Клиника доктора Ло

Дождь шуршал по лобовому стеклу «субару», аэрокар ехал по желтой низкоскоростной трассе. Ривай аккуратно вел машину, а она чутко слушалась руля. По радио передавали прогноз погоды – слабой кислотности ливень в доках, чистый дождь в деловой части Мегаполиса и прекрасная ясная погода в закрытом элитном квартале. Навигатор показывал, что осталось два километра до частной клиники доктора Дитриха, одного из лучших омегологов города. Ривай начинал нервничать, даже веко правого глаза мелко и мерзко подергивалось. Он сто лет не был у врача. Последний раз осматривали в работном доме – доктор вставил ему в задницу пальцы, провернул, хмыкнул и сказал, что нет особого смысла осматривать бесплодных омег. Выдал рецепт на блокираторы. Вот и всё. Ривай осторожно вошел в уютную приемную, где на диванчиках сидело несколько омежек. Беременных омежек. От их вида Риваю слегка поплохело, и он скромно уселся подальше, за автоматом с горячими напитками. Старался не смотреть на плакаты на стенах. Постеры ярко и натуралистично иллюстрировали развитие плода и роды, а также кормление, пеленание и купание младенцев. Это было отвратно и достойно фильма ужасов. Младенчики пялились в пространство пустыми, подернутыми пеленой глазами и открывали беззубые рты. Мамаши на плакатах были и того страшнее – с такими же мертвыми взглядами, да еще и фальшивыми, натянутыми улыбками. Ривай на мгновение зажмурился, потом медленно поднял веки. Нет, плакаты были вовсе не такими устрашающими, как показалось сначала. – Омежечки, а вы до какого месяца грудью кормите? – громко спросила одна юная омега. – Правда, что у груди форма портится? – Я не кормлю, у меня нет лактации, – охотно отозвался мужчина-омега постарше, немного похожий на правозащитника Джона Ватсона. – Сразу перевели маленького на смеси. Правда, у него животик от них пучит. – А я уже второго кормлю грудью, и ничего! – гордо заявила третья омега, явно волчица из клана Хейлов, крепкая дама с широкими плечами. – Лифчик надо специальный носить, тогда форма сисек сохранится. Ривай пожалел, что у него нет с собой наушников – послушал бы музыку с телефона. От разговоров омег его бросало то в жар, то в холод. – И больно было рожать? – осведомилась юная омега. – Не, – отмахнулась волчица. – Первый тяжело дался, меня немного подрезали скальпелем. Рубец неприятный был. Но зато второй волчонок – только так выскочил! – То есть первого очень больно? – испугалась омега. – А крови много было? А правда, что ребенок может не повернуться головкой вниз, тогда туда… Ну-у, туда… инструменты суют и ребеночка разворачивают? Ривай мысленно взвыл и сам себе попенял, что не взял сигареты. Он иногда покуривал тайком от Смита. И сейчас был бы не прочь выйти на крыльцо и перекурить. Еще через пять минут он не выдержал и все-таки вышел из приемной проветриться. На скамейке в небольшом сквере у клиники он увидел счастливую пару – беременную омегу и ее крупного и квадратного, как шкаф, но добродушного на вид альфу. Они явно вместе ходили на консультацию к доктору. Ривай подумал, что лучше бы он утром обо всем сказал Смиту. Может, Смит бы сходил с ним? Да, это было бы стыдно. Но почему-то Смита ему сейчас не хватало. Ривай знал, что альфы еще сильнее омежек пугаются родов и прочей кровищи, но все равно считал: Смит бы как-нибудь выдержал, не рассыпался. Ривай неохотно вернулся в приемную и буквально столкнулся с доктором Дитрихом. Тот оказался высоким сухопарым альфой с худым и будто изможденным лицом. Он держался прямо, плечи расправлены, грудь вперед – армейская выправка, мастерство не пропьешь. Явно когда-то был военным врачом. – Вы на какое время записаны? – спросил Дитрих и отчего-то ухмыльнулся, глядя сверху вниз. – Одиннадцать часов, – ответил Ривай и сделал один короткий шаг назад – доктор был слишком близко, а его запах альфы показался странным – слабым, но в то же время тревожащим. Пахло кровью, сигаретами, мятной жвачкой, лекарствами и чем-то сладким, как конфеты, но химическим. – Тогда приму вас раньше. – Дитрих зачем-то ухватил его за локоть, когда повел к кабинету. Его ладонь была неприятно липкой и горячей: – Остальных пациентов я уже вчера осматривал. Они сюда ходят каждый день – пообщаться, посплетничать. Он плотно закрыл дверь и даже запер ее. Велел строго: – Полностью раздевайся. – А может, вы меня сначала просто проконсультируете? – Ривай оторопел, но начал снимать одежду. – У меня есть пара вопросов… – Снимай всё, – Дитрих натянул тонкие перчатки, указал Риваю на кресло для осмотров. – Ложись. Ривай порядком рассердился и испугался, но так растерялся, что послушался. Он смотрел только в сторону – то на белые стены и жалюзи окна, то на светлый потолок. Ему было не по себе от смешанных ароматов омег и запахов спирта и медикаментов. Дитрих обращался с ним неожиданно грубо и небрежно, поторапливал: – Раздвигай ноги. Давай… Нет, шире. Он крепко взял Ривая за лодыжку и сам развел ему ноги. Ривай уставился на потолочную лампу. Ему всегда было очень стыдно на осмотрах, настолько, что он краснел, дрожал и от этого смущался еще больше, а потом сердился на себя. Врачи странно влияли на него – Ривай их безотчетно побаивался и не решался перечить. – Ты редко занимаешься сексом вне течки, – утвердительно произнес Дитрих и бесцеремонно пропихнул один палец внутрь – тот вошел с тихим хлюпающим звуком, видно, доктор использовал мазь. – С альфой были интимные отношения, судя по запаху. При проникновении с