За грехи мои тяжкие

Время шло, я с удивлением обнаружил, что с момента появления у меня голоса ничего существенно не изменилось, во всяком случае, на первый взгляд. Возможно, это происходило потому, что, уходя от эра Рокэ в тот самый день, уже на пороге его дома я получил весьма ценный совет: «Ричард, полагаю, жить тебе будет гораздо проще, если о твоем вернувшемся голосе пока никто не узнает». Уж не знаю, с каких пор я стал так послушен, но совету я последовал, изо всех сил стараясь не проговориться. Это было непросто, особенно если учесть тот факт, что, будучи безголосым, я привык совершенно безнаказанно огрызаться на замечания моего эра и молчаливо язвить. Килеан, как и ожидалось, после «случившегося в доме капитана Савиньяка конфуза» стал приглядывать за мной более внимательно, и не могу сказать, что меня это слишком радовало. Ощущать равнодушный рыбий взгляд, который оценивающе скользил по мне всякий раз, когда я приближался к своему эру, было чудовищно неприятно. Так же, как слушать его бесцветные замечания. Зато эр стал более умерен в возлагаемых на меня поручениях. Впрочем, это щедро компенсировалось возросшим количеством светских мероприятий, на которые мне пришлось его сопровождать. Складывалось ощущение, что комендант повсюду таскал меня за собой, дабы унять злые языки, которые с легкой подачи капитана королевской стражи болтали о том, что господин Килеан довел наследника Окделлов до обморочного состояния. Случись подобное раньше, я кидался бы на каждого, кто болтает обо мне такие вещи, и вызывал бы сплетников на дуэль пачками, сейчас же лишь насмешливо ухмылялся, видя, как подобные толки бесят моего эра. За эту роскошь приходилось платить, таскаясь за комендантом по балам и приемам. Благо эр Людвиг не настаивал на моем постоянном присутствии подле его персоны, и после торжественного объявления о нашем приезде я мог быть предоставлен самому себе, но… Как нетрудно догадаться, в места, в которые приглашали моего эра, человек, которого мне очень хотелось видеть, — не ходил. Я знал, что искать Ворона на семейном торжестве Ариго совершенно бессмысленно, знал, что в особняке Рокслеев герцог Алва тоже не появится, и все же неизменно шарил глазами по пестрым залам в надежде наткнуться на черно-синюю тень. С того самого дня, когда ко мне вернулся голос, эра Рокэ я больше не видел. И несмотря на все протесты моего разума, это заставляло меня тосковать. Зато у Рокслеев я мог видеться с Валентином. Рекомендация эра Рокэ насчет демонстрации моих голосовых способностей на друзей, конечно, не распространялась, а потому иногда я мог наслаждаться неспешной беседой с Приддом — разумеется, тайной! — прогуливаясь по безлюдным дорожкам вечернего парка или уединившись с ним в комнате. Спрут был за меня рад почти так же сильно, как герцог Алва. Иногда случались приемы во дворце. Однако даже там мне не удавалось столкнуться с маршалом. И подобное положение было настолько тошным, что я начал подумывать о том, чтобы воспользоваться любезным предложением Алвы и навестить его самому. Вот только повода для подобного визита я подыскать не мог. А ехать без повода было страшно: я неожиданно понял, что мое влечение к монсеньору постепенно начинает выходить из-под контроля. Он начал мне сниться: обрывки образов; блестящие в дрожащем свете свечей синие глаза; теплое дыхание на щеке; легчайшее касание сухих горячих губ к ключицам; скользящие, ласкающие узкие ладони на пояснице и невообразимый жар в паху… Просыпался я после таких видений неизменно возбужденный и с постыдным желанием довести себя до края. С ним я не боролся, напротив, давал волю своей весьма скудной фантазии и представлял чужие украшенные серебряными кольцами пальцы на своем клинке. Так сладко… Так горько. Я понимал, что ловить мне нечего. Эр Рокэ если и почувствует мою жажду, никогда не допустит даже намека на взаимность. Даром кансилльер