За грехи мои тяжкие

Пристроив лошадей в конюшню, я никак не мог выбросить из головы сцену, что имел счастье наблюдать у крыльца. Несмотря на то, что я решил не возобновлять близкой дружбы с Феншо и, поразмыслив дорогой, согласился с тем, что тот в прошлом вполне был достоин своей участи, мысль о том, что у Оскара могут быть какие бы то ни было отношения с Эстебаном, оказалось неприятной и до ужаса навязчивой. Возмущению моему не было предела. Да как это вообще возможно? И дело было даже не в том, что Эстебан являлся «навозником» и происхождение делало его не самой порядочной компанией для того, кто считал себя Человеком Чести. Нет, конечно, эти предрассудки я давно перерос. Вся соль была в том, что Оскар выбрал себе приятелем Колиньяра — задиристого щенка, который, по словам Рокэ, должен был непременно вырасти препаршивой псиной. И в этом я с монсеньором охотно соглашусь: достаточно вспомнить, как на меня накинулась свора Эстебана в темном коридоре Лаик. Да и то, в чем нас с Валентином тогда обвинял Колиньяр, очень красноречиво говорило о той пакости, из которой Эстебан был слеплен. Так что же такого в нем обнаружил Оскар, чтобы вот так рукопожатничать и улыбаться? Это открытие заставило меня злиться и чувствовать себя в какой-то мере преданным. Глупо? Невероятно! Особенно если учесть тот факт, что мне не должно было быть никакого дела как до самого Оскара, так и до того, чем и с кем он занимается. И все же я злился. И эта злость заставила меня на время забыть о притаившейся где-то поблизости племяннице губернатора, а еще о том, что я должен держаться подальше от Эстебана, дабы не быть раньше времени опознанным. Покрутившись немного по двору усадьбы, все еще пребывая в расстроенных чувствах и не найдя нигде Эмиля, но помня сказанное им: «от меня ни на шаг», я тихонько проскользнул в господский дом, который в прошлый раз успел достаточно изучить для того, чтобы не заплутать в коридорах. Здесь все было прежним. Впрочем, как могло быть по-другому? Я хорошо его помнил. Дом был пропитан мещанским, глубоко провинциальным духом, совершенно не похожим на ту атмосферу, что, к примеру, царила в строгом и, несмотря на нищету, благородном Надоре. Здесь все было пестро, разухабисто, на грани вульгарности, с видимой претензией на аристократизм. Дом мелкого чинуши, засевшего где-то на самом краю света, но в своем маленьком мирке почитавшего себя едва ли не первым лицом после короля. Тьфу… В прошлом подобные мысли меня не волновали, я вообще не думал… Я купался в лучах славы Первого маршала, тем или иным образом разделяя его дела и безделье, и валял дурака с Оскаром. Теперь все изменилось. Эр Рокэ, такой нужный и желанный, блюдя осторожность, не подпускал меня к себе на расстояние пистолетного выстрела, а Оскар… Тот, похоже, нашел се6е компанию по душе. И, наверное, поэтому старинный дом, украшенный безвкусной и аляпистой лепниной везде, где надо и где не надо, казался мне схожим с второсортным олларианским борделем, в который я как-то имел случай во времена Альдо заглянуть. Опять же — вспомнилась племянница наместника и удушливый запах туберозы. Поморщившись и окончательно приуныв, я отправился на поиски своего генерала, в душе надеясь на то, что Эмиль сейчас находится в непосредственной близости от Рокэ. Я отлично помнил, кто и где располагался на постой. Однако сейчас ситуация была несколько иная, нежели в тот раз, когда я гостил тут герцогом и оруженосцем. Вряд ли порученцу генерала выделят персональные покои и, чтобы узнать, где мне разместиться, мне снова-таки нужен был Савиньяк. Для начала я решил заглянуть в то крыло, где Рокэ и Эмиль гнездились в прошлом. Но, не дойдя до нужной мне комнаты, в которой предположительно должен был и сейчас остановиться мой генерал, я нос к носу столкнулся с тем, с кем встреча для меня была крайне нежелательна. Резко свернув за угол, я почти врезался идущего мне навстречу Эстебана. Закатный Альдо! — Простите, сударь, — слегка растерянно произнес я, наклонив голову, на которой вопреки всем писаным и неписаным законам все еще красовалась шляпа, и, сделал уверенный шаг в сторону, пропуская оруженосца генерала, как сделал бы на моем месте любой солдатик, не желавший вступать в перепалку с напыщенным благородышем. Колиньяр окинул меня высокомерным взглядом, на реплику не ответил, лишь дернул бровями, и когда я сделал шаг в нужном мне направлении, желая только одного — поскорее исчезнуть из поля его зрения, меня в спину ужалило короткое: — А ну стой! Я стараясь ни чем не выдать своей досады, остановился и движением развязного простолюдина повернулся на каблуках. Чувствуя, как правая