Призрак Оперы: начало

Итальянская примадонна с утра скандалила. - Почему в этом дурацком театре все меня ненавидеть?! - кричала она, то и дело бросаясь нелестными отзывами в адреса директоров. - Кто это рассыпать мою любимую пудру?! На самом деле пудру рассыпала маленькая глупая болонка Карлотты, которая почти все время обреталась в ее личной гримерке. Но ведь прима до полусмерти любила свою собачку, и посмей ей кто-нибудь сказать правду, она бы его убила на месте. - Примадонна! Вы наша звезда! Пожалуйста, успокойтесь. Мы купим вам новую пудру, все что пожелаете, но только не кричите!.. Это крайне вредно для вашего божественного голоса. - Божественного?! Что вы такое говорить, signori*?! - Карлотта отчаянно выговаривала грассирующую итальянскую "р", и можно было не сомневаться: еще одно слово - и она сокрушит весь театр. - Синьора Джудичелли, мы умоляем вас!.. - последние слова отчачнья были сказаны. И тут, словно спасительная шлюпка посреди взбешенного моря, появился синьор Пьянджи, муж Карлотты. - В чем дело, дорогая? Эти люди обижают тебя? - он взял молодую женщину за руку и повел в комнату: - Дорогая, все будет хорошо, не переживай. Виновника мы найдем, и все станет на свои места. Удивительно, как тенор Пьянджи умудрялся всегда успокоить жену. Немудрено, что до крушения театра никогда дело не доходило. - Дорогой, кто-то просыпал мою лучшую пудру, - чуть не плача, пожаловалась Карлотта на быстром итальянском. - И я даже, кажется, знаю, кто это!.. Вчера я проходила мимо кабинета Дефоржа и Ренуа, и Жозеф Бюке говорил о странных вещах... Он утверждает, что Призрак Оперы действительно существует, да еще и пользуется беззащитностью невинных балерин! - Дорогая, неужто ты поверила в сплетни этого пройдохи Бюке? Он вечно болтает всякие глупости и всем заговаривает зубы. Можешь не сомневаться, что это его очередная шутка. - Милый, я не думаю, что он настолько глупый, чтобы рассказывать шутки директорам... И к тому же, я сама слышала голос под куполом театра, когда месье Лефевр пытался понять, кто его разыгрывает. - Не исключено, что сам этот "Призрак" и есть Бюке, - рассудил Убальдо. - Он мастер розыгрышей. - Но подумай, Убальдо, стал бы он сам себя раскрывать директорам? - Дорогая, мы пришли, давай не будем об этом думать? Карлотта ничего не ответила, не переставая недовольно оглядываться по сторонам. *** POV Антуанетта Для Шарлотты я сама лично выпросила отпуск, сославшись на ее болезнь. Состояние моей подруги и правда напоминало болезненное: каждое утро ее тошнило, ходила она, шатаясь от слабости. Каждый день, стоило мне закончить репетиции с младшей кордебалетной группой, я спешила в комнату к подруге. О Мишеле та могла думать часами, и я уже не винила ее. В конце концов, она совсем маленькая неопытная девочка. Немудрено, что она сразу потеряла голову. Мишель де Виг, кстати, ни разу не возвращался. Я не знаю, знал ли он о беременности подруги, но вел он себя более чем недостойно. Может, он что-то подозревал, а теперь боялся появиться на горизонте, дабы не опозорить знатную семью де Виг. Злоба на Мишеля де Вига у меня возрастала изо дня в день, но злилась я тихо. И на Шарлотту, кстати, тоже. Дернул же ее черт влюбиться! Впрочем, расудительностью она никогда не отличалась. Я вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Ведь чего-то не хватало мне в установившейся ситуации! Кое-кто не появлялся, словно думал, что будет мне мешать. Мой верный друг снова заперся в своих подвалах, при воспоминании о которых у меня мерзли руки. Он видел, что мне не до него... но как же мне его все-таки не хватает!.. Поговорить не с кем. Не стану же я выкладывать Шарлотте все, что я о ней думаю, и не стану говорить с Жозефом Бюке. Может всю жизнь благодарить самого себя за