узлом сколько длится сцепка? – Не знаю… Не помню… – Ривая уже колотила дрожь, он чувствовал, как с трудом вворачивается второй обтянутый латексом палец. – Какой цикл? Сколько дней течка? – Дитрих зачем-то погладил его член, подразнил головку. – Какой ты внутри тугой и узкий... – Зачем вы меня за член трогаете? – хрипло, испуганно проговорил Ривай. – Осматриваю и проверяю, – коротко пояснил Дитрих, обхватив ствол ладонью в гладкой перчатке, провел пару раз. – Ты незрелый омега, но должен реагировать на стимуляцию. Ривай хотел послать его на хуй, но заткнулся, потому что едва не застонал – пальцы Дитриха провернулись, погладили внутри, стало приятно и тянуще-сладко. Ривай дернулся, попытался свести ноги. – Тихо-тихо, – успокаивающе сказал Дитрих, с силой удерживая. – Я прощупаю еще кое-что... Не вздумай обкончаться, омежка. – Добавил строже: – Если кончишь, а потом вздумаешь на меня жаловаться своему альфе, или бете, или с кем ты там в паре, я скажу, что ты сам до меня домогался. Многие омеги дрочат на своих врачей. Все знают. Он продолжил трахать пальцами, все сильнее растягивая, пока Ривай не начал тихо поскуливать. Только тогда отпустил и резко отстранился: – Одевайся! Если нужно подрочить – выйдешь из кабинета и подрочишь в туалете у приемной. – Так вы, блядь, на мои вопросы ответите? – уже не на шутку разозлился Ривай и плотно сжал колени, по бедру потек лубрикант и, кажется, собственная смазка. – Не ругайся, пожалуюсь твоему опекуну, – спокойно сказал Дитрих, он уже заполнял медкарту. – Я прекрасно знаю, какие у тебя могут быть вопросы. Так вот. Тебе нужно лечение. И сейчас медицина на таком уровне, что всё возможно. Теоретически ты сможешь забеременеть через год или два – при условии, что будут правильно подобраны препараты. Только пытаться зачать нужно от молодого здорового альфы – а от беты ты и за десять лет не забеременеешь. – Но я… А как же?.. – Ривай кое-как оделся, руки дрожали. – Ты сам не родишь, как я полагаю. – Дитрих поднял на него взгляд и заговорил мягче: – Но если доносишь ребенка хотя бы до двух месяцев, мы его аккуратно извлечем и дорастим в капсуле. Если твой организм выдержит, то три месяца было бы идеально. – Вы его из меня… достанете? – Ривай буквально офигел. – Как? – Как? – повторил Дирих, улыбаясь. – Запросто, вот как. Через два месяца он будет всего два с половиной сантиметра в длину, чего ж не достать? – И добавил, отпирая для Ривая дверь: – На следующий прием – только с опекуном. «Два с половиной сантиметра… Какой маленький», – в полнейшем ступоре думал Ривай, сидя на скамейке недалеко от консультации. Он настолько охренел от слов Дитриха, что даже всякое возбуждение пропало. Все звуки слились в один белый шум, листва расплывалась зелеными пятнами, ступор и оцепенение долго не проходили. Ривай кое-как вытащил телефон и набрал номер Какаши Хатаке. И еле-еле в двух словах обрисовал ситуацию, запинаясь и временами умолкая. – Доктор должен был сделать тесты, взять кровь на анализ гормонов, а не просто тебя осмотреть, – обеспокоенно сказал Какаши. – Но ты пришел один, без своего альфы. У тебя было письменное разрешение от господина Смита? – На что разрешение? – Ривай потер лоб, чувствуя, что притормаживает и тупит. – На осмотр? – Конечно, – серьезно подтвердил Какаши, и стало слышно, как он застегивает молнию на одежде, наверное, куда-то собирается. – Омеги ходят на осмотр только со своим альфой или бетой, если состоят в триаде. Или с ответственным за них опекуном. Иногда могут пойти с отцом или старшим братом. В крайнем случае – с распиской от альфы. Поэтому, наверное, доктор лишь удостоверился, что ты здоров, а то мало ли что с тобой, верно? – Я ничего не понимаю, – Ривай привалился к спинке скамьи и даже вцепился в нее рукой, чтобы не сползти на землю. – Ривай, – ласково проговорил Какаши, – бывают случаи, когда омега узнает, что беременна, и требует сделать ей аборт. Но такое решение имеет право принимать только ее альфа. К тому же может выясниться, что омега беременна от другого. И вдруг бы ты после тестов и анализов закатил врачу истерику... Погоди, не сердись, пожалуйста... Да, так делают тупые курицы, ты прав. – Я не тупая курица, – Ривай вздохнул. – Не совсем тупая. Он пока еще не посвятил Какаши в подробности осмотра, потому что о таком нужно говорить лично, не по телефону. Но Ривай уже понял: с доктором Дитрихом будут проблемы. Собственно, с ним уже проблемы. – А почему тогда омеги в приемной – многие без опекунов? – вместо этого спросил он. – Я вначале раза три подряд приходил со своим альфой, – сказал Какаши и чем-то зашуршал, кажется, собирал сумку с учебниками и конспектами. – Потом меня уже запомнили. Но у меня есть расписка от моего господина. – Слушай, это… – Ривай замялся, а потом, как всегда любил делать, спросил в лоб: – Доктор Дитрих – извращенец? Какаши тихо рассмеялся с непонятной интонацией, будто бы немного грустно, и ответил: – Боюсь, что так, Ривай. Вообще многие врачи – особенно врачи-альфы – извращенцы. Он никогда не приставал лично ко мне, но его до смерти пугает мой господин Сай Шимура. Доктор что-то сделал тебе? Если это так – ты обязательно должен сказать господину Смиту. – Но он хоть врач-то хороший? – Лучший из омегологов. Знаешь, организм омег, особенно мужчин-омег, гораздо сложнее устроен, чем тело альф. Разумеется, альфы, да и беты, лучше знают свои тела. Когда медицина еще только зарождалась, врачами становились в основном альфы и беты. – Голос Какаши