Изломы

      В подвальном кабачке, сумрачном и душном, было немноголюдно. Под низкими полукруглыми сводами расписного, но давно облезшего от сырости потолка коптила жалкая керосинка. Слышались издали приглушенные постылые разговоры.       В темном углу, за столом под маленьким высоким окошком расположилась одинокая фигура, давно уже отужинавшая и выпившая ровно столько, сколько хватало для расслабления физического и умственного, — но не сверх того. Напиваться чрезмерно Левентхольд не любил, хотя предпочитал всегда коньяк покрепче, но — предпочитал в меру, не желая преображаться до безобразия в общественном месте.       Геллерт знал, что приличные люди вряд ли окажутся в этом кабаке, и тех, кто не должен застать его в таком месте и таком виде, он здесь не встретит. Поэтому он продолжал время от времени захаживать сюда и проводить вечера в одиночестве или случайной компании, против которой он ничего обычно не имел. Однако же в этот вечер компания ему подвернулась из ряда вон эксцентрическая.       — Можно к вам присесть? — в бархатисто-приторном молодом голосе послышалась улыбка, и, не дождавшись ответа, незнакомец, подбирая длинные полы худенькой шубки, пристроился на скамейке за столом прямо напротив Левентхольда.       — Скучаете? — с преувеличенно жалостливым выражением вздохнул он, опираясь в стол локтями и подаваясь вперед, ближе к Геллерту. — Хотите, может быть, чего-нибудь… Интересного?       Геллерта последняя фраза несколько развеселила, и он ухмыльнулся, исподлобья посмотрев незнакомцу прямо в глаза.       — Что? Не прогоните? — тот как-то самодовольно улыбнулся.       — Нет, — ответил Геллерт, сидя облокотившись о стену позади себя и скрестив на груди руки.       — Модест, к вашим услугам, — представился молодой человек. — А вас?..       — Этого тебе не обязательно знать. — Левентхольд бесцеремонно отмахнулся, невольно уловив в своем собеседнике что-то такое, что позволяло ему вести себя так, да еще и сразу на «ты».       Модест не обратил на это никакого внимания, словно бы каждый новый знакомый обращался с ним так же. Геллерт почувствовал и это и тоже ни капли не смутился.       — Как вам, должно быть, скучно здесь! Одному! — снова завел прежнюю песню Модест. — Хотите развлечься? Чем-нибудь необычным? Я развею вашу тоску.       — Как тебе, должно быть, скучно повторять по десять раз одно и то же! — передразнил его Левентхольд, все еще сохраняя свой угрюмый вид. — Ты здесь к каждому так цепляешься, да?       — Не обязательно здесь и не обязательно к каждому, — ответил Модест, поправляя рукой длинные, но жидковатые, будто намасленные чем-то волнистые прядки волос. — Вы привлекаете внимание.       — Я? — Геллерт снова ухмыльнулся, сдерживая мрачный смешок. — Это ты привлекаешь внимание, а я сидел здесь, никому до сей минуты не нужный.       Модест сел ровно, запахивая на себе изношенную шубейку.       — Зябко, — вздохнул он, поднимая уголки бровей и глядя на Левентхольда каким-то затуманенным, полуприкрытым взглядом. — Может, выпьем? Угостите?       Геллерт в раздражении цокнул языком, но тотчас же переменился, коротко рассмеявшись. Он поймал себя на мысли, что отчего-то ему очень интересно, что из этого всего выйдет.       — Ладно, — он хлопнул по столу ладонью, подзывая кого-то из прислуги.       Через некоторое время Модест был сыт и слегка даже пьян, отчего у него совсем развязался язык. Он о чем-то рассуждал без умолку, но Левентхольд не слушал его болтовню, а думал о чем-то своем, при этом не сводя глаз со своего нового знакомого.       Он рассматривал Модеста, и тот показался ему даже в каком-то роде очаровательным в своей простодушной наглости. Лицо его, обостренное худобой, было бледно, но на щеках уже начал проступать румянец.       «Отогрелся и наелся, шельмец, — подумал Левентхольд, — а теперь что? Спасибо и до свиданья?»       — А как же — что-нибудь «интересное»? — вдруг перебил его Геллерт, усмехаясь. — Обещал развлечь, и что же?       