эту несусветную глупость - рассказать директорам о Фантоме. В комнате было темно, но я не зажигала ни свечи, ни газовый рожок. Я вдруг поняла, почему Эрик так любил темноту: он просто от всех нас устал. Я, оказывается, тоже не могу долго находиться в обществе людей. Вдруг я услышала скрип. И резко обернулась. Ошибки быть не могло: это, услышав мои мечты, пришел Призрак Оперы. Мне захотелось обнять его, но не хотелось смущать, до сих пор помню его растерянность, когда обняла его в первый раз. - Ты ведь хотела, чтобы я пришел? Вопрос в упор не давал мне времени подумать, и я ответила, повинуясь сердцу: - Да. - Как Шарлотта? - Ничего... Ничего. Но откуда ты знаешь...? - Ты думаешь, что я сидел целыми днями в подвале? Да я и ее с Мишелем наедине видел... слышал. Я до сих пор сам себе благодарен, что не догадался сделать обзорное зеркало и не видел, чем они там занимались. Меня удивило, что мы с Эриком разговариваем о таких щепитильных темах без тени смущения, но как я ни старалась, не смогла покраснеть, как порядочная девочка. - Она должна уехать из театра, куда угодно, но подальше. Если узнают, что она поколебала семейную честь де Вигов, ей не сдобровать, - сказала я. - У тебя есть родственники? - спросил Эрик. - Есть, но если они узнают, что я дружу с "развратной девкой", как они изволят выражаться, то дадут мне от ворот поворот... Эрик ненадолго задумался. - Нетти, у меня есть решение. Я никогда не трачу деньги туда, куда не следует... "Ага-ага, заметила я твою скромную обстановочку," - мысленно съехидничала я. - ...Думаю, денег на съемку квартиры где-нибудь на окраине города у меня хватит. Шарлотту спрячем там, а ты объявишь всем, что она уехала к какой-нибудь двоюродной тетушке. - Гениально!.. - я не сдерживала порыва обнять Эрика. Он не сопротивлялся. - Замечательно. Но оформлять документы я буду на свое имя, иначе возникнут подозрения, откуда у бедной балерины взялась куча денег. - Твое имя тоже опасно раскрывать. - Знаю. Я, конечно, сделаю себе вымышленное имя. Квартира будет готова к завтрашнему дню. На этой мажорной ноте мы с Эриком и расстались. Все оставшееся время я укладывала вещи Шарлотты, заверяя ее, что буду приходить к ней каждый день, если получится. Неплохо бы нанять ей сиделку, потому что она так плохо себя чувствует... Я вышла в коридор: не могу долго сидеть на одном месте, думая об одном и том же. Окно в конце практически всегда безлюдного узкого коридора было моим излюбленным местом. Здесь я часто сидела на подоконнике, не боясь, что зайдет кто-нибудь из взрослых. Лично себя я до сих пор чувствовала ребенком, неокрепшей еще девушкой-подростком, хотя мне было двадцать два года. Ветки дерева за окном неприятно и резко дергались от каждого внезапного порыва ветра, задевали стекло и скребли в него, точно тонкие длинные старческие пальцы. От этого сравнения меня передернуло, но еще больше настораживало чувство опасности, постоянно тяготившее меня, стоило мне выйти в коридор. Кто-то словно отслеживал каждый мой шаг, каждое движение записывал в блокнот, злобно улыбаясь. Может, я делаю что-то неправильно, и Господь Бог послал за мной следить чертей?.. Этот суеверный мотив вызывал только неуверенность в своих поступках, не давая ответа на главный вопрос. Нет, конечно, я все делаю правильно, у меня просто нет выбора. Я перебирала пальцами складки серого платья, что-то вспоминая. - Она, - вдруг услышала я почти рядом со мной. - Это она. Я поспешила слезть с подоконника. Голос был явно взрослый, который ну никак не мог принадлежать молодым рабочим или танцорам. Передо мной стояли два директора, две противоположности. - Мадемуазель Жири, - приземистый Дефорж почтительно поклонился, но в его тоне я уловила насмешливый лед. - Вы нам срочно нужны, если