Четвёртая свобода

Для познания счастья нужно пройти через нищету, любовь и войну. (с) Братья Вайнеры, «Визит к Минотавру»

Растрепанный и сонный Зимний Солдат вырос на пороге кухни после полудня, когда Стив переворачивал шипящие стейки на остатках подсолнечного масла. Баки машинально повел носом, так, словно его, как зомби, из глубин забытья поднял исключительно запах. Стив нашел это ужасно трогательным, но вслух сказал только: - Скоро будет готово. Присоединяйся, - и приветливо улыбнулся. Однако Баки ответил мрачным взглядом и бесшумно отбыл в душ, так ничего и не ответив. Улыбка Стива стала насмешливой и грустной. Баки всегда сердитый, когда не выспится. Это, наверное, неизменно. Днем он оказался совсем неразговорчивым. Стив попытался завести беседу, но на вопросы Солдат отвечал односложно и оставался угрюмым, словно при дневном свете ему стало неловко за излишние ночные откровения. Баки не хотелось говорить. Он сидел перед телевизором, вертя пульт в правой руке, подбрасывая и ловя его, как нож, и смотрел в экран таким тяжелым взглядом, словно вынашивал к нему какие-то личные счеты. Рядом лежал Кубик Рубика. Изредка из гостиной раздавался стрекот его граней. Стив больше не приставал с расспросами. Он уже видел, где начнутся проблемы, и видел это до смешного отчетливо, но наполненный эндорфинами мозг полагал, что все это не страшно. Баки здесь, и они сумеют справиться. В конце-то концов, оба взрослые люди, суперсолдаты. И не с таким справлялись... База. Слово упало в пустоту, и Стив невероятным усилием воли попытался очистить череп от тумана. Наконец, мысль достучалась откуда-то с края галактики: Надо показаться на Базе. Все верно. Пора. О Базе он упомянул бегло, переодеваясь, и собирался незаметно ускользнуть, не мозоля Баки глаза. Но тот оживился. Когда Стив обувался в прихожей, Солдат вышел к нему, словно желая проводить. У него что-то было в правой руке. Стив не сразу поверил своим глазам. Сотовый. - Запиши, - пояснил он. – Будь на связи. - Да, конечно... – будто под гипнозом Стив потянулся за своим телефоном. Баки продиктовал номер. Быстро, поэтому пришлось переспрашивать – Стив так волновался, что третью цифру вбил дважды. Руки не слушались. Трясущимися пальцами он набирал имя «Баки» в список контактов, все еще не веря, что делает это. Баки тоже внес его в список, и такая простая мелочь тронула до глубины души, до комка в горле. Баки теперь на расстоянии телефонного звонка, по ту сторону динамика. Двадцать первый век... «Вы дозвонились Зимнему Солдату. Если вы из ГИДРЫ – нажмите 1...» Щемящее чувство не отпускало, туман вернулся с новой силой, и Стив только частью сознания фиксировал происходящее вокруг, продираясь сквозь паутину запруженных, залитых солнцем улиц Большого яблока. Боль от ночной схватки почти прошла, только суставы еще немного ломило. Переодеваясь, он тщательно осмотрел себя в зеркале – не видно ли следов побоища. Мстители – народ наблюдательный. Могут возникнуть вопросы. Город плавился от жары, но исправно готовился. В этом году Четвертое июля выпало на субботу, и пробки на дорогах стояли в обе стороны. Кто-то стремился выехать из Нью-Йорка за город на весь уик-энд, кто-то наоборот – рвался на Лонг-Бич или Кони-Айленд, чтобы поучаствовать в конкурсах поедания хот-догов, посмотреть фейерверк с пляжа и заранее занять места получше. Пробки беспрерывно гудели по всей протяженности, и Стив, в молчаливом раздражении постукивая пальцами по рулю, разглядывал предпраздничные приготовления. По улицам уже развесили знамена, но ветра не было, и звездно-полосатые полотнища безжизненно свисали с флагштоков. Вдоль дорог пестрели на солнце шары и ленты, то тут, то там мелькали туристы в высоких цилиндрах Дяди Сэма... Завтра ему исполнится девяносто семь. Тридцать в обычном человеческом подсчете. Еще один забавный штрих биографии. Родившийся Четвертого июля стал Капитаном Америка, разве могло быть иначе? Это же так судьбоносно, так издевательски верно! Стив не отрицал, что каждый День рождения, встреченный с таким размахом, закалял его дух гражданина и патриота, укреплял внутренний стержень воли. Однако Капитан Америка родился не здесь. Не под небом в фейерверках, не под знаменами и флажками. Он родился даже не во время облучения в лаборатории Эрскина, не в свете софитов агитационных выступлений и не после возвращения с пленными из нацистского лагеря. Капитан как часть сознания родился на скорости сорок миль в час почти в ста ярдах над землей, под грохот колес и рев метели за раскуроченной стеной вагона. Стив отчетливо помнил это ощущение, хотя тогда ему казалось, что он не в силах думать ни о чем, кроме этой новой, простой и чудовищной истины. Баки умер. Баки упал туда, в снежное ущелье, Баки тянул к нему руку и кричал... а теперь его нет. Сорок четвертый. Баки двадцать семь, и он мертв. Стив помнил, как сидел в трясущемся вагоне, прильнув спиной к холодной стали, и смотрел в разрыв – туда, куда сорвался его друг. Брат. Человек, которого он любил. Человек, которого больше нет. Рассудок был заполнен ревущей паникой, и разверстая дыра впереди, казалось, манила, гипнотизировала и тянула его... всего пара шагов, давай же, ну, смелее... Баки, дружище Бак, Господи, ну почему именно он?!.. Ответ был даже слишком очевиден. Потому что это и значит «любой ценой». Голос пришел внезапно, откуда-то издалека. Резкий, отрывистый. Джонс. Стив с огромным трудом заставил себя посмотреть на него. Гэйб сообщил, что Зола захвачен, как и машинисты. Он ждал дальнейших указаний, но заметив помертвевшее лицо, огляделся и спросил: «Что случилось? Где Барнс?». Стив попытался ответить, но все, на что оказался способен – это придушенный стон. Ему пережало горло. Запечатало так крепко, словно в глотку, как в лузу, упал бильярдный шар. Все, что он смог выдавить, было тихое: «Баки...». И когда понял, что не сможет произнести это вслух, не разрыдавшись, не взвыв... это случилось. Словно чья-то уверенная рука перехватила поводья его взбесившихся мыслей и крепко натянула до звона. Кто-то другой взял на себя управление его телом. Кто-то другой сказал его голосом, пустым, тусклым, но неожиданно твердым: - Сержант Барнс погиб при выполнении боевого задания. Он прикрыл меня и сорвался вниз. Я... Я не успел. Гэйб отступил на шаг назад, быстро перекрестился и щедро выругался, глядя на раскуроченную стену вагона. Он тяжело дышал, прижимая руку к макушке, и таким беспомощным выглядел этот жест, в нем так отчетливо читалось: «Как же это? Как же так?», словно Джонс произнес это вслух. А Стив ощутил, будто кто-то крепко держит его рассудок, грозящий развалиться на куски. Кто-то другой вел его, поэтому Стив наблюдал, словно со стороны, как поднялся на ноги и глубоко вздохнул, наполняя легкие вязким трескучим морозом и возвращая себе дыхание. Дышать было больно. Как шел в голову поезда, где связанный Зола сладко и нахально улыбнулся, прочтя горе по его лицу. Тот, другой, сдержал его руку, иначе проклятого докторишку размазало бы по стене. Перед глазами полыхала красная пелена, но другой держал крепко. Он же потом сообщал Ревущим о трагедии, коротко и четко, и радость от поимки Золы сменялась на их лицах ужасом, шоком, болью... Стив очнулся в пустом полуразрушенном баре напротив бутылки виски. Он не помнил, откуда она у него. Хотя, кажется, ее ему дал полковник. Он не помнил. Не помнил даже того, как отчитывался перед Филипсом и что ему сказал. Единственное, в чем был уверен – он сказал и сделал все так, как надо. Капитан позаботился об этом. Наверняка со стороны он казался совершенно нормальным, насколько нормальным может быть потерявший товарища солдат, но только там, в пыльной барной темноте, Стив вновь стал собой. И ощутил, что не может дышать. Каждый вздох давался с таким трудом, словно у него были сломаны ребра. А потом понял, что это просто слезы. Они текли по лицу, скатывались вниз по шее, падали на китель. Он не помнил даже, как переоделся, как пережил официоз... Слезы душили его. И он пил, пил и пил, не пьянея, с ужасом понимая, что не может даже на йоту притупить чудовищность этой правды. Баки умер. Баки умер! Там, в темноте, Стив Роджерс заливал выпивкой беспросветное горе, а Капитан Америка горько праздновал первый день своего рождения... Стив повел плечом, сбрасывая оцепенение, и отголосок боли отрезвил его. Внезапно очень захотелось домой. Отчаянно, со страшной силой его потянуло обратно, до шума крови в ушах, до зуда в ладонях на рулевом колесе, так, что он испугался мощи этого неуправляемого порыва: вернуться, порывисто притянуть, стиснуть, до хруста. Услышать ровный пульс, ощутить тепло и горячее дыхание. И успокоиться, наконец-то вздохнуть спокойно.... Нет. Внутренний голос Капитана прозвучал взвешенно и устало, как у взрослого, говорящего с капризным ребенком, катающимся по полу с воплем «Хочу-хочу-хочу!». Надо. Надо показаться на Базе, приятель. Сначала то, что надо, а уже потом – то, чего мы хотим. К тому же, остынь, старина, не хочешь же ты спугнуть его своим нетерпением и силой захлестнувших тебя эмоций? Он и так совсем недавно начал тебе доверять. Баки жив. Он жив, и он в твоем доме, но это не значит, что ему нужна курица-наседка. Успокойся. Не усложняй. И Стив покрепче вцепился в руль. Все верно. Как бы сильно ни хотелось – он Капитан Америка, и он умеет справляться со своими демонами. Вернуть друга живым после стольких лет – подарок, которого трудно ожидать от жизни. Один на миллион, почти как получить в кровь сыворотку суперсолдата и выжить. И он не имеет права жаловаться, что Баки вернулся другим, или что он не помнит Стива, или что надо ехать на Базу, когда меньше всего хочется... это плата за чудо, и не стоит привередничать, что что-то не так, как хотелось бы. *** А База встретила его тишиной. Не наблюдалось активности ни в лабораториях, ни на стоянке, ни на площадке, где, свернув крылья, маялись от безделья оба квинджета. Припарковав «рандеву» на подземной стоянке, Стив впервые подумал о том, что сегодня на Базе может никого и не быть. Предпраздничный день. Сигнализация вызовет любого ближайшего Мстителя, если появится нарушитель, а до тех пор... Это было бы даже на руку. Появиться, проверить отчеты, убедиться, что все в порядке – и улизнуть домой. Как можно скорее. Стив был уверен, что все в порядке. В противном случае его достали бы даже из-под земли. Впрочем, База оказалась не совсем безлюдной. Если можно было так выразиться. - Капитан Роджерс, – Вижн медленно спустился откуда-то из-под потолка, когда Стив вошел в главный корпус. Здесь было прохладно, и, войдя с яркого солнца, он ненадолго ослеп – перед глазами мелькали цветные вспышки, но голос андроида он узнал. Тон Вижна по-прежнему был услужливым голосом ДЖАРВИСа с теми же мягкими, чуть ироничными интонациями, только теперь в нем звучала непривычная глубина и спокойная сила. Его тонкий развевающийся плащ был похож на сложную голограмму. Стив не без усилия выдавил улыбку. Вижн ему не нравился. Несмотря на то, что они были в одной команде, детище Старка нервировало Стива по целому ряду причин, от обстоятельств рождения до выражения лица андроида, словно он знал и понимал больше, чем говорил. Странная внешность Вижна не пугала и не отталкивала, наоборот – андроид даже располагал к себе невозмутимостью и внутренней устойчивостью. Еще ни разу на памяти Стива он не выходил из себя, говорил рассудительно и ровно. В нем чувствовалась некая глубокая мудрость, и по возрасту он казался едва ли не старше их всех вместе взятых. Если бы не глаза. Светло-серые, с подвижными тиаловыми кольцами автоматической фокусировки. Нечеловечески спокойные. Этим спокойным сверлящим взглядом он смотрел настолько глубоко собеседнику в череп, что невольно хотелось отвернуться. Казалось, что там, за этими глазами, выстраиваются многосложные мыслеформы о жизни, о добре и зле, о человечестве. Вижн оставался слишком темной лошадкой, чтобы можно было доверять ему безусловно, и в этом был отголосок иррационального страха человека перед искусственным интеллектом. Но страх – плохой попутчик, поэтому Стив принуждал себя доверять андроиду, хотя это никогда не получалось до конца. Кто знает, какие выводы могут выстроиться в разуме суперкомпьютера?.. Стив не хотел признаваться себе в том, насколько часто ему казалось, что Вижн видит его насквозь. И сейчас в нем шевельнулся червь тревоги, что Вижн все поймет о Зимнем Солдате, едва только взглянув Стиву в лицо. Просто увидит Баки в его глазах, заглянет своим рентгеновским зрением в его маленькую каморку Синей Бороды, вторгшись этим спокойным взглядом в личное, интимное, самое сокровенное его нутро... Стив был плохим лжецом, поэтому само наличие тайны уже делало его нервным и раздражительным. Но когда андроид приблизился, улыбка сделалась уже более искренней. В руках у Вижна была книга, обычная книга размера гроссбуха, раскрытая посередине, и это показалось Стиву забавным. - Не оцифрована? Вижн проследил его взгляд, и губы его тронула ответная мягкая улыбка. Все еще странно было видеть ее на амарантовом лице, испещренном стыками гибких пластин искусственных тканей. - Нет. Мне просто нравится этот способ получения информации, - Вижн погладил страницу между пальцами, и Стив не без удивления заметил на ней рисунок человеческого уха. Андроид изучал анатомический атлас. - Это я могу понять. В моем детстве о компьютерах еще не знали. Ты здесь один? Последний вопрос прозвучал одновременно с другой репликой. - Вот и блудный сын вернулся, - раздался лукавый мурлычущий голос. Стив обернулся, задрав голову вверх. Наташа стояла на смотровой площадке второго этажа, облокотившись о перила и держа в руке банку «Доктора Пеппера». И улыбалась. Нервозность, вызванная присутствием андроида, чуть отпустила, и Стив переключил все свое внимание на нее. В проницательности Наташа опережала Вижна на целый корпус, но к ней Стив привык. И еще он был просто по-человечески рад ее видеть. - Привет, - тепло откликнулся Стив, отмечая некоторые изменения в ее облике. Романова находилась в процессе смены имиджа, но с момента ухода Брюса ни разу не стриглась, не меняла окрас, поэтому волосы темными локонами уже почти касались точеных плеч, обернутых в легкую белую блузку. Она оттолкнулась от перил и пошла вниз по лестнице. Стив даже чуть испугался за нее – по лестнице на таких каблуках... Но Наташа двигалась грациозно и легко, отлично зная, насколько сногсшибательны ее ноги в узких черных брюках. В глазах Черной Вдовы привычно светилось что-то лукавое. - Как успехи на охоте? Стив отрицательно покачал головой. - Как всегда. Нашел его в Портленде, но подобрался слишком близко, и он ускользнул. Лучшим средством защиты от Романовой была правда, просто не вся. Ложь она чует на раз. - А ведь я предупреждала, это будет непросто. - Я еще не сдаюсь. Он ожидал дальнейших расспросов, но Наташа сказала другое: - Я слышала о Пегги, - ее улыбка угасла. – Мне жаль, Стив. Пегги. Сердце вновь ударило болью. - Слышала? - Шэрон сказала мне. Знаешь, она... - Знаю. Мы пару раз пересекались в больнице. И о ней ты могла бы сказать мне сразу. - Тогда я еще не знала, что все настолько интересно. Так карты легли, - Наташа дернула головой и вновь улыбнулась, приветственно обнимая его за плечи. Обнимала она, правда, одной рукой, отведя банку содовой подальше в сторону. – И потом, это выглядело бы подло, если бы я, зная, что значила для тебя Маргарет, предложила бы менять одну Картер на другую. - Наташа, я уже взрослый мальчик. Не надо меня жалеть. Как тут у вас? - Тихо. Пока что. Проверяем некоторые наводки на других кандидатов, как ты просил. - Кого-то уже нашли? - Ведем переговоры, но пока с этим туго. Мы под пристальным наблюдением, сам понимаешь. Такого внимания мало кому захочется, особенно если ты не такой, как все. - От Беннера вестей не было? Теперь уже она печально покачала головой. - Без возможностей ЩИТа выследить его непросто. Прятаться он умеет не хуже, чем Зимний Солдат. Стив помрачнел и заставил себя кивнуть. Затем глянул на них по очереди. - Сэм не здесь? - Я думала, он с тобой, - Наташа и Вижн переглянулись. – Не можешь с ним связаться? - Нет, все в порядке, - Стив поднял руку. – Просто подумал, что сегодня он будет тут. Я еще загляну на днях... Лицо Наташи снова выразило лукавство. - Завтра вечеринка у Старка, - как бы между прочим сказала она, - и тебе надо быть. Стив внутренне содрогнулся. Вечеринка. Четвертое июля. Разумеется, без подлянки не обошлось. Идти не хотелось, вот только следовало придумать очень убедительный повод, чтобы отвертеться. - Я пока не в настроении веселиться, - попробовал он, сделав суровое лицо, но улыбка Наташи стала шире. - Она в твою честь, именинник. Начинаем в пять вечера, постарайся не опоздать. - В противном случае мистер Старк грозился лично прийти в ваше обиталище и устроить все поздравления там, - ровный голос Вижна был безжалостен, и Стив обреченно вздохнул. - Так и знал, что селиться рядом с Тони опасно для жизни. Представляю, как сотня с лишним человек с криком «Сюрприз!» выпрыгивает из-за дивана. - Он обещал, что будут только свои. Хочет немного развеяться. Думаю, нам всем сейчас это нужно. - При всем уважении к Тони, нам сейчас нужно совсем другое. - Придешь? - Вечеринка, да еще и в мою честь... – Стив сделал вид, что прикидывает что-то в уме. – Пожалуй, это может подлечить растрепанные нервы. Мне только непонятно, почему Тони сам не позвонил мне? - Потому что мистер Старк собирался вас похитить силами Железного Легиона, - в голосе Вижна слышалась прежняя, ласковая ирония ДЖАРВИСа, - у него крайне занятные представления об организации вечеринок. Полагаю, это осталось еще со студенческих времен. Стив не успел возмутиться по этому поводу. - Мы передадим, что ты в курсе, - крайне вовремя добавила Наташа. – Можешь не волноваться, обойдется без эскорта. Просто будь завтра с нами. Ему сейчас нелегко, ты-то можешь понять. - На него давят? - Дважды вызывали на допрос. После Ванко и читаури они уже не спускают на него всех собак за дронов, но в этом случае все может обернуться не в его пользу. Мы ему нужны, хотя бы в качестве поддержки. - Я буду. И даже обещаю никого не убивать, если Старку от тоски по студенческим временам вдруг взбредет в голову опрокинуть на именинника ведро свиной крови[1]. - Ожидаешь подлянок? - Тони в плохом настроении, без них не обойдется. - Он тебя не ненавидит, Стив, а вот розовое платье тебе бы пошло. - Не дождешься, - фыркнул он, и они обнялись на прощание. Вижну он только кивнул, и тот, ответив встречным вежливым кивком, взмыл под потолок. Вечеринка. Это плохо. Его непоявление может вызвать вопросы, и с Тони действительно станется в случае чего нагрянуть к нему домой. Обратный путь в той же пробке казался вдвое длиннее и вчетверо невыносимей. Телефон гипнотизировал. Рука тянулась к нему сама, как заколдованная. Приходилось себя одергивать. Нет оснований. Звонить о ерунде опасно, Баки еще решит, что поспешил дать номер. Это связь на случай крайней необходимости, а необходимости нет. Минуты тянулись медленно, пробка почти не двигалась, раскаленный воздух стеклянисто подрагивал, скрывая из вида впереди стоящие машины в колышущемся мираже. Баки. Баки ждет дома. У него глаза дымчатые, тусклые, без тепла. Баки полон пугающей мрачной сосредоточенности, у него хмурая складка между бровей, он знакомо щурится на солнце, но совсем по-новому сутулится, опускает голову, скрывая волосами лицо, смотрит исподлобья. Облизывается так же, а вот усмехается только краем рта. Раньше он одной улыбкой мог выразить целую гамму чувств, от «я тебя люблю» до «я тебя ненавижу». Его лицо вообще было из тех, на которые часто оборачиваются женщины. У Солдата меньше эмоций. Говорит мало, коротко, едва шевеля губами. Баки любил артикулировать. Губы у него подвижные. Перед разговором с девушками он поджимал их, покусывал нижнюю, пропускал ее между зубами, и улыбка выходила яркая до бесстыдства. Баки-Солдат смотрит тяжело и страшно, так, что Стива невольно тянет улыбаться ему. Это выходит естественно, как защитная реакция. Тогда у Солдата смягчается взгляд, теплеет, мол, что взять с этого идиота... - Баки, беги! - Нет! Без тебя не уйду! ...