За грехи мои тяжкие

Направляясь в аббатство, я подозревал, что совершаю ошибку, но не пойти туда просто не мог. Эр Рокэ согласился с моим решением непросто, но поняв, что уговорить меня его изменить он не сможет, хмуро уступил, бормоча под нос что-то вроде «глупый мальчишка!». Алва откровенно злился, так, что это было заметно даже мне, при том, что наблюдательность моя обычно оставляет желать лучшего. И это… Это рождало внутри меня какое-то буйное чувство радости. Злится — значит, волнуется за меня. Я млел от осознания этого, едва сдерживал счастливую улыбку, несмотря на то, что повод для волнения у моего маршала имелся довольно веский. Как я уже успел убедиться, милая Катари на деле оказалась ещё большей лгуньей и дрянью, чем я предполагал ранее. Дикая история с моим отцом и интригой, которую устроила королева, не выходила у меня из головы. И именно это подталкивало меня к опасной встрече. Я хорошо помнил, что перстень с алым камнем, вложенный в мои руки Штанцлером, был вещью Ариго. Эр Рокэ волновался обо мне — я же боялся за него. О себе я думал в последнюю очередь. После того, как я однажды переступил черту смерти, побывал в Лабиринте, после тяжёлого лилового взгляда голодной твари меня не так-то просто напугать. Только опасностью, которая может угрожать любимому человеку. А еще я хорошо знал, что герцог Алва был важен не только мне — он нужен Талигу. Собираясь на встречу в аббатство, я думал в первую очередь о том, что подобным образом смогу узнать, если Честные Ызарги затеяли что-то против моего монсеньора. Надежда была невелика, но попытаться стоило. Тем более, что рассчитывать на доверие Штанцлера с некоторых пор не приходилось. Потому я, с трудом игнорируя тяжелый взгляд эра Рокэ, пешком покинул особняк и отправился на очередную встречу с королевой. Она ожидала меня. Там же, где и всегда. Маленькая, хрупкая, притворно-беззащитная тварь. Бледное личико, встревоженное и серьезное, повернулось в мою сторону. Нежные губы тронула легкая, полная печали улыбка. Голова ее чуть качнулась, и из-под накидки выбился пепельный завитой локон. — Ричард… Я подошел и, опустившись на колено, прижался губами к прохладной коже маленькой ручки, на которой не было перчатки. — Как хорошо что ты пришел, мальчик мой… — выдохнула королева, дрожащим голосом и, ухватив меня за руку, заставила присесть рядом с ней на каменную скамью. Вышло это очень интимно, так что я испытал некоторое подобие неловкости, смешанной с брезгливостью. Она, накрыв мою руку своей ладошкой, тихо продолжала:  — Меня так тревожит то, что с тобой происходит… Все эти ужасные слухи! Я вскинул на нее глаза, заранее зная чуть ли не дословно, то, что она собирается мне сказать. Я не ошибся. Ни капли. Катарина с придыханием и страстью, уговаривала меня не связываться с Вороном, в который раз рассказывая о том, какой ужасный человек герцог Алва. Старо, Ваше Величество! Все это я уже слышал от нашего общего друга, господина кансилльера, и не один раз. Спасибо. Сыт. — Уходи от него, Ричард, — она придвинулась так близко, что я почувствовал на своем лице ее дыхание. Закатный Альдо! Подобной атаки я даже предположить не мог, праведная Катарина решила играть по-крупному. Я проглотил появившийся в горле ком, рвано вздохнул и покачал головой. Ее ресницы дрогнули, и она чуть прикрыла глаза. — Я понимаю, ты, должно быть, его боишься… — Катари легонько сжала мои пальцы, — бедный мой мальчик. Я обещаю… мы с эром Августом окажем тебе помощь и защитим тебя от него. Но ты должен нам помочь, Ричард. Я напрягся. Ее рука оставила мои пальцы и, скользнув под плащ, легла на бедро, поглаживая и лаская его. Более однозначного намека на то, что происходит, мне не требовалось. Я, отшатнувшись от нее, вскочил, не сдерживая своего истинного отношения к подобным действиям в целом и к Ее Королевскому Величеству в частности. Думаю, в этот момент на моем лице отразилась гадливость и презрение. Прекрасное личико Катарины в один миг потеряло свое очарование, и его исказила ярость, но королева очень быстро взяла себя в руки и через секунду я вполне мог решить, что та вспышка лишь померещилась мне. Теперь она смотрела с горечью. — О, Ричард… Похоже, мы опоздали и ты уже попал в сети, расставленные этим ужасным человеком! Я мог бы поклясться, что на ее глазах проступили слезы отчаяния. Потрясающее лицемерие! Сама-то она, насколько я знал, не считала для себя зазорным пользоваться прекрасным телом этого «ужасного человека». Шлюха! — Он все-таки совершил это, — прошептала Оллар-Ариго сквозь слезы. — Он развратил тебя, соблазнил и осквернил тело, уничтожая чистую душу… Создатель, какой ужас! Я едва сдерживался, чтобы не открыть рот и не сказать ей все то, что думаю о столь неподобающем поведении Первой эреа страны. Она заламывала руки и продолжала оплакивать мою в этой реальности все еще никем не тронутую (вот ведь ирония!) невинность. А потом, заметив, что я реагирую на эту истерику вовсе не так, как должно, резко остановилась, и совершенно другим тоном, спокойным и холодным, произнесла: — Прости, Дик, но я делаю это для твоего же блага. Не успел я сообразить, что же происходит, как Катарина вскочила, сорвала с себя плащ, резко рванула платье, так, что послышался треск разрываемой ткани и обнажилось бледное, хрупкое плечо. Она вынула из волос шпильку, и хитроумная прическа, в один миг потеряла привычный сложный и строгий вид. Что происходит? Я замер и, снова лишившись дара речи, наблюдал за сошедшей с ума женщиной. Катари поймала мой потрясенный взгляд и зло усмехнулась, а после что было силы закричала: — Охрана! Скорее сюда, помогите!