Призрак Оперы: начало

POV Эрик ...Все становилось явью. Я слишком долго мучился от неизвестности, слишком долго страдал от любви, слишком долго вздрагивал от случайного пересечения наших взглядов. И вот она, стоит передо мной, а я с немой мольбой преданного пса заглядываю в глаза, что смотрят на меня с теплом и материнской нежностью Мне стало больно, я встал с колен, согнувшись пополам. Материнская нежность и любовь! То, чего меня лишили, чего мне не досталось по какому-то злому жребию, но сполна достается теперь, когда уже не нужно. - Антуанетта! Это имя вырвалось у меня, как стон. - Что такое с тобой?! - она помогла мне сесть на кровать, я держался за сердце. Оно готово было выскочить из груди. Нетта ласточкой подлетела ко мне со стаканом воды, я благодарно его принял. Отдышавшись, я устремил взгляд вдаль. - Да что с тобой произошло? У тебя никогда не наблюдалось сердечных приступов. Подумай, тебе срочно нужен врач! - Врач, - мой голос стал холодным, - Мне не нужен. - Эрик!.. Я не могу допустить, чтобы тебе стало дурно в твоем... доме! Ты должен принять помощь врача, если хочешь, чтобы я... ответила, что думаю по поводу твоего  признания! - Как жестоко! - криво усмехнулся я, пытаясь привести мысли в порядок. - Ты жестокая! - Жаль, - ответила Нетта. Я не знаю, что она думала. - Нетта, мне легче умереть от сердечного приступа, чем показать постороннему человеку... это! Я с болью указал на изувеченную щеку. - Не надо, - то ли ласково, то ли убеждающе сказала Нетта. - Доктор видел и не такое. Я знаю хорошего доктора. Он работает тут. - Тут?! Еще этого не хватало!.. Потом будет рассказывать глупые сказки о подземном уроде балеринам, растянувшим ноги?! Поверь, Жозефа Бюке мне уже хватило!.. - Эрик, доктор честный и хороший человек. Пожалуйста! Я не смогу вынести, если узнаю, что ты никогда больше не придешь, не потанцуешь со мной, не утешишь, не... скажешь таких волшебных слов, что сказал сегодня!.. Последние слова зажгли во мне надежду, и я, повинуясь слепому выбору, согласился: - Ладно, веди его! Через несколько минут Нетта возвратилась. Я понял это по осторожным шагам и мягкому голосу: - Входите, месье Надир. Надир?! У меня в памяти всколыхнулось что-то далекое, оставляющее неприятный шлейф воспоминаний. Ах, да... Персия, Мазендеран, будь он проклят. Доктор вошел в комнату. Я практически узнал его: брюки, старомодный длинный сюртук, персидская каракулевая шапочка. Это был он. Сильно изменившиеся, но все же узнаваемые черты. Лицо Перса, стоило ему увидеть меня, начало стремительно меняться. Вначале это было выражение замешательства, затем крайнего удивления и, наконец, неподдельной радости встречи. Даже под маской он узнал меня. - Эрик, ты?! Парень, как же я давно тебя не видел! Но каким образом?! - Сначала корабль, на котором я сбегал из Мазендерана. Потом, в Европе, безвыходное положение: ни денег, ни фамилии, ничего! Затем - цыганский цирк, чтоб его черт побрал! Потом... Антуанетта меня спасла. Как видишь, я теперь дух этого театра. - Да уж, на духа как никто другой похож, - то ли правдиво, то ли с язвой сообщил Надир, оглядывая меня. - На очень богатого духа. Я не стал придавать особого значения его словам, ведь сколько бы я не общался с Персом, язвительный тон и некоторая меркантильность всегда его отличали. - Ну, а как ты тут оказался? Тоже сбежал? - Нет, - покачал головой Надир. - Султаншу в скором времени убили, а весь ее двор распустили. Случилась революция, и я, унося свое бренное тело подальше от огнестрельного оружия и жестокости, прибыл в Европу. Поскольку я имел кое-какие навыки в медицине, а на работу меня никто не брал, я взял испытательный срок на место врача в Опера Популер. Все просто. Испытательный срок я выдержал, остался работать здесь. - Только... - я понизил голос, - Надир, раз уж ты меня видел, позаботься, пожалуйста, чтобы моя тайна не была разглашена. А то здесь много всяких... Я не решился отпустить так и норовившее слететь с языка словечко при Антуанетте, которая немо наблюдала за нами из угла. - Не беспокойся, ты знаешь меня. Так, зачем вы позвали меня, мам'зель Антуанетта? - Перс повернулся к ней через плечо, та быстро ответила: - У него случился сердечный приступ. - Позвольте, что было до этого? - Ну... небольшое выяснение отношений. Честно говоря, я бы предпочла это не афишировать, - Нетта понимающе взглянула на меня. Мне показалось, или я покраснел?! О, нет. Еще этого не хватало. Наверное, у меня было довольно глупое выражение