав, Джон. Даже я бы не рискнул отказывать Линкольну. После этого обсудили возможности открытия новых торговых путей между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско, поговорили об отправке группы поддержки в Лас-Вегас и о расширении на север. Было видно, как за эти годы помолодела Ассамблея: среди участников было немало детей, закончивших обучение у Кэнеонаскэтью, и много молодых мужчин и женщин, присоединившихся к Новому миру в первые годы поиска выживших. По переписи, проведенной в прошлом году, получалось, что в городах Нового мира насчитывалось уже больше двухсот тысяч человек. Командующий, которого давно привыкли называть Энэпеем, управлял твердой рукой: он многому научился у Анимигабовиквэ и не гнушался обращаться за советами к старшим. Когда Ассамблея закончилась, он встал на одно колено, а следом за ним это сделали и все остальные. — Почтим память тех, кого больше нет с нами, — глухо сказал он привычные слова. — Они погибли для того, чтобы мы могли жить, и мы делаем все для того, чтобы они нас помнили. Кларк и Лекса застыли, держась за руки. Они, как и каждый в этом зале, вспоминали тех, кого потеряли за время войны и время восстановления. И незримо с ними рядом появлялись люди: хмурая и верная Индра, отважная Рейвен, сильный и крепкий Беллами, весельчаки Джаспер и Монти, и многие, многие другие, сложившие головы ради Нового мира. — Сделаем так, чтобы вы нас помнили, — эхом пронеслось по залу Ассамблеи. Люди начали расходиться, а Кларк и Лекса подошли к Энэпею. Верный Мерфи улыбнулся им и обнял обеих сразу: — Привет, ветераны ядерной войны. Какие планы на вечер? — Вечером собираемся у Линкольна и Октавии, — вместо них ответил Энэпей. — Вик и Атом уже приехали, Маркус прибудет через пару часов, а Йонаса и Истэку я попросил задержаться до завтра. — А что насчет Анимигабовиквэ? — спросила Лекса. — Она все еще в резервации, возится с учениками, но сегодня прибыл гонец от нее, чтобы передать нам это. Энэпей кивнул Мерфи, и тот достал из кармана тяжелый камень. Держа его на ладонях, он развернул камень так, чтобы всем была видна надпись: «In hoc signo vinces». — Под этим знаменем ты одержишь победу, — дрогнувшим голосом сказал Энэпей. И еще очень долго они стояли, склонив головы перед камнем, на котором были написаны слова, однажды вдохновившие их на то, чтобы сражаться до самого конца. *** Они вернулись домой только поздней ночью. Никак невозможно было расстаться с друзьями, и слишком много было тем для разговоров, и слишком много радости, и много объятий. Радостно было видеть, как Линкольн заботливо обнимает Октавию, а та привычно хвастается новыми шрамами, полученными на полях сражений. Славно было смотреть на постаревшего Маркуса, женившегося несколько лет назад и откровенно гордящегося недавно рожденным сыном. И Вик, опирающийся на палку и с трудом стоящий на ногах, остался все тем же — неунывающим циником, преподающим курс инженерии и обожаемым студентами в Первом Университете Нового мира. И Атом — простой незаметный парень, готовый всегда прийти на помощь — сумел пережить случившееся, и стать верным помощником Вика, и создать собственную семью, и по-прежнему улыбаться так, что на душе от этой улыбки становилось теплее и легче. Из девяноста девяти людей, выпущенных десять лет назад из бункера, в живых осталось только пятеро. Но эти пятеро сегодня были здесь и, как и раньше, готовы были отдать что угодно за дружбу, за верность, за радость подставить плечо, за счастье назвать присутствующих своими друзьями. — Когда планируешь ехать? — спросила Кларк, входя в дом и вешая куртку на крючок в прихожей. — Завтра. Мы слегка засиделись, ты не находишь? Кларк засмеялась и поцеловала Лексу, обняв ее за шею и прижавшись лбом ко лбу, на котором уже появились узкие полоски морщинок. — Три дня дома — и мы уже засиделись? Твоя неугомонность когда-нибудь сведет меня с ума. — А меня сводишь с ума ты, — улыбнулась Лекса. — До сих пор? — Всегда. Наутро Кларк собрала в рюкзак вещи, а Лекса заправила мотоцикл. Убирая мечи в ножны за спиной, она на секунду замерла. — Что такое? — спросила Кларк. — Я счастлива, знаешь? Я наконец-то полностью счастлива. Они давно забыли ужасные дни, когда жизнь Лексы висела на волоске. Забыли, как Розмари качала головой, меняя капельницы, как Кларк ни на секунду не выходила из палаты, держа в своих руках слабую ладонь. Забыли, как трудно было в первые месяцы: едва набравшись сил, Лекса принялась вмешиваться в руководство, и ссорилась с Аней, и отмахивалась от Кларк, и почти не смотрела на Эйдена, когда тот приходил к ней за советом. Все это было в далеком прошлом, а в настоящем остались только они — разъезжающие на мотоцикле по бывшим Соединенным Штатам Америки, а ныне — по Новому миру — в поисках выживших. В настоящем остались они — отвечающие только друг за друга, и отдающие приказы только друг другу, и принимающие решения только вместе, и только одни и те же. Не раз за эти годы им приходилось сражаться, но сражались они только с мертвыми. Не раз за эти годы они находили новые военные объекты и уничтожали их, оставляя только обломки и пепел. Не раз за эти годы они вспоминали последнюю войну между живыми, войну, в которой они вначале заняли лагерь Бекки, а затем — побережье, а после — Сан-Франциско, принимая в свои ряды тех, кто готов был жить в мире, и изгоняя тех, кто продолжал лелеять мечты о войнах. И сегодня, сидя на ревущем от скорости мотоцикле, двигающемся по шоссе на север, они обе знали, что смогли сделать самое главное. Смогли исправить ошибки, допущенные в прошлой жизни, смогли подарить людям надежду на лучшее будущее. На будущее, в котором живые сражаются только с мертвыми.