Баки двадцать шесть, и он обколот какой-то дрянью. Они бежали из лагеря, лестницы под ногами сотрясались от взрывов, Баки качало из стороны в сторону, но он упорно цеплялся за перила, стараясь удержаться на ногах. Стив хотел поддержать его, подхватить и перекинуть руку через шею, но не смел. Он объяснял это себе тем, что не стоит лишний раз подчеркивать слабость товарища. Тот мог сам стоять на ногах и передвигаться без помощи, и следовало отдать дань уважения его силе. Баки всегда ненавидел опеку, ненавидел быть слабым... Стив Роджерс как последний болван боялся лишний раз прикасаться к нему. Боялся сорваться, выдать себя слишком откровенной заботой. Страх разоблачения делал его черствее и грубее, чем следовало бы в обычных обстоятельствах, но все его оправдания не стоили ничего. Потому что Зола ставил эксперименты на Баки, Зола вкалывал ему какую-то дрянь, и из левого уха Баки сочилась кровь, отчего Стив всю дорогу панически думал о повреждениях мозга. Слишком много страха, слишком... Это был один из тех моментов, которые Стив вспоминал с содроганием – когда страх брал контроль над ним, и из-за эгоистического стремления сохранить свою грязную тайну, он упускал действительно важное: неустойчивая, изможденная фигура над ревущим огнем... Баки идет, неровно покачивая руками, как канатоходец, исполняющий смертельный номер... Как можно было отпустить его первым идти по этой балке?! Как можно было пустить его одного?!.. Стив почувствовал, как прежний страх охватывает его, сжимает внутренности знакомой удушливой хваткой. И нахмурился. Нет уж, приятель. Хватит. В конце-то концов, он не сказал «на крайний случай». Он сказал «Будь на связи». Стив побарабанил пальцами по рулю и вдруг с отчаянной яростью подумал: «Какого черта?!». И, ткнув на вызов, прижал телефон к уху. Трубку сняли после первого же гудка, и глухое короткое «Да» тронуло какую-то чувствительную струну у него в животе. Странное дело, на заднем плане Стив успел уловить звуки музыки. Джаз. На миг у него перехватило дыхание, но почти сразу звук прекратился с характерным щелчком. Баки выключил проигрыватель. Внезапно стало так неловко, словно его подловили на телефонном хулиганстве. - Привет, - Стив заговорил быстро, молясь, чтобы Баки не вешал трубку. Он старался, чтобы голос звучал беззаботно, хотя нервы его были натянуты до звона. – Я возвращаюсь, стою в пробке на мосту. Собираюсь заехать в супермаркет. Посмотри, взять что-нибудь? Кроме масла. Заминка. Он уже понял – Солдат перемещается по квартире. И даже задуматься не успел, как его осенило: Баки слушал «Настроение индиго» в исполнении Эллы Фицджеральд. Но сразу выключил, чтобы... что? Чтобы не мешать разговору сторонним шумом? Чтобы Стив не обиделся, что Баки трогал его пластинки?.. Баки слушает его пластинки. Баки слушает джаз... - Да, кончается кофе. Стив ощутил, что улыбается. Поездка по магазинам, почти семейная болтовня... «...если вы – Стив Роджерс, нажмите 2...» - Кофе. Что-то еще? - Средство для мытья посуды и гель для бритья. - Понял. Взять тебе что-нибудь? Молчание. - Возьми апельсиновый сок. Стив улыбнулся шире. - Апельсиновый сок. Возьму. Кстати, если хочешь... поставь Кида Ори. Он тебе нравился. Молчание. - Хорошо. - Скоро буду, Бак. - Жду. И Солдат отбил вызов. Стив опустил телефон и на секунду прикрыл глаза, пережидая спазм, стянувший дыхание. Под ребрами сладко заныло, и понадобилось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Ладони скользили по рулю, настроение ползло вверх как ртуть в термометре, он улыбался и весь мелко дрожал от горячего волнения, как поцелованный подросток. Счастливый до беспамятства. Он сказал «жду». Интересно, он хоть отдает себе отчет, как у Стива внутри все переворачивается от таких простых слов? В исполнении потерявшего память друга, год назад всадившего в него две пули и избившего до полусмерти, это звучало почти с участием. Зимний Солдат опасен, шесть футов в холке, весь в оружии, рука с красной звездой уже сама по себе – орудие убийства. А как скажет или сделает что-то вот такое, так накатывает волна сентиментальности до щемящего трепета. Остаток пути Стив чувствовал себя как на крыльях. Баки ждал его. Ждал. Дома. Мороженое он купил Ben&Jerry's, ванильное, с шоколадной крошкой. Ведро. Пусть радуется, победитель. *** Впрочем, в том супермаркете Стив сделал еще кое-что. Это потребовало времени, но целиком оправдало себя, когда Баки встретил его в прихожей. - Мне не нравится идея запирать тебя в доме, - сказал Стив и протянул Солдату запасной комплект ключей. Баки посмотрел на него взглядом, в котором читалось «я знаю сто один способ выбраться отсюда без них», но ключи принял и кивнул. Ни один из них не сказал этого вслух, зато каждый подумал. Это пропуск. Небольшое бруклинское убежище теперь официально делится поровну. Стив хотел еще купить Солдату зубную щетку по этому случаю, но... - Запомни, сопляк, мужчина сам покупает себе щетку и бритву! ...вовремя передумал. Нравоучительный тон Баки отдавался в ушах и спустя почти восемьдесят лет. В квартире царила тишина. Пока Солдат выгружал продукты, по ходу дела выхлебав кварту холодного сока, Стив успел украдкой взглянуть на проигрыватель. Пластинка Ори все еще покоилась там. Баки возвращается. Господь, обереги его в пути... Стив еще улыбался, когда изнутри его внезапно лизнуло холодом. Мысль-тревога: «так не бывает». За счастье всегда приходится платить, а ему до сих пор не огласили цену. Скверное предчувствие не отпускало. Ощущение, которое он уже вторые сутки гнал от себя. Что скоро все будет плохо. Что все уже очень плохо. «С Портленда начался обратный отчет», - подумал он вдруг. Это была мысль Капитана, и касалась она той уступки, на которую он пошел, пригласив к себе Баки. Да, где-то здесь таилась угроза... Даллас, черный лимузин... Стив тряхнул головой. «Все в порядке, приятель. Ты просто совсем разучился быть счастливым. Как только наступает пора затишья, тебе везде мерещатся признаки бури. Одолевают плохие предчувствия, потому что ты привык жить в состоянии низкого старта, под прицелом. Поневоле со временем начинаешь верить, что хорошо не бывает. А если хорошо наступило, значит, это обман, и мы просто упустили нечто важное...» «Потерянное поколение». Так охарактеризовали их Гертруда Стайн, Хемингуэй, а позднее Ремарк. Те, кто так и не вернулись с войны, не нашли себе места в мире... солдаты, разучившиеся жить обычной мирной жизнью. - Что-то случилось? Стив вынырнул из раздумий на кухне, перед мойкой. Серые глаза смотрели на него внимательно и серьезно. В них тоже была война, и его до дрожи поразило, как они, даже будучи по разные стороны, оказались похожи. - Нет, просто задумался, - Стив поспешил улыбнуться. Баки кивнул, а затем небрежно поинтересовался, отправляя опустевший пакет в мусорное ведро: - На Базе все спокойно? И вновь, как тогда, в Портленде, Стиву послышался совсем другой вопрос. Ты говорил с командой? Ты начал осуществлять свой план? - Спокойно, потому что сегодня там почти никого нет. Завтра планируется слет в Башне Старка, - Стив помрачнел. – Будет вечеринка по случаю праздника. Надо появиться там, чтобы не вызывать лишних вопросов. Их взгляды встретились, и Стив едва заметно кивнул. «Я ничего не забыл», - ответил он этим взглядом, и Баки кивнул в ответ так, словно действительно услышал его. Паста с мясом удалась на славу, хотя в такую жару есть совершенно не тянуло. Хотелось холодного пива или чая со льдом. Баки ел охотно, но по застывшему лицу трудно было понять, нравится ему или нет. Казалось, ему все на вкус как картон, но Стив списывал это на долгое отсутствие компании и простого общения. Вряд ли Зимний Солдат знает, что такое вежливая учтивость. Стив был почти уверен, что даже на свободе у Баки не было простых социальных контактов. Баки-Солдат не был похож на человека, который легко сходится с людьми и стремится искать с ними общий язык сверх простейшего взаимодействия. У Стива социальные контакты были, и даже когда было особенно тяжело, рядом всегда оказывалась поддержка. Фьюри, Романова, Тор, Беннер, Старк... Ему было легче. Во всех отношениях. И привыкать, и справляться с тяжестью навалившихся лет, с внезапным одиночеством мертвеца среди живых... Эти безрадостные мысли вяло ворочались в голове, пока длился ужин, однако вслух Стив говорил совсем о другом. Баки все еще не был расположен к разговорам, и Стив взялся по возможности красочно рассказывать, кто такой Вижн. Тема Альтрона была неприятной, но сидеть в тишине не хотелось. Если Баки и возражал против этого, то вида не подал. Стив наблюдал, как он медленно накручивает на вилку спагетти, и подал салфетку – Баки инстинктивно хотел поймать капли соуса левой ладонью, но вовремя сдержал руку, вернув вилку обратно на тарелку. Явление салфетки Баки встретил благодарным взглядом, и это была едва ли не единственная яркая эмоция с его стороны за все последнее время. Когда тема иссякла, Стив удрученно смолк. Говорить одному, да еще так долго, было неприятно. Однако в этот момент Баки неожиданно подал голос. - У тебя есть женщина? – вопрос прозвучал даже слишком конкретно, как: «Мне снять растяжку с душевой?» Стив удивленно моргнул. - Нет, - ответил он, судорожно соображая, что еще добавить по этому поводу, но Баки только кивнул и не стал продолжать. Сердце у Стива предательски бухнуло, громко, но всего один раз, продолжив биться в прежнем темпе. Уже неоднократно Солдат ставил его в тупик, вынуждая соображать, было ли в его вопросе двойное дно. В комнате было душно, и даже вентилятор справлялся плохо. Влажный горячий воздух заполнял легкие тяжестью, и им почти невозможно было надышаться. Стив лежал в кровати, ощущая, как простынь неприятно липнет к влажной спине, и слушал шум города за окном. Баки прогнал его спать. Снаружи еще было светло, едва перевалило за семь вечера, но Стив послушался покорно. Расчет оказался прост. Тот, кто спит днем, будет дежурить ночью, а прошлая ночь была его. Сон не шел, и вовсе не из-за городского шума. Не шел, потому что Стив не звал его. Пока. Так не бывает. Мысль упорно вертелась в подкорке, как пластинка Кида Ори, и острая игла рассудка уже легла на ее ребристый диск. Страх. Слишком много страхов. Странно. Он совсем не боялся опасностей, боли, даже смерти. Эти страхи было легко преодолеть, из-за чего Капитана считали образцом бесстрашия и героизма. Но неустойчивая фигура Баки на перекладине в дыму... Страх быть разоблаченным, страх потерять друга, страх того, что цена за это короткое счастливое время под одной крышей с Зимним Солдатом будет слишком высока... Того, кто считал Капитана бесстрашным, ждало бы горькое разочарование, стань ему известна истина. ...В январе тридцать первого Стив узнал, каким еще образом Саре приходилось добывать для них деньги. Она не была ни молодой, ни особенно красивой, чтобы зарабатывать телом, как это нередко делали из нужды другие женщины. Но медсестры ценились дороже проституток. И Стив знал, что в свои ночные смены она за отдельную плату, не задавая вопросов, извлекала пули, зашивала ножевые раны, вправляла вывихи и переломы. Однажды они вдвоем с коллегой всю ночь под дулом револьвера делали операцию безымянному пациенту с огнестрельным ранением живота. Ее спасло то, что бедняга выжил. По закону Сара должна была сообщать полиции обо всех подобных случаях, но она молчала. Они питались этим молчанием, платили им за аренду, топили печь... Стив изводился от страха. Не за то, что ее могут поймать полицейские. Ему было страшно, что кто-нибудь из этих головорезов может посчитать, что оставлять ее в живых слишком опасно. Собственное бессилие сводило его с ума. Однажды он рассказал об этом Баки, который несколько дней приставал с расспросами, что случилось и почему это Стив такой бледный. То есть, куда бледнее обычного. И Баки тогда сказал: «Не переживай. Твоя мать отличная медсестра. Большая часть ее пациентов из числа этих ребят все еще живы. Она им полезна. И поверь мне, Стив, это – ее лучшая защита, потому что никто не станет убивать курицу, несущую золотые яйца». Стив решился поверить ему, пусть это стоило ему всей его решимости... В прошлом, когда слова еще имели силу и Стив Роджерс истово верил в силу слов, в нем глубоко отчеканилась речь о «четырех свободах»[2]. В него вплавились эти слова, которые Стив нес под сердцем до сих пор, хотя в его представлении то, что относилось к стране и миру, было применимо и просто к свободному человеку. Свобода слова. Свобода вероисповедания. Свобода от нужды. И четвертая. Свобода от страха. Повсюду в мире. Да, Рузвельт многое знал о страхе. Знал, почему его стоит бояться. И хотя он сам вкладывал в понятие четвертой свободы глобальное разоружение и безопасность, Стив воспринимал ее буквально и в самом широком смысле. Свобода от страха. Именно так. Свобода, которую он так и не смог обрести... *** Марафонского сна в этот раз не понадобилось, и спустя четыре часа Стив проснулся вполне отдохнувшим. Выйдя в подозрительно тихую кухню, он произнес бодрым голосом: - Ну что? Смена караула? И в этот раз терять дар речи не стал, хотя и было, с чего. На столе, где совсем недавно они ели спагетти, был разложен набор инструментов. Медицинский пинцет, шило, нечто похожее на зонд дантиста, двузубые тонкие щипцы, широкий кусок черной замши, щетка с длинным ворсом, ватные палочки, зубочистки. И «херстал», хотя в этом процессе принимать участие ему не грозило. Баки священнодействовал. Его левая рука покоилась на столешнице, и Солдат, склонившись к ней, куском сложенной вдвое тонкой тряпки тщательно прочищал стыки блестящих стальных пластин. Тряпка, судя по запаху, была смочена в спирте. Ну да, глупо было бы думать, что этой руке не нужен уход. Наверняка пластины снимаются, открывая внутренний каркас, и вычищаются отдельно. Внезапно вспомнился мост. То, как Зимний Солдат, слетев с крыши машины, тормозил этой рукой об асфальт, высекая искры. Грязь, песок, дорожная пыль, осколки стекла, бензин... кровь... Да, конструкция предполагала чистку. Наверняка, пока он был в ГИДРЕ, этим занимались специальные люди. Теперь же Баки был вынужден справляться с этим мудреным делом самостоятельно. На появление в кухне зрителя он отреагировал коротким пристальным взглядом, но отвлекаться не стал: священнодействие требовало полной концентрации, поэтому последняя реплика Стива осталась без ответа. Тот решил не обижаться и послушно занялся кофеваркой, стараясь не глазеть слишком уж откровенно. Рука не была живой, но и мертвой она не была тоже. Стив не без удивления заметил в ней естественный тремор, и это открытие почему-то обрадовало его, хотя природу этой радости постичь так и не удалось. Стив колебался. Заговорить об этом подмывало давно, но тема казалась слишком интимной. Хотя Зимний Солдат, кажется, не из тех, кто печется о соблюдении правил приличия... - Ты чувствуешь ею что-нибудь? Серые глаза метнулись к нему. В них сквозило недовольство, Баки был занят и не хотел, чтобы его отвлекали. Стив уже пожалел, что заговорил, и подумал, что ему не ответят, но глухой голос Солдата спросил: - Ты имеешь в виду осязание? Температуру? Боль? - Что-нибудь, - повторил Стив. Сформулировать конкретнее он затруднялся. Баки задумчиво склонил голову набок, подумал, покатал желваки на скулах. А затем заговорил: - Чувствую ее положение в пространстве. Могу работать ею, не глядя на нее. Чувствую напряжение. Движение. Давление. Сопротивление материалов. Плотность. Могу регулировать силу сжатия и силу удара. Боли нет. Но я не знаю, как это устроено, и не имею понятия, что там внутри. У Стива сразу мелькнула мысль о Тони, но он решительно срезал ее на подлете. Нет. Об этом Старку лучше не знать. Причем, в первую голову, для его же блага. - Ты помнишь, как ее получил? - Не помню себя без нее. Эта фраза отозвалась болью под сердцем. Зимний Солдат не помнит, каково это – иметь обе живые руки... - Проверь телефон, - вдруг сказал Баки, и Стив удивленно заозирался. Когда он вернулся домой, то забыл обо всем на свете, в том числе телефон в кармане джинсов. Тот высвечивал одно входящее сообщение. Наташа. «Завтра в пять вечера в полной форме. Не забудь» Стив раздраженно прикрыл глаза. Вечеринка у Старка, да еще и в костюмах... как не вовремя. - Это Нат. Напоминает о том, что завтра сбор, - Стив налил две кружки кофе, посмотрел на то, как Баки чистит запястье... И рискнул. – Я хотел спросить. В Портленде... это ведь не я тебя нашел? Ты позволил мне. Движения чуть замедлились. - Давно понял? - Недавно. В спортзале. Следы, подсказки... Тогда, в парке, ты хотел, чтобы я тебя уговорил. - Я хотел знать, что ты скажешь, когда найдешь меня. - Я прошел проверку? - Как видишь. - Почему ты не дождался меня в Вайоминге? Мы почти успели тогда. Это из-за Сэма? - Ты, видимо, плохо представляешь себе, насколько сложно теперь скрываться в США. Стив кивнул на руку. - Из-за нее? - Да. - Экзотика? Баки посмотрел на него тяжелым взглядом. - Мстители, - сказал он. На недоуменный взгляд ответа не было долго. Баки снова занялся запястьем. - Если ты не заметил, Америка стала другой, - голос его звучал низко и глухо. – Америка теперь знает, что есть летающий миллиардер