вы не заняты. Но, я вижу, мы как раз вовремя. - Попросим вас пройти в кабинет. Не зная, чего ожидать от этой парочки, я опасливо направилась в сторону самого мозга театра - кабинета Дефоржа и Ренуа. - Входите, входите, - со стула встал длинный, худой и нервный молодой господин. - Разрешите представить вам покровителя нашего театра - месье графа Филиппа де Шаньи. Граф поклонился, манерно приложив руку к сердцу. - Сердечно рад знакомству, - процедил он бесцветным тоном. - Мадемуазель Жири, я полагаю? Я почти незаметно кивнула, едва подавляя желание расплакаться от смущения. - Ну что ж, полагаю, мы можем перейти к делу... Граф снова опустился на стул. Его левое веко устрашающе дергалось. - Итак. Насколько мне известно, здесь орудует шантажист, некий "призрак", как его называют обитатели театра. Так? - Да, я слышала о нем, месье, - учтиво кивнула я. Вопрос, как видимо, не был исчерпан, поэтому граф, явно желавший знать больше, наклонился ко мне. - Так вот, мадемуазель. Недавно я узнал, что вы каким-то образом с ним связаны. Я похолодела. Видел ли граф мое выражение лица - измученное, усталое, несчастное? Наверное, нет, потому что, хоть и взглянул странно, говорить ничего не стал. - Я так понимаю, рассказал вам это мой... друг, Жозеф Бюке. Граф надменно кивнул: - Вы попали в яблочко, мадемуазель. Но мне важно другое. - О, месье, не стоит верить этому наглому лжецу, - я попыталась выговорить эти слова твердо, но сбилась, и голос предательски дрогнул, сорвался, а я еще больше покраснела, опустив голову. - Вы не умеете лгать, мадемуазель Жири. Вам об этом кто-нибудь говорил? - граф, до этого смотревший в стену, резко посмотрел на меня, пытаясь разглядеть получше. - Я вам не лгу, месье. Просто... я никогда раньше не имела такого близкого общения с мужчинами. На этот раз у меня получилось соврать, голос даже не дрогнул. - Ну, что ж... на этот раз врете довольно сносно, - поиздевался граф Филипп. Потом его тон резко стал серьезным, а из кривой улыбки губы снова сложились в тонкую полосу: - Ну, ладно. Перейдем к допросу. Он взглянул на меня, словно оценивая реакцию на последнее слово. - Как долго вы общаетесь с Призраком? - Я не общаюсь с ним, месье. Я только наслышана о нем. - Это неважно. Главное, что вы знаете о том, что он существует. Так сколько времени он здесь находится? - Около полугода, месье, или чуть больше. - Хорошо. Вам известно что-нибудь о том, что здесь примерно столько же времени назад был проездом цыганский цирк? Я в ужасе уставилась в пол, стараясь ничем не выдавать своего жуткого волнения. - Да, месье. Я что-то слышала. Но у меня самой не было возможности туда пойти, к сожалению. Другие девушки там были, а меня совсем скоро увели обратно в Оперу. - ...И из этого цирка сбежал, так сказать... молодой человек, почти мальчик. Уродец, ужасно одет. Ну и все такое. Вы ведь слышали эту историю? - Да, месье. - И также в газете "Эпок" говорится о том, что кто-то помог сбежать нашему уродцу, - красивое, но угрожающе-нервное лицо графа еще ближе придвинулось ко мне, и стало противно от его влажного горячего дыхания. Но он снова моментально поменял настроение: - И для вас опасно то, что именно вас подозревают в этой помощи. Я так думаю, этот урод и есть наш новоиспеченный "призрак", ведь так? - Месье, я ничего не знаю. Пожалуйста. Поверьте мне хотя бы вы, ведь из-за Бюке мне ни один человек в театре не верит. Вам, наверное, и не известно, что такое, когда ни одному слову не верят. Я сделала умоляющие глаза. Отчасти, то, что я говорила, было правдой: жить в театре, не обращая внимания на пытливые любопытные взгляды, нелегко. Но почти все мне верили, а может, делали вид, что верят. - Ну что ж, мадемуазель. Раз вам не верят, значит, на то есть причины, - изрек