За грехи мои тяжкие

Обратно домой я ехал в карете Дорака. Нам подали её прямо к ступенькам главного здания тюрьмы, и кардинал, вместе со своим молодым послушником, не привлекая постороннего внимания покинул Багерлее. Мы сидели друг напротив друга, и почти не разговаривали. О чем думал кардинал мне было неизвестно, взор его был спокоен, длинные суховатые пальцы, украшенные алмазными перстнями, неспешно перебирали гранатовые четки. Живое воплощение умиротворения и смирения. Но все же я ощущал идущую от него тревогу. Похоже, маршал не смог его убедить в правильности того, что творит. Оно и понятно, в отличие от меня Сильвестр не беспечный мальчишка, которому можно легко заговорить зубы, пообещав небо в сапфирах. Но даже осознавая это, признаться, я успокоился. Уже то, что мне удалось увидеть Рокэ, поговорить с ним, коснуться — приглушило мои страхи и даже больше того… Произошедший между нами разговор рождал в душе совершенно неуместные сейчас радужные разводы и заставлял в моём животе то и дело вспархивать рой пестрых бабочек. Ну в самом деле, как глупая влюбленная девица. Успокойся, Окделл! Хотелось злиться на себя за легкомысленность, с которой я позволил страхам оставить меня, за неуместные сейчас мысли о его теплом дыхании на моих пальцах, за то, что так легко поверил в то, что ему ничего не угрожает… Впрочем, то, что эр Рокэ засел в Багерлее по собственному желанию, было очень в его духе и заставляло меня украдкой улыбаться, вспоминая штурм Барсовых врат — невзирая на сидящего рядом Сильвестра. Мой монсеньор не изменял себе, чтобы ни творилось вокруг, и это позволяло мне дышать свободнее. — Что он сказал вам, Ричард? — через какое-то время спросил-таки меня кардинал. — Только то, что остаётся там намеренно. О своих соображениях монсеньор меня в известность не поставил, просил только… — я осекся. Дорак смотрел внимательно и взгляд его был цепким, отчего у меня по спине пробежался рой ледяных мурашек. Слышал ли он нашу беседу? Вряд ли: говорили мы довольно тихо, и до соседней комнаты могли долететь лишь некоторые мои возгласы. — Что только? — Велел рассказать вам, как было дело, но запретил вносить эту информацию в анналы следствия, которому сам не пожелал ничего говорить. Монсеньор сказал, что останется там до тех пор, пока ему не будет знака свыше или страна не начнёт какую-нибудь войну, — я как можно равнодушнее пожал плечами, но разве это могло обмануть Дорака? — В таком случае, молодой человек, я готов выслушать ваш рассказ, — Сильвестр улыбнулся, но особого радушия я в нем не заметил. Что ж, его можно было понять. Что бы ни происходило, я для него до сих пор оставался темной лошадкой и выкидышем из мятежного надорского гнезда. Глубоко вздохнув, я начал свой рассказ, стараясь звучать логично и не сболтнуть лишнего. Я рассказал о письме Катарины, о том, что пренебрег предупреждением Рокэ и сунулся в расставленную для меня ловушку, не таясь пересказал нашу с Катариной беседу, не упустив того момента, как она пыталась соблазнить мою невинную, юную персону, после поведал, как монсеньор оттолкнул меня и занял моё место в кандалах. Рассказывал я все подробно, стараясь уверить Сильвестра, что ни я, ни эр Рокэ не прикасались к Ее Величеству. Он слушал внимательно, изредка кивая седой головой. Когда рассказ подошёл к концу, Дорак вздохнул и сказал: — Что ж, в том, что Рокэ не захотел даже упомянуть твоего имени, есть резон. Её Величество не часто сталкивается с отказами, — Сильвестр, неожиданно усмехнулся. — Катарина Оллар считает себя неотразимой во всех смыслах, и ваше сопротивление её влиянию она могла принять за личное оскорбление. А нет существа зловреднее, чем оскорблённая женщина. Стало быть, сын мой, опасных врагов у тебя прибавилось. Мда… Я удивленно уставился на него. Вот уж от кого, но от кардинала я не ожидал подобных речей. Так может, я для него уже больше не столь враждебный элемент? — Моя персона не столь ценна, как фигура Первого маршала, — ответил я, — вы должны обеспечить безопасность ему. Ее Королевское Величество в первую очередь ненавидит монсеньора. — Все вышло сложнее, нежели я предполагал, — вздохнул кардинал, снова берясь за четки, а потом вдруг кинул на меня насмешливый взгляд. — Мало мне одного Рокэ с его причудами и фокусами, так он решил завести себе товарища по играм… И кого? Создатель сохрани — Ричарда Окделла! Впрочем, история уже имеет подобный прецедент. — Простите? — Я моргнул, не понимая, о чем он толкует. Какой-такой прецедент? Алвы и Окделлы враждуют уже почти Круг! — Ну, если не брать в расчёт непонятной миру дружбы Рокэ Алвы с твоим отцом, были ещё двое — Ричард Горик и Рамиро Вешатель. — Ричард Горик? — я напрягся, вспоминая то, что знал об этом своём предке и чуть не охнул. Горика в семье не жаловали, считая Олларским лизоблюдом. Одним словом, этот человек не входил в ряды святых и заслуженных представителей моего древнего семейства, он и Окделлом-то не был. — Полагаю, ты почти ничего о нем не знаешь, — заметил кардинал мою растерянность. — Кроме того, что дома о Горике старались не вспоминать. — Оно и понятно… — Сильвестр улыбнулся, печально и как-то неожиданно мягко, я и не подозревал, что этот стальной человек так умеет. — Мой тебе совет, — продолжил он, — поищи в библиотеке Рокэ рукописные хроники семейства Алва, возможно, тебе удастся отыскать в них упоминание о Горике. — Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — кивнул я, замечая, что карета сбавила ход и снаружи послышалась кэналлийская речь. Мы добрались до особняка. Простившись с Сильвестром, я знал точно только одно: в ближайшее время мне скучать не придётся — меня ждали Ричард Горик, Рамиро Вешатель и их интригующая история.