За грехи мои тяжкие

— Все плохо, плохо, плохо… — причитал я несколько часов к ряду, трясясь в седле одного из бирисских головорезов, связанный по рукам, и время от времени выпадая из сознания. Но хуже отвратительного самочувствия была мысль о том, что о моей глупости (о, теперь я почти жалел о том, что не послушался любимого и не остался сидеть в Тронко!) узнает Рокэ. Мало того, если эти твари потребуют от Первого маршала сложить оружие в обмен на сохранение жизни его любовника, чем дело может закончится, даже подумать страшно. Лучше бы мне было умереть от удара бирисского меча. Безболезненно, молниеносно, бесславно… Да шут с ней, со славой… Главное, я бы не подверг жизнь Рокэ опасности — опять… Вспомнилось, как маршал, не задумываясь, прикрыл меня в аббатстве, принимая на себя удар разъяренной и униженной королевы. Как позволил запереть себя в Багерлее… Великий Ли-и-и-ит… Я, дойдя до фактического отчаяния, несколько раз пытался вывалиться из вражеского седла в надежде свернуть себе при падении шею, но стороживший меня «барс» на корню пресёк мои смешные трепыхания, дёрнув так, что слегка поджившие повреждения, и без того растревоженные долгой скачкой, заныли с прежней силой. Они скакали без остановки — проклятые твари, словно покинувшие пекло Заката, неслись, понукая своих низкорослых лошадей и не зная устали. Они не разговаривали со мной, перекрикиваясь на своем гортанном страшном наречии, иногда гоготали, поглядывая в мою сторону и наверняка обсуждая какую-нибудь мерзость. Огрызаться и реагировать не было ни сил, ни смысла. Я просто закрыл глаза, мечтая сдохнуть, чтобы не быть угрозой для моего маршала, но мой великий предок не спешил содействовать исполнению этой моей мечты. Горы неумолимо приближались, делаясь различимыми и грозными, заслоняя собой почти весь горизонт. И это тоже было плохо, очень плохо… На закате что-то поменялось. К схватившему меня отряду добавились ещё несколько человек, вероятно, принесших какие-то новости. «Барсы» заметно оживились и, остановившись, начали что-то планировать, потрясывая оружием и радостно гикая. О том, что это могло значить, мне оставалось только гадать. Ясно было только то, что ничем хорошим для меня это обернуться не могло. Ситуация разъяснилась скоро. В круговерти последних событий я совершенно позабыл о той глупости, которую в моем прошлом совершил Оскар, пойдя против прямого приказа Рокэ. И сейчас, сидя едва живой в седле одного из врагов, я получил сомнительное удовольствие наблюдать разыгрывающуюся мистерию своими глазами. Отряд, возглавляемый Оскаром, устроившись на короткий отдых, окружали тихо. Везущий меня воин предусмотрительно зажал мне рот сильной рукой — на случай, если мне вдруг захочется поднять крик и предупредить потерявших страх и бдительность талигойцев. Мне, конечно, очень хотелось крикнуть, чтобы беспечные люди генерала Феншо встрепенулись и не позволили врагу застать себя врасплох, но кроме удерживающего меня барса поднять крик мне не позволило внезапное осознание того, что где-то рядом сейчас притаился наблюдающий за ними Рокэ… О, несуществующий Создатель, как же сложно все выходило! И что делать? Нужно ли мешать тому, что было предначертано? Оскар упрямо повторял свою судьбу, которую мне хотелось подправить. Я давно простил Феншо дружбу с Колиньяром и, более того, обязан был ему жизнью. Но сейчас изменить что-либо я было не в силах, так как нарушение приказа уже свершилось. В том, что Рокэ снова выполнит свою угрозу, я совершенно не сомневался, вот только будет ли все хорошо с самим Рокэ? Сейчас у «барсов» в рукаве был припрятан козырный туз в моем лице. И я, дурак, проживающий эти события повторно, в который раз являл собой