звучал четко, но на заднем плане негромко стучали каблуки. – Ты бы видел старинные трактаты с рисунками «строение тела омеги» – эти врачи понятия не имели об омежьих внутренних органах! Он опять рассмеялся, сказал в сторону, не Риваю, голос звучал приглушенно: – Добрый день. В деловой центр, пожалуйста. Донесся ответ: – Приветствую вас, господи Хатаке. Прошу… Хлопнула дверца аэрокара. Какаши, скорее всего, отправлялся на учебу в машине с личным водителем. – Что я говорил? – вновь зазвучал голос Какаши. – Да, точно. У мальчиков омег, например, внутри меньше места для мочевого пузыря, потому что рядом располагается матка. Вот поэтому мальчикам-омегам чаще хочется в туалет, чем альфам. Ты знал?.. Нет, я хотел не об этом… В общем, и по сей день омегологией занимаются альфы и беты, а омеги только ассистируют. И омегология до сих пор недостаточно хорошо изучена. Поэтому даже врач-извращенец на вес золота… Ах-ха-ха, я тебя заболтал? – Спасибо, – тихо сказал Ривай. Ему стало лучше. Какаши отвлек его и заинтересовал рассказом. – Увидимся завтра в спортзале? Они попрощались, и Ривай еще с четверть часа просто сидел на скамейке и ни о чем не думал. Потом решился и набрал номер Смита. Долго ждал ответа, а может, и недолго. Казалось, что время замедлило свой ход. – Ривай? – наконец послышался низкий и мягкий голос Смита с явными нотками беспокойства. – Что с тобой? – Ничего со мной. А что? – Я приеду, – коротко бросил Смит. – Ты у клиники, у омежьей консультации, верно? Я вижу, где находятся твой телефон и аэрокар. – Да погоди ты!.. – Никуда не уходи. Скоро буду. – Он прервал вызов. Прошло минут десять, не больше, и со стороны подземного паркинга по лестнице быстро поднялся Смит, он широким шагом пересек сквер, остановился перед Риваем и внимательно посмотрел на него, склонив голову к плечу. Смит был серьезен и мрачен. И строг в своем темном пальто, костюме и белой рубашке с галстуком. – Почему ты ходил один? – спросил он и опустился на корточки перед сидящим Риваем, посмотрел прямо в лицо. – Тебя обидел доктор? Кто? Ян Дитрих? – Ты его имя знаешь? – невпопад выдал Ривай. – Ян? – Когда-то очень давно я встречал его в армии, – нетерпеливо пояснил Смит. – Так что он сделал тебе? – Да с чего ты взял, что он меня обидел? – С того, что я с раннего утра тревожусь за тебя, омега! – Смит внезапно повысил голос и крепко стиснул плечи Ривая. – Не хочешь отвечать – можешь молчать. Но с Яном я поговорю сам. Прямо сейчас. Идем. Он взял Ривая за руку и решительно повел в сторону клиники. – Смит, слушай… – Хотел отмалчиваться – так молчи, омега. – Смит усадил его на диванчик в приемной и подошел к ресепшену. Там он и перехватил Дитриха – тот как раз отдавал карты ассистентам. У Дитриха сделалось белое, как мел, лицо, он будто еще сильнее осунулся в момент и исхудал. Он смущенно кашлянул в кулак и тут же указал Смиту на дверь в комнату отдыха персонала со словами: – Эрвин Смит, рад тебя видеть. Проходи. И они заперлись там. Может, Дитрих и был извращенцем, но назвать его глупым язык бы не повернулся – он с одного взгляда на Смита смог оценить обстановку, все понять и сделать выводы. Пару минут царила тишина, а потом омеги зашушукались в полголоса. – Какой красавчик! Это же второй номер холостяков Мегаполиса!.. – Он выше, чем я думал. Такие широкие плечи… – Вы видели его голубые глаза? – Скорее синие, такие яркие! – У него ведь нет омеги? Зачем он пришел?.. – Я слышала, он, Майк Захариус и наш доктор служили вместе. Может, они друзья? – Не видел его здесь раньше. Вам не кажется, что он пришел с этим омегой?.. Несколько омег повернулись к Риваю и в упор уставились на него с интересом и удивлением. Они захихикали и зашептали что-то друг другу на ушко. Одна ткнула пальцем в Ривая и слишком громко сказала: – Нет-нет, с таким я бы ни за что не стала делать это, будь я альфой! Ривай поднял на них взгляд, посмотрел пристально, и они резко умолкли и отвернулись. Вскоре дверь открылась, и вышли мрачный, почти злой Смит и Дитрих с пустыми, нервно бегающими глазами. Дитрих вытер руки о полы халата, наверняка ладони были мокрыми от пота, подошел к Риваю и громко, на всю приемную извинился: – Прошу простить меня, господин Ривай. Я вел себя непрофессионально и неэтично по отношению к вам. Это больше никогда не повторится. Прошу вас остаться моим пациентом. Пожалуйста. Его голос дрожал. Дитрих искоса посмотрел на Смита так, будто тот держал у его виска пистолет. – Ян очень сожалеет, – сказал Смит с нажимом. Дитрих быстро кивнул. Смит протянул руку Риваю, мол, всё, идем домой. Обнял за талию как своего омегу. Дома Смит молча отвел Ривая в свой кабинет, открыл небольшой кейс и достал широкий черный ошейник с серебристой гравировкой «Э.