Железные сердца

      Следующее утро выдалось довольно прохладным. Серые тучи с самого начала заволокли небо, а иногда сквозь них пробивались мелкие капли дождя.       — Отвратительная погода! — фыркнула Анастэйша, передергивая плечами.       — И неспокойная… — угрюмо отозвался шедший сзади Бофур.       — Неспокойная? — Тук непонимающе посмотрела на обернувшегося Фили.       — Да, у гномов считается, что, когда хмурится небо, хмурится и сам Махал. А раз он хмурится, значит, должно произойти что-то плохое, — пояснил блондин, внимательно сканируя пространство вокруг.       — И что, правда в такие дни случаются неприятности? — хоббитянка боязливо оглянулась.       — Если ты в это веришь, то да, — Фили пожал плечом. — Неприятности случаются каждый день, Анастэйша. Просто в одни дни люди списывают неудачи на неуклюжесть, а в другие — на «веление Бога».       — В любом случае тебе бояться точно не стоит, — Бофур легонько хлопнул травницу по плечу.       И все же девушка чувствовала, что гномы напряжены. Фили, например, держался ровно-ровно, натянуто, как струна. Он ни на секунду не спускал правой руки с висящего на поясе клинка. Да и вторая рука то и дело тянулась к другому парному клинку. Наследник был сегодня не разговорчив и оборачивался к Анастэйше лишь раза три-четыре. И это было странно…       Бофур тоже, вопреки обыкновению, не сыпал шутками и рассказами. Пару раз он улыбался девушке, но как-то слишком уж легко, будто мельком. Уголки его губ лишь слегка приподнимались, а глаза оставались прежними — настороженными.       Тук чувствовала неладное. Занервничав, она завертелась, оглядываясь по сторонам и рассматривая других гномов. Те были сосредоточены не меньше знакомых хоббитянки. Одни из них плотно сжимали губы в узкую полоску, а другие тихонько ворчали себе под нос, поигрывая пальцами на перевязи с оружием.       «Что-то не так… — Анастэйша вдруг испугалась. — Что-то определенно не так! Будто гномы чего-то опасаются…»       Мурашки непроизвольно побежали по спине травницы. Она тяжело сглотнула и потянулась к тому месту, где у воинов была перевязь. Но у Тук-то ее не было…       «Надо будет найти себе оружие», — отметила про себя девушка.       И заняться она решила этим прямо сейчас. Нужно было найти какую-нибудь кривую корягу или острую палку. Хоть что-нибудь.       — Фили, я отойду на секу… — начала было травница.       — Нет! — резко оборвал ее гном. — Оставайся в строю.       — Но, Фили… — опешила хоббитянка. — Мне надо…       — Оставайся в строю! — жестко повторил блондин.       И тут Анастэйша поняла, что должно произойти что-то страшное. Что-то ужасное. Не зря наследник рассказал ей про Махала, «хмурую» погоду и неприятности. Это был намек. Это была попытка списать что-то плохое на судьбу. Но почему это «что-то» ожидалось именно сегодня? Значит, воины что-то знают… Знают об опасности и не говорят.       — Фили, что происходит? — девушка дернула гнома за плечо. — Фили!       Но тот молчал и продолжал шагать вперед.       — Ничего не происходит, Анастэйша, — Бофур снова послал ей ту самую странную улыбку. — С чего ты взяла, будто…       — Ну я же вижу! — перебила его хоббитянка. — Вы точно что-то знаете! Ты сегодня ведешь себя подозрительно и Фили… И все вокруг!       — С чего ты взяла, что мы «ведем себя подозрительно»? — резко обернулся вдруг наследник. — С чего ты взяла, что знаешь нас? Кто ты мне: сестра, мама, жена, чтобы судить?       — Я не… — травница растерялась. — Я просто…       — Что, «просто»? Просто слишком много о себе думаешь и слишком много на себя берешь, — отрезал блондин.       Анастэйша резко замерла. Она не понимала, почему вдруг Фили обрушил на неё эту гневную тираду. Что она сказала? Просто спросила… Просто поделилась подозрениями… Просто…       Громкий бой барабанов выбил из головы брюнетки все мысли. Она резко обернулась на звук, доносившийся откуда-то из середины отряда.       «Музыка? Сейчас?» — только и успела подумать девушка, как раздались сотни криков.       Сначала послышались женские крики. Страшные крики… надрывные, полные боли, отчаяния и страха. Так кричат, когда теряют что-то дорогое, что-то очень ценное: друзей, родителей, любовь или… жизнь.       Потом были мужские крики — предостерегающие. Гномы предупреждали друг друга о нападении врагов. В голосах воинов страха не слышалось. Зато в них была слышна решимость и почему-то спокойствие.       «Орки!» — сразу поняла Тук.       Девушка ждала, что все гномы сейчас же ринутся на подмогу своим товарищам, но воины вокруг Анастэйши продолжали стоять смирно и лишь иногда сжимали в руках свои топоры и мечи.       — Вы им не поможете? — тихо спросила хоббитянка, боясь снова нарваться на гнев Фили.       — Нет, — глухо ответил тот.       — Почему? Ладно бы там были только хоббиты, это я еще понимаю — вам на нас плевать. Но там же и ваши собратья! Их тоже могут убить! — воскликнула девушка.       — Приказ Торина, — сухо выдохнул наследник. — Мы не лезем в битвы другой группы.       — Другой группы? Но мы ведь все один отряд… — решительно ничего не понимала травница.       — У нас есть несколько бойцовых групп, и у каждой есть доверенная ей часть хоббитов, и только эта бойцовая группа может эту часть защищать, — пояснил Бофур. — А если ситуация начинает выходить из-под контроля, группу и вверенных ей хоббитов бросают.       — Да как так можно? Как Торин может такое приказывать? А если у кого-то в этой группе останутся родственники? А если их всех убьют? Ваших сородичей убьют! — вспылила Анастэйша.       — Ты — девчонка, тебе этого в жизни не понять, — рявкнул Фили. — Торин — величайший командир! Только великие могут взять на себя такой груз: оставить нескольких ради многих!       Как раз в этот момент прозвучал горн — сигнал продолжать движение, как позже узнала Тук.       — Мы уходим, — блондин с силой сжал зубы. — Какая группа подверглась атаке, ты не видишь, Бофур?       — Вторая, — гном с сожалением качнул головой. — Мне жаль.       — Вперед! Торин приказал уходить! — крикнул Фили, быстро уходя вперед.       И травница послушно пошла вперед, стараясь не думать о том, кто мог остаться позади.       Лагерь разбивали молча. Гномы, хоббиты — все молчали. Молчали и считали минуты. Все знали — если через час оставшаяся часть отряда не подойдет, значит, они погибли.       Ровно через час раздался первый всхлип. За ним потянулись десятки. Хоббиты ревели, выли и рыдали, не помня себя от горя. И было из-за чего плакать. Орки атаковали самых слабых — женщин и детей. Именно они не вернулись. Никто. Нет, выжила, конечно, парочка девушек, которые, как и Анастэйша, были отправлены в другие группы, но их было так мало... Практически каждый хоббит потерял сегодня кого-то: жену, сестру, дочь, племянницу или маленького сына.       Гномы не плакали, хотя многие из них потеряли друзей, сражавшихся во второй бойцовой группе. В их честь на поляне разожгли большой костер. Каждый, кто хорошо знал погибших, бросал в пламя небольшой подарок упокоившемуся товарищу.       Анастэйша тоже рыдала. Леда — ее единственная подруга здесь — погибла. Да еще и как! От рук орков… А если они ее не убили? Если ее насилуют и пытают? Нет, Аулэ, даже мысли об этом причиняют боль…       Дядя силой выволок хоббитянку на ужин. Но девушка не ела. Она грустно возила ложкой по тарелке. Впрочем, не она одна.       — Анастэйша, позови Фили, он пропустит ужин, — голос Торина, который изо всех сил старался держаться холодно и спокойно, был, несмотря на все усилия, таким потухшим, что травница не посмела ослушаться.       Хоббитянка зашла в палатку к гному и замерла. Наследник был бледен. Очень бледен. Он до побеления сжимал край тумбы и с ненавистью смотрел в зеркало, словно пытаясь разглядеть в нем что-то.       — Фили… ты кого-то там потерял? — девушка тихонько подошла к блондину.       — Друга, — почти неслышно ответил воин. — Очень хорошего друга.       — Мне жаль… — Тук положила руку ему на плечо. — И тебя, и твоего друга.       — Ты плакала? — гном посмотрел в красные глаза хоббитянки. — Кто?       — Подруга… Леда, — Анастэйша закусила губу, стараясь сдержать поток слез, но это было выше ее сил. — Знаешь, мы ведь были с ней знакомы всего ничего. Но она была такой хорошей, такой понимающей… Она… Она… этого не заслуживает!       Девушку затрясло от сдерживаемых рыданий.       — Они все… все этого не заслуживают! Нападать на слабых — это же так подло! Дети и женщины… как так можно-то? — травница уже не могла остановиться.       Слова лились и лились из ее уст, как слезы из глаз. Фили же лишь мягко поглаживал ее по руке и внимательно вглядывался в глаза.       — Нельзя же так, понимаешь? — совсем тихо всхлипнула Анастэйша, затихая.       И тут гном, слегка улыбнувшись грустной улыбкой, поцеловал девушку. Без страсти и любви, без головокружительной нежности. Просто аккуратно коснулся горячими губами соленых губ хоббитянки.       — Так мы выражаем свою поддержку, — объяснил Фили, не дождавшись от Тук вопроса.       Но той это было сейчас неважно. Важно было лишь тепло, исходившее от гнома. Важна была его поддержка, его ласка. А как она будет выражена… травница подумает об этом завтра. А сейчас она просто прижалась к Фили и, сильно сжав его в объятиях, положила голову на плечо.       — Торин звал тебя ужинать, — тихо прошептала она, молясь про себя, чтобы наследник не оставил ее одну в такую трудную минуту.       И блондин внял ее мольбам.       — Потом поем, — отозвался он, притягивая к себе Анастэйшу еще сильнее. — Что-то мне подсказывает, что тебе моя помощь нужнее.       — Спасибо тебе, Фили! Спасибо за все! — хоббитянка всхлипнула.       — Тише, тебе надо поспать. Сегодня был тяжелый день, — тот слегка улыбнулся.       Он тихонько укачивал Тук на руках, словно ребенка. И девушка, окутанная его теплом, успокаивалась. Еще немного, и Фили услышал ее размеренное дыхание.       — Спокойной ночи, Анастэйша, — прошептал гном, укладывая девушку на шкуру в самом теплом углу шатра.