угрозу тому, кого любил больше жизни. Да что с этим миром не так? Барсы заорали, налетая на лагерь Оскара, расстреливая и рубя растерянных солдат. Я из последних сил пытался вырваться, однако удерживающему меня варвару было совершенно начхать на мои попытки: он легко прижимал меня к себе, не забывая оглушительно гикать и косить мечом все, что попадалось ему на пути. Крики, перекошенные ужасом лица не ожидавших нападения солдат, растоптанные конями костры, которые люди Оскара имели глупость развести, запах смерти, в считанные мгновения накрывший поляну… И смыкавшийся вокруг поля боя круг из тёмных теней под командованием Рокэ. Я, несмотря на ужас, творившийся вокруг, знал, чего ожидать и куда смотреть… Все закончилось быстро. Отряд маршала накрыл разошедшихся «барсов», и когда победа кэналлийского гения была уже так близко, а метавшиеся в кольце барсы, численность которых значительно уступала людям Рокэ, оказались разбиты, настала моя очередь спутать любимому все карты. Стороживший меня барс, довольно быстро осознав происходящее, выругался, спрыгнул с коня, грубо таща меня за собой, и, прижимая к моему горлу свой окровавленный меч громко, зычно, на чистейшем и правильном талиг закричал: —  Смотри сюда, кэналлийский ублюдок! Алва, сын бешеной собаки! Подойди, у меня для тебя есть подарок! Все вокруг стихло. Неожиданно и страшно. —  Огня мне! - услышал я из темноты голос, от которого отчаянно захотелось взвыть. Насмешливый, властный, негромкий, но при этом полный силы и уверенности в победе. Он еще не знал, только шел на брошенный вызов. Кто-то из кэналлийцев подал Рокэ факел и тот неспешно двинулся в сторону наглого барса, который посмел открыть на него рот. Я цеплялся глазами за любимый силуэт, и цепенел в ожидании развязки. Хотелось кричать ему, срывая голос, чтобы предупредить, но сил хватало лишь на сиплый, невнятный шепот: «Нет, Рокэ, нет…» —  У тебя есть что мне сказать? — спросил Рокэ, выходя на линию полной видимости и… встречаясь со мной взглядом. Он остановился, каменея лицом на долю секунды, на мимолетный взмах ресниц, на целую вечность вспыхнувшей в синих глазах страшной ярости, или, может, мне это лишь показалось, и то был отблеск пылающего в его руке факела? —  У меня есть кое-что, принадлежащее тебе, - отозвался барс, хватая меня за волосы, и болезненно запрокидывая голову, сильнее обнажая шею и прижимая к ней острую кромку меча. — Этот недоносок утверждает, что является Ричардом Окделлом, смазливой бессовестной тварью, которую по достигшим гор слухам ты сделал своей шлюхой. Говорят, что мальчишка лишил тебя рассудка и ради него ты не побоялся даже сесть за решетку. Так что скажешь, Алва? Рокэ больше не смотрел на меня. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным, словно сказанное барсом его совершенно не волновало. Он пожал плечами, вынимая из-за пояса пистолет, а потом, каждым своим словом вонзая в мою душу кинжал, ответил так, как я даже не смел надеяться: —  Он солгал тебе. Я впервые вижу этого заморыша. — Совершенно холодный взгляд синих глаз равнодушно скользнул по моему лицу, на губах застыла насмешка.— Ты ошибся, барс. Тот, ради кого я не побоялся попасть за решетку, надежно укрыт от всяких бед за стенами моего фамильного особняка. —  Я убью его, — занервничал барс, сильнее дергая меня за волосы, — одно движение, крыса, и твой любовник отбудет к праотцам! —  Не утруждай себя, не выношу самозванцев, — фыркнул Рокэ лениво, поднимая пистолет, направляя его мне в грудь и не оставляя мне времени ни на ужас, ни на мольбы, которых все равно он не услышал бы, ни на вскрик. Выстрелил, обжигая болью и наконец удовлетворяя все мои просьбы о смерти, направленные Великому Литу.