Изломы

      В ледяной чёрной воде мелькали жёлтые и оранжевые огоньки, они разделялись и смешивались, дрожа в мелкой ряби проточной воды. Откуда-то из-за домов и растерзанных осенью деревьев выглядывала жёлтая луна, тоже заглядывая в искривлённое зеркало воды и играючи мерцая в нем. Там, на глубине, было черно и страшно, а на поверхности весело плясали цветные блики. Родион всматривался сквозь них в чёрную глубину, мысленно пытаясь достать до самого дна. Далеко ли, в самом деле, до дна? Вроде узенький каналец посреди города — не должно быть, что особо глубокий…       Мысли приходили Родиону в голову безо всяких выводов и итогов, судорожно толпясь и вытесняя одна другую. Он думал что думается, ничего не извлекая из этих мыслей, спокойно пуская их на самотёк.       «Если бы можно было знать наверняка, что эта вода сможет избавить меня от этого… Да мне тогда хоть бы и сейчас — в воду. Так тяжело, что и камень на шею не нужен. Быстро пойду ко дну».       Он стоял на мосту, опираясь локтями на ограду, смотрел в воду и думал, иногда вдруг произнося что-то вслух.       «Что мне ещё остается? Это невыносимо. Сколько уж времени прошло с тех пор? Ждать так мучительно и… вдруг бесполезно? Кто знает, что ждёт меня в итоге этого ожидания. Так не лучше ли прямо сейчас всё и завершить…»       — А тонуть, говорят, страшно… И долго… Тоже намучаешься. Но зато потом — покой на дне. Там мягко и темно, наверное, хорошо, спокойно. Я хочу, чтобы наконец стало спокойно и тихо на душе… Как я хочу туда, как я…       Родион вдруг услышал, как кто-то идет, приближаясь к нему, по мосту. Он притих, не желая привлекать внимание прохожего. Насторожился. Но неизвестный, приблизившись, зачем-то остановился у края моста рядом с Родионом и тоже устремил своё внимание в воду. Родион, удивлённый, уставился на него.       «Однако… По-моему, мне знакома эта фигура», — подумал он, рассматривая острый опущенный профиль. Фигура некоторое время как будто не замечала рядом стоящего Родиона, видимо, призадумавшись, а потом резко повернулась прямо к нему и прямо в лоб спросила:       — Ты узнаёшь меня?       — А? — испуганно отозвался Родион. — Извините, нет… Но, похоже…       — А я за тобой давно наблюдаю. Ты тут уж с полчаса стоишь. Я думаю: ты или не ты. Оказалось, ты. — Незнакомец бесцеремонно потрепал ворот родионова плаща. — Вот по этой штуке узнал.       Родион увидел перед собой оскалившееся в улыбке длинное, худое и остроносое лицо. Хоть и было порядком темно, он всё же разглядел в нём знакомые черты… Но кого? Родион никак не мог вспомнить, откуда он знал этого господина. На ум ничего не приходило…       — Так ты всё ещё не узнал меня? Вот это да-а. Ну-ка, посмотри на меня хорошенько. Ну? Смотри.       Фигура отошла на два шага назад и, сделав руки в боки, повертелась перед Родионом, стуча по камню каблуками.       — Теперь узнал?       — Н-наверное. — Родион очень сконфузился. Он узнал, но не помнил, кого.       — Я не вижу. Хотя, может быть, тебе самому плохо видно здесь. Эх, темна ноябрьская ночь! Сейчас так рано темнеть стало. И ночи такие чёрные. Однако, это хорошо… Но что-то я отвлёкся. Так ты что скажешь: помнишь меня или нет?       Ну Родион под таким-то натиском и вспомнил. И аж шарахнулся. Оказывается, он не узнал одну из виднейших фигур города (так, по крайней мере, Родиону казалось: ведь этот человек всегда вёл себя так, будто он наделён такими полномочиями, каких Родион и вообразить себе не мог! Впрочем, он имел мало представлений, о том, чем эта виднейшая фигура занимается. Но то, что она практически вездесуща — было ясно наверняка).       «Да это же… Нет, постой, — перебил Родион сам себя, — тут другое. Я же его и раньше знал. Ах, ну точно. Точно!»       Родион наконец понял, кем был этот загадочный прохожий. С ним он имел честь познакомиться пару лет назад, предложив ему ночлег в своем пристанище на краю города. Да-да, это был тот самый Владимир, который, непонятным образом исчезнув тогда, оставил ему зачем-то в подарок револьвер, которым Родион и воспользоваться-то не умел — ни для самообороны, ни для самоустранения. Вот только теперь этот Владимир, прежде бывший куда ближе Родиону по виду и, кажется, возрасту, казался уже более важным и внушительным, и даже повзрослевшим.       — Вы же… Вас Владимиром зовут? — неуверенно спросил Родька.       Тот весело расхохотался, запрокинув голову.       — Наконец-то додумался! Ой, и сколько же тебе на это времени нужно было! Да, молодец, молодец. Вспомнил меня.       — Извините. Не сразу вспомнил, где вас видел, у меня просто… с памятью плохо в последнее время.       — О! Ну ладно, оставим это. А вот я тебя мно-ого раз видел. Честенько даже, я бы сказал. На улице, например, а ещё в театре раз. А однажды — в ресторане. С какой-то подозрительной личностью. — Он подмигнул Родиону. — То твой космополитический дружок. О, я уже узнал об нём — можешь не рассказывать. И о тебе я тоже всё знаю. Так вот. Я тебя, считай, выслеживал. И вот, наконец, обнаружил здесь. Что ты так странно смотришь?       — Нет-нет, я просто думаю… Неожиданно просто всё это получилось.       Родион выглядел растерянным. Он думал себе свою мысль, стоя в тишине над водой, как тут — на него буквально с неба свалился этот странный человек, перебив все раздумья и донельзя смутив несчастного.       — Ах, я тебе помешал. Ну и о чем ты тут думаешь? — Володька облокотился одной стороной на ограду моста, обратившись лицом к Родиону. — Давай, рассказывай чего-нибудь.       — Да ч-что…рассказывать, — грустно и растерянно ответил тот. — Я просто стою. Гуляю. Тут хорошо. Не знаю…       — М-мм. А чего не знаешь?       Родион пожал плечами. Ему нечего было даже не знать.       Володька хмыкнул, выпрямился и вплотную шагнул к Родиону.       — Ну и черт с ним. — Он снова хитро оскалился. — А ты даже не изменился. У тебя и выражение морды всё то же, только… хм…       Он взял Родиона за подбородок и внимательно, с неподдельным интересом посмотрел в его глаза.       — Нет, что-то всё же изменилось. Что ты глазки-то отводишь? Смотри на меня, ну!       Родион с большим усилием поднял взгляд и, встретив перед собой бездну чуть ли не светящихся в темноте глаз, ахнул и пошатнулся.       — А красивый. И что я сразу в тебе этого не заметил?       Он пожирал Родиона взглядом, долго рассматривал его, будто бы фарфоровое, лицо.       — Ла-адно… — Владимир резко отшагнул от него назад и ещё раз оглядел его всего издалека. — Эй, а ты вообще забыл обо мне, да?       — Ну… да нет. — Родион потупил взгляд. Он очень хотел вернуться в свое прежнее положение, но не смел. Так и стоял, переминаясь с ноги на ногу от неловкости прямо напротив Владимира.       — Ага, конечно. Что-то ты мне не особо рад.       Родион промолчал. Ему совсем не хотелось сейчас ни с кем разговаривать и уж тем более — радоваться.       — Ты должен был меня обнять и расцеловать. Но ладно, ла-адно. — Володька засмеялся во весь голос, так неожиданно, что Родион вздрогнул и недоверчиво-ошеломлённо на него глянул. — Своего дружка-то обнимаешь. А я чем хуже?       — Ч-чего? — Родион аж покраснел, но этого, конечно, в темноте не было заметно.       — Чего-чего. Я вас как ни увижу — всё ты висишь на нем. А меня обнять, что, сложно?       — Не сложно… Но зачем?       — Как — зачем?! Затем, что мы снова увиделись, и ты этому рад.       — А… Ну…       — Да обнимай уже!       Родион сделал два шага к нему и очень неловко обхватил, замерев так в ожидании, пока тот разрешит ему себя отпустить. Как-то странно, неуклюже уткнувшись носом в ворот его плаща, он успел заметить, какой странный аромат исходил от Владимира. Это было нечто, похожее на смесь перегара и какого-то дико сладкого одеколона. Родион учуял в этом ещё один непонятный ему запашок, похожий, как ему показалось, на пороховой или сигаретный — он не разбирал.       — Так-то лучше. — Володька ухмыльнулся и оттолкнул от себя Родиона. — Молодец. Ну а-аа…       Он вдруг снова захохотал.       — Ну ладно, этого уж не буду выпрашивать.       Родион стоял перед ним, уже заметно нервничая и кусая пальцы.       — А вообще-то, так хочется! — притворно-мечтательно договорил Владимир.       — Извините… Не понимаю, что…       — Да ты вообще странный какой-то. Чего ты тут вообще весь вечер стоишь?       — Думаю…       — О чём?       Ответа не последовало.       — Да о чём тебе думать? Фи. Вот я — думаю. Мне есть о чём. А тебе?       — И мне есть… — Родион совсем поник головой. — Есть о чём.       — Да? О чем тогда?       «Да какая разница. Какая, к чёрту, разница! Надоело. Что за мучение, что за издевательства! Что я ему, забава какая? Оставьте меня в покое, или я… не знаю!» — думал Родион, уже чуть не плача от того, как сильно его успел утомить этот человек.       — Я спрашиваю.       — Не приставайте. Мне плохо, — выдавил Родион и зашмыгал носом, вытирая выступившие от обиды и отчаяния слезы.       — Ты чё, ревёшь, что ли? Вот это да-а. Это что же с тобой такое произошло?       Родион откровенно завыл, как маленький. Он уже успел до смерти устать от этой беседы, да ведь и не до того ему было сейчас — не было никаких сил любезничать, держа себя в руках.       — Фу, ты чего. Да ну тебя, а. Что ты как баба!       Родион только сильнее стал хныкать.       — Разнылась! — Владимир почему-то совсем не смутился такого поведения Родиона и всем своим видом желал только того пристыдить; своей напористости он явно сбавлять не хотел. — Тебя обидел, что ли, кто?       — У-угу…       — Ну дела-а. Что случилось хоть?       Родион отвернулся и повис над водой. Всё. Он устал.       — Да расскажи, чего ты.       — Зачем вы спрашиваете?       Владимир вдруг опять рассмеялся.       — Хотя бы затем, чтобы избавить тебя от этого ублюдка. Если уж так сильно тебя обижают, то и мы, — он хмыкнул, — тоже обидеть могём. Так кто тебе там чего сделал?       — Не надо… Он не ублюдок, он…— Родион шмыгнул сопливым носом. — Он меня оставил здесь и не возвращается.       — Кто — он? Важный, что ли, кто?       — Очень важный…       — А. — Володька презрительно скривился. — Понял. Твой дружок, как бишь его?       — Угу… — Родион немного забылся, уйдя в свои мысли, и начал безбоязненно выдавать все, что думал. — Мойша сказал, что съездит на пару недель по семейным делам, и это было обыкновенно, ну, то есть, он всегда уезжал по разным своим делам, а я оставался и ждал. Он всегда мне писал, если задерживался… Это было в порядке вещей, но теперь… Я даже не знаю, что думать!       Владимир слушал его, скривив надменную мину, но пока не перебивал.       — Он не возвращается, не пишет, ничего… Я так боюсь, — жаловался Родион, плача. — Страшно… Вдруг что-то случилось… Ох, нет, я не могу думать, нет, пожалуйста, нет! Мне страшно, ужасно. От него уже давно нет никаких вестей… Я не знаю, что делать…       — М-мм… А таки куда он уехал?       — В зарубежье… Ну… Он сказал, что ему срочно надо в Париж, у него там семья… ну, то есть, семья — это как родня всякая, вот… Они туда перебирались и его тоже звали всё, кажется. И ещё… Не помню я…       — Пфф, ну и всё. Значит, уехал с концами.       — Что? — Родион резко повернулся к нему с испуганным лицом. — Почему?       — Я, конечно, не знаю точно, чем твой этот занимается, но, похоже, он тот ещё фрукт. — Владимир сложил руки на груди, — О, не жди его. Такие, как он, не возвращаются. Тем более, в наше время.       — Нет, не говорите так! Вы не знаете. Он вернётся, он не может меня бросить!       — Да конечно — не знаю. А не вернётся это точно. Он ж не дурак, наверное, чтобы, прорвавшись к лучшей жизни, вернуться назад, да ещё и к такому заморышу, как ты. Сейчас все бегут туда, знаешь ли. Но мы назад их и не пу-устим, не-ет.       — Он вернётся! Вернётся… или я умру! — Родион опустился на холодный камень моста и, закрыв лицо, истерично зарыдал, подрагивая плечами.       Владимир с отвращением глянул на него сверху.       — И чё ты ревешь? Как это мерзко. Ты видел себя со стороны?       Родион не слушал его, он сидел на земле, не помня себя от горя. Зачем этот Владимир пришёл, зачем тормошил его самые страшные раны…       Вдруг что-то вцепилось ему в волосы, силой заставляя подняться. Родион заскулил, прямо запищал от неожиданной боли.       — Быстро встал на ноги. — Владимир, прижав его к себе, достал револьвер и приставил его к нежной шее Родиона. — Слушай сюда, красавица. Умереть-то я тебе помогу. Хоть сейчас. Только не уверен, что оно тебе действительно хочется.       Родион в оцепенении даже не дышал.       — Так что советую тебе прекратить эту убогую сцену. А ещё настоятельнее советую забыть своего дружочка. Он не вернётся, а со мной отношения тебе лучше не портить. — Владимир провёл холодным металлом по его шее. — Я ой как не люблю, когда передо мной так выступают.       Родион вздрогнул, подавив в себе рыдания — просто проглотив их как огромный острый ком, раздирающий глотку. Страх сдавил ему грудь, и оттуда уж больше ничего не могло вырваться.       — Вот умничка. — Владимир отпустил его, спрятал револьвер. — И не вздумай ещё реветь.       Родион смотрел на него испуганными глазами, все ещё полными слёз. Он не смог ни сказать что-то, ни даже сдвинуться с места.       — Тебе стоило бы подумать, а не лучше было бы сблизиться со мной. — Хитрый оскал появился на лице Владимира. — Хотя, на твоём месте я бы и задумываться не стал.       Родион стоял перед ним, держа себя за локти, совсем подавленный и разбитый. Владимир снова приблизился к нему, и, грубо схватив, притянул к себе.       — Подумай хорошенько. Ты был таким хорошим. Не думаю, что что-то в тебе переменилось. Конечно, ты не станешь меня огорчать, правда? Не станешь, нет. Я знаю.       Он окончательно отпустил Родиона, поправил воротник своего плаща, пошарил в карманах, что-то доставая.       — Ну, ладно. — Чиркнув спичкой, он зажёг сигарету и затянулся. — Мне больше нет времени с тобой возиться. Но мы ещё увидимся. Вскоре, надеюсь. М-да… А ты и дальше намерен тут стоять?       — Не… — Родион уже заикался. — Не знаю…       — Иди. Время позднее. Нечего тебе тут делать. — Рука в кожаной перчатке стряхнула пепел в воду. — Не имей вообще такой привычки — шататься в потёмках.       Владимир стоял рядом с Родионом, смотрел в чёрную воду и курил. Он что-то медлил уходить.       — Ты всегда тут околачиваешься, да?       — А? Что?       — Говорю, не лазь в темноте по таким местам.       — По каким местам? — Родион немного оживился, заинтересовавшись такими таинственными наставлениями. — Почему?       — По таким, как здесь. Тишь, глушь, тьма. Да ещё и этот мост. Знаешь, чем опасны подобные прогулки?       — Чем? — Родион прямо удивился. Вроде бы ничего страшного здесь не случалось на его памяти.       — А тем, что ты начинаешь думать. В такой обстановке какие угодно мысли могут в голову взбрести, и это оч-чень опасно. Да-а, очень… Даже для меня. Такое, как здесь, окружение — оно даёт волю нехорошей мысли. А эта мысль к действию побуждает.       — Почему же думать опасно? Почему нехорошей?       — Почему да почему. Отстань. — Володька нахмурился, обернувшись к нему. — Просто не делай так, и всё.       — Хорошо. — Родион пожал плечами, так до конца и не поняв, чего именно не делать.       Владимир выкинул докуренную сигару в реку и, поглядев ещё раз в черноту воды, вздохнул как-то удручённо. Что-то думалось ему, видимо, нехорошее.       — Слушай. — Он повернулся к Родиону. — Давай я тебя провожу.       — Зачем? У вас же времени нет…       — На это есть. Я провожу. Ну, так ты идёшь?       — Не нужно, я сам… Сам дойду, мне привычно.       — Я тебя не спрашивал, вообще-то. Идём.       Родион вздохнул, но больше возражать не стал. Натянув посильнее рукава и спрятав в них замёрзшие руки, он неуклюже зашагал в сторону густо заросшей уже облетевшими деревьями дороге вдоль набережной. Владимир пошёл, стуча сапогами, подле него.       — Далеко?       — Н-нет, не очень.       Через какое-то время они уже оказались на ухабистой, прямо-таки поселковой дороге, ведущей мимо редких домов к унылому жилищу Родиона. Они шли, увязая в расхлябанной грязи, почти в полной темноте — так редко здесь встречались фонари.       — Ужас, ну и местечко. — Володька недовольно цыкнул. — Нашёл же, где поселиться. — Он взял Родиона за рукав на всякий случай.       