За грехи мои тяжкие

Спасающий меня обоз тронулся прочь из города на рассвете. Я сидел, мышью забившись в свой угол, боясь дышать, до тех пор, пока поскрипывая и раскачиваясь из стороны в сторону, подвода медленно не выкатилась на неровную проселочную дорогу, выбравшись за черту города. Только после этого, я, нервно вслушиваясь голоса переговаривающихся солдат из конвоя, позволил себе немного расслабиться и устроиться удобнее. Поехали… Несмотря на все приготовления и сборы, сидеть на грубом не струганном полу было более чем жестко, но хуже всего ощущалась невозможность поменять позу или просто вытянуться. Все еще стянутые тугой повязкой сломанные ребра, начали ныть спустя четверть часа моего побега. Поддерживала меня в этом неудобном и неподвижном положении лишь мысль о том, что через несколько дней, я снова увижу Рокэ… «Ради этого, — думал я, болезненно морщась, всякий раз, когда колесо подводы попадало в яму или подпрыгивало на кочке, — можно вытерпеть любые мучения». Правда протяженность и сложность предстоящего пути я представлял себе очень слабо. И все же, унывать мне было не досуг, кроме того, в первое время я ощущал тревогу, то и дело прислушиваясь к молчащей за пределами моей подводы степи. Нет ли погони? Это волнение слегка отвлекало меня от неудобства позы, не давая сосредоточиться на обступившей меня тесноте. Первые пару часов для меня самым главным было, чтобы побег остался незамеченным, а следящий за мной Манрик, как можно позже узнал о том, что вверенный его заботам юноша бесследно исчез. Рыжий генерал, конечно вряд ли станет связывать пропажу теньента Стоуна с отбывшим к рубежу обозом, так как ему ничего не было известно, о главной причине, по которой Алва велел за мной приглядывать, а так же Манрик не догадывался о моем жгучем желании снова оказаться подле маршала, но вот лекарь… Здесь мне на руку играло время отбытия. В силу моего хмурого настроения, но видя улучшение самочувствия, мэтр взял за правило осматривать меня не чаще чем раз в день, ближе к вечеру, когда, по моим расчетам, обоз, выбравшийся из города и заметно прибавивший ход, будет уже очень далеко. Станет ли старик поднимать шум? Как быстро обнаружит свой прокол Манрик, и что предпримет? Отправлять в погоню одинокого гонца опасно — степь по-прежнему кишит барсами, выделять на поиски роту, прагматичный и прижимистый генерал не станет, особенно если не с кем согласовать подобное решение, во всяком случае, мне очень хотелось в это верить. А вот думать о плохом не хотелось… Размышлять же о том, что верхом мне было бы ехать куда удобнее и приятнее, несмотря на все еще не идеальное состояние, я себе запретил, вместо этого позволив вытянуть ноги, но, не рискуя выбраться из-под душной, плохо пропускающей воздух накидки, и даже немного задремал, утомленным ночным бдением и тряской. Тревожно и без, лайе Лите, без сновидений. Когда я проснулся, и, задыхаясь от жары, выбрался из-под своей маскировки, то обнаружил яркий солнечный свет, бьющий в прорехи в парусине, которой была обтянута подвода. Утирая текущий по лицу пот, я пришел к выводу, что проспал до полудня, если не дольше. И, вот этому можно было радоваться. До сих пор я следовал в сторону гор, и ни одна посланная рыжим Манриком тварь нас не настигла. Выпив глоток припасенной воды, немного размяв затекшие плечи, я прислушался к тому, что происходит снаружи… Если не брать в расчет скрип подводы, ничего дельного мне услышать не удалось. Снаружи была такая же жара, как и внутри, сопровождающие обоз солдаты были не слишком разговорчивы, впереди их ожидал длинный и нелегкий путь, ехали молча, лошади, трусившие по мягкой земле, двигались тоже бесшумно… Отряд продвигался монотонно, остановившись лишь раз, да и то ближе к вечеру. Разбивать лагерь, не стали, просто дав немного передохнуть лошадям, тронулись дальше. В этот раз я услышал, как негромко разговаривают проходящие мимо подводы солдаты, обсуждая приказ капитана ехать всю ночь. Задумывая побег, я даже предположить не мог, насколько непросто будет даваться мне это путешествие. Нестерпимо хотелось подняться и выбраться наружу, чтобы глотнуть ставшего много прохладней степного воздуха, который не мог просочиться в плотно закрытую подводу, ну или на худой конец просто подняться в полный рост, позволяя себе расправить и размять все то, что совершенно закаменело. Однако то было слишком рискованно, я мог обнаружить себя неосторожным движением, а потому самым верным было оставаться как есть, моля Лита о положенной мне по крови твердости. Терпи, Ричард — Повелитель Скал, и воздастся тебе по заслугам… Я закрыл глаза и, принялся думать о Рокэ. Не о том, конечно, как будет недоволен маршал, когда поймет, что я нарушил его волю и покинул Тронко, о таком думать было необязательно, тем более, я составил для себя список аргументов, которые намеревался привести маршалу в оправдание своего поступка, но все это потом, а сейчас, трясясь в ползущей по скверной дороге подводе, я мечтал о теплых губах моего Росио, о ласковом взгляде синих, как небо глаз, о любящих руках. И мечты эти несколько украсили эту тряску в непроглядной тьме, расслабляя меня и… Кажется, я снова уснул… Следующий день был похож на предыдущий, за ним со скоростью улитки, потянулся еще один… Та же тряска, раскаленный воздух и почти закончившиеся запасы воды. Я, изможденный, потряс опустевшую флягу и, опрокинув ее в рот, поймал последние капли… Интересно достаточно ли далеко мы отъехали от Тронко, чтобы обнаружить себя? С одной стороны за три дня обоз должен был почти пересечь степь и возвращать меня под надзор Манрика уже никто не стал бы, но с другой… Знать бы, сколько осталось до лагеря, вдруг мы уже находимся на подъезде и можно потерпеть еще немного? Я обессиленно откинулся назад, терпеть сил почти не осталось, и вот когда я уже почти созрел оставить свое душное и опостылевшее убежище, явив себя сопровождающим обоз солдатам, снаружи послышался какой-то шум и взволнованные крики. Я напрягся, взволнованно вслушиваясь в далекое гиканье, которое перемежалось с пронзительными звуками выстрелов. Сообразить, что происходит, особого труда не составило: даже не выглядывая наружу, я с ужасом понял, что на нас напали рыщущие по степи бириссцы. Седые сильные воины, подобные степным духам: быстрые, неуловимые и, если мне не изменяет память — невероятно жестокие. Закатный Альдо! Вот только этого мне сейчас не хватало!