в броне, ожившая легенда из прошлого, зеленый монстр, скандинавские боги, пришельцы. И это еще не весь список. Вы уже изменили мир. Люди учатся ориентироваться в новых условиях и делать расчет на вас. Теперь в Америке уже не спрячешься за простым объяснением. Стив чуть нахмурился, присаживаясь напротив и ставя на стол две кружки кофе. - У тебя были проблемы с конспирацией? Насколько мне помнится, легенда была неплохая. Баки приподнял левую руку и пошевелил бионическими пальцами. Они отозвались механическим гулом. - Это не выглядит как обычный протез. Дважды меня спрашивали: «А не работа ли это Тони Старка, парень?». А еще один раз мой работодатель поинтересовался, не Мститель ли я. Стив невольно усмехнулся. - Здорово, Бак. Тебя приняли за супергероя. - Да. Из тех, которые роняют города с небес, - тон его вдруг стал серьезным. Он посмотрел Стиву в глаза. Хмурый взгляд, вертикальная складка между бровей. – Я вернулся, когда узнал. Увидел репортаж в Ницце. - И позволил себя найти. Баки кивнул. Затем чуть дернул правым плечом, облизнул губы. - Раньше не доводилось сталкиваться с подобным. До этого года самым странным из человеческих существ, мною встреченных, был ты. И то потому, что оказался живучим, как таракан. Стив улыбнулся. Баки ответил короткой усмешкой, но глаза оставались холодными. - Да, с тридцатых мир стал гораздо сложнее. Стив догадывался. Баки говорит об этом не просто так. Мстители. Зеленого Монстра, к сожалению, с ними уже нет, Тор ушел в Асгард, но ведь есть Алая Ведьма, есть Вижн... Для Баки расширяется мир. Он пытается понять, с чем ему здесь предстоит иметь дело, и предпочитает изучать мутантов, магов и нелюдей в их естественной среде обитания, а не в бою. Разумный ход. Трудно ему, наверное, было принять то, что самой опасной диковиной в мире не является он сам. Наблюдая за тем, как Баки ватной палочкой проглаживает швы на пальцах, Стив неожиданно для себя сказал: - Смотри, могу помочь, где сам дотянуться не можешь. И еще не успел договорить, как понял, что совершил большую ошибку. Демоны, облизываясь, полезли из щелей. Нельзя. Нельзя быть к нему так близко, нельзя прокладывать себе лазейки! Стив надеялся, что Баки откажется, конечно, откажется, с чего бы ему соглашаться?.. Баки долго и пристально изучал его лицо, а затем отложил ватную палочку и протянул ему тряпку. Стиву в живот упало чугунное ядро. Ну вот, дело сделано. Теперь, раз уж играть, то надо играть до конца. - На лопатке, да? – Стив потянулся к флакону со спиртом. Острый запах ударил в ноздри, ожег глаза. – Сними футболку. Не надо, Бак, не смей этого делать, не смей, откажись... Баки легко подцепил пальцем ворот футболки, перехватил ее сзади и одним движением стянул с себя, скомкав на коленях. Стив замер. Сердце учащенно билось, живот стянула острая скорбь, почти мука. Он тяжело сглотнул горлом, прослеживая грубый шрам на стыке металла и плоти. Тонкие вспухшие шрамы поменьше змеились от места крепления, как розовые черви. Должно быть, его лицо отразило горечь, потому что Баки удивленно посмотрел на него. Дрогнули брови, глаза выразили непонимание. - Все хорошо, - Стив заставил себя улыбнуться, хотя улыбка вышла неискренней. – Знаешь, может, и к лучшему, что не помнишь, как ее вживляли в тебя. Выглядит... болезненно. Покажи, где протереть. Баки повернулся к нему спиной и тронул себя за верх плеча. Стив придвинул стул ближе и не без внутренней робости положил левую руку на звезду, правой начиная длинными движениями прочищать стыки. Пластины лежали в несколько рядов, впритирку, оставляя верхний слой подвижным, зато в нижнем слое крепились друг к другу ровно и плотно, оставляя настолько тонкий зазор, что не пролез бы, наверное, даже человеческий волос. Никакой особой грязи Стив не замечал, сталь блестела ярким хромом, плечевой сустав отдавался ему в ладонь слабой вибрацией, словно бионическая рука имела какой-то внутренний источник питания. Но это волновало его сейчас меньше всего. Стив старался не задевать рукой шрамов и был счастлив, что Баки не видит его лица. Потому что такого выражения лица не должно быть у Капитана Америка, героя Соединенных Штатов. И таких мыслей у правильного положительного протагониста быть не может. Стив думал о людях, которые вживляли Баки руку. Думал о людях, которые замораживали его. И в этот самый момент ему очень хотелось найти этих людей, достать их из могил, из самой Преисподней, чтобы посмотреть им в глаза и сказать им... Спасибо. За Баки. За то, что Джеймс Барнс был им так нужен, что они, эти людоеды, эти фашистские нелюди, берегли его друга столько лет. Он должен был ненавидеть этих людей. Он очень хотел ненавидеть их. И не мог. Они сохранили Баки живым, почти невредимым. А все остальное – не страшно. Тяжело, но не страшно... Стиву было горячо и горько. Наверное, у него пылало лицо – чувствовал, как кровь приливает к щекам. Не без удивления он заметил, что Баки напряжен, нервно комкает футболку живыми пальцами, как если бы ему было неуютно или неприятно. Но Зимний Солдат молчал. Он чуть горбил спину, отросшие волосы касались плеч, одна прядь полукольцом лежала в ложбинке между лопатками. Проведя тряпкой до самого края стыка, Стив не рассчитал и тронул грубый рубец. И панически замер. - Тебе не больно тут? – голос вышел нетвердым. Баки совсем близко, и запах его волос... Тот отрицательно мотнул головой. - Не больно. Там самое трудное место. Рядом кожа, поэтому там можешь орудовать сильнее. Стив понял. Пот, кровь, отмершие клетки... решиться было трудно, но он смочил ткань повторно и послушно усилил нажим, в конце концов, обернув тканью большой палец и прочищая стыки ногтем, хотя по границе с кожей вел медленно, аккуратно. Это было нетрудно. Страшнее была тишина. Она была опасна, в ней рождались темные мысли. Тишина, нарушаемая далеким шумом улиц и близким – звуком обоюдного дыхания, кишела демонами. Стив слышал, как сквозь ровный механический гул в руке отдается пульс. - Что тебя беспокоит? Голос прозвучал негромко, без особой надежды на ответ. Баки действительно ответил не сразу. Но он ответил, растерянно и непонятно, и оставалось радоваться, что Солдат по крайней мере старается быть откровенным. - Что я доверяю тебе. - Сейчас? – Стив сперва решил, что речь идет про руку. - Вообще. И он понял. Понял даже раньше, чем Зимний Солдат пояснил: - Я не знаю, можно ли доверять своим ощущениям. Ты назвал меня по имени, - он повел плечом, как если бы свело мышцу или ему вдруг стало неуютно. – Откуда мне знать, что это не часть мотивации? Что, дав мне имя, ты не получил надо мной контроль? Не так, как они, но... по-другому. Стив глубоко вздохнул, и, когда заговорил, тон его был спокойным и уверенным. - Я просто вернул тебе то, что у тебя забрали, - Стив отчертил ногтем кромку пластины. – Думаешь, я тобой манипулирую? - Я не знаю. - Ты не веришь мне? - Если бы не верил, не пришел бы сюда. Но вышло не так, как я ожидал. - Что ты чувствуешь здесь? Тебе легче? Тревожней? Я просто хочу понять. - Мне спокойно, - честно признался Солдат. – Или даже не так... Мне не тревожно. Это плохое место для укрытия, но я чувствую себя в безопасности. Так не должно быть. - Может, это и есть ответ, Бак? - Это нервирует. - Почему? На этот раз он молчал долго, а когда заговорил, в голосе его звучала незнакомая неуверенность. - Потому что не помню... почему доверяю тебе. Не знаю, почему доверяю тебе. Стив спустился на лопатку, чувствуя под ладонью неровность бугристого шрама. - Это может быть памятью. Мы всегда доверяли друг другу, - и он продиктовал ответ раньше, чем осознал его до конца: – Ты боишься того, что хочешь мне доверять? Мне и этому месту. Баки обернулся, и Стив встретил его растерянный взгляд. Загнанный, испуганный. Так он смотрел, прижатый к полу обломком корпуса хэликэрриера, когда раненый Стив приближался к нему – глазами, полными отчаянья, недоверия... и надежды. Когда не мог понять, хочет ли Стив поднять балку или добить его. - Всё, - Стив отложил тряпку в сторону... и не выдержал. Рука взметнулась раньше, чем он успел понять, что же именно делает, когда его кисть легла Баки на голову. Замерла на секунду, две, впитывая ощущения... и скатилась в ласкающем жесте, погладив по волосам. Солдат удивленно замер под его ладонью, глаза расширились. Он сжался, и Стив поспешил убрать руку – вышло резче, чем хотелось бы. Но Баки этого не заметил. Он моргал и выглядел сильно сбитым с толку, как пес, которого впервые погладили, и тот судорожно анализирует свои ощущения, пытаясь понять, причинен ли ему какой-то физический вред. - Бак, - сказал Стив мягко. – Ты мой друг. И ты мне очень дорог, поэтому контроль над тобой мне не нужен. Очень надеюсь, что ты мне поверишь. А если тебе хочется мне доверять, то пусть это тебя не пугает, потому что это взаимно. Я тоже хочу тебе доверять. Обычный профессиональный риск. Баки растерянно кивнул. Взгляд его был мутным, словно бы обращенным глубоко внутрь себя. Не глядя на Стива и все еще думая о своем, он натянул футболку, завернул инструменты в замшу и направился в гостиную. На выходе из кухни он остановился, обернулся через плечо. - Ты раньше так делал? Стив понял, о чем речь, и усмехнулся ему. - Так делал ты. Ты был выше. Солдат кивнул, словно Стив подтвердил то, о чем он подумал, и вышел. Стив выругал себя за несдержанность. Сорвался, сделал глупость, он теперь насторожится, уже наверняка насторожился на его счет. Только бы он не сделал неправильных выводов... Только бы не решил, что между ними была не только дружба. Демоны отозвались радостным хором, и Стиву скрутило живот. Где же страх, когда он так нужен?! Насчет прикосновений – это было чистой правдой. Баки обожал его лохматить, пользуясь преимуществом в росте. К Капитану он так не прикасался ни разу, и Стив, к стыду своему, скучал по этим касаниям. В прошлом он всякий раз робел и терялся, чувствуя тяжесть теплой руки Баки у себя на макушке, его от лица до самых пяток обдавало волной нежности, что невольно хотелось зажмуриться от наслаждения и стыда. Чертов пропащий грешник. Стив ощутил, что снова остался один в тишине. И глубоко вздохнул. Чем грезить наяву, занялся бы чем-нибудь полезным, умник. Ремни с магнитами надевать в этот раз он не стал. Просто перенес щит в кухню, поближе. Поставил у стены, критически посмотрел на него, выискивая грязь в щелях рисунка. Остаточное волнение после чистки руки Баки все еще давало о себе знать, но щит сиял чистотой и полной боевой готовностью. Ну, хоть кто-то сегодня молодец. Он посмотрел на нетронутые чашки кофе. Пригубил из своей. И в этот момент вспомнил про список. А ведь точно... как давно он в последний раз что-то вычеркивал из него? Блокнотов было уже несколько. Стив честно записывал все рекомендации, прикидывая, однако, что на то, чтобы все это изучить, не хватит жизни. Он старался относиться к фильмам, сериалам, мультфильмам и книгам как к продуктам истории, хотя все равно не мог подчас заставить себя досмотреть или дочитать до конца. Обычно в таких случаях говорят, что о вкусах не спорят, и он считал выполненным долгом хотя бы надкусить, чтобы понять, в чем суть. Пришла запоздалая мысль. Ноутбук в гостиной. Поколебавшись, Стив отправился за ним, крадучись проскочил мимо дивана со спящим Баки, но когда шел обратно, на него недовольно воззрились сонные серые глаза. Стив показал ноутбук и виновато пожал плечами, дескать, да, не подумал, извини, что разбудил. Баки только фыркнул носом и отвернулся к спинке дивана. Уютный. Домашний. Стив поставил ноутбук на стол в кухне и принялся листать последний блокнот, заполненный всего на четверть. Блокнот был большой, на пружине, в тонкую синюю клетку. Достался еще от ЩИТа. На черной обложке гордо красовался стилизованный орел. Вчитываясь в ровные строчки, Стив поймал себя на странном и неприятном чувстве. Новизны не хотелось. Более того, какая-то часть его сознания упрямо восставала против этого, и понадобилось несколько минут, кружка кофе и полное изучение списка прежде, чем до него дошло, в чем дело. Новое. Друзья с таким пылом предлагали ему новое, словно оно было безоговорочно лучше того, что он оставил позади. Конечно, они уважали американскую классику, но на него, истинного любителя классики, смотрели сочувственно и снисходительно, как на безнадежно отсталого. Они все хотели его учить. Они все стремились его приобщить. Так, словно новое по определению лучше. Против этого восставал сейчас Стив Роджерс. Малыш из Бруклина начала двадцатого века. Стив долго смотрел на список, понимая, что сегодня он ни к чему приобщаться не будет. Полузабытое упрямство шевелилось в нем, упрямство пяти попыток, драк в подворотнях с нулевыми шансами, крика «Я ВЫДЕРЖУ!» в слепящем мареве света, напряжения и боли. Знакомый зуд в ладонях сперва удивил. А затем несказанно обрадовал. Шариковая ручка нашлась в прихожей, и, заняв прежнее место за столом, Стив решительно перевернул последний исписанный лист, открыв новый, чистый. Рука предательски дрогнула, он посильнее сжал ручку, привыкая к нажиму, и нанес первые вертикальные штрихи... ...Проснувшись в современном мире, он с болезненной горечью смотрел на этих людей. Чувство, которое переполняло его все первое время и иногда давало о себе знать до сих пор, было подобно глубокой скорби. Да, нация шагнула далеко вперед. И вместе с тем... она при этом утратила главное. Сущностное. Нация приобрела толерантность, но потеряла свободу и силу воли. Он был рад, что проспал то время, когда атомные бомбы падали на Хиросиму и Нагасаки, когда гибли солдаты во Вьетнаме, а Нью-Йорк захлебывался в антивоенных маршах под голубиной лапкой «пацифика». Проснувшись, он обнаружил себя на руинах величия, и скорбь его была скорбью старика, который еще помнит это величие живым. Он проснулся в век девальвации идеологии, девальвации слов. Рядом лежит забытый ноутбук. Перспектива улицы, в несколько линий дома, легкая разметка окон. Ползущий навстречу зрителю жук черного «форда», новинка, еще не «ретро», яркий свет фар, тонкие силуэты прохожих... Он был продуктом того поколения, на долю которого выпал и послевоенный взлет «ревущих двадцатых», и Великая Депрессия тридцатых, и вторая мировая сороковых. И он отдавал себе отчет в том, что современное общество не виновато, что не видело всего этого и что им никогда не было настолько трудно, чтобы сплотиться. Мирное время. Слишком мирное, когда люди уже не ценят свое сытое благополучие. Тони сказал, что не доверяет людям без демонов. Стив не ответил ему, что людям, которые выпячивают своих демонов, он, в свою очередь, не доверяет тоже. Его воротило от тех, кто ни во что не верит, кроме денег, личного успеха и собственного «Я», от тех, для кого не существует ни Бога, ни Родины – ничего выше себя и своих капризов. От людей, не желающих взрослеть, брать на себя ответственность, избавляться от стереотипов... Ночь. Стрекот стержня в пластиковом корпусе, шарик тяжело шуршит о бумагу, когда Стив набирает тон неба. Безымянный палец выпачкан в синей пасте. Чернильная небесная синь оттеняет освещенный фасад аптеки, где в жару они с Баки покупали мороженое. Но на рисунке осень, первые холода после «индейского лета»[3] ... Он проснулся в век мягкотелости, инфантильности, в век, когда стало модным превозносить свои слабости и пороки, потакать им, исступленно жалеть себя и страдать из-за мелочных катастроф. Век выскочек, пустозвонства и позерства, умственной и духовной незрелости, век, низведший былое величие Соединенных Штатов Америки до липкой, кричащей пошлости. Ешьте! Пейте! Гуляйте! Потребляйте! От этого вы станете гораздо счастливее, гораздо успешнее, ради этого вы и живете! Боже, храни Америку! И повсюду вещизм, вещизм, вещизм... Новым владыкой мира был капитал, циничный и равнодушный. Никогда еще власть корпораций не ощущалась так полно. Ласково, исподволь, она загоняла людей в плен, вульгаризировав и извратив саму идею свободы, заменяя свободу воли свободой выбирать между «кока-колой» и «пепси», между «адидас» и «найк». Делая человека рабом привычек, слабостей и комплексов, заставляя его считать себя неполноценным без каких-то обязательных для успешности товаров и услуг. Убеждая с экранов и билбордов, что все это ему необходимо. И то, насколько истово американцы бросились с головой в это заманчивое, привлекательное рабство, поднимало в нем волну бессильного гнева, переходящего в отчаянье. Эти капиталистические акулы погрузили Америку – его Америку! – в это бесстыдство, в этот культ эгоизма... Проект «Озарение», Боже правый! Его кумир, человек, словам которого Стив верил, сказал, что тот, кто готов купить безопасность отказом от свободы, не заслуживает ни свободы, ни безопасности. Он хотел тогда сказать это Фьюри в лицо, но вовремя прикусил язык. Ник все равно бы не оценил. Эти слова тоже утратили силу. Рузвельт умер спустя месяц после уничтожения «Валькирии», и, казалось, что вместе с ним умерла и его Америка, если ей для завершения войны потребовалось расчеловечить врага, чтобы одержать победу столь чудовищным образом[4] ... Фары черного «форда» ярко освещают дорогу, людей на улицах много, они тают в сумеречной дымке, в руках у них зонты, сложенные или расправленные над головами... Он старался не выдавать своих чувств. Старательно прятался за улыбками, за щитом Капитана Америка, за попытками принять эту новую реальность и встречая внутреннее яростное сопротивление ей. Хотя несколько раз говорил об этом с Сэмом, тот сам настоял. Уилсон советовал ему искать хорошее, составлять списки того, чем Стиву нравится это время. Говорил про пять стадий. У Стива накопилось довольно много пунктов, но они касались в основном удобства жизни, комфорта, а вот внутреннего стержня... он не видел его ни в обывателях, выросших в благополучной среде, ни в добровольцах-солдатах с их кричащим патриотизмом. Даже патриотизм превратился в браваду, во что-то легкомысленное, поверхностное, пошлое... Он обтер кончик ручки о край бумажного полотенца. Из вороха штрихов вырастают здания, уголок старого Бруклина неподалеку от его дома. Ярко горят редкие окна, фонари роняют на дорогу конусы блеклого света. По улице к аптеке на углу идут две фигуры, намеченные тонкими линиями... Стив пришел из того времени, когда стержнем личности было мужество, сила воли и сила духа. Он видел мужество в людях, совсем далеких от войны. Плохие времена закаляли людей, объединяли и сплачивали их. Сперва против общей беды, затем – против общего врага. Он доподлинно знал, что мужество – это не только спасение мира. В прошлом он видел все это каждый день. Самоотверженность, верность слову, чувство долга... Мужество – это тяжелый выбор. Это борьба, когда знаешь, что шансов выиграть нет. Это испытания, из которых невозможно выйти без потерь, зато можно выйти достойно. Это мужество не ломаться, когда гнет к земле, мужество не сдаваться обстоятельствам, когда они многократно сильнее. Мужество сохранять человечность и не озлобиться, когда тебя избивают более сильные. И мужество сильного в умении понимать, когда силу стоит прикладывать, а когда – лишь ограничиться демонстрацией оной. Мужество каждого – опора величия, свободы и независимости всей страны. Это был его внутренний стержень. Стив верил в это. За это он сражался, ради этого жил. И ради этого умер. Ребро ладони в ровном синем налете. Ноздри щекочет сладковатый запах чернильной пасты, тонкий лист от обилия тона изгибается и мягко похрустывает под рукой... Уйти на фронт, на войну – это был вызов его собственной слабости, это было доказательство – самому себе, вопреки чахлому телу, что сила духа важнее, что он сможет стать шестерней победы огромной машины Соединенных Штатов Америки. Он стремился доказать, что достоин быть сыном отечества, и восставал против себя, кристаллизуя всю силу воли, которая давно переросла это жалкое тело. Он был мужчиной, гражданином и патриотом. И это горело и билось в нем, ревело как пламя в горне, так же отчаянно, как и темная, неистовая любовь к Баки Барнсу. Она была созвучна с его любовью к Америке, к Рузвельту и его словам. Стив верил. Даже Баки он заражал своими идеями и радовался, когда тот проникался чем-то значимым, чем-то большим, чем он сам, и они вдвоем, и девчонки, и Бруклин, и штат Нью-Йорк... Угроза из Германии, близость войны. Его пылкая речь о нацизме в свое время глубоко затронула Баки, который до того активно придерживался консервативной идеи изоляционизма, заявляя (а на деле повторяя слова миссис Барнс): «Стив, отцы-основатели завещали нам не лезть в дела Европы». Клетки исчезли. Сумрак. Лужи, ярко отражающие свет фонарей, и две фигуры: одна в длинном пальто и шляпе, другая маленькая, нескладная, в светлом плаще, едва поспевает за этой первой, летящей, в которой чувствуется уверенная сила и что-то наигранное, словно человек в пальто красуется перед кем-то... ...