С.», его инициалами. – Встроенный чип, – тихо сказал Смит. – И знак того, что ты мой омега – чтобы больше никто не заблуждался на твой счет. Хотел подарить его после свадьбы. Но твой дядя все еще не отвечает на официальные запросы. Мы нескоро поженимся. Он подошел вплотную к Риваю, низко наклонился к нему, прижал к себе и неожиданно сильно укусил в шею – было больно, горячо, но сладко. Ривай вздрагивал в его руках, пальцами вцепился в рубашку на спине Смита. Сначала ощутил холодок на мокрой искусанной шее, а потом мягкую подкладку ошейника, который замкнулся с тихим щелчком. Смит взял его лицо в свои теплые ладони и очень серьезно сказал, севшим голосом: – Я люблю тебя, Ривай Аккерман. А ты? Ты любишь меня? Ривай видел каждый лучик и каждую крапинку на радужке его голубых глаз и светлые длинные ресницы – совсем близко. Ощущал его дыхание. Казалось, если Смит услышит «нет», то умрет прямо сейчас. – Я да… Я всегда… – нечетко проговорил Ривай, горло перехватило, он порывисто обнял Смита и уткнулся в его плечо. *** За мертвыми красными землями, на краю материка у самого океана лип к космодрому и аэропорту безликий городишко. Погода здесь напоминала погоду Мегаполиса – с утра сияло слишком яркое слепящее солнце, но уже к вечеру тучи затянули небо и пошел серый мокрый снег. Кенни лишь пару месяцев назад покинул Канаду, а уже скучал по ее хвойным лесам и безлюдным просторам. – Красавец. Фотомодель, – он одобрил свое отражение в мутном зеркале гостиничного номера. Его бородка была аккуратно подстрижена и уложена, волосы, отросшие за месяцы в лесу, подровнены. На загорелом лице с морщинами – четкими, будто зарубки на древесной коре, – выделялись ясные и холодные светло-серые глаза. Черное пальто тяжело лежало на широких плечах, черная же рубашка была застегнута на все пуговицы. Кенни приладил белый пасторский воротничок и криво ухмыльнулся отражению. Надел шляпу и взял небольшой чемодан, обшарпанный, с наклейками из разных стран и с мощными металлическими углами. Такие уголки можно было использовать как лезвия. Кенни прихватил каменные четки на железной цепочке, сунул их в карман и легким неслышным шагом покинул номер. В гулком коридоре подошвы его ботинок беззвучно соприкасались с полом. На подземном аэропоезде в тесноте набитого вагона он добрался до порта, из которого стартовали к орбите и обратно рейсовые шаттлы. Люди сторонились его, вжимались друг в друга. Они старались не смотреть на него. Он знал, что для них пахнет смертью. И они думают: это оттого, что он священник и провожает в мир иной умирающих, а потом на кладбище произносит речь на краю могилы. Кенни, и правда, пару раз произносил речь на краю могилы. Однажды дождливой ночью он заставил своего некогда близкого друга вырыть на пустыре яму, да поглубже, залезть в нее и лечь на спину. Друг плакал, и его слезы текли вместе с дождевыми каплями по испитому немолодому лицу. Его одежда и руки были черными от мокрой земли. – Ты был говно, а не человек, – хрипло сказал тогда Кенни. – Так что прах к праху, пепел к пеплу, говно к говну… Друг всхрапнул, пытаясь заглушить рыдания, и широко раскрытыми глазами уставился прямо в дуло пистолета. – Не перебивай, – проворчал Кенни, – Так о чем бишь я? А, о том, что ты подставил и сам же убрал моего человека. Помнишь такого тихого бету? Хороший был снайпер. Где его тело? Сжег? Друг заревел в голос. – Чего сопли распустил? Где труп?! Кенни накрутил на дуло длинный глушитель и дважды выстрелил – по пуле в каждую ногу. Много воя и скулежа. Но друг рассказал, как найти части тела. – Вот молодец, – похвалил Кенни. – Покойся с миром, предатель. Вот и сейчас перед поездкой в Мегаполис Кенни нужно было решить пару проблемок в других секторах. Он вошел в стеклянное здание порта и недолго простоял в очереди – на него оборачивалась рыжая омега с ярко-красными губами. Она качнулась к нему, обдала тяжелым смрадом дешевых духов и сипло прошептала: – Я не прочь покаяться, святой отец. Встретимся после досмотра? Она кивком указала на туалеты в зале ожидания. Кенни глянул холодно – он подустал от рыжих шалав. Она обиженно фыркнула, но поглядывать на него не перестала, жадно принюхиваясь к его запаху альфы. Через четверть часа он сел в кресло перед дотошными бетами со сканирующим оборудованием. Протянул электронные документы и билет. – Вы – пастор Каин? – подняла на него глаза от монитора молоденькая бета. Он с достоинством кивнул. – Из церкви Последнего Покаяния? – Да, – спокойно ответил Кенни, по его лицу скользил зеленый луч опознающего сканера, а программа сопоставляла данные с миллионом лиц тех, кто был объявлен в розыск. Да вот только данные о Кенни должны были быть изменены в базах – на него работало несколько хороших хакеров. Бета долго, слишком долго смотрела в монитор, потом дежурно улыбнулась, но в глазах мелькнул страх. Она взяла из ящика стола толстую папку, открыла ее и начала быстро пролистывать. Какая умница, чисткой в цифровой базе данных ее не обманешь. Наверняка у нее отличная память на лица, и сейчас она ищет фото Кенни Потрошителя. Кенни спокойно наблюдал за ней, сердце стучало ровно. Его задерживали сотню раз, а он все еще был на свободе. Он не волновался, скорее, ему поднадоело каждый раз сбегать из-под охраны. Тратился невосполнимый ресурс – время. Вот к столу сканера подошли двое в черных костюмах. «Ну начинается, ну опять, блядь», – устало подумал Кенни. Один из секьюрити наклонился к бете, забрал у нее папку и тихо сказал: – Господин пройдет с нами. В отчете это не указывайте. Продолжайте работу. Бета с ужасом глянула на охранника, потом на Кенни, и ее губы побелели. Она быстро кивнула. – Прошу вас, – двое жестом указали Кенни на один из коридоров и пошли следом. Все трое безмолвно миновали ряд дверей и зал отдыха в светлом атриуме – за стеклянной стеной густо валил снег. – Сюда. Распахнулись мощные металлические двери, и Кенни вошел в уютный приватный зал, где пахло вином и кальяном. На большом мягком диване устроились омежки в открытых нарядах – четыре девчонки всех мастей и один парень. Отдельно, будто дистанцируясь от них, сидел в глубоком кресле сверхальфа-блонди. Под ветерком от кондиционера покачивались перья его розовой шубы. Он