За грехи мои тяжкие

—  Идиот, какой же невозможный идиот! —  Думаешь, с ним будет всё хорошо? —  Ничего с ним хорошо не будет, с неслухом этим! Я прибью его в тот самый момент, когда он очнётся! — приглушенный любимый голос резонировал таким раздражением, что охота открывать глаза у меня полностью отпала. —  Умоляю, Росио, — нервно хмыкнули голосом Эмиля, — нужно быть снисходительным к влюблённому до потери пульса мальчику. Я предупреждал, что дело плохо закончится. Не нужно было оставлять его в Тронко. Спасибо, эр Эмиль! Я едва не всхлипнул от этой неожиданной поддержки, окончательно приходя в себя. Что это вообще было? Заторможенные и вялые мысли с трудом возвращали меня к последнему моменту, который мне удалось припомнить. Ночь. Степь. Прижатый к моему горлу меч «барса» и ледяной взгляд стреляющего мне в грудь Рокэ… Я едва удержался, чтобы не дёрнуться, ощупывая то место, куда должна была попасть пуля Рокэ, прислушиваясь к себе и изучая окружающую обстановку. Я лежал на мягком. Пахло до боли привычно: хорошо выделанной кожей, горящим в жаровне деревом, дымом, крепкой выпивкой, перегарным духом и мужским потом… Однако внутри меня ощущения были так себе: по-прежнему ныли переломанные Колиньяром ребра, голова гудела, но скорее от напряжения; хотелось реветь от обиды, но вместе с тем хотелось кинуться на грудь своему маршалу и умолять его простить дурака такого — в общем, сумбур полный, но не более того. Огнестрельного ранения не ощущалось совершенно. А может я уже на пороге Лабиринта… Впрочем, стоп, мы это уже проходили… Ледяную безвкусную пустоту Лабиринта никак нельзя спутать с хорошо знакомой мне своими запахами походной палаткой монсеньора. —  Я стремился уберечь его, — прорычал Рокэ, — хотел оградить от собственного проклятия, но, похоже, это так не работает. Подумать только, он умудрился сделаться мишенью даже для «барсов», Эмиль! Дикари смогли без особого труда вычислить и ударить по моей самой болевой точке. Причем наотмашь, нагло, метя в единственное, что для меня на этом свете дорого! Я задохнулся, вслушиваясь в дрожащий яростью голос. Я растекался от блаженства, слушая признания, которые для меня предназначены не были. Болевая точка, так вот чем я был для него — единственное, что дорого… —  Вообрази, что я ощутил в тот момент… — голос Рокэ сорвался, вызывая у меня дрожь во всем теле. Роскошный бархатный баритон походил сейчас больше на глухое карканье, обнажая душу, демонстрируя, как непросто было ему произносить каждое следующее слово:  — Когда увидел его… Измученного, избитого, едва живого и находящегося на один выдох от смерти… —  Не могу даже представить, — искренне выдохнул Эмиль. —  И правильно, это невозможно выразить словами, — прошипел Рокэ так, словно кто-то плеснул ему на открытую рану касерой, — хуже было только когда я вышел на линию с… Эгмонтом. — Всё обошлось… —  Квальдето цера! Сколько раз это ещё повторится? Сколько он будет балансировать на грани? И что мне делать, Эмиль?! Я наивно надеялся, что, оставляя его, спасаю от чужого злого взгляда, от удара в спину… Будут бить по мне, а уничтожат его. Я это уже проходил… Не желаю больше! —  Ты должен был спросить его, нуждается ли он в таком спасении? — мягко возразил Эмиль, рождая в моем сердце еще одну волну благодарности — золотой человек, честное слово. Рокэ раздраженно фыркнул, звякнул стаканом… Где-то рядом забулькала разливаемая в стекло касера. —  Просто позволь ему быть рядом, Росио, — продолжил Савиньяк свою мысль, и, слушая его, я в который раз едва не всхлипнул, выдавая себя, — не отсылай, не отпускай… Никто не справится с его защитой лучше, чем ты, что, собственно, было сегодня блестяще продемонстрировано. Я был уверен, что парню конец… —  Это просто удача, — выдохнул тяжело Рокэ, — при другом раскладе я вынужден был бы сдаться, ползать на коленях и жрать землю, если б велели — всё, что угодно, лишь бы сохранить ему жизнь. Внутри меня всё оцепенело. Слушая его, я получил подтверждение всем своим страхам. Выходило, что не наткнись укравший меня отряд бирисцев на глупую вылазку Оскара и не пойди Рокэ за ним следом — при любых других обстоятельствах ситуация могла оказаться патовой. И он пожертвовал бы собой, спасая меня. Но разве смог бы я после этого спокойно жить? Сомневаюсь… —  Так пусть эта удача не отходит от тебя, — гнул свою линию Эмиль, — не будь дураком, друг мой, держи то, что тебе дорого ближе к сердцу. —  Я не знаю, что делать. —  Отпусти ситуацию и плыви по течению. — О, мой дорогой, в тебе точно нет ничего от Рафиано: вся хитрость и мудрость достались Лионелю, — невесело отозвался Рокэ… —  И всё же я прав, — легонько звякнули друг об друга стаканы… —  Возможно, — нехотя согласился Рокэ. —  Вот и славно. —  Но я всё равно убью его, как только очухается… —  Да, хотел спросить, отчего он до сих пор не пришел в себя? — отводя от меня грозу, поинтересовался Эмиль. — Я вообще поначалу решил, что ты зацепил и его, когда он падать начал вместе с пристреленным «барсом». —  Не напоминай, - фыркнул Рокэ, надолго умолкая. Легонько стукнул стакан о дерево столешницы. Скрипнуло кресло. И спустя пару мгновений я ощутил на своем лице горячее, остро пахнущее касерой дыхание и, вопреки демонстрируемой всему миру злости, нежнейшее прикосновение дрожащей руки к моим грязным и спутанным волосам.