Он стоял на руинах свободы. Это задевало за живое, расшатывало сами сваи веры в человечество. И хотя внешне он оставался спокоен, сердце его сжималось и кровоточило. Лучше уж быть шутом и фиглярствовать в костюме на публику. Хотя... а кто он сейчас? Только костюм получше и сцена пошире. Эта горечь клокотала в горле, делая его улыбку деревянно-неискренней, наполняя фразы старческой иронией. Стив Роджерс, в прошлом распахнутый настежь, готовый часами говорить и спорить с каждым, кто был готов его слушать, был теперь замкнут, предоставив Капитану Америка – символу – командовать и отвечать. Щитом Капитана он прикрывал неуверенность, почти параноидальное недоверие к людям и сосущее под ложечкой одиночество. Чуждость новому веку стеной отгораживала его от людей, и стену эту он выстроил сам. Сейчас в моде был индивидуализм, откровенное самолюбование, себялюбие. Те идеалы, за которые он держался, в которые верил, ради которых погиб... они вызывали теперь раздражение, скуку и смех. Ему было больно. Боль была фантомной, как в уже ампутированной конечности, но от нее не было спасения. Хотя бедняга Коулсон был прав. Современному миру был нужен такой герой. Знамя. Не столько человек, сколько идея – искренняя, фундаментальная и непорочная, как «Свобода на баррикадах». Идея, впитавшая веру своего поколения, сумевшая обрести собственный разум, идея, которой он когда-то горел, а теперь был вынужден соответствовать. Современная система, выдохшаяся и приторно-циничная, хваталась за него, как за щит, пусть и рекламный, и эксплуатировала как своего рода знак качества. «Смотрите, с нами Капитан Америка! Он патриот! Он верит! А вы?» Вот только он присягал на верность совсем другой Америке... Сквозь водоворот мыслей до него донесся слабый звук. Тихий, еле слышный. Стон. Стив замер и прислушался. Медленно отложил блокнот в сторону. Когда уже решил, что ему померещилось, стон повторился. Низкий, вымученный. Стив поднялся и беззвучно двинулся в гостиную. Баки лежал на спине с закрытыми глазами, тяжело и рвано дыша, весь мокрый от пота. Его голова металась из стороны в сторону, пальцы сжимались и разжимались. Лицо искажала мука, словно ему было больно. Кошмар. Стив вздохнул и приблизился как можно осторожнее. Но когда он взял Баки за правую руку, стараясь разбудить без лишнего вреда для обоих, Зимний Солдат распахнул глаза с огромными, как у филина, зрачками, ничего перед собой не видя... и закричал. *** Было начало четвертого утра. Стив намазывал треугольники сандвичей ежевичным джемом и арахисовым маслом. Солдат сидел за столом, глядя в его блокнот. О содержании кошмара он говорить не стал, и Стив не спешил его спрашивать. Баки все еще выглядел каким-то совершенно опустошенным, как человек, которого только что едва не сбил трамвай. Он кричал. Стиву пришлось рывком посадить его и прижать к своему плечу, заглушить крик, пока соседи в панике не набрали девять-один-один. Баки в его руках был безвольным, как кукла, слепо таращился в темноту, а Стив думал о том, как в человеческих легких может хватить воздуха на такой долгий, пронзительный крик... - Бак! Баки, проснись! – он неловко попытался встряхнуть друга за плечи. – Солдат! Крик оборвался. Как отрезало. Баки замер, и Стив быстро отстранился, заглядывая в бледное лицо. - Бак, ты меня слышишь? Ты помнишь, где находишься? Тот огляделся по сторонам и медленно кивнул. Он растерянно моргал, тяжело дыша приоткрытым ртом, пряди волос прилипли к мокрому лбу. Зрачки стянулись в точки. - Ты в порядке? Еще кивок, на сей раз увереннее. Зимний Солдат сомкнул губы и сделал глубокий вдох – выдох. На пару секунд он прикрыл глаза, и Стив осторожно убрал от него руки. - Будешь еще спать? Баки отрицательно мотнул головой. Его все еще мелко трясло, пот был холодным. - Кофе? Совсем короткий кивок. Солдат поднялся на ноги медленно и тяжело, прошел с ним в кухню и залпом выпил кружку остывшего кофе, оставленного им еще с вечера. Теперь он неподвижно сидел за столом, изучая рисунок, пока Стив быстро соображал нехитрый завтрак. Кофеварка тихо шумела на одной ноте, распространяя по кухне дурманящий аромат. Стив поставил тарелку перед Баки и опустился на стул. Его начинало беспокоить это затянувшееся молчание, но заговорить о кошмаре он не решался. - Это ты вытащил меня из Потомака? Солдат удивленно поднял голову. Он ждал другого вопроса, и этот привел его в некоторое замешательство. Стив сидел напротив, поставив локти на столешницу, и смотрел на друга поверх чашки кофе. Баки казался все еще немного оглушенным, и Стиву почудилось, что тот смущен из-за кошмара. Поэтому пояснил. - Меня нашли на берегу. Мне тогда показалось, что я видел... – он умолк и жестом указал на бионическую руку. – Не знаю, приснилось мне или нет. Так это был ты? Баки коротко кивнул. - И ты сделал это, хотя не помнил меня? - Я и сейчас не помню тебя. Голос его был хриплым, в ответе чудилась резкость, словно этот сон что-то в нем сместил, задел за живое. - Но ты здесь. Зимний Солдат промолчал. У него был тот же отрешенный взгляд, будто он смотрел фильм в глубине сознания. - Ты когда-нибудь спасал мне жизнь? – наконец, спросил он. – До той... балки на хэликэрриере. - Да, на войне было всякое... - Что-то конкретное, - отрезал он. - Я тебя нашел в лаборатории Золы. Мы бежали оттуда вместе. Ты это помнишь? - Нет, - Солдат тряхнул головой. – Это не воспоминание. Скорее, ассоциация. Ощущение. - Какое именно? - Не знаю. Тяжело описать. Безнадежность, отсутствие сил сопротивляться. А потом твой голос и... облегчение. Радость узнавания. Кажется, я был чертовски рад тебе, - он замолчал, на сей раз надолго. – Там, на кэрриере... Это вступило в противоречие с приказом. Так иногда бывало, раньше. Я не помню, просто знаю, что так было. Но тогда я впервые ощутил это как внутренний конфликт. Мне говорили, что цели, которые я устраняю, несут угрозу. Должно быть, для ГИДРЫ так и было. Но ты был важен лично мне. Ты был... - Свой, - подсказал Стив, чувствуя странное волнение. Зимний Солдат впервые открыто заговорил на эту тему. Невыполненное задание, сломанная рука, упавшая балка, нож в плече, Потомак... Баки кивнул. - Свой. Прежде на миссиях такого не случалось. Я подумал, что это важно. - Не знал, что тебя пичкали идеологией. Тебе объясняли что-то про священную миссию? Солдат невесело усмехнулся краем рта, но глаз усмешка не коснулась. - Они могли бы себя не утруждать. Мне было все равно. Это была работа. Стив покачал головой. - Вряд ли они увещевали тебя для того, чтобы объяснить тебе великий замысел, Бак. Думаю, они делали это, чтобы подавить агрессию. Если тебе стирали память всякий раз и ты просыпался дезориентированным, не зная, кто ты и кто они, им нужно было обозначить твою функцию и место в строю. Снять стресс, расставить приоритеты. Это не идеология, Баки, это программный код. Чтобы успокоить и мотивировать... - Они тебе что, инструкцию ко мне выписали?! – вдруг разозлился Солдат и вскочил одним движением. Стив медленно поднялся следом. Короткий запал, напомнил он себе. Никогда не знаешь, что его спровоцирует. И еще этот кошмар... - Бак, это просто вывод. Что тебя беспокоит? - Дать тебе полный отчет? – горько спросил он, и у Стива внутри похолодело. Солдат злился. - Эй. Послушай меня, ладно? – он подступил ближе. – У меня есть один хороший друг, Брюс Беннер... - Большой и зеленый? – перебил Баки. – Он отличился в Южной Корее. Ученый. Глаза Солдата сразу нехорошо потемнели. - Да, этот. Но я о другом. Джеккил и Хайд, Бак. Феномен. Знаешь, о чем я? Тот осторожно кивнул, хмурясь и пытаясь понять, к чему это Стив клонит. - Зимний Солдат – это не только ты и тот Джеймс Барнс, которого я помню. Там, в ГИДРЕ, из тебя делали чистую функцию. Ты их идеальный исполнитель. Идеальный... - Ликвидатор, - подсказал Баки. - Да. Зимний Солдат ГИДРЫ – это Мистер Хайд. Он отлично умеет стрелять, взрывать и управляться с ножом, поскольку больше ничего от него там не требовалось. Большой и зеленый. Так вот, он нам пока не нужен. Он – тоже ты, но мне нужен тот парень, который составляет все остальное. Парень, который не стал убивать меня на хэликэрриере, хотя у него были на то все причины. Пустишь его за руль? Он может поговорить со мной? - О чем с тобой говорить? – Стиву послышался отзвук усталости. – О том, чего я не помню? - О чем хочешь. О чем угодно. Кем ты считаешь себя, что было с тобой после Вашингтона, что тебе нравится из еды, с каким настроением ты засыпаешь, что тебе снилось. Все, что сочтешь возможным мне рассказать. Солдат потупился, отвернулся, долгим взглядом посмотрел на щит, прислоненный к стене. Молчал он долго. Так долго, что Стив решил – все зря. Ничего не выйдет. Досада стянулась в легких, и глубокий вздох отдался ноющей болью. Впрочем, ему хватило сил улыбнуться, и Стив осторожно положил руку на плечо Баки. Правое. - Расслабься, я не собираюсь на тебя давить. Расскажешь, как сможешь. Просто хочу, чтобы ты знал – я на твоей стороне и готов тебя выслушать. И когда он отстранился, Баки проронил почти бесцветным голосом: - Я бежал через кукурузное поле, - Солдат усмехнулся, невесело и как-то почти беспомощно, дескать, вот, такое вот событие, никаких откровений. А после добавил: - Три дня. - Ты бежал три дня? – Стив нервно улыбнулся. – Такое большое поле? - Меня выследили в Вашингтоне. Пришлось уходить. Я бежал три дня через два штата. - Почему ты вообще уходил от погони? В глазах Зимнего Солдата мелькнула вспышка удивления. Губы его дернулись в подобии мимолетной улыбки, на сей раз вполне искренней. Кажется, он был всерьез польщен тем, что Капитан Америка считает его бойцом, способным в одиночку подручными средствами расправиться с вооруженным боевым отрядом. - Ждал, пока рука срастется, - ответил он, и Стив чуть потупился, а потом прямо взглянул Солдату в лицо. Ему было жаль, но он не мог извиняться. Тогда так было нужно. Только так. Баки не упрекал его. Все ради дела, ничего личного. Тем более, для отряда все равно все окончилось плачевно. Когда рука зажила, Зимний Солдат дождался ночи и проник во вражеский лагерь, разбитый преследователями на ночлег. Две недели спустя полиция Кентукки нашла их обезображенные тела неподалеку от лагеря в одной братской могиле. Баки к тому времени был уже в Европе. Один швейцарец в Дрездене за небольшую услугу сделал ему документы. На следующий день он был уже в Чехии. Он шел по своим собственным следам. В итоге вернулся в явочную квартиру в Румынии, где нашел архив ГИДРЫ. Там он узнал о том, что из себя представляет проект «Зимний Солдат». Узнал, но... не вспомнил. Первое время его мучили приступы ярости. Это было связано с памятью – он злился, когда не мог вспомнить названия предметов или мест, картинки которых появлялись в его мозгу. Приступы ярости сменялись приступами паники, те в свою очередь – приступами неуверенности. Сбивалось ощущение времени, реальности, пространства и себя самого. В такие моменты происходил почти полный крах самосознания, того, что могло в нем именоваться «Я». Экзистенциальный кризис длился четыре месяца, хотя с каждым разом приступы случались реже, были короче и менее интенсивными. Но это приводило в ужас – когда обесценивается весь прежний опыт, полностью пропадает доверие к памяти, когда начинаешь подозревать ее в подтасовках и лжесвидетельстве. Баки впадал в состояние шока, словно отключалась система оценивания поступков. Он не мог понять, что из того, что он делает, правильно или неправильно. Что имеет смысл и что не имеет его. И имеет ли смысл он сам, его собственное существование, и если имеет, то какой? Какая у него теперь функция? Со временем это ушло. Включились умные анализаторы, которые позволили относиться к собственному существованию спокойно, как к данности. Пришло понимание и о том, что функциональность он теперь должен определять для себя сам. Разрешить себе ошибаться тоже было трудно, но он научился. С горем пополам выстроил себя заново и только тогда почувствовал, что сможет пойти на контакт. Раньше было нельзя. Самые тяжелые периоды он пережидал в одиночестве. Боялся покалечить кого-нибудь. Когда приступ выходил на пик, его начинали злить люди, и он боялся случайно в ярости кого-то убить. Это было бы неправильно. Не с точки зрения морали, нет. - Я не должен был, потому что мог этого не делать. Мне никто не приказывал это делать, не было заданий, а мне самому это не было нужно. Понимаешь? Стив кивал, понимая, что даже эта страшная исповедь – часть терапии. Баки хотелось выговориться, и хотелось давно. Он с таким трудом подбирал нужные слова, словно испытывал острую потребность выразить это вслух, обозначить и упорядочить, расставить в своей голове все по местам. Зимний Солдат был страшен, и страшнее всего в нем было то, что даже грех человекоубийства для него был всего лишь вопросом механики, анализа и расчета. В его искаженном сознании это были уже не люди. Цели. Движущиеся мишени разного уровня сложности, которых требовалось навсегда отучить от скверной привычки дышать. Он был антиподом Капитана Америка, в свое время решившим по возможности не убивать, не наносить летальных повреждений. Стиву казалось, что это будет честно, сравняет шансы, поскольку обычный человек в бою с суперсолдатом оказывается в проигрышном положении. Это был неравноценный бой, и поэтому Стив отдавал предпочтение рукопашной больше, чем любому оружию. Зимний Солдат не отягощал себе существование вопросами морали и этики. Лишенный человечности, сопереживания, сочувствия... Баки был машиной войны. Нет, не был... Стал. И Стив уже знал, что примет это. Не простит, это было не в его власти. Просто примет. Примет даже то, что Баки убивал за деньги. Ровным, лишенным всяких эмоций голосом он рассказал о том, чем зарабатывал себе на жизнь, и в этом голосе не было ни жалости, ни чувства вины, ни попытки оправдаться. Стив начал с ужасом понимать, насколько ошибся. Ему казалось, что Баки скрывается так успешно, потому что не нарушает закон. Как выяснилось, Зимний Солдат просто слишком хорошо умел выполнять свою работу. «...