За грехи мои тяжкие

В свою комнату я вернулся так же, как и покинул ее — цепляясь за лозу и неуклюже заползая вверх по стене. Проделав это, я не позволил себе обернуться и кинуть взгляд на улицу, примыкающую к дому эра, несмотря на то, что очень хотелось. Лишь один раз посмотреть, чтобы узнать, уехал ли Алва или до сих пор стоит в конце улицы — там, где я нехотя спрыгнул с Моро и, коротко простившись, едва ли не бегом бросился к дому коменданта. Посмотреть, чтобы знать, смотрит ли Ворон мне вслед, провожает ли внимательным взглядом? Нет, не обернулся… Добрался до окна, почти уткнувшись носом в шершавую стену, оставляя себе возможность лелеять эту надежду, хотя здравый смысл над подобными мыслями язвительно и зло потешался: «Ричард, ты совсем дурак?» Даже перевалившись через подоконник своей комнаты и рухнув, что пыльный мешок, на пол, я не стал подниматься, чтобы взглянуть туда, где эра Рокэ, скорее всего, уже не было. Просто лежал, раскинув руки в стороны и невидяще уставившись в безликий потолок, по которому уже весело скользили солнечные лучи, думал о том, что со мной приключилось. И нет, эти мысли были совершенно не о несостоявшейся дуэли, и не о том, что Валентин остался жив и этому я обязан был радоваться… Я же, улыбаясь глупейшим образом, вспоминал о тех восхитительных минутах, что мне довелось пережить, когда мы с бывшим эром ехали от Нохи. Думал о сводящей с ума близости Алвы, за которого приходилось держаться, дабы не слететь с галопировавшего Моро, о том, как сладко и, привычно, но почти забыто пахла разметавшаяся по спине маршала черная грива его волос, и о том, за какими кошками я так сильно усложнил себе и без того непростую жизнь. Все это было очень похоже на… Нет! Я дернулся и, закусив губу, запретил себе мечтать о том, что было совершенно невозможно. Эти неожиданные мысли, чувства, сгущавшееся в паху дикое желание… Стоило мне только вспомнить, как мои руки обнимали стройный стан Алвы, как по телу прокатывалась горячая лишающая воли волна — подобное не имело права на существование. Эр Рокэ был удивительно добр ко мне, я же в свою очередь… Стыдно-то как! А потому, полежав и поразмыслив подобным образом, я пришел к выводу, что это, пожалуй, хорошо, что я не имею реальной возможности сию же минуту очертя голову согласиться на неожиданное и такое желанное предложение эра Рокэ стать его порученцем. Три года рядом с Килеаном — это… хорошо. Иначе как бы мне удалось скрыть свой немыслимый порыв и не выдать маршалу обнаруженную вдруг невозможную страсть? Даже то, как я накануне пялился на его губы во время разговора за статуей Оллара, уже было преступным, вот только тогда я еще не понимал всей глубины своей испорченности. Теперь же, осознав эту проблему, я медленно, но верно приходил в ужас. Великий Лит, за что? Да, знаю, грешен изрядно, но подобное слишком даже для меня. И что мне теперь со всем этим делать? Подумать только, я снова, словно шестнадцатилетний сопляк, влюбился, да так, что почти позабыл о том, зачем вернулся в мир живых. Плохо-то как. Я со стоном поднялся с пола и, скинув плащ, а за ним и сапоги, не раздеваясь более, упал на нетронутую с прошлой ночи кровать. Осознание своего влечения к Алве, нервное напряжение из-за дуэли, страх за Придда, проведенная без сна ночь… Я закрыл глаза, усилием воли притормозил поток беспокойных и шальных мыслей и медленно стал погружаться в спасительную темень сна. Все завтра… Я обязательно подумаю обо всем этом завтра, а пока — просто спать. Основательно уснуть я не успел. В дверь резко постучали, и один из слуг Килеана бесцветно сообщил, что господин комендант ожидает своего оруженосца к завтраку. Закатный Альдо! Спать хотелось ужасно, до пронзительной дрожи в ослабших руках. Начинались вторые сутки, проведенные