За грехи мои тяжкие

Обдумав свои намерения, я приступил к написанию послания для Валентина. Это оказалось куда сложнее, чем представлялось вначале, но выбора не было. Мне очень хотелось уберечь от смерти веселого кэналлийца, пусть даже ценой приобретения друзей. От мысли о том, что без старой галереи не будет сближения с Катершванцами, Альберто и Арно, становилось грустно. Именно в тот вечер я обрел своих товарищей, которые, не боясь гнева Арамоны, встали рядом со мной и прикрыли от исключения из Загона. Тогда нас было шестеро… Альберто, Паоло, Норберт, Йоган, Арно и я — плечом к плечу, против взбесившегося Свина. Ведь именно в тот момент до меня, наконец, дошло понимание того, что вокруг не только враги. И это было чудесно. Однако сейчас все должно случиться иначе. И пусть Паоло не будет сидеть в темной галерее, спиной к спине со мной, после того, как спас меня, не отпустив следом за отцом, пусть я не увижу тепла в его глазах и не получу непроизнесенного вслух предложения дружбы, зато он останется жив. Если это цена за спасение кэналлийца — я готов ее заплатить. Вот только как это все преподнести Валентину? Над написанием этого письма я ломал голову три дня… Писал, перечеркивал, комкал бумагу… Объяснить человеку, почему он должен оставить свое развлечение, не раскрывая причин, оказалось очень непросто. В самом деле, как я мог убедить Придда закончить проказы графа Медузы и даже не думать прикасаться к штанам Арамоны, не рассказав о причине моей просьбы? А если бы и рассказал, вряд ли заносчивый Спрут поверил, скорее, поднял бы меня на смех и только. Выход, однако, нашелся. И я, воодушевленный своей идеей, принялся за сочинение анонимного письма. Промучившись несколько часов кряду, я все же сумел написать нечто приличное. Выглядело мое послание так: «Дорогой граф, я доподлинно знаю, что именно вы скрываетесь под личиной графа Медузы, и сообщаю вам, что имею твердое намерение вас разоблачить в том случае, если вы не оставите свое баловство. В подтверждение своих слов, могу сказать, что мне, кроме вашей личности, так же известно, какой фурор произвело на весь военный цвет Талига, оружие, с которым капитан Свин явился ко двору. Шампур, граф — это бесподобно! Я перед вами склоняюсь и аплодирую. Однако прошу прекратить нападки на Арамону, так как это может серьезно повредить другим людям. Рассчитываю на ваше благородство, Валентин, в коем я ни на минуту не сомневаюсь. С уважением, аноним». Перечитав послание и убедившись, что вышло вполне приемлемо, я, уничтожив черновики, на следующий день сунул письмо под дверь комнаты унара Придда и с интересом стал ожидать, как Спрут на письмо отреагирует. К моему удивлению, он сделал это быстро. На следующую ночь, после написания письма, я проснулся от того, что на меня в темноте навалилось что-то тяжелое. Первое, что я ощутил в тот момент — был ужас. Хотелось кричать, я и кричал, но совершенно беззвучно, так как голоса по-прежнему не было. Кроме того, я начал брыкаться и, с силой двинув коленом по навалившейся на меня туше, услышал сердитый вскрик. — Как ты узнал, что это я? — зашипело сверху голосом Валентина. Хм… страх сразу ушел, уступая место сначала удивлению, а потом злорадству: "Ага, так я тебе уже все и сказал. Я немой, помнишь? Дубина спрутообразная!" Придд, удерживая мои руки, тихо сопел в кромешной темноте, чего-то ожидая. Я выгнулся и ударил его головой в склоненное надо мной лицо. Еще один вскрик, более громкий и болезненный, чем первый, и руки оказались на свободе. Я дернулся, пользуясь замешательством своего ночного гостя, и скинул его с себя. А потом, поднявшись, зажег свечу. Когда слабое мерцание желтого огонька немного разогнало тьму, я увидел, наконец, сидящего на моей постели Валентина, зажимающего кровоточащий нос рукой. Очень хотелось на него заорать, схватить за шкирку и выкинуть за дверь. Но орать я не мог, увы, а выкидывать однокорытника неразобравшись, было рискованно. День Подвешенных К Потолку