Модест ничуть не смутился.       — Что же? — переспросил он, отодвигая пустую рюмку. — Неужели прямо здесь, прямо так?       Геллерт ничего не ответил, и Модест посмотрел на него, вопросительно мигая длинными черными ресницами.       — Вы очень спешите! — он наигранно-недовольно вздохнул.       — Я никуда не спешу, — веско сказал Левентхольд, подумав совершенно не о том, что имел в виду Модест. — Я просижу тут еще долго, а ты, — раз с тобой даже поговорить не о чем, — можешь идти, куда тебе хочется.       Коротко взглянув на него, Геллерт увидел, что Модест как-то обиженно поджал губы.       «Так уж оскорбился? — подумал он. — Что ж, мне все равно».       — Да? Очень жаль! — закусив край нижней губы, Модест отвел взгляд в сторону и даже слегка нахмурил темные брови. — Значит… я пойду.       Он встал из-за стола, слегка пошатнувшись и, закутавшись в шубу, отошел прощаясь. Левентхольд молча проводил его злым, насмешливым взглядом, пока тот не скрылся в дверях.       — Только и знает, что «к вашим услугам» да «не хотите ли развлечься»! — наконец высказался он, уставившись на опустевшее место напротив себя, — Кроме этого, видно, слов не существует!       Геллерт склонил голову и подпер ее ладонью. Образ этого глуповатого молодого человека все не выветривался из его мыслей. Переливая остатки из последней бутылки в свой бокал, он понял, что бутылка эта была на сегодня лишней.       — Как заболтал меня, сволочь! — разозлился он, но потом вспомнил, что никакого разговора у них не вышло, что он сам засмотрелся на этого Модеста и в каком-то словно одурманенном состоянии пил вместе с ним легко и без излишних мыслей.       — Ну и черт с ним, ладно, — отмахнулся Левентхольд от себя самого.       Он посидел за столом еще какое-то время, но дело уже клонилось к позднему вечеру, в кабачке начал собираться особо шумный народ, и Левентхольду, пускай он уже и был прилично пьян, стало неприятно дольше находиться в этом месте.       Расплатившись, он покинул кабак, не представляя еще, как ему добраться до дома.       «Впрочем, хорошо было бы и прогуляться!» — решил он и неспешно пошел по занесенной снегом темной улочке, глядя себе под ноги.       — Вы никуда не торопитесь, я прав? — вдруг послышался знакомый голос.       Геллерт поднял голову, остановился и обвел хмурым взглядом окрестности. В стороне, подпирая стену каменного дома, стоял уже знакомый ему Модест.       Увидев, что Геллерт обратил на него внимание, Модест приблизился, вновь проявляя к нему интерес такой, будто бы ничего не случилось.       — Как вы печальны! — ахнул Модест, подойдя совсем близко. — И совсем один! Грустно, должно быть, очень? Правда?       — Правда, — соврал Левентхольд, не найдя ничего более остроумного.       Он поглядел на Модеста настолько пристально, насколько сейчас, на пьяную голову, мог, и заметил, что тот стоял перед ним в распахнутой шубе, и из-под расстегнутой под ней одежды виднелась белая костлявая грудь.       — Ты что, сумасшедший, что ли? — удивился Геллерт, сохраняя свой прежний неприступный вид.       — Почему? — Модест вскинул бровь.       — Холодно ведь, мороз! А ты в таком виде.       — Ах, правда? — Модест провел пальцами по собственной шее и ключицам, к которым ниспадали пряди темных волнистых волос. — Может быть, вы обогреете?       Он уставил на Левентхольда свои темные полуприкрытые глаза, обрамленные черными ресницами и глядящие нарочито томно, даже с какой-то придурью.       — Вы такой… — начал Модест, но запнулся. В его глазах вдруг вспыхнуло что-то, но тут же погасло.       — Какой? — заинтересовался Геллерт.       — Вы красивый, — скрыв свое смущение, выговорил Модест, отворачивая в сторону голову и горделиво приподнимая подбородок, стараясь придать себе вид уверенный и даже безразличный.       — Да? Интересно, — мрачно ухмыльнулся Левентхольд. — А ты, значит, тоже ничего, стоишь, играешь тут падшую женщину, да? Артист, значит, актёр?       — Для вас — кто угодно! — и Модест притворно, совсем неестественно улыбнулся ему.       — Да? Прекрасно, — Левентхольд схватил его за плечо. — Сыграй тогда мне одного такого… Ладно, это не столь важно, кто он и как его зовут, тебе это не скажет ни о чем.       — Да? Тогда хоть скажите, что мне сделать для этого, — Модест вплотную приблизился к Левентхольду, но тот его оттолкнул.       — Сколько ты хочешь? — спросил Геллерт, глядя на того прямо и решительно.       — Совсем недорого возьму, — словно бы кокетничая, ответил Модест, проведя ладонью по своим вьющимся волосам и накрутив на палец самую длинную из прядок.       «Что за дурацкие жесты? Что это за манера у него такая говорить? Не то омерзительно, не то жалко, — подумал Геллерт в недоумении. — Но да к черту все это, все мои остатки совести и какой-то морали! Что мне терять, да и кто нынче не оказывался в подобных связях? И… Хоть и странный он, но хотя бы красивый. Чего только стоит этот точеный профиль!»       — Ну так что? — спросил Модест нетерпеливо.       — Что тебе нужно? Номер в гостинице? На, держи и поехали.       Левентхольд достал из кармана несколько купюр и всучил их изумленному Модесту.       Они дошли до ближайшей улицы молча, взяли извозчика и в том же молчании доехали до первой попавшейся гостиницы.

***

Они зашли в тесный, темный номер. На низком столике у кровати горели свечи, и кроме этого убранства больше не было никакого.       — Скромненько, но ничего, — сказал Левентхольд, раздеваясь. — Ты, наверное, лучшего и не видел. По крайней мере, тут ничем не воняет и постель заправлена чистая.       Геллерт осмотрелся и сел на краю кровати, ожидая, пока Модест перестанет возиться со своей шубой. Та падала у него из рук на пыльный пол, он отряхивал ее и снова пытался забросить на крюк. Геллерт не выдержал и встал, чтобы помочь.       — Благодарю вас, ах, вы так добры! — Модест чуть не пустил слезу от того, как был растроган.       Геллерт ничего не ответил, только жестом позвал молодого человека за собой.       Левентхольд сел на краю кровати, расстегивая на себе жилет и манжеты рубашки.       — Знаешь, — не глядя на вьющегося вокруг него Модеста заговорил он, — был бы ты женщиной, я бы тебя накормил в том кабаке, дал бы денег и отпустил. Мне не интересно пользоваться чужим несчастьем, тем более, что в женщинах у меня недостатка не бывает. И я сам по себе не любитель подобных связей. Но ты… Я не знаю, что заставляет тебя этим заниматься. Ты как будто получаешь удовольствие от этого! Эти все жеманно-придурковатые жесты… Или ты сумасшедший, или действительно тебе просто нравится!       — Да, вы правы, я безумен! И мне очень нравится. — Модест присел на колени Левентхольда. — А вы мне напоминаете одну мою безумную страсть… Вы такой серьезный и… У вас такие красивые волосы!       Модест положил ладони на плечи Левентхольда, потерся носом о его щеку.       — Что у вас за парфюм? — Модест принюхался, водя носом над ухом Левентхольда. — Дорогой! Вкусный… Какой вы весь значительный, хорошенький и… Дорогой.       — Закрой свой рот, — разозлился Геллерт. — Что за омерзительные эпитеты ты мне присваиваешь! Довольно твоих похабных комментариев. Молчи и делай свое дело!       — Вы думаете, мне больше идет молчать? — словно пропустив мимо ушей все направленное на себя раздражение, Модест снова начал кокетничать изо всех сил. — Я так лучше выгляжу, привлекательнее, да?       — Именно так.       — Как скажете! Буду для вас каким угодно! — Модест прильнул к Левентхольду, проведя пальцами по его слегка волнистым волосам, заправленным назад. — Может быть, выпьем? Для удовольствия.       — Черт тебя дери, какая наглость… — опешил Левентхольд. — Ты уже пил со мной, в кабаке. Ты не помнишь? Ты пьян до сих пор!       Геллерт взял его за руки и отнял от себя беспокойные пальцы, путающиеся в его волосах. Он в упор посмотрел на Модеста, но тот никак не отреагировал, блуждая темным взглядом где-то вне всей обстановки.       — Я не пьян, — возразил Модест, обиженно поджав губы. — Но если ничего нет, я предложу своё.       — Своё? — не понял Геллерт. — Откуда?       — Отдайте мне мои руки, я покажу.       Модест привстал, когда Геллерт отпустил его, засунул руку в карман брюк и вынул оттуда маленькую коробочку, похожую на пудреницу.       — Смотрите, — Модест стал открывать коробочку, но дрожащие пальцы, лишенные силы, не могли достаточно изловчиться.       — Давай сюда, — Геллерт отнял у него пудреницу и пальцами одной руки открыл ее. — Что это, марафет?       — Вы такой сильный и умный! — Модест сладострастно вздохнул, снова обхватывая Левентхольда за шею и усаживаясь у него на коленях.       — Я же просил обойтись без этих восклицаний! — Левентхольд в раздражении вздохнул, но тут же понял, что эта привычка, видимо, неискоренима.       — Ах, я забыл! Покорнейше прошу прощения, — Модест положил голову на плечо Левентхольду.       — Зачем тебе порошок? — спросил тот.       — Для удовольствия, — Модест выпрямился и хотел сосредоточить взгляд на Левентхольде, но получалось с трудом; он сощурился, как от боли. — Хотите тоже? Только… Заплатите еще.       — Нет, не хочу. На меня оно не производит впечатления, — как-то черезчур мрачно ответил Геллерт.       — Как?! — ахнул Модест. — А что же производит?       — Мало что.       — Наверное, плохой был кокаин, намешанный, — со знанием дела сказал Модест, — Попробуйте мой, я всегда знаю, где достать чистый. Лучший!       Но Левентхольд захлопнул пудреницу и вернул ее Модесту.       «Нет, — подумал он, смеясь сам над собой, — даже теперь я не позволю полностью одурманить свою голову».       — Ну, не хотите, тогда я сам буду, — Модест снова начал крутить в трясущихся руках драгоценную коробочку. — Откройте, умоляю вас!       Он протянул Левентхольду коробочку, и в руках того она тотчас щелкнула, снова распахнувшись. Модест приблизил ее к лицу, вдохнув в обе ноздри серебристой пыли, но вдруг так неловко отдернулся, что весь драгоценный, «лучший» порошок оказался на полу.       — Ох, господи! — воскликнул Модест в ужасе и сполз на пол. — Нет!       Пол был выстлан досками, подгнившими и щелястыми, и весь рассыпанный порошок тотчас просочился в эти щели. Те остатки, что можно было еще собрать, Модест истерически начал сметать пальцами в коробочку вместе со всей грязью и сором с пола.       Геллерт вдруг понял, что теперь он точно и очень сильно жалеет, что связался с этим Модестом, и что ждать от него ничего, кроме очередных нелепостей, больше не стоит.       Он сбросил с себя обувь и завалился на постель, заметив, что протрезвел уже слишком сильно, чтобы ему всё ещё было всё равно, с кем провести эту ночь. Модест с каждой минутой вызывал в нем только больше неприязненных чувств.       «Это уже даже не смешно, — подумал Геллерт, глядя на своего компаньона, с видом безумного сгребающего что-то на полу. — Это абсурд какой-то. Черт знает что такое».       Но тут у Модеста началась истерика. Расстелившись на полу, он взвыл так жалобно, что Левентхольду пришлось подскочить с кровати.       — Да что ты голосишь! — прикрикнул он на Модеста, под локти поднимая того с пола. — Сядь! Ну! Довольно! Вот, возьми, купишь себе еще порошка, ничуть не хуже прежнего, даже лучше.       Он всунул в дрожащие ладони Модеста несколько купюр неплохого достоинства. Тот даже обомлел и вмиг пришел в себя, прекратив рыдать.       — Благодарю… Вас… — проронил он, подняв на Левентхольда полный слез и восхищения взгляд.       Геллерт сел на край кровати, закинув ногу на ногу и упершись в колено локтем. Модест умостился рядом, утирая с щек слезы, который еще полминуты назад лились ручьем.       — А хотите, я вам кое-что интересненькое покажу? — спросил Модест после недолгой тишины.       — Опять интересненькое? — ухмыльнулся Левентхольд, выпрямившись.       Повозившись, Модест достал из кармана брюк какой-то конвертик и протянул его Геллерту.       — Посмотрите, — он заискивающе взглянул на Левентхольда и закусил губу. — Карточки…       Геллерт вытряхнул себе на ладонь содержимое конверта — десяток фотографических карточек с засаленными углами.       — Ну посмотрите, полистайте, — просил неугомонный Модест, придвинувшись ближе.       Геллерт, уже и не зная, чем его хотят поразить на этот раз, попытался в потемках разглядеть изображение.       — Это ты, что ли? — Левентхольд презрительно хмыкнул, перебирая фотокарточки. — Выглядишь ты тут куда лучше, чем есть на самом деле.       Модест ничего не ответил и, сидя рядом с Левентхольдом почти вплотную, с интересом следил за его реакцией.       — Хотите — продам?       — Не хочу, — вздохнул Левентхольд, засунув карточки обратно в конверт и протянув тот Модесту. — На что мне это твое бесстыдство?       — Разве вам не понравилось? — лицо Модеста вытянулось от того, как это его ошеломило; он даже растерялся.       — Как?! Это же очень красиво! И… И где вы еще такое найдете, а?!       — Я не любитель подобного разврата, — Геллерт завалился на спину, уставив усталый взгляд в низкий потолок; Модест утомил его уже настолько, что единственное, чего Левентхольду хотелось сейчас — это просто закрыть глаза и уснуть.       — А у меня… А у меня, — Модест, чуть ли ни плача, стал даже заикаться, почувствовав свое бессилье против такого равнодушия. — У меня есть еще! Посмотрите, вот, с дамой!       — Отстань ты, Христа ради, — Левентхольд повернулся на бок, спиной к Модесту. — Ты меня своими пошлостями за сегодня уже просто убил. Я больше не могу, честное слово.       — Ну тогда… Тогда… — Модест уже просто пришел в отчаяние.       — Погаси свет, — безразлично отозвался Левентхольд. — Скучно с тобой, давай уже спать.       И Геллерт мгновенно провалился в сон, не дождавшись даже, пока погаснет свет.       На утро Левентхольд обнаружил себя в объятьях Модестика. Тот обвился вокруг лежащего на спине Левентхольда, бесстыдно закинув на него ноги; кажется, он еще крепко спал.       — Так… позвольте-ка, — Левентхольд отодрал от себя костлявые руки, обхватившие его под ребрами.       — Ах, как хорошо! Как я вас люблю! — пробормотал в полусне Модест, откинувшись на подушку с блаженной полуулыбкой.       — Чего-чего? — усмехнулся Левентхольд, приподнимаясь на локтях.       Он потрепал Модеста по плечу, чтобы тот очнулся. Левентхольд хотел теперь только одного: поскорее покинуть это затхлое помещение и своего утомительного компаньона.       Модест открыл глаза.       — Уже утро? — капризно возмутился он, вытягиваясь на постели. — Ах, какая жалость…       Он сел на кровати и потянулся к Левентхольду, желая снова заключить того в свои объятья.       — Нет-нет-нет! — тот отделался от Модеста и встал с постели, чтобы привести себя в порядок.       — Куда же вы?! — пискнул Модест, приподнимаясь. — Я иду с вами! Сейчас, подождите, я сейчас!       Левентхольд перевел на него округленный в ужасе взгляд.       — Что?! — прикрикнул он на Модеста. — Нет, ни за что! Еще чего не хватало…       — Я вас не оставлю! Я… Я до гроба буду вам верен! — Модест, запутавшись в простынях, свалился с кровати и на коленях подполз к Левентхольду, который уже застегивал на себе пальто.       — Я вас люблю! Вы такой, такой… Такой!       Левентхольд от таких заявлений даже присел на скрипнувший под ним табурет. Модест подполз ближе, обхватив его колени.       — Я буду вам верен! После всего, что с нами было… Я вас так люблю, так люблю!       Тогда Левентхольду пришлось долго и доходчиво объяснять Модестику, что любить его ему не нужно и это была их первая и последняя встреча.       Геллерт вышел на улицу и выдохнул с облегчением. Оглянувшись посмотреть, не преследует ли его Модест, на которого он даже не посмотрел на прощанье, Левентхольд ускорил шаг.       — Забыть, как кошмарный сон! — думал он. — И больше никаких подобных знакомств… Сполна я удовлетворил своё любопытство!