Железные сердца

      Просыпаться рано уже давно вошло у Анастэйши в привычку, поэтому, как бы опустошенно она не чувствовала себя накануне, стоило солнцу показать свой первый лучик, глаза девушки сами собой открылись. Но вставать хоббитянка не спешила.       «Не хочу выходить из палатки… Стоит мне выйти, я натолкнусь на Нори, затем мне придется отдать собранный чай Бомбуру, потом я обязательно встречу за завтраком Фили и Торина… Не хочу! Лучше останусь здесь! — думала травница. — С другой стороны, у меня есть обязанности, которые я не могу игнорировать. Особенно сейчас, когда ряды гномов так поредели, и важен каждый, кто способен хоть немного помочь.»       Тук перевернулась и плотнее подтолкнула под себя одеяло.       «Но разве гномы заслуживают моей помощи? Из благодарности они что ли меня вчера чуть не обезглавили? — фыркнула про себя хоббитянка, но тут же прикусила язык. — Но виноваты-то не все гномы. Они ведь не принимали решения, виновна я или нет. И, если раненные без моей помощи погибнут, их смерть будет только на моей совести. Да и Торина, если подумать, можно оправдать… А Фили так вообще сказал, что верит в мою невиновность…»       Анастэйша опять перевернулась, скидывая с себя одеяло. Ей вдруг стало жарко, в душе снова зарождалась буря.       «Нет, они оба виноваты, и оправдывать их я не собираюсь! Я, видите ли, слишком много доверия получаю! — Тук пнула локтем подушку. — Странные гномы со странными понятиями о дружбе и странными обычаями и… у них что, орки в голове? Кто так с друзьями поступает? А я ведь уже прониклась к ним симпатией, жалеть начала, а они…»       Девушка тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. О том, как ей больно и обидно, она подумает потом. Сейчас же нужно решить, как себя вести: остаться в палатке или делать вид, будто ничего не произошло?       Немного подумав, хоббитянка все-таки вышла и даже собрала чай к завтраку. Но про себя травница твердо решила, что будет держать себя с гномами холодно и отстраненно — так безопаснее. Но, как на зло, именно сегодня воины были особенно дружелюбными и разговорчивыми. И игнорировать их Тук было очень сложно.       — Доброе утро, Анастэйша! — Бомбур был первым, с кем девушка столкнулась.       — Здравствуйте, — сдержанно кивнула хоббитянка.       — Сегодня очень приятная погода: тепло, сухо и дует легкий ветерок, — гном широко улыбнулся.       — Да, — сухо кивнула травница.       — Как себя чувствуешь? Устала, наверное, ото всех обязанностей, что на тебя свалились? — сочувственно покачал головой повар. — Хочешь, я добавлю тебе в чай пару кусочков сахара?       — Нет, спасибо, — Тук прикусила губу.       Ей очень хотелось хоть глоток сладкого чая, тем более, что сахара в лагере было очень мало и его смело можно было назвать деликатесом. Но гордость и чувство самосохранения были сильнее, поэтому, скомкано попрощавшись, хоббитянка пошла дальше.       — Анастэйша, ты какая-то бледная, — Нори поймал девушку уже у самой палатки. — По-моему, лечебница на тебя плохо влияет.       — Благодарю, все хорошо, — травница было улыбнулась по привычке, но тут же снова сделала безразличное лицо.       — Ага… — гном как-то странно посмотрел на брюнетку. — Ты влюбилась что ли?       — Что? В кого? — опешила Тук.       — Не знаю, — воин пожал плечом. — Но ты очень похожа на влюбленную. Они все, говорят, разом бледнеют, глупеют и ведут себя неестественно.       — И ты ведешь себя так, когда влюблен? — Анастэйша, представив себе влюбленного Нори, еле удержала рвущийся наружу смешок.       — Мне, к счастью, не довелось подцепить эту заразу, — фыркнул Нори.       — Заразу? — девушка чуть воздухом не подавилась от этого сравнения.       — Именно, — кивнул воин. — Она медленно тебя мучает, пытает и в конце концов сводит в могилу.       — Глупости какие! — травница от возмущения даже забыла о том, что решила держаться от гномов подальше. — Любовь-это светлое, окрыляющее чувство! Оно делает влюбленных сильнее, помогает преодолевать любые испытания!       — Нет, не делает, — плотно сжал губы Нори. — Двое моих друзей слегло в могилу из-за этого «светлого» чувства! Для гнома любовь — это смерть, позор. Если уж мы влюбляемся, то один раз и навсегда. А ты представляешь, насколько у нас мало женщин? Каждая из них состоит в чьем-то гареме или, если ее удается выкупить, в двух или трех браках, потому что одному гному собрать такую сумму невозможно. А делить любимую женщину с кем-то еще… такого и врагу не пожелаешь!       — Но счастливая любовь все-таки существует! — не сдавалась Тук. — Хотя бы у тех, кто содержит гаремы.       — Глупая, — гном выдохнул. — Ты думаешь, спят только с любимыми? Нет, к гаремным шлюхам испытывают страсть, не более. Как только гном начинает видеть в женщине кого-то, кроме постельной игрушки, он стремится от нее избавиться. Потому что иначе женщина получит над ним власть, а хуже быть ничего не может.       — Ваши женщины боятся любви также как и Вы? — поинтересовалась Анастэйша.       — Женщины? — воин приподнял бровь. — Не знаю. Их о чувствах никто не спрашивает.       — Извини? — девушка во все глаза уставилась на гнома.       — Женщин никто об их чувствах не спрашивает, — повторил Нори.       — То есть вы их берете, как какую-то вещь? Понравилась девушка — взял себе, разонравилась — выбросил, а на их чувства вам наплевать? — Тук пошатнулась.       — Именно, — спокойно ответил воин так, словно ничего ужасного в этом он не видел. — Для любой женщины быть выбранной — это честь.       «Варвары… Какие они варвары… » — пронеслось в голове у Анастэйши.       Девушка еще сильнее почувствовала разделяющую хоббитов и гномов пропасть. И как она могла поверить, что у них есть что-то общее? Нет, гномы — бесчувственные куклы, весь смысл жизни которых заключается в вечной войне. Оно и понятно, что в мирной жизни их ничего не привлекает, ведь нет ни семьи, ни любимой женщины, ни детей…       «Нет, но дети-то все-таки откуда-нибудь да берутся, иначе гномий род давно бы прервался», — мелькнула в голове у травницы мысль, но она не придала ей значения, ведь проще было считать, что гномы — зло, чуждый инородный элемент во вселенной Анастэйши.       Нет, теперь хоббитянка убедила себя в том, что ей никогда не понять гномов, никогда не стать для них кем-то значимым. Что, интересно, гномы в ней видели, общаясь? Симпатичную говорящую игрушку? Заморского зверька?       — До свидания, Нори, мне пора, — Тук быстро скрылась в палатке, не дав сказать ни слова оставшемуся снаружи гному.       Бильбо уже давно был готов идти на завтрак. Он около получаса сидел на заправленной кровати и разглаживал краюшек жилетки. Увидев племянницу, он радостно вскочил:       — Наконец-то, милая! Я боялся, мы пропустим завтрак!       — Нет, дядя, он еще даже не начался, — улыбнулась девушка.       Хоббитянка уже и забыла, как важны для ее народа были приемы пищи. Проводя все дни среди гномов, сутками занимаясь делами, Тук часто пропускала обед или приходила под самый конец.       «Как я могла забыть, что я хоббит! — костерила себя Анастэйша. — А что для хоббита самое главное? Первый завтрак, второй завтрак, обед, полдник и ужин! Нам важен комфорт и красота. Мы мирный и спокойный народец. И ничто постороннее вроде войн с орками не должно меня волновать. Для этого есть другие народы — воины. А я хоббит. Хоббит.»       