Панталон неумолимо приближался. Впрочем, если удавить Придда прямо сейчас, то опасаться было в общем-то нечего. А еще во мне проснулось любопытство. Как ему удалось так быстро меня вычислить? Подойдя к столу, я взял лист бумаги и написал: «Сначала ответь ты. Как ты узнал, что письмо написал я?» Вернувшись к Валентину, я протянул ему свою записку. Тот пробежался по ней глазами и, легко пожав плечами, усмехнулся, но потом все же ответил: — Я сличил почерк в письме с твоей работой, которую ты сегодня сдал господину Шабли. Попадание один в один. Кроме того, в Загоне Ричард Окделл единственный, кого Арамона почтет за счастье уличить в проказах Сузы-Музы и со свистом отправить домой. Умно и изящно просто. Я усмехнулся и сел рядом с Приддом, протягивая ему ветошь, которая, по мнению служителей Лаик, годилась для того, чтобы заменить унарам полотенце. Тот кивнул и прижил ткань к кровоточащему носу. — Итак, Окделл, — Спрут покосился на меня, — откровенность за откровенность. Как ты меня вычислил? Я снова взял бумагу и накорябал первое, что пришло на ум: «Мне камни рассказали, из которых сложены стены». Прочитав ответ, Валентин удивленно приподнял брови. — Камни? Я кивнул, понимая, что в этот момент я ставлю на себя клеймо психа. Но все же это был проще и лучше, чем рассказывать про Лабиринт, Лита и второй шанс. — Ты смеешься? — Придд насупился. Я качнул головой и снова взялся за перо, отвечая чистую правду: «Я Повелитель Скал, забыл? Камни часто говорят со мной, они и рассказали. Возможно, когда ты станешь Повелителем Волн, ты поймешь, о чем я говорю». По выражению на лице Валентина можно было понять, что он мне сочувствует — лишиться разума в столь молодом возрасте… Впрочем, мне было все равно что он подумает. К тому же, я знал его тайну, а это гарантировало его молчание о моих откровениях. Какое-то время мы сидели в тишине. Но недолго. Спрут качнул головой и произнес уже спокойно и бесстрастно, возвращаясь в свое привычное амплуа: — Что ж, герцог, как бы то ни было, и откуда бы вам не стало известно о личности графа Медузы, я обещаю, что нападки на Свина прекратятся, раз уж вы так сильно опасаетесь за свою зад… кх… персону. Это было чистой воды хамство. Случись нечто подобное в прошлой моей жизни, Спрут уже получил бы вызов на дуэль, сейчас же… По сравнению со спасением Паоло, подозрения Валентина в том, что я опасаюсь за свое благополучие были ничтожны. Потому я просто кивнул и, обернувшись к нему так, чтобы он видел мое лицо, беззвучно произнес: «Спасибо». Придд долго и внимательно меня разглядывал, а потом поднялся и совершенно неожиданно извинился за свое ночное вторжение. — Ты же понимаешь, что это была шутка? — сказал он, протягивая мне руку. — Я совсем не хотел, чтобы этот мерзавец срывал на тебе зло. Я принял его руку и, улыбаясь, пожал ее, а потом взял свой лист и написал: «Я тебя не виню. Шутка была отличной. А задумка со штанами вообще просто блеск! Но, помимо меня, могут серьезно пострадать и другие. Я не могу рассказать тебе о том, откуда уверенность. Просто поверь». Прочитав, Валентин удивленно замер, а потом воскликнул: — Откуда тебе известно про штаны?! Я усмехнулся и покачал головой, давая понять Сузе-Музе, что не намерен раскрывать свои секреты. — Вам удалось меня удивить дважды за один день, герцог, — сдержанно и серьезно сказал Придд, — не думал, что такое возможно. А потому — предлагаю тебе свою дружбу, Ричард. Невероятно! Я стоял и не мог поверить, что слышу это от Придда. Он что, правда на такое способен? Как-то это совершенно не вязалось у меня с тем образом Спрута, который сложился в прошлом. Валентин спокойно ожидал моего ответа. Я задумался и, не зная, как его убедительнее заверить в своем согласии, просто приложил руку к груди. Тот молча кивнул и вдруг улыбнулся. А я, не веря своим глазам (Придд умеет улыбаться?! Кому сказать — так не поверят же!), подумал о том, что теперь мы квиты. Ему тоже удалось меня удивить два раза за один день.