мною без сна. За завтраком я откровенно клевал носом, наплевав на косые и раздраженные взгляды своего эра, который, в отличие от меня, выглядел тошнотворно отдохнувшим и свежим. Ну ещё бы: комендант спокойно продрых всю ночь. Это же не ему пришлось волноваться о спасении друга и тайно сбегать из дома, чтобы попытаться предотвратить вероломное убийство. Я, уткнувшись в тарелку с овсяной кашей и ковырнув ее ложкой, едва подавил злую ухмылку. Такие, как эр Людвиг, не имеют настоящих друзей, у них есть только знакомые или приятели, от которых в любой момент можно отвернуться, не протягивая руку помощи. Мой эр не отягощал себя привязанностями. Насколько мне было известно, единственный человек, рядом с которым мечтал оказаться Килеан и к кому был неравнодушен — прелестная Марианна. Так об этой розе можете даже не мечтать, эр комендант! В отличие от вас, господин Первый маршал своих друзей в беде не бросает, а баронесса была Ворону другом, это точно. Вспомнился тот вечер у Марианны, когда эр Рокэ насмешливо и легко отыграл мое фамильное кольцо, которое я, надорский увалень, продул Колиньяру, и Баловника тоже, идиот… Сейчас Эстебан был уже на половине дороги в южную ставку, и это означало, что совершить прошлую глупость у меня нет ни малейшего шанса. Кто знает, может, Валме тоже образумится и не станет играть с комендантом на свою любовницу? Хотелось бы на это надеяться. Марианна была мне от всей души симпатична, и видеть ее в объятиях Килеана я совершенно не хотел. Эти подернутые туманом усталости размышления о прошлом и о том, как все может сложиться для нас всех, включая баронессу, в будущем, были прерваны появившимся на пороге слугой, который, извинившись, передал мне письмо от Реджинальда. Кузен хотел знать, могу ли я сегодня вечером составить ему компанию и сходить с ним и парой его друзей в трактир «Золотая шпора»? Я застонал бы в голос, если бы этот самый голос имел. Вот только этого мне сейчас и не хватало. Заметив мой несчастный взгляд, эр Людвиг, вопреки обычному равнодушию и основам этикета, что само по себе было уже удивительно, поднялся со своего места и заглянул в мое письмо. — Это от вашего кузена, Ричард? — довольно манерно поинтересовался мой эр, прищурясь и вглядываясь в ровные строчки письма Наля. Я кивнул, мысленно отправляя их обоих к кошкам. Какой трактир?! Да я после бессонной ночи едва на ногах держусь. У меня было одно желание — спать, и много. Петушиные бои — это последнее, что могло меня сейчас в этой жизни заинтересовать. — Насколько мне известно, господин Ларак очень достойный молодой человек, — Килеан вернулся на свое место и после минутного размышления весьма великодушно добавил:  — Думаю, что ради такого случая я вполне могу сегодня вечером обойтись без вас, Ричард, прогулка с кузеном определенно пойдет вам на пользу. Закатный Альдо! Я склонил голову, пряча глаза, в которых наверняка без труда можно было прочитать ярость. Только этого мне не хватало! Мало того, что весь день предстояло мотаться по поручениям проклятого эра, так еще и вечером, вместо того, чтобы пораньше лечь спать, придется идти с Налем любоваться на глупых петухов. — Вот и отлично, — холодно улыбнулся комендант, — никто не сможет сказать, что комендант Олларии невнимателен к своему оруженосцу или слишком сильно его загонял. Вечером вы свободны, Ричард, а сейчас я попрошу вас отвезти несколько писем по указанным адресам, а после поезжайте к капитану королевской стражи и передайте ему от меня пакет. Я трясущимися руками подхватил стоящую рядом со мной чашку с шадди и залпом опрокинул его в себя, не обращая внимания на обжигающую горечь, забыв положить в него положенные две ложки сахара и плеснуть в кошкин напиток сливок. О Великий Лит, помоги мне пережить этот день…