был так высок, что его длинные ноги перегораживали, казалось, половину комнаты. Он держал в руке бокал красного вина, блестели перстни на пальцах. – Ну здравствуй, Джокер, – ухмыльнулся Кенни и уселся в кресло напротив. Сделал знак омежкам: – Милые, налейте мне коньячку. Джокер склонил голову к плечу, свет от ламп скользнул по его очкам с цветными стеклами, стали заметны, хоть и не четко, неровные ресницы и большие глаза. Он молчал и показался Кенни непривычно серьезным – только видны были морщинки в уголках губ от частых широких улыбок. – Здравствуй, Жнец, – негромко сказал он, но низкий голос наполнил всю комнату. – Тебе повезло, что мы встретились в порту. – Я вообще везучий сукин сын. – Кенни отпил горького коньяка, взял одну омежку за руку и посадил к себе на подлокотник кресла. – Только мне что-то подсказывает – наша встреча не случайная. Следишь за мной, а, Джокер? – Один из моих спутников на орбите засек тебя, – так же тихо прозвучало в ответ. – Но это неважно. У меня есть предложение, от которого ты не откажешься. – Удиви меня. – Кенни сам подлили себе выпивки. Последний раз, когда он работал на Джокера, то добывал редкую вещицу – старинное обручальное кольцо из платины с черным бриллиантом в форме сердца. Реликвия семьи Донкихот, утерянная в те времена, когда их фамильный замок был разграблен и сожжен, а потом всплывающая то в частных коллекциях, то на черном рынке. Сложный и не типичный для Кенни заказ, но он справился – как и всегда. – Вспомнил о кольце, да? – теперь на лице Джокера прорезалась легкая улыбка. – Я собираюсь жениться. И перед этим мне нужно, чтобы ты разобрался кое с кем. С врагами семьи, которых сами мы не смогли убрать. Кенни задумчиво поскреб бородку и хмыкнул. Он прекрасно знал, что на Джокера было несколько серьезных покушений – в него стреляли снайперы, его офис и аэрокар взрывали, пару раз даже обстреливали поместье из дальнобойных орудий. Не был бы Джокер сверхальфой – помер бы уже раза три. Частенько самому Кенни пытались заказать Джокера, сулили большой куш. Но Кенни знал, что есть фигуры на шахматной доске, которые убирать нельзя, потому что без них больше не будет игры. – За невесту боишься? – спросил Кенни. – Она, поди, красотка? – Угощайся сигарами, – предложил Джокер с непроницаемым лицом. – Курить так курить. Кенни с сухим шорохом срезал головку сигары ножом-гильотиной. Омежка поднесла зажженную спичку. Он медленно раскурил терпкий крепкий табак, окутался дымом. Спросил: – Чем заплатишь? – Тем, что тебе больше всего нужно. Я сделаю так, что тебя уберут из розыска по всем секторам. И ты сможешь навестить своего племянника – у него ведь тоже намечается свадьба. Кенни прекрасно контролировал свое лицо, он остался спокойным, откинулся на спинку кресла и выдохнул кольцо дыма. Джокер красиво и плавно повел плечом, освободил руку из шубы и протянул к Кенни. Длинные пальцы держали листок с рукописным текстом. – Эх, ладно, поглядим, – сказал Кенни и взял записку, неторопливо пробежал глазами. – Нехилый список. И какие гарантии, что я получу вознаграждение? – Гарантии – мое честное слово. Кенни потянулся к нему и стиснул огромную теплую и сухую ладонь, такую сильную, что она могла бы легко сжаться и раздробить ему пальцы. Он верил Джокеру – одному из немногих, кто ведет даже темные дела честно. – И еще кое-что, – медленно проговорил Кенни. – Я знаю – и ты знаешь: Мегаполис будет уничтожен. Сколько лет до этого осталось? – Несколько десятилетий. Может быть, полстолетия. – И еще я знаю, – продолжил Кенни. – Что ты готовишь уютное и безопасное гнездышко на случай Апокалипсиса. Вот и скажи мне: есть ли для старика Кенни и его родни местечко в раю? – Может, и есть, – загадочно отвечал Джокер, и теперь он широко улыбался. – Но старику Кенни и самому стоит подсуетиться. Уже в дверях Кенни обернулся и обронил мимоходом: – Красивый мальчик в твоей семье. И хороший врач. Лицо Джокера дрогнуло, черты еле заметно смягчились, и теперь он выглядел моложе и, черт побери, человечнее. В порту рейсовых шаттлов за стеклянной стеной горели огни старинного города под двойным куполом. Долгий перелет на северо-запад утомил Кенни, и теперь он сидел на жестком пластиковом стуле в кафе и медленно тянул горький кофе. Он не любил древние городишки, которые когда-то были Европой, а теперь больше походили на музей или кладбище под колпаком. Лучше уж дикий лес или сверхиндустриальный Мегаполис, чем это мертвое уныние склепа, слишком тесное для скоростных трасс. Но и здесь у Кенни были важные делишки, точнее, одно дело личного характера. Он отхлебнул кофе, а когда опустил стаканчик на стол, увидел на соседнем стуле человека – тот приблизился и подсел совершенно бесшумно. Молодой, среднего роста, неприметный омега со слабым нейтральным запахом. Одет, как всегда, небогато, но аккуратно: пальто, брюки, рубашка, даже ботинки – все светлое, приглушенного цвета, будто припорошенное пылью. Только яркий шарфик на шее был приметным пятном. И отвлекал от лица, которое и без того даже Кенни так и не смог запомнить. Сегодня волосы омеги были золотистыми, выгоревшими на концах и длинными – собранными в хвост. Кенни помнил его коротко стриженым и, кажется, потемнее. Омега смотрел прямо на него, но цвет глаз не считывался: серые или карие, может, зеленоватые? – Добрый вечер, господин Жнец. – Он говорил на стандарте с легким акцентом, от которого так и не смог до конца избавиться. Согласные выходили слишком уж мягкими и