рука сама складывается в кулак, в то самое положение, из которого удобнее всего бить в нос. Так вышло, что за всю мою бытность в прошлом этот прием использовался исключительно для Эстебана. Тот, не подозревая о том, что ему грозит, разглядывал меня с любопытством, плохо маскируемым под пренебрежение. — Да, ваша милость? — я снова склонился и сдержался, чтобы не скрипнуть зубами. Не узнать меня ему было довольно сложно, однако Эстебан отчего-то медлил. — Отчего мне твоя рожа так знакома? — спросил он, наконец, делая шаг в мою сторону. Вот ведь гнида… — Не могу знать, вашество… — хмыкнул я, копируя своих кавалеристов неловко, неуклюже вытягиваясь «в струнку» и удивленно думая, что до сих пор остаюсь не узнанным. — Ну конечно, куда уж тебе…- процедил сквозь зубы «навозник», вглядываясь в мое лицо. Я при этом едва сдерживался, чтобы не скривиться. — Как твое имя, и почему ты шатаешься по дому? Нет, вы только на него посмотрите! Я едва не фыркнул. А не много ли вы о себе полагаете, господин оруженосец Манрика? Однако ерепениться открыто было опасно. Я заставил кулак разжаться, и нехотя ответил: — Мое имя Джон Стоун, первый кавалерийский полк, я порученец генерала Савиньяка, вот… эм… — я замялся и дернул головой, — разыскиваю монсеньора. — Мда? — Эстебан насупился, сведя брови к переносице, удовлетворен ответом он явно не был: — Савиньяка, значит? — Так точно! — гаркнул я браво, понимая, что слегка переигрываю, но удержаться было сложно. Кроме того, до меня, наконец, дошло, отчего он до сих пор не верит собственным глазам. Весь Талиг знал, что герцог Окделл, которого Колиньяру так отчаянно напоминал Стоун — немой как рыба и так орать не может. — Разрешите идти? — все так же громко спросил я, немного успокоившись и надеясь, что Эстебан наконец от меня отвяжется. Однако он не торопился, стоял, вцепившись взглядом в мое лицо, и мне даже показалось, что прошептал нечто похожее на: «Невероятное сходство…». — Не разрешаю… А потом этот идиот сделал то, чего я ожидать никак не мог. Он шагнул в мою сторону и, неожиданно сильно ухватил меня пальцами за подбородок, притягивая к себе. Я шарахнулся и едва удержался, чтобы не заорать на него в привычном для себя тоне. Кулаки снова сжались, и пружина внутри меня была затянута до упора. Секунда, и Эстебан получит сполна, и на этот раз он вряд ли отделается только позорным кровотечением. Так мы и стояли. Он сжимал пальцы крепко, рассматривая мое ставшее предательски пунцовым лицо, я благоразумно терпел, понимая, что это еще один пункт в пользу не-Окделла, так как любой порядочный герцог при подобном бесчинстве уже схватился бы за оружие. Однако терпеть молча меня никто не заставлял. — Вы чой это удумали, вашество? — крикнул я, не скрывая подкатывающего бешенства. Впрочем, подобная реакция естественна для любого. Он не ответил. Молча залип глазами на моих губах, и блеск этих самых глаз мне ой как не понравился. Я помнил это выражение его лица еще с тех пор, когда меня зажали в угол в загоне, а двое друзей Эстебана заломили назад мои руки. Так глядит на свою жертву уверенный в собственной безнаказанности хищник. Вот ведь мразь! Однако больше ничего не произошло. Сквозь стучавшую в ушах кровь я не сразу услышал позади себя шаги. Зато подошедшего прекрасно разглядел Колиньяр, который изменился в лице, разжал пальцы и с испуганным видом отскочил от меня в сторону. — Как любопытно… — зазвучал рассветной музыкой насмешливый голос Рокэ у меня за спиной. — Я смотрю, отлучение от столичных удовольствий делает свое дело, господин Колиньяр. Вы так изголодались по обществу, что готовы кидаться даже на солдатню? Эстебана перекосило, но дерзить Ворону он не посмел, лишь залился краской и потупил взор. Я стоял дурак-дураком и не решался обернуться, боясь глянуть в сторону Рокэ и проклиная Колиньяра на чем стоит Лабиринт. — Господин Стоун, насколько я знаю, вас разыскивал генерал Савиньяк, — произнес маршал, обращаясь к моему горящему затылку. Он говорил спокойно, но в голосе его было вполне понятное раздражение, — у него к вам есть поручение. А потому очень советую отложить любовные дела до мирного времени и бежать исполнять приказ начальства. Подпрыгнув на месте, я резко обернулся и, ловя совершенно нечитаемый взгляд Алвы, выпалил: — Слушаюсь, господин Первый маршал! — нужно было бежать, поскорее скрыться от этих невозможных глаз, которые… смотрели совершенно безразлично, словно я действительно был лишь одним из тысячи. Вот только куда бежать-то? — Третья дверь слева, после второго поворота, — сухо подсказал Рокэ. — Благодарю, монсеньор… — вякнул я, чуть не плача и срываясь с места.