Призрак Оперы: начало

POV Кристина В этот день весь театр пребывал в нетерпеливом ожидании нового спектакля. Все пропадали на репетиции, и я в том числе, только вот мысли у меня были далеко отсюда. Я вспоминала свою сегодняшнюю дневную встречу с Ангелом Музыки. Он был как-то необыкновенно напряжен и взволнован чем-то, его голос часто запинался и звучал глуховато. Я думала о том, почему только Ангел не хочет показаться мне теперь... Он Призрак Оперы, я знаю это, хотя все, что произошло со мной вчера и сегодня утром, я посчитала не более чем игрой воображения - настолько все казалось мне нереальным. Озеро, подумать только, под фундаментом театра!.. Море свечей и тумана... Я до сих пор вижу все это, стоит мне на минуточку прикрыть глаза. В часовне, на нашем обычном месте встреч, мы с Ангелом повторяли партию Графини, которую я должна была исполнять в постановке. Конечно, по обыкновению, Ангел заставил меня выучить все вокальные партии, включая мужские. Он всегда говорит, что невозможно понять оперу до конца, если ты не можешь пропеть ее от начала до конца. Выучить было сложно... Но я боялась, что чем-нибудь рассержу Ангела Музыки, ведь сейчас он и так словно не в своей тарелке. Ангел носит маску... Почему? Экстравагантный образ? Или он не хочет, чтобы я могла узнать его?.. Но ведь маска почти не скрывает его лица и мимики. По крайней мере, глядя на одну половину лица, я могу примерно воссоздать и вторую... Ни у кого из знакомых мне людей не было такого подвижного, живого лица, которое настолько ясно выражало все эмоции даже одной половиной. - Кристина, о чем вы думаете?! - фыркнул Ангел, когда я в очередной раз остановила пение и начала разглядывать стенку. - Я... Ни о чем, - быстро соврала я и посмотрела в ноты, готовая продолжать петь. - Нет, Кристина!.. Вы думаете о вашем поклоннике, не так ли?! - внезапно вскричал Ангел. - Об этом Рауле де Шаньи!.. - Я думаю не о Рауле, Ангел, - сердито буркнула я. Я уже хотела сказать, что думала о нем, но почему-то мне показалось, что он откажется в это верить. - Почему ты не покажешься мне снова? - я всего лишь хотела убедиться, правдой ли было все, что случилось. Несколько секунд не было ответа, как будто он был ошеломлен. - Я не могу, Кристина, - тоскливо произнес он, - Не могу. Это не может закончиться хорошим... Ничем хорошим, уж поверьте мне, дитя мое. Я не любила, чтобы меня так называли. Это сразу же делало меня маленькой девочкой в глазах других. Но то, как делал это Ангел, какой смысл он вкладывал в эти слова, не делало их надоедливыми, скорее, напротив. Я вздохнула. Мне хотелось спросить его о маске. Но я не стала делать этого. Зато спросила о другом. - Ангел, ты... У тебя ведь есть имя? Имя есть у всех... - У Ангелов не бывает имен, дорогая моя Кристина, - со смешком отозвался он, и я могла поклясться, что в этот момент он покачал головой. Его голос таков, что он может выразить любое его движение, даже когда я не вижу его. - Ангел... - я хотела добавить еще что-нибудь, что помогло бы мне добиться от него ответа, но в конце концов слово просто повисло в воздухе. - Мое имя Эрик, - внезапно раздалось надо мной сквозь тихий вздох. Я улыбнулась, миллионы раз прокручивая это простое имя в своей голове. Так вот, значит, как зовут ангелов... Какие ласковые у них имена. - Давайте продолжать урок, Кристина, - голос Ангела Музыки стал строгим, и я тут же уткнулась в ноты, чтобы не давать ему повода для злости. - Сегодня вы поете главную партию в спектакле - партию Графини... *** И теперь, стоя за кулисами в ожидании представления, я знала, что нет. Я не пою партию Графини, потому что она отдана Карлотте. Это не особенно меня огорчило: я не находила комедию "Немой" выдающимся произведением, а образ главной героини был, на мой вкус, вызывающ и развратен. Уж лучше играть немого пажа, чем эту вертихвостку... Карлотта стояла прямо