шипящими. – Добрый вечер, Спаситель. – Кенни пожал его ледяные сухие пальцы. – Я слышал – ты завязал? Порадуй старика, скажи, что слухи врут. – Не врут. – Спаситель больше ничего не добавил. Он был отличным киллером, хоть и омегой. И убрал более тридцати целей – чистенько и аккуратно. Он начал очень рано, и сейчас ему было лет двадцать пять, а он уже вышел в отставку и полностью отошел от дел. Его искали по всем секторам, но точную ориентировку дать не могли. А что про него скажешь? Просто человек: два уха, два глаза, рот, нос, никаких особых примет. Он никогда не получался на фото и видео так, чтобы быть похожим только на себя, а не на сотни и тысячи других омег и бет. Иные следователи ФБР даже всерьез утверждали, что он высокий чернявый альфа. – И все же ты пришел, – довольно улыбнулся Кенни и сделал знак официантке. – Кофе для моего друга. С молоком, без сахара. – Лучше приходить, если зовет Жнец, – тихо сказал Спаситель и снова умолк. Он не умел врать, но был одним из лучших в сокрытии и удержании информации. Кенни дважды работал с его наставником-альфой – тот хорошим был мужиком, тоже честным до тупости, зато дельным. Жаль, что конкуренты того мужика пытали и пристрелили, как собаку. – И чем же ты теперь занимаешься? – спросил Кенни. – Замуж-то еще не вышел? – Замуж? – может, Спаситель и удивился, но на лице это никак не отразилось. – Нет. Я репетитор, преподаю древний французский и английский. – О-о-о, какая интересная работа, – деланно восхитился Кенни и наклонился вперед, оперся локтями о стол. Теперь они были нос к носу, но он все еще не мог понять, какого цвета глаза омежки. – И как успехи? Я знаю, что ты большую часть гонораров раньше отдавал на содержание приюта для омег. А теперь? Много ли ты репетиторством зашибаешь? – Что вы хотите? – Спаситель отодвинулся и едва заметно покраснел. – Работка есть для тебя непыльная. Как раз для омеги. – Кенни удержал его за ворот плаща и понизил голос: – Пойдем-ка, прогуляемся до тихого места, где нас не услышат. Они спокойно поднялись и, не торопясь, не привлекая к себе лишнего внимания, прошли в сторону туалетов для альф. У входа Кенни с силой прижал к себе омегу, протащил через помещение с раковинами прямо в кабинку, рывком закрыл и запер дверь. Это было обычное зрелище для аэропорта – альфа, который тащит омегу или бету трахаться. Кенни не особо любил встречи в туалетах, но иногда они имели смысл. В альфячьих уборных стоял такой сильный смешанный запах альф, что аромат одной омежки, особенно такой слабенький, мог запросто раствориться. Кенни вжал омегу в стену и горячо зашептал в самое ухо: – Мой племянник Ривай Аккерман живет в Мегаполисе. У него богатенький жених, блонди Эрвин Смит. И я каждый ебаный день боюсь, что с этими олухами что-то случится. Так что я хочу, чтобы ты перестал страдать хуйней. Поезжай в Мегаполис. Будешь следить за ними. Я знаю – ты не только убивать горазд. Спаситель не дергался, но застыл, до предела напряженный. Он помолчал пару минут, потом встал на носки, чтобы дотянуться до высокого Кенни, и зашептал в ответ: – Господин Жнец, вы хотите, чтобы я вел круглосуточное наблюдение? И сколько времени я должен это делать? Месяцы? Годы? Это невозмо… – Я не прошу их нянчить двадцать четыре на семь. Я и других ребят пришлю. – Кенни было щекотно от его мягких, пахнущих мылом с ромашкой волос. – Тогда зачем там я? – Ты должен быть рядом, в городе. Что если конкуренты Смита наймут кого, а? Что если они заплатят Танцору Джиги? Танцора Джиги Кенни не уважал. Тот работал грязно, убирал всех без разбору, его хаотичная жестокость граничила с безумием и потерей контроля. Танцор нарушал кодекс Гильдии Убийц, а что бы там ни думали простые людишки – такой кодекс существовал. Для Танцора было бы нормально заложить взрывчатку на подземном паркинге и взорвать дом Смита вместе с большей частью квартала. Или связать Смита и на его глазах медленно расчленять живого Крысеныша. Не киллер, а бешеная собака. Ебанутый на голову, но очень опасный альфа. – Я не уверен, что справлюсь с Танцором. – Спаситель не казался напуганным, он говорил все так же спокойно, но дышал чаще, а его сердце отчетливо билось – Кенни был так близко, что чувствовал пульсацию. И запах изменился, стал сильнее и слаще, как цедра с сахаром. – Может, и не справишься. Но уж точно задержишь и потянешь время. Давай, брось ломаться, как целка. Не терплю этого от омег! Гонорар огромный, не сомневайся. Соглашайся, – гнул свое Кенни. – Поживешь в Мегаполисе. Можешь там училкой поработать для прикрытия, если уж тебе это так нравится. – И пришло время главного аргумента для любой омежки, пусть и киллера: – Мой племянник – омега. Хоть он и силен – но сам не справится. Ему нужна твоя защита. – Х-хорошо. Я согласен. Господин Жнец, не могли бы вы… – теперь он дрожал и говорил с придыханием. – Отпустите меня, пожалуйста. Вы слишком близко. Кенни ослабил хватку, уперся спиной в противоположную стенку кабинки и сверху вниз посмотрел в раскрасневшееся лицо омеги – все-таки он симпатичный мальчик, пусть и такой серенький, неброский. – Я сегодня же вылетаю в Мегаполис. Как буду на месте – ваши люди должны обеспечить меня всем необходимым. – Спаситель имел в виду карточки, чипы, деньги, оружие, приборы для слежения и подходящую квартиру. – Все будет в лучшем виде, – кивнул Кенни. Он хотел добавить «береги себя», но их прервал шорох – это вибрировал телефон Спасителя в кармане пальто. – Жених твой звонит, поди? – Это моя