граф. - Вероятно, за вами многие замечали ложь. Стыдно лгать, мадемуазель! Да этот хам надо мной насмехается!.. Мне стало дурно, противно и гадко. Так захотелось тут же вскочить и выбежать из этого дряного кабинета, бросив в лицо надменному петуху какие-нибудь дерзости. Именно это я и сделала, нервы мои были на исходе. Ну и пусть он покровитель театра, все равно! К тому же, я только что защищала настоящего покровителя Опера Популер. Если надо, он меня защитит в ответ. Вскочив со стула перед столом, я выкрикнула, что было мочи: - А вам стыдно издеваться надо мной, хам!.. Кем бы вы ни были, вы не имеете права себя вести со мной таким образом хотя бы потому, что я - женщина! Да я отсюда лучше навсегда уйду, чем вас терпеть!.. Бросив графу в лицо редкой дерзости слова, я вылетела из кабинета и, как ошпаренная, без оглядки и бегом возвратилась в свою комнату. Каково было мое удивление, когда при моем появлении тихо дожидавшийся меня Эрик громко, закинув голову назад, расхохотался. - Вот это да! Нетта, я от тебя не ожидал! Оказывается, у тебя тот еще характер! Я сначала стояла, все еще бледная от пережитого гнева, а потом и сама облегченно рассмеялась. Когда мы закончили смеяться, я спросила: - Ты что, присутствовал в кабинете? Вопрос был более чем глупым, и я ответила сама себе: - Ну конечно, я могла не сомневаться! Ты везде, где бы я ни была. Хорошо еще, в общую душевую у тебя нет тайного хода! - Ты уверена? - с насмешкой спросил Призрак, поправляя сбившийся набок белоснежный воротник. - Что?! Он не ответил, все так же с иронической улыбкой продолжая смотреть вдаль. *** Через день я наняла Шарлотте сиделку по имени Марта, молодую крепкую женщину. Хотя Марта не имела большого опыта работы, я не стала нанимать другую сиделку. Если бы у меня было время, то я сама бы справилась с этим несложным занятием, главной обязанностью Марты было только присматривать за Шарлоттой и изредка готовить еду, поскольку я часто приносила уже готовую. И почему постоянно все валится именно на мою голову: Эрик, теперь Шарлотта? Вечно я обязана решать проблемы своих друзей. А бросить их на произвол судьбы я не могу - слишком они неопытные. Чувство долга не даёт мне и глаз сомкнуть... Думая таким образом, я что-то напевала, а затем, взяв неизменную трость, отправилась на репетицию. Нога у меня еще слишком часто болела, но боль была, скорее, психологического характера: я могла напрочь забыть о ней, особенно когда злилась. Что ж, мою травму все равно никто не отменял. И я до сих пор хореограф. Ничего не поменялось. И Эрик до сих пор виноват, и я до сих пор его не простила, тая обиду глубоко в душе. Я распахнула дверь и тут же отпрянула назад: за ней по бокам стояли двое полицейских. И самое страшное - я, кажется, догадалась, что они тут делают. Граф мне все-таки не поверил и уличил в связи с Призраком Оперы. - Молодые люди, пропустите меня, пожалуйста, - я требовательно подняла перед собой трость. - Проходите, мадемуазель. Я было облегченно вздохнула, но едва сделала первые шаги по коридору, как обнаружила, что полицейские следуют за мной по пятам. - Почему вы идете за мной, месье?! Оставьте меня в покое! - Не имеем права, мадемуазель. Это приказ. - Чей? - Графа Филиппа де Шаньи, - синхронно ответили мои преследователи. Меня передернуло. Вот ведь...! Только наметила свидеться с Эриком, а тут... Ну не подвергать же его опасности! Придется либо смиренно дожидаться, либо что-нибудь придумывать, иначе никак. Злость на графа возрастала с каждой минутой, стоило мне оглянуться и заметить идущих за мной крепких рослых парней. Это же надо, какой змей!.. В голове еще так некстати мелькнули последние, едва различимые в общем шуме, слова Филиппа де Шаньи: - А она ничего, эта мадемуазель Жири. Единственное, что