рядом со мной, бросая на меня надменные взгляды. Но я была слишком поглощена своими мыслями, чтобы чувствовать неприязнь к ее поведению. Наконец, оркестр заиграл увертюру, и в это время те, кто играл в первом действии спектакля вместе со мной, заняли свои места на сцене за занавесом, который был пока закрыт. Но вот и он раскрылся, и я полностью предалась утрированной пантомиме, которая требовалась от меня в этой роли. - Глупый старый дурак, он наводит меня смех, ха-ха-ха-ха-ха, - пропела Карлотта, косясь на меня. Хор вступил на репризе, а я лишь глупо хлопала глазами, как и полагалось пажу. - Глупый старик, он стал посмешищем, его хватит удар, когда он узнает... Если бы он знал, то никогда не покинул бы это место!.. - Разве я не предупреждал вас, господа, чтобы вы оставили пятую ложу пустой?.. Тишина. Потом все начали беспорядочно оглядываться в поисках говорившего, но никто не мог угадать направление голоса. Он шел как бы отовсюду. - Это Призрак, - истерично прошептала Мэг рядом со мной. - Это он, - мне ничего не оставалось, кроме как согласиться, потому что голос и правда был его. - У тебя, насколько я помню, роль без слов, жаба, - напомнила Карлотта на весь зал, но я оставалась в странном ступоре. Призрак здесь. - А может, это вы - жаба? - усмехнулся голос из-под купола. - Смотрите не оступитесь!.. Итальянка бесстрашно оскалила зубы в ответ на угрозу, затем отлучилась за кулисы, чтобы принять дозу спрея для связок, возвратилась и приторным голосом обратилась к месье Рейеру: - Будьте добры, ritornello da capo*. Оркестр снова заиграл. - Бедный старый дурак, он ничего не знает! Ха-ха-ха... - и Карлотта квакнула. Как лягушка! Все на сцене пораженно смотрели на нее. Мне стало ее даже жаль - такой позор на сцене... "Впрочем, - фыркнул внутренний голос, - она это заслужила". Кулисы закрылись, когда Карлотта с криками ужаса убежала. Тут же на скрытую от зрителей сцену вышел Фирмен, нашёл глазами меня, схватил за запястье и вытолкнул к из-за занавеса, становясь рядом: - Мы приносим вам извинения, господа. Представление продолжится через десять минут, и роль Графини исполнит мадемуазель Даае! Зал неожиданно для меня взорвался аплодисментами, и я растерянно поклонилась, еле дождавшись момента, чтобы снова скрыться от словно бы поедающих меня глаз. - Переодевайтесь, мадемуазель, - директор подтолкнул меня в направлении гримерок. POV Антуанетта Он устроил жуткий переполох в театре. Как только я его найду, я обязательно выскажу ему все, что об этом думаю... Возможно, это не укротит его безмерное позерство, но я считаю своим долгом напомнить ему о безопасности. Не театра, нет - о его безопасности! Он слишком самоуверен... Мы с ним ровесники. И я не веду себя, как будто мне шестнадцать лет, а он так и остался подростком, которым я его здесь спрятала! Моя злость постепенно сходила на нет, хоть я и не оставила своих намерений сделать Эрику выговор. На сцену в срочном порядке попросили балет, и мои подопечные, еле успев нарядиться в платьица из белого и зеленого атласа, одна за другой выбежали на сцену. Я стояла, смотрела и краснела - из-за ажиотажа и неожиданности выступления кордебалет смотрелся ужасно. Они путали места, где должны были стоять, еле справлялись с настоящими овцами, которых держали в зверинце театра. Мне оставалось только копить злобу, чтобы после выступления согнать всех на дополнительную репетицию. Я поглядела на показавшуюся с другой стороны сцены за кулисами приёмную дочь. Она была уже в розовом нижнем платье, а остальные части должны были быть прикреплены к нему непосредственно перед выходом. Костюмеры суетились, что-то подгоняя, пришивая. На лице Кристины было написано небольшое недоумение. Внезапный шорох и мимолетное движение сверху заставили меня бросить взгляд на колосники. И затем замереть, не зная, что делать. Потому что там, конечно, был Эрик. И не один, а