и королева клеймили Алву первым развратником и бесчестным человеком Золотых земель — маршал таким не был. И все же желание видеть его и просто побыть рядом доводило меня до исступления. Я злился. Я удивлялся себе. Я чувствовал себя глупым мальчишкой. Подобного я прежде не испытывал, даже к Катарине. И в тот момент, когда я уже дошел до предела своей выдержки, случилось нечто весьма примечательное — мой эр собрался провести вечер в гостях у очаровательной баронессы Капуль-Гизайль. Я не сразу сообразил, что это за прием, оно и понятно: для меня с тех пор прошло довольно много времени, а когда понял — сердце мое едва не выскочило из груди. По всему выходило, что это был тот самый вечер, когда виконт Валме проиграл свою любовницу в карты… Впрочем, мне-то что до того? Получалось, что данное мероприятие меня коснуться не должно. Помнится, эр Рокэ в тот день собирался вечером во дворец, а разозленный проигрышем комендант зло и высокомерно заявил Ворону: «В такие места я своего оруженосца не беру». Это было сказано об Эстебане, но с чего сейчас эру Людвигу менять свои взгляды? А потому мне оставалось лишь переживать за прелестную Марианну и надеяться, что в этот раз для баронессы все сложится благополучно. Подумать только, а ведь когда-то я ходил к Марианне с намерением просить ее о снисхождении к чувствам коменданта, вот ведь идиот… Но каково же было мое удивление, когда эр Людвиг, увидев меня, удивленно приподнял брови и изволил осведомиться, отчего я еще не собран. Оказалось, что я тоже еду к Капуль-Гизайлям. Слегка потрясенный подобным поворотом, я едва не позабыл о том, что для своего эра остаюсь нем как рыба. Переступив порог дома прекрасной баронессы, я, не отходя от коменданта, легонько кивнул сочувствующе улыбающейся мне хозяйке. Интересно, Марианна догадывалась о моем отношении к эру Людвигу, или оно было написано у меня на лице? Вечер был в самом разгаре, и мой эр, привычно отпустив меня, отправился за игральный стол, где вовсю уже кипела игра. Виконт Валме был сегодня в ударе. Судя по сияющему лицу Марселя, можно было предположить, что весь вечер он был на коне. Я не последовал за своим эром, а подхватил с подноса проходившего мимо слуги бокал со «Слезами» и пристроился в свободном кресле в уголке большого зала, придерживаясь принятой ранее линии поведения и изображая из себя скромного надорского провинциала. Помилуйте, какие карты?! Матушка почитает это страшным грехом! Устроившись поуютнее, я кинул взгляд на перстень отца. В этой жизни я почти с легкостью избежал прошлого позора, но почему-то сейчас это меня совсем не радовало. Вспомнилось, как, выезжая со двора этим самым вечером, эр Рокэ насмешливо отчитал меня и велел надеть на палец один из его перстней, а потом играючи проигнорировав ожидавших его во дворце важных персон, повез меня к Марианне, дабы показать, как нелепо выглядит человек, теряющий над собой контроль. Как я тогда злился… Как сейчас я себе прошлому завидовал! Не отводя глаз от черного караса, украшавшего мой палец, я подумал о том, что тот урок я, похоже, так и не усвоил. Да, я вряд ли стал бы теперь играть, интереса в этом для меня не было, но как быть с другим? Я совершенно не мог совладать с иными своими желаниями. Глоток вина показался мне совершенно пресным. Я, тяжело вздохнув, перевел взгляд на устроившегося за игровым столом Килеана. Партия началась. Валме ехидно подначивал коменданта: похоже, виконт действительно уверовал в свою удачу. Прелестную Марианну оставалось только пожалеть. Рядом со мной остановился Валентин и, не меняя равнодушно-прохладного выражения лица, произнес: — Добрый вечер, герцог. Рад вас видеть, — прозвучало церемонно и довольно громко, а потом шепотом добавил. — А вот некоторых я был бы рад не видеть совсем. Валентин приподнял уголки губ в мимолетной улыбке и кивнул на своего эра, который, заинтересовавшись начинающейся