За грехи мои тяжкие

С какой целью кардинал навел меня на мысль о старинных рукописях рода Алвы, я понял и оценил этот ход только после того, как поймал себя на том, что оторваться от семейной летописи Воронов, вернее ее малой части, я смог лишь глубокой ночью, почти на рассвете. Очень изящно и просто, Ваше Высокопреосвященство, браво! Одним ударом вы поразили сразу две цели — способствовали моему просвещению и уняли неуемную прежде жажду деятельности, оградив тем самым, подопечного своего подопечного от возможности попасть в неприятности. Изучение древней истории семейства Алва, мне, потомку Алана Святого позволило взглянуть на события круговой давности, когда Оллары сместили Раканов, с другой, с невозможной ранее стороны. И, сказать по совести, то, что я услышал, произвело на меня ошеломляющее впечатление, окончательно убедив в том, насколько губительна и фатальна может быть поспешность в выводах и нежелание разобраться в происходящем. Теперь мне стали понятны слова Лита, сказанные в Лабиринте в адрес Алана. Мой Святой предок наломал дров, да еще каких! Конечно, о таком не говорили, подобное не входило в семейные предания Окделлов, где было принято почитать убийцу Рамиро Предателя святым мучеником отдавшего жизнь за Честь и Истинного короля. Но… Закатный Альдо! Теперь я понимал откуда во мне что бралось. Говорю — услышал, так как то чистая правда. Получилось, что я не читал те рукописи, а… Великий Лит, описать то, каким образом я проник в древние секреты выше моих сил, но подозреваю, что без твоей помощи тут не обошлось. Как и следовало ожидать, личные записи герцогов Алва, велись на кэналлоа, более того, как выяснилось позже, текст рукописей был еще и зашифрован. Начал я свои исследования с рукописи Рамиро Первого, Предателя… Даже не зная языка, я без труда смог разобрать имя писавшего — Рамиро… Я искал воспоминания Вешателя, ибо именно о них говорил Сильвестр, но волею случая мне в руки попали записки Предателя. Мелкие аккуратные буквы, выведенные на пожелтевшем и даже на вид хрупком пергаменте рукой Рамиро, мне ни о чем не говорили. Прочесть ни один из свитков я оказался не в силах. Другие, более позднего периода написанные соберано Гонсало или соберано Алонсо выглядели очень похоже и были столь же нечитаемы. Вот ведь… Закусив губу, я долго перебирал старинные бумаги, понимая, что не смогу понять ни слова и уже собрался оставить это бесполезное занятие, чтобы поискать переведенные на талиг хроники тех времен, как в голову мне пришла, пусть неприятная, но все же дельная мысль. Нужно попросить о помощи, кого-то, кто в состоянии прочесть написанное на кэналлийском наречии. Колебался я недолго. Просить было неловко, но все же любопытство взяло верх над смущением, и я позвал единственного к кому можно было обратиться с подобной просьбой — Хуана. Заглянув в свиток, рэй Суавес, которого я никак не мог бы заподозрить в неумении читать на родном языке или в неискренности, слегка растерянно сощурился, вглядываясь в рукопись. — Ничего не понимаю, — пробормотал Хуан, водя над листом пальцем, но не прикасаясь к реликвии, — простите, дор Рикардо, я не могу это прочесть. — Здесь что-то недостойное прочтения или информация секретна? — осведомился я, на самом деле ничего подобного не думая, просто ответ Хуана был мне непонятен. — Нет… — Суавес кинул в мою сторону быстрый взгляд, — писано это кэналлийскими буквами, но слова непонятные, текст не имеет смысла. — Ты хочешь сказать, — до меня, наконец, дошло, — что записи зашифрованы? — Похоже на то, — кивнул управляющий. — Но, насколько мне известно, есть воспоминания и рукописи герцогов Алва изданные на Талиге, поищите то, что вас интересует в книгах. В общем, если подумать, это было понятно. Личные архивы… Кэналлийские Вороны вполне могли записывать здесь что-то не предназначавшееся для посторонних глаз. Веди я личные дневники, тоже вряд ли обрадовался бы, если бы их читал кто-то посторонний. Я вздохнул, но свитка из рук не выпустил. Книги это конечно хорошо, но рукопись стала манить меня еще сильнее. Когда Хуан, поклонившись, покинул библиотеку, я еще долго сидел, воображая себе, что же такого могло быть написано в этих свитках. И мог ли эр Рокэ прочесть дневники предков? Скорее всего мог… Мысль об эре на время вернула меня в реальность, к нашему приватному разговору. Вспомнилось такое близкое лицо Алвы, когда казалось, что он вот-вот меня поцелует. Свиток моих руках дрогнул, а на губах снова появилась неуместная улыбка, сердце забилось часто-часто — монсеньор обещал вернуться к столь волнующей теме, когда история с его заключением завершится. Закатный Альдо! Об этом можно думать целую вечность… Мечтать… О том, что мое чувство взаимно. Мне же не могло показаться? Или… Снова вернуться к рукописям, в которых я не мог ничего разобрать, было сложно, но усилием воли мне это все же удалось, несмотря на то, что мечтать о не случившемся поцелуе было куда приятнее. Я, просидев еще немного над чужими письменами, поднялся и все же разыскал на полках переводное издание мемуаров Властителей Кэналлоа, начиная с Рамиро Первого и, прочитав несколько страниц убедился в том, что это лишь сухие и обрывочные выжимки из дневников Алвы. Отчего-то, глядя на ровный и аккуратный почерк зашифрованной записи, я был уверен, что она содержит куда больше информации, чем приведено в переводе и от этого прочесть именно рукопись хотелось все сильнее. — Великий Лит… — пробормотал я досадливо, понимая, что проникнуть за мелкую вязь букв у меня не получится и осторожно провел пальцами по пергаменту. — Вот если бы узнать о чем он пишет… В этот самый миг, внутри себя я услышал голос, слегка охрипший, словно его обладатель долго и громко говорил или даже кричал, голос окрашенный кэналлийским акцентом, который вдумчиво и негромко произнес: «… Октавия, душа моя, не стоит тебе думать о тревожном, я Рамиро из Рода Алва, смогу защитить тебя и нашего неродившегося малыша от всех опасностей этого мира. Первый день осеннего ветра 399 года круга Молний». Таким вот образом, немного испуганно и сильно взволнованно, я проник туда, куда посторонним было не войти, запоздало понимая, что с помощью Лита или волей Леворукого, я проник в личное совсем не того Рамиро, которого хотел.