с Жозефом Бюке! Я сделала шаг влево, чтобы лучше видеть, и ужаснулась - потому что это была не игра. Эрик передвигался по колосникам, лестницам, балкам, креплениям с невероятной скоростью. Вначале рабочий догонял его, но после, естественно, жертвой стал сам преследователь. За время сумасшедшей гонки на лице Бюке поочередно сменились три выражения: триумф, тревога, а затем животный страх. Эрик нагнал его окончательно. И из его рукава торчала едва заметная, но все же различимая петля. Его лучшее оружие. Лассо. Он что-то прошипел, дьявольски ухмыльнулся, поймав Жозефа за подтяжки. Бюке остановил свой загнанный взгляд на мне, когда упал на живот, наполовину оказавшись в воздухе. Его синеющие от напряжения губы прошептали слова, которые я услышала, несмотря на музыку и топот балерин: - Нетта, помоги!.. Меня охватил ужас, который иногда настигал меня в ночных кошмарах. Потому что я не могла ничем помочь. Эрик затянул удавку. Конвульсирующее тело с глухим стуком упало на сцену... Оркестр дал неверную ноту. Дирижер за пультом застыл. В зале повисла гробовая тишина. А потом навалилось все сразу. Визг, вопли, кто-то из балерин падал, пытаясь поскорее покинуть сцену. У меня в голове все мешалось, когда я чуть издали видела посиневшее лицо в черных патлатых кудрях, слипшихся от пота, струйку крови изо рта, выпученные глаза. Стараясь сдержать рвотный позыв, я отвернулась и попыталась найти глазами Призрака. Зачем, Эрик?! Зачем ты это сделал?! Ты мог припугнуть его, мог... Во мне колыхнулась внезапная ненависть. Она была такой силы, что я вздрогнула, прижав руки к груди. Как он мог это сделать?! Я помогла ему скрыться здесь в надежде, что он не причинит никому вреда! Он предал мои надежды!.. Я не испытывала ничего к посиневшему человеку, лежавшему на сцене. Но он не сделал Призраку ничего! Он убил невинного человека, пусть и не лучшего, но он убил его... Мне в голову ударила кровь. Как же я теперь ненавидела его!.. Всеми силами своей души... Взмах плаща скрыл Эрика от моих глаз. Я поглядела туда, где стояла Кристина - и увидела спину Рауля, бегущего вслед за ней. Они идут на крышу. Кристина не знает более безопасного места в Опере, чем крыша. Я должна непременно пойти туда, успокоить ее, ведь Рауль вряд ли сумеет это сделать, как сделала бы любящая мать, пусть и приёмная. Я ринулась к другому, дальнему, ходу наверх. Да, это далековато, но я успею. Во всеобщем переполохе никто не заметил моего исчезновения. Я дернула дверь, которую годами никто не открывал. Она повернулась на ржавых петлях и отворилась, дав мне доступ к пыльной винтовой лестнице. Почти бегом поднявшись по ней, я вылетела на крышу, укрытую жестяными листами, и спряталась за самой дальней статуей, ища взглядом Рауля и Кристину. До меня доносился ее испуганный голос. - Рауль, это был он! Он убил Бюке! - Кристина, никаких Призраков не существует. - Нет, ты не понимаешь!.. Я была в его логове, темном и жутком, где пахло сыростью и гнилью... Я видела его, и он тоже был жутким... Ах, Рауль, я никогда не смогу забыть это ужасное лицо!.. - выкрикнула Кристина со слезами в голосе. Я шевельнулась, вознамерившись выйти к ним, но меня остановило мягкое движение у статуи с лирой, что была ближе к молодым людям, чем та, за которой пряталась я. Колыхнулся плащ, статую бережно обхватила рука в перчатке. - А его глаза... Одновременно угрожающие и любящие! А этот голос, что заставил меня парить!.. Нет, я так не могу, Рауль, не могу!.. Я боюсь его! Кристина бросилась вперед и упала в объятия друга детства, который сейчас же обнял ее в ответ. - Дорогая моя, тебе больше не надо беспокоиться о нем. Я здесь, и его тьма тебя не настигнет, Кристина. - Ты защитишь меня от него?! - истерично воскликнула она и вцепилась Раулю в лацканы дорогого фрака. Я насторожилась. У Рауля были такие мягкие движения... Я знала, что иногда мужчины пользовались