слишком строптива, на мой взгляд... Ну ничего, и не таких усмиряли. *** POV Эрик Целый день я не выходил из своего дома, занимаясь постройкой тайника, куда планировал складывать сбережения. Удивительно, что об Антуанетте я вспомнил только к вечеру, при этом поймав себя на мысли, что она сегодня не приходила. Может, что случилось? Повиновавшись первой мысли, я отправился в ее комнату. Судя по настенным часам у меня в комнате, я пришел туда около полуночи. Вышагивая по коридору, я не сразу заметил, что у двери знакомой родной комнатки почему-то стоят два больших и крепких человека, наверное, каждый раза в два сильнее меня. Мой плащ, от удивления совершив немыслимый пируэт, зацепился за что-то в полутьме, и оно, издав дикий грохот, повалилось на бетонный пол. Я в ужасе метнулся в тень, заставляя двух моих свидетелей вздрогнуть, вытянуться по струнке и синхронно сделать выпад в мою сторону. - Стой, кто идёт?! Эхо разнеслось почти по всему театру, и мне показалось, что звук еще сильнее вжал меня в стену. Последнее, что я сделал для самозащиты - прикрыл голову капюшоном, чтобы они не различили мою белую полумаску в темноте. Пожалуйста, только бы они не нашли меня!.. Внутренний голос ехидно поинтересовался: - Это что, Великий-и-ужасный Призрак Оперы?.. Не поверю, что это он сейчас дрожит от страха за свою жизнь! "А, черт с тобой! Была ни была!" Вслед за этой мыслью я смело выступил из тьмы. Наверное, я выглядел странно. Одетый во все черное, только белые манжеты рубашки, из которых выглядывали не менее белые абсолютно худые руки. Да-да, без перчаток, я ведь всего лишь собирался нанести дружеский визит. При этом я отличался особенно высоким ростом. "Ага, что ты будешь делать дальше?.." - снова объявился внутренний голос. "Пойду им навстречу, а там будь что будет," - вполне серьезно ответил я. Я даже растерялся, когда почти вплотную подошел к полицейским. И что мне теперь делать? Стоят, как столбы, и... даже не боятся. Не кричат. Вдруг один из парней сделал молниеносный выпад на меня, ухватив за край плаща. Откровенно говоря, мне просто повезло, что у меня отличная реакция. Я успел отскочить в сторону, оставляя кусок черной ткани в руках преследователя. - Вот погоди, мы поймаем тебя, и за твою душу нам отсыплют деньжат! - погрозил белобрысый крепыш, кидаясь вслед за мной. Я снова увернулся, но на этот раз менее удачно: меня угораздило споткнуться о тяжелую вазу, которая невесть как тут оказалась и которую я, кстати, и опрокинул по пути сюда. Мой плащ сыграл со мной дурную шутку, снова дав себя поймать, а так как он был крепко завязан у меня под воротником, я стал задыхаться, хватая ртом воздух. К счастью, я успел вскочить и повернуться лицом к этим балбесам. Ну, и что делать дальше?.. Меня же не оставят просто так. Решение пришло мгновенно. Я одной рукой оттянул завязки плаща от горла, а свободной снял маску. Почему я раньше не догадался это сделать? Эффект превзошел все мои ожидания. Вы не представите, каким счастливым себя чувствуешь, когда ты ничего не сделал, а у твоих ног валяются в обмороке два здоровенных полицейских. Мое лицо... Только тогда, когда сочетается с моими глазами. В них невозможно не различить звериную натуру. Но вслед за радостью пришел страх. Они расскажут обо мне своему шефу, и у него появится еще один шанс меня поймать. Я не знаю, что сыграло большую роль в моих следующих действиях - опасения быть пойманным или простое желание закончить начатое, а может, защитить Антуанетту. Но я схватил полицейских за шкирки, как котят, попутно отметив, что я сильнее, чем думал, оттащил в угол и там быстро задушил пенджабской петлей, не веря, что я это делаю. Последним, что я услышал, прежде чем скрыться, было мое собственное имя, названное Неттой.