если хотите кого-то заказать – нажмите 3...» Персональный ликвидатор ГИДРЫ стал наемным убийцей. Стива это не удивило, только в груди поселилась неприятная тяжесть. Первым Зимнего Солдата нашел преступный мир, и этому миру было известно, кто он такой. Некоторые заказы он брал, некоторые отвергал, иногда убивал заказчиков, когда те вели себя неподобающим образом. Баки не любил, когда ему пытались угрожать или диктовать условия. За ним тянулся кровавый след, но тихий, без резонансных потрясений, без лишнего шума. В основном, его целями становились «сложные случаи» - люди с большими деньгами, встречными киллерами и вооруженной охраной, которые явно не относились к числу порядочных налогоплательщиков. И это тоже не было результатом морального выбора. Просто убирать зубастых криминальных авторитетов было сложнее, а потому с его легкой левой руки не слишком добропорядочные граждане просто исчезали, причем не всегда с перспективой быть найденными или опознанными. Было уже начало шестого, они выпили по две чашки кофе. Стив сидел, глядя в стол, и чувствовал, что лицо его словно окаменело, но пульс бился ровно и четко. - Ты хотел знать, - нарушил тишину голос Баки, и в нем прозвучала горечь. - Да, хотел, - Стив подумал немного. – Даже после побега от ГИДРЫ ты не захотел ничего менять? Солдат хмуро посмотрел на него. - От тебя ускользает разница. В ГИДРЕ я был инструментом. А быть наемным убийцей предполагает свободное волеизъявление и плату за работу. Нравится тебе это или нет, а это был мой осознанный выбор. Один из первых осознанных выборов в этой жизни. - Да, я понял. Все в порядке. Продолжай. И Баки продолжил. Он уже совсем оттаял, говорил увереннее и легче, кратко описал, чем занимался, пока ждал тут Стива. Времени зря он не терял, и Стив верно рассудил, что к домоседам Зимний Солдат не относится. Баки сооружал два схрона. Он так и называл их – схроны. Потайные места, где невозможно укрыться, зато можно тщательно спрятать самое необходимое. Деньги, поддельные документы, оружие, лекарства и снаряжение. Если место позволяет, то еще продукты питания и теплые вещи. Он научился оборудовать такие схроны в Европе, когда приходилось подолгу выслеживать цель по заказу. Стив удивился. - Этому тебя учили не в ГИДРЕ? Баки коротко фыркнул. - Стали бы они учить меня, как скрываться от преследования и делать тайники. Меня почти не отпускали на задания без прикрытия. Никаких длительных заданий, никакой агентурной работы. - Тебе не доверяли? Солдат неопределенно пожал плечами. - Они знали, кто я. Существовала вероятность, что в неподходящий момент я тоже могу это узнать. Вспышки воспоминаний вызвали нестабильность. Я мог поставить под удар операцию или повести себя агрессивно. - Боялись непредсказуемости. Солдат кивнул. Подумал, задумчиво посмотрел на свои ладони. Из плоти и из металла. Сжал и разжал пальцы. - Хочу выбирать, - сказал он. – Я пришел к тебе не потому, что мне приказали. И не потому, что ты просил. Я сам захотел. Сам сделал выбор. Поэтому можешь не волноваться, для тебя и твоих друзей я не опасен. - Я не боюсь тебя, Бак. - Но ты разочарован. - Тем, что тебе пришлось делать все это? - Во мне. Стив растерялся и ответил не сразу. - Нет. Я не удивлен. Думаю, что теперь вы с Наташей точно поладите. Я разочарован тем, что ты не пришел ко мне сразу. Ведь ты же узнал, в музее... - Я узнал, что был не тем, кем стал сейчас, - отрезал Баки. – И не мог быть уверен в том, что ты меня не сдашь. Потому что ты чертов Капитан Америка, честь и совесть нации, завернутый во флаг. Я не был уверен, что ты готов поступиться своими правилами ради друга, который тебя не помнит. - А что ты думаешь теперь? Зимний Солдат поднял на него холодные глаза, и их взгляды встретились. - Думаю, что ты по уши в дерьме, Капитан, и по голове тебя за это не погладят. Стив усмехнулся чуточку мрачно. - Это уж точно. Но это мой выбор. - Да. И поэтому ты придурок, - вдруг сказал Баки. Не шутливо, но это прозвучало весьма неожиданно. - Еще какой, - покорно согласился Стив. – Зато счастливый придурок. И улыбнулся. Тепло и печально. Четвертое июля наступало медленно и неотвратимо, вместе с рассветом, и на улице уже кое-где громко гудели дудки болельщиков. Нью-Йорк по случаю праздника устраивал товарищеский бейсбольный матч, Стив видел плакаты по дороге с Базы, но разглядеть, кто именно играет, не представлялось возможным. Праздник обещал быть шумным и красочным, хотя желания веселиться у Стива не было ни на йоту. День до назначенного часа пролетел очень быстро. Стив провел его на кухне, решив не оставлять Баки наедине с замороженными полуфабрикатами, поэтому взялся за дело всерьез. Сам Баки, предусмотрительно утащив с собой в гостиную его ноутбук и два грейпфрута, уже без стеснения поставил пластинку, и квартира наполнилась музыкальными творениями оркестра Гленна Миллера. Стива невольно пробрал озноб. Этот талантливый тромбонист погиб в тот же год и месяц, что и Баки, с разницей всего в несколько дней. Он помнил об этом только потому, что исчезновение Миллера над Ла-Маншем потеснило в прессе гибель одного из «Ревущих Коммандос». Стив злился на газетчиков. Несколько раз даже отказывался от интервью полевым журналистам. Меньше всего хотелось рассказывать о том, что он чувствует по поводу гибели своего снайпера, но особенно – отвечать на вопросы, любит ли Капитан Америка оркестр Миллера и что думает по поводу исчезновения его руководителя. Исчезновение Миллера? Господи, какое ему было до этого дело?.. Баки умер. Баки погиб, и все остальное, кроме поставленной цели, перестало иметь значение. Это Баки нравилась музыка Миллера, может, разве что, чуть меньше, чем Беше и Армстронга, ибо Барнс считал, что у чернокожих лучше чувство ритма. Он бы расстроился, узнав, что этот талантливый парень пропал без вести. Но он не узнал. Стиву до сих пор было тяжело вспоминать это время. В тот год вместе с Баки что-то умерло и в нем самом. Когда в пыльной барной темноте к нему в голову постучался Капитан Америка, первой мыслью, которую он сказал обезумевшему от горя Стиву, было: «Не сейчас, приятель. У нас еще осталось незаконченное дело». Странно. Еще за сутки до этого Стив не допустил бы даже мысли о самоубийстве, поскольку это – великий грех. А после гибели Баки идея пришла легко и естественно, и даже чем-то успокоила Стива. Ему не придется нести это бремя долго. Ведь он на войне, в царстве смерти, и здесь неисповедимы ее пути. А если она не найдет его сама... что ж. Можно и подождать, пока представится удобный случай. Баки боялся, что Стив захочет умереть героем, и Стив обещал ему не рисковать понапрасну. Теперь же он вцепился в эту мысль как утопающий. Умирать было страшно. Но он уже знал, что умрет. Что он уже мертв, пусть и заочно. После гибели Баки все его чувства словно бы вылиняли, притупились. Стив легко находил в себе силы драться, двигаться, разговаривать, отдавать приказы, даже скупо улыбаться. Жить. Он позволил красавице Пегги спасти себя в баре, но жил он так, словно все вокруг было тяжелым сном, который вот-вот должен закончиться. Потому что уже начался обратный отсчет. Он знал, что не вернется в Бруклин без Баки. Не сможет этого вынести. И Капитан, голос которого он слышал у себя в голове, которого перед решающей схваткой целовала Пегги Картер, который обещал успеть на свидание... Капитан дал ему время. Отсрочку. Дал сил на то, чтобы все завершить, сделать все так, как надо. И успокоиться навеки все в той же ледяной могиле. Но судьба распорядилась так, что ему было суждено вновь открыть глаза. Живым. В мире, где Баки жив. Стив вдруг понял, что за одно это обстоятельство он готов мириться со всеми несовершенствами двадцать первого века. Или не мириться, но принимать их как данность. В конце концов, ему не претило оказаться с Баки даже в Аду, хотя вряд ли Барнс, добрый ясноглазый парень, верный стране и чести, чем-либо заслужил себе Ад. Приближался условный час, и следовало выехать заранее, чтобы опять не попасть в затор. Капитан Америка в полном боевом облачении со щитом на спине стоит в пробке... нет, это уже стыд и смех. В спальне Стив переоделся в форму, раз уж Наташа просила быть при параде. Сразу стало жарко, и выезжать на улицу в таком виде не хотелось, но форма всегда немного успокаивала его. В ней он чувствовал себя увереннее, собраннее. И щит. Всякий раз, отправляясь в Башню, он брал его с собой. Это уже стало привычкой, доведенной до автоматизма. Баки окатил его наряд изучающим взглядом с ног до головы, и Стив смущенно потупился. Чуть насмешливый взгляд почему-то вгонял его в краску. Должно быть, это потому, что Стив предстал перед ним как Капитан Америка, собственной персоной, в первый раз с прошлого года, и это Капитану было немного неловко от того, что на него так странно смотрит бывший противник. Впрочем, Баки и сам был хорош. Тихо гудел кондиционер. Проигрыватель был уже выключен, зато негромко работал телевизор. Баки полулежал на диване напротив него с ведром мороженого на животе, забросив ноги на журнальный столик. Левой рукой он поддерживал коробку сбоку, правая держала ложечку, утопающую во рту. В его сосредоточенном лице читалось почти детское упорство: «Я хочу эту штуку и буду её!». Персонификация домашнего уюта. Такой Баки вызвал у Стива горячий прилив умиления, и хотя он постарался взглянуть на Солдата с укоризной по поводу ног на столе, у него ничего не вышло. Непослушные губы расползались в стороны. - Не холодно? Может, подложишь полотенце? – спросил он и тут же под красноречивым взглядом покачал головой. – Да, точно. Нашел, что посоветовать Зимнему Солдату. Глаза Баки игриво сверкнули. Не выпуская ложечку изо рта, он правой рукой сделал звук погромче, и на экране Стив увидел зеленую площадку с бейсбольной разметкой, залитую солнечным светом. Начинался тот самый праздничный матч. Прямая трансляция «Янкиз» против «Метс». И Стив ощутил, что никуда не уедет. Не сможет уехать, не надо ему никуда ехать, когда здесь Баки, мороженое и бейсбол, когда так хочется сесть рядом, и, как знать, может, позволит примоститься со второй ложкой... хотя вряд ли позволит, чертяка. Провести вечер вот так. Посмотреть матч, поболеть за ребят, как когда-то они болели за Доджерс, поглазеть на фейерверки, когда стемнеет, выпить холодного пива и за один присест уничтожить все то, что он наготовил. Поставить черно-белый фильм, где много музыки, где красивые девушки не раздеваются, а апофеозом страсти является поцелуй. Отпраздновать День рождения вот так, почти по-семейному, рядом, как раньше, когда его праздновал еще Стив Роджерс, а не Капитан Америка... Увы. Не появиться нельзя. Стив долго смотрел на Баки, впечатывая его в свою память, испытывая смутное неуютное чувство и острое нежелание оставлять его одного. Он коротко попрощался и быстро вышел, понимая, что если сейчас не уедет, то не уедет сегодня уже никуда. Единственное, что он пообещал себе, заводя мотор, это вернуться как можно скорее. Что-то подсказывало, что Тони даст для этого повод. *** Уже за первые десять минут поездки Стив успел пожалеть, что облачился в форму. Ездить по Нью-Йорку в таком виде Четвертого июля оказалось поистине страшно. Зеваки реагировали на него так, словно узрели второе пришествие, и хорошо еще, что подвыпившие патриоты встречали его появление приветственным гомоном, а не петардами под колеса. Он оседлал «харли-дэвидсон-стрит», традиционный транспорт Капитана, и теперь гнал до Башни, петляя по улицам и стараясь выбирать короткую дорогу. На светофоре целый автобус китайских туристов замахал ему американскими флажками. Девчонки-китаянки хором визжали на ультразвуке, прижимая планшеты к стеклу. Ну еще бы, едет сам Капитан Америка, еще одна местная достопримечательность. Пересекает пестрое, гудящее, утопающее в шуме трещоток и хлопках петард Большое яблоко, туда, где возвышается над городом высокая башня с огромным «А» на фасаде. В бывшую штаб-квартиру защитников Земли. Здесь, в центре Манхэттена, уже почти не было заметно следов разрушений. Только фасады нескольких зданий все еще щеголяли ремонтными сетками. Город зализывал раны быстро, да и Тони Старк лично приложил к этому свой бумажник. Сразу по прибытии Стив выяснил три вещи: что требование явиться в полной форме касалось его одного, что, когда Тони говорит «будут только свои», это подразумевает человек пятьдесят и что у них с Тони совершенно разное представление о развлечениях. Его встретили аплодисментами и гулом. Знакомые лица, незнакомые лица – все они улыбались. Стив послушно улыбался в ответ, проходя в зал, радушно принимал кивки, похлопывания по плечу, объятия. Улыбка выходила кислой. В широком зале с тонированными панорамными окнами было почти прохладно, пахло духами, фруктами, дорогим алкоголем... и еще знакомым и специфическим конгломератом ароматов офисной мебели, пластика и других синтетических материалов, какой всегда ассоциировался у Стива с Башней и теми относительно жилыми помещениями без толики домашнего уюта, которые так обожал Тони Старк. Именно этот запах доминировал над всеми собравшимися, над движущимся морем человеческих тел. Вечерние платья, сверкание дорогих украшений, накрахмаленные рубашки официантов, искристый блеск наполненных бокалов. Из невидимых колонок лилась бодрая ритмичная музыка, ей в такт менялось освещение из красного в синий и белый. Звезды и полосы. И под эту музыку в разных углах зала на подсвеченных снизу круглых площадках танцевали девушки в... Воспитание Стива выбрало слово «бикини», но его не хватало, чтобы описать всю тщетность конструкций из шнурков и салфеток патриотической раскраски оставить место воображению. Девушек было пять. Или шесть. И Стиву все это очень не нравилось. Он был в своем наряде слишком... в тему. Накатила удушливая неловкость, словно его позвали участвовать в групповом разврате. - Да сними ты его, герой, - Старк в костюме-тройке с бокалом шампанского в руке вынырнул из толпы, двумя пальцами цапнув Стива за верх щита, - а то похож на черепашку-ниндзя. - На Леонардо? – хмыкнул тот, послушно снимая щит и кое-как пристраивая его за барную стойку. Шлем он уже предусмотрительно оставил внизу, на мотоцикле. Его реплика привела Тони в восторг. - Народ, слушайте все! Свершилось! Кэп по уровню развития уже добрался до восьмидесятых! Я сердечно тебя поздравляю. Хочешь чего-нибудь выпить? Стив не хотел. Он очень откровенно посмотрел Старку в темные глаза, но тот даже бровью не повел. «А что такого?» - нагло спрашивал этот взгляд, и Стив в очередной раз почувствовал свое полное и тотальное бессилие. Старк был похож на школьного задиру, коих Стив в прошлом повидал немало. Но вид Тони ему не понравился. Тот выглядел так, словно мало спал и много пил. По всей видимости, планы на спокойную жизнь, ферму и временный отход от дел пропали втуне. Для Железного Человека настали не лучшие времена, да и здесь как никогда остро оживали воспоминания о том, чем закончилась такая вечеринка в прошлый раз. Кажется, Старк тоже хорошо это помнил. Впрочем, на них пока мало кто обращал внимание. Стив попал как раз на разогрев. - Хочу, чтобы ты прояснил, почему это на тематической вечеринке в костюме только я. - Ты же Капитан Америка! Ты у нас воплощаешь патриотический дух и отлично вписываешься в обстановку, - Тони махнул кому-то рукой в толпе, соорудив на лице улыбку. – А еще в этом прикиде у тебя сногсшибательная задница, которой не помешало бы немного внимания. И да, я тоже рад тебя видеть. Тони дружески похлопал его по плечу. Он был в своем репертуаре. Стив к нему привык и за два месяца успел соскучиться, но долго выносить общество Старка все еще было тяжело. Тони концентрировал вокруг себя шум и хаос, и взгляд темных глаз недвусмысленно говорил, что его обладатель при желании может одним движением руки организовать вам несмываемый позор на любую сумму. Сальные комплименты такого характера тоже были Стиву не в новинку, поскольку они оба были примерно идентичного мнения друг о друге. По мнению Стива, Тони Старк воплощал собой откровенный до вульгарности фаллический символ. А Тони, в свою очередь, считал, что такие выдающиеся мускулы и американский флаг в районе промежности сами по себе провоцируют неокрепшие умы на преступление, лишь бы сдаться самому Капитану Америка прямо на месте, а еще лучше – на ближайшем диване или столе. Если бы не отношения с Пеппер и репутация прожженного плейбоя, острые колкости Тони могли бы показаться неприкрытым флиртом. Но Старк всегда так шутил. - Тони, это же не мальчишник и не проводы в армию, - нравоучительно изрек Стив, но тот, поморщившись, снял с подноса мимо пробегавшего официанта высокий бокал шампанского и пихнул его Роджерсу в руки. - Хотя бы сегодня не будь занудой. У нас праздник, вот и веселись, – он залпом осушил свой бокал, продолжая сканировать взглядом толпу. - Стриптизерши, Тони... - Никакого криминала, просто приятный сексуальный антураж. - Кому как. Старк пребывал в своем привычном состоянии взрывной активности, но сегодня он казался Стиву беспокойней обычного. Только бы не вылез еще один Альтрон. - Да брось, кэп, в национальный праздник с такой постной рожей – это преступление против Америки! - Извини, Тони, но я считаю преступлением против Америки звездно-полосатые стринги этих девушек. - Какой ты скучный. Но «стринги» - это уже хорошо, ты явно небезнадежен. И, кстати, все это великолепие тебе. Не каждый же день исполняется девяносто семь, - Старк перевел оптический прицел карих глаз на него. – Ты же еще застал «Титаник», разве нет? Тони стоически выдержал его укоризненный взгляд. - «Титаник» затонул за шесть лет до моего рождения, и тебе это известно. - Знаешь, даже это в твоем исполнении звучит грандиозно. Я порой начинаю забывать, какой ты древний. - Ну да, а еще я родился в пещере, заворачивался в шкуры и с копьем охотился на мамонтов, - фыркнул Стив. - Может, тебе бы и не помешало завернуться в шкуры, - медленно проговорил Старк, оценивающе оглядывая его с ног до головы. – Ну, чтобы просигналить, что ты уже половозрелый и готов к продолжению рода, а? - Тони, это пошло. - Да брось, когда в твоей жизни были настоящие пошлости в последний раз? Еще до войны? – Старк прищурился. – Серьезно, что за кислая мина, кэп? Не понял концовку «Потерянного» или уже узнал, что «АВВА» распались? Пока вроде поводов для похоронного настроения не было. - Поводов для веселья пока тоже нет, - напомнил Стив. - Нет – так организуем, - Тони посмотрел на него едва ли не с вызовом. – Я же специалист. - Это меня и пугает. - Расслабься, Капитан, - к ним неспешно подошла Мария Хилл, блистая в длинном кремовом платье с открытой спиной, и чмокнула Стива в щеку. Хотя даже не чмокнула, а так – издала вежливый чмокающий звук где-то рядом с его ухом. – Сегодня он торжественно клялся вести себя хорошо. Старк шевельнул губами, что должно было сойти за улыбку, и, увидев кого-то в толпе, махнул рукой и исчез. Стив сделал большой глоток. Вечер обещал быть долгим. Впрочем, Стив не без удивления заметил, что на стриптизерш внимания почти никто не обращает. Он двигался по залу и, как раньше Тони, сканировал взглядом собравшихся, выискивая своих. Вот, например, впереди, возле сцены, грустит в одиночестве Наташа. На ней черный брючный костюм, длинные серьги бросают россыпи отсветов ей на плечи. Заметив, что он смотрит на нее, Романова улыбается в ответ красным бутоном рта, но улыбка выходит усталой и горькой. Брюс так и не появился. Никаких вестей. Она улыбается – и исчезает в толпе. Чуть поодаль на угловом диване Клинт, сжимая бутылку холодного «Бада», увлеченно беседует с Вандой. Они сидят рядом, и чтобы слышать друг друга, им приходится склоняться совсем близко. Со стороны может показаться, что Бартон с ней флиртует, но до Стива долетает: «Ты как устроилась? Нормально?». В голосе стрелка звучит нечто заботливое, даже отеческое. И хотя у Клинта всегда вид немного помятый, словно с похмелья, взгляд полуприкрытых глаз острый и внимательный. Ванда что-то отвечает с робкой нервной улыбкой, тонкими пальцами убирает волосы с лица. Она все еще смущается обилия людей вокруг, как и, наверное, самой Башни Старка, но на ней закрытое красное платье и красная помада, и этот цвет волос совершенно меняет ее лицо. Ванда вертит в пальцах высокий бокал красного вина. Она выглядит намного увереннее в себе, уже не той травмированной девчонкой, какой Стив впервые увидел ее. Он вдруг подумал о том, что еще ни разу не видел, как она смеется. Это придет, со временем. Такие травмы, как у нее, быстро не заживают. Стив движется дальше. Слева, возле бильярдного стола, оживленно болтают Пеппер и Вижн. Точнее, болтает в основном мисс Поттс, само очарование, у нее горят глаза, она лучится улыбкой, и до Стива доносится: «Серьезно, это просто фантастика! Можно?». Осмелившись, она тянет руку и несмело трогает щеку андроида кончиками пальцев, и этот жест преисполнен такого нежного женского любопытства, что Стиву хочется отвернуться. «Публичные проявления любви…» Что отвечает ей Вижн, Стив не слышит. Спокойный глубокий голос андроида заглушает музыка. Или то, что теперь считается музыкой – в ней так много басовых нот, что Стив больше