доверчивостью девушек, чтобы затем воспользоваться ими. Но ведь Рауль - виконт, дворянин, он так себя не поведет? - Кристина, - он осторожно поднял ее лицо за подбородок, - Я люблю тебя. Несколько секунд на крыше царило молчание. Мое было выжидательным. Кристинино - ошеломленным. Молчание Эрика было безнадежным. - И я тебя, - наконец, прозвучало сопрано. Рауль осторожно наклонился к ней и накрыл ее губы своими, обняв за талию. Я поглядела на тёмную фигруру за статуей Аполлона. Эрик больше не смотрел в их сторону, чуть склонившись вперед и вцепившись рукой во фрак в районе сердца. Другая рука зажимала рот, и он весь трясся от беззвучных рыданий. Я же чувствовала себя так, словно меня рвут на части. Я все еще была вне себя от злости, когда вспоминала убитого ни за что ни про что Бюке. Но... Как бы я хотела надеяться, что на то все же была весомая причина!.. Как я не хотела, чтобы Эрик поплатился за бесчинства в театре вот так, ужасной болью в сердце... Он все равно не заслуживал всего этого! У него вся жизнь была полна страданий!.. Во мне поднималось что-то жгучее, как огонь. И мне пришлось вцепиться обеими руками в статую Афродиты, чтобы только не броситься к нему и не обнять. Я не могу этого сделать, да простит меня Бог!.. Я не могу видеть страдания Эрика, но я презираю Призрака Оперы за содеянное... Боже, дай мне сил. - Я должна идти, Рауль, - со счастливым смехом напомнила Кристина, - Меня ждут на сцене. Как только я отыграю, жди меня внизу в экипаже! - Да, любовь моя. Они снова поцеловались - мы с Эриком не могли видеть этого, но клянусь, что он тоже расслышал звук поцелуя. Отдаляющийся звук шагов затих. Эрик, согнувшись, словно у него в солнечном сплетении была рана, медленно подошел к чему-то темному на снегу. Он поднял вещь, и я рассмотрела в ней розу, брошенную его подопечной. - Кристина... Кристина... Ты оставила меня, - словно больной в бреду, Эрик повторял эти слова. - Мое дитя, моя муза оставила меня!.. Его голос сорвался на крик, и он спрятал лицо в ладонях, содрогаясь от рыданий. Я глядела на него, и мои омертвевшие руки ничего не чувствовали. Внезапно он поднялся на ноги - мощно, словно хищник, - и я расслышала яростное дыхание. Я не могла поверить своим глазам. Призрак с разбегу взлетел на угловую статую, оказавшись над целым Парижем на головокружительной высоте. Меня толкнуло вперед. - Нет, Эрик, не делай этого! - взвизгнула я. Он не слышал, лишь продолжал до хрипоты кричать в холодную ночь. - Ты еще пожалеешь, что доставила мне столько страданий!.. Ты и твой любимый мальчишка! Вы оба поплатитесь!.. Осознавая, что он может сорваться, я ринулась к нему и схватила его за плащ, потянув назад. От неожиданности он обернулся и не очень ловко спрыгнул, приземлившись на заснеженную крышу рядом со мной. Пару секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, пока он не спросил яростным шепотом: - А ты что здесь забыла?! - Я не дала тебе сорваться, Эрик, - напомнила я. - Не будь неблагодарным! - Зачем?! - вскричал он. - Зачем ты удержала меня?! Меня могло бы уже не быть сейчас!.. И все было бы легче! Легче в сто раз!.. Всем было бы легче, потому что монстр бы умер! И ты тоже радовалась бы, потому что тебе никто не приносил бы неудобств! Вы все одинаковы! Ты такая же, как они!.. Он кричал на меня, вымещая всю накопившуюся боль, а я стояла, беспомощно хлопая глазами и не понимая, как он мог такое обо мне подумать. Как бы я не презирала его за убийство, я никогда не желала его смерти... - Эрик! Это не так!.. - воскликнула я в ответ. - Послушай меня! Он развернулся и устремился к выходу с крыши широкими шагами. - Эрик!.. - Оставь меня в покое, Антуанетта!.. - возопил он и, сдерживая потоки слез, исчез за дверцей. Я, опустошенная своей и его болью, подошла к раскрошенным лепесткам розы. Склонилась над ними, взяла в руки. Мне было больно, и поэтому я плакала.