мама… Помолчите минутку, пожалуйста. – Он принял вызов и теперь прижимал телефон к уху и смотрел в сторону, смущенный. – Мам, здравствуй. Тебя плохо слышно… Нет, я не брал книгу на французском… В среду? Нет, я не смогу. Мам, у меня командировка. Буду изучать стандартный язык в Мегаполисе… Но ты же знаешь, мое произношение ужасное… но… мам… Он растерянно посмотрел в глаза Кенни. Повисла пауза. За дверью зашумела вода в раковинах и хрипло засмеялись альфы. – Давай сюда. – Кенни потерял терпение и силой отнял у него телефон. – Здравствуйте, мамаша! – С кем имею честь говорить? – холодно и сухо прозвучало из динамика. – Со Жнецом. – Мой сын больше не занимается тем же, чем и вы, – высокомерно произнесла пожилая дамочка. – Что вам нужно? Старая сучка, по мнению Кенни, была с приветом. Она сама лично распоряжалась своим сыном-омегой после гибели его наставника. Она отправляла его на дело и договаривалась с заказчиками об условиях и цене. Прямо сутенерка при шлюхе, а не мать киллера. И властная, что пиздец. – Ты иди, – негромко сказал он Спасителю и кивнул на дверь. – Я пару слов скажу твой мамке. Встретимся в кафетерии. Тот послушно вышел – хороший мальчик. Кенни снова пил дешевенький черный кофе с привкусом грязи и сидел на хлипком стуле из пластика. Он прямо утомился спорить со старой стервой. В конце концов, все решили деньги – он пообещал, что лично она завтра же получит чемодан бабла и старинные драгоценности, которые у ее семьи украли лет сто назад. «Хорошо, что я не сделал из Крысеныша наемника, а я ведь мог, – думал Кенни. – Не омежье это дело. Омега должна дома сидеть, жрать готовить, прибираться, прихорашиваться и альфу ждать с раздвинутыми ногами. Я б своего Ривая не продал даже за сто чемоданов с баблом. Пусть женится со своим блондинчиком и живет спокойно и счастливо. Ничего другого для него не хочу». – Ты готовить умеешь? – спросил он у Спасителя, который ожидал рейса на Мегаполис и поглядывал на табло. Тот не стал тратить время на сборы и решил вылететь сразу же. И правильно. – Да. – А симпатичной сестры или брата у тебя нет? Чтоб как ты, только погорячее и повеселее? – Я один в семье, – отстраненно ответил он. Сейчас его глаза казались светлыми, серо-зелеными. – Спасибо, что помогли с мамой. – Ничего твоя мать не понимает, – отмахнулся Кенни. – Ты это, времени не теряй в Мегаполисе. Работа работой, а если встретишь нормального альфу – замуж выскакивай, не думай. Только меня предупреди, я тебе замену подыщу. – Почему вы так добры ко мне? – Да потому что ты омега, дурень!.. Вон рейс твой, беги! Счастливо долететь, там встретят. Омега слабо улыбнулся ему, махнул рукой. За стеклянной стеной аэропорта было видно, как вдалеке стартуют и приземляются шаттлы, вырывается пламя из дюз. В Старом городе под куполами наступило серое утро с жидким туманом, на фоне тусклого неба выделялись шпили башен и церквей. Теперь Кенни сидел на продавленном диване в зале длительного ожидания прямо под табличкой «зона для некурящих» и попыхивал сигаретой. Дымок вытягивало наверх. Кенни закинул ноги на низкий столик между стаканами с кофе и пристально посмотрел на собеседника. Мужчина-альфа неопределенного возраста с проседью в темных волосах тоже курил и механическим движением с равными промежутками стряхивал пепел. Его лицо с высокими скулами было некогда красивым, но сейчас щеки запали, а под большими глазами лежали черные тени. Его усы и бородка были аккуратно подбриты, темный строгий костюм с белой рубашкой сидел идеально на стройной фигуре. Но при всей аккуратности он выглядел изможденным. Казалось, он так оделся, чтобы хоронить было удобнее – сразу в гроб клади и не надо другого наряда, готовенький. Он затушил окурок и медленно сунул в рот новую сигарету, прикурил. Рассеянно погладил по лобастой голове механического пса, огромного бело-рыжего бульдога. – Хреново выглядишь, Джон, – сказал Кенни, склонив голову к плечу и прищурившись. – Сдал ты в последние годы. Как жена? Джон медленно покачал головой. Его жена, тихая бета, была тяжело больна и нуждалась в его заботе. А еще – чертовой уйме бабла на лечение. Джон давно хотел уйти из Гильдии Убийц и больше не брать заказы, но не мог. Все дело было в деньгах и их количестве. – Хочу разделить с тобой заказ – слишком много целей для меня одного, – вновь заговорил Кенни. – И предложить долгосрочное сотрудничество. Ты как на этот счет, а? Хочу, чтобы ты приглядел за моими родственниками в Мегаполисе. Работка – не бей лежачего. Лицо Джона оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнул отблеск, словно глубоко внутри его мрачной души зажегся свет. Кенни ухмыльнулся. Он собирал отряд для защиты Крысеныша и блондинчика. Он даже придумал своему отряду название – «Семейные ублюдки». Те, кому есть что терять, а набегались они за всю жизнь так, что могут годами сидеть на жопе ровно, но при этом не ослабят бдительность. Честные, ни разу не обманули и не подвели. И знают, что такое любить, как бы глупо и наивно это ни звучало. Правда, с одними честными далеко не уедешь в этом гребаном мире. Нужны и обманщики. Кенни кивнул в сторону дверей зала: – Глянь, Джон. Сможешь с ним сработаться? По проходу трусила огромная кибер-овчарка, за ней медленно шел высокий стройный омега с длинными каштановыми волосами. Альфы, беты, да и некоторые омеги выворачивали шеи, чтобы поглядеть на него. А он был красив, прямо слишком красив. Его не портила даже черная повязка на правом глазу и светлые пятна