лица. Но Перс, как ни странно, ничего не сказал. - Поднимай рубаху, Эрик, - Надир подошел вплотную и настырно ткнул в грудь чем-то холодным. Послушал сердце, несколько раз сказал "дыши - не дыши" и отстранился. - Ну как он, месье? - Ничего особенного. Скорее всего, обычные нервы. Повториться такое не должно, хотя... - Надир хитро прищурился, взглянув на нас обоих, - Хотя, даже самого здорового человека может хватить удар, если достаточно серьезно выяснять отношения. Усмехнувшись неизвестно чему, Надир покинул нас. Какой он все-таки необычный человек! Я взглянул на девушку, которая продолжала стоять в уголке. - Ну...? Я пойду? - Спокойной ночи, Эрик. - Стоп!.. - я остановился, как вкопанный. - Да, чуть не забыл... Нетти, ты обещала... если приведешь доктора, то... - Да, - взгляд Нетты вдруг стал печальным. - Эрик, ты... очень дорог мне. И я не хочу тебя разочаровывать. Ведь ты хотел меня любить, как женщину. Так? Я не думаю, что смогу ответить тем же. У меня упало сердце. Нет!.. - Я тебя люблю! - Антуанетта выглядела такой виноватой, что мне стало ее жаль. - Но... как... друга. Или брата. Или... знаешь, иногда у женщин бывает такое, что они чувствуют, что мужчинам не хватало материнского тепла в детстве. Тогда они начинают их любить, как сыновей... Нетта вздохнула. - То есть, ты хочешь сказать, что любишь меня, как сына? Антуанетта пожала плечами: - Не знаю. Может быть. Я очень сильно к тебе привязалась, но... я не могу сказать, люблю тебя или нет. Пока не могу, - добавила она, уточняя. Я почувствовал себя последним дураком. Да, какой же я все-таки идиот!.. И несмотря на ощущение своей вины, я также чувствовал и обиду. Пожалуй, такую жгучую обиду я еще никогда не переживал. - Боже, - простонал я, приложив руки в перчатках к горящим от избытка чувств щекам. - Какое жестокое чувство! - Что такое?! - Нетта взглянула на меня глазами, полными вины и неподдельного сожаления. - Тебе плохо? Что-нибудь болит?! - Душа, - невесело отозвался я. - Душа и сердце. - Эрик, мне так жаль... - начала было Антуанетта, но я почувствовал внезапный гнев и резко повернулся к ней. От этого движения волосы, гладко зачесанные назад, взметнулись, и несколько прядей упало мне на лоб. - Это жестоко!.. Ты жестокая, ты знаешь это? Я тебе доверял, понимаешь?! До-ве-рял, - прорычал я, уже не пытаясь себя сдержать. - Это было подло - заявить, что я тебе как друг! Все жалеешь, да?! Зря! Могла бы просто сказать, что не хочешь меня видеть, и все! - Эрик!.. Не говори так, ты сам все придумал! Пойми, что я не это хотела сказать... - Ах, так я, по-твоему, еще и полный болван! Я что, вообще ничего не понимаю?! - Нет! - истерично закричала Нетта, почувствовав, как тиски на ее запястьях сжимаются все сильнее. - Не делай этого! Я понимал: еще немного, и я, кажется, убью ее. *** После того случая я, накапливая обиду, взращивая ее в себе, я сидел в своем жилище, хмуро наводя порядок на столах и в комнатах. Ругался, чихал от обилия пыли, благо, теперь некому услышать мои трехэтажные ругательства. В душе не было боли, только жуткая обида от сознания того, что меня выставила дураком слабая женщина, беззащитная девушка, которой хватило бы одного удара - и все... Но я, пожалуй, даже жалел, что не убил ее на месте. Больше всего мне хотелось отомстить ей за это. Она едва ли старше меня, а уже выдумывает чепуху про материнские инстинкты... Негодование подступало к горлу. Иногда мне приходили чудовищные мысли прийти к ней ночью, неожиданно накинуться и овладеть. Я видел, как это делали цыганские парни, если ночами в лесу встречали одиноких девиц. Ловили, связывали... Раньше я думал, что это так жестоко, что я не могу на это смотреть. А теперь и сам потерял все тормоза. Но в следующий момент, когда я уже начал представлять свои действия, меня вдруг охватило чувство гадливости, от которого чуть не вывернуло на персидский ковер. Нет, это глупо - лишаться последней связи с внешним миром, решил я и продолжил убираться. POV граф Филипп Возвратившись в особняк, я предался думам. Несмотря на то, что я до сих пор был холост, жил с матерью-графиней и маленьким братом, у меня была не одна любовница. Так уж было принято в наших кругах: за внешней личиной благочестия и чинности каждый скрывал грязные пороки и грешки, у каждого были свои секреты, и никто не пытался узнать чужой, тщательно оберегая свою личную жизнь. Надо сказать, что молодая балетмейстерша обладала острым язычком, что только меня подзадорило. Кажется, мадемуазель