чувствует ее подошвами, чем слышит. На периферии чувствительности маячит призрак мигрени, и будь Стив обычным человеком, уже бы маялся полноценной головной болью. Мария Хилл болтает с тремя господами, Стиву незнакомыми, но по дорогим костюмам он может судить, что эти важные персоны, скорее всего, или из совета директоров Старк Индастриз, или из своры адвокатов Тони. Периодически они бросают масляные взгляды на танцующих девушек в патриотическом неглиже. У барной стойки Шэрон слушает какую-то завлекательную историю от Хэппи Хогана. Тот, увлекшись, в самых ответственных местах повествования жестикулирует зажатым в пальцах надкушенным пончиком с сахарной пудрой. Хэппи заметно волнуется от близости таких очаровательных ног. А Шэрон действительно хороша, на ней зеленое коктейльное платье, открывающее колени, светлые волосы волнами разбросаны по плечам. Она смеется, и Хэппи, подстегнутый этим, начинает говорить с еще большим энтузиазмом... По залу с подносами снуют юркие официанты, хотя выпивка стоит повсюду: в холодильниках пиво, на столе шампанское и вино, за барной стойкой парень в форме взбалтывает коктейль. Какие-то незнакомые люди пьют, лавируют вокруг стола с закусками, гоняют шары, танцуют и разговаривают. Хотя... не такие уж и незнакомые. Здесь парни из охраны, как называет их Старк, «взвод прикрытия», инженеры и техники Базы, девушки из лаборатории доктора Сонг, растрепанные мальчишки-компьютерщики с голодными глазами, ранее работавшие на ЩИТ, а после взятые Тони под крыло в Старк Индастриз... Тони не соврал. Здесь все были свои. Не было Роудса – Железный Патриот присутствовал на официальных празднованиях в Вашингтоне. Не было Сэма, который все еще отсутствовал по личным делам. Не было Брюса. И Тора. Стив ощутил укол тоски. Он скучал по Тору. С ним было легко. Легионер был жизнерадостным, простым и честным, от него трудно было ожидать обмана или неискренности. Тор тоже усваивал все прелести цивилизации медленно, из-за чего Стив сперва разбирался сам, как работает та или иная диковина, а потом доступно объяснял и показывал Тору. Иногда дважды. Тот конфузился и просил Стива никому об этом не говорить. Громовержец не был глуп, просто в силу отсутствия сложной электроники в Асгарде дисплеи и голограммы Старка для него были все той же мудреной магией. Единственной неожиданностью от Тора стал разве что Вижн. Стив остановился у одного из столов с закусками, рассматривая праздничную сервировку. Есть не хотелось, но выглядело все это великолепие достаточно завлекательно, чтобы рискнуть. Он уже нацелился на фиолетовый макарон, когда музыка стихла, и из динамиков раздался бодрый голос Старка: - Патриоты, я вас всех приветствую! И чтобы долго не томить, давайте сразу перейдем к тому, зачем мы все сегодня собрались. И нет, я не про фейерверки, - в зале раздался смех. – Кэп, прошу сюда. Делать нечего. Началась официальная часть. Стив покорно поднялся на сцену, махнул оттуда рукой, когда его окатило аплодисментами и гулом. На сцене было светло, но зал тонул в искусственном полумраке. На Стива смотрело оттуда море глаз, знакомых и почти знакомых. Пока Тони, обняв его за плечи, рассказывал залу интригу вечера, кому это повезло появиться на свет в такой день, Стив, машинально улыбаясь, думал о том, что мог бы нарисовать их. Эти лица, полумрак, который в подсветке менял окрас от сизого до почти бордового и после линял в серый. И блестящие глаза, море глаз, устремленных к нему и острящему рядом Тони... - Знаешь, в девяносто семь уже мало что может порадовать, поэтому от всей души я дарю тебе ранчо. Будешь, так сказать, гордым коневодом. Подожди, где-то у меня тут были ключи... Стиву показалось, что Старк шутит. Но он не шутил. Точнее, он не шутил в своей обычной манере. В подставленные ладони Стива обрушился водопад ключей. Маленьких, серебристых, с черным квадратным основанием. От скакунов. И порода этих скакунов была ему даже слишком хорошо знакома. Если уж на то пошло, на одном таком он приехал сюда. Зал отозвался шумом и гулом, а Стив придвинулся к Старку, пользуясь тем, что их почти не слышат. - Тони... – начал было он голосом, полным недоверия, смущения и родительского упрека. – Это чересчур. - Я миллиардер, мне можно, - невинно заметил Старк, заглядывая своими невозможно темными глазами прямо Стиву в душу. – Их, конечно, не девяносто семь, но семи, я надеюсь, тебе на первое время хватит? На каждый день недели. Предыдущие два, насколько мне помнится, погибли в бою за правое дело, а ты к ним был так трогательно привязан, что я не удержался и решил взять сразу с запасом. Один ангар на Базе уже переоборудован под них, и я позволил себе немного вольностей в выборе моделей. Надеюсь, ты не против? - Успокой меня, что они не семи цветов радуги. - Нет, что ты, хотя идея неплохая. - Ты же сам понимаешь, что это перебор? - Просто захотелось сделать тебе приятное, старичок. Стив почувствовал укол стыда. Сделать встречный равнозначный подарок было ему не по силам, к тому же, вряд ли в его силах было подарить что-либо такое, что Тони Старк был бы не в состоянии подарить себе сам. Стив послушно улыбнулся, дозируя в улыбке надлежащие случаю доли благодарности и смущения. - Спасибо. Это приятно, Тони, честное слово. Но давай я лучше выберу себе один по вкусу, а остальные ключи оставлю в том складе, и пусть это будет приятное для всех нас. Согласен? - Почему нет? – Тони пожал плечами и провозгласил уже громко, своей обычной отрывистой речью. – Мотопарк для Мстителей! А ты широкая душа. Ничего для друзей не жаль, да? - Именно так. Да и жадность – грех. - В этом весь наш кэп, - Старк улыбнулся и хлопнул его по спине. – Образец добродетели. Веселись, но смотри, не перенапрягайся, а то, сам знаешь, в твоем-то возрасте... Дальше можно было не слушать. Стив сердечно всех поздравил в микрофон с Днем Независимости и под очередную волну общего гула быстро улизнул со сцены, пока Старку не пришло в голову потребовать от него патриотических напутствий. Стив отправился в дальний конец зала к барной стойке и примостился рядом с Наташей. Та потягивала коктейль и выглядела весьма довольной. - Наш железный друг в своем репертуаре? – заметила она. Стив раскрыл ладонь, глядя на ключи. - Он несколько перестарался. Получился подарок на публику. - Не без того, он любит блистать на зрителя, - ловкие прохладные пальцы с аккуратным маникюром пробежали по его ладони, и Вдова легко подцепила себе один ключ. – Но если уж говорим о подарках на публику, то скажи спасибо, что это не обручальное кольцо. А ведь мог бы и встать на одно колено. - Хохмы ради, - фыркнул Стив. – Пеппер бы не оценила. - Это точно. Зато было бы весьма эффектно. Кстати, - она подняла руку, призывая его оставаться на месте, и, обернувшись к стойке, извлекла из-за нее большой квадратный конверт. – Я тоже не без презента. Она вручила ему две пластинки Тома Уэйтса в пестром подарочном пакете. - В коллекцию. Подсластишь настроение патокой блюза. Хотя, там не только блюз. Думаю, тебе понравится. - Спасибо, Нат, - искренне отозвался он, думая, куда бы безопасно убрать их до выезда. Пластинки. Наблюдательная чуткая Наташа. «Будь мне другом», - сказал он ей как-то, и она старалась им быть. И если Тони изо всех сил тянул его в современность, то Черная Вдова с искренним уважением относилась к его старческим причудам, дружески согревая его ностальгию по безвозвратно ушедшему прошлому. Треть всех его пластинок была подарена ею. - Что, его уже можно задаривать? – смешливо бросил бодрый голос, и подошедший Бартон заключил Стива в крепкие объятия. Стив ответил, хлопая лучника по спине. Он был чертовски рад Клинту. – Поскольку место Соколиного Глаза уже занято, и это не обсуждается, то вот тебе пара костылей, ну, так, чтобы не было обидно. Небольшая коробка оказалась на удивление тяжелой. Армейский бинокль. Костыли... Стив рассмеялся. - Спасибо, Клинт. Они мне пригодятся. «И даже быстрее, чем хотелось бы», - подумал он вдруг. Стива привлекали мужчины. Иногда. Некоторые парни казались ему... приятными. Из Мстителей ближе всего к этому чувству был Бартон. Он чем-то напоминал Стиву Баки. Простотой, физической силой, спокойным упорством, легкостью на подъем. Бартон не имел никаких сверхчеловеческих сил, но и без них отлично справлялся. И для Клинта, в отличие от того же Тони, не существовало гипотетических угроз. Только конкретные, существующие. Мишени. Цели. Стив старался ничем и никак при нем не обнаружить своей повышенной приязни, и у него никогда не было вульгарных мыслей о Соколином Глазе, но стрелок был ему симпатичен. Разумеется, совсем не так, как Баки, и в этом мало кто мог бы тягаться с Баки. Но на прошлогодней рождественской вечеринке подвыпивший Клинт, украшенный оленьими рогами из поролона, лежал головой на его бедре, смеясь, что всю жизнь мечтал отдавить причиндалы живой легенде, а Стив стоически боролся со жгучим румянцем и желанием взъерошить ему волосы. Озорник. Стрелок. Не сказать, чтобы Стив испытал удар, узнав о его семье, но искра угасла, во многом благодаря тому, что теперь, когда команда была в курсе, этот отец семейства только и делал, что трепался о своих чадах. Для общества бездетных холостяков он был безнадежно потерян. Время тянулось медленно, но лучник с удовольствием отвлекал его нехитрой болтовней. Обнаружив в Роджерсе зачаток интереса, Клинт пустился раскрывать подробности сложных взаимоотношений маленьких детей друг с другом, и в исполнении Бартона невинные семейные сцены напоминали средневековые баталии сопредельных государств. Когда почти четверть часа спустя Наташа сжалилась над Стивом и уволокла стрелка танцевать, кто-то легко тронул его за локоть. Шэрон. Зеленое коктейльное платье, легкий румянец на щеках, острые черты лица и вид смущенный, словно бы заранее извиняющийся. - Привет, - она нервно улыбнулась. Все-таки ее образ под прикрытием не слишком отличался от нее самой. Бравый агент ЦРУ смущалась и робела перед ним, как школьница. - Привет, - откликнулся Стив, улыбаясь ей и чувствуя почти такую же неловкость, какую чувствуют, наверное, всякие двое, которых друзья толкают в спины поближе друг к другу. Коробочка была совсем небольшой, бархатной, перевязанной скромной красной лентой. Медальон. Золотой кружок с английским гербом, диаметром чуть больше пенни. На пышно украшенном ветвями приземистом щите, разделенном угловидным сечением, располагались три колеса. Возница. Картер. Она смотрела на него с черно-белого снимка, аккуратно вклеенного в крышку коробочки. Фото было другое, не то, что он сам когда-то хранил в часах. Эта фотография была сделана уже после его гибели, но Пегги была такой же, какой он запомнил ее. Темные локоны, решительное, волевое лицо, полуулыбка на губах с, он знал, ярко-красной помадой. Стив поднял глаза на Шэрон, и та поспешила пояснить. - Она отдала мне его незадолго до того, как... забыла, кто я такая. Но мне подумалось, она была бы рада, если бы он был у тебя. Мне тоже будет приятно, все-таки, ты знал ее такой. На добрую память. Она неуверенно улыбнулась. Стив кивнул, снова глядя на маленький золотой диск. - Спасибо, Шэрон. Это честь для меня. Он заметил, с каким облегчением расслабились ее плечи, словно мисс Картер боялась, что он откажется от такого подарка. Она смотрела на белую звезду у него на груди, и Стив читал в ее лице то нежное любопытство, с которым Пеппер трогала Вижна. Он опустил взгляд на фото. - Как она? – вопрос дался тяжело. - Хуже. Но пока стабильна, - ей тоже явно не хотелось говорить на эту тему в праздник. – Ты не ходил к ней? - Приехал совсем недавно, - Стив ощутил жгучий стыд. – На днях собирался ее навестить. Шэрон понятливо кивнула. Неловкость, повисшую между ними, можно было потрогать руками. Стив закрыл коробочку. Он отлично видел, что нравится Шэрон. И отлично знал, что все его потуги быть галантным выглядят слишком неискренними. - Это тяжело. Тяжелее, чем я думал, - признался он. Шэрон кивнула. - Я понимаю. Нет. Он до сих пор совсем ничего не смыслил в женщинах. Не знал, о чем говорить. И не понимал, зачем Шэрон пытается завести разговор с человеком, который ей нравится, и при этом дарит ему подвеску женщины, которую он любил. На душе было скверно. Так, словно он заочно обманывал ее ожидания. - Отбилась от Хэппи? - Что? – она поняла и засмеялась. – Нет, он милый. Правда, очень милый... Стив, я хотела сказать, - лицо ее вдруг стало серьезным, встревоженным, улыбка исчезла, - вы все делали правильно. Там, в Соковии. Что бы там ни говорили эти глупые ведущие телешоу, я знаю, что вы делали все, чтобы спасти людей. И внезапно он расслабился. Посмотрел ей в глаза и горько улыбнулся фирменной улыбкой Капитана Америка. - Спасибо, Шэрон. Мы старались сделать все, что было в наших силах. Но не все получилось, и за последствия все равно придется отвечать. К сожалению, то, что произошло, случилось по нашей вине, а дурное влияние Камня Бесконечности на человеческие умы в суде не предъявишь. Она грустно улыбнулась и понимающе кивнула. Затем, осмелев, потянулась вперед и коротко, очень неловко его обняла. Удерживая коробочку в одной руке, другой он мягко похлопал ее по лопатке. От нее вкусно пахло. - С Днем рождения, Стив. И она исчезла. Правильно, в общем-то. Стив Роджерс чувствовал себя в таких разговорах таким же неуклюжим, как на танцплощадке, а официальный до зубовного скрежета Капитан Америка был ей не слишком-то интересен. Некрасиво получилось, но Стив не зацикливался на этом. У них ничего не могло получиться. А дома ждал Баки. Одно это обстоятельство ставило крест на всех мыслях по поводу девушек. Внезапно в ритмичном шуме, к которому он уже почти привык, промелькнуло нечто знакомое. Стив удивленно прислушался. Музыка. Что-то неимоверно искаженное, но, бесспорно, знаменитая вещь. В реальности эта музыка должна звучать не так – танцевально, отрывисто, с переливами, потому что... потому что ее исполняют скрипки. Стив невесело хмыкнул. «Пляска Смерти» Камиля Сен-Санса. Странный выбор для праздника. Видимо, дела действительно так себе. Хорошо еще, что у Старка нет больших напольных часов... Тень тяжелого предчувствия не ушла. Просто отступила до поры, чтобы вернуться с удвоенной силой. Почему-то всплыл в памяти тот мрачный музыкальный фильм, который Стив смотрел по совету Клинта, где школьники двигались по конвейерной ленте и падали прямиком в мясорубку. Он ощущал себя так же. Впереди уже маячит мясорубка, а он все никак не может разобраться, где именно она находится и в чем заключается. Мария Хилл махнула ему рукой с банкетки и жестами попросила захватить шампанского. Она выглядела совершенно измученной. Высокие гости, похоже, совсем недавно оставили ее в покое. Стив послушно взял бокалы, и еще около получаса они общались про текущие дела. Мария, кажется, была рада немного расслабиться и говорила про обстановку на Базе легко и откровенно. Стив успокоился. Мария была ответственным человеком, и ее исполнительность вызывала у Стива глубокое уважение. Ей можно было доверять. До определенной степени. О Зимнем Солдате бывшей правой руке Ника Фьюри пока знать не стоит. А вот шесть ключей от новеньких мотоциклов он отдал ей со спокойной душой, попросив отвезти их на Базу. Она приняла их с улыбкой, не преминув заметить, что Старк все-таки выполнил обещание вести себя хорошо. Она вручила Стиву наручные часы, стильные, навороченные и чертовски дорогие, от себя и от всех бывших агентов ЩИТа, с хитрой улыбкой заверив, что жучков в них нет. Поблагодарив ее, Стив подумал, что часы он отдаст Баки. Они напомнили ему стиль Солдата. Тот вряд ли разжился своими в бегах, а ему могут пригодиться... Праздник был в самом разгаре. Двигаясь по залу, Стив заметил Хэппи, всерьез налегшего на закуски. Бедняга раскраснелся, то и дело дергал узел галстука и поглощал канапе в промышленных масштабах. Увидев Капитана Америка в шаговой близости от себя, он разом проглотил все, что успел сунуть в рот, закашлялся, быстро запил вином и выпалил на одном дыхании: - Капитан, вы офигенный! Не знал, что вы родились Четвертого июля. Круто, должно быть, родиться в День... - Хэппи, спасибо, я тоже тебе рад. Ты мне не поможешь? - А? Да, конечно! Что нужно делать, кого спасать? Я ко всему готов! – Хоган попытался продемонстрировать готовность пасть смертью храбрых, если того попросит сам Капитан Америка. - Никого не нужно спасать, просто кое-что перенести на стоянку, - Стив повел его за собой в сторону барной стойки. – Там у выхода есть шкафы для ручной клади, можешь положить все это туда? - А щит... тоже? – глаза у Хэппи разгорелись. - Да. Буду бесконечно тебе благодарен. Хэппи выдохнул долгое «Ооо!», дважды переспросил, точно ли ему можно, затем, не мудрствуя, положил щит на стойку, сгрузил в него дары и отправился к лифту, торжественно держа щит перед собой на вытянутых руках, как жрец, несущий жертвенную чашу. Коробочку Стив положил сверху, и Хоган подчеркнуто сурово ему кивнул. Мол, все отлично, кэп. Наверняка на стоянке будет изображать Капитана Америка, побеждая полчища невидимых врагов. Хотя щит для него, наверное, тяжеловат. Стив поглядел ему вслед, покачал головой и двинулся дальше в поисках Старка. Общий градус выпитого алкоголя приближался к той отметке, когда трезвым пора откланиваться. Тони обнаружился в интересной компании. Стив направил стопы в его сторону, с удивлением понимая, что не он один за сегодня переживает приступ неловкости. Взгляд темных глаз Тони метался вокруг, впивался в толпу, в танцующих девушек, но явно избегал смотреть в глаза андроида. Те самые, светлые, нечеловеческие, с подвижными кольцами. Старк как будто стеснялся Вижна. Впрочем, ему было, из-за чего. - Жаль, что ты не пьешь, многого лишаешься. Кстати, не хочешь вернуться ко мне на работу? Дворецким, на полный день, с отпусками и медстраховкой. - Пожалуй, я пас, мистер Старк. Но мне приятно слышать, что вы скучаете по мне. В голосе Вижна звучала грустная улыбка. - Я серьезно. Насчет работы подумай. - Боюсь, я теперь не слишком подхожу для работы слуги. Их взгляды встретились на несколько долгих секунд, затем Тони вновь отвел глаза в сторону. - Смотри, если передумаешь, я готов тебе выделить пару акций компании, выгодная штука... - Спасибо. Я буду иметь это в виду. Вижн отошел, и Тони одним глотком допил вино. Он выглядел раздосадованным и несчастным. «Скучает», - вдруг понял Стив и подошел поближе. - Птенец вылетел из гнезда? Старк даже не повернул головы в его сторону, продолжая следить за высокой фигурой андроида. - Папочка им гордится. Стал таким взрослым, самостоятельным. Так приятно наблюдать его первые шаги... - Он же летает. - Это неважно, - Тони порывисто обернулся, его цепкий взгляд