Травница быстро оглядела себя. Да уж… выглядела она определенно не как достойная дочь своего народа, а скорее как какая-нибудь замарашка. Но это легко было исправить.       — Дядя, ты не знаешь, остались ли какие-нибудь вещи погибших хоббитянок? — спросила девушка Бильбо, крутя в руках свой изодранный подол. — Мне бы платье сменить…       Немного поспрашивав товарищей, Бэггинс вскоре притащил Анастэйше целый ворох платьев, теплых кофт, шарфов и вязаных пледов.       — Выбирай, милая. Бывшим хозяйкам они уже не понадобятся, — грустно улыбнулся хоббит.       Тук медленно подошла к сваленной куче. Ее разум твердил, что из всего этого разнообразия юбок и блуз надо выбрать что-то практичное, но…       «Но я же хоббит! — вовремя одернула себя травница. — А хоббитянки должны выглядеть достойно».       И поэтому девушка остановила свой выбор на прекрасном, но очень неудобном платье. Топ его был довольно узким и похож был скорее на корсет, чем на блузу. Юбка была многослойной и довольно тяжелой, что затрудняло движение. Но смотрелось платье, надо сказать, превосходно.       «По вечерам бывает холодно, » — мелькнула в голове у девушки мысль, поэтому она также прихватила длинную вязаную кофту, которая хоть и была немного великовата, все же придавала наряду немного уютного хоббитянского колорита.       Дело оставалось только за прической. Раньше травница убирала волосы наверх в некрасивый пучок, чтобы они не мешались, но сегодня… Сегодня Анастэйша убрала волосы так, как и положено заплетать их незамужним молодым девушкам. Основная масса волос оставалась лежать на плечах нетронутой, слегка завиваясь от ночной сырости, по бокам же шли две тонкие косички, который скреплялись на затылке фамильным гребнем.       «Вот теперь я Тук. Анастэйша Тук, » — улыбнулась про себя хоббитянка.       — Дорогая, — Бильбо подал руку племяннице. — Выглядишь завораживающе, насколько это вообще возможно в полевых условиях.       — Спасибо, дядя, — девушка взяла родственника под локоть и глубоко вдохнула. — Пойдем.       За завтраком уже собрались все: и гномы, и хоббиты. Проигнорировав попытку Нори подвинуться, чтобы освободить для травницы ее обычное место для завтрака, Тук, ведомая дядей, присела среди хоббитов.       — Доброе утро, — скромно поздоровалась она.       — Анастэйша, — сородичи, казалось, сердечно обрадовались девушке. — Давно тебя видно не было.       — Мы так переживали, когда не видели тебя за обедом или ужином, — поделился пожилой мужчина. — Думали, уж не случилось ли с тобой чего.       — Все хорошо, спасибо, — Тук слегка приподняла уголок губ, ведь улыбаться широко будучи среди гномов она отучилась.       Но увидев заботу в глазах соотечественников, ей вдруг показалось, что ничего не изменилось с Шира. Те же добрые мягкие хоббиты, те же их приветственные речи, те же улыбки, те же слова… Это было так знакомо, так дорого, словно Анастэйша вспомнила что-то родное. На душе стало так тепло, от мысли, что ее здесь все любят. Что не надо никому ничего доказывать. Улыбка, большая, искренняя, появилась на ее лице сама собой сначала несмело, но с каждой секундой она становилась все увереннее, все сильнее, все ярче.       «Как я могла позволить кому-то себя поменять? Гномам? Обстоятельствам? — удивлялась себе хоббитянка. — Я-это я, и я должна оставаться собой, несмотря на все вьюги и шторма. Я должна беречь себя и свой маленький мирок от чужаков. Нельзя впускать в него пришлых, иначе они отравят все, что мне дорого!»       — Я так счастлив, что ты снова с нами, милая, — обнял ее Бильбо. — Теперь все будет хорошо!       И Анастэйша искренне в это поверила, но что-то в ее глазах погасло уже, наверное, навсегда.