Жири? Да, она достаточно недоступна, но она могла бы стать нежной и страстной любовницей. А когда надоест, всегда можно заплатить ей денег за молчание и покинуть, как я сделал со многими. Немного подумав, я собрался и приказал до Оперы. Стоит мне ее найти и подчинить, как я забуду о терзающей меня скуке. Тем более, в моем неблагородном желании была и капля корысти: может, если эта глупая девчонка влюбится, она быстрее сдаст полиции своего Призрака. Зря она пытается что-то скрыть от моих светских ушей и глаз, привыкших замечать каждую мелочь, каждое непроизвольное движение. Я был твердо уверен, что подозреваемую выбрал верно. На улице моросил частый дождь - было ощутимо начало изменчивой Парижской осени. Я не стал застегивать сюртук, до Оперы было два шага. Взбежав по пологой лестнице, я открыл двери и отправился прямиком в кабинет Дефоржа и Ренуа. Но по пути передумал. Что толку мне сейчас заявлять о своем визите, если я собирался в Оперу не за этим?.. Надо только вспомнить, где находится дортуар для воспитанниц и воспитанников театра. В плане театра я разобрался быстро, пару раз спустился и поднялся по узким лестницам, немного поплутал в коридоре и, наконец, вышел к нужной мне комнате. Интересно, а если я сейчас быстро открою дверь, то смогу ли застать балетмейстершу врасплох? А вдруг ее тайный приятель как раз там сидит?.. Я дернул костяную ручку двери. Дверь была заперта и не поддалась. - Кто там? - услышал я жесткий, почти стальной голос. Между прочим, такие женщины были и в свете, сверху идеальные и строгие, а внутри - прогнившие насквозь шлюхи, чьи-нибудь любовницы, сплетницы, не достойные роскоши, в которой живут. Я сделал голос как можно мягче, но не назвал свое имя, предпочитая остаться за многозначительным псевдонимом "я". - Войдите. Она откинула крючок, и дверь отворилась. Тонкая фигура в темном закрытом платье прошла ближе к витражному окну. - Вы, граф? Чем могу быть полезна? Удивленный оценивающий взгляд. Такие женщины всегда глядят оценивающе, я давно обратил внимание. - Эй, малышка, - сделав к ней широкий шаг, я едва ее не поймал, но она оказалась проворнее и быстро отступила к окну. - Граф, извините, но вам лучше называть меня по фамилии, - так-так! Да у нее отличный характер... - Вы испугались меня, мам'зель Жири? Я сделал еще шаг, но и она в долгу не осталась, схватив со стола кухонный нож, а с подоконника - глиняный горшок с цветком. - Выбирайте, злодей! Как вам легче - умереть сразу или в мучениях?.. - Спокойнее, малышка, никто нас не увидит, а у Господа Бога сюда не доходят руки. Иди ко мне, я не обижу и не причиню тебе вреда. Жири задохнулась от возмущения: - Мерзкий бандит! Хам!.. Как вы смеете такое предлагать? Я вам не продажная девка!.. - она позволила себе только одно предложение сказать на повышенных тонах, а затем лицо и голос снова приобрели свое обычное холодное выражение: - Уносите ноги, граф Филипп, пока ваша аристократическая родня не застала вас в постели с простолюдинкой! Идите, или вам не миновать жестокой расправы. Антуанетта (так ее, кажется, звали) угрожающе покачала ножом и горшком, словно решала, хватит ли мне одного удара. - Ладно, мам'зель, - мой тон стал предупреждающим, - Как хотите. Но вам вряд ли удастся скрыться от меня в моем же театре. Показалось ли мне, что Жири прошептала: "театр не ваш". Я удивился в душе, но захлопнул дверь, ничего не ответив. POV Антуанетта Я вздохнула с облегчением. Филипп ушел! Да, в мыслях я его называла лишь по имени. Вот ведь тварь, извиняюсь за выражение!.. Покровитель театра хочет закрутить любовные связи с хромой балетмейстершей. Звучит смешно, не правда ли? В душе, конечно, шевельнулась гордость, что появился еще один ухажер. Четвертый! Но гордость сменилась злостью и разочарованием: какой, скажите на милость, из Филиппа ухажер?! Так, мечтает о моем теле, больше ничего! За этими размышлениями я обрывала лепестки с засохшей розы Жозефа Бюке, сминая и ломая их двумя пальцами. Какой граф отвратительный, как гриф-падальщик! Когда отвращение к покровителю театра почти прошло, а точнее, я о нем забыла, на смену пришло сожаление. Сожаление истинному покровителю этого театра, его духу. Так разозлился, убежал, но ничего не сделал, даже стул не опрокинул от гнева. Лучше бы он выместил его на мне, а то злоба сожжет его изнутри. В дверь снова постучали. - Кто там? - спросила я, боясь снова услышать голос Филиппа. Но нет, за дверью стоял кто-то совсем не знакомый. Я осторожно открыла.