Родион привёл его к своему тихому обиталищу и, остановившись перед входом на лестницу, вопросительно посмотрел на Владимира.       — Пришли, что ли? — Он оглядел местечко при свете единственного фонаря на столбе. — Знакомо, знакомо. Однако, что ты встал?       — Ну, я… пойду?       — Нет. Я тебя ещё не довёл. Давай, заходи, чего ты встал.       Родион поплелся в дом и, скрипя по деревянной лестнице, стал подниматься на самый верх.       — Пришли…       — Куда, позвольте спросить? — Владимир нахмурил брови. — Ты давай, показывай всё.       Вздохнув, Родион отворил низенькую чердачную дверцу и пролез внутрь, Владимир — за ним. Вид помещения, освещённого слабой керосиновой лампой, которую Родион тут же и зажёг, привёл его в возмущение.       — Что за убогая конура! Ты серьёзно, что ли? Это ты здесь живешь?       Родион виновато покосился на него.       — Ну, да…       — Негде, что ли, больше?       — Теперь негде.       — М-даа… — Владимир сщурился, рассматривая обстановку. — Ну и апартаменты.       — Мне удобно. — Родион мялся у входа, пока тот расхаживал по его маленькой каморке. — Тут хорошо, на самом деле…       — Очень хорошо. Ага. Это ж надо придумать — забраться в такую дыру, да ещё и в таком сарае расположиться. — Володька никак не мог остановиться и всё отвешивал комплименты родионову убежищу. — Полы-то поди скоро проломятся под тобой. Как всё ветхо, как вообще этот дом ещё не рухнул! М-даа… что ещё тут скажешь. Но ладно, мне уже пора.       Он подошёл вплотную к Родиону, намеренный уже наконец распрощаться.       — Что, увидимся али как?       Родион вяло пожал плечами.       — Увидимся. Когда я к тебе приду, не забудь меня радостно встретить, понял? — Володька улыбнулся свойственной ему улыбкой. — Не забудь. Ах, да! Я забыл одну вещь. Тебя как зовут-то?       — Меня? — Родион удивлённо заморгал глазами. — Вроде Родион…       — А-аа. Родион. — Он потрепал его по волосам. — Хорошо. Только тебе не идёт, нет, совсем нет. Я бы тебя по-другому назвал.       Он ещё раз оглядел всего Родиона.       — А ну, посмотри-ка на меня. В глаза посмотри. — Владимир взял его за подбородок, приподнимая его лицо к себе. — Смотри сюда, я сказал.       Родион поднял глаза, и, только встретившись взглядом с Владимиром, резко отвернулся в испуге. Этого его взгляда он никак не мог вынести.       — Ха. Какая интересная реакция. Но ладно. — Он отошёл от Родиона, собираясь уже выйти. — Теперь я точно пойду. Задержался я тут с тобой. Всё, доброй ночи, красавица.       Володька тронул Родиона за плечо, послал прощальный привет и скрылся в темноте лестничного пролёта.       — До свиданья, — отозвался Родион уже невидимому Владимиру, слушая, как тот лихо спускался по лестнице. Затем внизу хлопнула наружная дверь, и стало неестественно тихо в доме.       Родион запер дверь в свою комнату и лег, не раздеваясь, на кровать. Сегодня он очень утомился, так утомился, что теперь и пошевелиться не мог. Как только он оказался в расслабленном положении, на него сразу обрушилась все накопленная за день усталость, и он, не в силах даже думать, провалился в глубокий крепкий сон.       Владимир же назад направился той же дорогой, которой вел его Родион. Он целенаправленно шёл назад, а именно — к мосту. Пробираясь сквозь ночной мрак и сырость, он наконец-то вышел к мощёной крупным камнем улочке, ведущей на мост. По одну сторону — спрятанные в тощих деревьях тёмные дома, по другую — узкий канал. Редко освещали мрачную улицу бледные фонари.       — Этого увел, а сам… — Владимир усмехнулся. — Ну, подумаю тут маленько. Подумаю.       Теперь он уже стоял на мосту, на том же самом месте, где он в этот вечер обнаружил Родиона. Оперевшись на холодную чугунную ограду, Владимир уставился в воду. Теперь здесь стало как-то заметно мрачнее, как будто ещё сильнее сгустилась тьма вокруг. На улице совсем стемнело — даже не мерцало больше ничего в воде.       — Вода теперь ужасно холодная. Неприятно будет.       Владимир прикрыл глаза — то ли от усталости, то ли просто, чтобы никуда не смотреть, — и ушёл далеко в свои тёмные, как ноябрьская ночь, мысли.