впился в Стива. – Только представь! Мы создали самостоятельную личность, которой прежде не существовало в природе. Минуя процесс зачатия... - Нет, Тони, - решительно отрезал Стив, - только не начинай. - Что? - То, что я уже по горло сыт твоим синдромом Бога, и в прошлый раз он вышел нам боком. Поэтому я больше ничего не хочу слышать про то, какой ты великий творец свободомыслящих андроидов. - Сказал тот, на ком стоило бы написать крупными буквами: «ГМО», - окрысился Старк. И тут, словно почуяв напряжение, из толпы к ним вынырнула мисс Поттс. Умница и чудо. - Как он такой получился? – она кивнула в сторону Вижна, который теперь в стороне беседовал с Вандой. - А, это наше общее детище с Тором, - обнимая Пеппер за плечи, просветил ее Старк. – Ну, и Беннер немного помог. И доктор Сонг. Надеюсь, ты не ревнуешь? - Не ревную. - Что, совсем? – наигранно обиделся Тони. - Да, совсем-совсем, я уже почти привыкла к вашим супергеройским причудам. - А вот этот красавец всячески ставил нам палки в колеса, – он перевел взгляд на Стива. – Я ведь подозревал, что у него по этому поводу жутко устаревшие ортодоксальные взгляды. Ну, там, знаешь, старческая нетерпимость, консерватизм... - Палки в колеса? – переспросила Пеппер. - Двусмысленно прозвучало, да? Каюсь, не хотел, но ничего другого в голову не пришло. - Очень смешно, Тони, - хмуро бросил Стив. – Обязательно все сводить к шуткам ниже пояса? - Обхохочешься, кэп, в самом деле, разве можно столько времени кормить нас одними домыслами? Если вдруг трудности с теорией, могу устроить ликбез или посоветовать пару неплохих сайтов, сугубо в ознакомительных целях. Пуританство нынче не в моде, а вокруг полным-полно прекрасного материала, который от тебя без ума. - Так, я пошла, у вас начинаются суровые мужские разговоры... Старк, казалось, не обратил внимания на ее уход. Его прямой взгляд держал взгляд Стива. - Я, пожалуй, пас, - мрачно ответил Роджерс. - Все еще не оттаял, а? – Старк подступил на шаг ближе, словно всем видом бросая вызов. – Тебе же должно быть знакомо присутствие девочек, не так ли, мистер «я одной рукой поднимаю мотоцикл с тремя красотками»? Особенно если «мотоцикл» - это метафора. - В мое время они одевались и вели себя несколько иначе. И я хочу успеть уйти отсюда раньше, чем эти леди начнут снимать то немногое, что на них еще есть. Ты их документы проверял? Им точно всем есть восемнадцать? - Не приставай с нотациями, я уверен, что все в порядке. Кстати, если вон та брюнеточка в твоем вкусе, дам ее телефон. Она по секрету шепнула мне, что просто в восторге от твоего щита. Указанная брюнеточка мексиканских кровей с поблескивающим в пупке изумрудом улыбнулась ему, как ей казалось – завлекательно, как показалось Стиву – развязно, выгибаясь в талии под более эффектным углом. - Сейчас не самое удачное время. - Самое удачное время! Да здравствует пир во время чумы, брат! Мы его заслужили, и пусть они там подавятся своими обвинениями, - последнее Тони произнес почти рыча, и в его голосе не было издевки. Он был очень серьезен. Стив помрачнел, и веселье праздника выветрилось из головы без следа. Он все еще считал, что Тони не помешало бы немного осторожности после этого случая, чтобы пригасить страсть к самоуправству и опасным авантюрам. - Ты знаешь, что я не могу терять время. - Все еще гонишься за ним? – неожиданно спросил Старк. Стив нахмурился. Тони редко давал понять, что следит за жизнью Мстителей. Это было вне интересов его эгоцентричной персоны, но ему было известно о Баки Барнсе, которого разыскивает Стив, и о том, что Романова слушает классическую музыку Беннера, или о том, что у Клинта в прошлом августе были проблемы с выкупом дома, и юристы Старка как бы случайно ему помогли. Тони был не так прост, как часто хотел показать. Иногда его осведомленность нервировала. - Хочу успеть, - сказал Стив. Это была почти не ложь. Он действительно хотел успеть во всех смыслах. Не только из-за ощущения, как мало времени у них осталось. Он был не из тех, кто верит в плохие предчувствия. Просто он – Мститель, а Баки – Зимний Солдат, и Стив знает, что небеса и так расщедрились для них, подарив им эти два дня покоя, чтобы дать отдышаться, надышаться друг другом, и такая щедрость не длится долго... - Первая любовь не ржавеет, да? Стив почувствовал себя так, словно схлопотал удар открытой перчаткой. Он уставился на Тони, пытаясь по хмурому лицу понять, пошутил ли Старк или нет, но найтись с ответом ему не дали. - Тони, да ты ревнуешь, – заметила подкравшаяся сзади Наташа. Она смерила Старка игривым взглядом поверх бокала мартини, и Стив почувствовал, что краснеет, будто его пытаются делить. - Кто? Я? Глупости, нас с ним ничто не разлучит, - фыркнул Тони, демонстративно приобнимая Стива за плечи и похлопывая ладонью по груди. – Разве я кому отдам нашего красавца? Самому пригодится. Старк вдруг повернул к нему голову и оказался слишком близко: глаза эти темные, черное кружево ресниц и напряженная складка между бровей. Яркие губы. Чертовски обаятельный мерзавец. Старк пристально изучал его лицо, словно нисколько не смущался такого близкого расстояния. - Кэп, ты же не променяешь самого меня на своего беглого бывшего? Учти, в противном случае мое уязвленное эго будет рыдать, как Джульетта в пятом акте. - Можешь быть спокоен, Тони, - вздохнул Стив. – Ты один такой. - А я бы посмотрела на твое рыдающее эго, - вдруг сказала Наташа, отправляя в рот оливку. Пока они со Старком обменивались колкими остротами, Стив гасил неприязнь. Он был почти привычен к этим издержкам двадцать первого века, но на то оно и «почти», чтобы иногда такие выпады ставили его в тупик. Они все прямо или косвенно намекали на неуставные отношения между ним и Баки. И хотя Стив ни с кем из них об этом не откровенничал, о Барнсе вообще говорил мало и только факты, хватило даже этого, чтобы все, в шутку или всерьез, считали, что за его трогательной заботой о друге вполне уверенно стоит далеко не дружеский интерес. Современное сознание цинично и загодя видит грешное в праведном. И хотя праведностью в мыслях Стива давно не пахло, они с Баки никогда не были любовниками. Стив был лучшим другом Джеймса Барнса, и ему было неприятно, что друзья думают так о них, не имея на то реальных оснований. В их интерпретации это выглядело вульгарно и грязно, со слащавыми улыбками и сальными шутками. И Стив подчас задавался вопросом: стали бы они над ним так ерничать, если бы знали, насколько правы?.. Тони долго смотрел ему в глаза своим немигающим взглядом, после чего порывисто отстранился. - Ладно, охотник за привидениями, до фейерверков ты наш, а потом можешь тихо исчезнуть. Это к вопросу о том, когда они начнут снимать остальное, раз уж это зрелище оскорбляет твою нежную душу. Я отвлеку гостей и, так и быть, сделаю вид, что не заметил, как именинник трусливо слился с праздника. Стив благодарно улыбнулся. - Ты настоящий друг, Тони. - Наконец-то ты начал это ценить! И даже это звучало из его уст с четко выверенной мальчишеской издевкой, провокационно, с вызовом. Благо, до фейерверков оставалось всего полтора часа. Покончив с ни к чему не обязывающей болтовней, Стив примостился на диване подальше от стриптизерш. В его планы не входило дожидаться фейерверков здесь, а тихо раствориться в толпе и короткими перебежками прокладывать дорогу к выходу, чтобы успеть домой. Кажется, Старк собирался устраивать еще собственный фейерверк, включавший много алкоголя, женщин и прочие непотребства. Желание вырваться отсюда накатило мощной волной. Страстная, физическая потребность увидеть Баки. - Капитан. Уже почти у самой двери, ведущей на лестницу, Стив замер и обернулся. За его спиной стоял Вижн. На темных пластинах цвета синей стали играли отсветы светомузыки, камень в центре лба переливался мягким желтым светом. Стив воровато огляделся и заглянул в глаза андроида, стараясь ничем не выдать своего нетерпения. - Вижн. - Я подумал, что это может вам пригодиться. Андроид двумя пальцами протянул ему сложенный вдвое листок плотной бумаги. Стив удивленно взял его. Ряд цифр, выписанных аккуратным ровным почерком. Между цифрами точки. Координаты. Ни подписи, не разъяснений. Стив недоуменно поднял глаза, но встретил нечеловечески спокойный взгляд, и что-то в этом взгляде остановило его от всяких расспросов. Стив ограничился благодарным кивком. - С Днем рождения, Капитан Роджерс, - Вижн отвесил короткий вежливый полупоклон и отбыл обратно в зал. Стив в некотором смятении еще раз скользнул взглядом по цифрам, затем вышел на лестничную площадку, спрятав бумагу в карман на поясе. Он был не мастак разгадывать ребусы, но задача оказалась не из трудных. Вряд ли по этим координатам находится оздоровительный пансионат в горах. Андроид о чем-то знает и дал ему это понять. Однако, что бы все это ни значило, Стив ознакомится с этим позднее. Дома. На стоянке внизу он уже полностью пришел в себя. Баки. От одного этого имени его наполнило приятным воодушевлением, и Стив вдруг понял, как сильно успел соскучиться. Сама мысль о том, что он едет домой – домой! – подстегнула его, и обратно он мчался так, словно за ним гнались с борзыми. Вокруг сгущались теплые синие сумерки, в воздухе пахло порохом от петард. Их яркие обертки пестрели в водосточных канавах. Патриотическими огнями была подсвечена башня Эмпайр-Стейт-Билдинг, и на здоровенных рекламных экранах вместо обычных автомобилей, духов и напитков развевались американские знамена. Город полыхал огнями, повсюду в небе слышались хлопки фейерверков самых нетерпеливых. Проезжающие мимо машины длинно сигналили ему, и Стив свернул с автострады, планируя добраться до Бруклинского моста, минуя большие скопления людей. Хотелось переодеться. Форма, помимо прочего, мобилизовала к работе и невольно заставляла ожидать опасности, сильно изматывая постоянным предчувствием атаки. Он вспомнил Шэрон Картер, ее взгляд на белую звезду, ее трогательный подарок... и помрачнел. Она не знала. Пусть она и бравый агент ЦРУ, у них ничего не могло получиться. Стив был даже постыдно рад, что у них ничего не получилось в свое время с Пегги. Не потому, что из-за своей юношеской любви к Баки Барнсу он почти уже считал себя проклятым гомосексуалистом. У него... были проблемы. Нет, не с функциональностью, с этим как раз все было в порядке. Просто кое в чем он очень хорошо понимал доктора Беннера. У них уже было несколько неловких откровенных разговоров за наглухо закрытыми дверями, и Брюс добросовестно держал все в секрете. Ни к чему кому-то знать. Счастье, что ни одна из этих прекрасных леди, даже обычно проницательная Наташа, всерьез не задумывалась о том, на что способен суперсолдат, теряющий над собой контроль. Суперсолдаты не затем ковались. Совсем не обязательно зеленеть и становиться монстром, чтобы, погружаясь в жаркую вседозволенность девичьего лона, услышать, как стоны удовольствия превращаются в вопли боли. Ему не хотелось пережить это еще раз. Особенно с любимым человеком. *** Стив не имел понятия, как именно это должно происходить впервые. Вполне возможно, кому-то удавалось провернуть трюк с тремя свиданиями, хотя он был почти убежден, что впервые все происходит спонтанно, где-нибудь на заднем сиденье папиной тачки. Так или иначе, Стив всегда считал, что почувствует приближение этого ответственного момента и заранее страшно нервничал из-за этого. Как часто бывает, все вышло иначе. Это случилось в позапрошлом году, через полгода после атаки читаури на Нью-Йорк. Ее звали Грейс, фамилию он так и не спросил. Она работала официанткой в кафе в Вашингтоне, приносила ему по утрам блинчики с кофе дважды в неделю. Знала, кто он такой, улыбалась смущенно, заочно они были знакомы четыре месяца. Он отбил ее вечером на парковке от группы подвыпивших громил, заводилой которых оказался ее бывший, имевший свое мнение насчет их расставания. Тот был высоким широкоплечим парнем в широких брюках и спортивной куртке. Стиву хватило одного удара, чтобы объяснить этому громиле свою точку зрения на ситуацию, и все закончилось быстро. Она плакала. Но плакала тихо, лишь изредка всхлипывая носом. А потом обратилась к нему: - Стивен... вы не могли бы проводить меня до дома? – голос звучал негромко, нерешительно. Он согласился. Не смог не отозваться на это «Стивен», словно оно задело его за живое. И вскоре понял, что у него нет никакого оружия против красивых плачущих женщин. Особенно когда они так сладко целуют и тянут сразу с порога в теплую темноту. Она была красивая. Не такая, как Пегги или даже машинистка в штабе, которая целовала его в сорок третьем, но у Грейс были светлые волосы, легкие тонкие руки и огромные глаза, темные, с черными потеками туши. И такой несчастной и безнадежной она показалась ему, что Стив просто не смог противиться ей. Женщины часто демонстрировали Капитану Америке свое обожание, сильно смущавшее Стива, но столь пылкая, столь искренняя необузданность Грейс привела его в чистейший восторг. Она чарующе пахла и так жарко льнула к нему, что возбуждение девятым валом накатило на него раньше, чем он успел взять себя в руки. Только шептал: «Не надо... не надо, мэм...», когда она обжигала его грудь ласковыми поцелуями и отвечала тихо: «Я знаю. Позволь мне. Не бойся, я сделаю все сама». И положила его большую ладонь себе на бедро. Он никогда не думал, что все может быть так просто – провести рукой по теплой поверхности кожи и выше, под складки короткой форменной юбки, чувствуя, как хрупкая женщина поддается ему со стоном, словно он все делает правильно, словно делал так уже много раз. Шорох ткани под пальцами был такой громкий и возбуждающий, что кружилась голова. Это фантастическое ощущение немедленно заполнило его тугим горячим жаром. На полу оказалась одежда, мысли не успевали за действиями, и они оказались голыми в объятиях друг друга раньше, чем он окончательно понял, что она будет первой. Прямо сейчас. Он суетился, был неуклюж и излишне тороплив, но она принимала его, и, погружаясь в ее горячее лоно, он чувствовал себя в раю... Она сказала, что сделает все сама. И сделала. Сидела на нем, худышка, с острой маленькой грудью, которую ему так хотелось поцеловать, но он не решался. И двигалась так сладко. И когда взяла его за руку и положила на упругий холмик с твердой горошиной соска, он озверел. Он опрокинул ее на спину, вызвав приглушенный стон, и придавил собой. Он брал ее жадно и нетерпеливо на старой скрипучей кровати, не в силах справиться... чушь! Меньше всего ему хотелось справляться с этим порывом. На периферии сознания он даже удивлялся тому, как просто все оказалось, словно первобытная механика этого пьянящего ритма была заложена в него природой, и теперь она рвалась на волю. Он хотел этого освобождения. Хотел эту девушку. Он пьянел от ее запаха, от ее раскрытости, мягкости и ритма обоюдного скольжения и бился, бился в нее, удерживая пальцами как клещами... ...а кончая, не мог избавиться от мысли, что сейчас под его потными ладонями раздастся хруст, и от мощных, уже неудержимых фрикций раздробятся ее тазовые кости. Что сейчас сожмет и раздавит. Искалечит. Что вот-вот брызнет красное из-под напряженных пальцев. Страх ревел в кровотоке, чудовищный ужас перед собственной мощью, и пугал даже не сам подступающий оргазм, а неконтролируемое, безудержное стремление его достичь. Стива колотило до слез в неистовом, сладостном спазме. Он отпрянул сразу, едва смог взять над собой контроль. Все обошлось гематомами. Она простила. Синяки были ужасны, и у Стива внутри все обмерло, когда он увидел ее выходящей из душа, хромающей, морщившей носик от боли. А она даже шутила, что не хочет, чтобы синяки заживали, ведь это же сам Капитан Америка... Она не просила его прекратить. Кричала, но не противилась. Наверное, говорила себе что-нибудь вроде «я сама его захотела» - и это было правдой. Но Стиву не было от этого легче. Попрощались долгим поцелуем, и он полночи бродил по улицам в оцепенении, мелко дрожа и чувствуя себя насильником. Чувствуя, что ничем не отличается от того громилы на заправке, который получил от него по зубам. Начинал одолевать страх, такой, какого он не чувствовал с самой юности, липкий холодный ужас, намного мощнее постыдного, привычного страха «вдруг Баки узнает». Это был огромный и жуткий страх того, что МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ. И даже тот факт, что этого не случилось, не облегчал его состояния, ибо то, что МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ, прошло слишком близко. Стив кожей чувствовал эту близость, на него дохнуло леденящим кровь дыханием вероятности, отчего на лбу выступал холодный пот. Так свистит пуля в дюйме от виска. Напряжение не отпускало его и спустя столько времени, в Нью-Йорке, в мире, где Баки Барнс уже год как был жив. Просто... совсем не так он представлял свой первый раз, и старался не думать о том, что будет второй. Девушки ведь такие хрупкие. Наташа об этом не знала. И хорошо, что не знала, у них с Беннером и так неудачно вышло. Брюс был единственным, кому он сказал. На следующий день после случившегося Беннер был уже в его доме. Стив не решился встречаться в лаборатории Башни, где повсюду глаза и уши Старка. Это был личный разговор. К тому же, у них уже были секреты. Беннер дважды брал у Стива кровь, не скрывая, что собирается работать над частицами сыворотки. Попытается исцелиться. А Стив, в свою очередь, интересовался результатами его исследований в этой области, но в тот раз все было иначе. Разговор представлял собой океан неловкости, но Стив должен был знать. - Сыворотка каким-либо образом может влиять на... пристрастия? Он думал об этом давно, еще с тех пор, как начал испытывать настоящий любовный интерес к Пегги Картер. После облучения. Словно сыворотка каким-то образом исправила дефект, скорректировала его, позволив Стиву ощущать прилив возбуждения и к женщинам тоже. До облучения он не чувствовал его так остро. - Ты имеешь в виду половое влечение? – Беннер был по-докторски прямолинеен, но говорил с ним мягко, как с пациентом. Стив кивнул, ощущая, как жар предательски опаляет уши. - Ты что-то заметил? Рассказывать о каморке Синей Бороды Стив не стал. Незачем. Он убедительно соврал с точностью до наоборот. Ему показался привлекательным другой мужчина, что бы это значило? Сыворотка или пора в психушку? Он старался говорить об этом небрежно, с иронией, но ответ Брюса его ошарашил. - Приобретенная пансексуальность. Стиву почему-то сразу не понравилось это слово. Оно звучало еще хуже, чем «гомик» в тридцатых. - Что-что? Как это? - Сыворотка меняет химию всего тела, в том числе химию мозга и гормональный фон. В общем... Когда они говорят, что ты универсальный суперсолдат, это правда. Ты