игрой, пристроился позади эра Людвига. Я отсалютовал ему бокалом, давая понять, что искренне разделяю его чувства. Впрочем, пообщаться с Валентином толком не удалось: господин Рокслей очень скоро отыскал глазами своего оруженосца и поманил к себе. Оставшись в одиночестве и не желая приближаться к игральному столу, я позволил себе расслабиться и, потягивая «Слезы», предавался воспоминаниям об этом вечере, уже пережитом мною однажды. Марианна была в том же самом платье. Она еще не осознавала грозящей ей беды и улыбалась гостям душевно и открыто, иногда подходя к игрокам и наблюдая за игрой. Думать о том, что будет, если Марсель проиграется, а эр Рокэ не узнает о случившемся, было неприятно. Думать о том, как когда-то очень давно эр Рокэ легко доводил эра Людвига до белого каления лишь насмешливым взглядом, лишь одним движением точеной брови, было до одури приятно и безумно грустно…. Снова попав в гостеприимный дом баронессы, я отчетливо вспомнил нарочито ленивые движения эра Рокэ и его это вечное: «Ричард, принесите вина. И себе тоже». Перед глазами всплывали сцены того вечера. Он играл лишь для того, чтобы преподать своему юноше наглядный урок, а я стоял, желая провалиться на месте, и не ценил этого, от всей души переживая за коменданта, такого Честного и благородного, которого невозможный Ворон так откровенно унижал. Вино, которое я прихлебывал, начинало горчить… Спустя какое-то время я понял, что все идет так, как должно было. Удача, словно трактирная девка, которую поманил более состоятельный клиент, отвернулась от самонадеянного виконта, и тот начал спускать все, до чего мог дотянуться. Я невольно напрягся и стал наблюдать за игрой. Марсель держал лицо, продолжал улыбаться и шутить, но… Не прошло и пары часов, как свершилось то, чего я боялся — Валме поставил на кон любовницу. Марианна побледнела. Марсель уже не скрывал злой одержимости, а я прихватил новый бокал с вином, сдерживая появившейся порыв подойти ближе, так как обзор мне стали закрывать столпившиеся вокруг стола люди — кто пораженный, кто обрадованный подобной ставкой сорвавшегося с цепи виконта. И чем бы все это закончилось, не мог предположить даже я, единственный из всех находившихся здесь людей, кто уже проживал этот день, если бы двери не распахнулись, и на пороге не появился герцог Алва. Я вздохнул, шумно выпуская из легких воздух. Эр Рокэ, улыбаясь вспорхнувшей ему навстречу хозяйке и лишь скользнув по мне взглядом, неспешно направился к игровому столу. Теперь усидеть на месте было практически невозможно, но я старался из последних сил, запивая жажду ворваться в самую гущу событий третьим по счету бокалом вина. Все повторяло тот, другой вечер с единственной разницей — сейчас мотивы герцога Алвы были неясны даже мне. В прошлый раз я понял их, как только эр Рокэ потребовал у коменданта мой перстень и Баловника. Пусть несколько запоздало, но я все же вник в происходящее в отличие от прочих непосвященных в наши дела господ. А теперь? Возможно, сейчас Вороном двигало желание избавить прелестную куртизанку от столь печальной участи. Да, наверное, так и было. Хотя, признаться, я до сих пор не был уверен, что на людей можно играть. Они схлестнулись, и мне показалось, что ожило прошлое. Все повторялось. Не было лишь насмешливых замечаний эра Рокэ в мою сторону. Да, и еще я наблюдал эту баталию издалека, несмотря на все свое желание подойти поближе. Килеан был зол. Алва насмешлив и обманчиво пьян. Марианна, на бледном лице которой ярко алели подведенные помадой губы и взволнованно блестели глаза, казалось, готова была потерять сознание, подобно лгунье Катарине. Все это я уже видел. Час, другой… Игра продолжалась. Шелестели карты, позвякивали винные бокалы, взволнованно вздыхали зрители. Вот маршал отыграл баронессу, вот Килеан ощетинившись, поставил на кон фамильный перстень… По моей спине побежал холодок отвращения и