на коже – ожоги от ядов и химикатов – как пятнистая окраска хищных тварей. Видимый глаз был ярко-зеленым с длинными и пушистыми черными ресницами. Прекрасный глаз. – Он – подонок, – тихо сказал Джон и выдохнул дым. – А кто без греха? Убьешь его, если предаст, – успокоил Кенни. – Зато он любит собак. Овчарка опустилась на пол у стола. Омега сел напротив Кенни, закинул ногу на ногу и посмотрел лениво и устало, мол, ах, как мне надоели все эти убийства, право, какая скука. Ему было под сорок, хотя выглядел он молодо. Женат, но не на альфе, а на омеге, очаровательной белокурой женщине – Кенни пару раз даже вздрочнул на их совместные фото. Трое детей – двоих этот омега рожал лично, правда, непонятно, как и от кого. Тут Кенни признавал свое поражение, он понятия не имел, как нынче размножаются пары омега–омега и не ебутся ли они на стороне с альфами и бетами. Зато он знал, что альф этот парень избегает – особенно после того, как один отвергнутый поклонник, ебанат каких поискать, вырезал ему скальпелем глаз. Кличка у омеги была Тигр, но обычно между собой в Гильдии его называли Красавчик или Белоснежка – если он слышал, то смешно бесился. – Ты поздно, Тигр, – сказал ему Кенни. – Что, на рейс опоздал, прихорашивался? – Рейс задержали, – отрезал Тигр. – Скажи спасибо, Жнец, что я вообще пришел. Не думаю, что ты сможешь меня чем-то заинтересовать. Он был специалистом по ядам, химическому оружию, дистанционным убийствам и хитрым ловушкам. Во многом из-за своей трусости и оттого, что физически был слабее большинства своих целей. А еще он хорошо разбирался в политике и интригах. Но слишком часто нарушал кодекс убийц – вел себя как ублюдок из ублюдков, мог подставить, обмануть своих. – Ну ладно, как хочешь, – пожал плечами Кенни. – А то я хотел за тебя словечко замолвить перед остальными. Ты порядком всех подзаебал, Тигр. А у тебя семья, детишки маленькие и миленькие, все в тебя – хорошенькие, жалко будет, если помрут. Тигр побледнел, и тон его кожи сравнялся с белыми отметинами от кислоты. Кенни протянул ему через стол клочок бумаги с именами: – Этих мне самому убрать будет проблематично, окопались, как суслики в норе. А тебе как раз подходит такое. А после я бы хотел, чтобы ты стал связующим звеном нашей небольшой, но очень-очень дружной команды. С Джоном и Спасителем сработаешься? Сможешь координировать? Тигр взял листок, посмотрел на Джона, тот только пожал плечами, он уже был в игре. – Твой последний шанс нормально поработать и сделать так, чтобы тебя перестали считать ебанутой курицей. Ну, по рукам? – Кенни протянул ладонь. Тигр заколебался, потом буркнул: – По рукам. Медленно и неохотно прикоснулся одними пальцами к пальцам Кенни и тут же отнял руку, кажется, он стал бояться альф, после того как потерял глаз. – Тогда действуйте, мои «Семейные ублюдки»! – Да помогут нам боги. – Джон выпустил в потолок струю дыма, а потом по очереди крепко пожал им руки. – Если меня убьют, пожалуйста, позвоните жене и скажите, что я ее люблю. *** Когда выпал первый ранний снег и улицы наполнились мягким жемчужным сиянием, Ривай после пробежки в парке встретил незнакомого молодого омегу. Омега встал прямо на пути, он был в светлом пальто и ярком шарфе, его длинные золотистые волосы удерживала лента. В руке он держал серебристый кейс. По бледному неприметному лицу омеги Ривай сразу понял: он киллер – тот же холод в глазах, что и у Кенни. – Господин Ривай, – тихо, с мягким акцентом сказал омега, – прошу уделить мне немного внимания. И... чтобы вы понимали... Я здесь как друг. Ваш дядя передает вам привет и просит сказать, что помнит, как однажды повел вас в парк, купил для вас мороженое и сам всё съел. Ривай покосился на него недоверчиво, но все же пошел следом – по припорошенной снегом тропе, петляющей между высокими черными стволами кленов и ведущей к деревянной беседке. – От вашего дяди, – так же тихо проговорил омега, поставил кейс на скамью в беседке и приоткрыл ровно настолько, чтобы видны были черные стволы пистолетов. – Такие вы просто так не купите. К вашему Дню рождения, хоть заранее подарки и не дарят. Он вытащил из кармана пальто телефон и быстро по памяти набрал номер, прижал трубку к уху: – Соедини с ним. Пожалуйста. Потом он протянул телефон Риваю, который взял аппарат дрожащей рукой и пару минут напряженно слушал треск помех и далекие шорохи. Наконец в динамике зазвучал до боли в сердце знакомый хриплый, прокуренный голос: – Ну здравствуй, мой Крысеныш. Мы не скоро свидимся. Но я приеду к тебе, хе-хе, посмотреть на тебя да на твоего блондинчика. – Кенни!.. – начал Ривай, голос сорвался, а в динамике уже звучали лишь гудки. Он растерянно протянул телефон незнакомцу, тот снова спрятал его в карман и сказал: – Ему нельзя долго разговаривать. Иначе в ФБР проведут триангуляцию по вышкам телефонной связи и вычислят его местонахождение. Ривай только покачал головой. Он на мгновение отвлекся – хрустнула ветка под снегом, а когда вновь хотел посмотреть на незнакомца, тот уже исчез, словно растворился в прохладном воздухе. Ривай шел домой, руку оттягивал тяжелый кейс, на лице медленно таяли снежинки, скатывались каплями воды. Дома Ривай спрятал кейс в своей спальне, как смог тщательно, а затем заглянул в кабинет – Смит спал одетым на диване. Ривай опустился на колени и мягко поцеловал его. Показалось, что теплые губы Смита по вкусу как снег. «Дядя, – подумал Ривай, ложась рядом с горячим большим Смитом, – я так скучаю. Сукин ты сын!»