универсален во всех смыслах. - Брюс, - взмолился Стив. – Объясни по-человечески? - Все, что движется, - сказал тот, и в животе свернулся мерзлый ком. – В самом широком смысле, какой можешь представить. Пол, возраст, раса, национальность – не имеет значения. - Но... я думал, что... - Что просто не такой, как все? – хмыкнул Брюс. – Твой организм тебе подчиняется, хотя и до определенных пределов. Настроиться ты можешь на любое существо, но вот сам процесс соития контролировать труднее. - Да. Я уже знаю, - признался Стив. Пришлось рассказать про Грейс. Он не вдавался в детали, но ничего не утаивал, и, пока говорил, пялился на свои ладони, не смея поднять глаза на Брюса, как нашкодивший школьник в кабинете директора. Видел только периферическим зрением, как Беннер кивает, словно бы Стив подтверждает какие-то его собственные соображения. Закончив, он ощутил себя выжатым, как лимон. - Об этом я и говорю. Легко потерять контроль. - Начинаю понимать, почему ты избегаешь драк, - Стив посмотрел Брюсу в глаза. Тот грустно усмехнулся. - Избегать приходится не только драк, - сказал он. - Эта штука... пансексуальность... у тебя она тоже? - Не у меня, - тихо ответил Брюс, и глаз его коснулся тот глубокий страх, с каким он всегда говорил о Другом Парне. – У него. Просто... ярость мешает ему это понять. Если бы его мозг умел настраиваться, все было бы хуже. Но он способен на глубокие чувства. Они успокаивают его. А что такое влечение он еще не знает, и это к лучшему. - Есть способ как-то нейтрализовать это? Контролировать? Брюс Беннер грустно улыбнулся. - Ты задаешь вопрос, который я задаю себе уже много лет. Если и есть такой способ, мне он пока неизвестен. - Да, прости. - Ничего. Ты немного меня успокоил. - В каком смысле? - В том, что и оригинал имеет изъяны. Это несколько примиряет со своим собственным положением. - Хочешь сказать, во мне тоже есть Халк? - Что-то в этом роде. И мне действительно жаль, Стив. С этим сладить нелегко, уж поверь мне. - Спасибо, Брюс. Если у меня когда-нибудь будет реакция на Халка, я тебе сообщу. - Нет уж, избавь меня от таких откровений! – Брюс неуверенно рассмеялся. – Я не хочу это знать!.. Много позже он заметил, что Наташа проявляет к ученому интерес. И никогда не сказал бы «Поздравляю» Беннеру, если бы не видел своими глазами, как работает «колыбельная». Красавица научилась успокаивать чудовище. Превращать его обратно в лохматого эксперта по гамма-излучению. Беннер сказал: «Халк способен на глубокие чувства», и, по всей видимости, это оно и было. Стив был бы рад, если бы у них получилось, и искренне предлагал Беннеру воспользоваться шансом. Впрочем, почему у них не получилось, он тоже отлично понимал. Баки. Стив уже думал об этом, и хотел предупредить его о сыворотке, но касаться этой темы не стал. Боялся. Он уже знал, что Баки убивал людей, и не был уверен, что готов узнать, был ли у Зимнего Солдата секс после побега из ГИДРЫ, а также, был ли этот секс по взаимному согласию и что из этого вышло. Внезапно вспомнился ночной бой в спортивном зале, сильное, выносливое тело в его руках... Эта мысль уже касалась его сознания, но слишком робко, чтобы он мог ухватить ее, рассмотреть всерьез. А ведь у них могло бы получиться. Баки теперь крепкий, его кувалдой не прошибешь, и если бы у них в крови было побольше адреналина, и Стив бы рискнул повернуть этот ревущий поток в иное русло... У них могло получиться. У Солдата практичный склад ума, и, если бы они оба были на взводе, тот вряд ли протестовал бы против такого поворота. Стив уже видел перед внутренним взором Баки – рычащего, голодного, жмущегося к его разгоряченному телу прямо там, на полу спортзала... Демоны жадно ворочались в голове, разгоняя фантазию дальше. До грубых поцелуев, до треска сдираемой одежды, до нетерпеливого рычания и низких стонов со страстной горячностью, которая сильнее неловкости, сильнее принципов. Он видел, как они катаются по полу, возвращая друг другу горячие, исступленные ласки, видел борьбу за первенство и после – безудержный, неутомимый ритм, жесткий, на грани насилия. Он мог физически ощутить холод металла на своей пояснице, представить потную спину с литыми мышцами, в которую он впивается побелевшими от напряжения пальцами, даже запах, мускусный и резкий, щекочущий ноздри. Он бы принял все это и отдал бы все. Потому что они только так могли отпустить себя на волю. Оба. Не боясь. Разве не это означает «созданы друг для друга»? Разве такой поворот судьбы не означает, что им просто суждено быть вместе?.. Нет. Капитан Америка срезал фантазию так резко, что Стив невольно издал горлом сдавленный стон человека, которому врезали коленом в пах. Приятель, подумай дважды. Даже если он – такой – тебя примет, со всей твоей любовью и страстью, свою четвертую свободу ты не обретешь. Наоборот. Сейчас тебя вгоняет в ужас мысль о том, что он обо всем узнает. А если сойдешься с Зимним Солдатом, то будешь панически бояться того, что он что-то вспомнит. Страх просто сменит вектор. И в итоге ты не захочешь, чтобы он вспоминал. Не захочешь, чтобы Баки Барнс вернулся. Забавно получается, верно? Ведь даже если ты не сможешь помешать ему вспоминать, тебе будет хотеться этого. Разве это желание не будет означать, что ты скорее предпочтешь видеть друга мертвым, чем знающим твой маленький секрет? И если ты предпочитаешь безжалостное равнодушие Солдата прежнему Баки, то чем ты лучше ГИДРЫ? Ты, уже однажды испытавший после его гибели этот укол – всего на секунду – постыдного облегчения, что Барнс не узнал твою грязную тайну и не узнает уже никогда... Стив резко затормозил на красный свет. Стыд жег горло так, что больно было дышать. Из живота поднималось горькое отвращение к себе. Он не поступит так! Не станет так поступать! Пользоваться амнезией друга ради утоления собственных прихотей... Урод. Разве наступит день, когда он не сможет радоваться скупым проблескам воспоминаний? Разве наступит день, когда он будет этого страшиться? Нет, только не это. Демонов стерегут не зря. Никакое наслаждение не стоит того, чтобы так низко пасть. Баки... ...Баки красуется перед ним, поднимает высокий воротник нового пальто, настоящего Честерфилда, опускает шляпу почти до глаз, разводит руки в стороны, крутится. Глаза его весело блестят. - Ну же, Стив! Я выгляжу как гангстер? - Скорее уж, как частный детектив, Бак. - Вот зануда!.. Его отпустило. Фантазии развеялись, и поднявшееся было возбуждение медленно улеглось. Стив сделал глубокий вдох. Все верно. Он любит Баки Барнса. Любил его в прошлом, любит его и сейчас. И не позволит этой демонической сволочи опошлить и извратить это чувство. Потому что Баки ждет его дома. В груди знакомо потеплело. «В квартире меня ждет одомашненный маньяк», - подумалось вдруг. Почти совсем ручной. Как граната. Стив усмехнулся, представляя, как этот маньяк скользит по полу босиком, пальцами перебирает пластинки, стоящие на полке, лохматит волосы пятерней, пьет сок, мокро шуршит зубной щеткой над раковиной. Валяется в его кровати, прокручивая Кубик Рубика – приятный, стрекочущий звук. Или лежит на полу гостиной, раскинув руки, глядя в потолок, а комнату наполняет джаз, и Зимний Солдат растворяется во власти музыки... Иногда он делает странные вещи. Так вчера, когда Стив готовил пасту, Баки подошел, положил бионическую руку ему на плечо и мягко надавил, вынуждая опуститься на кухонный стул. Стив послушался покорно, так и не выпустив деревянную лопаточку из руки, и Зимний Солдат какое-то время смотрел на него сверху вниз, чуть склонив голову набок. Вертикальная складка задумчивости пролегла меж его бровей. Затем он кивнул сам себе, словно удостоверился в чем-то, и вышел из кухни, оставляя Стива на стуле в полной растерянности. Вспоминает. Стив был ниже. Может быть, смутно ощущая эту разницу между тогда и сейчас, он таким нехитрым образом пытается сопоставить действительное с собственной памятью. Это уже начало. Стив, воодушевленный этими мыслями, прибавил газу. *** Квартира полнилась мраком и пустой тишиной. Этот мрак наползал на сознание, гася все радостные мысли, вторгаясь Стиву в голову с пугающей силой. Он ощутил неприятную нервозность, почти тревогу. Руки стали холодными, влажными, кровь застучала в висках. Откуда тревога? Баки просто нет дома. Он просто ненадолго ушел, в магазин или... Четвертого июля магазины не работают. Сгрузив свои подарки в прихожей и прислонив щит к стене, Стив обошел квартиру. Посидел на диване, глядя на Кубик Рубика на столе. Несобранный. Заглянул в холодильник, обрадовавшись, что Баки добрался до его кулинарных шедевров. Стопка отложенных пластинок у проигрывателя. Его вещи в шкафу, Баки занял одну из свободных полок – вещей у Стива было немного. Нехорошо как-то. Слишком пусто. Слишком тихо. Первый громкий хлопок заставил его подскочить, но спустя секунду он сообразил. Фейерверк. Первый залп. Внезапно стало нечем дышать. Ужас раскаленным гвоздем пронзил грудь Стива. Его нет. Баки нет! Стив приказал себе успокоиться, вытащил телефон и набрал номер. Тишина квартиры ответила ему незнакомой трелью из кухни. Сердце рухнуло вниз, в холод. Он подошел и взял в руку телефон. Входящий вызов. Стив. Думай! – приказал Капитан. Тряхнув головой, Стив вернулся в гостиную и рванул молнию сумки Баки. Так и есть. Оружие. Он оставил оружие. Он ведь не мог уйти и оставить оружие, так ведь? Во всяком случае, уйти надолго. Он где-то поблизости. И тут... мозг прорезала догадка. Хлопок. Еще один. Это ведь возможно. Возможно ведь... Стив развернулся и бросился из квартиры. Через минуту он был уже на крыше, оглядываясь по сторонам и тяжело дыша. Зимний Солдат удивленно повернул голову на шум открывшейся двери. Стив, запыхавшийся, смотрел на него во все глаза и испытывал такое титаническое, невероятное облегчение, что от него даже чуть закружилась голова. - Все еще при параде? – лениво поинтересовался Баки, когда Стив приблизился. Тот сидел на краю крыши, в ногах у него стояла упаковка баночного «Coors». Значит, работающий магазин он все-таки нашел. – Ты быстро. Баки держал банку пива в левой руке, и по запотевшему боку скользили капли прохлады. У Стива в груди загнанно стучало сердце. Вверху ярко взрывалось и громыхало, хлопки отдавались в подошвы его ботинок вверх по позвоночнику, до самого атланта. - Вот так и оставь тебя одного, - сказал он с укором, садясь рядом и стараясь, чтобы голос не выдал того ужаса, с которым Стив всего пару минут назад метался по квартире. - Думал, что сбегу? – безошибочно угадал Баки, подавая ему свежую банку, и в голосе его слышалась почти издевка. Стив откупорил ее щелчком и сделал большой глоток. - А не сбежишь? Баки ответил кривой усмешкой, мол, кто знает, поднося банку к губам. Он был странно доволен. Стив не ожидал, что Солдат вот так просто будет сидеть и глазеть на фейерверк, но по роду занятий он, видимо, давно научился отличать опасные звуки от неопасных и шутиху с фугасом не перепутает. Ночь была жаркая и ясная, с улиц доносилось восторженное «Ооо!» на каждый новый залп. Рядом сидел Баки, пялясь в небо, и яркие вспышки освещали его лицо малиновым, зеленым, белым, синим, оранжевым, желтым... - Нет, Баки! А если нас кто-нибудь увидит? - Смелее, сопляк, не дрейфь. Отсюда шикарный вид, ты только глянь... Июль тридцать первого. Они сбежали в Рэд-Хук незадолго до фейерверка, пробираясь мимо выстроенных вдоль домов убогих «Гувервиллей»[5], в которых ютились и как-то выживали безработные. Сотни и тысячи безработных. Люди были взволнованы, они спорили и кричали, несмотря на праздник, а точнее, из-за него и из-за того размаха, которого, как многие думали, город позволить себе уже не мог. Вечер был душным, несколько недель подряд не было дождей. Они с Баки пробрались за ограду и поднялись по скрипучей пожарной лестнице на крышу почтамта на Коновер-стрит. Это было запрещено, и сердце у Стива колотилось от страха, но вместе с Баки он чувствовал небывалый душевный подъем, поэтому послушно лез за ним следом. Баки был прав. Они замерли, завороженные идиллической панорамой залива. Отсюда был виден Манхэттен и Остров Свободы. Когда начался фейерверк, гул голосов на улицах смолк. В небе цвели огромные хризантемы. Они сидели рядом на краю крыши, Баки придерживал его поперек груди, чтобы Стив не упал – у него от высоты кружилась голова. Стив держал обе ладони на его предплечье, и сердце пойманной птицей колотилось Баки в руку. Они никогда не говорили о своей тесной связи, возможно потому, что не понимали до конца, что все это когда-нибудь закончится. Это трудно-счастливое время, их радость, их теплая любовь друг к другу и братская верность, в которой они клялись на крови. Манхэттен, растущий на горизонте частоколом драконьего гребня, разноцветные вспышки над головой, в стеклах домов, в волосах у Баки. Оранжевые огни, отраженные в его глазах, делали их похожими на тлеющие угли. Баки улыбался, глядя в небо, сжимал Стива крепкой хваткой, и казалось, что не было и нет никого в целом мире роднее друг другу... Стив вспоминал это с радостью и болью. Сейчас рядом сидел его друг, брат, и Стиву очень хотелось, чтобы то горячечное и мерзкое, что гнездится в нем, отпустило, ограничилось этой братскостью, разве этого мало – иметь такого брата, как Баки? Стиву было мало, и он ненавидел себя за это. Теперь наступила его очередь быть братом для Баки, которому нужна его помощь, которому нужно подать руку, подставить плечо. А он все думал не о том. О глупостях. Например, о капле пены на подбородке Баки и о том, как бы это было – слизнуть ее поцелуем... Ночь была жаркой. Лето явно намеревалось спалить их дотла. Страшно хотелось поцеловать Солдата в губы, но он решительно боролся с этим. Нельзя. Клинт на вечеринке цитировал кого-то, что если вовремя не поцеловаться, то так и останетесь друзьями на всю жизнь. Он глубоко вздохнул. В конце концов, друзьями на всю жизнь после стольких лет разлуки – это совсем не плохо. Баки в очередной раз поднес уже третью банку ко рту, но так и не выпил, замерев, думая о чем-то. - Ты родился сегодня, - сказал он банке. Стив удивленно кивнул. Об этом он Солдату не говорил. Вспомнил прошлое? Или музей? Пока Стив пытался понять, что же именно это значит, Баки медленно потянулся к нему и коротко стукнул дном своей банки о банку в руке у Стива. Раздался глухой металлический звук, отдавшийся в руку, и Баки снова выпрямился, задрав голову вверх, делая глоток. Словно и не было ничего. Но настолько обычный, человеческий жест... У Стива закружилась голова, на миг показалось, что он вот-вот потеряет сознание, поэтому он отставил банку и поднялся на ноги. Солдат сразу оказался на ногах напротив, его банка осталась на краю. Баки хмурился, бегло огляделся по сторонам, пытаясь понять, где опасность, и почему это Роджерс настолько взволнован и так тяжело дышит. Все просто потому, что фейерверком взрывалось небо, темное и близкое, а он стоял в форме напротив Зимнего Солдата, и ладони зудели так, что он, наверное, умер бы на этой крыше, если бы немедленно... если... Объятие получилось отчаянным, порывистым и неловким. В первый момент Стив испугался, что Зимний Солдат не позволит, уйдет от контакта, вывернется – но тот не двигался с места, замерев, позволяя себя обнять. Некрепко, касаясь только плечами, но Стив, вдохнув полной грудью его запах, вдруг с отчаянной ясностью понял, насколько давно этого хотел. Так понимаешь, насколько замерз, только окунувшись в теплую воду. Реальность обрушилась мощно, в красках и звуках. Июль, душно, он сжимает Баки в объятьях, над головой ярко взрывается небо, и Солдат сперва недоуменно напряжен в его руках. А затем, Стив руками чувствует это, Баки чуть расслабляется. В груди срывается что-то горячее, Стив тычется лбом в живое плечо и шепчет пылко: - Дружище... я так скучал... И дивится тому, сколько нежности, сколько трепета прозвучало в его дрогнувшем голосе. Внезапно показалось, он еще ни с кем не говорил вот так, даже с Пегги, даже с бедняжкой Грейс. Длинные волосы, терпкий знакомый запах, твердость мышц, холодный металл левой руки... Баки не шевелился. Но он не сказал: «Мы же виделись с утра». Не отстранил его. Он все понял, Баки все понял... Стив был благодарен ему даже за это. Единственное, о чем он мог думать – чтобы Баки обнял его в ответ, ощутить его руки, это было невозможно, катастрофически нужно, прямо сейчас. Душно. Глухие хлопки над головой, в воздухе пахнет порохом, вокруг сыплются цветные искры. Стив кусает губы, чтобы задавить в зародыше подступающие рыдания, но сил отпустить Баки Барнса он не находит, их нет, и сама мысль о том, что придется его отпустить, причиняет боль, почти физическое страдание, это же невозможно, потому что отрываться придется вместе с кожей и кровью... Он слышит знакомый звук – Баки негромко фыркает носом. И бионическая рука почти невесомо ложится Стиву на пояс, зацепившись большим пальцем за форменный ремень. Другую руку Стив чувствует у себя на затылке. Нерешительное касание, словно Зимний Солдат не уверен, что все делает правильно. Но это прикосновение срывает шлюзы внутри у Стива, и горячее счастье врывается в него потоком, подхватывает и несет, как Гольфстрим. Пальцы смещаются вниз, на шею, вызвав волну крупной дрожи. Солдат движется вперед. И прижимается тесно, вплотную. Стив с жалобным стоном тянет к себе, сжимает крепче, нарушая собственные установки «не приближаться», так, словно намерен врасти в Баки свихнувшимися от тактильного шквала нервными окончаниями. Он льнет к Солдату с панической страстностью, обняв его истово, как свою единственную земную ось, комкает в медвежьей хватке, зарываясь лицом в плечо, щекой прижимаясь к отросшим патлам. Почти забытое ощущение разливается горячо и ярко, и впервые с сорок четвертого Стиву так головокружительно хорошо. Лишь бы не помешаться... Он вдруг обнаружил, что плачет. Когда это началось? Стив не помнил. Он запретил себе плакать, но из этого ничего не вышло. Слезы срывались из глаз, обожженных солью, катились по лицу, падали на синюю футболку Баки, и Стив уже не мог сдержать их. Это было выше его сил. Его трясло. Баки жив. И Стив его обнимает, и Баки обнимает его в ответ, а не пытается убить. Баки Барнс, сорвавшийся в ущелье, Баки тут, у него в руках. Они так и стояли, лишь чуть отстранившись, склонив головы на плечи друг другу. Молча и неподвижно. И небо над ними горело, рвалось и взрывалось огнями, и самый счастливый день был сейчас. Стив не знал, что будет делать дальше. Спроси его кто-нибудь, о чем он думал в тот момент, он бы сказал, что не думал вообще ни о чем, кроме Баки в своих руках. Он просто наслаждался выпавшим им покоем. Потому что нутром уже знал, как скоро этому покою придет конец.