стыда. Вот перстень лежит на столе перед Алвой. Но, похоже, игра еще не закончена, как это случилось в прошлый раз. За столом говорили тихо, и мне с моего места не слышно, что эр Рокэ с кошачьей усмешкой на губах предложил эру Килеану поставить на кон. Тот возмущенно закричал, громко и неприятно: — Да как вы смеете?! Я чуть не подавился воздухом — настолько нелепо прозвучала прежде любимая и такая незыблемая фраза со стороны. Да чтоб еще хоть раз… — Вы не были так возмущены, господин комендант, когда принимали ставку виконта Валме, — громко и твердо паририровал Алва, — так что я не вижу ничего ужасного в моей. Думайте, Килеан, в противном случае я завтра же утром преподнесу ваш перстень в подарок Его Высокопреосвященству. — Будьте вы прокляты! — прохрипел комендант. — Я согласен. — Я проклят давно, — усмехнулся Алва, поправляя кружевные манжеты, — одним проклятием больше, одним меньше… Итак, приступим. Что происходило, я так и не понял. Мало того, пытаясь издалека вникнуть в происходящее, я не сразу понял, почему оставшиеся под утро в зале люди бросают на меня такие странные взгляды. Сейчас меня волновало лишь одно — до одури хотелось, чтобы эр Рокэ разделал эра Людвига под орех. Но когда партия была закончена, и покрасневший от ярости Килеан стал обвинять маршала в шулерстве, на сторону Рокэ тут же встало несколько человек, внимательно следивших за ходом игры. В их числе был и Марсель, который напомнил коменданту, что колоду вскрывал он сам. После этого тому ничего не осталось, кроме как признаться в окончательном поражении. Столпившийся вокруг стола народ загомонил. А мой эр медленно поднялся и нехотя поманил меня к себе. Когда я подошел к игрокам, эр Рокэ, холодно улыбаясь своему разбитому в пух и прах сопернику, произнес: — Ну вот, ваш оруженосец здесь. Простите, Килеан, ваш бывший оруженосец. И теперь дело за малым. — Это невозможно…. — эр Людвиг не смотрел в мою сторону. Казалось, он желал испепелить Алву взглядом. — Вы же понимаете? — Я понимаю, что вы поставили мальчика на кон и проиграли, — с угрозой в голосе возразил маршал, — я намерен забрать свой выигрыш. У меня есть свидетели, так что прошу вас — не задерживайте ни себя, ни меня, ни засыпающего на ходу юношу, который больше не является вашим оруженосцем. Наблюдая эту сцену, я не мог поверить в то, что все это происходит на самом деле. Эр Рокэ меня выиграл? В самый раз было бы оскорбиться. Отчего же я так счастлив? О Великий Лит, надеюсь, по моему лицу этого не заметно. — Ну же, Килеан… Если вы откажетесь от своего слова, я вынужден буду вызвать вас на дуэль. Вам решать… Эр Людвиг негнущимися руками вынул шпагу. На какой-то миг мне показалось, что он собирается броситься на эра Рокэ. Я даже невольно шагнул в сторону Алвы, прикрывая Ворона своим плечом. Глупо, конечно: разве Первый маршал Талига нуждается в подобной защите? И все же… Однако случилось совершенно не это. Комендант коснулся моего плеча кончиком своей шпаги и едва слышно произнес: — Ричард, герцог Окделл, я освобождаю вас от клятвы оруженосца. Можете считать, что ваша служба у меня закончена. Я молчал, стараясь не улыбнуться, не дышать и не показать своего отношения к происходящему. Наверное, моя служба оруженосца была самой короткой в истории государства Талигского. Но разве это имело сейчас какое-нибудь значение? Не для меня, это точно! На Алву я не смотрел. Сейчас это было совершенно невозможно. Но маршала, похоже, подобное пренебрежение ничуть не смущало. — Благодарю вас, господин комендант, — насмешливо произнес эр Рокэ, — засим, можно полагать нас в расчете. Идемте, юноша, завтра я пошлю человека за вашими вещами к вашему бывшему эру. Отныне вы свободны от присяги оруженосца, но этой свободой нужно грамотно распорядиться. В какой-то мере я несу теперь за вас ответственность, так что жить будете в моем доме, а чем вас занять — придумаем чуть позже.